Хоккей никогда не был ему интересен; пару раз доводилось бывать на матчах, но первый раз это было в школе и носило оттенок добровольно-принудительного посещения, а во второй раз, произошедший во время учебы в университете, в его организме было слишком много мета, чтобы вспомнить хоть какие-то конкретные детали помимо того, что это было чертовски забавно — явно не из-за происходящего на льду. И вот Кристиан обнаруживает себя сидящим на трибуне рядом с Бьёрном, одетым в толстовку поистине адской расцветки с логотипом команды, за которую он, очевидно, слишком рьяно болеет, в окружении неистово болеющих и орущих фанатов и пытается понять, зачем вообще согласился сюда прийти. 
Вокруг все как-то слишком: слишком громко, слишком холодно, слишком раздражающе, но Дальберг светится, словно чертова рождественская елка, и осыпает его бесполезными хоккейными фактами, как конфетти из хлопушки, взорванной над его головой.
Толпа взрывается ревом и вскакивает, когда шайба оказывается в воротах; Кристиан остается сидеть на своем месте, с раздражительным любопытством осматривая кричащих вокруг него людей. Он мерзляво кутается в укороченное черное дизайнерское пальто, жалея о том, что под ним у него только белая рубашка с закатанными рукава и никакого пиджака; ему сложно понять, в чем прелесть разворачивающегося на его глазах действия: гоняться за шайбой в тяжелой форме по льду, постоянно сталкиваясь и рискуя лишиться зубов и целостности костей. Нет, подобный вид развлечений никогда не был ему понятен; его потребность к саморазрушению находила иной путь реализации. Толпа снова ревет, а после разочарованно стонет, и Бьёрн действует с ней в унисон, практически не отрывая взгляда от катка; Кристиан не отрывает взгляда от Бьёрна, пытаясь понять, чем так цепляет этот вид спорта Дальберга. Возможностью почувствовать себя частью чего-то целого? Правом на вполне законных основаниях избивать людей? Однозначный ответ найти не получается, и это лишь увеличивает раздражение. 
Форд всегда считал одним из своих достоинств способность подстраиваться под любые обстоятельства, притворяться своим среди любых людей, но сейчас, в очередной раз недовольно морщась от слишком громких звуков, он понимает, что интеграция в подобных обстоятельствах невозможна, в частности, из-за острого нежелания выглядеть идиотом, как окружающие его фанаты.
Бьёрн сравнивает его имя с именем тренера, и Форд на мгновение думает, что над ним издеваются, просто форменно издеваются, однако тут же отбрасывает подобную мысль: это не в стиле Дальберга; скорее он мог подумать, что таким образом сделал какой-то извращенный комплимент.
— Это разные имена, — как можно равнодушнее бросает Кристиан, и это одна из немногих фраз, которые он произносит за весь вечер, опасаясь, как бы его чрезмерное раздражение не испортило их жалкое подобие свидания. Он никогда не хотел бы быть кем-то вроде "Кристиан-как-тот-тренер"; ему более чем достаточно быть "Кристианом-Фордом-как-тот-самый-Форд". Однако Бьёрн не может об этом знать (ему и незачем), так что Кристиан засовывает руки в карманы пальто и терпеливо ждет, когда закончится этот поистине бесконечный матч, чтобы можно было заняться чем-то более интересным, а не пустой тратой времени в попытках отморозить себе нос.
Он уже готов позорно сбежать на улицу под предлогом потребности выкурить сигарету, когда звучит финальный гудок и игроки начинают покидать каток. Кристиан даже аплодирует, хоть делает это не из-за радости от исхода игры или в качестве благодарности командам — наслаждается окончанием матча.
— На мой взгляд, окончание матча было просто потрясающим, — с мягкой улыбкой говорит Кристиан, стараясь замаскировать раздраженный тон, продолжая сидеть на месте, как и Бьёрн: желание толкаться с кучей народа меньше, чем желание и дальше сидеть на трибуне. Пальцы в кармане находят зажигалку и начинают ее мусолить, когда он вытаскивает руку; щелкает кремень, появляется огонек, исчезает, снова щелчок, огонек. Это успокаивает, пока большая часть болельщиков не выходит из помещения; Форд чересчур резко поднимается на ноги, убирая свою огнеопасную игрушку, и направляется к выходу, сначала убедившись, что Дальберг следует за ним.
Он достает сигарету, когда они добираются до машины, стоящей на стоянке; Кристиан затягивается, опираясь локтем на крышу автомобиля и смотрит на Бьёрна изучающе, словно не может решить, что лучше сделать дальше: просто направиться домой к Дальбергу или же постараться реанимировать отвратно начавшийся вечер.
— Кажется, ты говорил, что у хоккейных фанатов принято пить после матча, — чуть задумчиво произносит Кристиан, роняя пепел прямо на асфальт. — Тут неподалеку есть неплохое место. Вход только для своих. Можем отметить ничью там, если ты не против, — предлагает Форд и, дождавшись утвердительного ответа, садится в машину, заводит мотор; делает последнюю затяжку, прежде чем тушит сигарету. Настроение немного повышается от предвкушения: он давно не появлялся в закрытом ночном клубе без определенного названия, куда пускают только по знакомству или после поручительства кого-то из постоянных посетителей, что позволяет не думать о ненужном внимании или рисках нарваться на рейд отдела по борьбе с наркотиками.
Само заведение располагается в подвале в историческом центре города, в бывшем винном погребе, отремонтированном в стиле хай-тек, и представляет собой двухуровневое помещение, где на первом уровне располагается танцпол и бар, а на втором — столики для гостей, разделенные перегородками до потолка для создания атмосферы приватности. Стены обиты звукоизоляционным материалом, так что громкие звуки электронной музыки обрушиваются внезапно, стоит им пройти пару охранников у неприметной двери в конце лестницы, ведущей с улицы. Неоновые лучи светомузыки хаотично скользят по лицу, и Кристиан щурится от непривычки, а потому не видит, как на него практически напрыгивает невысокая блондинка с короткой стрижкой, буквально повиснув на его шее, отчего Форд чуть не падает, но удерживается на ногах.
— Крис-Кис! — девушка радостно кричит прямо ему в ухо, целуя воздух возле щеки, чтобы не запачкать кожу маслянистым следом от помады, продолжая обнимать мужчину. — Совсем забыл о нас, бессовестный! — она наигранно обиженно куксится и бьет его кулачком в предплечье. На ней надето короткое серебристое платье, бликующее от попаданий неонового света, едва прикрывающее задницу и открывающее на всеобщее обозрение молочные бедра; босоножки на платформе с завязками, оплетающими голень, не помогают быть одного роста с Фордом.
— Прости, Беккс, у меня было слишком много работы, — виновато вздыхает Кристиан, за что получает еще один тычок в плечок и тихо охает, больше притворяясь, чем действительно испытывая боль.
— Знаю я твою работу, Крис-Кис. Вон, стоит за твоей спиной, — у нее хриплый, будто прокуренный смех, а зрачок такой большой, что невозможно понять, какого цвета радужка. — Что, снова на мальчиков потянуло, а? София расстроится, когда узнает, — Беккс чокает языком и качает головой, а после протягивает руку Дальбергу для рукопожатия. Вблизи можно разглядеть на ее лице мелкие морщинки, выдающие истинный возраст, давно переваливший за тридцать. — Для тебя я Ребекка, красавчик: мы с тобой еще не спали. Это мой клуб, так что веди себя хорошо. И не обижай Крис-Киса, а то я расстроюсь, договорились? — она подмигивает Бьёрну, а после обращается к Форду. — Он мне нравится. Отличный у тебя все же вкус, — снова смеется и, хватая каждого мужчину за руку, тянет за собой к лестнице, ведущей на верхний ярус. — Пойдемте я вас посажу. На твое любимое место, Крис-Кис, представляешь? Ты сегодня везунчик, — она уводит их в самый угол, где за черной перегородкой спрятан столик возле небольшого кожаного углового дивана.
— Я везунчик, потому что увиделся с тобой, Беккс, — Кристиан целует женщине руку, галантно отвешивая полупоклон, на который она отвечает упрощенной версией книксена. — Попросишь кого-нибудь подойти к нам? Не Софию, — тут же добавляет Форд, скидывая с плеч пальто и бросая его на диван.
— Сегодня не ее смена, везунчик, — Ребекка направляется к выходу, но резко разворачивается, словно о чем-то вспоминает. Изящная рука, запястье которой увешано множеством тонких бренчащих браслетов, ныряет в декольте, откуда достает небольшой пакетик, тут же отправляющийся в ладонь к Кристиану. — Попрошу девочек записать на твой счет, — и удаляется, оставляя мужчин в одиночестве. Форд тут же садится на диван, убирая кокаин в карман черных джинс; расстегивает еще одну пуговицу на рубашке. Зачесывает пальцами волосы назад. Облизывает губы.
— Беккс потрясающая женщина. Она была любовницей старого босса, однако после его смерти ее все равно никто не решился тронуть. Здесь нейтральная территория, так что ты можешь не волноваться, что кто-то тебя здесь увидит или что-то расскажет. Это как норвежский Вегас: о том, что творится в этом месте, никто не говорит, — Кристиан фыркает, рассматривая алкогольное меню, оставленное на столе. — Что ты будешь пить? Или есть? Я угощаю, так что ни в чем себе не отказывай, — он поднимает взгляд и пристально смотрит на Бьёрна. Благодаря звуковой изоляции перегородок музыка здесь кажется лишь отдаленным эхо.

Бьёрн выглядит чересчур напряженным, даже серьезным, и Кристиану это не нравится, отчего на лбу появляется недовольная морщинка, правда, всего лишь на несколько мгновений. Ему кажется, что это все из-за непривычной обстановки, а значит, его партнеру, за последний месяц незаметно ставшему постоянным, нужно лишь немного привыкнуть, чтобы прочувствовать все грани наслаждения, которые может доставить исключительно вседозволенность, царящая здесь, так что Форд придвигается ближе, прижимаясь бедром к бедру мужчины и проводит кончиками пальцев по чужой щеке, привлекая к себе внимание.
— Здесь всем плевать, как принято, медвежонок, — почти что мурлыкает слова Кристиан, очерчивая пальцем границы губ Дальберга, которые все еще хочется целовать: странное желание, особенно учитывая тот факт, что поцелуями они занимались гораздо чаще, чем разговорами. — Важно лишь то, чего ты хочешь, — он медленно облизывается, укладывая ладонь на бедро Бьёрна, чтобы опереться на нее и чуть приподняться, приближая свое лицо к чужому лицу, заставляя кончики носов соприкасаться. — Вот чего ты сейчас хочешь? Не расскажешь? — он сжимает пальцы на чужих джинсах сильнее, ощущая под ними напрягшиеся твердые мышцы. Если переместить ладонь выше по бедру, то можно нащупать ширинку, которую можно расстегнуть, чтобы по полной воспользоваться тусклым освещением — еще более тусклым, чем обычно: очередной приятный бонус.
Кристиан знает, чего хочет он сам, и уже собирается это получить, как их прерывает официантка, одетая в короткую кожаную юбку, едва прикрывающую ягодицы, и узкий топ с бесконечным количество поясков, завораживающей паутинкой перекрывающих верхнюю часть тела, в которых очень легко запутать пальцы — уж он-то об этом знает, хотя Бьёрну лучше будет без этой информации. Официантка одна из новеньких, — главное, что не София, — а потому как-то по-наивному застенчиво краснеет, когда Форд смотрит на нее и улыбается, заказывая виски, пару бутылок пива на выбор Дальберга и большого количества закуски.
— Полностью доверюсь твоему вкусу в этом вопросе. Не разочаруй меня, пожалуйста, — он подмигивает девушке, попутно оценивая размер груди, соблазнительно затянутой в кожу, отчего та буквально сбегает, пробормотав что-то про быстрое выполнение заказа. — Ох уж эти новички, — хмыкает Кристиан, качая головой, впрочем, понимая, почему Беккс послала к нему именно новенькую девушку: волновалась, как бы старенькие не начали слишком откровенно флиртовать, как обычно. Уж что-что, а в людях хозяйка этого заведения разбиралась неплохо, раз поняла, что Бьёрну может не понравится в обслуживающем персонале.
— Знаешь, тебе стоит расслабиться, ты слишком серьезен, — замечает Форд, — я мог бы тебе помочь с этим, — шепчет прямо на ухо, забираясь кончиком языка внутрь ушной раковины и уже начиная ликовать, когда чувствует легкую дрожь, пробежавшую по телу Дальберга, как их снова прерывают. И это уже не кажется забавным или хоть как-то уместным. Скорее похоже на большую кучу проблем, что неотвратимо приближаются к ним.
— Кристиан, мать твою, Форд. Какого черта ты пропал?! — сначала слышится пьяный голос и лишь потом появляется его обладатель — явно хорошо поддатый Свен Ханссен с наполовину опустошенной бутылкой виски в руке, в расстегнутой рубашке, частично заправленной в брюки, без пиджака и с расфокусированным взглядом, затуманенным наркотой. Он плюхается на диван рядом с Кристианом, продолжая говорить слишком громко и осуждающе. — Я его зову хотя бы поужинать со мной, а он тут милуется с каким-то парнем! И вот на него ты меня променял? — он качает головой и делает глоток.
— Я был занят. Как и ты сейчас, — морщится Форд, смотря на друга ледяным взглядом, призванным намекнуть на неуместность его нахождения здесь, однако Свену слишком плевать на какие-то намеки. Сейчас он бы вряд ли понял и откровенность. Он лишь делает еще один глоток и фыркает.
— Вижу я, как ты занят. Снова на мальчиков потянуло? Мог бы меня попросить, — получается слишком обиженно, так что Ханссен пытается тут же исправиться, добавляя показательно равнодушно, — хотя, ты же у нас любитель разнообразия, — в очередной раз тянется к бутылке, которую перехватывает Кристиан и сам делает глоток, понимая, что на трезвую голову у него вряд ли получится конструктивно выстроить диалог с ужратым в усмерть Свеном — не самое хорошее сочетание, на самом-то деле. Особенно когда рядом Бьёрн.
— Ты здесь с кем-то? — напряженно спрашивает Кристиан, надеясь, что друга можно будет сплавить его компании. Может, он здесь вместе с Гарри? Он-то точно проследит, чтобы этот идиот сидел тихо и не высовывался.
— С парнями с работы, — отмахивается Свен и хлопает Форда на щеке, задерживая на ней ладонь, чтобы заставить его смотреть на себя, — но с тобой намного веселее. Я останусь? Вы же не против? — и в вопросе его больше утверждения, чем самого вопроса. Ханссен протягивает руку Бьёрну. — Привет, новый парень Форда. Я Свен. А ты сверху или снизу?

Бьёрн молчит — лишь крепче сжимает челюсти и хмуро переводит взгляд с Кристиана на Свена и обратно; Форду даже кажется, что он может протянуть руку и нащупать плотное марево напряжения, которое медленно окутывает Дальберга, приближаясь к критической отметке. Ему совершенно не хочется разбираться с последствиями того, когда прогремит взрыв (а он обязательно прогремит, если все будет продолжаться в таком ключе, зная вспыльчивость Бьёрна), так что подталкивает друга к выходу, практически сталкивая того с дивана. Он не собирается давать какому-то пьяному идиоту испортить себе выходной — первый вне дома Бьерна за последний месяц.
— Что-то он у тебя какой-то молчаливый, — с легкой насмешкой замечает Ханссен, кажется, даже не пытаясь сделать вид, что понимает, к чему все эти тычки в бок, коими его щедро одаривает Форд. — Неужели в постели он такой же бука? Знаешь, я думал тебе нравятся более разговорчивые парни, — и приподнимает одну бровь, в очередной раз очень не прозрачно намекая на род их отношений. Кристиан закатывает глаза, чувствуя усиливающееся раздражение.
— Тот факт, что ты любишь пиздеть, а я с тобой спал, не означает, что я люблю, когда много говорят, — уже не скрывая своего недовольства говорит Форд, пожимая губы и прищуриваясь. Свен лишь фыркает, чем вызывает желание отдать его на растерзание Дальбергу, который выглядит так, словно в любой момент сорвется и проломит в безмозглой голове Ханссена дыру.
— Слушай, у меня есть идея, — Свен внезапно хлопает себя по бедру. — А давайте замутим тройничок? Тогда его молчаливость и моя болтливость компенсируют друг друга, и... — договорить он не успевает, поскольку Бьёрн срывается с места с удивительной для его мышечной массы скоростью, хватает Ханссена за грудки и буквально швыряет в стену, едва не проламывая ее. Кристиан смотрит на происходящее, чувствуя, что желания вмешиваться нет никакого: Свен сам напросился, да и лезть к Дальбергу под горячую руку не хочется — еще помнит, какой тяжелой она может быть. Вместо этого он мысленно делает ставки на то, выдержит ли стена и придется ли отмазывать Хранителя Тора от обвинения в нанесении тяжких телесных повреждений.
Все портит не вовремя вернувшаяся официантка, только и способная неистово краснеть и хлопать глазами, похожими на кукольными с этими длинными накладными ресницами. Бьёрн будто приходит в себя, отпускает Свена, который от шока явно проглотил язык, и садится на свое место, пытаясь выглядеть миролюбиво и невинно. Получается это у него на троечку, по мнению Кристиана.
— Не волнуйся, все хорошо. Спасибо, что принесли заказ, — обращается к официантке мягким тоном, намеренно добавляя в него немного урчаще-бархатных ноток и подхватывает бутылку с виски, грозящую упасть с подноса: у девушки явно трясутся руки. Ханссен подносит голову к затылку, касаясь того пальцами, а после заторможенно смотрит на кровь на своих пальцах. Форд бесцеремонно хватает его за плечо и ведет к выходу, оборачиваясь к Бьёрну и, виновато улыбнувшись, произнося. — Я скоро вернусь. Только избавлюсь от него, — и ведет друга в сторону туалета, буквально запихивая его внутрь, закрывая за собой дверь. В клубе нет разделения на женские и мужские туалеты, чтобы было удобнее заниматься в них сексом, не мешая другим, так что мужчины оказываются в небольшой комнате с отдельной раковиной, унитазом за перегородкой и тумбой с полотенцами. Свен смотрит на свой затылок в отражении в зеркале и шипит, снова касаясь разбитой кожи.
— Он у тебя бешеный, — кривится Ханссен, открывая кран с водой и подставляя под струю полотенце, которое после прикладывает к затылку. Кристиан даже не дергается, чтобы помочь, лишь скрещивает руки на груди.
— И я бы не стал его останавливать, реши он вмять нос в твой череп, — равнодушно произносит Форд. — Ты вел себя отвратительно. Я разочарован.
— Это все, что ты мне скажешь? Что ты разочарован? — выплевывает сквозь зубы Свен, резко оборачиваясь к другу, а после сразу же хватается за край раковины: голова начинает кружиться. — Мне плевать на то, что ты обо всем этом думаешь, Форд. Ты не центр мира, чтобы мне было дело до твоего разочарования. Я делаю то, что хочу.
— Ты делаешь то, что заставляет тебя делать твое уязвленное эго, — хмыкает Кристиан, но тут же недовольно сжимает губы. — Ты испортил мой вечер.
— Это даже близко не сравнивает наш счет, — качает головой Свен, снова прикладывая к затылку полотенце. — Мудак.
— Больше не смей лезть в мои отношения, ты понял? Или я найду способ заставить тебя пожалеть, — без ложной уверенности заявляет Кристиан, открывая замок и намереваясь выйти. Позади смеется Ханссен.
— Отношения? Ты и этот здоровяк? Форд, где ты и где отношения?! Я единственный, кто смог вытерпеть тебя и твое блядство столько времени! — возле головы Кристиана о дверь с влажным шлепком ударяется полотенце и падает на пол.
— Береги голову, — насмешливо произносит Форд и машет рукой на прощание, прежде чем выходит из туалета, чтобы зайти в соседний, где достает из кармана заветный пакетик с кокаином, который удобно превращать в дорожки на поверхности предварительно вытертой тумбы. Он вдыхает по дорожке в каждую ноздрю, привычно сжигает две оставшиеся, а после стоит с закрытыми глазами несколько минут у стены, прижимая затылок к прохладному кафелю. Нет так он хотел провести этот вечер, совсем не так...
По первоначальному плану они с Бьёрном должны были выпить, перепихнуться в паре укромных уголочков, потанцевать, снова выпить... По первоначальному плану ему не нужно было прибегать к кокаину, чтобы прекратить думать о том, насколько сильно его бесит Ханссен со своим неумением заткнуться, Бьёрн со своей несдержанностью и острой реакцией на такие мелочи, как бывшие, и идиотский поломанный кран, из которого капает вода: стены в туалетах звукоизолированы, так что музыки с танцпола внутри не слышно.
Когда кокаин начинает действовать, а Кристиан ощущает, как улучшается настроение, и покидает свое убежище, надеясь все еще убедить Дальберга в том, что им может быть весело, его перехватывает какая-то незнакомая девушка. Перехватывает буквально, потому что Форд чувствует, как к нему сзади прижимается чья-то грудь, а тонкие ладошки обхватывают поперек живота, сцепляясь в замок.
— Попался! — задорно кричит она, но тут же ойкает, когда он оборачивается. — Простите, я обозналась, — и неловко смеется. Кристиан всматривается в ее лицо не без интереса: чуть раскосые глаза, словно кто-то из ее родственников азиат, аккуратный маленький носик, пышные губы. Она выглядит симпатичной, чем-то похожей на котенка, вот только зрачки неестественно расширены. — Или не обозналась? — тонкий пальчик устремляется к губам, словно она задумывается над чем-то. Девушка существенно ниже его: макушка располагается где-то на уровне плеч, несмотря на туфли на каблуке. — Я — Дейзи, пойдем танцевать? — и, не дожидаясь ответа, хватает мужчину за руку и тащит за собой. Кристиан даже не пытается сопротивляться, лишь хмыкает и покорно следует вслед за миниатюрной фигуркой. Ему чертовски не хочется возвращаться к Дальбергу, потому что хочется веселиться, тогда как Бьёрн наверняка начнет требовать каких-нибудь объяснений или снова начнет загоняться. Нет, нет и еще раз нет. У него была слишком тяжелая неделя, чтобы тратить долгожданный выходной на бесполезное выяснение отношений.
Дейзи двигается откровенно, резко и плавно одновременно, и глубокое декольте ее платья не скрывает никаких соблазнительных подробностей; она трется возле него в такт музыки, бесстыдно вжимаясь ягодицами в пах, медленно опускаясь вдоль его тела вниз и снова поднимаясь, и Кристиан не может отказать себе в удовольствии положить ладони на ее талию, прижимаясь ближе. Ее тело горячее на ощупь даже сквозь одежду, и в любой другой вечер он бы уже думал, как утащить ее к своему столику, однако сейчас ему просто нравится, как она извивается под рваный электронный ритм рядом с ним.
Дерганные лучи неоновой светомузыки скользят по его лицу, и Форд смеется, прикрывая глаза, чувствуя себя на своем месте.
У Дейзи на языке горчит амфетамин, когда она внезапно целует его.

У него замечательно получается не думать ни о чем: сказывается большой опыт, действие кокаина и липкие от блеска для губ губы, прижимающиеся к его устам; он лишь чуть сильнее сжимает ладони, что уже обхватывают по-мальчишески узкие женские бедра, и приоткрывает рот, позволяя юркому языку проникнуть внутрь. Музыка звучит так громко, что не слышно собственных мыслей; на танцполе тесно и жарко, и поцелуй — их единственный способ общения, который доступен в подобных условиях. Все это привычно и чувствуется практически правильным: незнакомые люди, чей жар он чувствует вокруг себя, гибкое тело в объятиях, извивающееся в такт музыке синхронно с ним. Если закрыть глаза, то можно представить, что окружающего мира не существует, раствориться в настоящем моменте, забыть обо всем.
Забыть ему не дают сильные цепкие пальцы, бесцеремонно хватающие запястье, сжимая его так сильно, что того и гляди появятся синяки; Кристиан недовольно фыркает, но все же выпускает девушку из рук, позволяя тащить себя через толпу, которая расступается перед уверенно идущим вперед Бьёрном, как лед перед атомным дедоколом. На Дейзи, впрочем, он даже не оборачивается посмотреть: в лучшем случае она заметит, что ее партнер куда-то пропал, однако вряд ли будет долго горевать — ровно до того момента, как найдет кого-то еще, похожего на ее потерянного спутника.
Дальберг приводит его к их столику, и от него несет такой яростью, что впору испугаться, особенно зная о его способностях Хранителя, однако Форду ни капли не страшно; он резко вырывается из, казалось бы, железной хватки, отмечая, что ему все же позволяют это сделать — видимо, злятся не настолько сильно, как представляется на первый взгляд. Трет ноющее запястье, чувствуя, как раздражение снова начинает усиливаться: ему не нравится, что кто-то пытается заявить на него права, не давать ему развлекаться, таскать за собой, словно игрушку на колесиках с приделанной к ней веревкой.
Бьёрн выплевывает слова с какой-то отчаянной злостью, пожалуй, даже с ревностью, и Кристиан смотрит в его лицо, черты которого смазаны полумраком, когда до него, наконец, доходит, почему Дальберг так себя ведет. Эти догадки даже в его голове звучат дико, так что он просто отмахивается от них, не сдерживая короткого ироничного смешка.
— Мы и так вместе, — спокойно отвечает Форд с такой интонацией, что впору объяснять маленькому ребенку, как люди на другой части планеты не падают, ходя вниз головой. — Мы пришли сюда вместе: ты и я. Если ты захочешь, вместе с нами вполне может быть кто-нибудь еще, — кивок в сторону танцпола. — На самом деле, здесь можно найти много любителей твоего типажа грубоватого викинга, от которого так и пышет животной страстью, — Кристиан делает шаг по направлению к Бьёрну и кладет ладонь на его щеку; кожу слегка покалывает начинающая пробиваться щетина. — Или ты можешь быть вместе с кем-то другим: я не обижусь, если ты решишь сегодня отдохнуть от меня, — он хлопает его по щеке и отходит к столу, заливая в себя остатки виски прямо из горла бутылки, которое пошло обхватывает губами: кажется, в его отсутствие Дальберг без дела не сидел.
Однако Бьёрн продолжает злиться: это чувствуется по продолжающему усиливаться напряжению; Форд облизывает губы и чуть щурится, когда медленно, словно осознавая собственные слова, говорит:
— Подожди, ты что, думал, что мы в отношениях? — с нескрываемым удивлением завершает фразу Кристиан, и его брови взлетают вверх; он несколько мгновений неловко мнет в ладонях бутылку, а после начинает смеяться: звонко, громко, но тут же прикрывая рот ладонью, словно пытается себя заткнуть. Фыркает и прочищает горло.
— Извини. Это все кокаин. Значит, ты решил, что мы что-то вроде пары? И что же тебя сподвигло к таким умозаключениям? Тот факт, что мы трахались целый месяц? — Форд качает головой и смотрит на Дальберга с какой-то снисходительной нежностью. — Медвежонок, это был просто секс. Тебе было хорошо, мне было хорошо, и мы повторяли это много раз, потому что нам было хорошо. Зачем портить этот прекрасный процесс какими-то ярлыками и условностями, вроде отношений? Открою тебе страшный секрет: люди часто трахаются просто ради того, чтобы трахаться. Примешивать сюда что-то, больше влечения, совершенно необязательно, — он снова фыркает, словно не может поверить, что Дальберг действительно решил, будто их периодически секс-марафоны могут значить что-то большее, нежели обычные секс-марафоны.
— Да ты романтик, Бьёрн Дальберг. Вот уж кого давно не встречал, — кокаин делает его разговорчивым, и ему буквально сложно остановиться, так что он прикусывает нижнюю губу, ожидая реакции своего несостоявшегося парня: ему действительно интересно стоит ли его монолог проломленного черепа или нет.