Кажется, Раф начинает догадываться, что для девчонки вполне нормальным кажется тот ход событий, при котором фраза "я вернуть завтра" теряет свою значимость и плавно растворяется в обыденности, позволяя хозяйке вернуться отнюдь не на следующий деть, а где-нибудь через пару-тройку. А ведь она все еще ничего не обещала, но Рафаэлю от этого легче вовсе не становится.
Вечером того же дня, когда Лис покинула пределы номера, испанец ее справедливо не дождался, потому что предупреждала, что могут появиться какие-то трудности, с которым обязательно справится, потому что справляется всегда. Испанец наивно поверил и кивнул, поцеловал на прощание и проводил удовлетворенным взглядом, а потом на два с половиной часа ушел в спортивный зал, где не только продуктивно позанимался, но и сфотографировался с небольшой группой детей, весело играющей в какую-то незамысловатую игру. Вернувшись, он принял душ и завалился на диван, вытянулся и сунул под подушку руки, уткнулся в нее носом и даже не заметил, как заснул под честный для ситкомов закадровый смех.
Удивительно, но и без сопящей под боком девчонки Рафаэль проспал аж до десяти утра, а проснулся от того, что в дверь кто-то ненавязчиво постукивал. Первым делом он подумал, что вернулась Лис, но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась, ведь девчонка, помнится, завалилась в его номер без застенчивого стука. Подтверждением собственной догадки стала молодая официантка, прикатившая испанцу запоздалый завтрак, - именно ее Рафаэль обнаружил за дверью. Она извинилась и смущенно улыбнулась, когда испанец поблагодарил за беспокойство и пропустил в номер. Поставив поднос на журнальный столик и зачем-то извинившись снова - наверное, того требуют правила - она ушла, оставив Рафаэля один на один с мыслями и неизменными "Друзьями" на экране.
День проходит медленно и лениво. Вместо трех тренировок испанец спускается в зал всего лишь раз, а остальное время бездумно залипает в телевизор, но смотрит уже не "Друзей", а марафон каких-то второсортных боевиков. В первом часу ночи он вновь засыпает на диване, а в половине пятого просыпается от того, что из-за неудобной позы плечо начинает неприятно ныть. Больше он заснуть не может. Приняв душ и прихватив с собой форму с двадцать вторым номером, Рафаэль уходит в зал и проводит там аж до девяти часов утра. Измотанный и уставший, он не находит в себе сил даже на короткий душ, поэтому валится на диван и тут же засыпает.
Спит долго и крепко, и даже телефонный звонок от оператора не слышит.
А Лис так и не вернулась.
Ни в тот день. Ни на следующий.
Суарес не приходит в неописуемый восторг не только от того, что девчонка решила забить на него и не подавать признаков жизни, но еще и от того, что все былые тревоги и знакомая нервозность вернулись, но стали еще более ощутимыми, словно за это время успели приумножиться, а потом дождались момента, чтобы ударить по расслабленному сознанию посильнее. Суарес злится на себя, потому что допустил подобное, потому что позволил себе слабость в отношении Лис, не стал избегать мысли о симпатии, а поддался и принял. За это, видимо, и поплатился. Суарес злится на обстоятельства, которые тяжелой кувалдой стучат по наковальне, болезненным звоном врезаясь в виски и не менее болезненной мыслью выжигаясь в сознании. Он честно думает о том, что девчонка попросту решила воспользоваться моментом, а когда получила желаемое - исчезла со всех радаров. По понятным причинам Суарес злится и на нее.
Странно, но в то же время где-то на периферии сознания теплятся мысли о том, что все не настолько печально, что у девчонки просто появились какие-то неотложные дела, из-за которых вернуться на следующий день после ухода просто не получилось. Рафу хочется верить, что в Лис он не ошибся, что она не преследовала цели переспать с известным футболистом и забить, ведь те дни, что они провели вместе - приятно и комфортно провели, стоит отметить - говорят о взаимной симпатии. Она слишком тесно прижималась к мужскому телу, слишком мягко целовала и слишком мило ластилась перед просмотром очередной серии. Она делала все слишком искренне для того, чтобы у испанца оставались сомнения.
Или, быть может, он просто плохо разбирается в людях.
Если говорить откровенно, то от подобных мыслей проще не становится. Хуже - да, потому что к бесконечной волне переживаний за Торреса подключилось еще и переживание за Лис. У нее ведь, если так посудить, нет запрета на какую бы то ни было связь; она ведь, раз уж на то пошло, вполне могла дать испанцу знать, мол, со мной все хорошо, не беспокойся, просто задержусь. Но ничего подобного не случилось - и это злило еще сильнее. Это распаляло негативные эмоции, пуская по венам раскаленное раздражение, которое выражалось в каждом действии: Раф разбил кружку, когда развернулся немного резче, чем то требовалось, и задел ее тыльной стороной ладони, смахнув со стола; порезал палец, когда делал себе бутерброд; обжегся о вторую кружку, наполненную горячим кофе, отчего впоследствии разбил и ее.
Он даже официантке, приносящей еду, перестал улыбаться, вместо этого благодарил сухим кивком и поднос забирал прямо с порога, не позволяя пройти в номер. И в зал в этот день он не спускается вовсе.
***
Съехав по спинке в самый угол дивана, Раф оставляет одну ногу согнутой, вторую вытягивает вдоль сидения, а руку уводит вверх и предплечьем роняет на макушку. Поджатые губы и непроизвольно сдвинутые к переносице брови - привычное для последних суток выражение лица. Взгляд безынтересно утыкается в телевизор, но мозг напрочь отказывает воспринимать какую-либо информацию, - Раф моргает лениво и медленно, потому что спал, по обыкновению своему, всего лишь три с половиной часа. Сейчас почти десять утра, а проснулся он двадцать минут назад. Чем занимался всю ночь? Не помнит, если честно. Не хотел запоминать.
Знаете, иногда бывает такое состояние, когда спать хочется дико, но как бы ты не пытался - уснуть не можешь? У испанца сейчас та же проблема.
Через десять минут Раф, взмахнувший головой и потерший глаза указательным и большим пальцами, на выдохе подается вперед и выпрямляется, поднимается и уходит в сторону кухни. Кофемашина отзывается приветливым сигналом, оповещая о том, что напиток скоро будет готов, а Раф топает к холодильнику и достается оттуда сыр. Бутерброд и кофе - то, что ему сейчас чертовски не хватает.
А вот та, которой ему не хватало точно так же, появляется свойственно неожиданно, причем делает этот так, словно ничего особенного не произошло, словно все так, как должно быть. Суаресу не нравится. Суарес не привык к такому отношению, поэтому вместо поцелуя, который был бы обязательно - и не только он - вернись девчонка на пару дней раньше, хавбек поворачивает голову, окидывает Лис коротким взглядом и отворачивается, доделывая бутерброд. Через секунду он с самым невозмутимым видом подходит к девчонке, но делает это для лишь того, чтобы налить себе кофе. Все это сопровождается гробовым молчанием. Зажав бутерброд зубами, Суарес разворачивается и забирает кружку, цепляется взглядом за девчонку, но тут же отворачивается и так же молча возвращается в гостиную.
Она явно не понимает, почему испанец ничего не говорит и держится отстранено и холодно, так, словно ее здесь вовсе нет. И она появляется в поле зрения, когда Раф садится на диван, закидывает ноги на журнальный стол и принимается интенсивно пережевывать откушенный бутерброд, роняя крошки на темную футболку с бирюзовыми линиями и двадцать вторым номером.
- Как погуляла? - он спрашивает не потому, что интересно, а просто для того, чтобы перестать слушать эту давящую тишину, повисшую в воздухе острым напряжением. Даже бубнящий на фоне телевизор не помогает разрядить обстановки.
Раф на нее не смотрит, словно происходящее на экране его интересует больше.
Возможно, так оно и есть.

Забавные моменты, происходящие в сериале и сопровождающиеся веселым закадровым смехом, вовсе не вяжутся с обстановкой, воцарившейся в номере отеля. Точно так же не вяжутся, как и с настроением Рафаэля, которое оставляет желать лучшего.
Испанец не понимает, на что именно злится, а потому злится еще сильнее, хотя внешне никаким образом этого не показывает, продолжая с каменным лицом наблюдать за происходящим на широком экране плазмы, пережевывать бутерброд и изредка прикладываться губами к горячему краю кружки, делая короткие глотки крепкого черного кофе.
И Рафаэль знает прекрасно, что подобное состояние ничего хорошего не предвещает. Он знает себя двадцать шесть лет, потому с уверенностью может сказать главное: внешне наигранное спокойствие, приправленное абсолютно безразличным отношением к чему бы то ни было, в конечном итоге приводит к самым неприятным последствиям. Человек не может быть спокойным и сдержанным постоянно, не может из раза в раз перекручивать и пережевывать, перемалывать мысли и игнорировать чувства. Человек может умело оттягивать неизбежное и наивно верить, что все сойдет на нет, но в конце концов сдается и прогибается, поддается и ломает не только дрова, но и целые леса. Эмоции и чувства, мысли и тревоги - все это никуда не исчезает, не стирается и не размывается под воздействием времени, как многие думают. Все это лишь копится, накладывается друг на друга, переплетается и смешивается, становясь убойным коктейлем, который рано или поздно переполняет чашу терпения.
И случается взрыв, под ударную волну которого попадают все, кто находится в непосредственной близости. Виноватый или нет, случайный прохожий или близкий человек - все это не имеет никакого значения, потому как достанется в равной степени всем.
А когда ко всему прочему добавляется еще и не самый покладистый и мирный характер, приправленный горячим испанским темпераментом... в общем, хорошего мало.
Рафаэль, который для многих кажется весьма спокойным и рассудительным, сдержанным и умело сводящим внутриигровые конфликты на нет - не всегда, но зачастую - в повседневной жизни, к сожалению, похвастаться теми же качествами вовсе не может. Да и на матчах, раз уж на то пошло, он с тем же успехом демонстрирует грубость, иногда нарочно применяет силу, за что получает желтые карточки, и периодически любит поспорить с судьей, что в итоге ничем хорошим так же не заканчивается. Он делает это не так часто, как другие игроки, но все-таки делает. Наверное, именно грубой игрой Рафаэль предпочитает выбивать из себя негативные эмоции, а уже потом, когда звучит финальный свисток и команды отправляются в раздевалки, с сожалением обнаруживает, что такая тактика хоть и помогает, но делает это крайне плохо.
Рафаэль не может отыскать золотую середину, не может научиться избавляться от негатива сразу же, потому копит и складирует в самых дальних углах сознания.
А потом все это выплескивается наружу, сдетонировав от ситуации, которая с виду кажется незначительной и легкоразрешаемой.
До этого момента испанцу удавалось отвлекаться, потому что родные стены Сантьяго Бернабеу отвлекали точно так же, как товарищи по команде, с которыми хавбек конфликтовал слишком редко для того, чтобы обзавестись дурной славой. До этого момента испанец не нуждался в альтернативных вариантах, поэтому пускал все на самотек.
А последние дни, проведенные без девчонки, Суарес находился один на один с мыслями и с растущим раздражением, с переживаниями, которые действительно приумножились, потому что не только Торрес прохлаждался в местной тюрьме, но и Лис гуляла непонятно где. Беспокойство переквалифицировалась в злость слишком быстро, а возможности спустить пар не предоставилось. Суарес, никогда в подобные ситуации не попадавший, альтернативы искать даже не думал.
Именно поэтому, наверное, сейчас он предпочитает игнорировать девчонку, искренне считая, что так будет лучше не только для нее, но и для него. Так он не наговорит ей обидных и неприятных вещей, которые говорить не имеет права вовсе, ведь она ему, раз уж на то пошло, ни жена, ни девушка, ни подруга даже. Она - тот человек, который помог без каких-либо оговорок, который вытянул из болота и позволил сделать вдох полной грудью.
А потом толкнул в болото еще более глубокое, при этом, кажется, даже не подозревая о сделанном. Злость принимает все более закономерные очертания, а поведение Лис лишь подливает масла в огонь. Она выглядит так, словно ничего не случилось, словно все, что происходит - нечто само собой разумеющееся.
Нет. Рафаэля такой расклад не устраивает.
- Бывало и лучше. Мне разбили бровь; спасибо, что не лицо. Было бы не круто заявиться к тебе с окровавленной физиономией, особенно ночью, - на его лице появляется кривая усмешка. Он на мгновение перестает жевать и хмыкает, но головы в ее сторону не поворачивает. Забавно. - Еще я обожгла язык, когда пила кофе. Забыла, что это кофе, думала – сок. А у тебя какие новости? Произошло что-нибудь интересное в твоем маленьком отельном царстве, пока меня не было?
Рафаэль игнорирует ее вопросы и следующие несколько минут молчит. Он доедает бутерброд, запивая его медленно остывающим кофе, а потом вдруг тихо смеется, когда на экране показывают что-то забавное. Он делает все это так, будто нет в комнате этого давящего напряжения, будто не было и последних дней, а Лис никуда не уходила.
От этого, наверное, еще хуже.
Через секунду смех стихает, а испанец вновь становится холодным и отстраненным, вновь хмурит брови и поджимает губы. Потом он подается чуть вперед, отряхивает футболку, на которой осели редкие хлебные крошки, и ставит стакан на журнальный столик. За все это время он ни разу на девчонку не взглянул.
"Было бы не круто заявиться к тебе с окровавленной физиономией" - проскальзывает в голове, отчего Раф становится еще мрачнее. Упершись ладонями в колени, он на выдохе поднимается и выпрямляется, делает несколько шагов в сторону и запускает пятерню в растрепанные волосы, приглаживает их, а взглядом бездумным и все таким же раздраженным проскальзывает по всему, что находится в поле зрения. И останавливается на Лис - такой расслабленной и беспечной, такой спокойной и будто довольной.
Он не разделяет ее состояния.
- А заявиться ко мне после трех дней отсутствия, при этом ни разу не подав ни единого признака жизни? Как? Это, по-твоему, круто? Или все-таки не дотягивает? Могла бы тогда еще на пару дней задержаться, я ведь все равно никуда не денусь. - рука непроизвольно сжимается в кулак, а голос с каждым новым словом становится громче. И злее. - Я ведь заперт в этом гребанном отеле, в этом остопиздевшем номере! Куда я денусь, правда?! - Раф усмехается и поворачивается боком, свободной ладонью проводит по лицу, а потом слегка давит пальцами на веки, словно таким образом старается успокоиться. Не получается, если честно.
- Зачем ты вернулась? - спрашивает чуть тише, после чего делает глубокий вдох и шумно выдыхает. - Нашла себе игрушку, на которую можно в любой момент забить, а когда снова появится желание - вернуться? Прости, девочка, но это вряд ли. Я в такие игры не играю и подписываться на такое не собираюсь. - фыркнув, Раф поворачивает голову и смотрит на Лис уже не столько озлобленным взглядом, сколько потерянным и разочарованным. Он доверился ей, позволив допустить мысль о возможной симпатии. За это и поплатился вот таким наплевательским отношением. Испанец слишком привык быть в центре внимания, потому справедливо тяжело переносит моменты, когда это самое внимание, пусть даже со стороны одной единственной девушки, а не толпы фанаток, вдруг отнимают.
Ему и без того не сладко приходится.
Качнув головой, Раф снова выдыхает и уже более спокойно кивает на дверь, мол, можешь идти и дальше развлекаться. Сам он, подхватив пуль и выключив плазму, разворачивается и уходит в сторону спальни, где садится на край кровати, сутулится и, упершись локтями в колени, зарывается пальцами в волосах.

Отредактировано Raphael Suarez (14.08.2018 10:22:53)

По наполовину зашторенному окну барабанит дождь, на который испанец обращает внимание лишь спустя несколько долгих секунд. Он продолжает сидеть в том же положении: сгорбившись и ссутулившись, упершись локтями в колени и зарывшись пальцами в волосы на затылке, которые не то сжимает, не то гладит. Ему просто необходимо делать хоть что-нибудь, чтобы в конечном итоге не сойти от всего этого дерьма с ума. Именно поэтому, наверное, Рафаэль так отчаянно цепляется за завывающий по ту сторону окна ветер, за скрежет царапающих стекло кривых веток со стремительно желтеющей листвой, за неровную мелодию стучащего по разным поверхностям дождя.
Рафаэлю подобная погода никогда не нравилась. Особенно не нравилась в те моменты, когда раздражающаяся ливнями и ветром погода сопровождает тренировки или матчи, из-за чего сил тратилось во стократ больше. Это не так страшно - скорее, даже весело - когда приходилось тренироваться, потому что вымокшие насквозь волосы - повод подколоть Торреса, ворчащего и с незавидной частотой поправляющего испорченную влагой челку; случайно проехавшаяся по мокрому газону нога, отчего кому-то довелось свалиться на спину и промокнуть еще больше - повод подурачиться, кучей навалившись на товарища сверху и устроив импровизированный бой. Но мало приятного, когда все то же самое происходит во время матча, когда необходима не только концентрация, но и устойчивость, когда приходится следить не только за мячом, соперниками и товарищами по команде, но и за ногами, которые то и дело пытаются разъехаться в разные стороны.
Рафаэль не питает особой любви к сырой и мрачной погоде, но конкретно сейчас дождливой дробью пытается вытеснить из головы неприятные мысли, все еще не до конца сошедшую на нет злость, разочарование и обиду. Он вслушивается в любой посторонний шум, цепляется за любую возможность, но каждый раз натыкается на одно и то же: раздражение. Пальцы сжимают волосы на затылки сильнее, когда сдавленный выдох срывается с приоткрытых губ, после чего Рафаэль шумно втягивает носом воздух и зачем-то на несколько секунд задерживает дыхание.
Он честно хочет, чтобы все это поскорее закончилось. Он хочет, чтобы аэропорт Мадрид-Барахас встретил своей привычной суетой и огромным количеством людей; хочет сойти с трапа, естественно, не один, а в компании ворчащего Торреса, который обязательно бы плелся позади и говорил о том, что кто-то снова не дал ему поспать; хочет вернуться домой, отдохнуть и выспаться, а на следующий день поехать вместе с другом на Сантьяго Бернабеу, где товарищи по команде обязательно встретят радостными криками и крепкими объятиями; хочется выйти на поле под гул болельщиков, искренне радующихся возвращению любимых игроков, а потом выиграть очередной матч и снова ощутить этот ни с чем не сравнимый вкус победы.
Рафаэль хочет вернуться в Испании и наконец-таки забыть обо всем, словно о страшном, продолжительном и дьявольски изматывающем сне.
Но все эти желания разбиваются о суровую реальность, в которой есть барабанящий по окнам дождь, завывающий ветер и отель, из которого хавбека никто не планирует выпускать в ближайшее время.
А еще есть девчонка, которая, вопреки ожиданиям Суареса, не покидает пределов номера. Вместо этого она проходит в спальню и опускается рядом с испанцем, медлит несколько секунд, а затем пододвигается ближе и кладет голову на плечо. От подобного действия Раф едва заметно вздрагивает, но положения не меняет. Даже головы не поднимает, продолжая сидеть и бестолково сверлить взглядом собственные ступни.
В любой другой ситуации девчонка вряд ли отделалась бы непродолжительной, но весьма пылкой речью со стороны раздраженного испанца, потому что раздраженный испанец, под воздействием эмоций не способный вовремя остановиться, скорее наговорит уйму не самых приятных слов, разобьет что-нибудь, а потом наговорит еще больше, чем спустит все на тормозах и просто уйдет. Сейчас Рафаэль и без того слишком уставший, слишком измученный и запутавшийся, поэтому тратить лишние силы на ругань не просто не хочет, но и не может. Зачем? Девчонке, кажется, совершенно ровно на все происходящее, раз обещание вернуться на следующий день, а в конечном итоге явиться через три - вполне нормальный ход событий, ничего толком не значащий, а потому без труда игнорируемый.
Несколько минут они сидят молча.
Несколько минут тянутся медленно и тяжело, высверливая в висках отверстия и ввинчивая в них ржавые болты, отчего голова начинает болеть. Рафаэль успел привыкнуть к тому, что именно головная боль стала частой гостьей.
- Я не хотела, чтобы ты переживал, я даже не подумала, что ты будешь переживать. Мне незнакомо чувство, когда за меня беспокоятся. Правда, - подает голос Лис, заставив испанца тихо фыркнуть. Он хочет ей верить, но не может, потому что обида и разочарование слишком крепко въелись в сознание, не позволяя трезво оценивать ситуацию. Лис говорит нужные вещи, но Раф лишь путается, потому что не может разобраться в собственных чувствах и эмоциях. Лис слегка подталкивает его, и испанец опускает руки, немного выпрямляется и поворачивает голову, смотрит на нее все так же хмуро и сердито, а потом отворачивается и выдыхает. Ему бы отпустить ситуацию и прислушаться, вот только сделать это он почему-то не может.
А девчонка продолжает говорить.
Раф цепляется за каждое сказанное слово, вслушивается, но начинает слышать лишь в тот момент, когда Лис озвучивает самое, пожалуй, главное:
- <...> К тому же я больше не уйду от тебя, по крайней мере, надолго. Я немного повозилась, и меня освободили от прежней работы. Теперь я буду шататься с тобой по городу.
Он не ослышался? Кто-то дал добро на то, чтобы испанец мог покидать пределы отеля? Девчонка не может этого слышать, но сердечный ритм становится заметно выше, хотя внешне ничего не меняется - Рафаэль остается таким же отстраненным и молчаливым. Эта новость его радует, но тем не менее былого негатива не умаляет. Он разводит колени чуть в стороны и опускает между ног сцепленные в замок руки. Он сидит в таком положении молча, смотрит перед собой и думает.
Последнее время размышлений слишком много даже для него.
- Теперь ты не будешь сутками сидеть в этом номере. Правда, тебе сутками придется сидеть со мной. А еще Торреса выпустят через четыре дня.
На выдохе Рафаэль опускает голову и незаметно кривит губы в легкой полуулыбке, которая исчезает так же быстро, как и появляется. Он не знает, чем именно она вызвана: возможно, скорым возвращением Диего, по которому хавбек успел чертовски соскучиться (даже по его постоянным подколам по поводу возраста успел соскучиться); возможно, тем, что девчонка смогла убедить нужных людей в необходимости выпускать футболистов за пределы отеля. Рафаэль искренне ей за это благодарен, но быть уверенным на сто процентов в том, что Лис действительно больше никуда не уйдет, он не может. Ему все еще кажется, что сейчас она, прижимающаяся к его плечу, говорит важные и нужные вещи, раскаивается и чувствует себя виноватой (иначе бы не пришла и не стала ничего объяснять), но через пару-тройку дней, найдя для себя какое-то еще занятие, она снова уйдет, исчезнув со всех радаров.
Впрочем, Торреса отпустят через четыре дня, и если вдруг Лис решит в очередной раз сбежать, то уж лучший друг никуда не исчезнет точно. С ним будет легче и проще, спокойнее. Эти мысли со скрипом заползают в больную голову, и Рафаэль выдыхает снова. Он по понятным причинам не доверяет девчонке - просто нужно время - но ее аккуратные и правильные слова все-таки поубавили его пыл.
Рафаэль сидит еще несколько секунд, а потом подается в сторону, заставив девчонку оторваться от плеча, но делает это лишь для того, чтобы поднять руку и, обняв за шею, прижать Лис к себе. Он по привычке - когда она вообще успела таковой стать? - утыкается носом в ее волосы и прикрывает глаза.
- Если ты соберешься поступить так еще раз, - негромко говорит, имея ввиду эти трехдневные пропажи. - то знай: обратно можешь не возвращаться. Я не пущу и даже слушать ничего не стану. - Рафаэль понимает, что слышать подобное неприятно, но лучше сразу обозначить границы, чем потом мучиться. Он больше не хочет. Ему уже достаточно. - И я не собираюсь тебя в чем-либо ограничивать, не прошу находиться рядом постоянно. Я прекрасно понимаю, что у тебя есть своя жизнь и свои дела, но хоть как-то давать о себе знать ты же можешь? Хотя бы через тех амбалов, которые дежурят за дверью и периодически друг друга сменяют. - Рафаэль немного медлит и добавляет: - Мне хватает переживаний за Торреса. Я с ума сойду, если буду переживать еще и за тебя.
Он говорит честно и правильно, потому что действительно не желает волноваться еще и за девчонку. Слегка отдалившись, Раф перехватывает чужой взгляд и смотрит пристально, долго, словно пытается отыскать в нем понимание и согласие. Он вновь подается вперед и наконец-таки прижимается к ее губам в приветственном - запоздалом - поцелуе, который прерывает практически сразу и слегка улыбается.
Все еще странно, что испанец сбавил обороты так быстро.

- Не переживай. Я неубиваемая, - слышит вдруг испанец и непроизвольно усмехается: любимая фраза Торреса, выступающая якобы неоспоримым аргументом в любых спорах. Если говорить откровенно, то иногда, глядя на Лис, Рафаэль ловит себя на мысли, что они с Торресом достаточно похожи. Не в плане внешности, а, скорее, в плане некоторых взглядов на жизни и умении этой самой жизнью распоряжаться. Они оба, в силу, наверное, своего возраста, достаточно беззаботны и на многие вещи смотрят через призму какого-то слишком ребяческого конструктивизма; они оба не всегда воспринимают проблемы должным образом, предпочитая многое переводить в шутку; они оба привыкли демонстрировать свое превосходство - по разному, но те мне менее - лишний раз не пренебрегая возможностью собственноручно причесать чувство собственной значимости, но все это не выходит за допустимые рамки, выглядит крайне безобидно, а в некоторые моменты даже забавно. Наверное, Рафаэль так быстро проникся девчонкой именно потому, что в ее поведении и манере держаться видел Торреса, которого по неудачному стечению обстоятельств рядом не оказалось, а оттого попытки сгладить пропажу друга стали еще более необходимыми.
Сейчас Рафаэль понимает, что что-то общее у Лис и Торреса пусть и имеется, но главное отличие делает их совершенно разными: девчонка умеет идти на уступки и в нужный момент способна совершенные ошибки признавать. У Диего, раз уж на то пошло, подобные моменты проскальзывают крайне редко, потому что если Диего затевает какую-то свою игру, то Диего эту самую игру доведет до логического финала, продолжая гнуть свою линию до тех пор, пока не схватит от Рафаэля поучительный подзатыльник, как правило перерастающий в легкую и весьма безобидную потасовку. Диего тоже умеет признавать свои ошибки, но делает это, как правило, на поле. А вот в повседневной жизни Рафаэлю не раз приходилось становиться участником шутливых пререканий, потому что мальчишка способен найти тысячу причин своей правоты, пусть даже львиная доля этих причин звучит до смешного глупо и неправдоподобно.
Рафаэль никогда не злится на друга за подобные выходки, потому что прекрасно понимает: Диего вовсе не глупый, просто иногда он не умеет вовремя остановиться.
Испанец расслабляется окончательно, когда Лис отвечает на поцелуй, а потом оказывается перед ним, встав между раздвинутых ног и коснувшись ладонями небритых щек. Он все еще чувствует отголоски былого раздражения, все еще ощущает извивающуюся внутри обиду. Все еще не доверяет, но почему-то внимание на этом концентрировать отказывается. Это до жути непривычно, а оттого еще более странно, ведь раньше Рафаэлю требовалось несколько часов - или дней, если злость достигала своей критичной отметки - на то, чтобы остыть; требовалась тренировка, чтобы выбить из себя все негативные эмоции и отвлечься от вороха мыслей, роящихся в голове жужжащими и жалящими пчелами.
А сейчас все очень... не так.
Пятнадцать минут назад он говорил девчонке неприятные вещи, обижался на нее, разочаровывался в себе, потому что позволил такому случиться, злился и честно желал, чтобы Лис ушла и больше никогда в его жизни не появлялась. Теперь он сидит на самом краю кровати, окольцовывает девичью талию руками и отвечает на поцелуй, при этом испытывая самые противоречивые чувства.
Он все еще обижается на нее, еще больше разочаровывается в себе, потому что поддается вновь, но упрямо отказывается менять ситуацию; он не хочет выгонять девчонку, потому как все еще испытывает странную необходимость в ее присутствии.
- Я ведь кое-что тебе принесла, - Рафаэль настораживается и непроизвольно хмурится, проскользив взглядом по лицу Лис. И он искренне удивляется, когда замечает в ее руках поводок и ошейник. Испанец хмыкает и кривит губы, вопросительно вскинув брови, мол, ты это сейчас серьезно? - Я думаю, что пора тебя выгулять, - она накидывает поводок на шею и тянет на себя, заставляя Рафаэля подняться и выпрямиться. Он поддается и поднимается, смотрит сверху вниз, а рук с талии все так же не убирает.
- Выгулять, да? - он наигранно сердито хмурится и губы в тонкую полоску сжимает, щурится несколько долгих секунд, глядя на девчонку, а потом вдруг подается вперед и с улыбкой облизывает щеку и нос, оставляя влажную дорожку. - Гав-гав... - открыто смеется, морщит нос и чуть подается назад, наблюдая за тем, как Лис тыльной стороной рукава вытирает щеку. - Обойдемся без амуниции? - наклоняет голову немного вперед и кивает на поводок, накинутый на шею. - Я буду послушным и далеко убегать не стану.
От напряжения не остается и следа. Суарес искренне радуется тому, что наконец-таки сможет покинуть пределы отеля. Для него сейчас даже поход до ближайшего магазина станет невероятной отдушиной, потому что сидеть в четырех стенах, успев изучить каждую деталь интерьера вплоть до бледного узора на обоях, испанцу порядком надоело. И даже тот факт, что дождь все еще барабанит по окнам, никаким образом этого желания не убавляет.
***
вид;
Они задерживаются в номере еще на сорок пять минут, потому что перед выходом Рафаэль решает сходить в душ. За это время погода становится немного милосерднее, тяжелые и темные тучи слегка рассеиваются, отчего где-то на линии горизонта становятся видны проблески чистого неба, но мелкий дождь все еще продолжает тревожить и без того сырой город.
Они выходят из номера, и Рафаэль по привычке поворачивает голову в сторону, рассчитывая увидеть там все тех же бугаев, шатающихся за футболистом по пятам, но никого не обнаруживает, чему несказанно радуется. Его, если честно, эти парни знатно напрягали. Испанец хоть и привык быть в центре внимания, привык передвигаться по городу под долгие провожающие взгляды и восторженные выкрики, но отнюдь не привык к тому, что кто-то тенью ходит позади и смотрит так пристально и натянуто, что хочется провалиться сквозь землю.
Рафаэль притягивает к себе девчонку, закидывает руку ей на плечи, обнимает за шею и уходит в сторону просторного холла. Сегодня здесь как-то слишком людно, потому свободной рукой он цепляется за козырек кепки и опускает его, скрыв глаза. Сейчас ему вовсе не хочется, чтобы кто-то узнал. Сейчас ему просто хочется насладиться моментом.
Они выходят из отеля. Свежий воздух тут же наполняет легкие, - Суареса как будто из клетки выпустили. Остановившись под навесом с названием отеля, расположенным прямо над центральным входом, он делает глубокий вдох и тут же шумно выдыхает. Хавбеку, слишком привыкшему к подвижной жизни, было неимоверно мучительно сидеть пусть и в просторном, но все-таки номере, где прогуляться на свежем воздухе можно было разве что по небольшому балкону.
Лис уходит чуть вперед, - Суарес замечает это, но медлит еще какое-то время, оглядывается и осматривается, скользит взглядом по мокрому асфальту, по снующим туда-сюда людям и сырым зданиям. Девчонка вдруг поворачивается, чтобы что-то, видимо, сказать, и в этот момент Суарес подается вперед, вытесняет ее из под навеса, и они вместе оказываются под моросящим дождем. Испанец улыбается и, крепко обняв за талию обеими руками, поднимает Лис, заставив оторваться от земли. Найдя ее губы, Суарес начинает поцелуй и все еще продолжает улыбаться.
Она делает слишком много.
Он все замечает и ценит.
- Спасибо, - нехотя оторвавшись от губ, Суарес еще несколько секунд держит девчонку, прижимая к себе, а затем отпускает и уводит руки вверх, обхватывает ладонями ее лицо и поднимает голову так, чтобы Лис смотрела исключительно на него. - теперь я тебе должен. - его губы кривятся в легкой усмешке, а нос касается ее носа.
На них кто-то обращает внимание. Кажется, Суареса узнают, но испанец не придает этому никакого значения, глядя исключительно на девчонку, что стоит перед ним.
- Девушка, - испанец чуть щурится и ее носа касается теперь губами. - не согласитесь ли Вы стать моим личным экскурсоводом? - он ведь в Афинах никогда не был, поэтому заблудится сразу же, как только скроется за ближайшим поворотом.

Рафаэль не обращает внимания на выкрики со стороны, не оборачивается и никаким образом на них не реагирует, потому что целиком и полностью сконцентрирован на прижимающейся Лис, чьи руки обнимают за шею, заставляя незаметно ежиться, потому что влажные и холодные от моросящего дождя рукава касаются кожи. Она смотрит так беспечно и радостно, а в кофейного цвета глазах вкраплениями расплавленного золота чудится удовольствие и наслаждение, наверняка вызванное его присутствием, что Рафаэль на мгновение теряется, замирает и залипает. Он просто не находит в себе сил, чтобы от этого взгляда оторваться, а потом довольно улыбается и снова прижимается губами к ее губам, щекам и носу. Он бы, видит бог, не отказался от продолжения, оставив короткую рябь поцелуев на скулах и шее, но все-таки вовремя вспоминает, что находятся они не один на один в номере, а у входа в отель, где лишних глаз достаточно. А еще достаточно даже вот этих мягких объятий и легких поцелуев для того, чтобы уже на следующий день снимки разлетелись по всему интернету, пестря заголовками о том, что полузащитник мадридского "Реала" был замечен на улице греческой столицы в компании девушки, с которой его наверняка связывают отношения. Именно так бы и случилось, попади испанец в такую же ситуацию дома, ведь ему нередко доводилось читать о себе самые разные статьи, выдуманные изворотливой прессой и подогретые размытыми фотографиями, на которых знаменитого футболиста и узнать-то не всегда получается. Новостей было великое множество, начиная от самых безобидных и местами даже забавных, вызывающих лишь усмешку, и заканчивая максимально неправдоподобными, украшенными броскими заголовками и обоснованные полнейшей чепухой. Как-то раз на одном из сайтов появилась информация о том, что у Суареса якобы есть сын, которого футболист якобы унизил на глазах болельщиков, когда во время публичной тренировки перед финалом Лиги чемпионов самым ужасным образом протолкнул мяч между ног ребенка. Во-первых, у Суареса детей нет (хотя и такая информация в интернете проскальзывала); во-вторых, Суарес никаким образом ребенка - им оказался племянник - не унижал, а просто дурачился. Еще испанец пару раз натыкался на фотографии, снятые в центре Мадрида, когда они с Торресом, возвращаясь после тренировки, решили зайти к Рафаэлю для того, чтобы сыграть пару матчей в FIFA на приставке. Тогда мальчишка, что-то пытающийся другу доказать, начал дурачиться, а голодные камеры вездесущих папарацци просто подловили момент, сделав снимок, на котором футболисты будто обнимаются. Потом появилась статья о том, что у Рафаэля, возможно, нет девушки потому, что есть парень - и, быть может, этим парнем является именно Торрес, потому что вдвоем их видят достаточно часто. У товарищей по команде в то время был очень большой разгон для подколов.
У популярности намного больше отрицательных сторон, чем может показаться на первый взгляд.
- В следующий раз, когда так сделаешь, я за себя отвечать не буду. Испорчу тебе репутацию роликом на порнохабе, - негромко озвучивает свои мысли девчонка, когда Рафаэль, оставивший еще один поцелуй, немного отдаляется. Его губы непроизвольно кривятся в улыбке, а из груди вырывается смех, пронизанный едва уловимой хрипотцой. Он ничего не отвечает, но думает о том, что действия Лис были бы вполне справедливыми, ведь ему и самому вдруг чертовски захотелось оказаться в каком-нибудь тихом и укромном месте, где не будет лишних глаз. Испанец не позволяет себе думать о том, как ее мягкие ладони скользили бы по его телу, как губы прижимались к его губам в настойчивом поцелуе, в то время как пальцы зарывались в волосах на макушке; испанец не позволяет себе думать о том, как его грубые ладони сжимали бы ее талию, как он оставлял бы на коже заметные засосы и наслаждался громкими стонами. От подобных мыслей в джинсах станет заметно тесно, а они еще даже от отеля не отошли. Почему бы тогда не вернуться? Потому что Рафаэль слишком долго сидел в четырех стенах для того, чтобы возвращаться туда снова. Не в ближайшее время.
Лис ведь обещала, что никуда не уйдет, поэтому у хавбека наверняка еще появится возможность воплотить все в реальность.
- А что мне за это будет?
- Я. - без стеснения отвечает Суарес, вскинув бровь в слегка надменном, но достаточно безобидном жесте. В этом нет ничего удивительного, а девчонке, если она и дальше хочет оставаться рядом с футболистом, придется понять и принять одну простую истину: он слишком долго купался во всеобщем почитании, слишком сильно привык к вниманию со стороны, как правило, женского пола, слишком крепко проникся жизнью знаменитого футболиста, за один взгляд которого многие готовы пойти на самый сумасшедшие поступки. Он не сможет стать простым и незаметным, не будет считать себя обычным человеком. Он даже пытаться не станет, потому что идея заведомо провальная. И Лис придется свыкнуться с мыслью, что в некоторые моменты жизни перед ней будет стоять не мягкий и понимающий, участливый Раф, а избалованный и пусть в меру, но высокомерный Рафаэль Суарес - полузащитник "королевского клуба".
Испанец покорно следует за девчонкой, утянувшей его в одном только ей известном направлении. Он опускает голову и коротко смотрит на переплетенные пальцы, а потом эту же руку, не выпуская ладони Лис, уводит вверх и снова закидывает на девичье плечо, приобняв за шею и поцеловав в висок.
Она первым делом демонстрирует Рафаэлю заведения, в которых можно неплохо перекусить. Он усмехается и разглядывает улицу из под темного козырька кепки с символикой Нью-Йорка, а потом не замечает даже, как траектория их движения резко меняется.
Его все-таки узнают.
Приходится несколько раз остановиться для того, чтобы раздать автографы и сфотографироваться. Рафаэль старается быть максимально дружелюбным, широко улыбается и искренне благодарит фанатов за теплые слова, сыплющиеся в его адрес, но все-таки пытается держать дистанцию. Получается не очень, потому что особо ярые фанатки, словно в противовес желанию футболиста, стараются встать как можно ближе и обнять как можно крепче, прижавшись плотнее. Кто-то просто приветливо жмет ему руку, кто-то приобнимает за плечо и успевает сделать несколько селфи, а кому-то удается дотянуться до колючей щеки, оставив на ней поцелуй. Испанец откровенно наслаждается таким вниманием, но в какой-то момент замечает Лис, оттесненную в сторону, потому всех еще раз быстро благодарит и возвращается к ней, увлекая вперед по улице. Он не извиняется за то, что является неотъемлемой частью его жизни; он просто утыкается носом в слегка влажные от моросящего дождя волосы и идет вперед.
Потом они еще не раз наткнутся на таких же фанатов, Рафаэль откровенно устанет улыбаться, поэтому на приятные фразы будет отвечать лишь автографом и молчаливым кивком, а после, натянув кепку посильнее, скажет Лис о том, что неплохо было бы купить куртку с большим капюшоном, иначе уже через пару-тройку подобных прогулок он точно сойдет с ума. Нет, на самом деле не сойдет, но иногда хочется прогуляться спокойно и мирно, а не под пристальными взглядами прохожих.
Странно, но в Мадриде фанаты не поджидают футболистов на каждом углу, не караулят у дома и не следят на протяжении всего пути от входной двери до, к примеру, Сантьяго Бернабеу. В Мадриде подобный ажиотаж случается достаточно редко, позволяя передвигаться по городу без лишней маскировки.
- О, смотри, - вдруг встрепенувшись, Лис утягивает Рафаэля в сторону и останавливается у одного из магазинов, приветливый хозяин которого широко улыбается и почему-то просит чувствовать себя, как дома. Это забавно. А еще забавной испанцу кажется девчонка, схватившая первую попавшуюся шляпу - нелепую и до жути странную - и взгромоздившая ее на голову. Не сдержавшись, Рафаэль смеется в собственный кулак, прижатый к губам, и исподлобья окидывает Лис взглядом.
- Мне идет?
- Просто неотразима. - соглашается и отворачивается, осматривается и, подавшись назад и вытянув руку, подхватывает первые попавшиеся под руку очки с немного странной оправой розового цвета, усыпанной какой-то блестящей пылью. Они настолько большие, что закрывают едва ли не половину мужского лица. Повернувшись к продолговатому зеркалу, Рафаэль вскидывает подбородок и с самым серьезным лицом осматривает собственное отражение.
- Я передумал, - говорит, при этом даже не повернувшись, словно собственный вид интересует куда сильнее. Испанец, естественно, придуривается, но делает это с таким наигранно серьезным лицом, что со стороны наверняка выглядит смешно. - неотразим здесь только я. Ты только посмотри, - все-таки поворачивается к Лис, слегка наклоняет голову и, вскинув брови, смотрит из под очков. - как тебе? Стильно? Модно? - на последнем слове Рафаэль все же не сдерживается и начинает смеяться, возвратив аксессуар на законное место и пообещав продавцу, что обязательно за ним вернется. Возможно, так и сделает, а потом подарит эту вещицу Торресу.
- Слушай, - сбавив шаг, Суарес привлекает внимание Лис, слегка коснувшись согнутым указательным пальцем ее подбородка. - а стадион далеко?
Было бы странно, если бы футболист не захотел пойти именно туда.

Наверное, было бы немного странно, если бы футболист, которого больше месяца не выпускали за пределы отеля, против воли заставляя томиться в четырех стенах, отдал бы предпочтение долгим и размеренным прогулкам по городу, между тем напрочь забыв о существующем в Афинах стадионе.
Человек, считающий какой бы то ни было спорт неотъемлемой частью своей жизни, всегда будет рваться туда, где можно почувствовать знакомую атмосферу: хоккеисты ищут корт, баскетболисты - площадку с кольцами, даже если находится она во дворе, а не на презентабельном стадионе; даже тот, кто привык проводить время в компании самых разнообразных тренажеров, обязательно наведается в ближайший зал для того, чтобы провести там пару часов. Рафаэль исключением из этого правила вовсе не является, поэтому и спрашивает у Лис о стадионе, куда хотел бы наведаться для того, возможно, чтобы почувствовать себя не заложником в греческой столице - опасной и непредсказуемой, а футболистом - знаменитым и перспективным. Нет, Рафаэль, раз уж на то пошло, о своей славе никогда и не забывает, но иногда хочется взглянуть на ровный газон, на трибуны, под завязку заполняющиеся болельщиками во время матчей, на ворота, тревожащиеся забиваемыми мячами - и все это для того, чтобы стало не легче, но немного проще. Испанец последнее время слишком часто концентрируется на эмоциях: они неприятные, угнетающие, тревожные и унылые, а еще - выбивающие из головы все приятные воспоминания. Ему просто необходимо отвлечься, и стадион - самое идеальное для этого место.
Рафаэль объездил с командой достаточно много городов, повидал великое множество стадионов и провел кучу игр, среди которых были как удачные и приносящие в копилку мадридского "Реала" очередной трофей, так и неудачные, делающие ту или иную награду недостижимой на ближайший игровой сезон - а то и не один. И в каждом из городов Рафаэль, прихватив с собой несколько товарищей, посещал стадион после проведенного матча. Они брали мяч и устраивали импровизированный турнир, в котором победителем оказывался тот, кто забьет больше одиннадцатиметровых. Испанец побеждал несколько раз, но зачастую это больше походило на везение, нежели на мастерство, потому что у других игроков, в отличии от Рафаэля, с пенальти все было более, чем хорошо. Один капитан, которого в этом плане обыграть очень сложно, чего стоит.
Лис говорит о том, что стадион находится недалеко, чем заставляет Суареса слегка улыбнуться. Он искренне радуется подвернувшейся возможности, потому не замечает даже, что у девчонки настроение вдруг меняется. Она будто чем-то грузится, но старательно делает вид, что все хорошо. Суарес обязательно заметил бы через пару-тройку секунд, но подлетевшие фанаты забирают все внимание хавбека, вновь разнобойно говорят приятные фразы, просят сфотографироваться и дать автограф. Он быстро с ними расправляется, немного скомкано благодарит, машет рукой и догоняет успевшую уйти вперед девчонку.
Они не торопясь шагают по улице, вмиг ставшей чуть более людной и шумной, потому что погода решила сжалиться над нерасторопными жителями: тяжелые тучи цвета мокрого асфальта постепенно рассеиваются, мелкий и весьма неприятный дождь прекращается, а в образовавшихся лужах красивыми переливами отражаются не только мокрые и неброские дома, но и яркие лучи показавшегося солнца.
- Щас, погоди, - просит Лис и быстро уходит в сторону входа. Рафаэль остается чуть поодаль и с нескрываемым удовольствием рассматривает стадион, на котором уже доводилось бывать. Тот злополучный день испанец, наверное, запомнит на всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, у них получится выбраться из оккупированного города если не до конца здоровыми, то хотя бы живыми.
- Здесь можешь тренироваться в любое время. Пара футбольных команд тоже застряла в Афинах, так что можешь тренироваться с ними. Расписание должно быть где-то внутри, в раздевалке, наверное. - рассказывает Лис, но Рафаэль ее, если честно, не особо слушает. Перед открывшимися воротами он перехватывает девичье запястье и тянет на себя, прижимает, обхватывает лицо ладонями и снова целует, а потом тихо, но максимально искренне благодарит куда-то в губы.
Он не отпускает ее, прижимая одной рукой и заставляя уткнуться носом куда-то в область ключицы, пока они идут по длинному коридору. На стенах развешаны фотографии различных спортсменов, завоевавших награды для своего города; на стеклянных стеллажах красуются трофеи и медали, грамоты на греческом, которого испанец не знает. Он осматривается, а потом поворачивает голову и утыкается носом в волосы Лис, подталкивает в сторону и сворачивает в подтрибунное помещение.
На мокром из-за недавнего дождя поле бегают дети, одетые в одинаковую форму, но разделенные на две команды накидкой оранжевого цвета с надписью какого-то, видимо, местного спонсора. Их возраст, насколько Рафаэль может судить, колеблется от двенадцати до четырнадцати лет. Именно в этом промежутке страсть к футболу окончательно становится крепкой и неискоренимой, а из тех ребят, которые остаются верны любимой игре, в дальнейшем получаются перспективные игроки.
Рафаэль был таким же. Он начал любить футбол в раннем возрасте, но окончательно и бесповоротно проникся игрой лишь в одиннадцать, хотя несколько раз честно порывался все бросить, ведь трудоемкие и изматывающие тренировки первое время были для него сродни пытке из-за проблем с ногами. Уже потом, перешагнув через все сложности и оставшись, Рафаэль понял и принял, что кривые ноги - вовсе не повод сдаваться. Он сумел сделать плюсы из имеющихся минусов, научился играть не против собственного организма, а вместе с ним. И он добрался до вершины, хотя перспективы в нем никто не видел.
Испанец подталкивает Лис вперед, выходит на поле и, оказавшись позади девчонки, обнимает ее за шею со стороны спины, заставив прижаться лопатками к груди.
- Спасибо. - вдруг негромко говорит - в который раз он благодарит? - наклонившись к уху, но взгляда от окружающей обстановки не отводя. Оставив короткий поцелуй чуть ниже мочки уха, Раф чуть разворачивается, заставив развернуться и девчонку. В этот момент мяч, который дети гоняют по полю, прилетает в их сторону и подкатывается прямо к ногам. Несколько мальчишек подбегают и выжидающе смотрят на мяч, а потом вдруг рты открывают и глядят с таким удивлением, что Рафу становится немного смешно. И он смеется - негромко, но заразительно, сморщив нос и сощурив правый глаз.
- Вы же... - начинает один.
- Суарес!! - громко подхватывает второй, чем привлекает внимание остальных ребят.
Они с Лис быстро оказываются в центре внимания. Рафаэль привык, Рафаэлю хорошо и комфортно, чего нельзя сказать о девчонке. Кажется, что она немного теряется, но испанец быстро исправляет ситуацию, когда притягивает ее к себе и целует, пока мальчишки увлеченно о чем-то разговаривают, взбудораженные появлением известного футболиста.
Со всех сторон слышатся просьбы о том, чтобы Суарес что-нибудь показал.
Испанец ловит мяч, предварительно ловким движением подцепив его носком кроссовка и подкинув вверх, а потом свободной рукой указывает детворе, чтобы чуть разошлись, дав больше места. Сам делает шаг в сторону, чтобы не задеть Лис, после чего, закрутив пальцами, подбрасывает мяч вверх и тут же отбивает поочередно то мыском левой стопы, то правой. Футбольный фристайл - зрелище довольно эффектное и завораживающее, без труда производящее впечатление. Рафаэль умело контролирует мяч, подбрасывает вверх и обводит вокруг него ногу прежде, чем тот успевает упасть, периодически отбивает то плечом, то грудью, не обращая внимания на остающиеся на одежде влажные следы, - мяч мокрый из-за недавнего дождя. В какой-то момент, отбив пяткой, он подбрасывает его выше и делает шаг назад, а потом с размаху бьет в сторону ворот и попадает точно в цель.
Мальчишки одобрительно гудят и хлопают, убегают обратно к воротом и жестами указывают, мол, пойдем с нами. Рафаэль лишь улыбается широко и приближается к девчонке.
- Играла когда-нибудь в футбол? - спрашивает, вскинув бровь, и наклоняется, коснувшись носом ее носа. Он не говорит напрямую, но это, кажется, и не требуется, чтобы понять подтекст заданного вопроса.
У Суареса нет подходящей одежды, но зато есть желание отвлечься, показав небольшой мастер-класс детям. Ему не жалко, а мальчишки вдохновятся игрой еще больше. Но оставлять Лис испанец не хочет, поэтому предлагает альтернативу в надежде, что та согласится. Они ведь развлекаются, гуляют и хорошо проводят время вместе. Почему бы не сделать это на футбольном поле?

Рафаэль долгожданно расслабляется. Это немного не то расслабление, которое ему доводилось испытывать в номере, когда девчонка находилась рядом, прижималась тесно и целовала то мягко и ласково, то настойчиво и требовательно; это не то расслабление, которое Рафаэль испытывал в моменты, когда они вместе с Лис в обнимку лежали на диване и смотрели забавный сериал, когда она с самым неподдельным интересом наблюдала за происходящим на экране, но не упускала возможности проскользить ладонями по мужскому торсу, вырисовывая одной лишь ей известные узоры, а он, в свою очередь, с легкой полуулыбкой утыкался носом в девичью макушку, отчего и без того тихий смех, вызванный какой-нибудь забавной ситуацией на экране, приглушался еще больше.
Это то расслабление, когда, вопреки всему, мышцы напряжены и натянуты, а силы нужны не только для того, чтобы бить по мячу, но и для того, чтобы на этом самом мяче концентрировать внимание. Футбол - далеко не такая простая игра, как может показаться на первый взгляд. Футбол отнимает чертовски много сил, требует соблюдать тщательно выверенный режим, нарушать который нельзя, иначе первым же рейсом отправишься на скамейку запасных, и гораздо быстрее губит здоровье, потому что перенапряжение никто и никогда не отменяет. Именно поэтому так называемая пенсия у футболистов начинается в столь раннем возрасте. Тебе едва стукнуло тридцать, а тренер и президент клуба уже начинают активные поиски замены, потому что не за горами финишная черта, которая радости, как таковой, не приносит. После нее есть два пути: либо заканчивать карьеру игрока и становиться тренером, наблюдая за всем со стороны и делая упор уже не на былые тренировки, где необходимо бегать и прыгать, отрабатывать удары с разных позиций и учиться ловко перехватывать у соперника мяч, а на тщательное построение более удачной тактики, где приходится лишь сутулиться и склоняться над столом в специально отведенном для подобных мероприятий помещении; либо оставаться на позиции игрока, но из профессионального футбола уходить в более любительский, где нет огромных нагрузок точно так же, как и огромных наград.
До недавнего времени Рафаэль, будучи еще относительно молодым и ловким, вовсе не задумывался о своей дальнейшей судьбе в составе "королевского клуба", потому что прекрасно знал: все идет замечательно, он целиком и полностью отдается тренировкам, а потом показывает хорошие результаты на матчах, забивая показательные голы в чужие ворота; тренер доволен игроком, товарищи по команде - тем более, а общие силы позволяют стендам на Сантьяго Бернабеу пополняться все новыми и новыми трофеями, делая мадридский "Реал" одной из самых титулованных команд во всем испанском футболе.
А последнее время Рафаэлю доводится все чаще думать о том, что их с Торресом судьба в такой серьезной команде может оказаться под большим вопросом. Конкуренцию никто не отменял, а отсутствие двух полузащитников стартового состава дает хороший шанс молодым. "Реал Мадрид" - клуб, который к подбору игроков всегда подходит максимально грамотно, потому не стоит наивно рассчитывать на то, что место в основе будет пустовать слишком долго. Суарес и Торрес - футболисты результативные и перспективные, но даже их с легкостью могут заменить, потому что вернуться в строй после длительного отсутствия слишком сложно. А их отсутствие можно назвать недопустимо длительным, потому что неделя, как правило - это уже не есть хорошо, а полузащитников нет уже больше месяца. И непонятно, насколько все это затянется.
И все-таки сейчас Рафаэль не думает о том, что будет когда-то в будущем. Сейчас Рафаэль наслаждается лишь настоящим, в котором есть мальчишки, обрадовавшиеся появившемуся на поле футболисту, есть мяч, которого испанец не видел, кажется, целую вечность, и есть Лис, которая больше не выглядит загруженной и будто чем-то расстроенной. Она с готовностью отвечает на каждый поцелуй, забавно жмурится, когда Рафаэль царапает щеки колючей щетиной, и заметно наслаждается, когда его руки окольцовывают талию, прижимают и отпускать не торопятся.
- Сто лет назад. Я родилась в деревне, и там, кроме воровства соседских яблок и катания мяча по полю, делать было нечего, - отвечает девчонка, а Раф улыбается, глядя на нее из под козырька кепки. Она не отказывается и не увиливает, не пытается найти причину для того, чтобы поскорее со стадиона уйти, чем вызывает какое-то необъяснимое чувство, теплом расползающееся по грудной клетке. Раф никогда на этом не зацикливался, но сейчас вдруг понял, что хочет видеть рядом с собой девушку, которая будет разделять его увлечение, которая не только поймет его страсть к футболу, но и примет ее.
И конкретно в данный момент такую девушку он видит в Лис.
Они знакомы слишком мало для того, чтобы испанец начал думать о совместном будущем, но, видимо, этого достаточно для того, чтобы девчонка бросила горящую спичку в медленно разгорающийся костер. Она помогла во многих вещах: отвлекла хавбека от тяжелых мыслей, узнала о том, что Торрес жив и здоров, выбила возможность покидать пределы отеля, а потом привела на стадион. Она ничего из этого не обязана была делать.
Но сделала.
Мяч, который пнул один из мальчишек, прилетает точно под ногу Суаресу. Хавбек подталкивает его внешней стороной стопы и останавливает так, чтобы Лис смогла ударить. Взгляд уходит в ее сторону в тот момент, когда он подается вперед и коротко целует в висок, потом проводит по тому же месту носом и делает шаг назад. Скрестив руки на груди, Суарес с интересом наблюдает за происходящим.
И то, что происходит, заставляет его испытать самые противоречивые чувства.
Лис отходит совсем немного, а потом пинает мяч, казалось, так легко и непринужденно, что укатиться тот должен был от силы метра на три. Но мяч с огромной скоростью - едва ли не со свистом - пролетает над головами ребятни и с характерным звуком врезается в штангу, которую тут же гнет, а потом, сдувшись от удара, падает на землю.
Суарес и забыл о том, что в Греции творится какое-то сумасшествие, что по улицам совсем недавно разгуливал самый настоящий Минотавр, а девчонка обладает немалой силой. И Суарес пребывает в справедливом шоке, замирает и брови вскидывает, наблюдая за тем, как Лис максимально беспечно жмет плечами и уходит в сторону ворот, а потом так же легко выпрямляет штангу и возвращается обратно.
Мальчишки, к слову, в шоке пребывают не меньшем.
- Можно сказать, что мы отделались малой кровью, - Рафаэль все еще смотрит на ворота, потому не сразу обращает внимание на девчонку. Он непроизвольно хмурится и губы задумчиво поджимает, а потом собирается что-то сказать, но шум со стороны детей пресекает это желание. Взбудораженные таким зрелищем пацаны вновь собираются вокруг, только теперь в центре вовсе не Рафаэль, как это было несколько минут назад, а Лис. Они что-то спрашивают, выкрикивают и просят показать "еще какую-нибудь крутую штуку". Кто-то рассказывает о том, что месяц назад, когда начался Апокалипсис, видел большого черного волка.
Все эти вопросы и рассказы, просьбы и восхищенные возгласы - а детей в таком возрасте впечатлить проще простого - одним неразборчивым потоком в одно ухо влетают, а из другого тут же вылетают, не оставляя после себя никакой смысловой нагрузки. Рафаэль делает пару шагов назад и упирается поясницей в фан-барьер. Взмахнув головой, он прячет взгляд за ладонями, которыми проводит по лицу, слегка давит пальцами на веки и уходит ниже, скользит по щекам и, оставив лишь правую, потирает колючий подбородок.
Рафаэлю кажется, что к таким вещам он никогда не сможет привыкнуть.
Или, быть может, ему просто необходимо время.
- Хороший удар. - губы кривятся в легкой улыбке, но голос остается каким-то потерянным, словно испанец до сих пор находится в шоке. Впрочем, возможно. Он, стоя возле все того же фан-барьера, говорит это, когда мальчишки убегают в подтрибунное помещение, вызванные тренером, который в последний момент искоса поглядел на оставшихся Лис и Рафа.
Становится тихо.
- Как ты это сделала? - вдруг спрашивает. - В смысле, как вообще все это происходит? И что ты еще умеешь?
Наверное, для того, чтобы понять и принять, надо хотя бы попытаться вникнуть. Рафаэль не уверен, что хочет это делать, но выбора у него, кажется, нет. Неизвестно, сколько еще придется сидеть в этом городе, потому лучше о возможных неожиданностях знать заранее.

Рафаэль все еще не уверен, что хочет знать о всех нюансах жизни в Греции. Ему что-то подсказывает, что их до ужаса много, а большие и не слишком правдоподобные потоки новой информации уложить в голове достаточно сложно. Нельзя легким движением руки уместить в сознании человека все то, что неподвластно какому бы то ни было логическому объяснению, нельзя спокойно воспринимать рассказы о том, что по улицам совершенно непринужденно может разгуливать огромный черный волк, а в мягких девичьих ладонях может покоиться сила, благодаря которой толстая железная штанга выпрямляется так, словно и не железная вовсе, а какая-нибудь резиновая.
Рафаэль будто в какой-то иной мир попал, когда собственными глазами увидел самого настоящего Минотавра. Он испытал справедливый ворох эмоций, но страх оказался значительно сильнее и крепче, чем можно было бы себе представить. Именно страх будто сдетонировал и вызвал взрывную волну, состоящую из колючих и порой не помещающихся в голове мыслей. Рафаэль отплевывался от них, пытался чем-то заменить, старательно выбивал долгими тренировками, но хуже, кажется, сделал лишь собственному организму, на который свалилась нагрузка гораздо более сильная и выстроенная самым безалаберным образом, отчего боли - преимущественно в ногах - стали появляться намного чаще.
Режим футболиста - дело нелегкое и требующее выверенной точности. Нельзя просто прийти в зал и поочередно пройтись по всем имеющимся тренажерам, а потом отправиться на футбольное поле и отбегать там еще какое-то время, гоняя с товарищами по команде мяч. Нагрузка должна грамотно и примерно одинаково распределяться на все группы мышц, чтобы организм в конечном итоге не страдал, потому в клубе числится целый штаб самых разносортных тренеров, которым футболисты без колебаний доверяют собственное здоровье.
А в отеле, откуда Рафаэлю выходить было категорически нельзя, никаких тренеров не было, зато были мысли и тревоги, от которых ему поскорее хотелось избавиться. Вариантов оказалось не так много, действенных - всего два: либо гробить здоровье и карьеру посредством высокоградусного алкоголя, либо делать то же самое посредством походов в тренажерный зал, но при этом наивно верить, что ничего страшного не произойдет. Мигрень и ноющее колено, из-за которого Рафаэль уже через два дня начал заметно прихрамывать, стали отправной точкой, но поставленного в тупик футболиста не образумили.
И одному богу известно, что было бы дальше, если бы не появилась Лис.
Рафаэль все еще не хочет впутываться в это непроходимое болото, но поворачивает голову и не без интереса слушает, когда девчонка начинает рассказывать о том, кем является на самом деле, между делом демонстрируя висящий на шее кулон. Испанцу, зацепившись пальцами за железный поручень фан-барьера позади спины, приходится податься чуть вперед для того, чтобы получше разглядеть побрякушку.
Кто бы мог подумать, что безобидный кулон, привлекательно поблескивающий в свете прожекторов, может наделять обычного человека силами, о которых раньше можно было лишь в фантастической литературе прочитать, да в таких же точно фильмах увидеть. И кто бы мог подумать, что Лис, в некоторые моменты выглядящая как-то по-детски невинно и беззащитно - особенно тогда, когда лежит под боком и ластится - обладает такой огромной силой, благодаря которой может не только штангу пополам согнуть, но и человека.
Собственная реакция приводит испанца в легкое замешательство, ведь ничего, кроме откровенного удивления, в этот раз испытать ему не довелось. Нет ни страха, ни злости, ни копошащегося где-то внутри раздражения, вызванного очередной странной ситуацией, в которой пришлось оказаться. В первый раз, когда на глаза попался Минотавр, все было иначе. Тогда Раф испытал по большей части страх - сильный, сковывающий движения и сдавливающий горло - и неизвестно, во что бы все это вылилось, если бы не топчущийся рядом Торрес, чье присутствие заставило взять себя в руки и позволило не оказаться под тяжелыми копытами чудовища. Раф не мог допустить, чтобы с мальчишкой что-то случилось.
Сейчас испанец рассматривает вещицу, как какой-то музейный экспонат с табличкой "руками не трогать", а затем поднимает взгляд и смотрит теперь в глаза, пока Лис продолжает свой рассказ. Ему не понять расставленных девчонкой приоритетов, из-за которых она режет себе руки ради того, чтобы потом этими же руками с легкостью поднимать тяжелые предметы.
Наверное, жизнь в ее странном мире требует именно этого.
Когда стадион медленно погружается в темноту, готовясь к длинной ночи, Лис подается вперед, выпрямляется и касается пальцами мужского запястья, слегка сжимает и тянет на себя, заставив сделать то же самое. Рафаэль поддается и делает шаг в ее сторону, сжимает кисть ее правой руки, когда пальцы переплетаются, и уходит в подтрибунное помещение.
Они снова оказываются на людной улице, а испанец привычным жестом не только кепку пониже натягивает, но и капюшон на голову свободной рукой набрасывает. Больше ему не хочется общаться с фанатами, не хочется давать автографы и делать селфи. На сегодня хватит, да и голова теперь другим совсем забита, отчего наверняка пришлось бы выдавливать из себя счастливую улыбку. Он не любит так делать, потому лучше попытается избежать.
- Так что ты, друг, попал почти что на страницы сказочной книги, - как бы подводит итог Лис, а Рафаэль лишь усмехается, слегка повернув голову, но не увидев девичьего лица из-за капюшона.
- Спасибо и нам том, что не умеешь превращаться в какого-нибудь там дракона. Это было бы слишком. - испанец признается честно, потому что это действительно было бы слишком. Если с огромной силой он хоть как-то может свыкнуться, ужившись с мыслями, что в случае необходимости девчонка в состоянии поднять целый автобус, то от вида ящерицы размером с загородный коттедж, приземлившейся рядом и разинувшей свою зубастую пасть, он уж точно сошел бы с ума. Раф не раз видел драконов в фильмах, видел даже в том самом мультфильме про викингов, где был такая милая и забавная ночная фурия, но в живую сталкиваться не хочет.
Испанец вдруг погружается в свои мысли, глядит себе под ноги, а потому не замечает остановившейся впереди Лис. Врезавшись в нее, он чертыхается и голову поднимает, но встречается лишь с мягким взглядом. Она смотрит всего лишь несколько мгновений, а потом подается еще ближе, обнимает за шею, снова прижимается грудью к груди и начинает поцелуй, на который Рафаэль тут же отвечает.
Он отдается этому поцелую, наслаждается и прерывать его не желает, потому удивляется, когда, все-таки отдалившись, обнаруживает себя в незнакомом доме. Тут просторно и достаточно уютно, но ощущение складывается, будто сюда давно никто не заходил. Вскинув бровь, Рафаэль осматривается и уже собирается задать вполне логичный вопрос, но Лис ловко переключает мужское внимание на себя, когда избавляется от ненужных деталей одежды в виде курток.
- Я не причиню тебе вреда, - тихо шепчет, слегка прикусив мочку уха. Испанец выдыхает и на мгновение утыкается носом куда-то в волосы, но девчонка медленно уходит ниже, оставляя на коже влажную дорожку, а потом запускает пальцы под футболку, чем заставляет машинально напрячься.
Ее ладони - мягкие и, вопреки силе, аккуратные - скользят по коже, очерчивают пресс и уходят выше, сминая темную ткань футболки, - Рафаэль больше не хочет задавать какие бы то ни было вопросы, ему становится плевать на то, что находятся они в каком-то незнакомом - по крайней мере для него - месте. Теперь Рафаэль хочет лишь девчонку. Впрочем, что ему мешает?
Ладони перемещаются на талию, слегка сжимают, но тут же уходят вниз. Испанец подхватывает девчонку под ягодицы и поднимает. Она скрещивает ноги за его спиной, а руки - на шее, он - находит губы и начинает новый поцелуй, двигается едва ли не на ощупь и отпускает только тогда, когда чувствует упершиеся в диван голени. Нависнув сверху, Рафаэль уходит губами на шею, затем на плечи и ключицы, предварительно стянув с Лис майку. Он целует, оставляет засосы, царапает кожу щетиной и иногда кусает, а обе ладони уводит вниз и ловко расправляется с застежкой. Остальная одежда быстро находит себе место там же, где валяется майка, - Раф слишком нетерпелив в каждом действии, потому что завязавшееся внизу живота возбуждение разрастается с каждой секундой, начиная с того самого момента, когда они вышли из отеля. Он умеет держать себя в руках, но быстро сдается - казалось бы... - когда представляется возможность.
Сейчас эта возможность появилась. Они находятся в пустом доме, где нет лишних глаз. Зачем сдерживаться, когда можно этого не делать?
Поцелуями Рафаэль спускается ниже, облизывает и прикусывает затвердевшие от возбуждения соски, но надолго не останавливается и уходит дальше, прижимается губами к плоскому животу. Заставив согнуть в колене ногу и увести ее в сторону, он целует внутреннюю сторону сначала одного бедра, затем второго, слегка прикусывает кожу, а после проводит языком между ними, вместе с тем введя два пальца.
Рафаэль слышит сорвавшийся с женских губ стон, чувствует, как она прогибается в пояснице и зарывается пальцами в его волосах, потому начинает двигаться активнее, касаясь губами и языком самых чувствительных точек.

В какой-то момент Рафаэль ловит себя на мысли, что секс с Лис приносит ему больше удовольствия, нежели с любой другой девушкой, коих в его постели побывало пусть и не так много, если сравнивать, к примеру, с похождениями Торреса, который зачастую членом думает с большей охотой, нежели мозгом, но все-таки достаточно для того, чтобы было с чем сравнивать. Рафаэлю не составляло большого труда найти девчонку, с которой можно было бы неплохо провести время. Ему, чтобы заинтересовать, даже замысловатые планы придумывать не требовалось, потому что достаточно было взгляда и пары незатейливых фраз - и тут спасибо следует сказать разросшейся популярности и развешанным на мадридских улицах билбордам с изображением любимой команды. Рафаэль пользовался своим положением, когда хотелось избавиться от напряжения, когда необходимо было выбить из себя расстройство, вызванное проигрышем, или же просто потому, что вдруг стало слишком скучно, а иных альтернатив под рукой не оказалось. Рафаэль никогда не вкладывал в секс со случайными девчонками какие бы то ни было эмоции, не возлагал на него надежды и никогда не задерживался дольше, чем на одну ночь. Секс с ними был максимально безэмоциональным, резким и в какой-то степени даже недружелюбным, направленным исключительно на удовлетворение каких-то личных потребностей, - и в такие моменты испанец действительно думал лишь о собственном удовольствии.
Он не может и не хочет сейчас думать о причинно-следственной связи, не собирается искать ответы на вопросы, которые, возможно, появятся уже через несколько часов. Сейчас он хочет исключительно девчонку, что извивается и прогибается под его действиями, громко стонет и откровенно наслаждается не только любыми прикосновениями, но и, кажется, просто присутствием испанца рядом.
Рафаэль не прекращает двигать двумя пальцами, при этом помогая себе языком, но спустя всего лишь несколько секунд понимает, что этого недостаточно, потому к двум пальцам присоединяется третий. Ее дыхание становится чаще, а стоны - громче. Они утопают в просторном доме, отскакивают от ровных стен и растворяются где-то под потолком. Они пьянят лучше, чем самый дорогой в мире алкоголь, распаляют и без того крепкое желание, разгоняют по венам кровь и заставляют чувствовать растущее в геометрической прогрессии возбуждение, от которого в джинсах уже давно стало тесно. Испанец не перестает скользить по коже губами и языком, изредка съезжая на внутренние стороны бедер, прикусывая и обжигая горячим дыханием, а свободную руку в какой-то момент уводит вниз, ловко расстегнув пуговицу и ширинку. Так немного проще и удобнее.
Рафаэль понимает, что Лис кончила, когда ее пальцы сжимают его волосы, когда согнутая в колене нога, покоящаяся на мужском плече и заведенная за спину, давит куда-то в область лопаток, заставляя податься еще ближе, а тело прошибает мелкая дрожь.
Он проводит влажными и липкими пальцами по бедру, а губами медленно поднимается вверх, целует низ живота, уходит решительными касаниями по слегка выступающему своду ребер выше, снова задерживается на груди, уже привычно посасывая и покусывая поочередно оба соска; он начинает влажную дорожку на ключице, ведет ее по горлу, на мгновение задерживается у сонной артерии, к которой прижимается губами, чувствуя пульсацию, а затем поднимается и прикусывает подбородок. Только потом, когда девчонка переводит дыхание и притягивает к себе, Рафаэль касается губами ее губ и начинает требовательный поцелуй. Он переплетает собственный язык с ее языком, проходится по зубам и небу, углубляет, но долго наслаждаться не удается не только потому, что воздуха предательски не хватает, но и потому, что Лис вдруг перехватывает инициативу. Она упирается ладонями в грудь и отталкивает, заставляет лечь на спину и теперь уже Рафаэль чувствует на собственном теле блуждающие губы. Упершись локтями в диван, испанец приподнимает голову и с нескрываемым наслаждением наблюдает за каждым ее действием, а когда перехватывает взгляд - довольно усмехается.
Наверное, именно в этот момент ему в голову приходит мысль, от которой даже отмахиваться не обязательно. Лис с готовностью отвечает на каждый поцелуй, тесно прижимается и громко выстанывает его имя, переплетая его с глухими просьбами не останавливаться; Лис не смущается и не стесняется, вместо этого открыто демонстрирует все свои таланты и позволяет насладиться привлекательным телом сполна; Лис не уводит взгляд, когда задерживается в районе паха и касается губами возбужденного члена.
Рафаэлю нравится, когда она смотрит, когда наблюдает за его реакцией, которая не заставляет себя долго ждать: стоит ей взять член на всю длину и задержаться в таком положении, как с губ испанца срывается хриплый выдох, а голова, словно вмиг став тяжелой и неподъемной, падает и встречается затылком с мягкой поверхностью дивана. Он часто и прерывисто дышит, подстраиваясь под движения губ и ладони, которые скользят по всей длине влажного члена; он путается пальцами в ее волосах, перебирает их, но не сжимает.
Он не пытается контролировать, потому что все и без того замечательно.
Если бы это был тот самый секс, который спровоцирован желанием расслабиться или от чего-либо отвлечься, то Суарес позволил бы девчонке и дальше двигаться в том же темпе, а потом, кончив, просто молча ушел бы в душ, где провел порядка двадцати минут.
Но это не тот самый секс. 
С Лис все иначе.
Суарес все-таки не сдерживается и кладет ладони на девичий затылок, фиксирует голову и начинает двигаться сам, заставляет брать член на всю длину, но не задерживается, чтобы услышать надрывный кашель. Он делает всего несколько быстрых движений, после которых немного резче, чем планировал, притягивает Лис к себе. Собственную резкость он сполна компенсирует долгим и чуть более мягким поцелуем, позволив удобно расположиться на собственной груди. Ладони, покоящиеся на шее и большими пальцами касающиеся щек, медленно поглаживают кожу, но практически сразу же уходят на плечи и надавливают, требуя отдалиться.
Испанцу хватает ловкости для того, чтобы перевернуться и вновь оказаться сверху, но завалиться девчонке на спину от не позволяет. Перехватив запястье, тянет на себя и разворачивает. Они оба оказываются на коленях, Лис прижимается лопатками к его груди, а Раф, в свою очередь, одной рукой обхватывает ее талию; целует правое плечо и шею, предварительно загладив волосы на левую сторону, поддевает зубами золотую цепочку с тем самым кулоном, дарующим огромную силу, а вместе с ней поддевает и кожу, оставив едва заметный след. Свободная ладонь скользит по плоскому животу и уходит ниже, сжимается между ног, - Раф снова вводит в нее два пальца, но делает всего несколько плавных движений.
Член упирается в ложбинку между ягодицами; пальцы второй руки, которой испанец обнимает Лис под грудью, уходят в сторону и сжимают твердый от возбуждения сосок. Девчонка касается затылком его плеча и поворачивает голову, дотрагивается губами до колючей щеки и приглушенно стонет. Именно в этот момент Раф убирает обе руки, перемещает их на спину и надавливает, заставляет опуститься на четвереньки. Он не дожидается момента, не медлит и не пытается дразнить ее и себя; он наклоняется и целует кожу на правой лопатке, тут же отдаляется и с резкого толчка входит. Двигаться начинает сразу, сжав ладонями ягодицы и оставив на них красноватые следы.
Дыхание сбивается, пульс гулким эхом отзывается где-то в висках, а сердце ударяется о грудную клетку с такой силой, что создается впечатление, будто вот-вот раздробит кости.
Рафаэль хочет видеть лицо девчонки, хочет видеть ее взгляд, потому через какое-то время выходит и притягивает к себе, укладывает на спину и наваливается сверху. Ладонь находит себе место на ее щеке, когда очередной поцелуй - глубокий и нетерпеливый - перекрывает дыхание. Рафаэль не прерывает его, когда входит снова.
И он рычит, срываясь на резкие и глубокие толчки, когда она оставляет на его спине след от ногтей.