Сегодняшний день проходит на удивление безболезненно.
Утро, которое начинается аж в половину одиннадцатого - хотя по-хорошему должно было начаться в половину седьмого, потому что осточертевшие пары никто не отменял - сулит небольшую, но все-таки весьма неприятную воспитательную беседу. Вот уже четыре дня я благополучно прихожу на занятия не как положено - к девяти утра, - а лениво приползаю ближе к их окончанию - или не приползаю вовсе, ведь лень иногда бывает настолько страшной и мощной штукой, что справиться с ней просто невозможно. Нет, я бы, конечно, обязательно поборолась, попыталась взять себя в руки, мысленно ругаясь за слабости духа, и все такое прочее.. но и это сделать обычно тоже лень. Сегодня моя быстро прогрессирующая праздность достигла своего апогея, перейдя на новый уровень: из кровати, которая на тот момент казалась мне слишком мягкой, слишком теплой, и слишком уютной, удалось выбраться не спустя полчаса, как это обычно и бывает, а всего лишь через десять с половиной минут. Я даже порадовалась такому неожиданному достижению, возгордилась собой так, будто не из под одеяла выбралась, а как минимум Эверест покорила, и в честь такого важного события решила не прогуливать оставшиеся четыре пары. В конечном итоге все мои надежды на светлое будущее пунктуального и серьезного человека безжалостно рухнули, потому что на пути со второго этажа, коим служит небольшая площадка, оборудованная под спальню, мне в голову приходит мысль, мол, нет, все-таки лучше посижу дома. Чем меньше остается металлических ступенек, по которым я ступаю босыми ногами, периодически ежась и сильнее кутаясь в плед, тем острее чувствуется необходимость остаться дома.
Это, собственно, и происходит.

День провожу все в том же режиме - не ленивом, а энергосберегающем, потому что к шести часам вечера надо быть на работе, излучая бодрость духа, хорошее настроение, и морально настраиваясь на лицезрение не самых адекватных и трезвых морд. Почему тогда там работаю? Потому что к своим обязанностям, которые включают в себя наблюдение за стаканами посетителей, пустеть которым нельзя, я периодически практикуюсь в мастерстве воровства. Да, труд барменом - тяжкий труд, поэтому приходится искать альтернативы. Моей альтернативой стали чужие кошельки, ведь именно их в подобных заведениях красть проще всего. Достаточно отыскать изрядно подвыпившего посетителя - чем сильнее в дрова, тем лучше - произвести несколько незамысловатых манипуляций, пару раз мило улыбнуться, усыпляя бдительность - и к чаевым прибавляется лишняя пара-тройка сотен. Меня этому научил Джонни - парень, работающий в этом заведение вторым барменом, и великодушно посвятивший меня во все нюансы. Благодаря ему я и встала на кривую дорожку мелкого криминала, искренне рассчитывая, что она не приведет меня в беспросветную чащу того дерьма, из которого долго и упорно придется выбираться. Сил у меня не хватит - это я точно знаю, но Джонни был настолько убедителен в своих доводах, что не попробовать просто не могла. В итоге попробовала, ничего ужасного не увидела, а вот запретный азарт и легкие деньги - они вкупе друг с другом подействовали, словно наркотик, к которому привыкаешь очень быстро. Вроде бы все хорошо и обойтись без всего этого можно, но хочется стянуть ещё пару кошельков, хочется почувствовать это упоительное чувство безнаказанности, при этом мысленно обещая себе, что этот раз обязательно окажется последним.
Позавчера мой последний раз был пятнадцатым по счету.
Сегодня мой последний раз грозится стать шестнадцатым.
***
- Как там Скотти? - ухмыляется Джонни, между делом старательно изображая титаническую сосредоточенность и увлеченность процессом протирания стакана, от которого вот-вот останется лишь горстка пыли и самые приятные воспоминания. Парень на меня не смотрит - подносит стакан к лицу, чуть ли не носом в него утыкаясь, щурится, делая вид, будто пытается сокровище ацтеков в отражении увидеть - но прекрасно знает, что я не пренебрегаю возможностью наградить его хмурым взглядом.
- Скотти в порядке. - наигранно широко улыбаюсь, секундно медлю, после чего закатываю глаза и возвращаюсь к своему занятию, - ищу очередную жертву, кошелек которой явно оттягивает карман.
Наверное, стоит немного прояснить ситуацию, рассказав о таинственном товарище, которым так активно интересуется парень. Скотти - кот. Большой, наглый, трехцветный кот, которого именно Джонни притащил в мой лофт, рассказав при этом душещипательную историю о том, как нашел его по дороге ко мне, сидящего возле мусорных контейнеров, и глядящего на него своими огромными - не кот, а сова просто - желтыми глазами. Не сказать, что я в эту легенду поверила, потому что животное не выглядело обиженным и угнетенным, а было вполне упитанным и ухоженным. На самом деле этого кота Джонни действительно нашел, но произошло это не по дороге ко мне, а четыре, кажется, месяца назад. Парень не справился с ним, потому что мягкий и пушистый это наглец лишь внешне - исчадие ада на самом деле - и решил, что мне, живущей в просторном лофте, прям вот точно не хватает живности. Так у меня появился этот прекрасный товарищ, и первое, что оставил мне, помимо иллюзорного мими, которое я изначально словила - это хорошую такую царапину на руке. За свою выходку получил логичное прозвище: Скотина - от меня, и Скотти - от Джонни.
- Я знал, что он тебе понравится. - добавляет парень, и тут же тактично сваливает. Правильно делает, потому что я начинаю закипать, а когда я закипаю, то.. лучше не надо, в общем.
Дальше моя смена медленно, но верно подходит к своему завершению. Джонни еще некоторое время действует мне на нервы, и следствием всего этого становится не очень удачная, как мне показалось, кража. Залезла в карман к первому попавшемуся на глаза мужчине, вытащила кошелек, в котором денег было столько же, сколько совести у Скотти - мало, то есть, - и со спокойной душой направилась домой.
Спокойная душа в какой-то момент стала не слишком спокойной, потому как хреновое предчувствие, сопровождающееся скрипучим мяуканьем кота, свалилось неожиданнее, чем Гитлер в сорок первом.
***
- Ты опять стащил колбасу с моего бутерброда? - укоризненно смотрю на животное, мирно восседающее на полу возле журнального столика. Скотти, будто подтверждая мои слова, нагло облизывается. - Я тебя кормлю, убираю за тобой, чешу иногда, а ты вот че... скотина ты неблагодарная. - недовольно ворчу, отворачиваюсь к плазме, возвращая все свое внимание сериалу.
Хочется верить, что хреновое предчувствие - это всего лишь воспаленное воображение.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Бутерброды медленно заканчиваются, что вызывает во мне торжествующую ухмылку. Закинув в рот последний кусок, я увожу взгляд, до этого прикованный к телевизору, вниз, - откуда-то из под журнального столика медленно тянется пушистая черная лапа, но самого кота разглядеть не удается. Приходится отклониться немного в сторону, ссутулиться, и склонить голову к плечу, чтобы заметить хотя бы хвост, напряженно скользящий по полу из стороны в сторону, в то время как лапа продолжает старательно рыскать в поисках желанного куска колбасы. Прости, приятель, но всю колбасу съела я, а ты, если настолько голодный, можешь пожевать оставшийся кусок хлеба.
Настырное животное все-таки цепляет когтями несчастную выпечку, стягивает её со стола, и под мой заинтересованный взгляд пытается все это дело куда-то утараканить. Я же, в свою очередь, дожидаюсь удобного момента, и как-бы невзначай скидываю с дивана пульт - он с грохотом валится на пол, чем пугает несчастного кота, который резко подскакивает, и сваливает в неизвестном направлении.
Проходит всего пара минут, и черный ком шерсти возвращается, причем делает это настолько вальяжно, по-царски, что мне на секунду не по себе становится. Скотти, не привыкший к такому непозволительному отношению - царь, просто царь - походкой не кота, а льва преодолевает расстояние, останавливается рядом с валяющимся куском хлеба, и замирает. Я смотрю на него, он глядит на меня - искра, буря, и все такое прочее - а после, все с тем же важным видом, кот наклоняется и принюхивается. Мне, честно говоря, думалось, что это исчадие ада просто продолжит незаконченное дело - упрет кусок куда-нибудь подальше и сожрет, а потом вернется, и начнет с железобетонной наглостью просить добавки - но нет: Скотти просто делает вид, что зарывает кусок хлеба, скребет когтями по полу, наполняя просторное помещение звонким эхом неприятного скрежета, следом разворачивается, топает в мою сторону, и как ни в чем не бывало запрыгивает на диван. Примостившись рядом, но на допустимом расстоянии - тактильный контакт у нас не всегда в почете - кот сворачивается одним большим клубком, и начинает сопеть.
Я, наблюдающая за всем этим незапланированным представлением, еще какое-то время смотрю на своего питомца взглядом, ака "и где я так нагрешила?", после чего вновь возвращаюсь к сериалу.
Не замечаю даже, как, задремав, медленно скатываюсь по спинке дивана вбок, валюсь на мягкую подушку, подмяв её под себя сильнее, и продолжаю с упоением смотреть приятные сны.
То, что они приятные, сомневаться не приходится, потому что раздражаюсь в тот момент, когда раздается какой-то непонятный звук, заставивший меня резко открыть глаза и насторожиться. Сначала думаю, что косоебит кота, решившего среди ночи активизироваться, но что-то мохнатое у левой ноги моментально исключает лишние наговоры на несчастное животное; упершись ладонью в подлокотник, я лениво поднимаюсь, принимаю вертикальное положение, и оглядываюсь - ничего необычного, а телевизор все так же верно крутит любимый сериал. Следующая мысль, посетившая мое сонное сознание - это тот вывод, который исключает возможное присутствие сверхъестественных сил: приведений тут быть не может, оборотней - тоже, воры забраться вряд ли могут, поэтому за умозаключением в тернистые дебри лезть не надо - просто кто-то не привык убавлять звук, из-за чего периодически страдает вот такой херней, подскакивая от любого экранного взрыва, крика, вопля, или еще какой штуки.
***
Проходит около получаса, а я все еще не сплю. Потом удивляюсь искренне, почему так систематически начала прогуливать пары, утром не находя в себе сил проснуться вовремя, а ночью не находя все те же силы для того, чтобы нормально лечь спать. Ответ опять-таки на поверхности: просто кому-то пора научиться соблюдать режим.
Верю ли в себя конкретно в этом случае? Нет. Собираюсь ли что-то исправлять? Тоже нет.
Хотя, вот конкретно сейчас все-таки собираюсь отправиться на второй этаж, свалиться в мягкую, теплую кроватку, и проспать до полудня. Хороший план, согласитесь?
Хороший, но какой-то уж слишком несбыточный, потому что только я собираюсь подняться - уже на выдохе вперед подаюсь - как дверь лофта торжественно открывается, чем вызывает во мне бурю самых разнообразных чувств. Кот, снова подпрыгнувший от резкого звука, озирается по сторонам, находит взглядом незваного гостя, и смотрит на него, как баран на новые ворота. Я смотрю на мужчину примерно так же - выпучив от удивления глаза, приоткрыв в немом ахуевании рот, и замерев от страха. В незнакомце с трудом узнаю того посетителя бара, которому я не только алкоголь наливала с завидной частотой, но и у которого умыкнула кошелек. Впрочем, воспоминания эти не умаляют того, что мне все еще страшно, не позволяют расслабиться, а красочная фантазия начинает подбрасывать живописные картины того, как вот этот человек сейчас будет меня медленно, но верно убивать. Не знаю, почему именно убивать, но да - к тому же, он ведь пришел сюда явно не для того, чтобы перекинуться парой дружелюбный фраз, попить чаю, и свалить обратно восвояси.
Сердце стучит с таким рвением, что грохот, кажется, эхом разносится по лофту, ударяется о стены, отскакивает, и растворяется где-то в воздухе. Я не двигаюсь, старательно делаю вид, что я - это не я, а предмет интерьера, смотрю на мужика - взгляда не отвожу - и отнюдь не облегченно выдыхаю, когда он нагло проходит вперед, выгоняет кота, и валится на его место. Потом еще что-то говорит об оккупированном диване, кровати, и прочих прелестях, а я все еще смотрю на него, и понять не могу - то ли орать надо, мол, помогите, грабятубиваютнасилуют, то ли наоборот в роли насильника выступать. Всему виной ночь и не слишком бодрое состояние.
Нет, на самом деле мужчина хорош: голубые глаза, в которых мутными, размытыми переливами отражается происходящая на экране плазмы движуха - они даже в тусклом свете кажутся яркими, насыщенными, и какими-то слишком завораживающими; весьма рельефный торс, широкие плечи, сильные руки, и, наверное, довольно притягательный пресс. Я заметила все это еще в баре, но заострять внимание не стала, потому как была уверена, что пересекаться с ним больше не собираюсь.

Судьба - штука изворотливая и непредсказуемая. Кто же знал, что этот мужик окажется не только симпатичным, но и беспардонным. Взмахнув головой, отчего волосы падают на плечи огненной россыпью, я отгоняю от себя все те мысли, коих быть не должно от слова "совсем", и хмурюсь; поджимаю губы, сглатываю подступивший к горлу ком, и втягиваю носом побольше воздуха. Очередной выдох, быстрый взгляд - и я резко, ловко отодвигаюсь от мужика подальше, при этом неотрывно наблюдая не столько за его выражением лица, столько за руками - вдруг там где-нибудь нож, или пистолет, или еще какая вещь. То, что он не тянет на свихнувшегося маньяка - впрочем, всякое бывает - и не предпринимает никаких действий, угрожающих моему здоровью, еще не говорит о том, что можно расслабиться и успокоиться. Даже если бы хотела, то все равно вряд ли смогла бы.
На самом деле, до меня только сейчас доходит весь смысл сказанных им слов. Занимает диван, посягает на кровать - а это, межпрочим, святое - и великодушно разрешает спать в ванной? Серьезно?
- Прости, что? - наконец-таки выдавливаю из себя, удивляясь ровному, спокойному тону, хотя голос такой, словно и не мне вовсе принадлежит. Взгляд опускается на ноги, закинутые на журнальный столик - нет, он определенно ахуел - возвращается обратно к лицу - и я вскидываю бровь. - Мужчина, вы дверью случайно не ошиблись? Дурка в паре кварталов отсюда. - жду несколько секунд, перекручиваю в голове возможную реакцию на весьма дерзкий тон - простите, это мне от брата досталось - после чего добавляю: - Сам уйдешь, или копов вызвать?
Я не хочу его правоцировать, но получается как-то само собой; я не хочу, чтобы моя жизнь трагически оборвалась под очередную серию игры престолов - это было бы эпично, но лучше не надо - но кажется, что еще немного, и случится именно это.
Я хочу, чтобы мужчина ушел, но он продолжает сидеть на месте, и даже не думает сваливать. Замечательная ночь. А ведь хреновое предчувствие все-таки не обмануло.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Мужчина весьма язвительно отвечает на мою не самую дружелюбную фразу, касающуюся психушки, о которой совсем недавно шла речь, и которой на самом деле здесь никогда не было, и никогда, скорее всего, не будет. Я ляпнула первое, что пришло в голову, и совсем не рассчитывала, если честно, что незнакомец решит эту тему развивать. Его ответ вводит меня в секундное замешательство, - хмурюсь слегка, поджимаю губы, при этом потупив взгляд и уставившись куда-то в пол, но затем поднимаю голову, смотрю на самодовольного мужика так, словно собираюсь как минимум четвертовать - если бы молнии взглядом метать умела, то обязательно воспользовалась бы - и отвечаю:
- Я об этом знаю, потому что район здесь так себе, и всякие мудаки шарятся постоянно. - жутко воинственный и суровый тон приправляется отнюдь не решительным взглядом, который упрямо отказывается смотреть в светлые глаза напротив, поэтому то и дело цепляется за окружающие нас предметы. Стол, кстати, на котором покоятся мужские лапы, отчего-то в приоритете - Но ты затмил их всех. - добавляю немного тише, но все так же недружелюбно, между делом таки отыскав в себе силы, чтобы встретиться с холодным взглядом.
Лучше бы не смотрела.

В сложившейся ситуации мне доводится в полной мере ощутить всю весомость существующей и достаточно известной поговорки: язык мой - враг мой, - и сегодня я сполна почувствовала, как он медленно, но верно подводит меня к краю бесконечно глубокой, непроглядно темной пропасти. Стоя у самого обрыва, мне не доводится чувствовать легкое дуновение желанной прохлады, и не получается избавиться от мыслей, роем жужжащих пчел копошащихся в сознании, жалящих, и будто насмехающихся. Вместо этого хорошо чувствуется запах мужского парфюма, смешанный со слабым шлейфом алкоголя и табака. Смесь достаточно гремучая, и принадлежит она, естественно, незваному гостю, чья рука может нести как желанное спасение, так и ужасающую гибель.
Мне это не нравится, меня это пугает, а оттого злит.
Еще больше злит острое понимание: я сама загнала себя в безвыходное положение, а теперь лишь усугубляю ситуацию, плююсь бесконтрольным ядом, смешанным с понятным приступом раздражения, хотя следовало бы проявить хотя-бы малую долю сдержанности, блеснуть покорным и смиренным характером, и дать мужчине то, за чем он сюда пришел, бессовестно и незаконно пробравшись на чужую жилплощадь. Я все прекрасно понимаю и принимаю, но сделать с собой ничего не могу, потому что привыкла за язвительность и хамство плачтить той же монетой. Внутренний голос выступает дуэтом с инстинктом самосохранения, пульсирующей болью отдается в висках, и беззвучно просит прислушаться, ибо все это представление априори не несет за собой хэппи энда. Я едва заметно морщусь, выдыхаю через приоткрытые губы, на мгновение прикрываю глаза, и прислушиваюсь - прислушиваюсь, правда, не к разумным доводам, а к сбивчивому биению сердца.

- Вот именно! Ключевое слово - в мою, - специально делаю на этом акцент. - квартиру ворвался мудак. Кому из нас поверят, как думаешь? - хмыкаю, снова увожу взгляд, тут же секундно жмурюсь, прикусываю нижнюю губу и мысленно ругаю себя самыми красноречивыми словами, потому что молчать надо, Ида, молчать! Тихонько сидеть, мужика не провоцировать, и по-детски наивно верить, что все обойдется.
Незнакомец ведь, если так посудить, прав: я стащила у него кошелек - пусть не слишком удачно стащила, но все-таки - поэтому копам здесь точно не место. Выбора у меня особо нет, перспективы тоже не слишком радостные, а дать достойный отпор такому медведю я вряд ли сумею. Фантастическое дно.

Резко включившийся свет больно ударяет по глазам, требовательно их закрывает, и выдергивает из пучины размышлений. Мне все еще чертовски страшно, я все еще искренне надеюсь, что мужик не настроен слишком решительно и свалит в свою берлогу в самое ближайшее время, получив обратно то, что я украла. Извиняться за это, конечно же, не буду.
Мужчина, словно в подтверждение моим догадкам, озвучивает свои намерения, предварительно бессовестно стащив меня с дивана, на котором устраивается сам. Говоря откровенно, на фоне этого лофта он смотрится вполне гармонично, словно это я тут случайно оказалась, а ему это жилье принадлежало изначально, но... было бы намного лучше, если бы он смотрелся гармонично где-нибудь в другом месте - и чем дальше это место будет расположено, тем лучше. А мне, в свою очередь, неплохо было бы завести какого-нибудь питбуля, чтобы он яйца откусывал всем, кто приблизится на недопустимое расстояние.
Этот вот приблизился, причем сделал это самым наглым и беспардонным образом, а единственный защитник, который топчет этот лофт помимо меня, где-то очень умело прячет свою пушистую задницу.

Я уже и не рассчитываю на то, что получится безболезненно избавиться от нарушителя покоя, поэтому злость начинает чувствоваться сильнее, а страх - острее. Впору было бы эпитафию придумывать, и заказывать мраморное надгробие, но в какой-то момент судьба поворачивается ко мне лицом, а не своей очаровательной задницей: мужчина говорит, что свалит, если я верну ему кошелек. Тут, по законам жанра, надо выдохнуть с облегчением, сорваться с места, притащить необходимый предмет, торжественно вручить его хозяину, и выпроводить за дверь, но вместо всего этого я вскидываю бровь, исподлобья смотрю на мужика, и сомнительно так языком цокаю. Немая сцена продолжается недолго - всего несколько секунд - но её оказывается достаточно, чтобы взвесить все "за" и "против".
Вот так просто возьмет и уйдет? Как-то с трудом верится.
А если и правда уйдет? Я ведь ничего, по сути, не теряю.

- Ладно. - бурчу себе под нос, разворачиваюсь, между делом потерев ушибленное предплечье - приземлилась неудачно, когда с дивана падала - и топаю в сторону массивного, старого, потертого сундука. Судя по виду, стоит он тут с десятого века до нашей эры, потому имел все шансы оказаться на помойке. Не оказался, потому что я решила оставить его по двум причинам: во-первых, он неплохо вписывается в общий интерьер; во-вторых, его вместительность поражает, и ее хватает, чтобы скидывать всякое ненужное барахло. Кошелек мужика - это барахло, потому и покоится мирно где-то там на дне. Достаю его, медлю пару секунд, окидываю взглядом, а после нехотя шагаю обратно к дивану. Предусмотрительно останавливаюсь позади спинки, потому что мало ли...
Вещь возвращается к хозяину, приземлившись на живот; я вновь смотрю в глаза незнакомца, щурюсь слегка, недружелюбно губы поджимаю, и тихо, но весьма грубо - простите, все-таки это семейное - говорю:
- Была не очень рада тебя видеть. - губы кривятся в саркастической ухмылке. - Дверь там. - киваю в сторону, но взгляда не отвожу. Почему? Хрен знает. Наверное, пытаюсь запомнить черты лица, чтобы потом, если вдруг какие непредвиденные ситуации на плечи свалятся, стороной обходить.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Чем дольше мужчина продолжает мозолить глаза, тем острее чувствуется подступающий к горлу страх - он переплетается с отчаянной беспомощностью, завязывается на шее тугой удавкой, и с каждой секундой стягивается сильнее, заставляя дышать чаще и глубже, потому как воздуха начинает катастрофически не хватать. Я, невольно потупив взгляд, неспокойно смотрю на часы: кажется, будто потертый кожаный ремешок, опоясывающий левое запястье, начинает сдавливать кожу немного сильнее, чем обычно - хотя буквально полчаса назад все было замечательно; металлическая оправа, точно так же испещренная мелкими царапинами, как и стекло, тускло поблескивает в свете нескольких потолочных ламп, ловит на себе скользящие переливы, и едва заметным проблеском растворяется у стены; стрелки на циферблате медленно, но верно отсчитывают время, которое - мне так думается - предательски растягивается и извивается, словно змея, готовящаяся атаковать. Она не пытается догнать жертву, не дожидается, когда та замешкается и потеряет бдительность; она медленно, тактично, совершенно бесшумно двигается вперед; она никого не ищет, потому что прекрасно знает - обед на собственных лапах придет прямиком в пасть к хищнику, предварительно получив свою дозу яда.

Я все сильнее начинаю чувствовать себя беззащитным кроликом, и апогеем этого неприятного понимания становится момент, когда незваный гость оказывается совсем близко. Запах его парфюма, смешанный с едва уловимым запахом табака, сейчас чувствуется намного острее, а чужое присутствие в такой опасной близости воспринимается весьма двояко: с одной стороны - страшно, с другой стороны - раздражает. Взгляд, до этого опущенный в пол, медленно поднимается, скользит по мужской груди, стянутой белой футболкой, цепляет широкие плечи, проскальзывает по подбородку и щекам, покрытым едва заметной щетиной, и робко встречается с самонадеянным взглядом светлых глаз, в которых отчетливо виднеется огонь безоговорочной победы - победы над девчонкой, которая в несколько раз слабее в плане не только физическом, но и, кажется, в плане моральном. Достойно, правда?
Мужчина абсолютно ничего не делает: все так же стоит на недопустимом расстоянии, нарушив тем самым все границы; все так же смотрит на меня, нависая слегка; все так же напрягает, чем вызывает приступ неконтролируемого страха, который я искренне хочу задушить в зародыше, но не могу. Сложно, в общем-то, оставаться хладнокровно спокойной и сдержанной, когда чаша весов отклоняется далеко не в мою пользу.

Почему-то изначально сомневалась в правдивости данного мужчиной обещания - простите, но на человека честного и справедливого он не смахивает, от слова "совсем" - хотя до этой самой секунды наивно рассчитывала, что где-то там в шальной голове домушника гуляют остатки совести, и, получив обратно свой кошелек, он потеряет всякий ко мне интерес, свалит в неизвестном направлении, и никогда больше не появится.
Не сваливает, между делом вполне доходчиво обозначив свою нерушимую позицию. Вместо этого возвращается обратно к дивану в сопровождении моего напряженного, немного растерянного, и слегка боязливого взгляда. Впрочем, чем дальше от меня отходит мужчина, тем решительнее и сильнее становится мое желание избавиться от него.

- Издеваешься, да? - фыркаю, исподлобья глядя на развалившегося на диване мужика. Он меня своим внимание больше не награждает, чем наводит на вполне разумную мысль: а что, если копов все-таки вызвать? Нет, понимаю прекрасно, что выйти из этого дерьма сухой вряд ли получится, ведь это я сперла у него кошелек, и это у меня в сундуке валяется еще несколько точно таких же трофеев. Но с другой стороны, это ведь он без зазрения совести вскрыл замок и пробрался ко мне в квартиру, бессовестно заняв диван и грозясь нагло оккупировать еще и кровать.
Стремно, непонятно, и хрен бы знал, в какую сторону следует думать, чтобы в итоге и мужик свалил подальше, и я осталась довольна, и никаких серьезных проблем вся эта ситуация за собой не понесла.

Под звуки быстро меняющихся каналов, мне удается вытащить из сундука все кошельки - их всего четыре, и тут следует, наверное, порадоваться, что я за последнюю неделю была не слишком щедра на воровство. Забросив их в самый темный угол лофта, где до сих пор были составлены различные строительные материалы - простите, но ремонт в этом месте, если так посудить, должен быть в самом разгаре - я кидаю короткий взгляд в сторону мужика, и топаю на второй этаж. Кот, взволнованный непонятной движухой, и таким непривычным ажиотажем вокруг его жилища - уверена, что именно так он считает, потому диван и кровать принадлежат далеко не незваному гостю, и даже не мне - пулей пролетает по лестнице, перескакивая через пару, кажется, ступенек сразу, и ныряет под кровать.
Мне же, в свою очередь, удается отыскать телефон, мысленно порадовавшись, что оставила его заряжаться здесь, а не возле дивана, где разлегся этот мудак; быстро пробегаюсь пальцем по сенсорному экрану, набрав короткий номер, и, прикусив нижнюю губу, подношу телефон к уху, при этом сквозь легкий прищур наблюдая за мужчиной.
На том конце раздается сдержанный, ровный тон мужчины, который представляется и интересуется проблемой. Я, замешкавшись, несколько секунд молчу, пытаясь собрать в одну кучу мысли, беспорядочным ворохом вертящиеся в голове; сглатываю беззвучно, изредка цепляясь взглядом за происходящее на экране плазмы.
- Мисс? У вас все в порядке? - немного настороженно интересуется офицер - или кто там со мной вообще разговаривает? Ага, блять, конечно в порядке, а вам я позвонила так, ради разнообразия, чтобы в жизнь новые краски привнести.
- Нет. Ко мне в дом ворвался.. грабитель.. маньяк.. не знаю, мужик какой-то. - скомкано отвечаю, прикусываю нижнюю губу, и немного сбавляю тон, искренне надеясь, что мужик, увлеченный сигаретой и просмотром какой-то херни, ничего не услышал.
- Он где-то рядом? Угрожал вам?
- Н-нет, он.. он просто взломал замок и ввалился ко мне в квартиру.
- У него есть оружие? - эта сдержанность поражает настолько же, насколько раздражает.
- Да не знаю я! - рычу сквозь зубы - совсем тихо - между тем мысленно пожалев, что родители решили купить именно лофт, где даже спрятаться толком негде.

Офицер задает еще несколько вопросов, просит назвать адрес, и сообщает, что копы приедут в самое ближайшее время. Сбрасываю звонок, кидаю телефон на кровать, а сама поднимаюсь, и подхожу к перилам, на которые кладу скрещенные предплечья.
У меня все еще нет уверенности, что делаю все правильно, но и с альтернативными вариантами тоже как-то все слишком напряженно. Можно было бы позвонить родителям, но это совсем какой-то уж пиздец; можно было бы позвонить Джонни, но он вряд ли справится с мужиком, который одним только взглядом, вкупе со своей паскудной ухмылкой, способен склонить человека к суициду.
Я снова невольно смотрю на часы. Их мне подарил отец - если память не изменяет, то случилось это на наше с братом четырнадцатилетие; а вот Леону - брату, то есть - он подарил боксерскую грушу, видимо решив, что подарки вполне равноценны. Сейчас понимаю, что лучше бы боксерская груша досталась мне.

***
Проходит пятнадцать минут, которые я провожу на втором этаже. Хочется пить, а вот спать, несмотря на то, что на дворе ночь ночная, не хочется вовсе. Да и не получится, наверное, пока в лофте вот этот тип воздух сотрясает.
Проходит еще пять минут, а пить все же хочется, поэтому, сделав глубокий вдох, бесшумно выдохнув, и набравшись решительного похуизма, я спускаюсь на первый этаж и топаю в сторону холодильника, напрочь игнорируя мужчину. Лофт, в конце-то концов, все еще мой, и делать я тут могу все, что хочу. Ибо нехер.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Мне совсем не нравится сложившееся положение: какой-то непонятный левый мужик по-хозяйски расположился в  м о е м  лофте, занял  м о й  диван, и нахально вторгся в  м о е  личное пространство, а я, в свою очередь, с этим ничего не могу сделать не только потому, что сил вряд ли хватит на достойный отпор, но и потому, что банально боюсь. Боюсь, и это вполне нормально, потому как родители - в свое время - приложили максимум усилий, чтобы научить меня правильно расставлять приоритеты, здраво оценивать ситуацию, и на рожон не лезть, если это грозится обернуться самыми неприятными последствиями. Если с первым и вторым я как-то более-менее ужилась, то вот с третьим в определенные моменты жизни возникали проблемы.

Не знаю, стоит ли радоваться, что конкретно в сегодняшней ситуации бездумно бросаться на амбразуру мне не особо хочется.

Я не торопясь шлепаю в сторону кухни, старательно сохраняя хладнокровный похуизм, в сторону мужика не глядя, и напрочь игнорируя вмиг ускорившееся сердцебиение и участившееся дыхание, из-за которых приходится сделать глубокий, бесшумный вдох, задержать на пару секунд дыхание, и на прерывистом, скомканном выдохе свернуть к раковине. Стеклянный стакан появляется в левой руке, а указательный и средний пальцы правой ударяют по крану, наполняя оглушительным, как мне кажется, журчанием не только импровизированную кухню, но и весь лофт - в целом.
Несколько глотков прохладной воды тяжелым комом падают в пустой желудок, который под воздействием самых разнообразных - чертовски острых - эмоций, спектр которых довелось ощутить именно благодаря внезапно нагрянувшему мужчине - спасибо ему за это, конечно же, я говорить не буду - стягивается, скручивается, отзывается неслышным, но довольно ощутимым урчанием, а к горлу в очередной раз подступает ком - он давит, заставляя то и дело сглатывать слюну.
Еще пара глотков, звук стекла, соприкоснувшегося с лакированной поверхностью столешницы - и я так же не спеша иду в сторону лестницы на второй этаж. Устроившись на самых верхних ступеньках, подтягиваю к себе колени, обхватываю их кольцом рук, и, отклонившись в сторону, прислоняюсь виском к прохладным перилам. Глаза невольно закрываются, но не столько от усталости или сонливости, сколько от тяжелого понимания, касающегося хреново сложившегося положения.
А еще напрягает какое-то не слишком хорошее предчувствие.

Из тягучей, неприятной задумчивости меня вытягивают звуки, доносящиеся откуда-то из-за двери. Резко открываю глаза, тру их пальцами в попытке вернуть былую четкость, слегка взмахиваю головой, отгоняя от себя пелену дремоты, хмурюсь настороженно, и поджимаю губы. Ладонь цепляется за угол перил, позволяя мне подтянуться и выпрямиться - и как раз в этот момент дверь с протяжным грохотом отъезжает в сторону, представляя моему полю зрения сначала какого-то незнакомого мужика - он в штатском - а следом и двух офицеров. Оружие они держат наготове, один что-то говорит мужчине, ввалившемуся в лофт первым - вроде бы о том, что такие выкидоны не приветствуются, ведь мало ли что тут может быть - кладет ладонь ему на плечо, и тянет назад, но в ту секунду, когда понимает, что никакой видимой угрозы нет, незадачливо оглядывается по сторонам. Они, видимо, ожидали, что их встретит если не пробравшийся в квартиру преступник, то хотя бы хозяйка.. но нет.

Дальше все происходит так, будто кто-то запихнул меня в дешевую криминальную мелодраму, где мне отведена не самая добропорядочная роль, сулящая безоговорочный хэппи энд.
Кто бы мог подумать, что в конечном итоге все это огромным ворохом проблем свалится на мои сонные плечи, выставив не в самом выигрышном свете. 
И кто бы сомневался, что именно благодаря вот этому самодовольному мудаку, все происходит так, как происходит.

- Да кого вы слушаете вообще? - выкрикиваю, едва сдерживая порыв безграничной злости, не слишком гармонично увивающийся с отчаянной беспомощностью. Я понимаю, что нахожусь в проигрыше, понимаю, что все мои карты раскрыты, а тузов в рукавах не осталось потому, что их там попросту не было никогда. Делаю глубокий вдох, тут же выдыхаю, силясь привести в относительный порядок не только мысли, но и голос; взгляд, до этого устремленный на мудака - ох, если бы умела им испепелять, если бы умела! - уходит в сторону, и теперь цепляется за немного озадаченный взгляд офицера, что стоит возле первой ступеньки, дожидаясь, пока я спущусь; я снова на мгновение прикрываю глаза, прикусываю губу, и уже более спокойно продолжаю:
- Разве стала бы я вас вызывать, храня на видном месте какие-то там кошельки украденные? Мне девятнадцать лет, а не девять. То, что вот эти двое меня помнят, - указательный и средний пальцы показывают попеременно сначала на одного мужика, затем на второго. - не удивительно, потому что я в баре местном работаю. А вот этот, - киваю теперь на мудака. - вообще ко мне в квартиру незаконно пробрался. Не удивлюсь, что и кошельки сам где-то подрезал, а теперь на меня все валит. - коп еще пару секунд смотрит на меня, затем, обернувшись, примерно столько же смотрит на демона голубоглазого - я тоже коротким взглядом исподлобья его награждаю, между тем пытаюсь понять: из какой преисподней он вылез вообще?

- Сожалею, мисс, - наконец-таки нарушает тишину офицер, снова поворачивается в мою сторону, и как-то уж слишком странно хмурится. - но проехать с нами все-таки придется. - он ставит одну ногу на первую ступеньку - куда в обуви грязной, блять? - намереваясь подняться и помочь мне в этом нелегком деле, но я его опережаю, выпрямляюсь сама, и скрещиваю на груди руки.
- Никуда не пойду, пока вот его, - указываю на мудака. - отсюда не выпроводите. Лофт мой. Документы показать? - коп отрицательно качает головой, вздыхает, и разворачивается к присутствующим, а я тем временем разворачиваюсь тоже и топаю в сторону кровати. - На улице не май месяц. - предусмотрительно предупреждаю, мол, собираюсь всего лишь что-нибудь посущественнее майки взять, а не план побега разрабатываю.
Слышу, как офицер просит мужиков покинуть квартиру - я ухмыляюсь и мысленно прописываю мудаку пинка, но это отнюдь не победа в войне.
Это даже не ничья.
Это полное и безоговорочное поражение, понимание которого стремительно врывается в сознание, переворачивает там все с ног на голову, ломает, рушит, в порошок стирает, а потом, когда остаются лишь руины, приходит неизбежное безразличие. Безразличие, граничащее с безнадежным унынием. Я замираю, шмыгаю носом, жмурюсь на секунду, старательно отгоняя подступающие слезы, и только после этого спускаюсь обратно. Один из офицеров - тот, который со всеми нами и разговаривал - терпеливо дожидается, как-то слишком странно на меня смотрит - жалостливо, что ли - и кивает на дверь.
- Не верите, да? - коротко кидаю, когда прохожу мимо.
- Работа такая. Но мы постараемся со всем разобраться.
Уж будьте так любезны - проскальзывает в голове, и я покидаю лофт.

На пути до полицейской тачки мне снова попадается на глаза этот мужик, все с той же дьявольски наглой ухмылкой на лице выкуривающий торжествующую сигарету. От меня он не получает ни взгляда полного ненависти, ни откровенной злости, ни беззвучно сказанных одними лишь губами слов: "Я убью тебя". Он не получает ничего, кроме холодного игнорирования и стального похуизма. Это не потому, что я таким образом пытаюсь показать свое отношение к его удачной подставе, а потому, что мне попросту не хватает на то сил. Я боюсь, а еще чувствую, как роящиеся в голове мысли начинаю больно жалить, отчего создается впечатление, будто виски колючей проволокой стягивают.

В машине копов пахнет табаком, дешевым кофе, и мятной жвачкой. А еще хреновым предчувствием, что все происходящее - это далеко не ужасающий конец, а, скорее, неудачное начало.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Меня привозят в полицейский участок, где точно так же пахнет дешевым кофе, едва уловимым табачным дымом, и неприятно ударившим в нос парфюмом: он слишком резкий, слишком сильный, и остается со мной на протяжении всего пути от широко распахнутой не с самыми дружелюбными намерениями двери, и до кабинета с одинокими столом и двумя стульями. Я грузно валюсь на один из них, вздыхаю устало, и прячу нос под высоким воротником толстовки, исподлобья посмотрев на приземлившегося напротив офицера.
А в этом кабинете пахнет безнадежным тленом, холодным, липким, скользящим по коже напряжением, и стойким ощущением возможных проблем, которые грозятся свалиться на мои плечи - или уже свалились, просто я то ли не верю до конца, то ли не хочу в это верить. Лучше бы, если честно, в нос ударял все тот же неприятный и острый запах парфюма.

Мужчина - тот, который и забрал меня из лофта - кладет на стол раскрытую папку, скудно награжденную всего лишь парой тонких бланков, сверху опускает локти, сцепив кисти рук в замок, и утыкается в них носом, при этом неотрывно глядя на меня. Становится немного не по себе, если честно, потому незаметно ежусь, увожу взгляд, оцарапавший поблескивающий в свете единственной лампы значок, а затем и вовсе глаза закрываю, под аккомпанимент скрипа откинувшись на спинку стула.
- Может, начнем уже? - зачем тянуть кота за яйца, когда можно не тянуть, ведь и без того все понятно.
Разговор занимает не слишком много времени, потому что мне говорить особо не о чем, а офицер попался на удивление понятливым и каким-то образом к себе располагающим. Он не подбадривал, не внушал мнимое спокойствие, и не говорил о том, что все будет замечательно; он просто делал свою работу - и делал её хорошо, как оказалось; он не пытался силой вытянуть из меня все, что требуется, и что не требуется тоже, а я, в свою очередь, пусть и без особых охоты и энтузиазма, но все-таки рассказала то, что касалось последних событий. Да, немного творчески приукрасила. Да, где-то опустила определенные моменты, которые, как мне показалось, офицеру знать не обязательно, но общую картину обрисовать удалось.
Мужчина быстро заполнил бланки, произвел все необходимые манипуляции, объяснил план дальнейших действий - он, если честно, не очень порадовал - и только после этого отвел меня туда, где предстояло провести ближайшие пару суток - так сказал офицер.

В помещении, разделенном на несколько камер толстыми решетками, как-то слишком холодно и мрачно - из двух люминесцентных ламп, расположившихся на противоположной стене, одна не горит вовсе, а вторая изредка мигает. Я чувствую на собственной спине взгляд двух пар глаз: в самой дальней камере, развалившись вдоль скамейки, лежит изрядно выпивший мужчина, активно жестикулирует руками, косится в мою сторону, и что-то неразборчиво бормочет; через одну камеру от него, ссутулившись и опустив голову сразу же, как только я обратила внимание, расположился второй мужик, чей внешний вид напоминает типичного такого налетчика. Меня, как это и бывает по законам жанра, впихнули в камеру прямо между ними. Заебись.
Усевшись на скамейку, шмыгнув носом, и заправив выбившуюся прядь рыжих волос за ухо, я медлю несколько секунд, а после разворачиваюсь, прислоняюсь спиной к стене, вытягиваю скрещенные ноги вдоль скамейки, и снова прячу лицо под воротником. Чувствую себя так, словно кто-то благополучно асфальтоукладчиком проехался, а потом поднял меня, и сделал то же самое еще раз. Состояние херовое, если честно: я устала, хочу спать, но стоит закрыть глаза, как тут же перед ними возникает тот мудак, благодаря которому сижу сейчас в холодной камере, ежусь, и ловлю на себе не самые дружелюбные взгляды.

Как оказалось, сидеть целых двое суток в этом "замечательном" месте мне не придется. Через несколько часов, за которые мне так и не удалось ни вздремнуть, ни отвлечься, тишину нарушают тяжелые шаги. Следом в поле зрения появляется сначала офицер, а затем и мой родной брат, - я бы улыбнулась, порадовалась, и все такое прочее, но нет ни сил, ни желания.

- Ты меня удивляяяешь... - многозначительно тянет Леон, когда мы оказываемся на холодной, промозглой улице. Он достает из кармана пачку сигарет, вытягивает одну, подкуривает, и на меня вовсе не смотрит, чем неимоверно напрягает, заставляя боязливо сглатывать подступающий к горлу ком. Вообще-то, если честно, Леон - человек весьма дружелюбный, добродушный, и не склонный устраивать скандалы на ровном месте, но иногда случаются такие моменты, когда парень, которого буквально выбивают из колеи, раздражают, и на негатив разводят, становится угрюмым и молчаливым. А еще курит.
Это, на самом деле, страшно.
- Что ты собираешься делать? - совсем тихо спрашиваю, переминувшись с ноги на ногу.
- Собираюсь отдать вторую часть залога, а потом отвезти тебя к родителям.
- Только не к ним.
- К ним, дорогая моя. Только к ним. - по голосу понятно, что возражения Леон не принимает, - потом он поворачивается ко мне, молча окидывает взглядом, вздыхает, и отдает ключи от машины. - Топай.

***
В лофт возвращаюсь лишь к вечеру следующего дня. Измотанная, уставшая, и морально растоптанная, я упираюсь ладонью в стену возле двери, между делом пытаясь отыскать в карманах ключи. Ничего удивительного в моем нынешнем состоянии нет: родители, как и ожидалось, не слишком воодушевились рассказом о моих фантастических приключениях в полицейском участке, потому на протяжении всего времени, пока я топталась в их доме, мастерски выносили мне мозг, читали нотации, ругали за такое безалаберное отношение к жизни, и, кажется, окончательно в дочери разочаровались. У нас ведь и так гладко ничего не было, а с этим инцидентом кажется, будто ко дну все пошло быстрее, чем знаменитый Титаник.
На данный момент единственное, что я хочу - это выпить чаю, завалиться на диван, и хорошенько выспаться - искренне надеюсь, что крепкий сон исправит положение, вернет бодрость духа, и восстановит расшатанные нервы.

Кто же знал, что еще не все сюрпризы судьба преподнесла.

Оказавшись в лофте, я иду прямиком в сторону кухни, не отвлекаясь на важные нюансы в виде разбросанных пивных банок и открытой коробки от пиццы. Хочется пить, поэтому концентрировать внимание на чем-либо другом я не могу и не хочу. Кружка стремительно наполняется водой, которую тут же опрокидываю в себя - вроде и хорошо, но что-то все равно не так. Набираю ещё воды, отпиваю совсем чуть-чуть, и разворачиваюсь к столу, на который ставлю кружку. Упираюсь в столешницу ладонями, опускаю голову, выдыхаю, и закрываю глаза.

Проходит всего несколько минут в тишине и спокойствии, а затем откуда-то из недр лофта слышатся ненавязчивые такие шаги, заставившие меня невольно напрячься, нахмуриться, и приподнять голову. Сказать, что я ахуела, когда увидела неторопливо вошедшего мудака - это не сказать ничего. Мало того, что он все еще был в моем лофте, так еще и разгуливает в моем (!!!) халате. Меня настолько шокирует увиденное, что следующие пару минут я тупо стою, наблюдаю за тем, как мужчина натягивает на себя одежду, и молчу. Чувствую, как планка моего спокойствия - мнимого, как оказалось - медленно ползет вниз, но приближается она далеко не к отметке "Халк крушить, Халк ломать, Халк убивать". Дыхание предательски сбивается, отчего приходится сделать шумный, глубокий вдох; сердце вновь начинает отстукивать свой тревожный ритм, а тело прошибает мелкая дрожь.
Это не страх и не раздражение.
Это отнюдь не гнев или возмущение.
Это обида и бессилие, неловко граничащие с медленно нарастающей истерикой.

Я продолжаю стоять на месте, словно кто-то пригвоздил к полу, и делаю это ровно до той самой секунды, пока совершенно безобидный, казалось бы, вопрос, прозвучавший привычным тоном с нотками язвительности, не нарушает тишину, а взгляд не встречается с холодными, светлыми, и все такими же нахальными глазами. Такое ощущение, что кто-то залез в мою голову и безжалостно стер ту грань, которая отвечала за мое адекватное, сдержанное, иллюзорно спокойное состояние.
- Опять ты.. - тихим эхом срывается с губ, сопровождаясь коротким, шумным выдохом, - я фыркаю, хватаю покоящуюся на столе кружку - не обращаю внимания на то, что она, вообще-то, моя любимая - и швыряю её в мужчину.
Не сказать, что я не отдаю себе отчета, когда дергаюсь с места, в несколько размашистых шагов оказываюсь рядом с заметно ахуевшим мужиком, и прикладываюсь кулаками к широкой груди. А потом еще. И еще.
- Тебе мало? Вернулся, чтобы еще раз подставить? Подбросишь мне ключи от краденой машины? Или сразу труп давай, че уж мелочиться.. - каждое слово сопровождается попыткой посильнее ударить, голос срывается на крик, а слезы предательски застилают глаза, отчего приходится зажмуриться. Я не замечаю даже, как мужчина перехватывает мои руки, поэтому продолжаю предпринимать безуспешные попытки причинить хотя бы немного боли. Мне обидно и неприятно, потому как понимаю прекрасно, что сейчас дать мужчине отпор не смогу точно так же, как не могла и вчера. Если он захочет сделать что-то еще, то сделает, а у меня не хватит сил отплатить той же монетой. Это ломает, это склоняет к земле, втаптывает в нее, и заставляет испытывать ядовитое чувство беспомощности.
- Оставь меня в покое! - лофт мгновенно наполняется криком, но тут же вновь погружается в тишину, нарушаемую лишь судорожными всхлипами. Я больше не пытаюсь ударить, ничего не говорю, и не смотрю на мужчину. Жмурюсь, часто дышу, и искренне хочу, чтобы все это было лишь хреновым сном.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

А надежда на то, что все случившееся - обычный сон, с оглушительным треском рушится, ломается, превращается в руины в тот момент, когда относительно воцарившуюся тишину нарушает все тот же мужской голос, болезненным эхом ударивший по вискам, стянувший сознание тонкой леской, и вонзившийся в него миллионами длинных, острых иголок.
Я чувствую, как пожирающая беспомощность, ужасающее бессилие, и бесконечная обида, оставленные безжалостными мужскими поступками, сплетаются в единый ком, сжимаются, а затем ударяют куда-то в область солнечного сплетения, оставляя после себя лишь холодное, стальное безразличие, все тот же упадок сил, и желание абстрагироваться от всех этих проблем, так мастерски подкинутых жизнью. Если она таким образом пытается закалить во мне иммунитет к провокационным ситуациях, коих на той тернистой тропинке, по которой я в какой-то момент пошла, будет просто великое множество, то, честно признаться, пока это получается не слишком удачно.

Голос мужчины действует на меня отрезвляюще, вытягивает из сумбура не самых приятных мыслей - тут, наверное, я действительно сказала бы ему спасибо, если бы могла и хотела - но отнюдь не становится поводом для того спокойствия, которое мне хотелось бы сейчас обрести, но с которым так или иначе выходит небольшая накладка: я всхлипываю, жмурюсь сильнее, отчего по мокрым щекам торопливо проскальзывают хорошо заметные слезы, и сквозь слегка приоткрытые, пересохшие губы судорожно втягиваю воздух, которого катастрофически не хватает. Грудная клетка отзывается болезненными ощущениями, легкие обжигаются недостатком кислорода, а я всхлипываю снова, пытаясь избавиться от этого неприятного, удушающего ощущения, когда хочешь сделать желанный вдох полной грудью, но не можешь, словно кто-то сдавливает силой механического пресса.
Я больше не кричу, не пытаюсь ударить мужчину, но откровенно удивляюсь, когда он подходит ближе, заключает в решительное кольцо сильных рук, и прижимает к себе. Нахожу странным тот факт, что не чувствую стойкого желания его оттолкнуть; пытаюсь объяснить это отсутствием сил, тут же пытаюсь поверить в собственное суждение, но стойкой уверенности не нахожу. Шмыгаю носом, упираюсь лбом в его грудь, и на нее же непроизвольно кладу ладонь, а в тот момент, когда ощущаю на собственной макушке чужие губы и нос, пальцами сжимаю ткань футболки.
По обонянию ударяет запах собственного геля для душа, отчего сознание, воспаленное, измученное событиями последних двух дней, подкидывает самые неожиданные картинки. Этот мужчина раздражает, пугает, и своей ухмылкой наталкивает на не слишком приятных выводы; от его действий, саркастичного тона, и нерушимой самонадеянности, меня пробивает мелкая дрожь не только страха, но и беспомощности. Но даже не смотря на все это, конкретно сейчас, когда чувствую знакомый запах, исходящий от постороннего и ненавистного человека, то невольно ловлю себя на мысли: мне кажется, что человек этот, стоящий рядом, появился не просто так. Это странно и непонятно, оттого пугающе и чуждо.

Мужчина отстраняется, делает насколько шагов назад, а я, прежде чем открыть глаза, слегка взмахиваю головой, отгоняю от себя бредовые мысли, и пытаюсь избавиться от странных ощущений. Взгляд сконцентрировать удается с трудом; приходится потереть пальцами веки, пытаясь тем самым вернуть былую четкость. Отхожу в сторону дивана, случайно задеваю банку, которая со звоном отскакивает куда-то в сторону, не обращаю внимания, и валюсь на мягкую поверхность. Прислоняюсь к спинке дивана, подтягиваю к себе колени, и только после этого поднимаю на мужчину взгляд. Он говорит - я слушаю. Слушаю, и вновь ловлю себя на двоякой мысли: с одной стороны, меня немного удивляет такая смена обстановки, вкупе с признаниями человека, который умудрился за такой короткий срок довести меня до истерики - а ведь раньше казалось, что сделать это не так то просто; с другой стороны, разумные доводы напрочь отказываются дать мне возможность поверить в искренность сказанных мужчиной слов.

Я все так же сижу, слушаю, и наблюдаю до тех пор, пока незнакомец, отошедший на допустимое расстояние, не оборачивается. Перехватываю взгляд, медлю пару секунд, и отворачиваюсь, утыкаюсь носом в колени, которые ранее обхватила руками, и шмыгаю носом.
- Я догадалась, что ты тоже далеко не законопослушный товарищ. - тихо, спокойно, немного прерывисто говорю, но слова приглушаются, потому нет стойкой уверенности, что доходят до мужчины. - Ну припугнул ты, запихнул за решетку... зачем вернулся? Мало одного раза? - все-таки поднимаю взгляд, пристально смотрю в холодные глаза, и на выдохе поджимаю губы.
Меня все еще терзают противоречивые чувства, вызванные мужиком, которого в моей жизни вдруг стало слишком уж много. Не могу - хочу, но не могу - отрицать тот факт, что стоя в его объятиях, мне было пусть и не спокойно, но как-то слишком уж приятно. Понятия не имею, каким образом объяснить эти подозрительные порывы, где отыскать нужные ответы, и как избавиться от всего этого, потому что избавиться надо. Все-таки одного относительно хорошего действия слишком мало для того, чтобы закрыть глаза на расшатанную психику. Змея линяет, сбрасывает шкуру, но суть ее от этого не меняется, - она точно так же остается змеей, способной не только болезненно ранить, но и безжалостно убить. В случае с этим мужчиной - впрочем, как и с любым другим человеком, потому что мир - это прогнившее насквозь дерьмо - все происходит точно так же: одного доброго слова недостаточно, чтобы разом покрыть все грехи.

- Почему ты все еще здесь ошиваешься? Будь добр, исчезни. - снова нарушаю молчание, говорю отстранено и безэмоционально, а после поворачиваю голову, утыкаюсь щекой в скрещенные предплечья, которые кладу поверх колен, и стеклянным взглядом утыкаюсь куда-то в стену. Хочется отдохнуть. Хочется наконец-таки успокоиться. Хочется расслабиться, но пока здесь топчется этот человек, ничего подобного сделать не получится. Или получится, если смогу абстрагироваться, перестану обращать внимание.. тупо забью, потому что с некоторыми проблемами бороться невозможно, зато вполне можно свыкнуться, прижиться, проигнорировать.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Отредактировано Octavia Rossi (11.12.2017 11:25:46)

Я, признаться, не рассчитывала совсем, что моя безэмоциональная просьба исчезнуть с горизонта, перестав мозолить глаза, возымеет долгожданный эффект. Мне казалось, что на мою немного грубую, как многие могли бы подумать - на самом деле просто сил нет фильтровать речь - фразу, мужчина лишь в привычной для себя манере растянет губы в дьявольско-насмешливой ухмылке, воспримет все это как вызов, и без зазрения совести продолжит топтать мой лофт, занимать мой диван, и расшатывать мои нервы. Потому я удивляюсь искренне, когда он медлит всего лишь пару секунд, награждает меня холодным взглядом голубых глаз, окаймленных более темным цветом морских глубин, а затем, под мой слегка озадаченным взгляд, молча направляется в сторону выхода. Нет, на самом деле я рада, что этот человек наконец-таки оставил меня в покое - оставил ли? - но какой-то странный осадок все же остается.
Облегченно выдыхаю, стоит входной двери с характерным грохотом закрыться. Шум эхом разносится по просторному лофту, отражается от высоких стен, и постепенно сходит на нет, погружая в тишину не только помещение, но и мою голову - в ней нет ни мыслей, ни размышлений, ни тех картинок, которые появлялись перед глазами каждый раз, стоило их закрыть. Сейчас я делаю то же самое: медленно прикрываю глаза, откидываю голову назад, утыкаясь взъерошенным затылком в спинку дивана, и, облизнув пересохшие губы, протяжно выдыхаю. Ноги медленно съезжают вниз, а сама я, в свою очередь, так же медленно скатываюсь в сторону, валюсь вдоль дивана, и, не найдя в себе сил на борьбу со сном - о том, чтобы раздеться и подняться на второй этаж, завалившись на мягкую кровать, речи и вовсе быть не может - как-то необычайно быстро погружаюсь в объятия Морфея.

Сон мне снится довольно спокойный, размеренный, вот только объятия в определенный момент становятся какими-то по-хозяйски крепкими, решительными, а в нос снова ударяет знакомый запах мужской туалетной воды, табака, и алкоголя. Я не вижу лица человека, не слышу его голоса, но прекрасно понимаю, кому принадлежат сильные руки, прижимающие меня к твердому телу, медленно скользящие по пояснице и поддевающие пальцами ткань майки; настойчивые, горячие губы, касающиеся шеи, слегка давящие, отчего приходится отклонить голову в сторону; дыхание, опаляющее кожу и влажную дорожку возле сонной артерии. Сжимая мягкими ладонями сильные плечи, проводя по ним, обтянутым тканью футболки, ногтями в попытках оцарапать, я чувствую, как где-то внизу живота все стягивается, а из груди грозится вырваться хриплый, сбивчивый стон. У меня нет сил сопротивляться, более того, сопротивляться совсем и не хочется. Мужчина, по обыкновению своему, вовсе не нежен. Зато в нем присутствует какая-то животная страсть, с лихвой компенсирующая все недостатки.

Глаза распахиваются, частое и глубокое дыхание сбивается, а я немного резче, чем того требует ситуация, подаюсь вперед, выпрямляюсь, и тут же хватаюсь за голову, которая реагирует на такой неожиданный выпад вполне объяснимой болью. Морщусь, жмурюсь несколько секунд, слышу какое-то шебуршание возле журнального столика, от которого сердце тут же ёкает, а в голове возникает единственная мысль: вернулся. Поворачиваю голову, оглядываюсь сквозь легкий прищур, замечаю кота, который, в свою очередь, таращится на меня своими огромными глазами - они, в свете пробивающейся в окно лунной дорожки, становятся цвета ограненного изумруда, с темной каймой, и светло-желтыми прожилками. Скотти звонко мяукает, подергивает усами, и торжественной походкой устремляется в сторону кухни, видимо намекая, что неплохо было бы пожрать. Интересно, а этот мудак его вообще кормил?
Кстати, коротко о мудаках.
Я никогда не помнила сны, но сегодняшний отчего-то отпечатался в памяти в самых мельчайших подробностях, будто все происходящее случилось на самом деле. Взмахнув головой и старательно отогнав от себя наваждение, нахожу телефон, нажимаю на кнопку разблокировки, и первое, что замечаю на ярком дисплее, предварительно сконцентрировав сонливый взгляд, привыкший к относительной темноте - это время. 03:48
Следом идут оповещения о пропущенных звонках, которые я по понятным причинам проигнорировала, будучи слишком уставшей, слишком измотанной, и слишком скупой на проявление дружелюбия и положительных эмоций. Один раз звонил Джонни - он, в общем-то, никогда навязчивым не был, по сотне раз не трезвонил, и вообще предпочитал отправлять смски -  за это я так искренне друга люблю; три раза звонил Леон - его сообщение, оставленное на автоответчике, решаю прослушать потом; и пятнадцать - пятнадцать, блять! - раз звонили родители - вот с ними мне разговаривать сейчас меньше всего хочется. Их нравоучения, постоянные упреки, и попытки загнать под собственное влияния, с некоторых пор начали меня раздражать, а сейчас, когда и без того голова холодной овсянкой заполнена, выслушивать их гневные тирады не хочется вдвойне.
Покормив несчастное животное, набросившееся на еду так, словно месяц на добром слове держался, отправив брату смс-ку, мол, все в порядке, я жива, поэтому королевскую гвардию можно не вызывать, и наспех приняв теплый душ, топаю теперь уже на второй этаж, валюсь на кровать, и снова засыпаю.
Мудак больше не снится - и хрен бы его знал - то ли радоваться, то ли не стоит.

***
- Как там Скотти? - вопрос, без которого можно с уверенностью сказать, что день прожит зря. Джонни вопросительно вскидывает бровь и широко улыбается, явно наслаждаясь моей реакцией. Я же, в свою очередь, с трудом удерживаю в себе порыв заебенить парню промеж глаз стаканом, который так удачно стоит под рукой.
- Твоего Скотти хрен прокормишь. - ворчливо жалуюсь, слабо хмурюсь, между делом окинув помещение бара орлиным взором. - Жрет, как племя голодающих детей Африки. Не кот, а адская клоака.
- Во-первых, Скотти теперь твой. - поправляет меня Джонни, выставив указательный палец перед собой. - А во-вторых.. да ладно тебе.. с твоими аппетитами он точно не сравнится. - шутит он, за что получает сначала мой сердитый взгляд, сопроводившийся приоткрытым от искреннего ахуевания ртом, а следом в галдеже утопает звучный хлопок - тряпкой, предназначенной для протирания стаканов, ударяю пацана по плечу.
- Ладно-ладно, не нервничай только. - выставляет руки перед собой в примирительном жесте, на что лишь глаза закатываю, отворачиваюсь, и принимаюсь расставлять бутылки.

Жалобная просьба Джонни о том, чтобы я вышла сегодня вечером, потому что ему скучно тусить тут одному, оказалась слишком уж жалобной, поэтому в данный момент и занимаюсь непонятными вещами, направленными исключительно на то, чтобы чем-то заняться.

Стеклянные тары выстраиваются ровным рядом, ловят на себе проблески света, красуются пестрыми этикетками, а я, стоя спиной к барной стойке, без особого энтузиазма ровным рядом выстраиваю еще и бокалы. Взгляд, до этого опущенный, на мгновение уходит вверх, цепляется за искаженное отражение на бутылках, и мне на секунду кажется, что на стул позади меня кто-то приземляется. Оказывается, что вовсе и не кажется. Щурю правый глаз, присматриваюсь, и будто вижу в этом размытом отражении знакомые очертания. Сердце предательски пропускает удар, а я на коротком, скомканном выдохе разворачиваюсь, подтверждая собственные догадки: передо собой действительно вижу того же самого мужчину. Снова.
Чувствовала ведь, что не может все так легко и просто закончиться, хотя где-то в глубине души искренне на это надеялась. Зря.

- Слишком мало, чтобы я успела по тебе соскучиться. - хмыкаю в ответ, и отворачиваюсь снова. Беру рюмку, которую не глядя ставлю перед мужчиной, следом беру бутылку, ловко откручиваю пробку, и возвращаюсь в исходное положение, наполнив тару прозрачным, словно чистейшая родниковая вода, напитком. Потупив взгляд, незаметно прикусываю нижнюю губу и на секунду прикрываю глаза. Перед ними бессовестно всплывают обрывки сна, в котором человек, что сидит напротив, принимал самое непосредственное участие. Это наводит на весьма странную мысль: может, действительно успела соскучиться, раз все так запущенно? Глупо отрицать, что мужчина хорош собой; глупо отрицать, что его глаза при скудном освящении кажутся намного холоднее и глубже; глупо отрицать, что свет, редкими тенями играющий на мужском лице, делает черты острее и привлекательнее. Не удивительно совсем, что после всех пережитых событий с его участием, образ так крепко въелся в сознание, остался там выжженным клеймом, и спровоцировал сначала сон - пусть и приятный, но недопустимый - а затем и мысли, роящиеся в голове после неожиданной встречи.
- Какими судьбами? - с приглушенным звоном ставлю бутылку на барную стойку, в коротую тут же упираюсь вытянутыми руками. Легким прищуром окидываю лицо мужчины, склоняю голову к плечу, и добавляю: - Баров в Сакраменто - хоть жопой жуй, а ты снова пришел сюда. Неужели тоже соскучился?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]

Отредактировано Octavia Rossi (11.12.2017 11:26:52)

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не приложиться ладонью к собственному лбу в звучном хлопке и вполне понятном жесте. Вместо этого теряюсь немного, замираю на мгновение, проскользив взглядом по мужскому подбородку и шее, поджимаю губы, проведя по нижней языком, и опускаю голову, лишь бы не видеть глаз - насмешливых и откровенно наслаждающихся моим не самым выгодным положение. Не подумала, когда ляпнула последнюю фразу, за что и поплатилась, получив вполне адекватный вопрос.
- Не дождешься. - горделиво вскидываю голову, отгоняю от себя легкое замешательство, и отталкиваюсь ладонями от барной стойки, между делом пронаблюдав за тем, как мужчина мастерски вливает в себя крепкий напиток, при этом не морщится даже, что наводит на мысль: видимо, в этом плане он уже довольно опытный, раз с непринужденностью заправского алкаша выпивает водку, словно это и не водка вовсе, а вода обычная. Впрочем, за ответами далеко ходить не надо, потому как мне довелось еще при первой нашей встрече - не той, которая случилась в моем лофте, а той, которая случилась на этом же самом месте - понять, что этот человек обладает не только привлекательной внешностью, но и акцентом - он беззастенчиво присутствует при каждом разговоре, и только глухой - или тупой - не догадался бы, что мужчина родом из далекой России, где, как говорят, люди медведей дома вместо кошек и собак держат, а чай заменяют вот этим вот алкоголем. Я в эти байки, если честно, не верю, но вот то, что русскому человеку беспардонности и наглости не занимать, узнала и почувствовала на собственной шкуре.

Слушая истинные причины такого неожиданного появления, я искоса поглядываю на мужчину, между делом вновь наполняю рюмку, и невольно задумываюсь о том, что во всем этом есть куда более серьезные мотивы, нежели банальное расположение заведения вблизи его дома. Во-первых, в паре кварталов отсюда, насколько мне известно, есть еще один бар, где и народу трется побольше, и интерьер посолиднее выглядит, и по вечерам каждой третьей пятницы месяца там бесплатно наливают текилу - я пробовала устроиться туда на работу, но по неизвестным доселе причинам сделать это мне не удалось; во-вторых, конкретно в этом баре я работаю вот уже полгода, а мужчину этого вижу второй раз. По его "ошиваюсь тут почти каждый вечер" можно прийти к выводу, что либо на протяжении этих шести месяцев какая-то невиданная сила беду от меня отводила, так удачно не позволяя пересекаться с этим человеком, либо в его безобидном ответе таится какой-то скрытый мотив, знать о котором, честно говоря, мне не очень хочется. Чаша весов отклоняется в сторону второго варианта, но вслух свои догадки не озвучиваю, вместо этого на наигранно-облегченном выдохе говорю:
- Боже упаси, чтоб ты по каким-то иным причинам сюда пришел.

Джонни, которого до этого на горизонте видно не было, без зазрения совести вклинивается в наш разговор, бурчит что-то о том, что дома случилась какая-то непредвиденная ситуация, и на ближайшие двадцать минут ему нужно свалить. Жалобный тон приправляется не менее жалобным взглядом, которые всегда одинаково на меня действуют: закатываю глаза, обреченно вздыхаю, и соглашаюсь, мол, пиздуй давай, только реще. Парень, взбудораженный моими добротой и участливостью, оставляет на моей щеке короткий, быстрый поцелуй, мельком косится на мужика, сидящего по другую сторону барной стойки, и исчезает.
- Не могу сказать о тебе того же. - возвращая внимание голубоглазому, кротко огрызаюсь, вновь упершись ладонями в ребро барной стойки, и встречаюсь взглядом сначала со светлыми глазами, а затем с ухмылкой, которая за последнее время стала для меня какой-то слишком уж привычной.

Мне кажется, что эти обоюдные колкости грозятся стать неотъемлемой частью моей жизни, потому что конкретно сейчас я вовсе не уверена, что неожиданные повороты в жизни перестанут из раза в раз сталкивать меня с этим человеком.
Я, исподлобья наблюдая за тем, как мужчина выпивает снова, поддеваю указательным и средним пальцами тряпку, беру чистый стакан, и по привычке начинаю его протирать. Мой взгляд провожает широкую спину, теряет её, затесавшуюся где-то среди других посетителей, и опускается на бликующую радужными спектрами тару, идеально чистую для обычного человека, но слишком грязную для глаз бармена.

Проходит всего пара минут. Меня привлекает какое-то слишком навязчивое постукивание пальцами по барной стойке.
- Ты во всем такой быстрый? - усмехаюсь, при этом не удосужившись повернуться к человеку, усевшемуся на высокий стул. Просекаю, что что-то не так лишь в тот момент, когда не слышу в ответ очередную колкость, наполненную нескрываемым сарказмом, и сопровождающуюся все той же ухмылкой. Оборачиваюсь, и тут же замираю, потому что перед собой вижу того человека, который прошлой ночью нагрянул ко мне в лофт вместе с полицейскими. Он сидит молча, слабо пошатывается, и упирается мутным взглядом в барную стойку. Взгляд этот - недобрый, напряженный, пропитанный жгучей ненавистью - в какой-то момент поднимается и устремляется в мою сторону исподлобья и нахмуренных бровей, заставляя поежиться от неприятного, липкого холода, проскользившего вдоль позвоночника. Бесшумно сглатываю, часто и коротко дышу, и продолжаю стоять, словно каменное изваяние, до тех пор, пока хриплый голос заплетающимся языком просит налить стакан виски.
Просьбу исполняю быстро, стакан ставлю посередине барной стойки, и тыльной стороной ладони толкаю в сторону мужчины. Он хватает его, залпом выпивает, и просит обновить. Вроде бы все нормально, но хреновое предчувствие снова запускает в сознание свои цепкие лапы.
- Знаешь, зачем я сюда пришел? - вдруг спрашивает он, неуклюже покручивая в руке монету.
- Понятия не имею. - отзываюсь, между тем ловя себя на стойкой мысли, что хотела бы, чтобы скорее вернулся голубоглазый. Он хоть и мудак, но вот таким пожирающим, ненавидящим, убийственным взглядом на меня не смотрит, а из двух зол я, если честно, либо выбираю наименьшее, либо не выбираю совсем.
- Чтобы рассказать тебе кое-что... - подавшись вперед, мужчина кладет предплечья на барную стойку, а потом жестом указывает, чтобы вновь наполнила стакан. Настораживаюсь, но просьбу все-таки выполняю - не потому, что хочу, а потому, что надо - и в тот момент, когда заношу руку с зажатой бутылкой над стаканом, мужик неловко перехватывает её, с силой сжимает пальцы на запястье, и тянет на себя. Освободиться не получается, поэтому низом живота встречаюсь с ребром стойки, ладонью свободной руки опираюсь на столешницу, и быстро, глубоко дышу. Невольно смотрю в пьяные глаза, зрачки которых то торжествующе расширяются, но угрожающе сужаются.
- Из-за тебя, чертова воровка, мне не удалось помочь сыну. Ты спокойно стоишь здесь, наслаждаешься, а он до конца жизни прикован к инвалидному креслу. - он говорит совсем тихо, плюется ядом, и паскудно ухмыляется. - Я сделаю все, чтобы твоя жизнь стала максимально похожа на ад. - а вот и угроза, которая выбивает меня из колеи. Резко дергаюсь, наконец-таки освобождаю руку, отшатываюсь, и только после этого замечаю вернувшегося голубоглазого. Перевожу на него стеклянный, испуганный взгляд, который тут же уходит в сторону. Тело бьет мелкая, едва заметная дрожь, в горле пересохло, а нутро будто тисками сжали.
Не слушаю разговор мужчин, в последний момент краем глаза замечаю, как тот, который изрядно пьян, замахивается и кидает в меня стакан, но не попадает. Тара со звоном разбивается о стену, осколки бликующей россыпью разлетаются в стороны, несколько капель виски попадает на мое плечо, а дорогостоящая бутылка бренди, в которую попал самый большой осколок, с трудом удерживается на полке.

Если честно, меня немного удивляет то, что голубоглазый решается разрулить всю эту ситуацию, уводит мужика на улицу, а в мою сторону посылает взгляд, требующий ретироваться отсюда как можно быстрее. И я бы с радостью это сделала, вот только чертов Джонни, который все еще не вернулся в бар, отказывается брать трубку.
- Давай же, блин, хватит проебываться! - рычу сквозь зубы, с надеждой вслушиваясь в монотонные гудки. Они сменяются противным писком, и я уже собираюсь разразиться злостной тирадой, как механический голос оповещает о том, что абонент - не абонент. Замечательно.

Работу терять мне не очень хочется, а именно это, скорее всего, произойдет, если я сейчас бессовестно свалю, оставив пустой бар. Жизнь, конечно, дороже всякой там задрюченной работы, но надежда на то, что голубоглазый вправит мужику мозг, отчего-то меня не покидает. Зря, быть может, но это лучше, чем совсем ничего. В конце-концов, остается лишь Джонни дождаться, и можно благополучно сваливать - хотя и тут меня вдруг посещает пугающая мысль: мужик тот знает ведь, где я живу, поэтому не удивительно, если завалится в лофт, настроенный весьма решительно и не слишком дружелюбно.
Не радужные перспективы.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2z78h.gif[/AVA]
[SGN]с м е р т ь   п р и д е т,
.  .  .  .  .  . у нее будут твои глаза .  .  .  .  .  . [/SGN]
[NIC]Ida Cramer[/NIC]