"Такое ощущение, словно снова, блять, умер." - первая мысль, проскользнувшая в голове Святослава, когда тот приходит в себя, медленно открывает глаза и понимает, что до того света все еще так и не добрался. Его, если честно, уже порядком подзаебала эта бесконечная история с возвращением к жизни, и пусть разум упрямо твердит, что нельзя сдаваться как минимум ради брата, Святослав же упорно ловит себя на мысли, что был бы совсем не против оказаться окончательно и бесповоротно мертвым. Мертвым в самом прямом смысле этого слова, а не вот это вот все.
Он лежит на какой-то кушетке и не горит желанием вновь открывать глаза; пальцы левой руки, покоящейся на животе, сжимаются в кулак и тут же разжимаются снова, смяв между указательным и средним ткань некогда белой майки. Радует, что рука все еще не отвалилась. Проходит еще около двух минут, прежде чем парень находит в себе силы не только конечность поднять, но и глаза мало-мальски разлепить. По ним тут же ударяет яркий - на самом деле не очень - свет потолочной лампы, а следом на лицо с характерным хлопком валится и ладонь, которую удержать навесу для того, чтобы рассмотреть, у Раскольникова не получается. Тело в принципе отказывается адекватно выполнять команды, впрочем, точно так же, как и мозг, который до сих пор не сообразил, что камера, в которой парень оказался - это далеко не гостиная в старушечьей квартире, и даже не номер в засранном хостеле. Это действительно камера, в которой нет абсолютно ничего.
Святослав тратит достаточно сил на то, чтобы вспомнить события прошедших суток, хотя до сих пор создается впечатление, что произошло все не больше пары часов назад. Он помнит разговор с Братиславом, который так отчаянно пытался помочь, что безалаберно отправился в самый эпицентр дерьма; он помнит то, как мальчишка умудрился одним только своим взглядом сначала вывести ничего не чувствующего парня из себя, а потом вдруг заставил его же испытать невыносимо тяжелое чувство безвыходности; он помнит, как в отчаявшихся глазах Бро плескалась уверенность в собственных действиях и презрение к тому, что старший брат упрямо отказывается принимать помощь. Раскольников помнит и мужика, который появился буквально из неоткуда и начал нести какую-то чушь, предварительно наградив Братислава сотрясением мозга и бессознательным состоянием на ближайшее время. Сначала парень решил, что мужик является частью Легиона, куда Бро так рьяно пытался попасть, лишь бы найти того, кто сможет вернуть брата к жизни; потом, когда вместо отвратительно ухмыляющейся рожи заметил очертания человека, лицо которого от бессилия не мог разглядеть, то понял, что Легион пришел только сейчас. Дальше была уже знакомая пустота - тягучая, вязкая и темная, словно беззвездная ночь - и все то же чувство, будто что-то должно случиться.
И это что-то случилось.
Пазлы отказываются собираться в единую картинку, два плюс два - это не четыре вовсе, а Слав безрезультатно пытается подняться, но вместо этого лишь протяжно выдыхает, с трудом выбивая из не функционирующего нутра воздух.
- Проснулся? - раздается женский голос, но никакой реакции со стороны Раскольникова неожиданная гостья не получает. - Замечательно. - ей не обязательно видеть мутный взгляд, не обязательно знать, что отстойно выглядящий собеседник готов к диалогу. Главное, чтобы он услышал то, что девчонка собирается сказать.
- Выглядишь, мягко говоря, паршиво. - а я и не заметил. - все-таки отзывается Слав, огрызается. Хриплый голос приглушается стуком каблуков, а голова едва в сторону поворачивается для того, чтобы увидеть... кто это вообще? Впрочем, похуй, потому что Раскольникова сейчас больше волнует то, что шею неприятно тянет и ощущение создается, словно голова сейчас совсем отвалится.
- Ты находишься в Легионе. - она останавливается. -  Твой брат тоже здесь. - успевает добавить, избавляя себя от вполне ожидаемого вопроса. - И дела у вас чертовски плохи. - это сейчас намек на то, что Святослав сдохнет совсем скоро, потому что процесс гниения никто не отменял, или девка так расположения к себе добиться пытается? Если второе, то с тактичностью у нее явно проблемы.
- Иди нахуй. - выдавливает из себя Слав, не настроенный на продуктивные беседы не только потому, что сил не особо много, но еще и из-за принадлежности собеседницы к тем, от кого парень так ревностно пытался держаться подальше сам, и держал подальше Братислава. Кажется, не удержал.
- Фу, какой грубый. - по голосу слышно, что девушка нос брезгливо морщит, возится там чет, а потом разворачивается и уходит, разнося по камере все тот же звонкий цокот каблуков. Обиделась что ли? Ишь, какая ранимая.
Проходит еще какое-то время, прежде чем дверь все с тем же неприятным скрипом открывается, впуская знакомый и успевший заебать звук. Вместе с девушкой в пределах камеры появляется еще кто-то - и по частому дыханию Слав узнает брата, замершего где-то неподалеку. Этого достаточно для того, чтобы найти в себе силы если не встать, то хотя бы руку, все еще покоящуюся на лице, в сторону сдвинуть и, повернув голову, открыть глаза.
- Поздравляю. Теперь вы оба в Легионе, - Раскольников-старший видит на женском лице торжествующую улыбку, от которой кривится и едва заметно языком цокает. Хмурится и глаза закатывает, но стоит обратить внимание на потрепанного Бро, как брови к переносице еще сильнее сдвигаются. Мальчишка приносит жертву - и парень ощущает не столько прилив сил, сколько необходимость вот прямо сейчас подняться и отвесить идиоту бестолковому смачный подзатыльник. Но все, на что Раскольникова хватает - это занятое вертикальное положение. Навалившись спиной на стену, он втягивает носом воздух и исподлобья сверлит девчонку сердитым взглядом, изучает ее, ловит каждое слово и этот наигранно елейный бархатный тон.
- Ну че, доволен? - рычит сквозь зубы Слав, но делает это не от злость, а, вероятнее, от усталости и все еще саднящей боли во всем теле. Тот мужик неплохо так его отделал. - Ты ведь хотел в Легион, рвался сюда, как будто это Диснейленд какой-то. Будь добр, посвяти меня в дальнейшие планы. - и парень кивает на место рядом с собой, тем самым как бы говоря, что разговор явно коротким не будет.

Слав измученно шевелится, двигается и ерзает, принимает сидячее положение, а потом подается чуть вперед и кладет на колени скрещенные руки. Ощущение такое, словно прямо сейчас бедолагу вывернет недавним завтраком, но проблема в том, что вывернуть парня не может, а последний его завтрак был не несколько часов назад, а несколько дней. С того самого момента, как довелось проснуться в холодном и пустом помещении морга, Раскольников не ест и не пьет - ну, за исключением рома, который любезно предоставил брат. Он делает это не потому, что нет аппетита, не из-за того, что боится проблеваться в ближайшей подворотне; он делает это потому, что занятие бессмысленное и глупое, ведь нефункционирующему организму плевать на калории, сердечно похер на питательные вещества, потому что все это направлено исключительно на поддержание жизни, а жизни этой самой у парня нет.
Впрочем, когда Раскольниковы топтались в квартире старухи, Святослав ловил себя на мысли, что отдал бы многое ради сочного стейка и стакана спрайта; любимого борща, который готовила мать, или мясного рулета, который в их семье готовил исключительно дед. Он бы отдал ахуенно много ради того, чтобы просто поесть, почувствовать вкус и насладиться ароматом.
Ничего подобного, к сожалению, парню не светит - и речь тут идет, честно говоря, не только о еде.
Слав относительно спокойно отнесся к новости о собственной смерти, более-менее адекватно отреагировал и на чудесное возвращение к жизни - если можно так выразиться - но ему так и не удалось отыскать в сознании ту крохотную надежду на благополучный исход, в которой так нуждается стоящие неподалеку брат. Мальчишка продолжает искренне верить, что получится найти человека, способного вернуть мертвого к жизни; он надеется, что удастся отыскать что-то, что оставит старшего брата рядом, ведь без него Братиславу будет слишком тяжело. Слав прекрасно это знает, Слав не дурак и все замечательно видит; его невероятно умиляет тот факт, что Бро готов пойти на многое, готов даже жизнь собственную на кон поставить, лишь бы все снова стало хорошо. И Слав хотел бы обнадежить пацана, хотел бы сказать, что все будет замечательно, что у них получится найти выход из этого дерьма, а сам он никуда и никогда не денется, ведь не может оставить бестолкового младшего брата одного. Он хотел бы сделать многое, но не может. Не может не только потому, что не хочется, но еще и потому, что не видит смысла. Сколько ему осталось? День? Два? Быть может, три. Но потом случится то, чего не должно было быть вовсе: Святослав, повторно вернувшийся к жизни, умрет снова - и на этот раз уже окончательно.
Наверное, если бы у него спросили, мол, не хочешь ли ты, приятель, ожить, то Раскольников-старший не раздумывая отказался бы, потому что это усложняет жизнь, вот только не самому Славу, а тем, кому он дорог. Братиславу, например.
Парень видит, как мальчишка медленно, но верно убивает себя бесконечным тленом, как ломается и прогибается под тяжестью проблем, навалившихся на его, некогда беззаботные, плечи. Он видит, что у Бро остается все меньше и меньше надежды, а оттого его некогда светящиеся неподдельным жизненным блеском глаза вдруг теряют свой насыщенный цвет, становятся бледными и мутными, безжизненными - почти такими же, как у самого Слава.
И Раскольников-старший не хочет, чтобы его гиперактивный младший брат медленно, но верно сожрал себя чувством вины за то, что ничего не смог сделать, но это, кажется, неизбежно, потому что ситуация изначально была безнадежной.
Парень терпеливо слушает мальчишку, не перебивает и даже не хмурится привычно. Он все понимает, принимает, но все еще не может отыскать даже толики той необходимой веры, которая сподвигнет мертвое тело к каким-либо действиям. И как только Бро замолкает, Слав упирается согнутыми в локтях руками в колени, сцепляет кисти рук в замок и утыкается в них носом.
- Вот тут ты прав, - приглушенно говорит он, глядя на противоположную стену. - выбора у нас не было. И вряд ли он появится. - голова поворачивается в сторону мальчишки, а руки расцепляются и виснут, коснувшись колен предплечьями. - Посмотри на меня, - делает паузу, предоставив Братиславу возможность оценить внешний - отстойный, к слову - вид. - я разваливаюсь на глазах. У меня рука вот-вот отвалится, а голова, кажется, на добром слове держится. Думаешь, я смогу прожить в таком состоянии, смогу постоянно пришивать себе конечности, при этом наслаждаясь жизнью и делая вид, будто все нормально? - выдерживает паузу. - Нет, нихуя. Я не смогу. И ты не сможешь, потому что моя мертвая рожа будет маячить рядом и напоминать тебе, - палец встречается с плечом Бро. - тебе о том, что старший брат сдох. Я должен был остаться по ту сторону, а ты должен был узнать, должен был задвинуть трогательную речь на моих похоронах, а потом забить и жить дальше, потому что так правильно. А то, что я сижу рядом с тобой, то, что ты пытаешься помочь мне, но делаешь только хуже - это неправильно. Ты...
Договорить пламенную и, как самому кажется, мудрую речь у Раскольникова не получается, потому что Братислав вдруг начинает вести себя странно, озирается как-то подозрительно, а затем и вовсе начинает с кем-то говорить. Слав брови вопросительно вскидывает, но молчит; подается чуть назад и смотрит на брата, как на умалишенного, но не перебивает; губы задумчиво поджимает и зачем-то сам оглядывается, желая отыскать того, с кем разговаривает Бро. Но никого нет, они в этой блядской камере вдвоем, но пацан выглядит так, словно действительно кого-то слышит.
- Ты в себе? - глухо спрашивает, когда мальчишка поднимается со своего места и топает в сторону двери. - Совсем умом тронулся? - добавляет, когда тот возвращается, наконец-таки вспомнив о пока еще "живом" брате. - Какую форму? Какой, блять, поход? Ты че несешь вообще? - откровенно не понимает Раскольников, а потом подается вперед, встает и подходит к Бро, показательно приложив тыльную сторону ладони к его лбу. Он выглядит взволнованным и каким-то чересчур решительным; опустив взгляд, парень замечает, как брат пальцы то сжимает, то разжимает, перебирает ими - делает это всегда, когда не терпится что-то сделать; еще и правой ногой постукивает, что только подтверждает догадки Слава.
- Ладно пошли, а то опять начнешь делать из меня эгоиста. - закатив глаза, Раскольников-старший кладет ладони на худые плечи, разворачивает мальчишку на сто восемьдесят градусов, а потом толкает в сторону выхода. - И где эта форма вообще есть?
А есть она в каком-то помещении, напоминающем склад. Приходится потратить достаточно времени для того, чтобы этот самый склад отыскать. Несколько раз братьев останавливают легионеры, требуют объяснений и рычат, мол, че шатаетесь тут без дела - ишь, какие агрессивные - пару раз их направляют в противоположную сторону, а один раз вовсе чуть в камеру для неугодных не утаскивают, но у Бро, с его врожденным умением пиздеть складно, мастерски получается заговорить зубы.
В конечном итоге парни оказываются в нужном месте и находят необходимые вещи.
- Че дальше? - звучит вполне такой актуальный вопрос, пока Слав застегивает молнию на легионерской форме.

Молния на темной куртке из плотной ткани с характерным звуком застегивается, а Святослав все так же исподлобья продолжает смотреть на брата, который вновь с кем-то разговаривает. Если бы они сейчас были где-нибудь в России, находились в какой-нибудь привычной обстановке и никогда не знали о существовании Хранителей, Двуликих и прочей божественной шушеры, то у парня появились бы большие сомнения насчет душевного здоровья мальчишки. Где это видано, чтобы пацан с таким серьезным лицом озвучивал какие-то планы, благодарил кого-то за помощь, и делал это настолько спокойно и непринужденно, будто все происходящее - нечто само собой разумеющееся. Наверное, если бы Слав столкнулся с такой проблемой несколько лет назад, то обязательно покрутил бы пальцем у виска, поржал откровенно громко, чуть ли не складываясь пополам от подступающих приступов смеха, а потом в привычной для себя манере - по-братски и с любовью - отвесил несколько смачных подзатыльников, искренне считая, что именно этот способ действенней всего помогает поставить съехавшие мозги на свое законное место.
Но сейчас, когда они находятся не только в Афинах, но еще и в Легионе, где концентрация людей с самыми разнообразными способностями просто зашкаливает, сложно удивляться таким вот неожиданным беседам Бро с каким-то странным голосом, который слышит, видимо, только он. Слав не дурак вовсе, Слав даже в медленно разлагающемся состоянии способен мыслить более-менее адекватно и складывать дважды два так, чтобы получилось четыре. Вот он и складывает, вспоминает, что покровитель у мальчишки связан с мертвыми, а значит и слышать голоса - вполне такое обыденное занятие. Раскольников не знает наверняка, потому что Братислав не успел более подробно рассказать не только о самом покровителе, но и о том, где и когда он достал талисман; Раскольников не уверен в достоверности собственных догадок, но все-таки то, что вертится в его голове - имеет место быть и выглядит вполне разумно.
Братья, направленные невидимым голосом, все-таки находят правильную дорогу, ведущую не только из штаба, но и из города. У других легионеров вопросов не возникает. Другие легионеры, взволнованные предстоящей операцией и сконцентрированные именно на ней, даже не замечают в своих рядах тех, кого быть там вовсе не должно. Святославу лишь единожды доводится перехватить странный взгляд молодого пацана, но и он в конечном итоге теряет интерес, когда командир привлекает внимание и начинает что-то доходчиво объяснять.
Где-то на середине пути, находясь уже за городом, Раскольников-старший начинает чувствовать себя отвратительно - хотя на первый взгляд кажется, что отвратительнее быть уже не может. Он откидывается назад, упирается затылком в спинку сидения, прикрывает глаза и шумно втягивает носом воздух. Не чувствует ничего. Все такое же ничего, вот только сейчас оно кажется каким-то тяжелым. Создается такое впечатление, будто к телу парня подключили какой-то аппарат, медленно высасывающий остатки сил. Поднимает голову, желая выпрямиться, а она тяжелая, словно свинцом налитая; расстегивает молнию на куртке, но ощущение сдавливающих шею тисков становится только сильнее. Ему впервые за все это время кажется, что воздуха - который вовсе и не нужен - действительно не хватает.
Мутный, размытый взгляд уходит в сторону Братислава - загруженного и подавленного. Слав приходит к выводу, что лишние переживания конкретно сейчас ему ни к чему, потому о собственном шатком состоянии умалчивает. Не говорит ничего и в тот момент, когда легионеры оказываются в назначенном месте - просто вываливается из машины, на пару секунд повиснув на дверце, смотрит в сторону, старается взять себя в руки.
Раскольников не знает, что именно происходит, но догадывается: еще чуть-чуть, и неизбежная смерть заберет то, что принадлежит ей по праву. Она заберет Слава, а у Бро нет шансов на то, чтобы его спасти. Это, наверное, к лучшему, потому что без брата мальчишке будет сложно, он будет еще более подавленным и убитым горем, но с братом - с мертвым братом - ему будет во стократ сложнее. Святослав не хочет оставлять глупого пацана, но сделать ничего не может.
А еще Святослав знает, что Братислав найдет в себе силы и справится с этим дерьмом.
- Наверное, ты прав. - соглашается парень и поджимает губы. Он делает несколько шагов вперед, приближается к дереву, на котором сидит Бро, и упирается в ствол обеими ладонями. Одна, впрочем, предательски соскальзывает, отчего Слав чуть не валится на землю, но успевает вовремя среагировать - настолько, насколько позволяет состояние - и выпрямляется. - Дай мне пять минут. - просит, немного изменив положение: теперь упирается в ствол дерева правым предплечьем и левой ладонью, расцарапанной неровной корой. Боли не чувствует. В принципе ничего не чувствует, кроме отвратительного ощущения, словно кто-то стоит позади и дышит в спину.
Братислав, в общем-то, тоже не дурак, поэтому замечает состояние брата. Что-то там говорит, но Слав не слушает. Он только жмурится крепко, а потом пытается разглядеть собственные пальцы, которых отчего-то вдруг стало не пять, а целых десять; он трет переносицу указательным и большим пальцами, но ничего не помогает; он слышит взволнованный голос мальчишки, но в ответ лишь рычит:
- Все со мной нормально. Пошли отсюда. Куда-там топать?
Вот только не уверен он совсем, что сможет сделать хотя бы десяток шагов.

Отредактировано Svyatoslav Raskolnikov (20.01.2018 18:03:22)

Святославу чертовски сложно держаться на ногах, которые вдруг стали ватными, начали предательски подкашиваться и позволяли думать лишь о том, что далеко уйти не удастся. Если честно, парню почему-то казалось, что времени будет отведено чуть больше, что у него получится вразумить бестолкового мальчишку, который с поразительным рвением пытается вернуть старшего брата к жизни. Из них двоих, наверное, только Слав понимает прекрасно, что вся эта ситуация изначально попахивала гнильцой, а возможность на благополучный исход была слишком мутной, слишком далекой и несбыточной. И все-таки парень исподтишка восхищался этой нерушимой уверенность Бро, тем, как он упрямо ищет выходы, как пытается сделать все, что угодно, лишь бы помочь, лишь бы дать старшему брату возможность прожить еще немного. Слав ценит это, Слав все так же любит мальчишку и не хочет его оставлять. Более того, Слав чертовски боится оставлять Братислава, потому что видит все изменения, происходящие с ним с того самого момента, как Раскольников-старший вернулся из мира мертвых. Он видит, каким подавленным и удрученным стал пацан, видит, как на него давит все то, что свалилось буквально за считанные часы. Видит, но ничего не может сделать, не в состоянии что-либо изменить, а это раздражает, выбивает из колеи и заставляет проклинать того, кто из достаточного количества трупов выбрал именно Слава.
Лучше бы он остался мертвым, лучше бы так и лежал в том холодном металлическом ящике, терпеливо дожидаясь своей очереди.
Но он не в ящике. Он в лесу, рядом с братом и кучкой легионеров; он пытается бороться, пытается сохранить остатки сил, но все ощутимее становится слабость и подкрадывающаяся со спины старуха в черном балахоне. Парень не видит ее, но прекрасно чувствует, слышит, как хрипло она дышит, как топчется на месте и не предпринимает никаких попыток вернуть мертвеца туда, где ему давно отведено персональное место. Она, кажется, смеется, издевается, наблюдая за скупыми попытками выпрямиться; она находится совсем рядом, но парень упрямо игнорирует, потому что не сказал Братиславу то, что должен был сказать еще в морге.
И конкретно сейчас, подняв тусклый взгляд и поджав бледные, почти синие губы, Слав не решается начать разговор. Трусливо поджимает хвост, если хотите, но пересилить себя вовсе не может. Ему не хочется видеть в глазах Бро еще больше безысходности; он не хочет становиться невольным свидетелем того, как брат ломается, как сжимает кисти рук в кулаки, как повышает голос не от злости, а от отчаяния, как вновь обвиняет Святослава в эгоизме, хотя прекрасно понимает всю плачевность положения. Раскольников отдал бы многое ради того, чтобы ничего подобного не видеть, но это, кажется, неизбежно.
Впрочем, если убежать от всего этого дерьма нельзя, то можно хотя бы максимально его оттянуть, потому старуха с косой наперевес отходит в сторону, а Слав - не без помощи Бро - все-таки поднимается, берет себя в руки, а потом они вместе топают по тропинке, ведущей хрен знает куда, хотя должна вести, если так посудить, прямиком к повстанцам.
Туда она, наверное, и ведет, но братьям не дано это узнать, потому что братья в какой-то момент натыкаются на свирепых и жадных до крови сирен. Раскольников оборачивается, щурится и вглядывается в прогалины между деревьями, но не видит ничего. Не видит не потому, что там никого нет, а потому, что мутный взгляд отказывается концентрироваться. Это и становится главной проблемой, из-за которой Слав, не успевший вовремя среагировать и увернуться, получает сильными когтями по груди. Он тут же валится на землю, а появившаяся из неоткуда сирена, вонзившая когти в разлагающуюся плоть, оказывается сверху, вдавливает парня в землю с такой силой, что кости хрустят, а под телом остается заметная вмятина. Парень хрипит и мычит, чувствует боль, но сделать ничего не может. У него слишком мало сил. Слишком мало шансов.
Сирена, обделенная состраданием, едва ли не отрывает руку, которая остается висеть на нескольких нитях. Тут можно было бы порадоваться умению Братислава и пошутить о том, что мальчишка мог бы записаться на кружок кройки и шитья, но ситуация не та, да и блестящее остроумие будет сейчас очень некстати.
Парень продолжает скулить от боли и мысленно молится всем известным - и неизвестным, впрочем, тоже - богам, просит их побыстрее закончить эту затянувшуюся пытку; он дергается, но острые когти лишь сильнее впиваются в кожу.
Мертвецом быть хреново, если честно, но даже в этом находятся свои плюсы: сирена наклоняется, рассматривает жертву, голову склоняет и звуки какие-то странные издает, а потом срывается с места и просто улетает. Просто. блять. улетает. Наверное, даже таким отвратительным тварям не слишком хочется возиться с тем, чей запах далек от первой свежести. И хотел бы парень ухмыльнуться, да вот только не может. Единственное, на что его хватает - взвалить здоровую и адекватно держащуюся на своем месте руку на собственную грудь.
- Бро. - хрипло зовет Слав и откашливается. - Тащи сюда свою тощую задницу.
И Братислав тащит. Закрытые глаза напрочь отказываются открываться, но этого и не требуется, потому что Раскольников на подсознательном уровне знает, что мальчишка рядом. Это радует.
- Слушай меня сюда, мелочь. - пытается ухмыльнуться, но получается хреново. - Я не жилец. У меня нет сил на то, чтобы пальцем пошевелить, не говоря уже о том, чтобы куда-то идти. - глаза все-таки открываются, но взгляд направлен отнюдь не в сторону Братислава. - Я изначально знал, что все это - хуевая идея, но ты же - баран упрямый - меня никогда не слушаешь. Но ты молодец. Нет, серье... езно. - делает шумный, но безрезультатный вдох. - Найди повстанцев. Не лезь больше в этот гребанный Легион. И... не замыкайся. Услышал? Не вздумай, блять. Живи дальше. Ты должен жить, иначе все это, - замолкает на мгновение. - было зря.
Слав все-таки находит в себе силы для того, чтобы приподняться; у него - не без помощи Бро - получается сесть возле дерева, прислонившись к нему спиной. И он смотрит на брата, он видит его, видит этот взгляд - если бы сердце функционировало в штатном режиме, то обязательно сжалось бы, потому что видеть такого Братислава не только непривычно, но еще и больно.
- Живи, блять, дальше. - последние силы уходят на то, чтобы поднять руку и уронить ее на шею мальчишки со стороны затылка. Парень давит, заставляя Бро податься вперед, а после прислоняется холодным лбом к его лбу. - Не делай глупостей, иначе я приду к тебе в кошмарных снах и убью собственноручно. - ухмыляется привычно, уводит руку на макушку, ерошит волосы, а потом отталкивает брата от себя. - А теперь уебывай, пока сирены не вернулись.

Отредактировано Svyatoslav Raskolnikov (23.01.2018 08:30:55)