Ей все чаще стали сниться кошмары, наполненные страшными сюрреалистическими картинами кажется не из этого времени и даже не из этого мира. Они заставляют резко вздрагивать и проспаться от того, что становится нечем дышать, на горло будто набрасывается плеть и пальцы до самых кончиков проходятся мелкой пульсирующей болью. Какой в этом смысл? Считалось удачей уснуть и спокойно проспать до самого утра, просто, в темноте, без снов, так, чтобы потом не мучиться, не искать способ, как избавиться от этих назойливых и неразличимых картинок, которые никуда уходить не собирались. Зачастую Лиана просыпалась уж уставшей, все из-за этих никчемных снов, не было ни сил, ни возможности что-то предпринимать. А инерции двигаться дальше уже не хватало. Ее все чаще охватывали панические атаки, которым она никогда не была подвержена ранее и это кажется начало отдаваться легким психозом, который начался, стоило ей только оказаться в Афинах. Но даже эти изматывающие сны не были для нее чем-то по-настоящему страшным, все начиналось только тогда, когда приходилось проснуться. 
     Самое страшное по утрам - это просыпаться и понимать, что ты не дома, что все не вошло в привычное протоптанное русло, что все по-прежнему, отдает глубокой безнадегой и густым отчаяньем, в такие моменты ее всю прошибает мелкой дрожью, потому, что это не правильно и здесь ее быть не должно. Страшно осознавать, что впереди еще один день в череде еще десятков таких же дней, прежде, чем что-то поменяется, что сегодня, как и день, два, три назад, ты будешь сидеть дома и бояться собственной тени, лишнего шороха и громких звуков по ту сторону. Она открывает глаза рано утром и тут же ощущает, как все пропитано здесь ее ненавистью и гневом, от старого пыльного торшера в углу комнаты, до этих безвкусных обоев в горошек. Первые дни в этой квартире казались чем-то приятным, потому, как все было навеяно грядущим отпуском, сейчас Лиану даже подташнивало оттого какого цвета обивка на мебели.
     Она предпочитает на это не смотреть, прячет голову под одеяло и надеется, что этот день пройдет быстрей, чем предыдущие, а время как на зло тянется медленно, будто патока, будто нарочно, и то к чему труднее всего привыкнуть- это полное одиночество, старые привычки куда-то мигом испаряются спесь сбивается сама собой остается только ощущение собственной опустошенности, будто ее немного пригасило. Ничего больше не заземляет.
     Самое страшное днем - это понимать, что время еще так мало, но двигаться не хочется, хотя уже и начинает одолевать мигрень. Чтобы отвлечься она пытается вспомнить ела ли сегодня, кажется нет, это было вчера. Или не вчера?
     Жизнь в маленькой квартире, с постоянно задернутыми шторами остановилась, она будто бы существовала вне времени и пространства, и дни давно смешались, перепутавшись один с другим. Она спала когда хотела, а спать ей последнее время хотелось постоянно и даже когда болела голова, она все равно пыталась уснуть - так хотя бы можно пропустить несколько часов. Кажется, что Эджкомб здесь умудрилась выспаться на три жизни вперед. И все равно того было всегда мало.
     Хуже всего всегда становилось под вечер, когда спать уже не хотелось, впереди долгие часы бдения и ей все же приходилось отрывать себя от подушки, чтобы в какой-то момент не умереть с голода. Как назло в это время назойливо лезет в голову тысяча и одна ненужная ей мысль. О том, зачем она вообще сюда поехала? Неужели не смогла бы найти того, чего хотела отыскать здесь у себя дома? Природа такого ярого желания до сих пор оставалась какой-то довольно туманной, кажется, что сам организм ее, без остановок мчался сюда, чтобы наконец-то застрять. Полная стагнация. Помимо этого ловит себя на мысли, что где-то в ней образуется неприятная дыра, размером со все нутро. Нужно с этим что-то делать.
     Тишину в квартире она забивает шумом эфира каких-то передач по телевизору, практически ничего не понимает, оказывается Киммел довольно смешной, когда слышишь его на греческом - хотя, скорее всего это просто нарастающая депрессия, она не может долго наблюдать за новостями, потому что никакого толку от них нет. Но она даже не смотрит плетется в ванную, где с опаской, как и всегда заглядывает в свое отражение в зеркале, замечает, что осунулась и побледнела, хотя никогда не была загорелой, сейчас практически прозрачная. К черту это. Она не планировала встревать во все это движение фанатично настроенных, а потому предпочитала находиться здесь. И суть даже не в том, что не нужно лезть под поезд и "Не влезай, убьет", а лишь в том, что порой глаза из орбит вылезали от вопиющей наглости некоторых индивидуумов, конечно, поддержать никого не хотелось. Это не ее дело, а все что ее касается осталось где-то очень далеко и оно там будет, покуда Эджкомб не вернется. Это непременно случится.
     Кто-то из мудрых поговаривал, что нет в мире ничего страшнее, чем тюрьма в собственной голове  Лиана с ними соглашается. Ее последнее время довольно часто бросает от полного уныния до невероятной тяги к действию и гневу, невероятной злобе, которая прожигает в ней всей брешь размером с монету. От этого хочется укрыться, хотя бы в собственной уборной.
     Набирая полную ванну горячей воды, наблюдает за тем как пар скапливается на кафеле стекая виз крупными прозрачными горошинами.
     И впервые в голове наступает тишина, пропадает шум, гам, все успокаивается, возможно именно так и должно было случиться, хотя пока не слишком понятно какие у этого всего были цели. Ладно, не важно. Сегодня будет нормальный вечер, еще утром она достала из морозильника кусок мяса, кажется его пора пристроить иначе он пропадет, еще в холодильнике завалялась одна несчастная бутылка красного полусладкого, наверно и с ней нужно разделаться, потому, что возможно так ей удастся уснуть немного раньше, без кошмарных снов  и головных болей. Сейчас не время задумываться о том правильно все это или нет. Однозначно лишь одно, ей это на самом деле нужно. Это и возможно, ей даже удастся найти какие-нибудь англоязычные кабельные каналы, где она хотя бы на некоторое время забудет, что в каком-то смысле заперта на другом конце мира. Кто знает, быть может другого случая уже не представиться.

Построенье сюжета странно,
Цель трагически неясна:
У нас не совпадают столицы, страны,
Интересы, режимы сна.

Порой, ей кажется, что в жизни не хватает чего-то. Какого-то особенного отношения к себе. Давно вбитый в лобные доли менталитет говорит тебе, ты то – что ты делаешь.  Так положено думать, так положено существовать, сохраняя внимательность к своему делу двадцать часов в сутки. И казалось бы, что еще нужно? Вот учеба – тут я каждый день узнаю что-то новое, расту, развиваюсь, совершенствуюсь день ото дня.  Вот моя работа – я делаю что-то, чего не умела делать еще вчера и уверенно чувствую себя в том, в чем не разбиралась месяц назад. Вот мои друзья – они все невероятные люди, они гениальные, каждый по-своему дополняет меня… Но все это не то.
Чувство какой-то пустоты продолжает расти день ото дня, порождает сомнения в себя, растет и ширится, ворочая в твоей душе мысли, будто черные угли, коптит и толкает, что-то изменить. Ты не то, что ты делаешь. Ты потерялась и запуталась. Ты хочешь чего-то другого. Чего? А вот чего: хочется открыть глаза и почувствовать то самое – ощущение абсолютного счастья, которого в твоей голове не было никогда, если задуматься, и нет этого ощущения щемящего восторга. Последний раз, она испытывала его, кажется, в прошлом году, нет, ни тогда, когда ее вновь позвал замуж парень с задорными ямочками на щеках, а когда брела до дома без туфлей, у одной сломался каблук, вторую несла в руках. Или когда покупала билеты, чтобы отправиться в путешествие на историческую родину (абсолютного счастья не существует, пока ты жива, но обычное, бытовое состоит из мелочей). Тогда это казалось правильным решением.
Сейчас, наблюдая за конденсатом, скопившемся на кафеле, она понимала насколько это было опрометчивым решением. Ей бы хотелось, чтобы в тот момент, что-то, что угодно, помешало ей. Любая мелочь и всего этого можно было бы избежать. Это место сводит ее с ума и создает тюрьму в собственной голове. И никуда от этого не деться, чем бы не пыталась отвлечь себя.
Последнее время ее действия непредсказуемы и непрогнозируемые, как передвижение антициклона, она медленно обращается в собственную тень и не может уже уловить  в какой момент все это началось. Себя старую больше не находит, даже на самом дне себя. Паршиво, если честно.
Она закрывает глаза, задерживает воздух в легких и медленно скатывается по стенкам ванной вниз, пока вода полностью не накрывает ее макушку, а на поверхности остаются только коленки. Шум в голове усиливается, она старается досчитать до десяти, потом до тридцати и только когда мелькает мысль о том, что утопиться в собственной ванне – последнее, чего бы ей хотелось, Лиана выныривает на поверхность, жадно хватая ртом влажный воздух. Пора выходить.

Сегодня прохладней, будто бы впервые ощущается конец августа. Прохладно на столько, что кожа на плечах покрывается мурашками, даже дышать немного легче. Большое мягкое полотенце пахнет кондиционером для белья, почти таким же каким пользовалась у себя дома. Пальцами скручивать волосы в тугой жгут, старательно отжимая с них лишнюю влагу, а после перекидывает их за спину – сегодня нет желания замарачиваться и сушить их, утром она наверняка пожалеет об этом, но ей все еще боязно подолгу смотреть на свое отражение в зеркале – оно стало пугать ее.
По полу тянет прохладой, от чего ногам немного зябко, но Эджкомб не обращает на это внимания, простуда – последнее, что ее беспокоит в данный отрезок времени. Бредет на кухню, оставляя за собой влажную дорожку с отпечатками ее пяток на старом паркете. Ему бы не помешал новый слой лака. В голове вертится старая песня, откуда, только она там взялась – возникла внезапно и уходить не собиралась, пришлось тихо мычать себе ее под нос, лучше, чем говорить с собственной тенью.  Щелкает по выключателю и тут же чувствует, как сердце уходит куда-то в пятки.

- Кто ты? – она протягивает руку и хватает с тумбы медную статуэтку какой-то девицы в тоге.  Вся квартира была уставлена какими-то ненужными предметами декора и ее бы воля, Лиана избавилась бы от них в первую очередь, но стоит отдать должное домовладелице и ее тяги к коллекционированию – сейчас она пришлась как нельзя кстати, - Что ты здесь делаешь?
Это была старая квартира, в историческом центре города, и признаться честно, Афины уже давно пришли в упадок, еще до начала всего этого хаоса, кризис финансовой системы уродливо исказил лицо древней цивилизации. Здесь довольно давно исторические ценности архитектуры соседствовали с нищими и мусором на пыльных тротуарах. Эджкомб не раз приходилось обнаруживать неприятное соседство с мелкими вредителями, которые ползли сюда из каждой свободной щели. За пару дней, девушка успела свыкнуться находить с утра в своей ванной комнате усатого таракана, но вот найти на своей кухне рослого, поддатого мужчину было что-то совершенно из другой оперы. От него несло алкоголем и это заставляло морщить нос и смотреть так, будто ждет подвоха. А ведь и в самом деле ждет – про себя понимает, что всегда боялась подобных столкновений, еще когда жила в Нью-Йорке.
Она интуитивно отшатнулась назад, сжимая свободной рукой край своего полотенца, которым успела обмотаться перед выходом из ванной, вторую руку вместе со статуэткой предусмотрительно держа чуть впереди себя. Возможно, выглядела она не слишком устрашающе, но зато чувствовала себя чуть более в безопасности, когда руку оттягивала тяжесть медной девицы. Интересно, в нынешней ситуации угроза вызвать полицию, актуальна так же, как и раньше? Вряд ли.
Впрочем, незваный гость пока не проявлял враждебности, и единственное, что он попытался у нее украсть – это немного воды из графина. Как он тут оказался, оставалось только догадываться, она на секунду обернулась и чуть попятилась в сторону входной двери, которую заперла еще несколько дней назад и с тех пор ее не открывала. Сейчас ничего не изменилось, Лиана тронула ручку двери, но та не поддалась – заперто. Тогда… Балкон!
Взгляд метнулся в сторону балкона и дверь на том была распахнута, так будто бы сама приглашала войти туда, но тогда выходит… Она едва удержала в себе истерический смешок и лишь сильней вытянула вперед себя руку со статуэткой.
Слухи доходили и до нее, той, кто последнее время не покидал пределы своего жилья, на слышала с экрана такие истории, от которых кровь стыла в жилах и сейчас был именно тот случай, когда дрожь в собственных коленях стала настолько явной, что последние почти подкашивались, а в горле трепетал тугой ком, будто рвался наружу.
- Ухо…Уходи, - она запинается на полуслове, но старается взять себя в руки, - Немедленно.

Она ненавидела, когда кто-то умудрялся застать ее врасплох, будь то внезапный визит незваных гостей, или какие-то совершенно неожиданные новости, рухнувшие, будто снег на голову. Это всегда сопровождалось ощущением дискомфорта и даже в своем доме, она могла отчетливо ощутить себя не в своей тарелке, будто борщ в блюдце. Сейчас, примерно, то же самое, только еще дико страшно, потому, что человек стоящий посреди ее кухни был незнаком и то, что он говорил, было за гранью добра и зла – где-то на уровне дешевой бульварной фантастики. Только вот она почем-то вся обратилась во слух, кода мужчина выдал свое небольшое заключение, которое прозвучало скорее как скупая констатация факта и даже ни капли не вопрос. Самое странное, что на упоминание о старом мифе, что-то внутри мерзко шевельнулось, заставляя чуть опустить руку с импровизируемым оружием.
С ней никогда не говорили об этом. Никто и никогда не упоминал о том, что с ней может быть что-то не так, о том, что в ней дефект. Будто бы что-то сломалось. Что уж, Лиана и сама не подозревала, что в один прекрасный момент окончательно выпустит из цепких пальцев поводья и окончательно потеряет контроль над собственной жизнью. Она привыкла жить по четкому плану, и двигаться в заранее спланированном направлении, потому, что так наверняка можно добиться всего чего только захочется. Не оставляя места для спонтанности, Эджкомб смогла неплохо продвинуться, но вместе с этим совершенно разучилась подстраиваться по обстоятельства и когда настала ситуацию, вектор которой переменить в свою пользу девушка не смогла – она попросту сломалась. Закрылась ото всех и предпочла не замечать того, что с ней происходит, что-то неладное. Даже когда закрывать глаза на это было невозможно, она продолжала насильно закрывать себе их руками, как это делают дети и просто надеялась, что это пройдет само, как насморк. Не прошло,  по всей видимости, проходить не собиралось.
- Я не понимаю о чем ты, - продолжает упрямиться, лишь сильней сдвигая брови к переносице. В самом деле, она не до конца понимала, о чем идет речь. Конечно, ей пришлось в какой-то момент смириться с тем, что в городе, да и с ней самой происходят странные вещи, но к сожалении никакой инструкции или руководства к жизни в новых обстоятельствах ей никто не предоставил. Она никогда не обращалась к глубинам самой себя, будто боялась найти там то, чего быть не должно, но как же неприятно что-то сжалось внутри, будто бы этот клинический бред на самом деле мог, хоть на долю секунды, оказаться реальным.
А он все не умолкал и вместо того чтобы уйти, взгромоздился на кухонную тумбу, принялся буравить е взглядом, да так, что по спине холодом продернуло. Лиана невольно поежилась, пальцами еще раз сжимая медную статуэтку, чтобы убедиться, та все еще при ней.
- Это не твое дело, - снова ощетинилась Эджкомб, осторожно делая шаг в сторону от двери. Она не выходила из дом день, два, может быть гораздо больше, если честно она сбилась со счету и вообще потеряла временные ориентиры – это как жизнь на подводной лодке. Какой день недели? Какого месяца? Какое число? Все равно. Она с досадой посмотрела на скопившейся мусор, завернутый в аккуратные кули, который она клятвенно обещала себе выбросить каждый день, но так и не решалась покинуть дом. Если честно, за это всегда становилось стыдно за саму себя, что она вообще способна находиться в таком положении и жить вот так. Странно, что педант, живший в ней все это время, прогнулся под чувством страха и заткнулся, игнорируя мусор в углу кухни. Ей почему-то захотелось оправдаться за это, но Лиана просто прикусила себе язык. Это и правда его никак не касалось, лучше всего сейчас уйти,  она начинала раздражаться.
- Я понятия не имею, что тебе нужно и зачем ты вообще сюда пришел, просто уходи, - ей были знакомо простое правило – тот, кто задает вопросы, руководит беседой, она сама часто прибегала к подобным ухищрениям, только для того, чтобы не дать своему оппоненту очнуться и начать задавать вопросы самостоятельно. Наступление вообще было лучшим инструментам для манипуляции и сейчас ей это демонстрировали вполне наглядно – по другую сторону баррикад было не комфортно и зябко.
Вопросов не становилось меньше, на оборот, слыша некоторые из них, ей едва ли удавалось сдержать в себе гомерический хохот. Мыши. Язык. Цветы. Он совсем спятил, что ли?
- Все понятно, - она выдыхает и позволяет усмешке тенью проскользнуть на ее лице, - У тебя с головой не все в порядке.
Но про себя принялась мысленно припоминать, не случалось ли с ней ничего подобного? Рука со статуэткой опустилась как-то сама собой. Он может и псих, но кажется, что-то знает…
Она любила цветы, но те никогда не могли ужиться с ней и все вяли. Она заводила маленькое кашпо, в котором планировала вырастить комнатное растение, любое, но, то даже не давало ростков, как бы сильно она не билась над ним и какими бы удобрениями не засыпала. Даже подаренные ей цветы в горшках вяли за пару-тройку недель, даже если бы она и не поливала. Что уж говорить о букетах, цветы на которых вяли быстрей, чем те успевали надоесть – за каких-то пар ночей? Единственные цветы, которые у нее выживали это искусственные, ими и были уставлены некоторые свободные полки в квартире. Красиво, но совершенно не то.
Хуже чем горшечные цветы, с ней уживались люди.
Она никогда не обращала внимания и не пыталась проводить параллели, между тем, что вянут ее цветы и так же быстро рядом вянут люди. Нет, они не начинали болеть  и медленно чахнуть, все иначе, они становились пустыми, теряли амбиции, желания, у них не хватало моральных резервов противостоять ей. И даже без скандалов и истерик, оба ее мужа со временем стали больше походить на пустых марионеток. Они больше ничего не хотели, а она больше не хотела никого из них, будто теряла интерес, ровно в том момент, когда те истощали себя. От того и разводилась она довольно легко и никогда не жалела об этом и всегда была рада осознать, что они вновь оживали где-то рядом с другими женщинами. А что же до животных, то не уживалась с ними именно Лиана.
Нет, у нее никогда не было острого желания сожрать грызуна, вместо этого, она каждый раз при виде пушистого зверька, заливалась слезами и вся исходилась на чихании, а нос категорически отказывался дышать; приходилось круглый год сидеть на препаратах, чтобы немного уменьшить дискомфорт. Она не ненавидела животных, но в зоопарк, как правило, не ходила, а контакты с большим толстым котом соседей сводила к минимуму. Порой, приступы аллергии бывали такими сильными, что Лиана боялась задохнуться во сне, такие обострения случались довольно редко, но всегда надолго оставались в памяти. Так однажды, тот самый кот, по кличке Гектор, прогуливаясь ночью, вероятно, спутал ее окно с соседским, (ох, как же ей это кого-то напоминало) и прилег уснуть на ее постели. В ту ночь Лиана проснулась от жуткого ощущения, что кто-то невидимый сомкнул на ее шее свои холодные пальцы и не давал ей сделать лишний вдох. Она пыталась хватать воздух ртом, но ничего не помогало. Пришлось звонить в 911 и пытаться на последнем вздохе позвать кого-то на помощь, и потом, после лечения, еще несколько дней перед глазами плясали темные мошки, и весь мир представал перед ней будто в плохом качестве, на старом телевизоре. Соседи долго извинялись, но Лиана предусмотрительно установила  сетку на окна.
Но вернемся к событиям, что развернулись в небольшой квартире, в Афинах. Она и в самом деле не трогала цветы на подоконнике, с тех пор как приехала, полностью окунаясь в собственную депрессию и страх, девушка напрочь забыла о том, что клятвенно обещала следить за растениями. Кажется, ей придется покупать хозяйке новые цветы. Досадно.
Выдохнув, Эджкомб окончательно опустила руку с Фемидой и поставила ту на место, недоверчиво наблюдая за нарушителем ее спокойствия. Почему-то она прислушалась к ворочающемуся внутри нее ощущению, что он ей не навредит. От него веяло каким-то спокойствием и возможно, именно это и позволило ей успокоиться самой – Лиана всегда была чувствительна к переменам чужих настроений и сейчас не почувствовала ни единого намека на нервозность.
- Я не ем мышей, - девушка хмыкнула себе под нос и почувствовала легкое свербение в носу, - Я ем тех, кто забирается ко мне в окна, посреди ночи, - его спокойствие будто передавалось ей, заставляя Лиану дышать ровней, и перестать лихорадочно метаться по квартире в поисках помощи. А еще, что-то в ней продолжало шевелиться, будто бы Оно внимало тому, что говорит мужчина и согласно поддакивало – И вообще, у меня аллергия на шерсть.
И будто бы в подтверждение собственных слов чихнула, прикрываясь руками. Надо признать, вышло не очень удачно и одновременно с этим полотенце решило, что оно устало и как то случается в глупых комедиях развязалось, падая на пол, оставляя девушку ни с чем. Отлично.
Мысленно, Лиана уже провалилась на этаж ниже, но внешне попыталась сохранить спокойствие и вместо того, чтобы броситься в панике поднимать с пола упавшее полотенце, поймала на себе взгляд мужчины.
- Глаза выше, - буркнула девушка, жестом руки указывая, что было бы неплохо тому отвернуться. Она не стеснялась себя в целом, хотя бы потому, что всегда за тем в какой форме находится, но вряд ли это действительно подходящая обстановка, чтобы выставлять все свои достоинства на обозрения, к тому, же у нее назрели некоторые вопросы и чтобы узнать ответы на них, кому-то из них придется одеться.
- Ты, я так понимаю, уходить не намерен? – отойдя в сторону, Лиана подцепила свой халат, быстро накидывая тот на плечи и подвязывая поясок. Она перестала бояться окончательно и теперь даже смогла выдавить чуть нервную, но все же, улыбку; прошла на кухню, вынимая из микроволновой печи размороженный кусок мяса, который наметила приготовить себе на ужин.
- Меня зовут Лиана, - она спокойно пожала плечами, вынимая из кухонного ящика разделочную доску, - С чего ты взял, что цветы завяли из-за меня? Я ведь и в самом деле их не поливала. Ты вроде того, кто в этом разбирается?.. Слезь, - она подошла ближе, как бы между делом указала на ящик, в который она хотела пробраться, но из-за ног мужчины не могла  даже попытаться его открыть, - Если уж решил оставаться, сможешь справиться с рисом?
Что-то ей подсказывало, что этот гость задержится у нее надолго.

Отредактировано Liana Edgecombe (21.01.2018 15:37:48)

Она чует, что становится беспомощной и боязливой. Любой шум, скрежет и возня ей не принадлежащие, вгоняют ее в дрожь и глубокий душевный трепет. Хочется забраться под одеяло и надеяться, что все пройдет мимо, в очередной раз.
Она никогда не признается, но обнаружив на своей кухне неизвестного, впервые в своей жизни ощутила какого это по-настоящему бояться и ждать опасности от другого, незнакомого ей человека. Как это чувствовать решето в груди холодную волну, с силой бьющую по пяткам, а в голове одна только мысль – бежать, прямо как есть. Ей больше не хотелось испытывать этого чувства и от того, она поторопилась взять себя в руки.
Давай, держись.
К счастью Кит не предпринимал попыток навредить ей.
- Знаешь, я обычно тоже не кормлю ужинам того, кто пугает меня, - девушка пожимает плечами и прячет ухмылку, отворачиваясь и отрезая от куска мяса ломтики для обжарки, - Так, что в этом смысле ты тоже у меня первый.
И она старается ответить той же доброжелательностью, хотя и понимает, что за столь короткое (или же нет?) время, совершенно разучилась находиться в чьей-то компании, но заметно оживляется, когда небольшая кухня наполняется бытовым шумом. Она пытается быть дружелюбной и мягко улыбается, протягивая кастрюлю и упаковку риса. Вечер обещает быть томным. До последнего остается непонятно, почему Лиана решается говорить с ним о том, о чем долгое время боялась даже думать, возможно, ей кажется, что после они больше не встретятся. Девушка рассматривает в мужчине «попутчика», с которым обычно легко заводить разговор, заранее зная, что повторять неловкую встречу не придется,  придет время, и он покинет ее на нужной остановке. С ней останется только пустая квартира и горстка ответов, на вопросы, которые не дают покоя голове. Стало, быть, и цепляется Лиана за эту возможность всеми конечностями. Пора наконец-то посмотреть на себя с нужного ракурса и он (она уверена) сможет помочь с этим. Кажется, что Кит сведущ в таких вопросах.

Ей стоит больших усилий, чтобы не хмыкнуть угрюмо под нос и только силой сжимает зубы, когда гость обращается к ней, мысленно пытается подсчитать, когда же она приехала, плюс-минус, как не крути выходит совсем уж безрадостно. Можно даже подумать, что прошла целая вечность, и это только время, что она не выходила из дома. Бывали с ней и более удачные  деньки.
- Нет, всего несколько дней, я полагаю, - Лиана мешкает, но возвращается к приготовлению ужина, - Не смогу тебе сказать наверняка. Это не так уж и важно. Ты тоже не из здешних мест, насколько я понимаю?
Готовка успокаивает. Даже кода настроения для этого нет, оно обязательно появляется в процессе, потому, что в это время голова освобождается. Становится куда важней, сколько необходимо соли и специй, чем то, что волновало «до», это как белый шум – помогает сосредоточиться.
Помнится, пару дней ей все же удалось погулять по городу, прежде чем все пошло наперекосяк, но Лиана уж практически не помнит этого, будто бы все из другой жизни и не из этой квартиры.
Она даже ловила себя на мысли, что почти не помнит себя прежнюю, так вышло. Ей тяжело и трудно, намного трудней, чем может показаться, только вот не было повода и собеседника, чтобы это смогли уловить. Зеркало оказалось бездушно, а собственное отражение пугало больше, собственных мыслей.
Прятать лицо в подушку стало немного тошно уже на второй день, так долго мучить и рвать себя не приходилось ее никогда и ведь даже повод был слишком мутный, чтобы находить себе оправдания. Откуда в ее некогда спокойной жизни столько паники?
В какой-то момент жалость обратилась отвращением и даже смотреть на последствия своей хандры, становилось невыносимо. В кого она превращается? Но стоит взять за ручку двери, вся решимость улетучивается. А что, если повториться? И чудище внутри ликует. Она вновь обращается в бегство от себя самой. Все по кругу. Когда это прекратиться?

Она уходит глубоко в себя и отвлекается лишь шипение на конфорке и поплывшая из-под крышки вода. Она прячет нос в ладони и тихо смеется, наблюдая за тем, как Кит пытается сладить с посудиной, ей показалось это забавным. Было ли это его искреннее желание поесть поздно вечером или же просто не спалить ее квартиру, так или иначе, мужчина старался.
- Давай, я сама, - Лиана осторожно проскальзывает ближе к плите и занимает ее всю, в углу сковорода со шкварчащим на ней мясом, медленно доходящий рис, нехитрые овощи и соус. Кажется, она забыла когда готовила с таким желанием.

Прошло около часа с того момента, как она принялась за готовку и еще десять минут, как стало понятно окончательно – она сыта. И теперь уже просто сидит за столом и лениво ковыряет вилкой в собственной тарелке. Азарт самого процесса прошел, запах пищи занял собой все пространство квартиры и ей уже не так много нужно (она переоценила свои амбиции), если уж и продолжать, то нужно приложить усилия, чтобы отправить очередной кусок в рот, потому, что еще немного, и она вся осунется. Сколько можно себя мучить?
Прелесть взросления – тебе больше не надо оправдывать свои странности. Минусы – о твоем состоянии больше никто не позаботится. Иссохнешь вся и никто этого не заметит.
Она частенько думала об этом, но старалась отгонять от себя понурые мысли. Вот и сейчас, почти через силу заставляет съесть еще немного – возможно, что уже завтра она не будет полна желания встать у плиты и ей вновь помашет приветственно рукой очередная паническая атака. Давай. Еще немного. За маму за папу, за светлое и безоблачное будущее.
В отличие от самой Лианы, ее гость обладает отменным аппетитом, он уплетает приготовленное и Эджкомб даже завидует, давно она не ела так же, в удовольствие.
- С другими? – наконец-то появляется повод отложить приборы и просто поговорить, - А как ты думаешь, почему я здесь?
Она саркастически ведет бровью и склоняет голову на бок.
Она стала похожа на ту сумасшедшую, полоумную бабу, которая готова содержать десяток кошек и верить в то, что вот-вот на их грешные головы рухнет весь бесконечный небосвод?
Когда-то в ней жил реалист, прагматик и скептик, но сейчас. Это…
Раз. И ты будто заболел. Долгое время убеждаешь себя в том, что это только потому, что ты просто не давала себе долгое время слабины и возможности расклеиться. Пройдет время и ты соберешь себя, отлежись, никуда не ходи. А потом это поглощает тебя, будто проглатывает и ты больше не решаешься покинут привычные, пусть и мерзкие стены.
- Ты ведь не думаешь, что я решила запереться здесь просто так? Заранее.
Руки опускаются на стол и пальцы сами по себе, трижды, отбивают по столешнице что-то нативное, что кроется у нее в голове.
- Посмотри вокруг, думаешь, я бы закрыла себя здесь только из страха фанатиков и пум? Я даже не уверена, что прячусь от кого-то снаружи, - девушка на секунду замолкает, будто опасаясь, что кто-то внутри нее самой услышит то, что она никогда не произносила, но никто не отозвался и она продолжила, - Дело во мне самой. Я боюсь того, что происходит. Ты первый  кем я говорю за это время. Опра не считается, - она иронично поджала губы и качнула головой в сторону телевизора, который все эти ни временами скрашивал ее одиночество.
Стоит ли вдаваться в подробности и рассказывать о том, что все эмоции за последнее время сузились до ужасно ничтожного спектра: страх себя самой и ненависть к окружающим ее людям, к тем, кого она даже не знала. Ведь, по правде говоря, ей не удается вспомнить ни единого человека, которого она бы заслуженно и по-настоящему могла презирать. И только последнее время это стало какой-то пугающе нормой.
Ей до сих пор приходит во снах бледное лицо и пустые глаза рухнувшего передней человека, который буквально секунду назад говорил с ней же. Помнит собственные трясущиеся руки и горечь во рту. До сих пор она не могла сказать, что с ним произошло, но в тот день в ней что-то мерзко зашевелилось и будто накинуло плеть на горло. Странное чувство.
- Я знаю, что здесь все не так просто. Но меня это не волнует. Больше заботит, есть ли возможность исправить то, что происходит со мной. Я имею в виду, было бы здорово иметь выбор, я бы оставила все как было раньше.