Наверное, если бы Слав был жив и мог чувствовать все то, что способен чувствовать нормальный человек - счастье и радость, досаду и обиду, раздражение и ярость - то все было бы гораздо проще, а у Братислава за считанные секунды получилось бы убедить брата в правильности собственных действий и необходимости идти именно в Легион, ведь только там можно отыскать необходимого Хранителя, обладающего нужной техникой. Впрочем, если бы Слав был жив, то ничего подобного делать бы вовсе не прошлось, а братья сейчас наслаждались бы жизнью в квартире старухи, в свойственной для себя манере препирались и дурачились, обзывались и грозились поубивать друг друга, но в конечном итоге обязательно приходили к выводу, что Святослав без Братислава не может существовать точно так же, как Братислав не может существовать без Слава.
Все было бы гораздо проще, если бы Раскольников-старший мог чувствовать. Но он не чувствует ничего, потому и усложняет все подобными действиями, наивно считая, что делает все правильно.

Раньше, когда парень был моложе, а младшего брата и вовсе сопляком считал, любая ссадина или синяк, полученные вне дома, воспринимались чертовски остро, а Святослав без лишних разговоров ехал в школу, без особого труда находит обидчиков, и самыми разнообразными способами доносил до них, что обижать Бро позволено исключительно ему. Тогда же, наравне с ворчливым "вечно ты впутываешься во всякое дерьмо", Раскольников-старший чувствовал ответственность за мальчишку, чувствовал порой чуждое, но с каждым разом становящееся все привычнее и ощутимее желание защитить его от всей той херни, которой наполнен этот мир. Слав нередко издевался над братом, бывало и такое, что колотил, потому что не всегда получалось держать буйный нрав в узде, но каждый раз по свойски извинялся, трепал Братислава по макушке, лохматил волосы. Никогда вслух не говорил, что любит этого тупицу, но подозревал, что это и не требуется вовсе, потому что пацан понимает все без лишних соплей.
Тогда он не позволял себе пересекать границы, даже если был чертовски на брата зол. Сейчас, припечатав его к твердой поверхности, даже не подумал о том, что мог переборщить. Даже не заметил, что действительно переборщил.

Впрочем, Братислав держится молодцом, не жалуется и не скулит. Более того, он покорно соглашается на выдвинутые парнем условия, чем немного удивляет. Если бы Слав мог испытывать чувство гордости, то прямо сейчас обязательно бы это сделал. Но единственное, что сейчас он делает - это становится более спокойным и сдержанным, потому что продолжает видеть в глазах мальчишки отчаяние, которое осточертело, которое не нравится, от которого хочется скорее избавиться. И снова Святослав не догоняет, что сделать это можно лишь в том случае, если поддастся, если согласится и отпустит Бро, а не будет продолжать вставлять ему палки в колеса.
Они разворачиваются и топают в обратном направлении. Слав молчаливо хлопает пацана по плечу, как бы говоря о том, что все будет ахуенно, а потом, вытянув из кармана сигарету, отворачивается для того, чтобы подкурить. Прикрывает ладонью пламя зажигалки, делает затяг, хотя до сих пор не понимает, зачем курит, ведь ничего толком не чувствует, а потом вдруг слышит какие-то странные звуки.
Он не замечает сразу, что уходит от брата чуть вперед - всегда ходил быстро, а сейчас, когда Бро еле на ногах держится, в этом тем более ничего удивительного нет - а когда оборачивается, то замечает мальчишку, распластавшегося по асфальту. Возле него стоит какой-то мужик, смотрит так, словно гордится проделанной работой, улыбается настолько омерзительно, что если бы Слав мог блевать, то обязательно это сделал бы.
Дальше и вовсе происходит какой-то пиздец: мужик пинает бессознательного Бро, а затем нагло садится на него так, словно это и не тело, а хозяйская скамейка какая-то. Если бы Раскольников-старший сейчас был жив и здоров, то впал в такую ярость, что ядерный взрыв показался бы безобидным фейерверком.

- Че, блять? - парень сжимает челюсть настолько сильно, что зубы грозятся потрескаться. Он готов в любую секунду броситься на мужика, появившегося из неоткуда и что-то там бормочущего, готов, словно гончая, дожидающаяся команды. И он резко подается вперед, успевает зацепиться за чужой ворот, но с координацией и четкостью действий у мертвого тела явно проблемы, потому Слав и пропускает удар. К слову, удар достаточно сильный, потому Раскольников едва ли не пополам складывается, но успевает каким-то образом выскользнуть и удержаться на ногах. - Хули тебе надо? Понятия не имею, когда там какие дыры в куполах появляются. - парень выпрямляется, когда боль становится менее ощутимой. И в который раз он ловит себя на мысли, что тот еще победитель по жизни, потому что не чувствует нихрена, зато импульсами прокатывающуюся боль ощущает замечательно. Заебись просто. И очень вовремя.

Наверное, Раскольников-старший впервые за последнее время радуется тому, что мертв. Окажись он в руках непонятного, но достаточно сильного мужика - кто это, блять, вообще такой? - не только побитым, но еще и живым - и одним Богам известно, какие адские муки доводилось бы ему испытывать после каждого удара уверенного кулака.
Святослав не раз оказывался в эпицентре какой-либо заварушки, не раз становился её зачинщиком, а потому и кулаками размахивать умел не хуже, чем небезызвестные бойцы смешанных единоборств. Одно время он даже пытался пристраститься к этому спорту, записался на занятия, систематически их посещал и трудился с таким энтузиазмом, что из зала выходил вместе со стекающим в три ручья потом. Позже, как это обычно и бывает, Святославу наскучили бесконечные "вот тут надо бить слабее", "так делать нельзя", "эти удары запрещены", "ты же победить должен, а не вколотить соперника в ринг до смерти". Буйный нрав и отсутствие самоконтроля в те моменты, когда кулак встречается с чужими ребрами или зубами, сыграли с парнем злую шутку, когда в порыве борьбы, чувствуя прилив не только адреналина, но и откуда-то взявшейся неконтролируемой ярости, Слав чуть было не оставил инвалидом мальчишку, решившего доказать всем собственное превосходство, вызвав на спарринг парня, подающего надежды в спорте и являющегося любимцем тренера.
Раскольников не хотел никого калечить, но все-таки вывихнул пацану челюсть и сломал правую ногу, превратив кость практически в щепки. Подобное поведение не понравилось никому, предшествующие этому моменты, когда Слав отказывался выполнять установки, вместо этого с остервенением вдалбливая кулаки в боксерскую грушу так, что та едва ли не лопалась от напряжения - тоже. В конечном итоге железная дверь клуба с оглушительным грохотом захлопнулась за спиной парня, а на карьере спортсмена был поставлен огромный такой, жирный крест.
Святослав не долго грустил по этому поводу: уже на следующий день, сидя в одном из питерских баров и попивая какой-то отвратительный напиток, он нарвался на драку просто потому, что какому-то отморозку не понравилось его хмурое лицо. Такое случается. А еще случается сломанный нос, разбитая о голову бутылка и испачканная в чужой крови футболка. Любимая, к слову, потому контрольным ударом Слав проехался кулаком по хрустнувшей челюсти. Или это были зубы. Не важно, в общем-то.
Это послужило началом для того периода в жизни парня, когда приходилось часто драться и привыкать к тому, что боль - неотъемлемая составляющая подобных моментов. Невозможно бить, при этом не получая ответные удары. Раскольников прочувствовал все это на собственной шкуре, понял, какого это, когда ломают руку или нос, бьют по почкам или пинают по печени. Он списывал все на скуку, потому что рядом не было младшего брата, который каким-то невероятным образом умудрялся действовать на парня, словно успокоительное. Ни заботливые материнские слова и прикосновения, когда обрабатывала очередную ссадину, ни мольбы со слезами на глазах, мол, хватит гробить свою жизнь, подумай о нас; ни отцовские нравоучения и нотации, напоминания, что силу нужно направлять в нужное и полезное русло. Ничего не действовало на Раскольникова лучше, чем один только взгляд на Бро. Но Бро уехал, его не было, а обида за то, что так легко свалил, оставил, забил и забыл, не покидали Святослава, хотя где-то в глубине души он все прекрасно понимал и принимал. Впрочем, факт остается фактом: чем больше парень скучал по надоедливому мальчишке, тем чаще находился повод для драки и тем сильнее становились удары.

А сейчас он благополучно эти самые удары пропускает, но не чувствует той оглушительной и ядовитой боли, от которой в глазах темнеет, а ноги предательски подкашиваются.
Парень пытался сопротивляться первые несколько минут, пытался уходить от быстрых и четких ударов, но не мог, потому что мертвое тело не такое ловкое и покорное, не такое... живое.
Удар.
Еще удар.
Слав перестает сопротивляться не потому, что хочет, а потому, что его активности хватило лишь на несколько резких движений и ударов, которые никакого вреда мужику не причинили. Кажется, только разозлили. Или рассмешили. Парень замечает это в чужих глаза, но стоит омерзительной усмешке смениться откровенным непониманием и заминкой, как усмешка касается теперь губ Раскольникова.
- Да что с тобой не так?
- Неожиданно, правда? - отвечает вопросом на вопрос и усмехается точно так же омерзительно, но более измученно, потому что боль хоть и не чувствуется так ярко, но все-таки чувствуется. А потом колено встречается с подбородком и глаза на автомате закрываются, когда затылок встречается с твердым асфальтом. Парень не вырубается, остается в сознании, но ловит себя на мысли, что двигаться вдруг стало слишком сложно.
Остается только... ждать? Силы вряд ли вернутся так скоро, эмоций никаких дожидаться и вовсе не стоит. Можно лишь лежать мертвым грузом на асфальте и понимать, что сейчас, возможно, этот ублюдок убьет брата, а у тебя нет шансов ему помочь. Отвратительно, если честно, даже для мертвого. Самому же Славу вряд ли можно сделать хуже, но мужик, кажется, совсем этого не понимает. Его не смущает мертвенно-бледная кожа, не смущает отсутствие крови. Но, кажется, его смущает звук, донесшийся откуда-то со стороны Легиона.
Святослав приоткрывает глаза, видит над собой этого человека, но тут же жмурится, потому что он вдруг уходит, а солнечные лучи, которые до этого благополучно загораживались чужим телом, вновь ударяют по глазам.
Впрочем, уже через несколько минут кто-то снова нависает над лежащим Раскольниковым, что-то говорит, но парень не слушает, а после и вовсе поднимает и волоком куда-то тащит. Сил хватает на то, чтобы приоткрыть глаза и заметить, что Бро удостоили той же участи. Радоваться, или пока еще рано? Хуй знает, но хотя бы то, что мальчишка жив - надолго ли? - можно считать небольшой победой.