Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



× trust

Сообщений 1 страница 20 из 25

1

http://funkyimg.com/i/2JHCg.png• • • • •http://funkyimg.com/i/2JHCi.gif http://funkyimg.com/i/2JHCk.gifУчастники: Раф и Лис;
Место действия: отель в Афинах;
Время действия: 17 сентября 2013;
Время суток: около часа дня;
Погодные условия: тепло, светло, немного ветрено.

+5

2

Полтора месяца назад Рафаэль беззаботно гулял по жарким мадридским улицам, пил крепкий черный кофе в "Эль Патио Вертикаль" - небольшой, но уютной забегаловке рядом с домом, систематически посещал тренировки и спортивный зал на "Сантьяго Бернабеу", готовился к предстоящему матчу и заставлял делать то же самое Торреса, который выкладывался на тренировках по полной - но для этого необходимо было наградить его поучительным подзатыльником и привычно сердитым взглядом. Торрес никогда не славился чрезмерной серьезностью, но свои беспечность и будто не до конца выветрившийся юношеский максимализм сполна компенсировал высокими показателями на матчах. Его удары в створ ворот едва ли не с двадцати метров - зрелище красивое и нередко выводящее команду вперед; его ассисты максимально результативны, а то, как ловко и умело он обыгрывает соперников, управляясь с мячом - удивительно. Торресу всего двадцать два, но слишком завышенные амбиции вовсе не мешают ему быть одним из самых перспективных игроков мадридского "Реала".
Месяц назад произошло то, что до сих пор не укладывается в голове Рафаэля. Они одержали победу над местной командой, привычно отпраздновали все это дело в раздевалке, шутливо перекидываясь скомканными футболками и недопитыми пластиковыми бутылками из под воды, громко смеялись, дурачились и по-родственному толкались, а потом отдыхали в отеле, потому что погода оставляла желать лучшего. Они должны были вернуться на родину через сутки, а в конечном итоге оказались заперты в городе, кишащем всякой божественной херней, место которой на страницах книг и легенд, но никак не на афинских улицах. Рафаэль до сих пор спит раздражающими урывками, потому что лохматая морда здоровенного Минотавра никак не выходит у него из головы, а в носу, кажется, до сих пор стоит запах мокрой шерсти. Состояние Рафаэля заметно изменилось: он стал нервным и хмурым, плохо ел и практически все время проводил в спортивном зале отеля; из-за резко увеличившейся и неграмотно выстроенной физической нагрузки у него периодически покалывало где-то в боку, а головные боли приходилось заедать таблетками - чаще теми, которые спортсменам категорически противопоказаны ввиду недопустимых добавок. Рафаэль понимал, что с таким режимом он не только карьеру угробит, но и здоровье, потому со временем начал брать себя в руки.
Две недели назад они всей командой должны были ехать на тренировочную базу в Вальдебебас, а неделю назад должен был состояться первый матч этого сезона. Рафаэль представить себе не может, что именно происходит внутри клуба и каким отборным матом вспоминают их сейчас одноклубники, но искренне верит, что все они знают о случившемся Апокалипсисе и о том, что у Суареса и Торреса просто нет возможности вернуться. У них и связаться возможности нет, потому приходится терпеливо ждать момента, когда удача повернется к парням своим очаровательным лицом и позволит покинуть пределы Греции первым же рейсом.
Две недели назад футболистам прекрасно дали понять, что любая самодеятельность будет строго пресечена, - именно тогда Рафаэль подумал, что все прошлые проблемы - безобидные цветочки. Именно тогда Рафаэль почувствовал себя самым настоящим пленником, заложником обстоятельств с одним лишь отличием: вместо пыльной камеры с толстыми железными прутьями решетки они остались в просторном номере, двери которого охранялись двумя амбалами. Таких обычно приставляли к футболистам во время матчей, когда необходимо было беспрепятственно попасть на территорию стадиона, предварительно пройдя через толпу орущих и визжащих фанатов. Охранники верно выполняли свою работу, ходили за игроками по пятам и оттесняли особо восторженных любителей футбола, но чтобы ограничивать "сливочным" свободу - никогда.
Все бывает впервые, Суарес.
Торреса сложившееся положение вещей не устраивало. Торрес нередко порывался сбежать, выдумывал стратегию и с нескрываемым энтузиазмом рассказывал о ней другу, но вместо поддержки из раза в раз получал все те же поучительные подзатыльники и слова о том, что все это - чистой воды бред, а сидеть мальчишка в номере будет столько, сколько придется, потому что Суарес не намерен вытаскивать его задницу из неприятностей. Суарес не намерен терять друга, за которого искренне переживает и в котором бесконечно нуждается. Торрес - единственный человек среди всей это неразберихи, которому Суарес может доверять.
И неделю назад Диего пропадает.
Восьмой день Раф не находит себе места. Восьмую ночь Раф проводит под аккомпанемент завывания сирен, каких-то звуков, напоминающих звериный рев, и негромкого бормотания настенной плазмы, а засыпает лишь под утро. У него нет никакой информации, у него нет возможности позвонить - да и звонить, раз уж на то пошло, некому. Амбалы за дверью хранят священное молчание и лишь хмуро губы поджимают, когда Раф выходит из номера и спускается в местный бар. Он бывает там каждое утро, но никогда не спрашивает у молодого бармена про Диего. Почему? Сам не знает. Возможно, боится услышать то, что слышать вовсе не хочет. Зато последние несколько дней колючие мысли ввинчиваются в сознание, царапают и причиняют нестерпимую боль, из-за которой Суарес стискивает зубы так, что те, кажется, скоро потрескаются от перенапряжения. Испанец не хочет допускать мысли о том, что Диего - бестолковый мальчишка! - мог погибнуть; испанец боится подобных мыслей, потому они и становятся такими болезненными.
Рафаэль не хочет думать о том, что потерял друга, но последние сутки именно этим и забита голова.
Последние две недели утро начинается до омерзения одинаково: мужчина просыпается в половину шестого, принимает быстрый контрастный душ, перекусывает бутербродом с сыром, запивая его крепким кофе, одевается и идет в спортивный зал; к половине девятого он возвращается обратно в номер, снова принимает душ и закидывает в себя завтрак, который приносит молодая гречанка ровно в девять; до двенадцати Раф занимается абсолютно бесполезными делами, иногда дурачится с Диего - дурачился до того, как тот бесследно пропал - а потом снова идет в зал.
Восьмой день Раф пренебрегает полуденной тренировкой в пользу бара. Он не закидывается с горя алкоголем, ведь спортивный режим никто не отменял; он отдает предпочтение свежевыжатому соку. Периодически Раф общается с барменом, который сразу же узнал в нем знаменитого футболиста, а иногда - со случайными прохожими. Поникший и будто измученный жизнью испанец нашел для себя забавную игру: каждый раз, когда в поле зрения появляется новый человек, Суарес мысленно делает ставку на то, что его либо узнают, либо - нет.
2:2
Ничья.
Сейчас, сидя на привычном стуле в баре и изредка прикладываясь к высокому стакану с апельсиновым соком, Суарес поворачивает голову и замечает приземлившегося справа мужчину. Не узнает, - отмечает испанец и снова делает глоток. Мужчина же, покосившийся в сторону футболиста, около пяти секунд пристально смотрит, окидывает изучающим взглядом, после чего отворачивается и делает заказ.
Не узнал, - беззвучно хмыкает.
2:3
На гостевом поле играть всегда сложнее.
Вернувшись в исходное положение, Рафаэль залпом опрокидывает в себя остатки сока, с характерным звоном ставит стакан на барную стойку и жестом просит бармена обновить. Скрещенные предплечья он кладет на ровную поверхность, слегка сутулится и оглядывается. Амбалы стоят неподалеку - натянутые и напряженные, готовые в любую секунду сорваться с места. Рафаэль ухмыляется, хмурит брови и сглатывает вязкую после излишней сладости слюну. Во рту остается апельсиновое послевкусие.
Кто бы знал, что Рафаэлю будет так не хватать нередко раздражающих подколов со стороны Торреса. Кто бы мог подумать, что исчезновение друга так пагубно скажется на состоянии испанца.
Неприятные, пугающие и удушающие мысли вновь лезут в голову, - мужчина упирается согнутыми в локтях руками в барную стойку, зарывается пальцами во взъерошенные на макушке волосы, сжимает их и сдавленно выдыхает. Ладони практически сразу же скользят вниз, закрывают лицо, а затем подушечками пальцем Рафаэль слабо давит на веки. Не помогает.
Возможно, помог бы алкоголь, но испанец не пьет и уж тем более не горит желанием начинать.

Отредактировано Raphael Suarez (02.08.2018 20:56:16)

+5

3

Фейсобтэйбл + рваные джинсовые шорты и кеды


Апокалипсис случился месяц назад и оставил после себя разрушения не только в городе, но в и сердцах горожан. Катастрофа, свалившаяся на головы греков, словно гром среди ясного неба, обесточила и обескровила город, пригород, страну и даже целый мир. Никто не ожидал от Греции, от этого солнечного и дружелюбного места, такой жажды власти и крови. Но в тихом омуте, как известно, черти водятся. Как оказалось, не только черти, но и хранители, носители и двуликие, о которых теперь стало известно всей планете.
Конец света Лис безмятежно проспала, нежась под теплым ватным одеялом в большой спальне просторного дома, арендованного у какого-то там хранителя за какие-то там услуги. Вышеназванный хранитель несколько месяцев назад предложил Лис – и Хлебсу тоже – быть для него шпионами взамен на крышу над головой. Необходимо было всего ничего: следить за деятельностью двух самых сильных группировок в Афинах – за Огнем и за Эгейнстом. Хлебушек и Лис думали недолго, почти сразу согласились, ведь крыша над головой – это вам не в тапки гадить – да и под местными мостами ночевать надоело. Они тянули спички, Лис (кто бы сомневался!) проиграла и, драматично вздохнув, потопала в Огонь. Но и Рейнольдс не пальцем деланная – мгновенно сообразила, что шутить с Кестлером – это примерно то же самое, что со спичками возле бензина играться, поэтому, оказавшись в большом старинном особняке, напоминающем готический замок, честно объявила о собственных намерениях. Она призналась, что вступает в Огонь не потому, что хочет верно служить хранителю Зевса, а потому что объявился сильный хранитель – еще и богатый – который ведет шпионскую деятельность. Мидас – а именно он принимал Лис в группировку – быстро, несмотря на огромное количество залитого в себя алкоголя, сообразил, что из сложившейся ситуации можно извлечь выгоду. Рейнольдс принесла клятву о верности на воде из Стикса и жила себе дальше, не зная бед. Иногда она светила щеками в Огне, даже выбиралась на миссии и добыла для Огня несколько талисманов, но в остальном ее жизнь не изменилась: Лис продолжала с наслаждением прокрастинировать, напиваясь то с Хлебсом, то с Янки, и занимаясь своими мелкими еврейскими делами – читай – пакостями. И когда случился несчастный Апокалипсис, Рейнольдс его даже не заметила, потому что крепко спала, отдыхая от очередного приключения.
Об Апокалипсисе сообщил Янки, вваливший в ее гостиную, как к себе домой. Лис тогда усердно играла в «Ведьмака», отдыхая от изматывающе долгого сна. Он просто отобрал пульт и щелкнул кнопкой, и с экрана большой настенной плазмы многочисленные голоса заговорили о большой катастрофе, потрясшей не только Афины, но и всю Грецию.
Сказать, что Лис обалдела, не сказать ничего. Тут же она испытала небывалое облегчение, ведь вместо того, чтобы помереть далеко не геройской смертью в толпе истеричных подошв, она мирно спала в своей кроватке и видела сто третий сон.
Она поплелась в Легион и вступила в его стройные ряды, потому что считала Артура заведомо победителем. К тому же Лис понимала, что рано или поздно за ней и за ее богатырской силушкой все равно придут, поэтому не стала ждать у моря погоды и решила проявить инициативу. Быть на хорошем счету в такой организации полезно. И меньше дергают.
Лис выдали форму, значок и отправили охранять неспокойные столичные улицы. Работа оказалась весьма пыльной и отнюдь нелегкой, но Рейнольдс быстро втянулась. Ей даже нравилось. А под конец рабочего дня Лис повадилась ходить в бар местного отеля, потому что пригрела уши и узнала, что там живут футболисты испанского «Реал Мадрида», которые разгромили «Атромитос», а потом Афины, словно мстя, разгромили их. Многие бежали, кроме трех или двух… ни разу Лис не посчастливилось их застать, но она не теряла надежды.
Это же «Реал Мадрид»! Самая лучшая в мире команда! Рейнольдс старалась не пропускать ни  одного матча и однажды даже видела игру вживую, когда ловко обвела охранника вокруг пальца и тайком пробралась на стадион.
И – ура! – сегодня ей везет. Лис узнает футболиста сразу, стоит коснуться профиля боковым зрением. Не теряя времени, Рейнольдс смело ступает к барной стойке и весело плюхается на высокий табурет рядом с ним.
Она, если честно, конкретных целей не преследует и даже не планирует садиться на шею (по крайней мере, не сейчас, быть может, потом), но хочет познакомиться и ободрить, а то вон какой грустный сидит и, наверное, совсем не понимает, что происходит вокруг. Греция – это вовсе не Испания – только солнце и небо одно и то же.
— Привет, — начинает она по-испански и не сразу соображает, откуда знает этот язык. Точно! Рейнольдс два года прожила в Коста-Рике, там и выучила. А язык, видимо, как катание на велосипеде: если когда-то знал, то уже не забудешь. Вместе с приветствием Лис легко толкает испанца локтем в локоть, желая привлечь внимание. Когда футболист поворачивает голову, она мило улыбается, даже не подозревая об этом. — После последнего матча все только о тебе и говорят. О том, как круто ты через себя забил. Я трижды пересматривала видос на ютубе. Или четырежды. Меня Лис, кстати, зовут, — она протягивает руку для знакомства, — можешь не представляться, я тебя знаю. Чего такой унылый? Только не говори, что из-за Апокалипсиса, нельзя же целый месяц грузиться, с катушек съехать можно. Эй! — Лис окликает бармена и подзывает его к себе, — можно пиво? Холодное и темное. Спасибо.

+4

4

Рафаэль выдыхает в ладони, которыми все еще закрывает лицо, а затем опускает и скрещивает руки, предплечьями упершись в идеально чистую и гладкую поверхность стойки. Он безынтересно наблюдает за тем, как бармен наполняет стакан очередной порцией апельсинового сока, после чего, подняв взгляд, врезается им в широкую плазму, расположившуюся в дальнем углу. На экране красуется блондинка, с нескрываемым энтузиазмом рассказывающая последние новости, произошедшие в городе, относительно недавно пережившем самый настоящий Апокалипсис. Рафаэль не понимает ни единого слова, потому что греческого не знает вовсе и даже сказать избитое "спасибо" вряд ли сможет, но чисто интуитивно приходит к выводу, что разговор идет о какой-то кондитерской, открывшейся, видимо, буквально несколько часов назад. Сделать такое заключение позволяет оператор, с завидной частотой направляющий камеру в сторону броской вывески с древесной обработкой, на которой выбито название той самой кондитерской и нечто, отдаленно напоминающее не то булочку, не то круассан. Следом начинается репортаж о том, что в центре города развернулось грандиозное строительство, - это испанец так же понимает, руководствуясь увиденной картинкой. Он откровенно удивляется такому положению вещей, ведь прошел месяц с того злополучного дня, а люди вокруг кажутся такими спокойными, некоторые - радостными, некоторые - озабоченными скорее какими-то своими делами, нежели случившимся хаосом. У Рафаэля на протяжении этого месяца обострились приступы головной боли, сон стал неспокойным, а общее состояние оставляло желать лучшего. Рафаэлю хотелось бы знать секрет греков, которые четыре недели назад кричали и вопили, молили о помощи и оплакивали родных, погибших под лапами озверевших чудовищ, а сейчас так легко и непринужденно рассказывают об открывшихся кондитерских и уделяют внимание новостям о погоде.
Рафаэль теряется и не может сосредоточиться, отказывается понимать и принимать происходящее, а исчезновение друга лишь подливает масла в и без того полыхающий огонь эмоциональной и физической нестабильности.
Несколько глотков апельсинового сока камнем падают в пустой желудок. Испанец облизывает губы и опускает голову, проводит подушечками указательного и среднего пальцев по стеклянному горлышку, после чего возвращает взгляд к плазме. Он не вслушивается в быструю речь репортера, цепляясь глазами лишь за пестрые кадры, - ни единого слова о мировых новостях, словно Греция в одночасье стала центром вселенной.
Мужчина, что сидел по правую сторону от испанца, допивает крепкий американо, бросает на барную стойку несколько смятых купюр и, крутанувшись на высоком стуле, уходит из отеля. Суарес зачем-то провожает его взглядом.
Проходит порядка пятнадцати минут, прежде чем на то же самое место приземляется кто-то еще. Хавбек не поворачивает головы, продолжая делать вид, будто происходящее на экране плазмы целиком и полностью завладело его вниманием, но мысленно все-таки поддерживает начатую ранее игру.
Не узнает, - думается Суаресу, когда новый глоток уже привычной тяжестью оседает в желудке. Кончик языка проскальзывает между губами, - испанец едва заметно морщится от сладости, беззвучно причмокивает и ставит стакан на стойку.
- Привет, - Суарес, наверное, не удивился бы обрушившемуся на отель торнадо, с ужасающим - но слишком неправдоподобным - спокойствием отнесся бы к появившемуся в поле зрения чудовищу, но вот чего он точно не ожидал услышать - родную испанскую речь. Вскинув брови и поджав губы, Суарес поворачивает голову в сторону человека, коим оказывается весьма симпатичная девушка. У нее милая улыбка, - закрадывается в голову мысль, в то время как взгляд с интересом проходится по лицу. Суарес непроизвольно кривит правую сторону рта в ответной полуулыбке, отметив про себя один занимательный факт: красивые глаза цвета горячего шоколада при скудном освящении бара будто пропитаны глубиной, а редкие янтарные вкрапления, когда девушка на мгновение приподнимает голову, позволив свету потолочной лампы коснуться лица, заставляют задержать внимание немного дольше, чем планировалось. Суарес не знает, зачем смотрит так долго и пристально, словно старается запомнить незнакомые очертания; Суареса не интересует глубина ее глаз и симпатичное лицо, но испанец продолжает смотреть, когда девчонка начинает говорить.
- Можешь не представляться, я тебя знаю. Чего такой унылый? Только не говори, что из-за Апокалипсиса, нельзя же целый месяц грузиться, с катушек съехать можно. Эй! Можно пиво? Холодное и темное. Спасибо.
3:3
Ничья, - отмечает про себя хавбек и переводит взгляд на бармена, после чего допивает остатки сока, но обновить не просит. На сегодня, пожалуй, хватит цитрусовых. Рафаэль незаметно морщится и взмахивает головой: ему не слишком нравится знакомиться с фанатами, особенно с теми, которые знают о тебе порой даже больше, чем ты сам. Только представьте:
- Я футболист...
- Играешь под 22 номером за "Реал Мадрид", на позиции полузащитника. В последних трех играх забил четыре мяча и сделал шесть голевых передач. А еще в декабре 2010-го пропустил два матча из-за растяжения икроножной мышцы.
- Родился в...
- Севилье, но в 20 переехал в Мадрид. Есть две двоюродных сестры и племянник. В 2012 собирался продать мадридскую квартиру и жить в доме в Куэнка-дель-Гуадаррама, но в последний момент передумал.

В общем, удовольствия мало, а испанцу всегда казалось, что если он и будет связываться с какими-либо отношениями, то выбирать наверняка будет девушек, которые знать о нем ничего не знают.
Впрочем, в какой-то момент Рафаэль ловит себя на мысли, что конкретно с этой девушкой все немного не так. Быть может, виной тому становится не слишком выгодное положение, в котором футболист оказался по воле случая, а встретить в незнакомом, чужом городе человека, который разговаривает на испанском - большая удача. Быть может, она приглянулась футболисту своей естественностью и непринужденностью, ведь профессия, приправленная известностью, обязывает Рафаэля посещать самые разнообразные мероприятия, на которых присутствуют зачастую вызывающе разодетые женщины с тонной броского макияжа, которым для полной картины не хватает таблички: "одна ночь, за которую я расскажу твою биографию с момента зачатия и до этой самой минуты".
Знакомство с Лис отличается от всех предыдущих хотя бы тем, что заказывает она не сдержанный зеленый чай, а холодное пиво. Раф усмехается, когда видит поставленный перед ней пивной стакан.
- Как можно не грузиться, если вокруг лютая хрень происходит? - хмыкает испанец и заказывает чашку крепкого кофе. - Я застрял в городе, по которому совсем недавно разгуливал Минотавр. - искоса поглядев на девчонку, Раф понимает, что ее это вовсе не удивляет. - Нас не выпускают из отеля, а вон те парни, - кивает через левое плечо на двух амбалов. - готовы в сортир за нами ходить, лишь бы не выпускать из поля зрения. А неделю назад пропал Торрес. - на последних слова голос становится заметно тише, - Раф поджимает губы и опускает голову, запускает ладонь в волосы и слегка ерошит их, а потом, выдохнув, возвращается в исходное положение. Он не знает, зачем рассказывает все это первой встречной. Он понятия не имеет, зачем вообще до сих пор с ней сидит, хотя десять минут назад планировал вернуться в номер. С другой стороны, хорошая ли идея сидеть в четырех стенах и чувствовать, как неприятные мысли грызут сознание? Вряд ли.
- Ты не удивилась, когда я сказал про Минотавра, - спустя какое-то время хавбек констатирует факт, вновь повернув голову в сторону Лис. Ему вообще порой кажется, что разгуливающие по улицам чудовища - нечто само собой разумеющееся в этом городе для всех, кроме испанца. - тоже к этой божественной братии относишься?
Раф заметно напряжен, потому изредка хмурится. Он, если честно, всегда чувствует себя не очень комфортно в компании людей, которые знают о нем, в то время как он не знает о них ровным счетом ничего. Это выбивает из колеи, считаясь обратной стороной золотистой медали, гордо именуемой "популярностью".

+4

5

Бармен достает из холодильника бутылку пива, ненарочно закрывая пальцами этикетку, и Лис не успевает разглядеть название. Не то, что бы это ее очень волнует, она даже не разбирается в видах пива, если на то пошло, просто праздный интерес и врожденное девичье любопытство дают о себе знать. Быстро и ловко мальчишка переливает содержимое бутылки в высокий стеклянный стакан, и Рейнольдс с непривычной заинтересованностью наблюдает за белой пушистой пеной. Почему-то еврейка сразу думает о море и о волнах, разбивающихся о большие гладкие камни. Наверное, надо как-нибудь выбраться на пляж, в сентябре еще купаться можно, а дальше – холодно. Интересно, ее собеседник был когда-нибудь на греческих пляжах? Не то, что бы они сильно отличались от любых других пляжей, но в Греции свой морской воздух. Иногда Рейнольдс кажется, что он пропитан слезами, молитвами и кровью. Само море тоже.
Суарес, что сидит по правую руку, опустошает собственный стакан со скучным апельсиновым соком и заказывает крепкий черный кофе. Это не может не радовать: значит, он настроен на диалог и уходить не собирается. По-крайней мере, пока в чашке есть кофе.
Лис не знает, чего ждет от этой беседы, ей просто хочется с ним пообщаться. Она знает о нем много, в конце концов, википедию и футбольные сайты никто не отменял, но не чувствует себя фанаткой и быть ей не желает. Никому неинтересны люди, заведомо тебя любящие и боготворящие, а ей хочется быть интересной. С ним. Для него.
Странно: ни с Хлебушком, ни с Янки Лис себя так не чувствовала. Она просто была собой: беспечной и беззаботной, бестолковой и шумной, путающейся в собственных показаниях и в ногах тоже путающейся. Но с человеком, который сидит рядом, такой быть нельзя, и Рейнольдс это прекрасно понимает. Еще лучше она понимает, что если они друг друга заинтересуют, то правда всплывет и все испортит. Она всегда всплывает. И все портит. Впрочем, юная хранительница вовсе не уверена, что сможет заинтересовать такого человека. Лис тупо не умеет быть не_собой. Точнее, умеет, но минут на пять-десять, чтобы прикинуться беднойнесчастной, обвести вокруг пальца и пробраться бесплатно на матч или уйти, не расплатившись, из ресторана.
Но Лис не Лис, если не попытается. Она любит пытаться, любит пробовать что-то новое и не боится проигрывать. И все это вдруг превращается в игру, в тот же футбольный матч, если хотите. Она закусывает нижнюю губу и, сощурив блестящие в тусклом свете глаза, решает принять вызов, брошенный самой себе. Ее не пугают последствия, потому что она мастерски убедила себя в том, что их просто-напросто не будет: сейчас они пообщаются, быть может, переспят – и это будет лучшая ночь в ее жизни – и распрощаются раз и навсегда. Хороший расклад.
Игра определенно стоит свеч.
Почувствовав на себе его взгляд, Лис прекращает играть в гляделки со стаканом пива и неторопливо, как будто лениво, поворачивает голову в сторону футболиста. В жизни он лучше, чем на экране. Мягко улыбнувшись, хранительница медленно наклоняет голову к плечу, не сводя ответного взгляда, и обхватывает пальцами стакан, на котором уже образовался конденсат:  пиво холодное, а воздух вокруг него горячий. Наверное, кондиционер не работает.
— Как можно не грузиться, если вокруг лютая хрень происходит? Я застрял в городе, по которому совсем недавно разгуливал Минотавр. Нас не выпускают из отеля, а вон те парни  готовы в сортир за нами ходить, лишь бы не выпускать из поля зрения. А неделю назад пропал Торрес.
Лис слушает и не перебивает, только голову поворачивает и глядит через плечо на амбалов, когда на них указывает Раф. Кажется, она их видела в Легионе. Просто люди, не хранители и не носители, но чертовски сильные.
Впрочем, не сильнее ее.
— Ну, — пожимает плечами Лис, прикладываясь губами к стакану, — от того, что ты паришься, ситуация в городе не изменится и амбалы не исчезнут. Прими положение дел и вещей – и станет легче. Плыви по течению. А с Торресом что? Его я тоже знаю, — хотелось бы услышать больше подробностей. Лис ловит себя на непривычной мысли: она может помочь.
— Ты не удивилась, когда я сказал про Минотавра. Ты тоже к этой божественной братии относишься?
Ишь, какой внимательный.
— Чуть-чуть, — отвечает она, прищурив правый глаз и сложив два пальца – указательный и большой – в характерный жест. — Я чуть-чуть сильнее обычных людей. Но лучше расскажи мне подробнее про своего друга, — просит Лис, ничего не объясняя и тут же прикладываясь губами к стакану. Она делает несколько больших глотков и, прищурившись, словно довольная кошка, выдыхает. Холодное пиво после тяжелого трудового дня – то, что доктор прописал.
Хотя, от виски она не отказалась бы тоже.

+4

6

Наверное, легко быть спокойной и непринужденной, относиться к творящемуся хаосу, как к чему-то само собой разумеющемуся, не удивляться разгуливающим чудовищам и мирно попивать холодное пиво в небольшом баре, когда долгое время живешь непосредственно в эпицентре самых неправдоподобных, но чертовски реальных событий. Наверное, легко подстроиться под нужный ритм, когда в голове по правильным полкам укладывается вся информация, которую ты долго и упорно сортируешь и изучаешь, понимаешь и принимаешь, в конечном итоге добиваясь финальной цели. Наверное, со временем Рафаэль точно так же сможет понять и принять, сможет уместить все в своей голове, расставить в алфавитном порядке и свыкнуться с мыслью, что люди со всякими сверхспособностями - это не только знаменитые фильмы студии "Marvel".
Рафаэль не знает, когда именно это случится и сколько потребуется времени, но хочет искренне верить, что все произойдет гораздо раньше, чем бессонница и частые головные боли сведут знаменитого футболиста в могилу.
Все было бы намного проще и легче, если бы рядом был Торрес. Рафаэль уже и забыл, с каких именно пор начал возлагать на мальчишку столь высокие надежды; Рафаэль уже и не вспомнит, в какой именно момент понял, что привязался к чрезмерно амбициозному пацану, ставшему словно и сыном, и братом, и лучшим другом. Рафаэль никогда не думал, что исчезновение Диего станет таким тяжелым ударом, но какая-то часть сознания разумно твердит о том, что виной происходящему становится лишь положение, в котором оказались футболисты. Что делал бы Рафаэль, пропади Торрес по возвращении на родину? Ничего. Ровным счетом ничего. Он бы сделал несколько коротких звонков, обрывающихся сразу же, как только неживой, механический голос оповестил об отсутствии абонента в сети; он бы привычно вспомнил мальчишку самыми красноречивыми словами и пообещал бы себе, что при следующей же встрече обязательно прочитает Торресу короткую инструкцию о том, что телефон предназначен еще и для звонков, а не только для того, чтобы забивать его бесконечными селфи с фанатами; он бы отправил пару смс с не менее красноречивым текстом, а потом целиком и полностью расслабился, проведя остатки отпуска в подготовке к предстоящему сезону.
Рафаэль не стал бы так переживать, потому что знает Диего лучше, чем кого бы то ни было еще в этой жизни. Но есть важный факт, перекрывающий все одним большим и темным крестом: они сейчас не на родине; они сейчас в городе, только-только очищенном от трупов и кровавых рек; они не смогут выбраться.
Рафаэль не сможет выбраться. Один - тем более. Даже пытаться не станет, потому что своенравно и, быть может, наивно верит в лучший исход. Рафаэль отказывается думать о смерти друга, хотя последние пару дней все чаще и чаще ловит себя на подобных скверных мыслях.
Ему нужна отдушина, которую, видимо, отыскать довелось в приземлившейся на соседний стул девчонке. Испанец не против, раз уж на то пошло. Это немного странно.
- Прими положение дел и вещей – и станет легче. Плыви по течению.
Именно за эту фразу Суарес цепляется, словно за спасательный круг, потому вопрос о Торресе пропускает мимо ушей. Он бы, пожалуй, отдал многое, чтобы наконец-таки перестать мучить себя бесконечными мыслями, утомлять тело изнурительными и долгими тренировками, надеясь таким образом отвлечься, и впервые за последнюю неделю насладиться не трехчасовым прерывистым сном, а продолжительным и крепким - таким, чтобы лечь в одиннадцать вечера и проснуться лишь к полудню.
- Я бы хотел, но это не так просто, как кажется на первый взгляд. - Суарес вновь поворачивает голову в сторону Лис, локтем правой руки упирается в барную стойку и характерным жестом щелкает большим и средним пальцами. На звучный щелчок оборачивается бармен, занятый протиранием и без того чистого стакана, но когда перехватывает взгляд испанца и легкое покачивание головы - возвращается к своим занятиям.
- Что делала ты, когда впервые столкнулась с... - Суарес даже слов подходящих подобрать не может. - вот с этим всем? - добавляет и указательным пальцем обводит в воздухе круг. Ему и правда интересно.
Когда Рафу было около восьми, а различные учителя и воспитатели, коими замещалась большая часть родительской заботы, по возможности не выпускали мальчишку за пределы душного кабинета, обставленного в лучших традициях викторианской эпохи и заваленного самой разнообразной литературой, одна из гувернанток - синьора Гальярдо - любила развлекать скучающего ребенка различными историям, большая часть из которых касалась непосредственно мифов. Она даже дала книгу, пестрящую картинками и историями, - Раф подарил ее двоюродной сестре, узнав о ее пристрастии ко всему, что касается античности.
Все, о чем испанец читал, в один момент будто сошло со страниц этой самой книги. Попробуй тут остаться спокойным и хладнокровно сдержанным.
- Я чуть-чуть сильнее обычных людей. Но лучше расскажи мне подробнее про своего друга, - Рафу на мгновение кажется, будто в темных глазах проскальзывает интерес. Мужчина на знает, чем именно он вызван, но зачем-то приходит к выводу, что ничего страшного не произойдет. Ему просто необходимо поделиться.
- Полторы недели назад нам доходчиво объяснили, что в ближайшее время лучше не делать лишних телодвижений, иначе от футбольной карьеры останется одно лишь воспоминание. - хавбек хмыкает, делает небольшой глоток горячего кофе и тут же морщится. Слишком горько. - И приставили этих парней, чтобы мы не смогли сбежать. - хотя бежать им, судя по всему, было некуда, ведь какой-то там купол не позволял выбраться из города. - У Торреса шило в заднице, - он не умеет долго сидеть на одном месте, да и терпением не отличается. Это помогает на поле, но не в повседневной жизни. Неделю назад он куда-то пропал... - выдыхает и сглатывает образовавшийся в горле ком. Губы сжимаются в тонкую полоску, а ладонь, в свою очередь, чуть сильнее сжимает обжигающую чашку. Рафаэль цокает языком и отдергивает руку, прижавшись губами к подушечке большого пальца. - Этот болван мог сделать все, что угодно, а в свете последних событий... подумать страшно. - шумно вдохнув, испанец подается слегка назад, расправляет плечи и тут же выдыхает. - А я даже выйти из этого блядского отеля не могу, потому что, - хмурый взгляд уходит в сторону амбалов. - потому что не могу. И все.
Вернувшись в исходное положение, Рафаэль делает еще несколько глотков. До этого момента он не смотрел на девушку, даже головы в ее сторону не поворачивал. Сейчас, все-таки поглядев в задумчивое лицо, Рафаэль жмет плечами и сжимает зубами нижнюю губу. Он не надеется на чудесное спасение и уж точно не думает о том, чтобы просить у кого-то помощи. Стоит это сделать - и целая очередь из мнимо бескорыстных помощников выстроится, да только пользы от этого, думается, не будет никакой.
Рафаэлю кажется, что будет только хуже.

+5

7

— Я бы хотел, но это не так просто, как кажется на первый взгляд.
У него грустный голос, как будто сломленный, и Лис впервые за долгое время – если не за целую жизнь – ставит себя на место другого, почти незнакомого, человека; она думает о том, как ему, должно быть, тяжело, одиноко и дискомфортно, а еще страшно. Решением судьбы гнусной и каверзной он оказался в незнакомом городе, намертво отрезанном от привычного мира, от родного дома; в городе, кишащем кошмарными чудовищами, которые как будто сбежали с экрана большой настенной плазмы, транслирующей фильм ужасов.
Хранительница медленно отводит голову и цепляется взглядом за старый добрый стакан с пузырящимся пивом, чуть погодя она исподлобья смотрит на бармена, который безынтересно протирает белым вафельным полотенцем стеклянный стакан. Скоро до дыр изотрет, ей богу, возьми уже другой.
— Ну да, наверное, — тихо соглашается Рейнольдс, продолжая смотреть на бармена. У нее спокойный взгляд, задумчивый. Большие пальцы обеих рук машинально вырисовывают на конденсате, которым покрыта внешняя сторона стакана, незамысловатый узор. Лис чувствует взгляд испанца на собственном лице, но головы не поворачивает, предпочитая и дальше рассматривать бармена. Она слышит его грусть и не уверена, что хочет ее видеть.
Странно, как по-разному влияют на нас разные люди. Лис думает о том, что будь на месте Рафа Янки, и она предложила бы напиться и забыться, накуриться и завалиться в ближайший клуб, устроить там соревнование по снятию местных девиц, а наутро мучиться страшным похмельем. Наступи кошке на хвост, и она забудет про больную лапу; примерно так же похмелье вытесняет другие проблемы, из-за которых это похмелье, собственно, случилось. Но с человеком, который сидит рядом, такой способ не прокатит. Она уверена в этом. Даже пытаться не стоит.
Суарес – другой уровень. Он не Янки и не Хлебушек. Действовать с ним необходимо иначе, но Лис пока не может сообразить, как именно. Со временем она поймет и, возможно, одержит победу в этой неназванной игре, которую устроила для себя сама.
— Что делала ты, когда впервые столкнулась с... вот с этим всем?
Лис поворачивает голову и встречается с его лицом, но не с глазами; она задумчиво кривит губы и подносит к ним стакан с пивом, делает несколько глотков и, выдохнув, отвечает:
— Я всегда хотела жить с «вот этим всем». Мне нравится мир богов и чудовищ. Здесь весело и опасно. Каждый день что-то происходит. Мне не страшно, потому что я привыкла вариться в этой кастрюле. Ты тоже привыкнешь, если, конечно, не сбежишь отсюда раньше. Я видела, как ты бегаешь по полю за мячом, так что не удивлюсь, если тебе это удастся сделать в самом ближайшем времени, — испанец поворачивает голову, и Лис улыбается ему, а потом подмигивает.
В ее стакане заканчивается пиво, в его чашке – кофе. И все же Лис внимательно слушает историю о пропавшем друге, не перебивая и не пропуская слова мимо ушей, как привыкла это делать, только согнутый локоть на поверхность стойки кладет и кулаком упирается в щеку.
Вдруг хочется распустить волосы, забранные в неопрятный пучок, но Лис отказывается от этой идеи: здесь жарко, а с ее копной густых каштановых волос будет еще жарче.
Слушая футболиста, Лис медленно, но верно приходит к выводу: его не так расстраивает жизнь взаперти, в городе, кишащем чудовищами и монстрами, сколько потеря друга. Он не понимает, жив товарищ по команде или мертв, и неопределенность для него хуже смерти.
Она допивает остатки пива залпом.
— Ладно, мне идти пора. Было приятно познакомиться, — хранительница ловко спрыгивает с крутящегося табурета и, легко ударив испанца ладонью по спине, расплачивается. Чуть погодя, она поворачивает голову и глядит на Суареса через плечо, — я еще зайду сюда завтра, — она покидает бар отеля с твердым желанием разузнать, жив ли Торрес, и донести эту информацию до Суареса. Это странно и непривычно для Лис, но удивительно нужно, почти необходимо, как глоток чистой воды после жаркого путешествия по пустыне.
Даже страшно немного.
Кажется, и она тоже спать не будет, пока не узнает, что случилось с «болваном с шилом в заднице».
***
Пробраться в Легион труда не составляет, своя все же, а вот вызнать про некоего Торреса, футболиста испанского «Реал Мадрида», оказывается сложнее. Никто о нем не слышал, никто его не видел, о, Рейнольдс, ты че здесь делаешь? – раз уж приперлась, будь добра, выйди на улицы, а то у нас одного убили, отряд неполный. Лис отмахивается и пытается бежать, но не получается, и в конце концов хранительница заключает сделку: она выходит на службу в свой выходной, а Кит помогает ей разузнать все о Диего. По рукам, и Лис плетется в тачку, переложив миссию на сильные плечи носителя Фенрира. После службы она снова выходит на службу, потому что никого не волнует, что Лис работала в свой законный выходной, зато Кит все же сдерживает слово и сообщает ей, что некий Торрес «довыебывался, поэтому сидит в тюрьме Легиона».
Странно, но у нее как камень с сердца падает.
Она просит увидеться с ним. Кит недоволен, но проводит Лис в легионерские камеры, и та наблюдает картину маслом: молодой футболист в просторной камере, больше похожей на хороший двуместный номер, развлекает охранников финтами с мячом. Те довольны, тот, кажется, тоже. Еврейка испытывает едва заметный приступ раздражения: Торрес даже не думает о том, что его друг места себе не находит. Тут же на место раздражения приходит смятение: почему она вообще раздражается? Это не ее дело.
До отеля она добирается на такси.
***
— В смысле, никого не пускать в номер? — хмурится Лис, воинственно скрещивая руки на груди.
— Приказ сверху. Ничем не могу помочь, — бугай настроен не менее воинственно.
— Ойвсе. Не путайся под ногами, — и Лис легким движением руки откидывает бугая в сторону, словно новорожденного щенка. Он летит долго и упорно, а потом ударяется спиной об стену и съезжает по ней, почти стекает. То же самое происходит со вторым охранником.
Они остаются живые, но униженные и оскорбленные.
Лис заваливается в номер испанца как к себе домой. Под недоуменный взгляд она по-хозяйски проходит к холодильнику и достает оттуда бутылку пива, с ней падает на диван. Хранительница поворачивает голову и смотрит на футболиста через плечо.
— Я была в Легионе и видела Торреса. Он жив, цел, орел и сидит в тюрьме. Мне сказали, что он… немного зарвался. Вот легионеры и решили научить его хорошим манерам, — Лис предусмотрительно умалчивает о том, что Диего вполне себе счастлив в камере и даже не думает о том, что Суарес места себе не находит.

+4

8

Ожидания не оправдались.
Рафаэль рассказывает девчонке - первой встречной, которую знает от силы десять минут - о своих тревогах и переживаниях, делится мыслями и не скрывает собственного состояния, оставляющего желать лучшего, но долгожданного облегчения не испытывает. Кажется, будто делает только хуже. Вода в, казалось бы, кристально чистом озере за считанные секунды становится мутной, илистой и отвратительно пахнущей, если бросить увесистый камень, тревожащий ровную гладь и бередящий осевшую на дне грязь. С мыслями происходит то же самое: ты перекручиваешь их в голове, из раза в раз перемалываешь и в конечном итоге отпускаешь, позволяешь ненавязчиво болтаться где-то на периферии сознания, но стоит затронуть волнующую тему, услышав безобидную просьбу рассказать - и они, словно встрепенувшись и поднявшись на поверхность, начинают атаковать уставший разум с новой силой. Рафаэлю казалось, что тягостное состояние вызвано не только справедливым беспокойством за друга, но и исключительной необходимостью держать все в себе, ведь поблизости не находилось людей, с которыми можно было бы поговорить, которые могли бы если не поддержать, то хотя бы выслушать. Мысли, приправленные совершенной неизвестность, были настолько неподъемными, что хавбек все чаще и чаще начал поглядывать в сторону крепкого алкоголя, ведь именно повышенный градус способен очистить затуманенную голову. Он думал, что таким образом сможет хотя бы на короткий промежуток времени расслабиться, но все же прикасаться к ровно выстроенным в небольшом мини-баре бутылкам себе не позволял.
В итоге оказалось, что даже непродолжительный разговор не смог избавить несчастного футболиста от гнетущего состояния. Рафаэль, честно признаться, несколько раз даже раздражался по этому поводу. Неспособность взять себя в руки злила, хотя, казалось бы, спортсмен, привыкший к изнурительным тренировкам и железной дисциплине, должен уметь держать себя в руках при любых обстоятельствах. У Рафаэля обязательно получилось бы, будь рядом друг.
Чертов Торрес умеет находить приключения на свою задницу.
- Ладно, мне идти пора. Было приятно познакомиться. Я еще зайду сюда завтра. - говорит девушка, допив остатки холодного напитка и вернув высокий пивной стакан на барную стойку. Рафаэль, прислонив указательный пальце к ручке, прокручивает чашку вокруг своей оси и, слегка навалившись на упирающееся в барную стойку предплечье, молча наблюдает за тем, как Лис соскальзывает со стула и расплачивается. Она хлопает его по спине в приободряющем, видимо, жесте, он - машинально уводит плечи назад, чуть сводит лопатки и прогибается в пояснице, вскидывает брови и думает о том, что силы в ней действительно достаточно много.
- До встречи, - прощается и кривит губы в привычной полуулыбке, а затем возвращается в исходное положение и делает еще несколько глотков успевшего немного остыть кофе. Рафаэль не провожает ее взглядом, - возвращается к просмотру плазмы, где уже успел начаться какой-то фильм.
Допив кофе и расплатившись, испанец возвращается в номер, где принимает душ и до самого вечера занимается абсолютно бесполезными делами: смотрит телевизор, читает свежий выпуск какого-то местного журнала - не читает даже, а, скорее, разглядывает картинки; три раза выигрывает и два раза проигрывает в какой-то игре на планшете, отдаленно напоминающей футбол, а потом еще какое-то время пытается найти в интернете какие бы то ни было новости о родном клубе. Суаресу удается узнать, что команда в штатном режиме приступила к тренировкам, а уже через три дня состоится их пятый матч в этом сезоне. Он искренне радуется, когда видит итоговую таблицу и понимает, что в трех матчах одержали победу; усмехается, читая негодование фанатов по поводу их с Торресом отсутствия.
Суарес успел соскучиться по "Сантьяго Бернабеу", по одноклубникам и веселым тренировкам, после которых капитан нередко собирал часть команды у себя дома и устраивал импровизированные турниры по FIFA на приставке.
В половине девятого испанец уходит в спортивный зал и задерживается там едва ли не до часу ночи. Столкнувшись на выходе с неизменными надзирателями, хавбек лишь хмыкает и хмурится, безынтересно оглядывается и возвращается в номер, где принимает душ и коротает время за теми же занятиями, свойственно заснув только под утро, когда серое небо на горизонте немного рассеивается, позволив еще холодным лучам солнца окрасить улицы мягкими оттенками.
=//=
Рафаэль не расстраивается, когда девушка, с которой познакомился накануне, не появляется в баре. Зато вместо нее появляется молодой парень с четырехлетним ребенком - родным братом - который сразу же узнает футболиста и просит сделать пару фотографий. Рафаэль широко улыбается, привычно сморщив нос, а после, опустившись перед ребенком на корточки, с нескрываемым интересом слушает рассказ о том, что отец совсем недавно купил малышу футбольный мяч и пообещал, что через пару лет обязательно отдаст сына в футбольную школу. Рафаэль заметил блеск в глазах и то, с каким воодушевлением ребенок обо всем этом говорит, - потрепав мальчишку по голове, он снимает с руки плетеный браслет из темного замшевого шнурка и отдает ему. Старший брат еще раз благодарит испанца и они уходят, оставив после себя лишь приятные эмоции.
=//=
На следующий день хавбек не появляется в баре вовсе. Он просыпается в десять, но до половины двенадцатого не покидает пределов кровати. Развалившись так, что ноги оказались у изголовья, а голова - у изножья, Раф подминает под себя подушку, обнимает ее обеими руками и следующие девяносто четыре минуты следит за футбольным матчем. Потом он принимает быстрый душ и заказывает в номер еду. Молодая девушка приносит салат, пасту и тарелку с фруктами. Позавтракав - в половину первого самое время - одним лишь салатом, Раф ждет около сорока минут, после чего переодевается и уходит в зал.
Лишь к четырем часам, вернувшись в номер и освежившись после тренировки, испанец делает кофе и намеревается отдохнуть. За дверью слышится какой-то грохот, на который Раф не обращает никакого внимания, продолжив нажимать кнопки на кофемашине. Он успевает надеть старую форму, давно ставшую чем-то вроде домашней пижамы, и небрежно пригладить ладонью влажные после недавнего душа волосы, прежде чем в номер без стука вваливается девушка, в которой хавбек узнает недавнюю собеседницу. Она молча проходит к холодильнику, достает оттуда нетронутое пиво, возвращается и валится на диван, - все это сопровождается удивленным взглядом Суареса. Испанец так и стоит посередь комнаты, ладонь его продолжает покоиться на макушке, а брови вопросительно ползут вверх.
- Я была в Легионе и видела Торреса. Он жив, цел, орел и сидит в тюрьме. Мне сказали, что он… немного зарвался. Вот легионеры и решили научить его хорошим манерам.
У Суареса словно камень с плеч валится, когда Лис говорит о том, что с Диего все в порядке.
Чертов Торрес когда-нибудь действительно сведет Рафаэля в могилу своими выходками.
Сделав вдох, Рафаэль ведет ладонь ото лба вниз, останавливает ее на губах, тем самым закрыв нижнюю часть лица, и только после этого выдыхает. Его несказанно радует, что с Диего все в полном порядке, но в голове тут же возникает другой вопрос: долго ли он будет там находиться?
Переведя взгляд на мирно сидящую на диване девчонку, Рафаэль медлит несколько секунд, выдыхает снова и обходит мебель, свалившись рядом. Ему вдруг хочется спросить, каким именно образом ей удалось все узнать, но вместо этого спрашивает другое:
- И долго его собираются там держать? - испанец поворачивает голову в ее сторону и пытливо смотрит в глаза. Лишь на мгновение взгляд съезжает на покоящуюся в руках бутылку пива.
И правда становится легче, хотя нахождение Торреса в непонятном месте и с непонятными целями, если честно, все еще провоцируют скверные мысли. Пожалуй, Рафаэль окончательно расслабится в тот момент, когда услышит привычное "пенсионер" и увидит усмехающееся лицо Диего, который обязательно получит добротную порцию подзатыльников не только за дружеские подколы, но и за собственную безалаберность.
Губы невольно кривятся в мимолетной улыбке, когда Раф уводит голову в сторону и трет веки большим и указательным пальцами. Он ловит себя на мысли, что поступает немного неправильно, ведь Лис все разузнала. Для него. Это приятно.
- Спасибо, - снова смотрит на девушку. - за то, что узнала. Это важно. - тихий голос несвойственной хрипит. - Ты тоже из этого Легиона? - глупый вопрос, ведь как еще она могла узнать что-то о Торресе. Раф заметно напряжен, хотя повода, казалось бы, нет. - Знаешь, я не удивлен. Диего и пяти минут спокойно просидеть не может... а если может, то в следующие полчаса жди какой-нибудь финт. - слегка покачав головой и усмехнувшись, хавбек чешет указательным пальцем бровь. - В команде его прозвали Дейлом. - Раф не удивляется, когда все те же ребята закономерно называют его Чипом. - Как-то раз, когда жили на тренировочной базе, отправили его за водой, а в итоге три следующих тренировки Торресу пришлось просидеть на скамейке, потому что на обратном пути он умудрился запнуться о чью-то сумку и удариться коленом о подлокотник дивана. - посмеиваясь, Раф упирается ладонями в поверхность дивана и подтягивается, усевшись удобнее. Забавных моментов было чертовски много: на тренировках и в подтрибунном помещении, в перерывах между таймами и на праздновании в честь взятия очередного кубка, - каждый, кто играет за мадридский "Реал", славится какой-нибудь казусной ситуацией, которая в обязательном порядке вспоминается на небольших вечеринках или совместном отдыхе.
- Хорошо, что с ним все нормально. - Суарес перестает улыбаться, скрещивает руки на груди и замирает. Стало легче, но не проще. - У тебя, надеюсь, не возникло проблем?

+4

9

Оказавшись на мягком уютном диване напротив большой настенной плазмы, Лис на мгновение откидывает голову назад, упираясь встрепанным затылком в спинку, и закрывает глаза. Она чертовски устала за последние несколько дней, и это неудивительно вовсе: давно Рейнольдс не совершала столько лишних телодвижений, к тому же, не ради себя любимой, а ради человека незнакомого и чужого. Осознание этого настораживает, напрягает и покоя не дает, но Лис, вспомнив былое отношение к жизни, взмахивает каштановой головой и мастерски вытряхивает из головы лишние мысли. Все, что ей сейчас хочется, это выпить законного пива – желательно не один жалкий стакан – и расслабиться. Еще в душ хочется и спать.
Она без сна вот уже сорок два часа и тринадцать минут.
Вдруг Лис ловит себя на остром желании рассказать об этом испанцу, чтобы он знал, как нелегко досталась еврейке столь ценная информация. Ей хочется нажаловаться на двое суток службы без сна и без отдыха, ведь борьба за город еще не закончилась, и люди продолжают вылезать из своих дыр, словно тараканы посреди ночи, и устраивать беспорядки. В мелких уличных драках полегло немало горожан и легионеров и только одному Атланту известно, как удалось выжить Рейнольдс. Наверное, все дело в силе, благодаря которой Лис может камни крошить.
Ей хочется нажаловаться на колено, которое болит и ноет, скулит: в него прилетело дубинкой от своего же, черт бы его побрал, от своего же коллеги! Когда на него напали горожане, он попытался отбиться, но поскользнулся в луже теплой крови, и дубинка со всей силы врезалась в девичье колено. Было невыносимо больно – до звона в ушах больно.
А еще Лис хочется упомянуть о том, что сразу после службы она поехала в отель, чтобы сообщить радостную новость, а не домой, чтобы выспаться, напиться и наесться.
Но она молчит; она просто лежит, прикрыв глаза, и молчит, вслушиваясь в голос Уилла Смитта, звучащего из колонок.
— И долго его собираются там держать?
Лис чувствует, как проминается диван рядом с ней, но головы не поворачивает и вообще не шевелится.
— Еще две недели. Насколько я знаю, его изначально посадили на четырнадцать дней, но он стал… зарываться снова, поэтому срок увеличили. Зато сейчас ведет себя хорошо, так что скоро выйдет. Ты не парься особо, вряд ли его обидят. В тюрьме он стал даже кем-то вроде местной звезды. К тому же, Легион на данный момент – самое безопасное место, поэтому Торрес защищен намного лучше тебя, — ото всех, кроме самого себя, конечно. 
Лис говорит все это, не меняя положения в пространстве, только рука с зажатой в ладони бутылкой периодически взмывает вверх. После каждого глотка Лис чувствует, что долгожданно расслабляется. Еще немного, и она провалится в царство Морфея прямо на чужом диване.
— Спасибо, за то, что узнала. Это важно.
— Я знаю, иначе бы не узнавала. Не за что.
— Ты тоже из этого Легиона?
Лис, не отрывая от дивана затылка, поворачивает голову в сторону испанца и долго на него смотрит. У него действительно красивые глаза – не карие, как ей всегда казалось, а зеленые.
— Ага.
Интересно, он разочарован?
Она продолжает смотреть на испанца, не отрываясь, когда он рассказывает о смешном случае, произошедшем на футбольной базе с Торресом. Кажется, впервые Суарес улыбается, и Лис думает о том, что он забавно морщит нос, когда смеется. Мгновенно хранительница встряхивает головой и отводит ее, вновь закрывает глаза, потому что вдруг понимает, что чувствует приятное тепло в самом низу живота, когда смотрит на испанца, особенно – на его улыбку.   
Лис понимает, что максимум их отношений – секс на одну ночь, поэтому не хочет пускаться во все тяжкие. Никаких чувств, никаких бабочек в животе и мечтаний о двух детях и собаке.
— Я помню, что кто-то из вас неудачно побрил ноги и пропустил один матч. И, кажется, это был ты, — Лис улыбается, потом тихо смеется, все еще продолжая полулежать на диване. Голова ее дремлет на спинке, глаза закрыты, а тело расслаблено.
Она вытягивает ноги и забрасывает их на журнальный столик.
— Хорошо, что с ним все нормально, — Лис слышит, что он перестает улыбаться, поэтому открывает глаза и поворачивает голову в его сторону. — У тебя, надеюсь, не возникло проблем?
— Я немного потрепала бугаев у дверей, так что, скорее всего, за мной скоро явятся и выставят из твоего номера. А так все нормально. Слушай, дай мне полотенце, я сгоняю в душ. Чувствую себя так, словно сама две недели в тюрьме провела.
За Лис никто не явится – не сегодня. Бугаи, которые придут в себя через несколько мгновений, испытают такое острое унижение, что не осмелятся звонить в Легион и докладывать о случившемся, ведь тогда им придется признаваться в том, что их раскидала, как новорожденных щенков, худая двадцатилетняя девчонка.
С белым махровым полотенцем наперевес Лис топает в ванную комнату, там встает под прохладный бодрящий душ и долго воюет с одноразовым пакетиком шампуня. Столько силы, а с пакетиком справиться не может! И все же она побеждает и через дюжину минут выходит из ванной посвежевшая. Одежда – черная майка и короткие джинсовые шорты – оставлена валяться в ванной комнате на кафеле. Сейчас на Лис только полотенце, и ей просто прекрасно. Из-под ткани и из-под влажных колец каштановых волос выглядывает татуировка, которой украшена вся спина.
Она падает на диван и принимается за остатки пива.
— Расскажи мне еще что-нибудь, какие-нибудь байки про футбол. Мне нравится их слушать, — а еще больше нравится слушать его голос, но Лис в этом не признается даже себе. Она двигается к испанцу ближе и где-то на середине повествования засыпает, примостив голову на сильном мужском плече. Оно ужасно жесткое, но удивительно удобное, как будто специально для Лис выгравировано.

+4

10

- Я помню, что кто-то из вас неудачно побрил ноги и пропустил один матч. И, кажется, это был ты, - вспоминает Лис, и Рафаэль, растянув губы в легкой полуулыбке, кивает, поднеся руку к лицу и двумя пальцами - указательным и большим - слабо надавив на веки. Он не удивляется вовсе, что девчонка знает об этой забавной истории, ведь в свое время многие спортивные сайты и случайные паблики пестрили статьями о том, что полузащитник мадридского "Реала" пропустит ближайший матч вовсе не из-за какой бы то ни было серьезной травмы, а лишь потому, что по каким-то причинам не смог совладать с бритвенным станком. Рафаэль, если честно, и не помнит уже никаких нюансов, но забыть об этой истории не позволяет как Торрес, так и остальные одноклубники, систематически подкалывающие Суареса и получающие на это привычно поджатые губы и хмурый, но отнюдь не озлобленный взгляд. Суарес ворчит и тихо фыркает, морщится и отмахивается, но в конечном итоге, когда раздевалку или чью-либо квартиру - зависит от того, где именно приходится попадать под раздачу веселых товарищей - наполняет громкий смех, а кто-нибудь наваливается со спины, обнимает одной рукой за шею и начинает ерошить волосы - испанец не выдерживает и начинает смеяться тоже, не слишком ловко выбирается из хватки и принимается дурачиться в ответ.
Нередко зачинщиком таких потасовок становится именно Торрес, который никогда не упускает возможности подшутить над кем-либо, но зачастую, по понятным причинам, достается именно Суаресу. Мальчишка умеет разрядить обстановку и зачастую искусно сводит на нет всевозможные конфликты, вызванные проигрышем команды или чьим-нибудь косяком, а, быть может, спровоцированные банальным плохим настроением - такое случается тоже.
Рафаэль переводит взгляд на плазму и какое-то время молча наблюдает за происходящим, старательно отгоняя от себя самые неприятные мысли. Он уже давно справедливо согласился с тем, что у Диего в заднице шило, а в голове - стойкая и непробиваемая уверенность в собственной всесильности. Хороший и действенный коктейль, когда они находятся на поле, но не предвещающая ничего хорошего смесь, когда им "посчастливилось" застрять в городе с самыми странными и необъяснимыми событиями. Тут опасно - и Лис только что подтвердила самые страшные догадки футболиста: им необходимо вести себя тихо и мирно, по возможности лишний раз не отсвечивать и быть максимально предусмотрительными. Но как добиться всего этого, когда у Торреса пропеллер в одном месте и длинный, не всегда синхронизирующийся с мозгом язык?
Рафаэль может воздействовать на друга, но получается не всегда удачно. Рафаэль, раз уж на то пошло, в какой-то степени винит себя в том то, что друг оказался в тюрьме, ведь не успел вовремя среагировать, не уследил, не остановил. Не уберег, хотя, казалось бы, делать это вовсе не обязан. У Торреса есть своя голова на плечах, не лишенная, вопреки всему, рассудка, но отчего-то Рафаэль упрямо взваливает на свои плечи непомерный груз ответственности за чужую жизнь.
А потом винит себя.
Именно это, наряду с беспокойством, тяготит испанца вот уже больше недели, не позволяя спокойно спать и есть, провоцируя частые головные боли и растущее желание выпить. Рафаэль не позволяет себе поддаваться, но чувствует, что долго в таком режиме не протянет.
Ему необходимо отвлечься.
Девушка, сидящая рядом и выглядящая какой-то слишком уставшей и измученной, вполне может помочь испанцу. Ему кажется, что сможет, ведь буквально пару минут назад, когда Суарес рассказывал о забавном моменте из их футбольной жизни, все непонятные и грузные мысли отошли куда-то на задворки сознания. Он просто рассказывал, а приятные воспоминания обрывчато мелькали перед глазами, - тогда он улыбался более расслабленно и искренне.
Кофемашина отзывается характерным сигналом, оповещая о готовности кофе, а девушка, медленно потягивающая холодное пиво, просит полотенце. Раф кивает и, упершись ладонями в диван по обе стороны от себя, поднимается. Сначала он выполняет просьбу, отыскав в шкафу большое махровое полотенце, а потом, проводив Лис взглядом, уделяет внимание и приготовившемуся кофе. Ароматный и горячий напиток обжигает верхнюю губу, - Раф шипит и прикусывает ее, проводит языком, между делом отставив кружку в сторону.
Из ванной комнаты доносится шум воды, из коридора отеля - какая-то возня и голоса. Испанец не пытается прислушиваться, не хочет узнавать причину, потому проходит мимо двери и валится на то же самое место, упершись затылком в спинку дивана. Недовольно цокает языком, потому что забывает кружку, но возвращаться за ней по каким-то причинам отказывается. Не так уж и сильно он хочет кофе.
Рафаэль, увлеченный просмотром фильма, даже не замечает, что вода в ванной комнате перестает шуметь. Спустя пару десятков секунд в диалоге с экрана утопает щелчок замка, дверь открывается и боковым зрением хавбек замечает появившуюся девушку. Взгляд уходит в сторону и замирает: к тому, что Лис будет разгуливать по номеру в одном лишь полотенце, испанец не был готов. Поджав губы, Рафаэль окидывает взглядом слегка влажные плечи, замечает на спине татуировку, когда девчонка, оказавшаяся рядом с диваном, поворачивается и возвращает в руки недопитую бутылку; она валится рядом, - испанец не поворачивает головы, но прекрасно чувствует приятный аромат мятного шампуня.
- Расскажи мне еще что-нибудь, какие-нибудь байки про футбол. Мне нравится их слушать, - все-таки повернувшись, Раф проходится беглым взглядом по лицу и по мокрым волосам, которые из-за влаги становятся еще более темными. Из головы закономерно вылетают все истории, когда кто-то просит рассказать что-нибудь интересное. Проведя языком по нижней губе, Раф слегка щурится и выдыхает.
В голову ничего не приходит.
- Два года назад, - подает голос спустя несколько секунд. - когда мы выиграли Кубок Испании, весь тренерский штаб и президент клуба решили не отходить от традиции: передали в распоряжение команды клубный автобус для того, чтобы мы проехали по городу с трофеем. Порадовали болельщиков. В Мадриде всегда очень шумно и весело, когда проходят наши матчи. Когда выигрываем финал - тем более. - Рафаэль с нескрываемой гордостью хвастается творящимся в городе хаосом, когда люди на каждом шагу кричат гимн мадридского "Реала", когда толпы вскидывают вверх атрибутику с символикой родной команды, а полицейские едва успевают сдерживать возбужденных и воодушевленных болельщиков. - Мы проехали по всем центральным улицам, но в последний момент, подъезжая к фонтану Сибелес, наш капитан умудрился уронить кубок. Водитель автобуса даже не заметил, что проехался по трофею, а мы после этого долго шутили, что с ногами кэп управляется гораздо ловчее, чем с руками. - губы кривятся в усмешке, - Рафаэль невольно вспоминает, что одноклубники еще долго подшучивали над ворчащим товарищем, история которого до сих пор занимает лидирующие позиции. Переплюнуть казус с испорченным кубком так никто не не смог.
Испанец поворачивает голову и едва ли не касается носом душистых волос, когда чувствует, как Лис медленно съезжает вбок и устраивается на его плече. Он слышит размеренное дыхание и понимает: уснула. Следующие несколько минут, пока на экране плазмы заканчивается фильм, хавбек не шевелится. Уже потом, когда появляются финальные титры, он мягко поднимается, придержав ладонью голову девушки, аккуратно укладывает ее на место, где только что сидел, приносит плед и накрывает, дабы избежать никому ненужные ситуаций с внезапно спавшим во сне полотенцем. Не то, чтобы подобное развитие событий могло Рафаэля смутить, ведь ничего нового в женском теле он наверняка не увидит; более того, в любой другой ситуации Рафаэль воспользовался бы моментом. Почему не сделал этого сейчас?
Сам, если честно, не знает.
Оставив девушку, испанец выключает плазму и уходит в отдельную комнату, прихватив с собой планшет. Уже привычные занятия скрашивают следующие несколько часов, а кружка кофе не унимает разыгравшийся аппетит. Заказав в номер самой разной еды и улыбнувшись девушке, которая все это принесла, явно удивившись аппетиту футболиста - раньше он заказывал всего ничего - а потом и смутившись, заметив спящую на диване гостью, Рафаэль оставляет все на журнальном столике и забирает тарелку с запеченной картошкой и дольками слабо прожаренного мяса. Он возвращается в спальню, быстро справляется с едой, но умудряется испачкать футболку.
На обратном пути, будучи раздетым по пояс, испанец, проходя мимо дивана, чувствует на себя чужой взгляд.
- Выспалась? - он не поворачивается, но слегка улыбается; проходит мимо, но остается в поле зрения, пока ищет в сумке, поставленной на невысокую тумбу, новую футболку. - Не знал, что ты любишь, поэтому заказал всего понемногу. Пиво все еще в холодильнике. - замерев на мгновение и немного помедлив, Суарес добавляет:
- Могу дать что-нибудь из одежды Торреса. Мог бы дать и свою, но, - испанец, скривив губы, демонстрирует последнюю чистую футболку и думает о том, что неплохо было бы постирать остальное. Со своими переживаниями он и забыл о необходимости иногда нагружать стиральную машину. - осталась только футболка.

+4

11

Голова тяжелеет, глаза неминуемо слипаются, сознание торопливо принимается собирать сумки в долгожданное путешествие по просторам царства Морфея, хотя Лис еще отчаянно пытается бороться со сном. Ей, если честно, совсем не хочется вот так выключаться, не выключаться даже, а позорно вырубаться, как старенький компьютер, перегруженный многочисленными задачами. Ей нравится слушать футболиста, его приятный спокойный голос, который умиротворяет, утешает и заботливо окутывает теплым мягким пледом уставшее тело, каждый изнеможенный мускул и оголенный нерв. Впервые за несколько дней или даже за двадцать лет Лис чувствует себя в счастливой безмятежности. Именно поэтому хранительница и засыпает.
Спит она крепко, настолько крепко, что даже снов не видит. Наверное, дело в сильной усталости, ведь после двух суток бодрости отдых требуется не только изнеможенным постоянным движением конечностям, но и сознанию.
Лишь за несколько часов до пробуждения вновь заработавший мозг подкидывает ей картинку в виде просторного помещения, уставленного многочисленными столами. И все они ломятся от еды! Здесь и жареная картошечка с белыми грибами, и курочка с хрустящей корочкой, от которой исходит божественный аромат; и разнообразные супы – борщ, солянка, харчо. Больше всех Лис привлекает горячее пюре с котлетой – хранительница заведомо знает, что у нее сырная начинка – и с соленым огурчиком. Это блюдо из ее  детства.
А вот о детстве Лис вспоминать совсем не хочет.
На сновидение организм отвечает громким урчанием желудка, из-за которого Лис и просыпается. Хранительница открывает глаза и обнаруживает над собой незнакомый потолок – она не дома. И не у Янки. Приходится поднапрячься, чтобы вспомнить последние события перед отправлением в царство Морфея. Получается плохо. Приподнявшись на локтях, Лис сонно кривит губы и лениво оглядывается по сторонам, обнаруживая вокруг себя гостиную комнату хорошо обставленной квартиры. Здесь все дорого, но искусственно. Помещение как будто нежилое и только два увесистых чемодана намекают, что обитатели все же имеются.
Темный взгляд, недоуменно блестящий в приглушенном свете восходящего солнца, вдруг цепляется за две белые футболки с символикой испанского «Реал Мадрида» – двадцать и двадцать два соответственно, и Лис мгновенно вспоминает, где она и что делает.
Завернувшись с головой в плед, она пытается встать, но чувствует что-то неприятное и мокрое, прилипшее к обнаженной спине. Вместе с пледом хранительница скидывает с себя не до конца высохшее полотенце. Вот теперь хорошо. Вновь закутавшись, как шаурма, Лис топает – читай – неловко прыгает в сторону ванной за оставленной одеждой, но слышит копошение в соседней комнате и, решив прикинуться спящей, торопливо возвращается на диван. Хранительница хочет выиграть немного форы, чтобы привести себя в порядок после сна. Только она устраивает голову на подлокотник, как в гостиной комнате появляется испанец.
Он, конечно, без футболки.
А она, конечно, не может оторвать от него взгляда.
Притвориться спящей не получается ровно так же, как выгадать форы.
— Выспалась? — почти заботливо спрашивает испанец.
Лис отрицательно взмахивает головой и только потом понимает, что Суарес на нее не смотрит.
— Почти. Еще часов двадцать, и высплюсь нормально, — хриплый ото сна голос звучит непривычно низко, почти грубо.
Лис чувствует, что он улыбается, хотя видит только сильные плечи, обнаженные лопатки и спину. На тихом выдохе Рейнольдс приподнимается на локтях, а потом и вовсе садится, продолжая прикрываться мягким теплым пледом. Хранительница ловит себя на мысли, что скинь его – и могло бы случиться то, ради чего вообще все это затеяла. Но Лис не скидывает, мысленно ругая себя за непонятное даже для самой себя поведение.
— Не знал, что ты любишь, поэтому заказал всего понемногу. Пиво все еще в холодильнике.
— Я люблю все, — честно признается Лис, готовясь взять низкий старт по направлению к еде. Она чувствует аромат бекона с кухни. Подхватив плед под грудью, она приподнимается, но стоит услышать голос испанца, возвращается в исходное положение.
— Могу дать что-нибудь из одежды Торреса. Мог бы дать и свою, но осталась только футболка.
— Свою, — быстро и чисто машинально, абсолютно бездумно отвечает Лис. Тут же она жмурится, словно от приступа острой головной боли, понимая, что слегка (слегка?!) оплошала, когда ляпнула первый пришедший в голову ответ.
Особым умом Лис не отличается, скорее сообразительностью и хитростью, и все же она прекрасно понимает: синдром охотника никто не отменял, он вложен, вшит в мужское сознание крепкими нервущимися нитями. А она одним словом взяла и дала понять, что не против.
Гспди, почему так сложно? С Янки все намного проще, с ним не страшно ляпнуть первое, что пришло в голову, не страшно выставить себя полной дурой. Но Фостера хранительница может взять в любой момент, как и он ее, а с футболистом все иначе.
— У меня есть плед, — обиженно бубнит Лис себе под нос, — и одежда. Мне хватит, — и хранительница, гордо вздернув подбородок, поднимается с дивана и ступает в сторону ванной комнаты. По закону подлости, который действует всегда и везде, Лис путается не только в собственных ногах, но и в пледе. Слышится грохот; журнальный столик вдребезги, а Рейнольдс, запутавшаяся в пледе окончательно и бесповоротно, сидит и потирает ушибленный лоб.

+4

12

- Свою, - тут же отвечает девушка, чем вызывает легкую усмешку, в которой кривятся губы, пока испанец безрезультатно перекатывает вещи из одного угла сумки в другой, силясь убедиться, что никакой другой одежды там нет. Зато есть несколько зарядок разной длины (зачем ему вообще столько?), какие-то измятые чеки с магазина, где Рафаэль покупал новую пару кроссовок, упаковка мятной жвачки, пара олимпиек с символикой мадридского "Реала", тренировочный костюм и пачка бритвенных станков, покоящаяся во внутреннем кармане еще с позапрошлой, кажется, поездки на матч.
Растительность на лице Рафаэля начала появляться достаточно рано, а привычка каждый день просыпаться на десяток минут раньше положенного и проводить каждодневные свидания с бритвой - не всегда удачные, но мы уже выяснили, что в этом плане у испанца бывают промахи - стала неотъемлемой частью жизни слишком быстро. Пренебрегать бритьем Рафаэль стал относительно недавно, когда бывшая девушка, с которой хавбека связывал непродолжительный роман, в совершенно обыденной обстановке поделилась наблюдением, что густая щетина Рафаэлю чертовски идет. Он тогда вернулся из Германии, где проходил ответный матч с дортмундской "Боруссией", а все четыре дня были настолько загруженными и изматывающими, что у испанца едва хватало сил на принятие душа и быстрый перекус. Первый матч "Реал" проиграл с разгромным счетом, потому тренер справедливо нагрузил своих подопечных самыми разнообразными занятиями, начиная от тренировок под палящим солнцем, когда вместо беготни по полю хочется лечь и умереть, и заканчивая восстанавливающими тренировками в криокамере, где для некоторых отдельно взятых футболистов температура опускалась ниже отметки в минус восемьдесят градусов. Ни о каком бритье речи быть не могло, потому что Рафаэль старательно поддерживал режим, в который почему-то никак не вписывалась встреча с бритвенным станком.
Уже потом, вернувшись на родину и словив на себе долгий взгляд и широкую улыбку, а затем услышав приятные слова и почувствовав легкое поглаживание мягкими пальцами по подбородку, Рафаэль решил, что густая щетина - не так уж и плохо.
Именно по этой причине станки катаются с испанцем из города в город, терпеливо дожидаясь своего звездного часа.
- У меня есть плед и одежда. Мне хватит. - добавляет Лис, все-таки заставив Суареса отодвинуть сумку тыльной стороной ладони и повернуть голову, кинув непродолжительный взгляд через левое плечо. Ему на мгновение кажется, что девичий голос, ставший заметно тише, сквозит непонятной досадой, потому брови самовольно съезжают к переносице. Суарес задумчиво поджимает губы, медлит несколько секунд, а затем отворачивается и жмет плечами.
Для Рафа это, если говорить откровенно, немного странно. Странно не то, что она в конечном итоге отказывается от предложенной одежды - хотя самую малость все-таки непривычно, ведь любая другая, окажись на месте Лис, готова ради такого предложения сделать очень многое - а то, что он эту самую одежду вообще предлагает.
Раф ведет себя с девчонкой как-то слишком аккуратно и будто заботливо, хотя причин для этого, точно так же, как и предпосылок, вовсе не видит. Или попросту отказывается видеть то, что лежит на поверхности: ему, находящемуся в чужом городе и территориально ограниченному, слишком одиноко, а отсутствие вечно зудящего над ухом Торреса, вкупе с переживаниями и тревогами за жизнь друга, заставляют испытывать непреодолимое желание заполнить пробелы. Рафу хочется вытеснить из сознания скверные мысли, хочется переключить внимание и перестать думать о хреново складывающихся обстоятельствах. Рафу хочется расслабиться, почувствовав рядом человека, с которым можно поговорить, которому можно что бы то ни было рассказать; который даст необходимую опору, даже если со стороны все будет выглядеть несуразно.
Для Рафа таким человеком является Диего, с которым испанец может не только дурачиться, но и разговаривать на серьезные темы. Раньше, быть может, это не чувствовалось слишком остро, ведь все шло своим чередом, но Раф немного пересмотрел приоритеты, когда они вместе оказались заперты в злополучном городе. И в отеле.
Сейчас, когда Диего коротает время в местной тюрьме, Раф не находит себе места, поэтому старается цепляться за любую возможность отвлечься. Лис помогает. Именно поэтому он так мягко к ней относится и предлагает одежду, хотя все те девушки, с которыми Рафу доводилось просыпаться, предпочитали таскать его одежду без спроса, думая, видимо, о том, что подобная выходка - нечто само собой разумеющееся после секса.
Взмахнув головой, испанец на выдохе надевает футболку, одергивает край со стороны спины, проводит ладонями по торсу, разгладив немного смятую ткань, а потом собирается идти в сторону кухни, где дожидается тарелка с фруктами, - почему-то вдруг захотелось винограда.
Дойти до места назначения хавбеку не суждено, потому что позади слышится грохот и не столько болезненные, сколько недовольные стоны. Он, наполовину закрыв сумку, резко оборачивается и замечает Лис, развалившуюся на полу, запутавшуюся в пледе и потирающую ушибленное место. Рядом сломанный стол, на который в данный момент никто не собирается обращать внимания. Хмурый, беспокойный взгляд быстро проскальзывет по девчонке, когда Рафаэль в пару широких шагов оказывается рядом с ней, опустившись на корточки.
- Сильно ударилась? - испанец смотрит немного исподлобья, опустив одну ладонь на девичье плечо. Она бубнит что-то невнятное, - Рафаэль цокает языком и уводит ее руку в сторону. - Дай посмотрю. - обе ладони опускаются на шею Лис, большие пальцы упираются в нижнюю челюсть и слегка надавливают, заставив приподнять голову. Рафаэль, не раз сталкивающийся с травмами как на поле, так и в повседневной жизни, научился мало-мальски отличать серьезное от безобидного и не требующего врачебного вмешательства. Сейчас, глядя на девчонку немного взволнованно, он заметно выдыхает: ничего серьезного - обычный ушиб.
- Я принесу тебе что-нибудь холодное. - Рафаэль не дожидается, когда Лис поднимется. Рафаэль ловко подхватывает ее на руки и, перешагнув разбитый стол, уходит к дивану, где оставляет ровно до того момента, пока не возвращается с холодной жестяной банкой пива, что первой попадается под руку.
- Это ты сонная просто, или всегда такая неуклюжая? - полуулыбка искажает губы, когда Суарес, подавшись чуть ближе, прижимает холодную банку ко лбу. Взгляд не съезжает ниже, - испанец зачем-то смотрит на банку, но прекрасно чувствует на себе ответный взгляд.
Мозг начинает подавать закономерные сигналы, потому что в нескольких сантиметрах сидит обнаженная девушка, закутанная лишь в плед. Суарес одергивает себя и, кивнув, мол, дальше сама, отдаляется.
- Принесу твою одежду. - голос немного хрипит. Испанец, прокашлявшись, поднимается и уходит в сторону ванной комнаты, а спустя несколько секунд возвращается, оставив всю одежду на подлокотнике. - Кофе будешь? - спрашивает чисто на автомате, пытаясь найти повод для того, чтобы уйти.
Не потому, что так хочется, а для того, чтобы Лис безболезненно смогла одеться.

+3

13

Когда Лис отказывалась от футболки, то руководствовалась исключительно попыткой набить себе цену. Будучи весьма сообразительной – спасибо еврейской крови – а так же расчетливой и хитрой, хранительница прекрасно осознавала, что вряд ли футболист заинтересуется очередной сумасшедшей фанаткой, готовой ради него на все. У  двадцать второго номера таких пруд пруди не только в родной Испании, но и за ее пределами; даже здесь, в оккупированной греческой столице, у Суареса найдется с полсотни девиц – и это как минимум – которые за взгляд, за улыбку или за футболку с громкой надписью Fly Emirates согласятся собственную мать продать.
Рейнольдс не хочет быть одной из них, потому что понимает: так не интересно, скучно и пресно. Никого не заинтересует яблоко, в шаговой доступности валяющееся под ногами, потому что грязное и, скорее всего, гнилое. Зато как сладок запретный плод…
Однако Лис, когда об этом размышляет, наталкивается на ржавый железный крюк, раздражающе впивающийся под ребра: зачем она строит такие грандиозные планы, а заодно и мосты, когда хочет всего лишь забраться мужчине в штаны? Рейнольдс, как ей ни нравился испанец, прекрасно понимает собственные шансы – они равны нулю, круглому такому и с большой насмехающейся дыркой в середине. В плане отношений – какое страшное слово! – Лис ничего не светит. Он – спортсмен с мировой известностью, избалованный (хотя сейчас таким не кажется, но у него есть на это причины) и требовательный, привередливый. Сейчас он возится с Рейнольдс, потому что больше не с кем. Он остался один в городе, который играет против него.
Такой матч заведомо проигран испанцем.
Он мил с ней, добр к ней, потому что просто не хочет остаться без нее, боится. Одиночество порой бьет сильнее, чем мяч, на огромной скорости врезающийся в затылок. Лис понимает, что испанец ее использует, желая заменить так некстати пропавшего друга. Но она не против, ей нравится. Главное – свалить в закат прежде, чем Диего вернется.
Лис очень не хочется чувствовать себя брошенной.
Но прежде, чем свалить, Лис хочет взять то, зачем вообще пришла.
Плана действия у хранительницы нет, она вообще не из тех, кто действует по заранее продуманной стратегии. Импровизация – наше все. Рейнольдс даже не смущают маленькие оплошности, как несколько минут назад, потому что они приводят к большим неожиданностям, как опустившийся на корточки испанец. Он тревожно заглядывает ей в глаза, и Лис отвечает взглядом растерянным и недоуменным, потому что всё, что делает он, непривычно. Впервые она не слышит оглушительного гомерического гогота в ответ на собственное падение, не видит театрального закатывания глаз. Перед ней проявление чего-то нового и непонятного, неопробованного, поэтому Лис машинально напрягается, когда чувствует чужие ладони на собственной обнаженной шее. Она смотрит на него настороженно и рот приоткрывает, не зная, не понимая, ждать ей кнута или пряника. Лис, с ранних лет варящаяся в одном котле с богами и с чудовищами, даже о том думает, что сейчас он свернет ей шею.
Она думает о том, что привычнее, и только сердце, барабанящее с таким усердием, что сейчас из грудной клетки выпрыгнет, настаивает на благих намерениях испанца. Лис доверяет мужчине, потому что все ее нутро доверяет, она остается неподвижной и полностью подчиняется решительным мужским движениям. Он определенно знает, что делать.
И речь не только о шишке на бестолковой голове.
— Сильно ударилась? — мягко спрашивает испанец, заставляя ее приподнять голову. Лис покоряется, машинально зажмурив правый глаз.
Ответить она не то, чтобы не успевает… она не знает, что сказать, теряется снова и снова, поэтому молчит, как партизан.
— Я принесу тебе что-нибудь холодное, — и уже через мгновение Лис обнаруживает себя на его руках. Очень хочется обнять испанца за шею, прижаться или сделать что-нибудь подобное – непонятное и необходимое – но Лис героически держит себя в руках.
Зачем?
Рейнольдс не находит ответа на этот вопрос, поэтому, предварительно выругав себя за слабохарактерность, прижимается к сильной мужской груди виском и безмятежно прикрывает глаза. И с каким же неудовольствием, вы даже себе представить не можете, она отрывается от него и оказывается на диване.
Чертов диван, сжечь бы тебя дотла.
Он уходит в сторону кухни, и Лис, силясь восстановить сбитое дыхание, закрывает глаза. Она побежденно откидывается на спинку дивана, продолжая настойчиво кутаться в плед, хотя какая-то часть ее, и она совсем скоро одержит верх, требует сбросить с себя все лишнее, и речь не только про плед, но и про все эти никому ненужные жеманства и ломания.
Она. Его. Хочет.
И с каждым действием все сильнее.
— Это ты сонная просто или всегда такая неуклюжая? — он улыбается, и хранительница залипает снова. Окончательно и бесповоротно залипает.
— А ты со всеми так добр или только со мной? — справедливо, но беззлобно, отвечает вопросом на вопрос Лис, глядя на испанца исподлобья. Конденсат с холодной банки блестящими каплями стекает по правой щеке и оседает на смуглой шее.
Он отдаляется; Лис поджимает губы, испытывая острое нежелание отпускать от себя футболиста.
— Принесу твою одежду, — и правда приносит, — кофе будешь?
— Угу.
Двадцать второй уходит, и Лис, не проверяя, отвернулся он или нет, стягивает с себя плед. Черная майка-алкоголичка находит пристанище на плечах, а на заднице – короткие джинсовые шорты, рваные и потертые. Лис нагибается, чтобы натянуть новенькие черно-белые конверсы. Густые каштановые волосы спадают и закрывают лицо, когда она завязывает шнурки.
Хромая – вчерашний удар дубинкой по колену все еще дает о себе знать – Рейнольдс ступает на кухню и, лизнув взглядом сильную спину, ловко запрыгивает на столешницу. Она прислоняется виском к прохладной поверхности холодильника и просто наблюдает за действиями мужчины. Ей нравится. Кажется, даже обычный кофе он варит совсем не так, как Янки и Хлебс.
— Дай мне руку, — просит Лис и отрицательно взмахивает головой, когда он протягивает левую. Правую хранительница обхватывает за запястье и легко тянет на себя, разглядывая татуировку. — Часы? Как оригинально, — усмехается она, бросая ему вызов смелым взглядом в глаза.

+3

14

- А ты со всеми так добр или только со мной?
Рафаэль задумчиво кривит губы и неопределенно чешет согнутым указательным пальцем правую бровь. Честно говоря, он никогда не считал себя чрезмерно равнодушным человеком, которому откровенно плевать на тех, кто периодически топчется рядом. Рафаэль всегда с готовностью отвечал на какие бы то ни было просьбы, помогал, когда того требовала ситуация, и переживал, если что-то выходило из под контроля. С близкими людьми он и вовсе становился максимально отзывчивым и участливым, готов был отдать если не все, то очень многое, лишь бы было необходимо. Буквально месяц назад, когда город погрузился в хаос и разруху, Рафаэль понял для себя одну очень неожиданную вещь: за близкого человека он без раздумий отдал бы жизнь.
Он, быть может, соображал не слишком быстро и четко, но в какой-то момент с полной решимостью готов был переключить внимание Минотавра на себя, лишь бы Торрес успел добраться до относительно безопасного места. Лишь бы Торрес не погиб.
Рафаэль и сейчас готов сделать все, лишь бы вернуть неусидчивого мальчишку в отель, но разум упрямо твердит о необходимости сидеть тихо и мирно, лишний раз не отсвечивать, дабы избежать ненужные сейчас последствия. Бездействие Рафаэля пожирает медленно и мучительно, заставляя изо дня в день изматывать себя как тренировками, так и скверными мыслями. Рафаэлю кажется, что таким образом он предает друга, ведь сидит пусть и под охраной, но в комфортных условиях, в то время как Диего находится непонятно где. Рафаэль продолжает винить себя - и это сказывается не только на настроении, но и на общем состоянии.
В некоторых аспектах жизни он бывает слишком самоотверженным, тем самым ставя чужое благополучие на порядок выше благополучия собственного.
- Только с тобой. - в конечном итоге отвечает хавбек, пробежавшись взглядом по девичьему лицу и слегка улыбнувшись. Он не столько врет, сколько мастерски недоговаривает для того, чтобы почесать девушке чувство собственной значимости, которое у противоположного пола развито куда сильнее. Дай женщине почувствовать себя желанной, и она сделает все, что угодно. Этот принцип работает беспроигрышно в большинстве случаев, хотя конкретно сейчас Суарес не может быть уверен в правильности собственных действий по одной простой причине: он знает Лис всего ничего, в то время как она наверняка знает о нем очень многое.
Раф не испытывает острого желания объясниться, потому предпочитает переключить внимание на иные вещи. На одежду, которую приносит из ванной, и на кофе, когда девчонка соглашается. Коротко кивнув, хавбек уходит в сторону кухни и начинает греметь дверцами. Он без труда мог бы нажать пару кнопок, и кофемашина быстро организовала бы две кружки ароматного напитка, но тогда бы испанцу пришлось выдумывать для себя занятие. Более того, свежемолотый и собственноручно сваренный кофе намного вкуснее и ароматнее.
Лис появляется в поле зрения спустя несколько минут. Суарсе поворачивает голову в ее сторону, провожает взглядом ровно до тех пор, пока девушка не находит себе место на столешнице, а затем возвращается в исходное положение, отдав все внимание на кофе, за которым необходимо тщательно следить.
- Дай мне руку, - вдруг просит девчонка, вызвав у испанца легкое недоумение. Он протягивает ту, что находится к ней ближе - левую. Она отрицательно качает головой, и Суаресу приходится развернуться чуть боком для того, чтобы позволить тонким пальцам сжаться на запястье правой руки.
- Часы? Как оригинально, - она подтягивает хавбека ближе к себе и с интересом разглядывает татуировку. Он ухмыляется и делает еще шаг, упершись низом живота в ее ноги. Взгляд уходит вниз и точно так же цепляется за сделанную два с половиной года назад татуировку, на которой действительно изображены часы.
- Согласен. - Суарес улыбается, привычно сморщив нос, и пальцем свободной руки касается края предплечья. - Это дата, - палец съезжает чуть ниже, обводя римские цифры. - и время рождения моего племянника. - он поднимает взгляд, смотрит на девчонку исподлобья, а улыбка становится чуть менее заметна.
Хавбек скучает по семье, с которой не виделся вот уже несколько месяцев; скучает по родителям и двоюродным сестрам, по совместным поездкам на отдых или банальным семейным обедам, когда собираются все самые близкие друзья; скучает по Родриго - племяннику и единственному члену семьи, который пока еще не выпрашивает у Суареса эксклюзивные истории с тренировок и матчей.
Инес - мать Родриго, систематически выпытывает у двоюродного брата не столько истории его футбольной жизни, сколько личной. Ей отчего-то иногда кажется, что Рафаэль либо никак не может отыскать себе девушку, либо давно уже отыскал, но по каким-то причинам старательно скрывает ее от семьи. Рафаэль, в свою очередь, лишь отмахивается и глаза закатывает, цокает языком и говорит о том, что никакой девушки у него нет, потому что карьера на данный момент стоит на первом месте.
А потом хавбек, как правило, подхватывает на руки племянника и быстро скрывается на заднем дворе, где дурачится с ребенком, смеется и наигранно громко кряхтит, когда Родриго валит его на спину и взбирается сверху. Они бегают по просторной территории, пинают мяч и отмахиваются от родственников, которые в сотый, кажется, раз зовут обедать. Рафаэль чувствует себя максимально комфортно с семьей.
Иногда они приезжают вместе с Торресом, от которого в восторге не только Родриго, но еще и самая младшая - двадцатилетняя - двоюродная сестра. Семья уже давно привыкла видеть Диего на различных праздниках или непродолжительных выходных, а сотрясающие стены громкие перепалки - безобидные и веселые - когда парни соревнуются в играх на приставке, никого не удивляют.
Суарес привык находиться вдали от дома, пропадать на тренировках и выездных матчах, но почему-то конкретно сейчас все чувствуется намного острее. Возможно, виной тому все так же становится положение, в котором футболист оказался. Он не знает, что будет завтра. Быть может, вернуться в Испанию ему вовсе не суждено.
Из раздумий Суареса вытягивают девичьи пальцы, мягко скользящие по коже. Снова подняв взгляд, он задерживает его на лице Лис чуть дольше, чем того требует ситуация. Ему вдруг чертовски хочется податься вперед, оказавшись еще ближе.
Не позволяет кофе, который дает о себе знать грозным шипением и залившей плиту пеной. Это отвлекает испанца, заставляет отдалиться и вернуться к забытому напитку. Он тихо ругается на испанском и скидывает посуду в раковину, а потом все-таки напрягает кофемашину.
- Расскажи мне что-нибудь о себе. - ему правда интересно. Пора уравнивать шансы, а узнать историю Лис хавбек вряд ли сможет, вбив ее имя в гугле. Немного подумав, Раф ловко запрыгивает на столешницу и садится рядом с девчонкой, сложив сцепленные в замок руки между ног. Он смотрит на нее, повернув голову, гуляя взглядом по длинным волосам и профилю.
С ней почему-то спокойно и комфортно. Ему нравится.

+3

15

«Только с тобой», — слова по-хозяйски гуляют на периферии сознания, бьют неугодные стекла и мебель верх ногами переворачивают, фотографии и воспоминания переставляют, ощущения тоже; Лис, несмотря на то, что двадцать второй ответил более пяти минут назад, до сих пор слова пережевывает и переосмысливает, не в силах остановиться. Хранительница чувствует себя глупой первоклассницей, пытающейся сложить дважды два. Задача простая и легкая, но Лис никак не может получить долгожданное четыре, потому что... он это серьезно? Да не, вряд ли. Не может такого быть. Наверное, решил почесать чувство еврейского великолепия. Но зачем? И не надо говорить, что просто так, просто так даже мухи под потолком не летают. В искреннюю благодарность Лис тоже не особо верит, ведь она ничего серьезного для испанца не сделала, только узнала про Торреса. Это было нелегко, конечно, и волею проклятой судьбы вылилось в сорок два часа бессонной и беспрерывной службы в Легионе, но об этом знает Лис и понятия не имеет Раф. Благодарить не за что, и у Рейнольдс остается только один логичный вариант: он хочет забраться к ней под майку не меньше, чем она к нему в штаны.
Закусив нижнюю губу, Лис поднимает глаза, обрамленные длинными черными ресницами, и больше не смотрит на татуировку, она смотрит на Рафа, который, когда улыбается, все еще забавно морщит нос. Он говорит, рассказывает о смысле вытатуированных римских цифр, но Рейнольдс не слушает – не может слушать. Не желает тоже. Теперь хранительница целиком и полностью поглощена мыслями о том, что он ее хочет. Она его хочет тоже.
Почему они до сих пор не в постели?
У нее нет ответа на этот вопрос. Хранительница оправдывает себя тем, что боится спугнуть испанца стремительной скоростью развития событий, хотя знает прекрасно – чувствует интуитивно, если хотите – что он не воспротивится ни на мгновение.
Его живот касается ее ног. Совсем легко, не вызывая боли в ушибленном вчера колене. Незначительное и пустяковое прикосновение, а у Лис предательски дыхание перехватывает и сотни мурашек по спине взбегают, выдавая истинные чувства.
Ни с кем и никогда хранительница не испытывала таких ярких, острых, просто сумасшедших эмоций, и она не до конца понимает, радоваться этому или нет. С одной стороны, что-то новое – это всегда круто, с другой стороны – и что с этим добром делать? Лис понимает, что влюбляется, как глупая наивная школьница в кумира, но ничего не может с собой поделать. Как вариант, конечно, взбрыкнуть и спрыгнуть со столешницы, уйти из кухни, из номера и из его жизни, но Лис скорее  голову на плаху самовольно возложит, чем пойдет на это. К тому же, хранительнице кажется, что в столешницу она вросла, как дерево кореньями в землю.
Она не сдвинется с места, пока он топчется рядом.
Божмой, как это по-детски глупо.
Ей даже стыдно за это.
Кофе яростно шипит, как все внутри Лис, и стремительно убегает, подгорелой пеной разливаясь по варочной панели. Двадцать второй, выругавшись по-испански, глаза закатывает и отдаляется, принимается воевать с посудой, которая совсем скоро находит себе место в раковине. Лис следит за действиями испанца с наигранным спокойствием.
Как вообще можно быть спокойной рядом с ним?
Рейнольдс напрягается, когда он подается ближе и вдруг запрыгивает на соседнюю столешницу. Расслабиться не получается, как бы Лис не старалась. Он поворачивает голову в ее сторону, и Лис делает то же самое; их взгляды встречаются. Она не отводит ни головы, ни глаз.
— Расскажи мне что-нибудь о себе.
Ойнет, только не это, давай поговорим о чем угодно, о погоде и о футболе, о богах и о чудовищах, но только не обо мне.
Вы знали, что взглядом тоже можно напрягаться? Именно это Лис сейчас и делает. Еще она поджимает губы и чисто машинально отдаляется на несколько сантиметров, не отрывая взгляда от мужского лица, и только потом опускает голову, закрывая лицо густой каштановой гривой.
Лис вовсе не хочет ворошить осиное гнездо, в котором жужжат и жалят воспоминания о паршивом детстве. Нежеланный ребенок, плод материнской измены…
Рейнольдс вдруг плюет на все с высокой колокольни и выкладывает на одном дыхании:
— Я в Болгарии родилась, хотя мать – еврейка, а отец – тот, который биологический –  итальянец. Мать меня нагуляла, когда отдыхала в Италии, а супругу не призналась и выдала меня за долгожданного первенца. Но не любила она меня страшно и постоянно боялась, что правда вскроется, в конце концов, я была похожа на отца примерно так же, как вон на того чувака, — она кивает на экран, с которого улыбается коротышка Дэнни Девито. — Она меня избегала постоянно, а я никак не понимала, чем заслужила такое отношение. Потом все стало поспокойнее, когда она разродилась двойней от законного супруга. Потом еще дети, я отошла на задний план. Мне нормально было. Дома я вообще не появлялась, потому что мать пихала меня в разные секции и кружки. Но однажды она забыла, — забила, — меня забирать из какой-то гимнастической секты, и мне пришлось возвращаться поздним вечером домой через весь город. Тогда я нарвалась на неприятности в виде двух пьяных мудаков. В подробности вдаваться не буду. Мне тогда двенадцать было, — ее голос звучит удивительно ровно и спокойно. Она не испытывает сожаления, потому что считает, что прошлое должно оставаться в прошлом. Что было – то прошло. — Потом аборт. Мать сказала, что я опозорила честь семьи, и отправила меня в Коста-Рику к дядьке. Именно там я выучила испанский, кстати, — она легко толкает испанца локтем в бок, легко улыбаясь и глядя в глаза. —  Для него я была кем-то вроде «принеси-подай-идинахер-немешай». Ты замечал, что мужики начинают вести себя иначе, когда видят перед собой сиськи? То же самое случилось с дядькой, когда он заметил, что у меня выросла грудь. Я сбежала, — она умалчивает о том, что сожгла его дом. Вместе с ним. Хватит с испанца шокирующего контента. — А потом все образовалось. Я сменила имя, объездила немало стран, иногда спала на лавках в парках, было круто. А в Афинах осела, потому что узнала про богов. Мне захотелось попробовать эту силу на вкус, и вот, она у меня в руках, — Лис вытягивает перед собой ладони, демонстрируя их себе и ему. От запястья и до локтя тянется свежий шрам – напоминание о том, что за все необходимо платить. За сверхсилу – кровью и фруктами. — Не самая веселая история, я знаю, но мне норм. Не жалей меня. Я не зацикливаюсь на том, что было, и предпочитаю жить настоящим. А в настоящем я сижу рядом с известным футболистом, который "добр только ко мне", и это клево.
Лис, чувствуя воцарившееся напряжение, озадаченно кривит губы и неловко – боль в колене дает о себе знать – спрыгивает на пол. Шикнув, она встает между мужских коленей и поднимает голову, заглядывает в невыносимо зеленые глаза и ободряюще улыбается, а потом касается указательным пальцем лохматого подбородка. Не касается даже, а едва задевает и отдаляется, чтобы расправиться с обещанным кофе.

+4

16

Рафаэль вдруг жалеет о том, что озвучил безобидную, казалось бы, просьбу. Напряжение, не только воцарившееся в комнате, но и отблеском отразившееся в девичьем взгляде, заставило испанца едва заметно нахмуриться и беззвучно сглотнуть. Он и правда хотел бы узнать что-то о Лис, но даже представить себе не мог, что его желание способно очертиться не самыми приятными последствиями. Рафаэль не хотел заставлять девушку погружаться в воспоминания, бередить их и прогонять через себя снова. Но, кажется, именно это он и сделал.
Если бы во власти испанца была способность управлять временем, то он не раздумывая вернулся бы на несколько секунд назад и нашел бы иную тему для поддержания разговора. Ему нравилось это спокойствие, воцарившееся вдруг не только в номере отеля, но и в жизни; ему нравилось смотреть на расслабленную и безмятежную девчонку, потому что от нее то же самое передавалось испанцу - уставшему и измученному не столько физически, сколько морально; ему нравилось наблюдать за Лис, скользить изучающим взглядом по лицу, - он зачем-то запомнил, что девушка слегка щурится, когда улыбается, а когда ждет ответа или просто молча смотрит - прикусывает нижнюю губу.
Ему нравилось то, что происходило ровно до этой самой секунды.
То, что происходит сейчас - ему не нравится вовсе.
Впрочем, девчонка достаточно быстро сводит на нет собственное напряжение и начинает рассказывать не самую приятную жизненную историю. Рафаэль внимательно слушает, изредка уводя взгляд в сторону и опуская голову, слышит каждое сказанное слово и невольно пропускает чужие переживания через себя. Они есть, пусть даже Лис старательно пытается делать вид, что давно перешагнула через этот отрезок и оставила его позади. Рафаэль против собственной воли ставит себя на место девчонки и понимает: напряжение в ее теле и взгляде было справедливо уместным, ведь невозможно безболезненно и спокойно вспоминать события, напоминающие по меньшей мере десятый круг ада.
Будучи человеком внимательным и весьма впечатлительным, Рафаэль с нескрываемым восхищением готов признать, что перед ним сидит не просто молодая и бестолковая девчонка, а достаточно сильный и стойкий человек. Лис говорит о неудачно сложившемся детстве, об изнасиловании - он понимает это без лишних объяснений и потому напрягается сильнее - и переезде к не слишком адекватному родственнику так, словно нет во всем этом ничего ужасного, словно это так же легко и просто, как выйти в ближайший магазин за хлебом. Кому-то может показаться, что подобное отношение к собственному прошлому - нечто неправильное и говорящее лишь о распущенности, мол, как можно быть такой спокойной, когда за плечами столько дерьма? Но Рафаэль уверен, что нужно чертовски много сил для того, чтобы не только пережить все это, но и ужиться.
Прошлое и правда должно оставаться в прошлом, но для того, чтобы это произошло, необходимо приложить достаточно много усилий.
Суарес не перебивает и не задает вопросов. Просто смотрит и слушает, а пальцы изредка сжимают ребро столешницы до побелевших костяшек - непроизвольно и незаметно для самого Суареса. Он неприятно впечатлен этим рассказом, но в то же время он приятно впечатлен сильной личностью, что сидит по левую сторону от него и смотрит прямо перед собой.
- Не самая веселая история, я знаю, но мне норм. Не жалей меня. Я не зацикливаюсь на том, что было, и предпочитаю жить настоящим. А в настоящем я сижу рядом с известным футболистом, который "добр только ко мне", и это клево.
Последние слова вовсе не разряжают обстановки, но зато заставляют испанца усмехнуться.
Только сейчас Суарес всерьез задумывается о том, что его жизнь, не пестрящую резкими и опасными поворотами, а протекающую довольно мирно и относительно гладко - если не считать последний месяц и то, что ждет впереди - можно без преувеличений назвать сказкой. Суарес хоть и является человеком мирным и добрым, умеющим сострадать и быть чутким, но все-таки никогда не пытается по собственной воле лезть в чужое дерьмо, тем самым усложняя себе жизнь. Исключением из правила становятся лишь родственники и близкие друзья. Суарес может помочь совершенно постороннему человеку, но в большинстве случаев сделает это только после того, как этот самый человек его попросит; Суарес может уделить внимание подростку, дожидающемуся у входа на Сантьяго Бернабеу и желающему получить автограф кумира, но сделает это, если подросток проявит инициативу и подойдет сам - в любой другой ситуации Суарес, увлеченный разговором или играющей в наушниках музыкой, пройдет мимо и даже не заметит.
Хавбек нередко ведет себя так, как подобает известному человеку: высокомерно и заносчиво, местами капризно и не слишком правильно. Любой, кому довелось получить свою долю популярности, рано или поздно поддается и принимает правила игры, продиктованные возросшими возможностями. Это не всегда устраивает общественность, но и у данной медали так же имеется две стороны, а это значит, что всегда найдутся как осуждающие, так и поддерживающие.
Суарес, если так подумать, избалован и изнежен лучами всеобщих любви и обожания не меньше, чем тот же Торрес, просто Диего предпочитает все это демонстрировать более открыто, нежели Рафаэль, который зачастую пытается себя сдерживать.
- Я и не собирался. - коротко и совсем тихо, немного даже хрипло отвечает испанец и уводит руки от ребра столешницы, оставив их на собственных коленях. Он подается чуть вперед и слегка сутулится, опускает голову и выдыхает. Он сидит так ровно до тех пор, пока Лис, спрыгнувшая на пол и выпрямившаяся, не оказывается перед ним. Девушка встает между ног испанца, тем самым заставив его сначала поднять взгляд, посмотрев немного исподлобья, а затем податься назад, чтобы лучше видеть чужое лицо.
Она выглядит расслабленной, словно две минуты назад не вспоминала тяжелое прошлое. О Рафаэле подобного сказать нельзя, ведь до сих пор находится под впечатлением, не знает как на это все реагировать и что говорить, потому непроизвольно хмурится. Она смотрит в глаза и улыбается, - Рафаэль, сам того не замечая, залипает и взгляда отвести не может, будто поддается гипнозу. Ему снова хочется податься ближе - и в эту самую секунду отгонять от себя эти мысли испанец не может и не хочет.
Он ведь никогда не задумывался о каких бы то ни было принципах, поэтому без труда находил себе девчонку на одну ночь, при этом даже особо не напрягаясь. И Рафаэль изначально знал, что - при желании - утянуть в постель Лис не составит труда, - честно говоря, после первой встречи и обещания девчонки вернуться в бар на следующий день, испанец подумывал о сексе, как о хорошей возможности отвлечься. Но на следующий день девчонка не объявилась, а когда появилась в поле зрения и рассказала о том, что с Торресом все нормально, хавбек словил себя на мысли, что приоритеты хочется пересмотреть.
И он их пересмотрел.
Хватило до этого самого момента.
Когда Лис дотрагивается указательным пальцем до подбородка, Рафаэль выдыхает через слегка приоткрытые губы и шлет в далекие дали все противоречия, болтающиеся где-то на задворках сознания. Он, в конце-то концов - человек, который привык добиваться поставленных целей и получать желаемое не только на поле, но и в повседневной жизни.
Девчонка отдаляется и собирается чем-то заняться, но Рафаэль, ловко подавшись вперед и перехватив ее запястье, сделать это не позволяет. Он тянет Лис на себя и вместе с тем разводит ноги в стороны, заставляя вновь оказаться между ними. Перехватив взгляд и быстро пробежавшись по озадаченному, но явно не удивленному лицу, Рафаэль демонстрирует свою коронную полуулыбку и уводит руки вверх, кладет их на девичью шею и вновь приподнимает голову так, чтобы было удобнее.
- Ты ведь не против, если известный специалист немного проявит инициативу? - улыбка, быстро переквалифицировавшаяся в легкую ухмылку, исчезает в тот момент, когда губы испанца прижимаются к губам Лис в спокойном и ровном поцелуе. Таким он остается недолго, потому что когда Рафаэль чувствует ответ со стороны девчонки - углубляет. Левая рука уходит на шею со стороны затылка и вверх, путаясь в мягких волосах, в то время как правая рука скользит по изгибу талии и останавливается на поясе. Пальцы подцепляют край майки и практически сразу забираются под ткань, - ладонь касается кожи, поглаживает и миллиметр за миллиметром ползет вверх. Рафаэль сжимает девичью грудь и чувствует приглушившийся поцелуем выдох. Ухмыляется снова.
Он нехотя прерывает поцелуй и помогает стащить с себя футболку. Майку девчонки ждет та же участь. Ему нравится ее тело. Ему нравится и то, что к этому самому телу он может беспрепятственно прикасаться. Собственно, именно этим и занимается. Проходит несколько секунд, Суарес начинает новый поцелуй и вместе с тем спрыгивает со столешницы, заставив Лис сделать короткий шаг назад. Делает он это для того, чтобы в следующий момент, подхватив под ягодицы, усадить девчонку на свое место. Губы соскальзывают и уходят на подбородок и шею, царапают кожу щетиной и прочерчивают влажную дорожку от ключицы до плеча, - Суарес оставляет заметный след чуть выше груди, которую сжимает левой ладонью.
Под губами, прошедшими по ребрам и остановившимися в области сердца, испанец чувствует участившееся сердцебиение. Ему нравится. Чертовски нравится. Пальцы левой руки ловко справляются с застежкой на шортах, а затем уходят под одежду, - то, что девчонка уже мокрая, Суаресу нравится тоже.

+2

17

После рассказанной истории у хранительницы, хотя она этого никак не демонстрирует, на языке остается двоякое послевкусие: c одной стороны Рейнольдс понимает, что грустные рассказы о тяжелом детстве вызывают у слушателей сочувствие и сопереживание, желание защитить и больше никогда не обижать. У некоторых в глазах блестит даже уважение, в конце концов, не каждый человек – ребенок! – способен выбраться из такой глубокой лужи с дерьмом.
Впрочем, Лис кажется, что именно благодаря юности она так легко (легко ли?) и выбралась. Беспечность, наивность и бесконечная вера в то, что рано или поздно все наладится, заставляли Рейнольдс не сдаваться и постоянно идти вперед, двигаясь в поисках лучшей жизни.
С другой стороны, такие истории оставляют на человеке след. На слушателе. Рассказчик клиширует себя жертвой, оскорбленной и униженной, изнасилованной к тому же. И если слушатель питает к рассказчику какие-то чувства, то они рискуют кардинально измениться, потому что приходит неизбежное понимание: а товар-то пользованный. Порченный, если хотите.
С какого-то черта Рейнольдс дьявольски важно, что думает о ней испанец в свете последних потрясающих историй. Даже немного страшно от того, что вариант с порченым товаром может оказаться правдой. Очень страшно.
Возьми себя в руки, тряпка!
— Я и не собирался, — хриплый от долгого молчания голос звучит еще тише, и Лис с искренней досадой поджимает губы. У него тяжелый взгляд, тоскливый и как будто виноватый: наверное, он винит себя за то, что растряс осиное гнездо, и злые осы, словно пропитанные ядом стрелы, вонзились в старые раны и разбередили их. Но Лис его за это не винит. Ни капли. Она винит исключительно себя, ведь могла, ну могла же слезть с этой темы и рассказать, например, про первое знакомство с Хлебушком или про то, как забыла поставить на ручник новенькую тачку Янки и та, безмятежно скатившись с горки, врезалась в фонарный столб. Она могла рассказать про то, как впервые нашла талисман и стала хранительницей Плутоса. Точнее, талисман она выкрала. А из-за случайно открытой техники ослепла на несколько мучительно долгих часов. Она могла рассказать о том, что напилась вдрызг с Мидасом – с хранителем Посейдона, который в два раза выше Лис и в три раза шире – и таскала его на плече, как мартышку. Но Лис, черт бы ее побрал, впервые за двадцать лет решила быть предельно честной.
Она весьма болезненно поплатилась за это. И речь сейчас вовсе не о шишке над бровью и даже не о ноющем колене.
Глупая искренность, однако, занимает не первое место в параде виновности; Рейнольдс, хоть и чувствует себя голой, беспомощной и испорченной, все же думает о том, что заставила испанца погрязнуть в болоте проблем еще глубже. Он и так сидел в нем, утопая по самое горло, из-за домашнего ареста, пропущенных матчей и без вести пропавшего друга. Лис не понимает, что именно Суарес чувствует, но примерно представляет, поэтому с первой минуты знакомства пытается ободрить и утешить, а еще отвлечь и развлечь. Хранительница хотела стать парусом для него, а в итоге обернулась тяжелым ржавым якорем и утянула на самое дно.
Поэтому она ободряюще улыбается, когда заглядывает в темно-зеленые глаза: хочет показать, что все хорошо, все действительно хорошо, не парься, дружище, хватит уже париться. Если ты не перестанешь, то чувство вины, копошащееся в самом низу живота, разрастется и доберется до гортани, когтистыми пальцами сожмется на горле изнутри и перекроет дыхание.
А глаза у него действительно зеленые, а не карие, как пишут на всех этих мелких футбольных сайтах.
Кофе-машина громко взвизгивает, требуя внимания; хранительница разворачивается и подается к большой красной кнопке, но не дотягивается, потому что возвращается к Суаресу, решительно притянутая за запястье. Она встает между его раздвинутых ног и приподнимает голову, долго смотрит в глаза. Как вообще можно было назвать их карими?
У него сейчас совсем другой взгляд, но Лис, как бы ни силилась, не может понять, что именно изменилось.
Она смотрит на его губы. Долго смотрит.
— Черт, — побежденно выдыхает Лис, не в силах оторвать взгляда от губ.
Его ладони – шершавые и сухие, но удивительно теплые – касаются ее шеи, и Лис покорно поднимает голову, вновь смотрит в глаза. Эти игры в гляделки чертовски мучительны, если честно, потому что хочется пойти дальше, вперед, и взглядами не ограничиваться.
— Ты ведь не против, если известный футболист немного проявит инициативу? — спрашивает он скорее для смеха, чем для вежливости, и улыбается. Лис залипает снова. Она молчит, конечно, и едва не задыхается от восторга, когда его губы накрывают ее. У нее сердце стучит так, что в пору таблетки от тахикардии пачками глотать, а самый низ живота сворачивается в липкий влажный ком, силой притяжения стремящийся исключительно к Суаресу. Кто Лис такая, чтобы бороться с законами физики? – и она охотно подается ближе, прижимается, насколько позволяет положение, и медленно заводит руки ему за шею, горячо отвечая на поцелуй. Пальцы путаются в густых черных волосах, когда Лис чувствует его ладони, по-хозяйски гуляющие по спине и по вмиг напрягшемуся животу. Ей не удается сдержать стона в чужие губы, хотя она зачем-то пытается это сделать, когда его ладонь сжимается на груди. Лис вовсе не любительница нижнего белья, но сегодняшний день – исключение, ведь она знала, в чей номер собралась идти. На ней белое белье, красиво оттеняющее смуглую кожу. В нем она остается, когда Суарес расправляется с майкой. Кусок ненужного шмотья летит на пол и там остается ждать звездного часа.
Лис в долгу не остается и мгновенно отдаляется, прерывая поцелуй, чтобы стянуть с него сливочно-белую футболку с заветным номером «двадцать два». И залипает снова, залипает окончательно и бесповоротно, предательски не может оторвать взгляда от сильных мужских плеч и груди, которые теперь находятся так близко, что даже не верится.
Во все, что происходит здесь и сейчас, не верится.
Лис, конечно, знала, что рано или поздно заберется мужчине в штаны, но почему-то конкретно сейчас все происходящее воспринимается не как просто секс. Здесь что-то большее, но Лис отчаянно не хочет думать об этом. Потом. Не сейчас. Все потом.  Легко встряхнув головой, хранительница  вновь подается к мужчине и начинает поцелуй, кладет ладони на сильные плечи, гладит их и лишь изредка сжимает. Дыхания не хватает, ей кажется, что сейчас она просто задохнется, но лучше так, чем прослыть богохульницей и прервать столь горячий поцелуй. Он целуется просто потрясающе, и у Рейнольдс раз за разом сносит крышу.
Когда он зачем-то отдаляется, Рейнольдс встает на носочки и тянется за ним и за поцелуем, не желая отступать так просто. А отдаляется он, чтобы ловко спрыгнуть  со столешницы, заставив Лис сделать шаг назад. Она подчиняется, крепче обняв его за шею. И не зря, потому что в следующее мгновение Суарес ловко подхватывает Лис под ягодицы и усаживает на собственное место. Теперь она раздвигает ноги, и испанец встает между ними.
Дыхание все еще сбито, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
Она с готовностью закрывает глаза и наклоняет голову, подставляя шею влажным горячим поцелуям, и подается ближе, чтобы пройтись ладонями по прессу и уйти ниже. Пальцы сжимаются на заметно набухшем члене сквозь ткань спортивных шортов; Лис со стоном выдыхает, закусывает нижнюю губу и выгибается – он утыкается носом ей в шею –  когда чувствует его пальцы в собственных трусах. Она думала, что слаще уже быть не может, но ошибалась.
На протяжном выдохе поглядев ему в глаза, Лис вновь начинает поцелуй и ныряет правой ладонью в его шорты, а потом и в трусы. Рейнольдс касается пальцами члена и проводит по всей его длине несколько раз сперва медленно, потом быстро, желая возбудить еще больше.
Она стягивает с него оставшееся шмотье, и шорты вместе с трусами спадают на лодыжки; свои шорты Лис тоже стягивает, приподнявшись над столешницей, оставляя в распоряжении испанца только лифчик. Она подается ближе, скрещивает за шеей руки, а за спиной – ноги, и кусает за мочку уха, прося, почти умоляя не медлить.

+2

18

На размеренные сигналы бытовой техники, верно приготовившей ароматный напиток, никто сейчас не желает обращать внимания, оставив медленно остывающий кофе дожидаться своего часа в пузатой стеклянной таре. У двух человек, находящихся на небольшой, но достаточно уютной кухне, в данный момент есть занятие более приятное и забирающее все имеющееся внимание. Они заняты друг другом - и менять такой расклад никто из них не желает.
Рафаэль, увлеченный привлекательным женским телом и откровенно наслаждающийся приглушенными стонами, совершенно точно не желает отрываться от девчонки, променяв ее на какой-то там напиток. Сейчас он как никогда понимает, насколько эмоционально зависит от Лис, потому что Лис, в свою очередь, является единственным человеком, способным вытянуть испанца из глубоких и не самых приятных раздумий, озвучив единственную безобидную просьбу: "Расскажи еще какие-нибудь футбольные байки".
Если честно, Рафаэлю порядком надоели подобные фразы, с незавидной частотой звучащие каждый раз, когда он оказывается либо в стенах родительского дома, где вся семья собирается за огромным столом и не находит ничего лучше, кроме как начать выпытывать у хавбека разные истории с тренировок и матчей, - а ему, между прочим, иногда хочется отдохнуть от всего, что связано с футболом; либо в компаниях, когда собираются близкие друзья и начинается ровно то же самое, потому что какие-то причины заставляют их отмахиваться от забавных историй о том, как один из общих друзей, не умеющий обращаться с детьми от слова "совсем", оказался заперт в одной квартире с полугодовалым ребенком, и пробуждают железобетонное желание выслушивать скучные истории о том, как невыспавшийся перед тренировкой запасной голкипер мадридского "Реала" случайно получил мячом по затылку. Рафаэль не приходит в неописуемый восторг, когда делится последними событиями своей жизни, но все же не упускает возможности похвастаться собственными достижениями.
С Лис все иначе.
Рафаэль не может сказать наверняка, чем именно вызваны все эти мысли и эмоции, испытываемые и перекручиваемые в моменты, когда девчонка находится в непосредственной близости, но то, что это мало-мальски помогает отвлечься - факт.
Разговоры - это, конечно, хорошо, но секс - хавбеку так кажется - намного быстрее избавит от неприятных мыслей и позволит целиком и полностью расслабиться. Рафаэль искренне верит, что хотя бы на ближайшие несколько часов перестанет винить себя в случившемся с Торресом, перестанет изматывать себя скверными мыслями по поводу дальнейшего развития события, а вместо этого отдаст все свое внимание прижимающейся и незамедлительно отвечающей на каждый поцелуй девушке.
Испанец не просто целует, не просто прикасается к мягкой коже, оставляя на ней слегка красноватые следы; испанец таким образом словно беззвучно говорит Лис о том, что в эту самую секунду и на ближайшее время она без остатка принадлежит именно ему. Подобные мысли приятным послевкусием остаются на периферии сознания, когда влажные губы исследуют женскую шею, касаются области сонной артерии, а зубы несильно, но вполне ощутимо прикусывают кожу, точно так же оставляя заметные следы.
Он начинает новый поцелуй и сдавленно, немного фырча выдыхает, когда чувствует ее ладонь, сжавшуюся на члене сквозь ткань. Ответно прикусив нижнюю губу и чуть оттянув ее на себя, Суарес уводит ладонь сначала на внутреннюю сторону бедра, а затем ниже, подхватывает ногу под коленом и настойчиво уводит ее себе за спину. Он оказывается еще ближе к Лис, прижимается еще плотнее и все так же наслаждается ответной реакцией на каждое действие.
Ей нравится. Ему нравится тем более.
Каждое прикосновение отзывается жаркими импульсами, проскальзывающими по венам вместе с кровью и доводящими желание до своей предельной точки. Разум медленно, но верно мутнее, мысли, не находящие себе места, выветриваются из головы, - именно этого добивался Суарес, так отчаянно желающий избавиться от тяжелого гнета навалившихся проблем.
Хавбек не в состоянии сдерживать колотящиеся и вырывающиеся на свободу эмоции, обострившиеся так резко и сильно. Для него отнюдь не впервой испытывать подобное, но какая-то часть не до конца затуманенного страстью сознания убедительно твердит о том, что именно с Лис все будет не так, как было каждый раз до этого. С Лис все будет иначе по одной простой причине: необходимость. Раф испытывает необходимость в ее присутствии и даже не пытается переубедить себя в этом, но все-таки секс - это просто секс, неплохая альтернатива разговорам обо всем, но в то же время ни о чем, если хотите, и возможность долгожданно расслабиться. Раф, никогда не использующий секс в качестве фундамента для дальнейшего развития каких бы то ни было отношений, в данный момент убежден в одном: не будет никаких трех детей, пышной свадьбы и просторного дома с огромным двором. Зато вполне может быть дальнейшее совместное времяпрепровождение и имеющий место быть секс без каких-либо обязательств.
Рафаэля это вполне устроит, но вопрос в другом: устроит ли подобное девушку?
Испанец не знает, какие именно цели преследует девчонка, но искренне надеется, что в дальнейшем не получит громкую истерику, приправленную красноречивыми фразами о том, что секс для нее значит гораздо больше, чем обычное снятие напряжения. Было бы неловко.
Впрочем, думать об этом сейчас Рафаэль не может и не хочет. А вот о мягких руках, исследующих его тело, о губах и срывающихся с них стонах - очень даже.
Лис ловко избавляется от одежды - не только от его, но и от своей, чем вызывает короткую усмешку и непродолжительный взгляд, проскользивший по девичьему лицу и спадающим на него волосам. Вскинув руку, он убирает непослушные пряди, едва касаясь грубыми пальцами щеки и уводя их ниже. На ее теле остается лишь лифчик, от которого Раф тоже избавляется, когда подушечками указательного и среднего пальцев проходит по шее и ключице, спускается до груди и ловко скользит за спину, где находит застежку. Он не хочет медлить, поэтому сразу же подается вперед и груди теперь касается губами, прикусив поочередно сначала один сосок, затем второй. Раф чувствует, как ее сбитое дыхание путается в волосах на макушке; Раф хотел бы продолжить мучить девчонку медленными и томительными прикосновениями, целовать долго и будто играючи, но сам находится на грани.
И грань эта стирается, когда руки Лис скрещиваются на шее, а ноги опоясывают торс; когда она буквально выстанывает просьбу, на которую испанец незамедлительно реагирует. Прижавшись грудью к ее груди и оставив левую ладонь на пояснице, Раф подается слегка назад для того, чтобы девчонка оказалась на самом краю столешницы. Так удобнее. Ладонь свободной руки проходится по всей длине члена прежде, чем Раф с резкого толчка входит. Он тут же замирает и следующие несколько секунд не двигается, позволив привыкнуть не только Лис, но и себе - хотя, казалось бы, к чему тут привыкать? - а потом начинает очередной поцелуй - глубокий и настойчивый, требовательный.
Обе ладони находят свое место на ее талии, пальцы вжимаются в кожу, когда Рафаэль начинает двигаться. Медленные, но глубокие толчки постепенно сменяются более быстрыми, но все такими же глубоким. Стоны, которые Лис не пытается сдерживать - испанцу это чертовски нравится - становятся громче, а дыхание - прерывистее. Его губы хаотично блуждают по всему, до чего способны дотянуться, язык оставляет влажные дорожки, а руки так же крепко сжимаются на талии. Наверняка останутся следы, но до этого никому сейчас нет дела.
Рафаэль умеет быть мягким и чутким, но почему-то в этот самый момент таковым становиться вовсе не хочет. Впрочем, они только начали.
Спустя какое-то время хавбек уводит ладонь на грудь и с силой сжимает ее, ловит чужие губы и впивается в них новым поцелуем, перекрывающим не только стоны, но и дыхание. Он, чередуя быстрые движения с медленными, целует ровно до тех пор, пока легкие не обжигаются недостатком кислорода. Короткий вдох. Выдох. Снова вдох - и новые поцелуй, прервавшийся сразу же, как только Раф резко подается бедрами назад, выходит и разворачивает девчонку к себе спиной. Он не заставляет ее наклоняться, упав грудью на столешницу; он проводит шершавой ладонью по изгибу талии и по правой ягодице, на которой оставляет едва красноватый след от шлепка, а потом, наклонившись и вновь подхватив правую ногу под коленом, поднимает ее. Раф, исключительно ради удобства, позволяет Лис опереться согнутой ногой о столешницу, после чего все с того же резкого толчка входит снова. Теперь он не ждет и не позволяет привыкнуть - зачем? - а сразу же начинает двигаться в привычном темпе.
Левая рука уходит вверх по позвоночнику и останавливается на шее, большим и указательным пальцами зацепившись за нижнюю челюсть. Раф не сжимает ее, но заставляет запрокинуть голову, ткнувшись носом в душистые волосы, норовящие залезть в рот.
Ему нравится реакция девчонки.
Ему нравится каждый стон, вырывающийся из ее груди.
Ему нравится и то, что мыслям в голове не осталось места.

+2

19

В том, что для испанца это просто секс, Лис уверена на сто процентов, а если бы они находились в России, то на сто сорок шесть. Рейнольдс прекрасно понимает, что двадцать второй хочет отвлечься и забыться, расслабиться и получить долгожданное наслаждение. Суарес – она уверена – так делает не в первый и уж точно не в последний раз, он продолжит таким образом сбегать от проблем завтра, послезавтра, через месяц и через год. Через десять лет тоже, только в его постели, возможно, появится постоянная женщина – жена и мать его детей.
Вряд ли это будет Лис. Она не из той породы. Рейнольдс никогда не задумывалась о будущем, она даже не знает, чем собирается заниматься завтра, что говорить о десятке лет. И все же ей кажется, что к двадцати пяти она скорее сдохнет от рака легких, чем ввяжется в постоянные отношения. Или ее убьют, и этот вариант не менее вероятен. Она создана для того, чтобы спать, есть и пить, иногда баловаться травкой, постоянно быть в движении и создавать это самое движение, она создана для приключений и для последствий – не всегда приятных, но не для семьи.
Рейнольдс не понаслышке знает, каково это – жить в семье, где тебя не любят. Еще лучше она знает, каково жить без семьи вообще. И второе оказалось намного удобнее, безопаснее и безболезненнее первого – хотя бы поэтому Лис не имеет никакого желания ввязываться в отношения, которые рано или поздно конвертируются в жирный штамп в паспорте.
У нее и паспорта нет, если на то пошло.
У Лис есть Хлебушек, с которым она дружит и иногда спит, совсем редко, когда других вариантов нет. У Лис есть Янки, с которым она тоже спит, но намного чаще, и который боится отношений, как огня. Рейнольдс вот не боится, она просто не хочет, а Фостер именно боится. Он рассказывал, как бежал без оглядки от девушки – очень симпатичной, кстати, – которая имела глупость намекнуть на знакомство с родителями. Рейнольдс тогда посмеялась, хлопнула Янки по обнаженной груди ладонью и сказала, что с ней он в нерушимой безопасности: родителей у Лис тупо нет.
Янки до сих пор не знает о паршивом детстве своей верной собутыльницы. Он никогда не спрашивал, а Лис никогда не рассказывала. Поэтому ей удивительно и странно от того, что Раф спросил: ему как будто не безразлично. Еще удивительнее то, что она рассказала. И все же… Лис ни на что не рассчитывает и беспрепятственно осознает, что это просто секс.
Более того, Рейнольдс понимает прекрасно, что любые дальнейшие движения в сторону отношений заведомо обречены на провал. Не из-за него, а из-за нее. Лис не умеет. Даже если захочет, то не сможет, поэтому стараться вовсе не собирается.
Ей просто нравится то, что происходит здесь и сейчас.
Чертовски нравится.
Ей нравятся его напор и решительность, как будто спортивный азарт, которым пропитано каждое его движение. Прикосновения обжигают, а каждый случайный взгляд заставляет сердце биться сильнее, ей богу, оно сейчас просто выпрыгнет из грудной клетки. Его пульс стучит в ее висках, а дыхание предательски сбивается каждый раз, когда он подается ближе.
Испанец умеючи избавляется от лифчика, и Лис провожает кусок кружевного тряпья сдержанно ликующим взглядом. Она остается перед двадцать вторым абсолютно голая, обнаженная, но ни капли не стесняется собственного тела, поэтому не пытается прикрыться или закрыться. Рейнольдс не без изъянов, конечно, не без недостатков, но она привыкла к ним, сжилась и сейчас почти не замечает. Да и вообще, комплексы – это не по ее части.
Он подается ближе, прижимается всем телом, и Лис горячо выдыхает ему в ухо. Когда испанец губами исследует девичье тело и останавливается на груди, сжимая зубами твердые от бесконечного возбуждения соски, Лис срывается на стон и закидывает голову назад, зарываясь пальцами в иссиня-черных волосах, сжимая их сильнее, чем того требует сильнее.
Хорошо, что время действия техники кончилось, и у Лис больше нет сверхсилы. Было бы неприятно в порыве страсти сломать испанца пополам.
Терпеть нет сил;  Лис, выпрямившись и  выгнувшись в пояснице, кладет ладони на небритые щеки и заставляет мужчину выпрямиться следом. Она с нескрываемым желанием смотрит ему в глаза и оставляет короткий поцелуй на губах прежде, чем податься ближе и завести руки за сильную шею, а ноги – за спину и протяжно простонать не то просьбу, не то мольбу. Лис хочет растянуть удовольствие, но не может. Сил, выдержки и терпения не хватает.
Он подтягивает ее на самый край столешницы. Гспди, как же Лис нравятся его действия, вы просто представить себе не можете, как нравятся. Даже самые обычные из них пропитаны властью, решительностью и силой, беззлобным, но настойчивым спортивным азартом.
Она обнимает его за шею крепче, вжимается носом в сонную артерию и срывается на громкий стон, когда чувствует резкий толчок. Испанец не сразу начинает двигаться – дает возможность привыкнуть себе и ей – и только после этого резко подается бедрами вперед. Он оттягивает каштановые волосы, заставляя выпрямиться, и Лис отводит голову назад, смотрит ему в глаза, продолжая стонать. Выдержки снова не хватает, и Рейнольдс впивается губами и в его губы.
Ей нравятся его влажный язык, по-хозяйски гуляющий по девичьему телу. Ей нравятся его сухие грубые ладони, детально изучающие тело. Когда он сжимает грудь, Лис снова срывается на громкий стон и, тяжело дыша,  облизывает собственные губы.
Проходит немного времени, и он заставляет ее съехать со столешницы и встать на ноги. Лис подчиняется и, выгнувшись в пояснице после шлепка, поворачивает голову и смотрит на испанца через плечо. Темные глаза блестят желанием и бесконечным возбуждением.
Он это прекрасно видит и, кажется, сам терпеть больше не может; испанец ловко подхватывает ее ногу под коленом и поднимает, обеспечивая себе удобство, и с очередного резкого толчка врывается в разгоряченное тело. Лис срывается на еще один громкий стон в ответ на движение и, упершись вытянутыми руками в столешницу, пытается двигаться в такт.
Его ладони обжигают шею, и Рейнольдс, не прекращая стонать, максимально прогибается в пояснице и заводит голову назад. Она чувствует его рваное дыхание, путающееся в густых каштановых волосах. Ей нравится. Ей нравится контраст боли – ушибленное колено никто не отменял – и бесконечного наслаждения. И все же боль пересиливает; Лис решает сделать финт ушами и красиво взять инициативу в собственные руки.
Она быстро разворачивается и отталкивает от себя испанца, словно он не любовник вовсе, а маньяк, и только темные глаза, блестящие возбуждением и азартом, подсказывают, что все хорошо, что все только начинается. Мужчина отшатывается и едва успевает понять, что к чему, как Лис наступает, касаясь его губ, но не целуя, и заставляет пятиться к столу.
Это же, в конце концов, просто кощунство, заниматься сексом на кухне и не воспользоваться услугами обеденного стола.
Она наступает на испанца до тех пор, пока он не упирается в стол. Без слов и почти без действий Лис заставляет двадцать второго сесть на его поверхность, а ладонью, упершейся в сильную грудь, отъехать в центр. Стол длинный и широкий, на первый взгляд – крепкий, вот и проверим.
Рейнольдс снова надавливает на грудь, теперь заставляя лечь. Она наклоняется, прогибаясь в пояснице, целует губы и щеки, подбородок и шею, съезжает на грудь и оставляет там несколько заметных засосов. Каждый сантиметр живота Лис исследует губами и языком, тесно прижимаясь к коже носом, в то время как ладонь сжимает член и водит по нему верх-вниз. Сперва медленно, потом быстрее. Член влажный, поэтому ладонь по нему скользит беспрепятственно.
Но и этого хранительнице мало. Она продолжает спускаться языком по животу вниз и через несколько мгновений обхватывает член губами. Испанец выдыхает, и этот выдох – музыка для ее ушей. Лис не тянет время и сразу берет член на всю длину так, что он упирается в глотку, и задерживается до тех пор, пока рвотный рефлекс не дает о себе знать. Лис отдаляется и делает вдох, но сразу заглатывает член снова и двигается теперь быстро, глубоко и ловко.
Она не дает ему кончить – отдаляется и ловко, с непривычной грацией садится верхом и седлает, как молодого жеребца. Случайно взглянув мужчине в глаза, Лис улыбается и пятерней зачесывает волосы, гривой упавшие на глаза, назад. Не сводя с мужчины взгляда, Рейнольдс аккуратно обхватывает член ладонью, вводит в себя и, упершись вытянутыми руками в сильную грудь, начинает двигаться так же, как он: не быстро и не медленно, но глубоко.

+3

20

Рафаэль никогда не считал себя однолюбом, не придерживался мнения, что к выбору человека, с которым придется провести оставшуюся жизнь, необходимо подходить максимально филигранно, и уж тем более никогда не поддерживал высказывания о том, что создание новой ячейки общества - главная и единственная цель в жизни человека, ведущая исключительно к бесконечному счастью и спокойствию, к просторному общему дому с идеально ровным и удивительно зеленым газоном, к трем детям, два из которых обязательно должны быть похожи на отца, и к большой лохматой собаке, добродушно встречающей после тяжелого трудового дня.
Как-то раз Рафаэлю уже довелось влипнуть в это вязкое и липкое болото, которое общество привыкло называть приторно сладкой и до зубного скрежета фальшивой "счастливой совместной жизнью". Рафаэль, до этого не славящийся длительными отношениями, на какой-то из нередких вечеринок, организованных одним из спонсоров клуба, познакомился с девушкой - милой и на первый взгляд безобидной, немного застенчивой и явно чувствовавшей себя не в своей тарелке в окружении множества мужчин, среди которых были как знаменитые футболисты, так и не менее знаменитые бизнесмены. Тогда у Рафаэля она вызывала лишь привычную полуулыбку и желание узнать причину, по которой девчонка топчется среди бесконечных разговоров о футболе, хотя явно не понимает и сотой части из всего того, о чем идет речь. Это выглядело забавно. Ее манера не подавать виду, каждый раз вскидывая острый подбородок и будто со знанием делать отвечая на редкие вопросы, немного умиляла. Рафаэль стоял в компании из четырех человек и вовсе не слушал товарища по команде, эмоционально рассказывающего о не назначенном пенальти, из-за которого сопернику удалось выиграть, и негодующе жестикулирующего. Рафаэль медленно подносил продолговатый стакан с минеральной водой, делал небольшие глотки и зачем-то пристально наблюдал за девушкой. Она, в свою очередь, даже не замечала чужого взгляда.
Испанец никогда не был крайне стеснительным и нерешительным, потому к середине вечера, незаметно увильнув от своей компании, все-таки решился задать интересующий его вопрос. Ответ, честно признаться, его удивил и немного даже озадачил: "Я, вообще-то, спортивный журналист!" - немного обиженный голос вызвал на лице хавбека лишь забавную улыбку. Они разговорились, выпили по бокалу шампанского, а под конец вечера договорились, что ближайший выходной проведут вместе, потому что ей хотелось бы взять у знаменитого футболиста небольшое интервью.
За одной встречей последовала вторая, потом третья и четвертая, а в конечном итоге Рафаэль не заметил даже, как со дня их знакомства прошло целых полгода. Они начали встречаться на седьмой месяц, а к четырнадцатому - жить вместе. Тогда, вопреки ожиданиям, все стало напоминать отнюдь не сказку: частые ссоры, крики и ругань - от былой милой и доброй девчонки, казалось, не осталось и следа; бесконечные сцены ревности, потому что "задержался на целых полчаса, был с какой-нибудь шлюхой, да?"; постоянные подозрения и куча выдуманных на ровном месте причин. Последней каплей стал разговор, когда девчонка с самыми серьезными намерениями заявила, что с футболом пора завязывать, ведь постоянно пропадать на сборах или тренировках, быть на матчах не только в стенах мадридского стадиона, но и в других стран - это безответственно по отношению к семье. К семье, которую семьей можно было назвать с большой натяжкой, - они даже о браке ни разу не говорили.
Рафаэль пережил этот разрыв на удивление легко, хотя в последние недели нередко тяготил себя неприятными мыслями. Рафаэль с головой ушел в тренировки и матчи, выкладывался не на сто, а на целых двести процентов, удивлял товарищей по команде и напрягал тренера, который вовсе не хотел терять хорошего игрока, гробящего себя слишком большими нагрузками. Рафаэль провел ближайшие выходные с семьей, расслабился и окончательно отпустил ситуацию. А еще понял, что серьезные отношения - это слишком тяжелый труд, с которым можно справляться, если ты являешься среднестатистическим жителем какого-нибудь города, работающим в душном офисе и возвращающимся домой ровно в восемь, но достаточно непросто справляться, когда ты являешься известным футболистом, тратишь кучу сил и энергии на тренировки и поддержание формы, можешь возвращаться домой вечером, а можешь - через пару-тройку дней, и постоянно попадаешь под объективы фотоаппаратов и камер.
Найти золотую середину возможно, но чертовски сложно. У Рафаэля в этом плане слишком мало опыта.
Возможно, когда-нибудь он все-таки найдет человека, с которым будет не только спокойно, но и комфортно. Пока думать об этом не хочет, потому что все свое время уделяет футболу.
А конкретно в эту самую секунд - девчонке, которая соблазнительно выгибается в пояснице, громко выстанывает неразборчивые, но вполне понятные просьбы, старается двигаться в такт с каждым движением и откровенно наслаждается происходящим. Испанец делает ровно то же самое.
Все такие же быстрые и глубокие толчки сопровождаются частым и прерывистым дыханием, путающимся в девичьих волосах, когда Суарес, подавшись немного вперед, зарывается в них носом. Он, не прекращая двигаться, наклоняет голову чуть в сторону и, когда Лис делает то же самое, но в противоположном направлении, касается губами сначала мочки уха, а после и шеи. Опаляя горячим дыханием влажные дорожки, оставленные языком, он успевает прикусить кожу прежде, чем девчонка, ловко развернувшись, отталкивает его. Ненавязчивое и несерьезное недоумение растворяется сразу же, как только она приближается и касается губ, вместе с тем заставив попятиться. Поддавшись, Суарес двигается назад до тех пор, пока позади не возникает стол, на котором, следуя решительным действиям Лис, хавбек удобно устраивается. От контраста, вызванного горячей кожей, соприкоснувшейся с холодной столешницей, испанец незаметно ежится и напрягается, но тут же расслабляется, когда женские губы начинают хаотично скользит по лицу и подбородку, по шее и груди, медленно опускаясь ниже. Каждое ее прикосновение импульсами прокатывается по телу и сползает к низу живота; опустившаяся на член ладонь, тут же начавшая скользить по нему, срывает с мужских губ сдавленный выдох, - Раф, встретившись растрепанным затылком с поверхностью стола, прикрывает глаза и сжимает зубами нижнюю губу.
Когда девчонка берет член в рот и тут же начинает ловко и умело двигаться, хавбек не находит в себе сил сдержаться, потому хрипло рычит и порывисто выдыхает. Он упирается предплечьями в гладкую столешницу и немного приподнимается, с нескрываемым удовольствием наблюдает за Лис, а когда перехватывает ее взгляд - одобрительно ухмыляется. Рафу почему-то нравится видеть девичьи глаза в те моменты, когда его член упирается в глотку и заставляет задыхаться от недостатка кислорода.
Перекинув вес на левое предплечье, испанец вытягивает руку и путается пальцами в волосах, перебирает их, а затем, немного приподнявшись и сев, собирает в хвост для того, чтобы не мешались. Лис делает крышесносный минет, - Раф наверняка бы кончил, если бы она вовремя не остановилась.
Через считанные секунды хавбек вновь оказывается на лопатках, а девчонка оказывается сверху. С этого ракурса ее тело кажется еще более соблазнительным. Раф не собирается сдерживаться, потому кладет обе ладони на грудь, которую тут же сжимает, выпрашивая очередной стон. И он получает желаемое, когда она не только сдавливает коленями его бока, но и опускается на член.
Раф любит быть на первом плане не только в матчах, когда стартовый состав не обходится без атакующего полузащитника, но и в сексе, когда под его ладонями изгибается разгоряченное тело, когда ноги опоясывают его торс, а стоны очерчиваются его именем. Раф любит пылкий и страстный секс, любит вести, а не быть ведомым, но конкретно сейчас ему вовсе не хочется менять положения. Лис, находящаяся сверху, двигается умело, - Раф дышит все так же глубоко и часто, а ладонями исследует каждый миллиметр женского тела, сжимает возбужденные соски между указательным и средним пальцами, а затем уводит руки вниз и за спину, сжав ягодицы.
В какой-то момент он подается вперед и садится, при этом не прерывая девчонку; обхватывает обеими руками талию и прижимается губами к ключицам, целует и неизменно царапает кожу щетиной, уходя влажной дорожкой к плечу. Испанец непроизвольно прикусывает кожу - несильно, но ощутимо, когда кончает, заставив Лис максимально опуститься на член и замереть. Ослабив хватку, но не перестав окольцовывать руками талию, Раф переводит дыхание, ткнувшись носом в шею под подбородком. Оставив там же несколько коротких поцелуев, хавбек переворачивается настолько ловко, насколько позволяет стол, нависает сверху, упершись левым предплечьем в столешницу возле ее плеча, подается вперед и начинает долгий и глубокий поцелуй. Свободная ладонь скользит по телу вниз, проходится по внутренней стороне бедра прежде, чем он вводит в Лис два пальца, которыми тут же начинает быстро двигать.
Стоны в очередной раз наполняют комнату, как только Раф прерывает поцелуй для того, чтобы сделать необходимый вдох.

+2



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно