Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » новый день — и всё начинать сначала


новый день — и всё начинать сначала

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

http://funkyimg.com/i/2Fw2f.png» » » » » » »Участники: Димас и Скар;
Место действия: где-то в Афинах;
Время действия: 12 ноября 2013;
Время суток: около одиннадцати утра;
Погодные условия: пасмурно, сыро.

+3

2

Последняя неделя длится как-то слишком уж долго. Такое ощущение, будто и не неделя вовсе прошла, а по меньшей мере несколько лет.
Меня, если честно, уже порядком подзаебал этот синусоидальный ритм жизни, когда в небольшом промежутке времени случаются настолько пиздецовые периоды, что не остается ничего, кроме как взять банку прохладного пива, свалиться на излюбленный диван, и под разнобойные звуки, доносящиеся с пестрящей настенной плазмы, просто медленно, но верно ахуевать. Я ахуеваю. Честно ахуеваю и со всем размахом, потому что в моей жизни происходит не простой пиздец, а пиздец, заставляющий мою некогда устоявшуюся душевную организацию, привыкшую к похуизму и исключительному самолюбию, бросаться из крайности в крайность, отчего ахуевать приходится еще больше.
Все было в "порядке" - в саркастичном образце какого-то хуевого порядка - до определенного периода. До того самого, пока в моей жизни не появилась Скарлетт, всем своим видом и откровенными действиями дающая понять, что терпеть мои выходки не станет, а потому на каждую из них найдет свой козырь. Она сделала много вещей, нарушающих привычное течение моей жизни, но в какой-то момент все это противостояние - смешное настолько же, насколько раздражающее - сошло на нет, а мы не только точки соприкосновения нашли, но и оказались в одной постели. Вроде бы можно сказать, что все наладилось, вернувшись к привычной мне форме хуевого порядка.
Вместе со Скарлетт в моей жизни появилась ее дочь - Минни, которая каким-то удивительным образом не вызывала во мне свойственного к детям похуизма, а смогла расположить к себе, смогла заставить меня периодически думать о том, что собственный ребенок - это, наверное, круто. Она была настолько искренней в каждом своем действии по отношению ко мне, в каждом слове или взгляде, что я и не заметил, насколько быстро привязался.
А потом ее якобы убили - и все снова пошло по пизде. Не только у меня; не только у Скарлетт. По пизде все пошло у нас, а порядок вновь превратился в убийственный хаос, который нам с трудом удалось исправить, смирившись не только с утратой, но и с демонами, засевшими в головах обоих.
И вот вроде бы все снова относительно нормально, можно попытаться порадоваться и немного даже расслабиться, но новость о том, что Минни на самом деле жива, выбивает из колеи еще больше. Блядский труп, который мы нашли в не менее блядской подворотне - это не она, а всего лишь умело подстроенная смерть ради того, чтобы мы поверили. И мы поверили, повелись и едва не разъебали то, что так долго и нудно, тяжело и кровопролитно строилось.
И вот последняя неделя нашей жизни - это ебучее колесо, а мы, словно измотанные белки, продолжаем его крутить в безуспешных попытках отыскать ребенка. Кто-то очень хорошо постарался, чтобы замести все следы; кому-то очень понадобилось ударить по самому больному. И я не завидую этому человеку, потому что обязательно найду и  о б я з а т е л ь н о  сверну ему шею.
- Когда и где ее видели? - пытаюсь держать себя в руках, хотя проскальзывающая в голосе хрипотца выдает раздражение, а нервно сжимающаяся в кулак и разжимающаяся рука выдает растущее в геометрической прогрессии напряжение.
- Рядом с небольшим магазином где-то на окраине, - стоящий передо мной хранитель сглатывает, нерешительно подняв взгляд и добавив: - вроде бы.
- Вроде бы... - с неприятной ухмылкой повторяю слова, глянув на парня исподлобья. - Узнай точное место, - кулак с оглушительным грохотом ударяется о столешницу, а я резко подрываюсь с места и буквально выбрасываю хранителя из кабинета. - пришлешь смс-кой. - рычу и ухожу не только из коридора, но и из Штаба.
Возле дома оказываюсь через несколько минут. Автомобиль паркую криво, но сейчас это мало заботит.
- Собирайся, - без лишних объяснений рявкаю, едва оказавшись в комнате, где замечаю Скар. - они заметили ее. Снова.
Главное, чтобы мы не опоздали.

+2

3

К собственному недоумению, Скарлетт удивительно быстро смирилась с потерей дочери. В подворотне – грязной и пыльной, забытой всеми местными богами – Кэтти выпустила накопившийся пар и, как воздушный шарик с дырой в самом центре, сдулась. Скарлетт очерствела и каждый день, каждый час пыталась свести на «нет» все эмоции, однако прекрасно понимала, что так нельзя: с ней рядом остался человек, который заслуживает счастья. А разве счастье может быть бесчувственным, безэмоциональным, словно глыба холодного льда? И Кэтти, чтобы убить двух зайцев разом, решила обратить все внимание на Цербера. Она готовила ему завтраки по утрам и варила крепкий черный кофе без сахара, хотя сама его не любила; она гладила его рубашки, щеголяя в одном нижнем белье; она занималась с ним сексом так часто, что иногда забывала поесть. Скарлетт целовала его жадно и алчно, впиваясь губами в шею, нетерпеливо стягивала футболку, обнажая сильное тело, прижималась грудью к мужской груди и путалась пальцами в густых черных волосах. Она стонала ему на ухо, горячо шептала любимое имя и мягкими ладонями гладила взмокшую спину; она сжимала ногами его бедра и выгибалась в пояснице, словно кошка. Кэтти пользовалась им, чтобы забыться, а заодно и насладиться, и не видела в этом ничего зазорного, ведь Цербер не был против. За несколько дней, проведенных в смирении от потери дочери, Скарлетт приблизилась к тому идеалу, о котором мечтала всю сознательную жизнь. Она сама, ее дом и ее жизнь стали идеальными.
В этой идеальности была какая-то пустота, казалось, что замок с прекрасными стенами и с золотыми крышами, картонный: коснись – и развалится, но Скарлетт решительно старалась этого не замечать. В своем мире – выдуманном, выстроенном, но идеальном – она чувствовала себя прекрасно и не хотела ничего менять.
Ей нравилась новая жизнь.
Или она хотела так думать.
Кэтти, никогда не отличавшаяся тягой к самоанализу, видела лишь то, что плавает на поверхности. Она видела идеально чистый дом, идеально чистые полы и полки, идеально выглаженную одежду и идеального мужчину рядом, идеальное отражение в зеркале.
Идеальная жизнь разрушилась в мгновение ока, стоило услышать, что Минни – живая! – была замечена на одной из столичных улочек. Кэтти, к собственному стыду, вовсе не обрадовалась хорошей новости. Но и не огорчилась. Не разозлилась, не обиделась и не отчаялась, она потерялась. Скарлетт прекрасно знала, что должна была испытывать радость, счастье и облегчение, но не испытывала. Наверное, она боялась, что возвращение Минни скажется на идеальной жизни, которая стала такой родной и необходимой.
Но ведь дочь – собственная дочь – тоже родная и необходимая.
Ничем Скарлетт не выдала  истинных эмоций. Она решила, что разберется с ними позже, когда Минни вернется домой, но поиски первых трех дней не дали результата, и вот на четвертый в гостиную комнату, словно ураган, врывается Цербер и сообщает, что Минни вновь была замечена на одной из улиц. Кэтти только одного не понимает: зачем было подстраивать смерть четырехлетней девочки, чтобы потом так нелепо раскрывать ее жизнь? Она обязательно спросит об этом похитителя перед тем, как свернет ему шею.
― Едем, ― негромко отвечает Скарлетт, на ходу убирая роскошные каштановые волосы в высокий хвост. На ней легкое домашнее платье белого цвета и слипоны в цвет одежде. Скарлетт не собиралась толком, но все равно выглядит чудесно, и аромат духов, въевшийся в кожу, словно ржавчина в железо, лишь придает шарма.
Она садится в его машину, так как не видит смысла разделяться. Кэтти удивительно спокойна и собрана в отличие от Цербера, который сжимает кожаный руль с такой силой, что еще немного, и тот взорвется. Она мягко кладет ладонь поверх его руки, напряженно лежащий на рычаге передач, и отворачивается к окну, вглядываясь в утренние пейзажи. На небе тучи, солнца не видно, кипарисы еще зеленые, но уже готовые к зиме. Чуть погодя Скарлетт приоткрывает окно, ведь там, где глаз бессилен, поможет звериное обоняние.
― Останови, ― просит Скарлетт и невольно напрягается, когда знакомый запах касается кожи, пронизывает и пронзает, скручивает все внутренности в тугой тяжелый узел. Когда «додж» останавливается, Кэтти удивительно мягко спрыгивает на асфальт и ступает на едва уловимый запах, смешанный с десятками других запахов. Пахнет разными духами и одеколонами, булочками из кофейни неподалеку, накрапывающим дождем и машинным маслом. Ей не по силам вытянуть из этого «букета» необходимый запах, но с этим должен справиться Цербер, ведь это у него в чудовищах дремлет трехглавый пес.

+2

4

Если бы несколько лет назад мне сказали, что в один прекрасный момент я буду так взвинчен из-за ребенка, который и не мой, но является какой-то важной и нужной частью моей жизни, то единственное, что вам довелось бы увидеть - насмешливая ухмылка. Если бы около года назад мне сказали, что так рьяно буду пытаться отыскать ребенка Скарлетт - девчонки, которая умудрилась подпортить мою жизнь так же, как и умудрилась гармонично в нее вписаться - то я, скорее всего, откровенно рассмеялся и послал бы этого человека далеко и, пожалуй, нахуй.
В итоге сейчас мы едем в одном автомобиле на поиски Минни, а мягкая и аккуратная ладонь Дефо в какой-то момент опускается на мою, заставив вскинуть бровь и искоса на нее посмотреть, расслабившись самую малость. Меня, если честно, чертовски удивляет тот факт, что у Скар каким-то невообразимым образом получается отвлекать меня от скверных мыслей, от ебучих размышлений, разъедающих сознание и заставляющих испытывать головную боль порой настолько сильную, что единственным выходом кажется спасительный выстрел из верного Глока. Девчонка умеет создавать проблемы, напрямую меня касающиеся, на ровном месте, но в то же время умеет ловко от этих проблем избавлять, когда оказывается рядом, когда дотрагивается подушечками пальцев до колючего подбородка, разворачивает лицом к себе, вынуждая заглянуть в темные, привлекательно глубокие глаза, и таким образом заставляя забывать о бесконечной злости и раздражительности, на смену которым приходит что-то спокойное, уютное и домашнее. Нужное.
Пиздец странно. Пиздец непривычно.
Но сейчас не об этом.
Нам хватает несколько минут, чтобы добраться до места, где совсем недавно видели Минни. Если честно, район оставляет желать лучшего, а повстанцев именно здесь замечали с завидной частотой. Не обязательно быть Шерлоком для того, чтобы сопоставить факты и прийти к логичному предположению, что кто-то пытается вывезти ребенка из города. Зачем? Понятия не имею, но мы обязательно узнаем, когда этого ублюдка найдем.
- Останови, - просит Скар, и я вкручиваю руль, припарковавшись у обочины и едва не наехав на медленно бредущего прохожего. Он чертыхается, быстро отшатывается в сторону, что-то недовольно ворчит, но, увидев нас, тут же затыкается и спешит скрыться из поля зрения. Это разумно.
Дефо тем временем уходит в сторону, но, судя по взгляду, отыскать необходимую зацепку не может. Я фыркаю, силясь избавиться от целого спектра разнообразных запахов, оглядываюсь, щурюсь и скалюсь, но присутствия Минни не ощущаю. Коротко смотрю на Скар и киваю в сторону.
Мы идем вдоль улицы около пяти минут, но мне так и не удается уловить тот тонкий шлейф знакомого запаха. Это раздражает, это заставляет то и дело скалиться. Это напрягает, а мысль, что стало слишком поздно, выбивает из колеи. И это раздражает еще больше.
- Она где-то рядом, - мне хочется в это верить, когда до острого обоняния дотрагивается нечто знакомое, но настолько слабое, что больше на какую-то иллюзию похоже. Иллюзию, которая на долю секунды становится настолько ощутимой, что резко торможу и так же резко голову в сторону поворачиваю, наблюдая за собственным отражением в высокой витрине небольшого магазина. Я не уверен, по попробовать стоит.
Коротко глянув на Скар, я молча иду ко входу, предплечьем толкаю дверь, поморщившись от брякнувшего над головой звонка, и целенаправленно топаю к кассе, словив на себе флегматичный взгляд молодого продавца, которому происходящее на экране мобильника интереснее куда больше внезапных посетителей.
- Слыш, - привлекаю внимание пацана, успевшего вернуться к своему занятию. - видел этого ребенка здесь? - на прилавок падает фотография, которую я зачем-то таскаю во внутреннем кармане куртки.
- Знаешь, сколько я здесь детей каждый день вижу? - хмыкает, даже не взглянув. Стискиваю зубы от давящего раздражения, жду несколько долгих секунд, а после, резко упершись одним кулаком в деревянную поверхность, подаюсь вперед, цепляюсь пальцами свободной руки за чужой ворот и дергаю на себя так, что ошарашенный мальчишка едва через прилавок не переваливается, упав на него животом. Я вижу испуганные глаза, не вызывающие ничего, кроме кривой, злой ухмылки.
- Еще раз, - говорю тихо и хрипло, пристально глядя на продавца. - видел здесь ее?
Несколько секунд, судорожные вдохи и сдавленные выдохи - и мальчишка быстро кивает.
- Минут двадцать назад, - бубнит, не решаясь поднять взгляд. - кажется, она была с каким-то мужчиной.
Двадцать минут назад. За это время они могли оказаться где угодно, включая пределы города. Блять.
Отталкиваю пацана и возвращаюсь на улицу, оглядываюсь, неопределенно почесав подбородок, но буквально через минуту, когда решаю вернуться к машине, Цербер начинает подавать признаки жизни.
- Чувствуешь? - я не про присутствие Хранителя; я про запах, который вдруг стал отчетливее.

+2

5

Повернув голову, Скарлетт встречается взглядом с Цербером, который распахивает водительскую дверь и следом спрыгивает на асфальт. Подошвы мужских ботинок встречаются с лужей, брызги летят во все стороны, и Кэтти делает предусмотрительный шаг назад, не желая пачкаться в грязи. Мать – манерная английская аристократка – ужаснулась бы, увидь, что единственная дочь волнуется о сохранности одежды больше, чем о  скорой встрече с собственным ребенком, которого две недели считали мертвым. А вот носитель даже не замечает внеплановой водной процедуры: игнорируя лужу, он стремительно ступает вперед, кажется, на запах. Скарлетт мешаться не собирается, путаться под ногами тем более, поэтому спокойно держится чуть позади. Холодно и равнодушно.
Цербер ведет себя решительно, властно и жестко – как будто в противовес Кэтти, которая уверенностью не отличается. Она, если честно, до сих пор не может разобраться, что чувствует. Где-то под ложечкой сосет тревога, и Кэтти не понимает, из-за чего беспокоится больше – из-за того, что Минни не найдут никогда или из-за того, что… возможно,  совсем скоро она будет рядом. Кэтти ругает себя за жестокость по отношению к собственному ребенку, за черствость и за эгоизм, но ничего не может с собой поделать: ей вовсе не хочется делить Цербера с кем-то еще. Даже с собственной дочерью. Пока Минни не было, жизнь для Львицы вытянулась в тот идеал, о котором она всегда мечтала. С возвращением Минни все изменится, и тот натертый до ослепительного блеска идеал отправится к чертям собачьим.
Думая об этом, пережевывая и переживая, Скарлетт ловит себя на постыдной мысли: что, если помочь Минни не найтись? Мгновенно Кэтти одергивает себя, встряхивает головой и легко ударяет ладонью по щеке, словно желая выбить из головы ужасные мысли.
Какое облегчение, что Цербер не умеет читать мыслей!
Носитель кивает в сторону небольшого продуктового павильона, похожего на заправский, и Кэтти понимающе ступает за ним. Над головой раздражающе звенит колокольчик,  дверь закрывается, несколько покупателей – их двое, молодые парень и девушка – удивленно смотрят на Скарлетт, которая останавливается на пороге и, скрестив руки на груди, прислоняется плечом к косяку. Вид у нее тревожный, от того еще более очаровательный: в карих глазах блестит беспокойство, губы поджаты в напряженном ожидании так, что скулы выглядят еще острее – коснись и порежешься, и грудь, обтянутая соблазнительным декольте, вздымается часто и рвано. Мальчишка глаза от Кэтти отрывает только тогда, когда получает сварливое замечание от спутницы; Скарлетт едва заметно усмехается в ответ и только изящные плечи, словно крылья, расправляет.
Под зачарованным взглядом мальчишки она и вовсе забывает, зачем пожаловала в этот забытый всеми богами павильон, и только когда Цербер с силой и с раздражением хватает хамоватого продавца за ворот, отвлекается на шум и опоминается.
― Минут двадцать назад, кажется, она была с каким-то мужчиной, ― сдается продавец, и в голосе не остается и следа от былой наглости. Цербер на раздраженном собачьем рыке отпускает продавца, и тот, кажется, понимает, кто перед ним стоит: не человек. Он пугается еще больше, и Скарлетт вдруг находит, что страх обретает материальную форму – протяни руку и коснешься.
Ей нравится, когда ее боятся.
Но еще больше ей нравится, когда боятся его.
Цербер разворачивается и следом за Скарлетт, все это время хранившей молчание, покидает павильон. На улице свежо и прохладно, пахнет дождем и… хранителем. Цербер тоже чует омерзительный запах – смесь высокомерия и гнили.
― Чувствуешь?
― Да, ― Кэтти щурит глаза и поворачивает голову в сторону небольшого парка, огороженного забором. ― Оттуда, ― она срывается с места и сама не замечает, как переходит на бег. Оживленную дорогу приходится перебежать в неположенном месте, потому что до ближайшего пешеходного перехода слишком далеко, и один из водителей едва успевает затормозить, чтобы избежать столкновения. Он высовывает лысую голову из открытого окна и готовится выплеснуть на Скарлетт заслуженные проклятья, но Скарлетт уже и след простыл, а Цербера ругать себе дороже, и водитель это прекрасно понимает. Чертыхнувшись про себя, он с беспомощной яростью поправляет галстук и, любезно предоставив дорогу Церберу, уезжает.
Не заметив очередной глубокой лужи, Скарлетт вступает в нее и пачкает идеально белые ботинки. Сейчас она даже не вспоминает о прежних противоречиях и терзаниях, а нездоровый эгоизм машинально отходит на задний план. Кэтти ведь даже не знает, связан ли хранитель с ее дочерью, но все равно идет, идет быстро и решительно, потому что хочет думать, что связан. Еще несколько метров, еще несколько ничтожных шагов, и Минни будет дома.
Невыносимо сильная боль концентрируется где-то в области несчастного  затылка и стремительно расползается по телу; Скарлетт невольно вскрикивает, жмурится и хмурится, думая о том, что ее, должно быть, молния ударила. Спустя несколько секунд Кэтти понимает, что никакая это не молния, а человек, который сейчас сжимает ей горло, перекрывая дыхание.
Напротив стоит еще один человек, высокий и тощий блондин, и он держит Минни за ворот – чтобы не рыпалась. Она жива, цела и здорова – это первое, о чем думает Кэтти.
― Где-то здесь ее хахаль. Будь осторожен, ― хрипит тот, который держит вырывающуюся Минни. Она машет руками, плачет, кричит, что хочет к маме, но один сильный удар, и девочка отключается. Скарлетт срывается на озлобленный львиный рык и впервые за долгое время чувствует, что не сможет сдержать себя в руках, что вот-вот обратится в разъяренного зверя, который уничтожит всех на своем пути.

+2

6

Почему ты вообще этим занимаешься? Всем вот этим вот: ищешь в большом городе ребенка, словно иголку в стоге сена; раздражаешься от каждого мимолетного взгляда, который не нравится, или слова, которое следовало бы мимо ушей пропустить; так рьяно пытаешься найти похитителей, хотя совсем недавно, услышав о подобной проблеме, ты не сделал бы ровным счетом ничего, даже пальцем бы не пошевелил, потому что не твои проблемы, потому что чужие дети - точно так же, как и чужие проблемы - тебя совершенно не трогают. Зачем все это? Для чего и нахуя?
Ответ, если так посудить, стоит по левую сторону от меня, точно так же хмурится и тревожно поджимает губы. Ответ, раз уж на то пошло, скрывается в одном единственном имени. Скарлетт. Все, что я делаю на протяжении последнего времени - и буду, кажется, делать - я делаю исключительно из-за нее. Это все еще немного странно, но уже менее непривычно, потому что девчонка занимает в моей жизни такую же весомую роль, как и те проблемы, которые за ней тянутся шлейфом. Идеальная для тех, кто ошивается поблизости и имеет возможность наблюдать за привлекательными изгибами и пронизывающими взглядами, но не имеет возможности и права знать о том, что происходит за внешней пестрой оберткой. Гора проблем и пугающая неизвестность, которые незаметны со стороны и при мимолетных взглядах, но вполне видны, стоит лишь заглянуть поглубже. Мне - проблемному носителю и самолюбивому мудаку - даже смотреть на девчонку не обязательно для того, чтобы все понять. У нее слишком задумчивое и молчаливое настроение, у меня - взвинченное и раздраженное. Повод, правда, один и тот же: Минни, ее подстроенная смерть и чудесное воскрешение.
Я привык к свободе, привык к абсолютному и отнюдь не напрягающему одиночеству, привык в любых ситуациях собственное благополучие ставить на порядок выше благополучия других людей, потому, наверное, до сих пор так и не смог до конца признать очевидную вещь: Скарлетт, моя, блять, Скарлетт, уже давно является кем-то необходимым, кем-то нужным и важным, тем, кого потерять я не могу. И не позволю, хотя решиться на очередной шаг - важный шаг - мне так до сих пор и не удалось.
Обязательно подумаю об этом, когда обстановка окажется более подходящей.
Мы еще какое-то время стоим возле магазина, я втягиваю носом воздух и все отчетливее чувствую присутствие хранителя, из-за которого чудовище начинает рваться на свободу, царапает своими острыми когтями сознание, причем делает это с таким остервенением, что в области висков концентрируется боль. Приходится на мгновение зажмуриться и тряхнуть головой, чтобы избавиться от навязчивого желания обратиться в зверя прямо здесь и сейчас. Нельзя. Рано.
Скарлетт, точно так же уловившая присутствие хранителя, быстро срывается с места, а я не успеваю перехватить ее для того, чтобы остановить. Опрометчивые действия - совсем не то, что требуется от нас в данный момент. Но разве ей, быстро скрывшейся за углом здания, можно это объяснить?
Мне не остается ничего, кроме как недовольно фыркнуть и размашистыми, тяжелыми шагами пойти следом, попутно вытянув из-за пояса пистолет и на всякий случай еще раз проверив его на наличие патронов. Зачем-то всегда это делаю, хотя перед заданием обязательно заряжаю.
Чем ближе к Скарлетт я становлюсь, тем сильнее становится запах хранителя, смешанный с еле уловимым запахом, принадлежащим Минни. Всему виной тот, кто переусердствовал и вылил на себя по меньшей мере флакон туалетной воды. В носу остается неприятный запах хвои и, кажется, мяты, но обоняние, в принципе, мне больше не понадобится. К четкому ощущению присутствия хранителя добавляется еще и детский плач, который узнаю сразу же: Минни там; Минни живая и, хочется верить, здоровая. Впрочем, резкая тишина и моментальный пронзительный рык наводят на мысль, то все хуево. Это злит еще больше, но бездумно бросаться на вражескую амбразуру я не собираюсь. Никогда не отличался сдержанностью и благоразумием в определенных ситуациях, но грамотно расставлять приоритеты все-таки научился. Профессия научила.
Я не появляюсь в поле зрения всех присутствующих ровно до тех пор, пока не обхожу их стороной, оказавшись позади хранителя, держащего в руках бессознательного ребенка. Пальцы до побелевших костяшек сжимают пистолет, а появившиеся когти больно впиваются в ладонь. Внимания не обращаю, целиком и полностью сконцентрировав взгляд на Скарлетт, которая вот-вот обернется большим львом. Нельзя. Не вздумай.
Если появится лев, то Цербер, все так же искренне ненавидящий всех представителей кошачьего мира, прорвется на свободу, из-за чего у меня не останется выбора, кроме как обернуться в пса следом. На хранителей похуй, а вот уберечь Минни вряд ли получится.
Нельзя поддаваться.
- Скар, - подаю голос, вместе с тем вскидываю руку и направляю пистолет в сторону того мужика, который держит ребенка. Он, чертыхнувшись, отшатывается влево и лишь сильнее прижимает к себе девочку; второй тоже оборачивается, но хватка его не слабеет, - замечаю это по сжавшимся на женской шее пальцам. - не вздумай. - медленно качаю головой из стороны в сторону, пристально глядя в глаза. Целенаправленно не обращаю внимания на хранителей, которым такое пренебрежительное отношение явно не нравится - особенно тому, в чьих руках Минни.
- Еще шаг - и я сверну ей шею. - недобро рычит, показательно взявшись ладонью за подбородок ребенка.
- Я и не двигаюсь, гений. - на выдохе фыркаю, повернув голову в его сторону, но искоса поглядывая на Скар. - Отпусти девочку, и я, возможно, не прострелю тебе башку. - как же мне сейчас хочется выстрелить, вы даже не представляете. Уверен, что попаду точно в цель, потому как расстояние не такое уж и большое, а навыки стрельбы, отточенные долгими годами и многократными убийствами, вкупе с острым зрением, дарованным Цербером, позволяют делать точные выстрелы даже с семидесяти метров. Здесь же, между нами, нет и семи.
Я не хочу убивать их здесь и сейчас по одной простой причине: они не похожи на тех, кто все это подстроил; они, скорее всего, являются посредниками, а это значит, что могут привести нас к тому, кто решил перейти дорогу двум носителям.
Плохая идея. Очень. Плохая. Идея.
И когда я его найду - а я обязательно это сделаю - то вряд ли буду сдерживаться; вряд ли буду просить Скар, чтобы держала себя в руках тоже. Мы обязательно сделаем все, чтобы этим уебкам было во стократ хуевее, чем все это время было нам, но случится это лишь тогда, когда Минни будет дома. В безопасности.

+1

7

Удивительно, как человек, который еще несколько месяцев назад вызывал стойкое желание свернуть шею, расчленить и втоптать бренные кости в землю, сейчас успокаивает. Его голос – тихий и хриплый, но властный и по-особенному родной – утихомиривает не только горячий пыл Скарлетт, но и не менее горячий пыл зверя. Чудовищный белый лев, изголодавшийся по хранительской крови, две минуты назад злобно обнажал острые белые клыки и рычал, рвался на свободу, но стоило услышать голос, который вдруг показался хозяйским, смиренно сложил лапы и лег на них. Скарлетт правильно пользуется форой – она, находясь в медвежьей хватке хранителя, прикрывает глаза и опускает голову, выравнивает дыхание и сердцебиение, приводит в порядок силы и мысли. Ей удается успокоиться удивительно быстро: годы беспощадных тренировок дают о себе знать. Спустя несколько секунд она, собранная и сосредоточенная, исподлобья смотрит на собственную дочь, болтающуюся, словно тряпичная кукла, в руках хранителя.
Она его убьет, бог ей свидетель, она его убьет. Это будет мучительная смерть, потому что другой он не заслуживает. Потом она убьет того ничтожного хранителя, который стискивает ей горло. Во что бы то ни стало Скарлетт  расправится с этими ублюдками, не побоявшись испачкать руки в крови, пусть даже по локоть.
Главное заблуждение хранителей состоит в том, что все они поголовно уверены: носители способны лишь на обращение. Это вовсе не так: у Скарлетт, например, помимо обращения в чудовищного белого льва в кармане припрятаны другие козыри, о которых, наверное, даже Цербер еще не знает.  Она может стать невидимой частично или целиком, а так же прекрасно управляется с телекинезом, она может просто отбросить жалкого хранителишку, размазав его голову о ближайший камень, но не может: вместе с ним пострадает и Минни.
И Скарлетт решает поступить хитро: устроить диверсию. Она даст необходимое время, чтобы оба хранителя отвлеклись, и Цербер взял на себя второго – того, который держит Минни. 
Она едва заметно поворачивает голову и исподлобья смотрит на Цербера, их взгляды пересекаются, и Кэтти легко кивает, давая знак. Он поймет. Всегда понимал, даже когда они находились по разные стороны баррикад. Его пальцы сильнее сжимают пистолет, и Скарлетт быстро, почти молниеносно, становится невидимой. Тактильно ее ощущать можно, и хранитель это осознает, так как продолжает сжимать женское горло, но глаза его подводят – он теряется, полагая, что зрение играет с ним злую шутку. Кэтти, хорошо натренированная не только духом, но и телом, делает быстрый рывок и ловко высвобождается из недружелюбной хватки хранителя, все еще оставаясь невидимой. Слышится звук удара и хруст – Кэтти с разворота одним мощным ударом, а силы в ней немало благодаря чудовищу, отталкивает хранителя, знакомя подошву собственного ботинка с его челюстью. Хрустит, кстати, она.
Хранитель отшатывается, руками машет в попытке сохранить равновесие, но все же падает, споткнувшись о мощный корень серебристого дуба, прорывающего асфальт. Когда она ударяется затылком об асфальт, Скарлетт становится зримой. Ее внимание полностью сосредоточено на том, который извивается, словно червяк, на земле в попытке встать. Скарлетт не заботит – пока – второй хранитель, потому что она знает: им занимается Цербер.
— Ты даже не пррредставляешь, что я с тобой сделаю, ничтожная ошибка прррирррроды, — гортанно рычит Скарлетт, и ее слова едва понятны, потому что каждый второй звук съезжает на раздраженный, разозленный рык. Она приближается к мужчине, который беспомощно потирает окровавленный затылок, и безжалостно наступает ему на горло. Он задыхается,  взмахивает руками, словно курица крыльями, разве что не кудахчет, но Скарлетт и это заставит сделать, если захочет.
— Эй ты, — Львицу окликает хранитель, который держит Минни совсем рядом – страхуется, чтобы не пристрелили. Он прикрывается ребенком, как живым, но бессознательным щитом, понимая, что Цербер не посмеет атаковать его при таких обстоятельствах.
Ничтожный трусливый щенок!
Кэтти, сердито сжав зубы, наклоняется и ловко хватает своего хранителя за грудки, рывком поднимает на ноги, но тут же заставляет опуститься на колени, как побежденного раба, и разворачивает лицом к хранителю. Она держит его за покрытые запекшейся кровью волосы, чтобы не рыпался. Ей богу, одно лишнее движение, и полетит голова.
— Предлагаю обмен: ребенка на хранителя.
Кэтти поджимает губы и смотрит на Цербера, но темный, почти черный от животной ярости взгляд возвращается к Минни. Скарлетт сейчас не контролирует злость – это злость контролирует ее. Львица не может вот так просто отпустить этого поддонка, даже если на кон поставлена жизнь собственного ребенка.
Тихий сквер, над которым светит беспечное солнце, вышедшее из-за туч, оглушает хруст шейных позвонков. Бездыханное тело падает к длинным ровным ногам; Скарлетт – злая, отчаянная, неуправляемая  – поднимает глаза и без сожаления смотрит на живого хранителя.
Пока живого.

+2

8

В безлюдном парке нет никого, кроме двух хранителей, до смешного уверенных в собственных силах и победе, двух раздраженных практически до предела носителей, готовых разорвать любого на части, и одно маленького, бессознательного ребенка, который даже не подозревает, что буквально через считанные секунды вместо родной матери грозит появиться большой лев. С одной стороны, я готов собственными руками свернуть шею этому ублюдку, посмевшему поднять свою ебучую лапу на девочку; с другой стороны, наверное, даже к лучшему, что Минни сейчас не видит происходящего, ведь чудовища, живущие в близких людях, наверняка оставили бы след на неокрепшей детской психике.
В безлюдном парке нет никого, и это вовсе неудивительно, ведь совсем недавно всю его территорию пронзил громкий звериный рев. Уверен, что именно он стал причиной отсутствия случайных прохожих, ведь разумный человек вряд ли захочет встретиться лицом к лицу с источником такого устрашающего рыка. И хорошо, потому что лишние свидетели нам сейчас не нужны, хотя я, если честно, никогда не переживал за собственную репутацию. У Легиона, раз уж на то пошло, она и без того шаткая, словно раздражающие весы в кабинете одного из разведчиков - всегда меня бесили, потому что скрипят омерзительно. Мне похуй на мнение окружающих; мне достаточно видеть в их глазах откровенный страх, достаточно замечать, как они отшатываются в сторону, словив на себе недобрый взгляд из под сердито сведенных к переносице бровей.
Меня не волнует репутация Легиона, а свою собственную - не слишком положительную - я уже давно успел заработать и принять, как должное.
Пальцы продолжают сжимать оружие, все еще направленное на одного из хранителей. Он же продолжает держать Минни за подбородок, но сбивчивое дыхание и быстро бегающий взгляд выдают с потрохами. Он боится. Знает прекрасно, что против двух носителей переть глупо и безрассудно, а потому боится еще больше. Но меня немного даже поражает тот факт, что мужик продолжает стоически бороться, правда делает это, кажется, не столько с нами, сколько со своей боязнью. Виду пытается не подавать, но быстрое сердцебиение подводит. Я слышу его. Уверен, что Скарлетт слышит тоже.
Увожу взгляд в сторону и замечаю короткий кивок, - девчонка что-то задумала, а мне не остается ничего, кроме как отвлечь внимание хранителя на себя.
- У тебя есть десять секунд, - хриплый голос заставляет мужика отвести от напарника взгляд. Он хмурится, плотно поджимает губы, шумно выдыхает и головой взмахивает, словно пытается отогнать от себя какие-то мысли. - Один, два... шесть...
- Только дернись! - выкрикивает, а я подмечаю, что нервишки у него явно сдают. Это могло бы быть хорошим знаком, если бы не Минни, все еще находящаяся в чужих руках. В напряженных руках, которые могут с легкостью свернуть детскую шею. Это хуево, потому что хранитель заметно нервничает, а это сродни бомбе замедленного действия. Одно неверное движение, один незначительный шорох может сыграть роль детонатора. При любом раскладе пострадает Минни, но у нас еще есть время, прежде чем его напряжение дойдет до критичной точки.
Скарлетт довольно ловко освобождается от цепкой хватки второго хранителя; я же продолжаю неподвижно стоять, все так же целюсь в мужика, но взгляд то и дело в сторону девчонки увожу. Она такая же напряженная, вот только причиной тому становится не страх, а злость. Желание свернуть шею обидчикам; желание сделать этим ублюдкам как можно больнее. Я все прекрасно понимаю и хочу сделать то же самое, но осознаю главное: нельзя. Минни все еще в опасности, а любые опрометчивые действия - роскошь для нас слишком непозволительная.
- Эй ты, - подает голос хранитель. Я до сих про смотрю на Дефо, и лишь искоса слежу за мужиком. Он не делает резких движений. Он ничего, если так посудить, не делает, в отличии от Скарлетт, которая всем своим видом показывает, что церемониться не собирается.
- Скар, - снова зову, пытаюсь ее внимание привлечь, но девчонка словно не слышит меня. Словно не хочет меня слушать. Скалюсь и непроизвольно напрягаюсь, когда провожаю хмурым взглядом ее ладони, медленно скользящие по небритым мужским щекам и остановившиеся, когда пальцы левой руки обхватывают подбородок.
Не вздумай, блять. - следовало бы сказать вслух, следовало бы озвучить, предприняв очередную попытку привлечь к себе внимание, но проходит всего лишь несколько секунд гробового молчания - и становится поздно. Я успеваю поднять взгляд, успеваю заметить на мнимо спокойном женском лице отнюдь не добродушную улыбку, которая позволяет понять важное: Скарлетт больше ждать не будет.
Поворачиваю голову в сторону хранителя под аккомпанемент хрустнувших позвонков. Именно он разом перечеркивает все планы, заставив сделать единственный точный выстрел, потому что ждать больше нельзя. Я планировал оставить его в живых, планировал выбить из этого ублюдка всю информацию, но девчонка, не сумевшая справиться со злостью, перепутала все карты, отчего пришлось действовать на ощупь. Я был уверен, что не промахнусь, но вовсе не был уверен в том, что этой единственной секунды хранителю не хватит для того, чтобы развести в стороны руки и свернуть Минни шею. А если бы хватило? Блять, если бы он успел?
Теперь и я не нахожу в себе силы, чтобы справиться с раздражением. С тем самым, которое направлено отнюдь не на мертвых хранителей, а на живую Скарлетт.
Опускаю руку, все еще сжимающую пистолет, а вместе с ней опускаю голову. Пальцами свободной руки тру глаза, нарочно сильнее надавливая на веки в попытке прийти в себя. Проходит несколько секунд, прежде чем поднимаю взгляд и смотрю на девчонку исподлобья. Вы даже не представляете, каким сильным и ярким сейчас является желание сорваться.
Где твоя хваленая сдержанность? Где выдержка, блять, ведь ты же командуешь палачами?! Почему сейчас ты так легко поддалась на открытую провокацию, Скарлетт?
Но вслух я ничего не говорю, потому что Минни лежит на холодной земле. И когда я стал таким... таким, блять... вот таким? Хуй знает, но нарушаю молчание лишь после того, как девочка оказывается на заднем сидении автомобиля, а дверца, в которую продолжаю упираться ладонью, закрывается.
- Ты понимаешь, че сделала? - все такой же хриплый голос звучит приглушенно, но достаточно грозно для того, чтобы не ждать ничего хорошего. - Ты, блять, понимаешь, что он мог дернуться и убить твою дочь прежде, чем я выстрелил? - я не позволяю Скарлетт сесть в машину, захлопнув упершимся кулаком дверцу, которую девушка попыталась открыть. - Какого хуя, Дефо?

+1

9

Страшное удовлетворение накрывает с головой, словно теплым ватным одеялом, когда хранитель мертвым камнем падает к ровным ногам Скарлетт. Ни один мускул не вздрагивает на красивом лице, которое сейчас больше походит на мраморное изваяние – такое холодное и неживое. Карие глаза, всегда теплые и ласковые, не выражают ничего, кроме страшного спокойствия. Кэтти еще несколько мгновений смотрит на испуганного хранителя, нервно переступающего с ноги на ногу, а потом, случайно коснувшись темным взглядом бессознательного тела дочери в его руках, внезапно приходит в себя. У нее перехватывает дыхание от содеянного: Львица вдруг понимает, что поступила плохо – отвратительно просто, что подвергла ужасной опасности Минни. Это неправильно!
И все же далеко не страх за жизнь дочери топчется на первом плане. Скарлетт стыдно за это, вы не поверите, как стыдно, но она больше переживает за себя и за ту жестокость, которую продемонстрировала несколько мгновений назад. Давно ли она стала такой злой, такой нервной и беспощадной? Кэтти вовсе не хочет такой быть.
Это не она. Родители не такой ее воспитывали!
Поджав губы, Скарлетт отводит взгляд, но других движений себе не позволяет. Ей, если честно, чертовски хочется провалиться сквозь землю и оказаться на другом конце света, но в ее арсенале нет подходящей способности для телепортации. А если бы была, то Кэтти, не задумываясь, воспользовалась бы ею. Скарлетт бросила бы Цербера, бросила бы Минни, убежала бы, трусливо поджав хвост, словно заяц, и все для того, чтобы разобраться в себе.
Порой так хочется остаться одной.
Но Скарлетт боится одиночества даже больше, чем воды.
Пуля проносится мимо, а такое ощущение, что бьет прямо в сердце. Скарлетт невольно делает шаг назад, но мгновенно спохватывается и выпрямляется, расправляет гордые плечи и поднимает подбородок, глядя на хранителя сверху вниз. Следом за товарищем он падает на асфальт. Слышится хруст: хранитель приземляется ничком и ломает нос. Из его головы вытекает кровь и неровной лужей расплывается на земле. Вязкая темно-красная жидкость пачкает белое платьице Минни, которая слишком тихо и почти бездыханно лежит под мужчиной.
Цербер стоит под сенью тополя, словно в землю вросший, и Кэтти понимает: он злится. В его чувствах нет ничего удивительного: Скарлетт злилась бы тоже. Она на него не смотрит. Беззвучно сглотнув, Кэтти срывается с места и подбегает к хранителю, предварительно перепрыгнув через лужу крови. На ней белая обувь, которую вовсе не хочется портить. Легко и непринужденно столкнув ногой мертвое тело, она мягко приседает возле дочери и первым делом касается двумя пальцами – указательным и средним – сонной артерии. Это вовсе необязательно, ведь Скарлетт, если прислушается, может уловить сердцебиение. Но Львица настолько расстроена, что не способна сконцентрироваться на необходимом звуке.
Живая! Она живая. Это самое главное.
Кэтти поднимает ребенка на руки легко, словно в девочке не больше трех килограммов и, не глядя на Цербера, ступает в сторону автомобиля. Он идет следом, и Скарлетт кажется, что каждый его шаг звучит приговором. Цербер злится, очень злится, но Кэтти разберется с этим позже. Под удивленные взгляды местных зевак Львица открывает заднюю дверь черного джипа и укладывает Минни на сидение. С удивительной заботой, словно чувствуя вину за собственные действия, Кэтти накрывает дочь теплым мягким пледом и убирает со лба упавшие белокурые волосы.   
Когда Скарлетт выпрямляется, то обнаруживает перед собой Цербера. Он захлопывает перед ее носом дверь, отрезая все пути к отступлению. Сердце Скарлетт пропускает удар: она все еще хочет провалиться сквозь землю и оказаться на другом конце света.
— Ты понимаешь, че сделала? Ты, блять, понимаешь, что он мог дернуться и убить твою дочь прежде, чем я выстрелил? Какого хуя, Дефо? — взрывается, словно бомба замедленного действия, Цербер.
Кэтти смотрит на него несколько мгновений, а потом отворачивается, всем своим видом демонстрируя, что не желает разговаривать на эту тему. Скарлетт хочет сесть в машину, но стоит ей распахнуть дверь, как Цербер одним решительным движением захлопывает ее. Скарлетт не вздрагивает. Она чувствует, как истерика, вызванная осознанием вины, острыми когтями  впивается в горло. Кэтти не стыдится того, что убила человека и подвергла опасности жизнь дочери, Кэтти стыдится того, что не смогла сдержать себя в руках, а после испытала страшное удовлетворение. Но ведь она не убийца! Это неправильно, поэтому страшно. И ей хочется, чтобы Цербер пожалел ее, утешил и ободрил, но он делает все в точности наоборот, чем раздражает ужасно. И она, не найдя лучшего решения, молча отталкивает мужчину от себя, обходит с плеча и ловко забирается на водительское сидение. Через несколько мгновений додж срывается с места и, взвивая желтую пыль, скрывается за ближайшим поворотом.
В больнице Скарлетт говорят, что с Минни все будет хорошо, просто девочке необходим покой. Кроме этого, Кэтти совершенно случайно узнает причину своего ужасного настроения и приходит в настоящее отчаяние. Мгновенно она начинает ругать себя за то, что так поступила с Цербером, что оттолкнула его, ничего не объяснила толком и уехала. Скарлетт звонит носителю, но автоматический голос на том конце провода посылает вовсе не на чай.

+1

10

продолжение следует

0


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » новый день — и всё начинать сначала


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно