// четыре дня назад //
Одно хмурое утро, размытое в занавесе дождя и, кажется, все привычные пейзажи бесповоротно растворились и поблекли. Первый серый угрюмый ливень за неделю - начинается сезон дождей, и термометр лениво замер на отметке плюс десяти по Цельсию, пришлось впервые застегнуть пальто на все пуговицы. Можно смело позавидовать тому, кто так и не решился покинуть теплое жилище и искренне посочувствовать тем, кого дела и необходимость выгнали на улицу в столь недружелюбную погоду. Только ближе к десяти часам ливень стих и на улицу высыпали первые желающие подышать избавленным от пыли воздухом.
Из окон небольшого кабинета на четвертом этаже открывается отличный вид на узкие аристократические улочки Колонаки, разбегающиеся в разные стороны, будто ручейки и людей, снующих по ним миниатюрными фигурками. Невооруженным глазом видны фасады соседних зданий, так некстати помытых накануне.
Все кажется таким игрушечным. Однако взгляд едва ли цепляется за что-то конкретное, скорей, плывет по поверхности.
Сквозь приоткрытое окно слышится городской шум, гул автомобилей и человеческих голосов, сплошная какофония из скрипов, жужжания и гудения, даже в ушах немного звенит, а в это время в кабинете царит гробовая тишина, от того звуки города врезаются в слух сильнее.
Главные слова были сказаны несколькими минутами ранее и теперь, проигравшая сторона подсчитывает свои потери.
Вот уже как несколько минут Лиана сидит на своем стуле, сохраняя абсолютное молчание, сцепив руки в замок и устроив их под своим подбородком, не может заставить себя оторваться от окна, а напротив нее доктор – жилистая женщина в летах, время от времени поправляет на носу очки, и осторожно наблюдает за гостьей. Тема разговора щепетильная, а от того требует осторожности и нарочитой деликатности.
Их отделяет друг от друга стол и это кажется сейчас крайне уместным, так можно укрыться от безрезультативных попыток вывести ее на разговор.
- Знаете, - на приятном лице доктора проскальзывает мягкая улыбка, она складывает руки на столе, будто протягивая их к Эджкомб, - Возможно, вам нужно еще немного времени, чтобы подумать. Может быть, посоветоваться, с кем-то, - докторица снова поправляет очки на носу, - Было бы лучше, чтобы это не было только вашим решением.
Мягким убаюкивающим голосом, она подталкивает Ли к непростому разговору, которого та всячески решила избегать.
- Я все решила, - еще раз повторяет девушка, опуская руки на свои колени, но не набирается достаточно храбрости, чтобы посмотреть в глаза собеседнику.
- У нас есть хорошие группы поддержки, если вы не уверены, что справитесь. Так бывает, но после…, - она не успевает договорить, Лиана обрывает ее на полуслове, наконец-то отвернувшись от окна и вернув свое внимание собеседнику, она кажется уверенной в том, что говорит, даже брови привычно сползают к переносице.
- Нет, - девушка решительно качает головой, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос, - Не хочу все оставлять так.
- Хорошо, - можно понять, что женщина напротив, надеялась на иной ответ, но все же, берет в руки календарь, отсчитывая в нем несколько дней – Как на счет того, чтобы встретиться в этот четверг? Боюсь, что раньше не смогу ничего предложить. У вас будет еще немного времени, чтобы подумать.
- В четверг, значит в четверг, - Лиана прощается с врачом быстро и почти вылетает из кабинета, кажется, что там ей не хватало воздуха, а теперь она старается хватать его едва ли не ртом. Нужно всего лишь переждать эти четыре дня и не забивать ничем голову.
// настоящее время //
Как можно догадаться, не забивать голову оказалось трудней, чем можно было подумать. Сложно прикидываться, будто ничего не происходило и ее неожиданное беспокойство за собственное здоровье ни с чем, кроме окружения не связано. Она старалась улыбаться, когда внутри что-то переворачивалось кверху дном.
Последние недели выдались действительно тяжелыми, и ей часто приходилось ощущать себя едва ли не пропущенной через соковыжималку. Ведь нет ничего странного в том, что в какой-то момент, Эджкомб все же решилась обратиться к специалисту? Мигрени, бессонница, нарастающее беспокойство. Былые «болячки» давали о себе знать, и ей просто захотелось на этот раз не запускать все.
Кажется, так она объяснила все Киту, когда впервые поймала на себе его вопросительный взгляд. Других объяснений не потребовалось. Не пришлось придумывать дополнительных историй о терапии и каких-то нелепых анализах, подумать только, эти врачи всегда перебарщивают. Вопросов ей не задавали, она же предпочитала не распространяться о том, что последнее время стала куда пристальней рассматривать себя в зеркале, пытаясь заметить любые, даже самые незначительные изменения в собственной внешности, но пока не замечает ничего необычного, все та же она и никого другого нет.
Подозрения появились не сразу и долгое время любые симптомы списывались ею на все то же моральное истощение и тяжелый период в ее жизни и жизни Кита – новая веха с колдобинами и бесконечными обрывами. На этот раз никакого тупого женского: «он изменился – пропала та самая новизна», - только суровая правда жизни – не все бывает гладко. И это новое положение дел оправдывало многое, вплоть до того, пока Ли не решилась удостовериться во всем.
Запись на прием, анализ крови и обезоруживающее: «Поздравляю, у вас, примерно девятая неделя». Первое желание – забиться в угол, будто в детстве, зажать руками уши и без остановки повторять: «Нет-нет-нет, не слышу. Вы все врете!», - и только потом осознание, что, если в жизни все плохо, всегда может оказаться еще хуже.
Ли никогда не хотела детей. Ей не нравилось, как они выглядят, как пахнут и даже как звучат. Все в маленьких беззубых существах ее отталкивало. Она не планировала их будучи замужем, не планировала обзаводиться ими и сейчас, когда весь мир потихоньку сходит с ума и единственное, что ей нравилось в настоящем – это Кит, он ее центрировал и уравновешивал, там, где чего-то у него в недостатке, у нее в легком избытке, и наоборот. Какой смысл что-то менять? Тем более усложнять?
Единственным верным решением ей показалось сделать все быстро – избавиться от незваного гостя, не посвящая во все детали никого, тем более Деккера, но ей от чего-то кажется, что он бы ее поддержал, ведь как и за ней, за ним не наблюдалось душевных привязанностей к маленьким кричащим существам. Тем одним человеком, который попытался отговорить Лиану от пана «А», была докторица, радостно сообщившая ей эту новость так, будто это то, чего действительно хотела Эджкомб всю свою сознательную жизнь. Но та была неприступна, отмахивалась и настаивала на своем. Настояла, именно на сегодня была назначена заключительный встреча, которая расставит все точки над «i». И Ли торопилась на нее так, как не торопилась уже давно, даже забыв медицинскую карту дома, но ее это не волновало. Впереди ждало решение ее внезапно образовавшейся проблемы.
*спустя несколько часов*
Она покидает клинику с еще большим грузом, а ведь должно было все быть иначе. Так ведь?
Долгое время девушка не решается сдвинуться с места, наблюдая, как из припарковавшегося седана осторожно выкатывается беременная женина, она жмурится, придерживает саму себя за поясницу и цепляется второй рукой за плечо мужа, тот спешит ей на помощь, как только дверь со стороны пассажира открывается. Они оба выглядят до безобразия довольные своим положением и Лиану это почему-то раздражает. Она наблюдает за тем, как они неуклюже поднимаются по небольшим ступенькам, всего пятнадцать и сама Ли может преодолеть их с легкостью, даже на высоких каблуках, но почему-то многие относятся к этому состоянию пузатого недоразумения, как к чему-то прекрасному. Чушь.
На какой-то момент, не успев отвести вовремя взгляда, девушка невольно встречается с беременной и заметно хмурится. Не смотри на меня. В тот же момент к горлу подступает неприятный ком из обиды и горечи, ей хочется провалиться под землю за те мысли которые принялись хаотично биться о черепную коробку. Она просто спешит домой, надеясь, что сможет отдышаться там.
Дверь в квартиру открылась с легким скрипом и Лиана практически просочилась в коридор сквозь небольшую щель, прислоняясь лбом к холодному косяку. В голове все гудит, слишком быстро и громко, от чего собственные мысли становятся едва различимы.
Под ребрами все так же больно и тяжело, от чего она хватает воздух ртом, делая подряд несколько глубоких вздохов. Кажется, что от истерики ее ограничивает слишком тонкая и условная черта, которая может раствориться, а за ней не будет ничего, кроме беспомощности и слез в подушку.
Правильно и она поступила? Может быть, следовало сделать все иначе?
Раньше, не приходилось задумываться о на столько глобальных вещах, как один день изменивший все вокруг. Но об этом придется задуматься немного позже, ей кажется, что дома она не одна и от того спешит успокоить себя, спешно смахивая с лица наметившееся хрусталики, выдыхает, собираясь продолжать делать вид, что ничего не произошло и все было так же как и несколько месяцев назад.