Выглядит

― Между пррочим, твоя подчиненная, которрая Иоанниди, вела себя со мной прросто отврратительно. Будь так добр, разберись с ней, как только появится такая возможность, а лучше – немедленно, ― хмыкает Скарлетт, с неприязнью вспоминая недавнюю встречу с хранительницей Гефеста на одной из солнечных столичных улочек. Там они – Скарлетт и Эйс – совершенно случайно встретились с Майклом Раймаром, за которым Кэтти охотилась вот уже несколько недель подряд. Она знала, что Майкл – сильный хранитель, который даже не подозревает о силе, что ютится в несведущих ладонях. Львица хотела его заполучить в стройные ряды Легиона, но еще больше хотела, чтобы он занял почетное место среди палачей. Лучшей кандидатуры на эту должность и представить нельзя. Хранитель Аты – богини, способной играться с человеческим сознанием, как детсадовский мальчишка со спичками, являлся золотым звеном легионерской цепи, которая связывает город по рукам и ногам и совсем скоро доберется до ничтожных повстанцев.

Миссию они выполнили с блеском, хоть и пришлось немного побегать: Майкл был пойман, связан, скручен и стиснут, а потом отведен в Штаб. Скарлетт с ее ласковой улыбкой и медовым голосом не составило труда убедить Майкла присоединиться к Легиону и стать одним из палачей. Кэтти, почуяв, что Реймар вовсе не плохой человек, пошла путем наименьшего сопротивления и твердо заявила, что действия Легиона вытекают исключительно из благих намерений – и неважно, что чаще всего ими выложена прямая дорога в Ад. Кэтти говорила чистую правду, если так подумать, просто не упомянула, что благие намерения касаются только тех, у кого есть способности, а люди – эти ничтожные смертные, вдруг возомнившие себя богами – под эти намерения не попадают. Так им и надо за все то зло, которое доставили носителям.

Майкл согласился; Скарлетт осталась крайне довольна собой. И все же Кэтти не давал покоя тот факт, что Иоанниди смела разговаривать с ней, как с мелкой надоедливой собачонкой. К несчастью, тогда устроить разбор полетов – читай – первосортный скандал Скарлетт так и не смогла, потому что работа, работа и еще раз работа, но ирландка взяла себе на заметку, что необходимо нажаловаться на нее Церберу, чтобы тот поставил зазнавшуюся малявку на место. В конце концов, это он ее начальник. У Скарлетт в отделении такого безобразия нет: все палачи ходят перед ней на осторожных цыпочках и только за спиной злорадно шепчутся, желая долго спотыкаться на ровном месте.

― Надеюсь, не забудешь, ― Кэтти прекрасно знает, что забудет, а если не забудет, то забьет. Цербер скорее на собственном ошейнике повесится, чем даст своим людям понять, что залез под каблук. И Скарлетт это бесконечно нравится. Но и она не того поля ягода, чтобы упустить возможность нажаловаться на уязвленное тщеславие.

Закончив с утренними наставлениями, Кэтти изящно поднимается со стула и обходит его, приближается к Церберу со спины и, нагнувшись, легко касается мягкими губами небритой щеки. Есть вещи, которые не меняются даже с приходом Апокалипсиса, например, Скарлетт никогда не перестанет думать о себе, как о королеве, а Цербер никогда не научится держать в руках бритву. Есть вещи неименные и раздражающие до тех пор, пока их не лишаешься, но стоит потерять, и одолевает такая скука, что хоть в могилу прыгай.

― Поехали. Уже девять, ― Кэтти отдаляется и уходит из кухни, залитой золотистым светом утреннего солнца. В воздухе остается шлейф дорогих духов.

На десятой минуте дороги Скарлетт вытягивается, словно гончая, щурит темные глаза и вглядывается в мужчину, одна из рук которого занимательно поблескивает на солнце. Досье на этого хранителя – а он хранитель – давненько пылится на рабочем столе. Шпионы собрали о туристе достаточно информации, но ищейки так и не смогли его поймать. А тут, глядите… на ловца и зверь бежит.

― Останови машину, ― голосом, не терпящим возражений, командует Скарлетт. ― Паррня видишь? Хрранитель какого-то египетского божка. Досье на него уже неделю пылится на моем столе. Надо бы поймать его, пока снова не рретирровался в неизвестном направлении, ― Кэтти поворачивает голову и смотрит на Цербера, вкинув брови.

Чего сидим, кого ждем?

Я не сразу убираю ладонь с мужской груди, тем самым как-бы показывая свои намерения, и то, что подошел к пацану не случайно. Впрочем, стоит поднять взгляд и коротко посмотреть на потенциальный объект для вербовки, как становится понятно - он не дурак, и прекрасно догоняет все самостоятельно.
- М-м-м, - протяжно мычу, вместе с тем вскидываю голову, и глубоко затягиваюсь, при этом неотрывно смотрю на хранителя, где-то на задворках сознания ловя себя на мысли, что в его присутствии меня отчего-то не рвет на части дикая ненависть и безграничная злоба, а желание тут же обратиться в огромного пса, и без особой жалости оторвать сильными челюстями не только железный протез, но и голову, не врезается в виски острыми иглами, доставляющими дискомфорт и лишь сильнее раздражая чудовище, живущее внутри. Хотя вакцину, помнится, я не принимал вот уже несколько недель, и вообще стараюсь этой пагубной - как мне кажется, - привычкой пренебрегать.
Я никогда не чувствовал стойкого отторжения к самому себе лишь потому, что практически с рождения довелось обзавестись самым настоящим монстром, первое время дергающим меня каждый раз, стоило почуять на горизонте хотя-бы намек на хранителя; я не корил себя за то, что под массивными лапами из раза в раз хрустели чужие кости, а кровожадные зубы впивались в мягкую плоть совершенно невинных людей, погружая население относительно небольшого острова, где мне довелось родиться, в хаос и боязнь показываться на улицах с приходом ночи; я никогда не пытался искать поводов для того, чтобы избавить себя от влияния Цербера, потому что изначально принял его, - будто трехглавый пес - это нечто само собой разумеющееся в моей жизни, то, что является моей неотъемлемой частью.
Чудовище, живущее внутри меня - это, вопреки всему, отнюдь не мое проклятие. Это как раз то, что принадлежит мне, и то, что я вполне волен контролировать самостоятельно, не прибегая к использованию отвратных вакцин, дезориентирующих Цербера, а в последствии лишь сильнее его раздражающих.
И вот сейчас, когда передо мной стоит хранитель, способный выкинуть что угодно, я кривлю губы в пакостной ухмылке, потому как знаю - одно неловкое движение, открытая агрессия, и сдерживать пса не потребуется.

Ничего подобного, между тем, делать не приходится. Хранитель, видимо, не особо конфликтный, решает тактично свалить, чем вызывает во мне какие-то неоднозначные чувства. С одной стороны, не то, чтобы я хотел сейчас драться, перевоплощаться, или что-то вроде этого, потому что все это, так или иначе, ведет к калечению того, кто нам очень пригодится; с другой стороны, он убегает, а мне придется бежать следом, потому что именно в этом заключается моя работа: догнать, скрутить, сдать в иллюзорно мягкие и ласковые руки Дефо. Вот бегать, честно признаюсь, меня заебало, а желание без лишних разговоров всадить пулю в затылок пацана, наоборот, стало чувствоваться более остро. Я бы сделал так, будь до сих пор наемником, потому что та работа подразумевала полную ликвидацию, и заниматься пробежками доводилось в самых крайних случаях.
Однако, сегодня меня никто не предупреждал, что действовать надо ласково и аккуратно. Да и не умею я так, чего уж там.

Закатываю глаза, вместе с тем выпустив табачный дым через нос, и, недолго думая, рыпаюсь следом за хранителем, выбросив тлеющую сигарету куда-то в сторону. Краем глаза замечаю отблеск бокового зеркала, а затем и свои пикап, бодро развернувшийся на пустой дороге, и двинувшийся в объезд.
Парень, к слову, оказался не глуп, потому рванул на крышу по пожарной лестнице, звоном разнося по подворотне топот подошвы, соприкасающейся с железными ступеньками. Я бегу следом, попутно достаю из-за пояса пистолет, на ходу снимаю его с предохранителя, но стрелять не спешу. Может и не понадобится, если у пацана хватит мозгов не рыпаться.

Мы ведь всего лишь хотим поговорить, как верно оповестила Скарлетт. Хотя, поговорить хочет она - и тебе, товарищ, стоит благодарить её за этот дружеский жест, потому как со мной разговор был бы предельно коротким - и это в лучшем случае, потому что в худшем он закончился бы, скорее всего, так и не успев начаться.
Ловко перепрыгиваю небольшой бетонный блок, щурюсь от редкого, но такого ненавистного солнечного света, который вряд ли позволит метко выстрелить - потому большинство своих заказов я старался выполнять в ночное время, - и замечаю хранителя, немного сбавившего ход для того, чтобы переодеть куртку. Самое время, парень. Самое время.
У небольшой постройки, среди каких-то коробок и пакетов со строительным мусором, вижу небольшую монтировку, местами проржавевшую, и с потрескавшейся, облупившейся краской. Пиздить этой штукой несчастного парня  не собираюсь - хотя идея хорошая, а железяка - достаточно внушительное оружие, не способное убить, но навредить вполне может. Вместо этого кидаю её, целясь по ногам чуть выше колен. Попадаю же немного ниже икр, чего, впрочем, тоже достаточно.
Оказавшись рядом с хранителем, недружелюбно скалюсь, оголяя ровный ряд зубов, с заметно выделяющимися клыками, беру за шкирку, и толкаю к краю крыши.
- Всего лишь поговорить, - напоминаю, при том не убираю палец с курка, и предусмотрительно кошусь на протез, явно предназначенный не для вышивания крестиком. - так что, будь добр, не делай резких телодвижений.

офф: совместные действия обговорены.

Продолжая вальяжно сидеть на капоте автомобиля, Кэтти откидывается слегка назад, рассыпая каштановые кудри по спине, медленно приподнимает голову и щурится в лучах невзрачного утреннего солнца, словом, принимает вид весьма беззаботный – она как будто загорает – и только темный взгляд, вцепленный, словно железный крюк, под ребра хранителю, выдает в ней напряженность. Ей вовсе не хочется, чтобы добыча вдруг оступилась и упала, насмерть разбилась и омыла собственной кровью неровный греческий асфальт, который только недавно отмыли от многочисленных багровых рек. Но смерть, как думает Скарлетт, все же предпочтительнее побега: уж лучше дать хранителю трагически умереть, чем бежать. С расставлением приоритетов у Кэтти всегда были проблемы, впрочем, она никаких проблем не видит и пребывает в твердой уверенности, что все делает правильно. В конце концов, жесткий порядок и железная дисциплина – вот два столпа, на которых строится идеальное общество. Это понимает Артур. Это понимает Скарлетт. И это одна из важнейших причин, почему Кэтти остается на стороне хранителя Зевса.

И все же терять хранителя, который, к тому же, принадлежит к другому пантеону – а это вдвойне интересно, совсем не хочется. Но возиться с ним и дальше, как с младенцем, тоже не улыбается. Нужно переходить в решительное наступление; именно этим и занимается Цербер: он в ловком прыжке подбирает монтировку и весьма метко кидает железяку в сторону хранителя. Та торжественно ударяет по ногам, и хранитель летит знакомить нос с недружелюбной поверхностью крыши. Скарлетт машинально морщится: больно, наверное.   

Загнанный в угол хранитель, которого Цербер безжалостно хватает за шкирку, как нашкодившего щенка, пытается вырваться, и у него это получается. Между делом он спешно рассказывает о своей металлической руке, которая, если честно, неинтересна ни Кэтти, ни Церберу: у них и своих конечностей хватает.

Скарлетт закатывает глаза, театрально вздыхая.

— Будь добрр, перредай его мне, — ласково просит Кэтти, глядя на Цербера снизу вверх. Ее темные глаза нехорошо блестят в свете солнца – смотрите, даже оно стыдливо прячется за толстые тучи, не желая видеть то безобразие, которое творится в этой забытой богами подворотне. Цербер, коротко пожав плечами, просто берет и толкает хранителя с крыши вниз. Интересно, за эти несколько секунд, проведенные в полете, у него проносится перед глазами вся жизнь? Если да, то что именно он видит? Если нет, то какие мысли посещают голову, которая вот-вот разобьется об асфальт?

В самый последний момент, когда до соприкосновения с землей остается буквально несколько сантиметров, Кэтти вскидывает руку и останавливает падение одной из своих способностей. Хранитель не разбивается – он замирает и виснет в воздухе, как на невидимых веревках. Тут же ирландка мягко, словно кошка, спрыгивает с капота автомобиля и подходит к добыче, но держится на безопасном расстоянии. Он же хранитель, в конце концов, а эти гады – личности темные. Не любит Скарлетт хранителей, ох, как не любит. Всех бы на Арену.

— Кирриос, — вежливо воркует Кэтти, вглядываясь в красивое лицо напротив. — Нам не интерресна ваша рука. Симпатичный аксессуарр, но не больше. Нас вы интерресуете исключительно как хрранитель и потенциальный член Легиона. Вы обладаете силами, которые могут прригодиться этому горроду. После случившегося в Афинах необходимо не только навести порядок, но и поддеррживать его – именно этим мы и занимаемся. Так что, вы готовы получить более подрробную инфоррмацию или веррнетесь на кррышу? — Кэтти кивает на Цербера, — Только, боюсь, при следующем падении меня ррядом не будет, — ласково улыбается Скарлетт, глядя на хранителя сверху вниз, находясь на одном с ним уровне.