Каждый быстрый, стремительный шаг моего коня, галопом мчащегося по городу, отдается ритмичными ударами железных подков о брусчатку, которой вымощены улицы Новиграда, а мелодичный цокот и звон утопает в уличном шуме, гулких голосах, криках нильфгаардских гвардейцев, следящих за порядком, отсвечивающих своими натертыми доспехами с красующимся на груди золотистым солнцем, и разгоняющих бедняков по грязным, пыльным, сырым подворотням.
Наверное, сейчас мною движут исключительно сильные, болезненно острые, и до остервенения неприятные эмоции - все та же злость, все та же обида, и все то же разочарование, при этом мне непонятно, чего в этом буйном вихре больше, - но мне очень хочется исчезнуть из этого города, больше напоминающего муравейник. Хочется исчезнуть из этой страны, отправившись куда-нибудь на север - на острова Скеллиге, к примеру. Хочется навсегда исчезнуть из жизни ведьмака.
Возможно потом, через день, быть может, через пару дней, я успокоюсь, перетру все увиденное и услышанное в своей голове, попытаюсь как-то смириться, ужиться, уложу все в самый дальний и темный ящик, а затем и вовсе забуду, будто ничего подобного не случалось, а обида и ревность не вгрызались куда-то в самую душу, которая, вопреки расхожим мнениям, у чародеев все-таки есть. Быть может, потом, когда наши с Геральтом пути вновь пересекутся - а они обязательно пересекутся, - я смогу как и прежде сдержанно и спокойно смотреть в его глаза, не возвращаясь к событиям сегодняшнего утра - в целом, и последних дней - в частности. Но это будет потом.
А сейчас я все еще чертовски зла, и злость эта, ядом просачивающаяся во все уголки сознания, скользящая по венам вместе с кровью, незамедлительно просится на волю.

Остервенело дергаю за поводья, хлещущие коня по сильной шее, ударяю его пятками, призывая ускориться, хотя, казалось бы, дальше ускоряться уже некуда, а у животного, рвущегося вперед из последних сил, не обращающего внимания на частых прохожих, то и дело успевающих уворачиваться и отскакивать в стороны, силясь не попасться под копыта, и бросающих вслед нелицеприятные слова и громкие ругательства, вот-вот, кажется, изо рта пойдет белесая пена.
Мы проскакиваем по узкой улочке, на которой едва могут разойтись человек и всадник; огибаем небольшую площадь, где местные торговцы во всю дерут глотки, впаривая свой товар доверчивым гражданам втридорога; пересекаем центр, где все еще медленно тлеет пара кострищ, в которых накренены обгорелые, обуглившиеся столбы, прошлым вечером сжигаемые вместе с парой нелюдей - допплеры и колдуны в этом списке имели особое место, потому как в Новиграде их не особо жаловали.
На пути, вальяжно вышагивая из-за угла, появляется очередной стражник: он замечает нас и замирает как раз в тот момент, когда мой испуганный конь встает на дыбы, практически касается передними копытами железного козырька на шлеме, но мужик вовремя успевает отпрянуть назад, а я, между тем, давлю пятками на живот жеребца, призывая успокоиться. Он подчиняется, с громким цокотом опускает копыта на землю, фыркает, и снова срывается с места. Вместе с громкими ругательствами слышу голос стражника, окликающий меня, но останавливаться даже не думаю.

Быстрее вырваться из этого душного города. Быстрее вырваться из удушающих лап эмоций, которые хочется оставить за этими стенами.
Стремительно проскакиваю мимо тех стражников, что прошлым вечером так рьяно требовали плату: один из них, прислонившись спиной к кирпичной стене, сгорбившись и повиснув на пике, видимо задремал, а когда я промчалась совсем рядом в сопровождении грохота подков, ударяющихся о опущенные ворота, он, вздрогнув, от неожиданности роняет оружие.

А Новиград тем временем остается позади.
Еще некоторое время я не позволяю жеребцу замедляться, не оглядываюсь, щурюсь от ударяющих в лицо порывов ветра, а голову поворачиваю лишь в те моменты, когда на распутье замечаю указатели.
До небольшого селения, о котором я узнала из записей Лютика, и в котором живет его старый-добрый друг, почти день пути. Тяну за поводья, когда стены Новиграда сменяются темно-зеленой полосой леса. Конь часто дышит и негодующе фыркает.
- Прости, приятель, но так было нужно. - наклоняюсь, хлопаю животное по шее, и сдавленно улыбаюсь. Он, будто почувствовав мое настроение, несколько раз взмахивает головой, поворачивает её, краем глаза глядит в мою сторону, а затем, шлепнув губами, начинает грызть узду, продолжая шагать вперед. У узкого, но довольно быстрого и буйного ручья, который вполне можно пройти вброд, конь замирает, опускает голову, принюхивается, а затем пятится, вновь фыркая. Приходится пару раз цокнуть и дернуть поводья, чтобы он, аккуратно переступая по скользким подводным камням, двинулся на противоположный берег.
А дальше вновь дорога, усеянная лесами, ржаными полями, старыми деревьями у небольших деревень, с покачивающимися на ветру подвешенными трупами. И бесконечное чувство одиночества.

***

- Так вы, стало быть, хорошая знакомая Лютика? - забавно щурится и в очередной раз спрашивает мужчина, так же являющийся бардом, но разодетый немного скромнее, нежели всеми почитаемый и неподражаемый Лютик - как он сам себя любит называть.
-Стало быть, да. - киваю, и принимаю из его рук бокал, наполовину наполненный каким-то ароматным вином.
- В столь скудный час, - выразительно, громко начинает трубадур, выдержав недолгую паузу, и вдруг взмахивает рукой так, что едва не расплескивает вино по всей комнате. - когда на подступе враги в пылающих огнем доспехах. Отточены клинки их, а дух неутолим! - он сжимает свободную руку в кулак, медленно шагая из стороны в сторону. - Что привело тебя в кр...
- Постой, - прерываю, глядя на мужчину исподлобья, вскинув бровь, и поджав губы. А вот этим, похоже, страдают все барды. - в прозе, будь любезен. В прозе.
- Но.. - он открывает рот, чтобы что-то ответить, держа при этом указательный палец на уровне лица, но только выдыхает, и опускается на стул напротив. - ладно. Так зачем чародейке понадобилась моя скромная персона?

Мы беседуем долго: я спрашиваю о Лютике и его возможной спутнице с пепельными волосами, пытаясь разузнать все подробности; бард с готовностью отвечает, то и дело порываясь продолжить рассказ в стихах, но натыкаясь на мой неодобрительный взгляд, тут же отбрасывает эту идею. После, когда он растерянно жмет плечами, говоря о том, что больше ничего не знает, прощаюсь с ним, и, взяв коня под уздцы, пешком иду в сторону местной корчмы, где провожу ночь, укладывая в голове не только полученную информацию, но и успевшие поостыть эмоции.
Несколько часов отдыха - и когда на дворе только-только начинает светать, я поднимаюсь с кровати, а пока привожу себя в порядок, размышляю о том, куда ехать дальше. Размышляю и о том, правильно ли сделала, когда обратилась за помощью к Геральту. Ох, если бы не Цири, если бы не Дикая Охота и эта политика, то жила бы сейчас относительно беззаботно, не терзаясь этими скверными, как мне кажется в данный момент, чувствами.

***

Проходит несколько дней. Проходит неделя. Проходит, кажется, несколько месяцев, а отыскать Цири так и не удалось. Мне все время кажется, что она где-то совсем рядом, что стоит проехать еще несколько верст, и в корчме, расположившейся в ближайшей деревне, именно её я встречу, спорящую с местными мужиками по поводу какой-нибудь нелепой ситуации. А еще мне очень хочется, чтобы Геральт был с ней.
Я совру, если скажу, что совсем по нему не скучаю. Нет, скучаю, скучаю дьявольски, и очень хочу увидеть - как минимум для того, чтобы удостовериться, что с ним все хорошо. Но прошло слишком мало времени, чтобы под толстым слоем пыли схоронились воспоминания, болезненно вонзившиеся куда-то в спину. Я все еще помню его холодное безразличие, помню абсолютное спокойствие и суровую ведьмачью сдержанность. Помню - и все-таки на душе как-то неспокойно.

Небольшая лодка размеренно покачивается на ледяных волнах, ударяющихся о деревянные борта, а в воздухе начинают кружится блестящие, пушистые снежинки, означающие лишь то, что совсем скоро мы причалим к Ард Скеллиг. Я стою, опустив скрещенные руки на фальшборт, и, подавшись немного вперед, вглядываюсь в бесконечную синеву холодного моря, прислушиваясь к ощущениям, терзающим меня долгое время. Не знаю, как это объяснить, не нахожу ответы на вопросы, вертящиеся в голове, но с каждым медленным покачиванием лодки, подхватываемой течением, я с тревогой поджимаю губы. Не зря, как оказалось.
В нескольких сантиметрах от моего локтя вдруг садится пустельга, переминается с лапы на лапу, вертит головой, и смотрит на меня. Удивляюсь сначала, повернувшись к птице, а затем хмурюсь. Подставляю руку, и она перепрыгивает на согнутый указательный палец. Пристально смотрю в маленькие, будто черные бусины, глаза, а после, когда пустельга, несколько раз торопливо хлопнув крыльями, взлетает и скрывается где-то в туманной дымке, я хмурюсь сильнее.
Не зря тревога касается моего сознания. Нехорошее предчувствие неотвратимой беды влетело в голову так же стремительно, как появившаяся из ниоткуда птица. И снова оно коснулось ведьмака, между тем заставив меня оказаться на распутье: оставить все так, как есть, и, вопреки всему, отправиться дальше, в ином направлении, ведь Геральт не просто человек, ведь Геральт справится так, как делает это всегда, ведь Геральт отнюдь не один? Или вновь бросится в омут с головой, потому что таково Предназначение, благодаря которому нашим путям дань пересекаться снова и снова?
Ответ, в общем-то, очевиден: я не в силах бросить мужчину даже тогда, когда нахожусь на другом конце света. Это, быть может, слабость. Это, быть может, дурость. Это пренебрежение собственной гордостью, но я готова из раза в раз плевать на все, иначе то, что эти долгие годы творится между нами - зря.

Каэр Трольд встречает меня неизменно промозглой погодой и пробирающим до мозга костей ветром. Из дружеского разговора с Крахом я узнаю, что Геральт находится где-то рядом, что его видели в какой-то деревне. Мне дают коня, который стремительно пересекает городские ворота, петляет по извилистым тропинкам, тяжело дышит, отчего из ноздрей валит заметный пар, и приближает меня к ведьмаку.
А в голове между тем скачет единственная мысль, все еще заставляющая сомневаться в правильности действий: быть может Геральт рядом со мной в плане местонахождения, но он никогда, кажется, не будет рядом так, как мне бы того хотелось - даже если в этот момент мы будем находиться на расстоянии вытянутой руки.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (17.06.2017 23:45:53)

Конь беспрепятственно скачет по насквозь промерзшей земле, не обращая внимания ни на попадающиеся под копыта камни и сломанные ветки, ни на промозглые порывы ветра, ударяющие в его грудь, украшенную нагрудником с медным, потертым, повидавшим виды медальоном с изображением кабаньей морды, ни на редкие пронзительные завывания волков, доносящиеся откуда-то из чащи. Впрочем, чем дальше от Каэр Трольда он меня уносит, тем изменчивее становится погода: в городе, буквально высеченном в высоких, могущественных, и неприступных скалах, гудели сильные ветры, холодный воздух сковывал дыхание, а легкие будто острыми иглами пронзались; голубизна спокойного неба здесь виделась крайне редко, потому как большую часть времени над городом нависали серые облака, которые, вопреки всему, казались мягкими и словно пушистыми, безустанно оседая на земле точно такими же мягкими снежинками, образуя белоснежное покрывало, оказывающееся моментально истоптанным тяжелыми подошвами местных воинов; в глубине же острова, там, где высокие горы сменяются неровными возвышенностями и глубокими низинами, а деревни и менее величественные города скрываются среди многочисленных бурьянов и лесных массивов, снега почти не бывает, хотя температура частенько опускается ниже комфортного минимума.
Природа в этих местах, ровно так же, как и политическая обстановка, в корне отличается от всего того, что творится на землях континента. Жители Скеллиге - воинственные и непокорные, привыкли жить самостоятельно, без влияния каких-либо государств, якобы надеющихся заполучить под свое крыло не только внушительную территорию, но и не менее внушительную армию, ведь ни для кого не секрет, что один местный воин стоит десятка нильфгаардских или реданских гвардейцев. Я бы, наверное, с удовольствием осталась в этих местах, осела где-нибудь близ Каэр Трольда, тем самым оградив себя от бесконечных интриг и дворцовых переворотов. Но все это потом, когда Цири будет в безопасности.

Я резко тяну поводья на себя, заставляя коня остановиться, когда мы оказываемся в небольшой деревне. Возле одного из домой, расположившихся немного в стороне от широкой поляны, собралось несколько человек, занятых своими делами. Приподнимаюсь в стременах, оглядываюсь, и замечаю пустую доску объявлений, а рядом с ней старика, примостившегося на сломанной бочке. Цокаю языком, и конь, шлепнув губами, уводит сначала голову в сторону, а затем шагает и сам.
Дед, как оказалось, немного задремал, потому, когда мы оказываемся совсем рядом, а конь с интересом заглядывает под поля соломенной шляпы, я снова натягиваю поводья, отчего он, чертыхнувшись, негодующе пыхтит и громко фыркает.
- Ох Боги, - дергается дед, хватаясь за сердце. - что за шутки, ироды несча.. - он замолкает, когда видит перед собой морду жеребца, а после, когда поднимает взгляд и видит уже непосредственно меня, неопределенно чешет затылок, сдвигая шляпу на лицо.
- Я ищу мужчину: светлые волосы, шрамы на лице..
- Два меча-а-а, - протяжно добавляет старик, возвращая шляпу в исходное положение. - ведьмак, чёль? Да был тут давеча, заказ на страховидло взял, да о девке какой-то расспрашивал.
- И что там?
- Где?
- Спрашивал что?
- Кто?
И тут меня вдруг накрывает такое острое раздражение, что я едва сдерживаюсь, чтобы не наделать новых проблем, способных значительно усугубить ситуацию.
- Ведьмак о девушке расспрашивал, - прикрываю на мгновение глаза, тихо выдыхаю через округленные губы, сжимая ладонью поводья. - что именно?
- А-а-а... да не ведаю я. - ладонь сжимается сильнее, я хмурюсь, а взгляд фиалковых глаз недобро сверкает. - Не серчай, госпожа, - заметив выражение лица, сконфуживается дед. - старый я совсем, память ни к черту. Спроси у молодежи, может они тебе чем помогут.

Несколько человек, которых ранее видела возле лачуги, действительно мне помогли. Они рассказали о Геральте, рассказали о Цири и о том, что она была здесь совсем недавно; рассказали так же и про Труса, которого видели с девушкой на конюшнях, а после, когда нелицеприятное прозвище закрепилось за парнем, он отправился убивать какое-то чудовище - им ведьмак так же заинтересовался.
Конь громко ржет, когда я ударяю коленями по его бокам, распугивает тем самым местных жителей, с подозрением и, быть может, даже неким презрением глядящих в мою сторону, а после, переминувшись с ноги на ногу, бодро разворачивается в обратную сторону. Мы выезжаем на дорогу, ведущую на север - она петляет вдоль неглубокой канавы, поросшей высокой травой и двоегротом, с едва распустившимися красноватыми цветками, часто используемые травниками.
Меня все еще не покидают странные эмоции, терзают противоречия, а где-то глубоко внутри борются чувства: с одной стороны, я очень скучаю по Геральту, скучаю по его редким, но чертовски приятным комплиментам, скучаю по каждому прикосновению сильных, грубых рук, в некоторые моменты становящихся парадоксально мягкими и аккуратными; с другой стороны, стоит хотя бы на мгновение вспомнить нашу последнюю встречу, как в груди начинает неприятно ныть, а нутро будто в тяжелый, тугой узел стягивается, четким раздражением концентрируясь где-то внизу живота. Я всегда знала, что Геральт привлекает женские взгляды, вместе с тем став довольно популярной личностью среди столичных борделей, где девицы готовы много отдать, чтобы заманить ведьмака к себе в койку. Более того, я всегда знала и то, что Геральт не пренебрегает этим положением, и спокойно пользуется. Но все-таки одно дело, когда ты думаешь об этом, находясь за много верст, в другом городе, или даже в другой стране, и совсем другое, когда ты воочию видишь не только эту картину, но еще и безразличный взгляд, будто все так, как должно быть.
Наверное, так и правда должно быть.

Эти мысли заставляют меня резко остановить коня, который незадачливо поворачивает голову, смотрит на меня, и фыркает. Поджимаю губы, хмурюсь, глядя куда-то вперед, между тем поглаживая животное по загривку. Чудовище, о котором говорили местные, обитает немного к западу от Священной Рощи: оглядываюсь, замечаю небольшую тропинку, ведущую вглубь чащи. Медлю некоторое время, а после, шумно, сдавленно, тяжело выдохнув, но решив, что так будет лучше не только для меня, но и для Геральта,  поворачиваю коня в противоположную сторону.

Проходит достаточно времени, прежде чем я оказываюсь возле ворот, запертых проржавевшей, но достаточно прочной решеткой. Спешиваюсь, отпускаю коня, а сама подхожу к каменистым ступеням, успевшим покрыться мхом. Это место нагнетает не самую располагающую обстановку: ветер шумит среди листвы, откуда-то из-за высокого кирпичного забора, точно так же покрытого мхом, раздается непонятное урчание, смешанное с хриплым рыком и сдавленным скулежом.
Мне не нравится это место, но это как раз тот случай, когда то, что я хочу, совсем не имеет значения.
Делаю несколько шагов в сторону, неотрывно глядя сквозь прутья решетки. Прислушиваюсь, когда вновь останавливаюсь. Позади отчетливо слышу шаги, которые приглушаются скрипом и шорохом, но поворачиваться не спешу. Я знаю, что это Геральт. Давно поняла, потому как уловила его мысли. Почему не повернулась? Не хочу смотреть в его глаза, потому как он, в свою очередь, сделает то же самое, а в моих собственных глазах слишком ясно читается то, что я мужчине рада.
- Я и не собиралась, - спокойным, ровным тоном говорю, все так же не глядя на ведьмака. - как дела с чудовищем? Полагаю, не возникло трудностей. - поворачиваю голову, но опущенный взгляд прикован исключительно к броне, запачканной относительно свежей кровью.
Главное, чтобы она принадлежала не Геральту.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Прохладный порыв ветра, приносящий к нам странные и немного устрашающие звуки, заставляет незаметно поежиться. Взгляд, скользящий по испачканной броне, по запятнанной кровью кольчуге ведьмака, уходит в сторону, снова цепляется за территорию, расположившуюся за высокими воротами, которые, похоже, давно никто не открывал даже не смотря на то, что никаких видимых препятствий не видно. Замок, свисающий с отогнутой железяки, давно почернел, покрылся толстым слоем пыли, смываемой, видимо, лишь во времена редких дождей; увесистая цепь, перекинутая через несколько прутьев, точно такая же: почерневшая, ржавая, покореженная.
Небольшая площадка, на которую ведут длинные ступени, давно застелена неровным покрывалом пробившейся и взявшей верх растительностью. Множество разбросанных кусков камня, отколовшихся от забора, и разлетевшихся по разным сторонам, сухие прутья, пара позеленевших скелетов - в них едва ли можно было узнать некогда человеческие очертания, и если бы не часть черепа, валяющаяся у правой стороны ворот, придавленная сгнившей доской, то с трудом можно было бы предположить, что принадлежат они каким-то искателям приключений, забредшим к Священной Роще скорее всего ради алчного желания заполучить несметные сокровища. Вряд ли им было известно, что совсем не золото и драгоценные камни имели ввиду сказания, распространяемые об этом месте.
Гиндар является той самой достопримечательностью, которая яро выбивается из общей картины этих островов. Суровый климат, царящий на Ард Скеллиге, подразумевает достаточно продолжительные периоды холодов, несущие за собой исключительно пагубное влияние для местных земледельцев, которым вынужденно пришлось приспосабливаться.
А вот земли, принадлежащие храму Фрейи, который окружен Священной Рощей - это поистине превосходное место, имеющее не только свою неподдельную атмосферу и более лояльный климат, но еще и волшебные свойства. Именно это является тем сокровищем, о которых слагают рассказы, блуждающие по городам и деревням, и притягивающие различных разбойников, нередко с досадой обнаруживающих обычные, с виду, катакомбы.
К сожалению, эти места притягивают не только людей, движимых до невозможности банальным любопытством, но и, как оказалось, чудовищ.
И речь идет далеко не о василисках и утопцах.

Я все-таки поворачиваю голову в сторону ведьмака, несколько быстрых секунд смотрю в глаза, сохраняя невозмутимое спокойствие и холодную сдержанность, а после, когда мужчина решительно шагает вперед, открывает ворота, отзывающиеся протяжным скрипом - кажется, вместе с ним слышится не менее протяжное, приглушенное урчание, - и оказывается на территории рощи, я иду следом, аккуратно обходя разбросанные кости.
- Ты озверел - так останься же зверем навечно.. - совсем тихо добавляю после того, как Геральт замолкает, между тем глядя по сторонам, рассматривая извивающиеся кусты и ветки, на которых среди многочисленной зелени хорошо заметны нередкие пожелтевшие, иссохшие листья - результат медленно угасающей силы. Я услышала эти слова от одного из местных жителей, и отчего-то запомнила особенно хорошо. Зачем? Понятия не имею, но именно эта фраза вертится в моей голове с тех пор, как оказалась близ храма. Наверное, это и к лучшему, потому как эти незначительные мысли вытесняют собой размышления, напрямую касающиеся Геральта.
Они сейчас ни к чему.
Они, впрочем, ни к чему вовсе.

Мы идем еще некоторое время, прежде чем подходим к самому сердцу не только рощи, но и храма - к дубу. Именно в этом месте концентрируется вся энергия. И именно в этом месте нас встречает мирно лежащий на земле труп, начавший разлагаться и источающий смрадный запах. На протяжении всего пути нам встречались лишь скелеты, принадлежащие тем людям, которым не посчастливилось выбраться из цепких лап чудовища, убивающего всех, кто осмеливается пересечь допустимую черту. Не сложно сложить дважды два, чтобы получить гниющее тело Труса, который, к сожалению, информацию о Цири унес с собой в могилу.
Задумчиво поджимаю губы, окидываю взглядом сначала искореженное от боли лицо трупа, а затем поднимаю его, глядя на широкий, массивный ствол дуба, величественно раскинувший ветки, образовав некое подобие крыши. Я чувствую силу - она невидима, но хорошо осязаема; она довольно мощна, и способна стать катализатором для множества заклинаний, с которыми в повседневности способен справиться далеко не каждый чародей; она может помочь нам - и сомневаться в этом не приходится.
Я опускаю глаза, глядя теперь на ведьмака, склонившегося над трупом. Он вряд ли одобрит идею, посетившую меня буквально несколько секунд назад, потому как слишком тактично и толерантно относится к подобным вещам, поэтому вслух ничего не озвучиваю. Делаю короткий шаг, останавливаюсь рядом с мужчиной, между тем коснувшись пальцами, скрытыми под перчаткой, собственного подбородка.
Проходит всего несколько секунд, прежде чем относительная тишина нарушается тем рыком и хрипением, которое мне довелось услышать сказу же, стоило приблизиться к воротам. Из кустов показывается сначала лохматая морда, а затем и сам волколак, явно не настроенный на дружескую беседу. Тот разбойник, заколдованный, и теперь заливающий священные земли невинной кровью.
Ведьмак же, как истинный защитник, выходит вперед, загораживает меня. Я же, в свою очередь, делаю шаг назад, прекрасно понимая, что в самое пекло лучше не соваться. Геральт с ним справится, потому что Геральт справляется всегда, а мне остается лишь наслаждаться искусным боем, и завораживающими движениями. Мне всегда нравилось смотреть, как знаменитый мастер меча ловко избавляется от противников, не оставляя им ни единого шанса. Нравилось видеть меняющиеся лица, теряющие всю свою самоуверенность, на смену которым неизменно приходят осознание и обычный страх. Нравилось ощущать эту силу под собственными ладонями в те немногочисленные периоды, когда ведьмак был рядом. Совсем рядом.

Бой длится не долго, и заканчивается, естественно, решительной победой Белого Волка, хотя Моркварг отнюдь не умирает. Он валится на землю, хрипит и стонет громче, а после говорит. Я слушаю его, оставаясь немного позади, а вместе с тем слышу и силу проклятия, наложенного на страдающего зверя.
- Геральт, - делаю шаг, оказавшись ближе, но глаз от волколака не отвожу, хотя прекрасно чувствую на себе взгляд мужчины. - это многоуровневое проклятие, просто так с ним не справиться. Убей его. - совершенно не заботясь о том, что зверь все прекрасно слышит, говорю я, и только после этого перевожу взгляд на Геральта.
- Я-я-я... ар-р-р... я всер-р-равно вер-р-рнус-сь.. всегда-а-а-а, - он раздражается громким кашлем, выплевывая из пасти кровь и слюни. - возвр-ра-а-а-а-ащаюсь. - добавляет, сорвавшись на скулеж, а я, немного помедлив, кладу ладонь на мужское плечо, сжимаю, и киваю в сторону.

- Проклятие можно снять, - ровным тоном говорю, когда мы отходим от стонущего зверя, бороздящего острыми когтями землю. Меня не заботит то, что он может услышать этот разговор, потому как.. быть может, услышать он и способен, но сейчас не в состоянии концентрироваться на словах, потому как концентрируется на мучительной боли. - но обычная магия здесь вряд ли справится. Необходимо что-то еще, а это что-то, в свою очередь, необходимо найти.. для начала. На это потребуется время, которого у нас, как ты понимаешь, нет. - скрещиваю руки на груди, заглядывая за мужскую спину. - Но от него можно избавиться обычным путем. Все в лучших ведьмачьих традициях, как ты любишь. - жму плечами, возвращаясь в исходное положение. Смотрю в глаза, и добавляю, тем самым опережая вполне логичный вопрос:
- Его собственное мясо. Убить его сейчас, взять хороший кусок, а затем, когда он вновь очнется, просто накормить. У нас, если так посудить, будет достаточно времени до того, как зверь вновь восстанет, и это время предлагаю потратить на Труса, который с готовностью, - поворачиваю голову в сторону трупа, - поделится информацией.
Решать тебе, ведьмак.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Я озвучиваю свои предположения касательно Моркварга, при том неотрывно глядя в затуманенные безысходностью и болезненным голодом глаза зверя, мечущиеся по округе, и с беспрестанной надеждой на помощь цепляющиеся то за стоящих чуть поодаль нас, то за тихо шелестящую под легкими дуновениями ветра траву, тем самым пытаясь, видимо, переключить внимание с обжигающей нутро боли на что-то отстраненное и нейтральное.
Геральт коротко кивает мне, а после обращает все свое внимание на волколака. Я же нерушимой стеной остаюсь на месте, будто вросла ногами в землю точно так же, как сильными, могучими корнями врос в землю многолетний дуб, расположившийся совсем рядом. Все-таки то, что касается непосредственно чудовища, я предпочитаю благоразумно переложить на плечи мужчины, ведь это он - ведьмак, он - тот профессионал, беспрекословно справляющийся с подобными ситуациями, и неизменно силящийся очистить от всякой тьмы тот мир, который, как-бы скверно это не звучало, уже давно этой тьмой пропитан.
Тьма - это неотъемлемая часть жизни, её прямая составляющая, и лишь такие люди, как Геральт - с неискоренимой верой стремящиеся оттереть с некогда ровной и идеально чистой тарелки то, что на деле является трещиной или сколом, - не позволяют хаосу окончательно занять главенствующие позиции.
Я, к сожалению, к таким людям не отношусь.
Мне не видно мужского лица, не видно его глаз, в которых слишком редко можно заметить какие-либо эмоции, но зато хорошо слышно редкие мысли, проскальзывающие в его голове при взгляде на измученного зверя. Он желает помочь, по-детски невинно верит в то, что люди, пусть и скованные проклятием, способны измениться, способны бескорыстно творить добро, потому что в какой-то момент совершенно чужой человек отплатил им той же монетой; он, будучи ведьмаком, - которых самым безжалостным образом лишают присущих людям эмоций, сопереживаний, и страхов, - чудовищем, отродьем, и мутантом, как принято считать в простонародье, вопреки общепринятому мнению, касающемуся этого ремесла, является намного человечнее и благороднее, чем самые знатные и почетные рыцари при королевских дворах, которые под маской чести творят безнравственные вещи, зачастую пренебрегая жизнями ни в чем неповинных людей.
Наверное, именно в этом заключается моя безрассудная тяга к мужчине. Изначально, зная о ведьмаках, но никогда не пересекаясь с ними, я слепо следовала мнению о том, что лишенный чувств мутант - это всего лишь звено определенной цепи, не удостаиваемая внимания. А потом, когда Геральт без колебаний вырвал меня из лап могущественного джина, при том не глядя на мои предшествующие действия и циничное использование его в собственных целях, когда от ран истекал кровью точно так же, как и любой другой, оказавшийся на его месте, я целиком и полностью осознала, что за устоявшимися скверными суждениями скрывается человек - самый обычный человек, который ест ту же пищу, пьет тот же эль, и чувствует все то же самое, только в менее масштабных пропорциях.
Мы дьявольски разные, и именно поэтому мужчина так мне нужен.

Глядя на обезглавленное тело Моркварга, я не испытываю и толики сострадания, потому как искренне считаю, что на такую судьбу он обрек себя собственноручно, когда исключительно из алчных побуждений вырезал жриц, заливая священное место реками крови. То, что его прокляли - вполне разумное и заслуженное наказание, хотя в этой ситуации я не желаю принимать ни сторону разбойника, ни сторону жертвы.
У нас есть дела поважнее.

То, что Геральт противится, не желает прибегать к некромантии, при том используя силу Священной Рощи, совершенно не удивительно. Меня и саму, если честно, не особо прельщает перспектива заниматься этим крайне отвратным занятием. Но другого выбора у нас, по правде говоря, нет.
- Послушай, - вздыхаю я, между тем поднимаю голову, перехватывая взгляд мужчины. - у меня нет никакого желания использовать некромантию.. Но желания в один прекрасный момент точно так же найти под каким-нибудь деревом гниющее тело - прости за прямоту, - Цири, у меня нет тоже. - делаю пару коротких шагов в сторону, кошусь на мужчину, и серьезно добавляю: - не будь таким моралистом, Геральт. У нас нет на это времени.

Мне требуется несколько секунд для того, чтобы сконцентрироваться на заклинании. Закрываю глаза, и произношу его, когда правая ладонь сжимается в кулак, но тут же раскрывается, а обсидиановая звезда начинает светиться, черпая магическую силу этого места. Я чувствую, как она волнами прокатывается по телу, как затмевает разум, позволяя ощутить невероятно мощное заклинание, способное оживить мертвого.
И он оживает в тот момент, когда некогда светлое и безоблачное небо, виднеющееся сквозь кроны деревьев, затягивается серой пеленой. Поднимается ветер, порывами поднимая сухую листву и пыль. А вместе с ними поднимается труп, чье лицо кривится в неопределенных приступах и судорогах, а сам он с трудом пытается отдышаться.
- Ты - Трус и из Лофотена?
- Нннн... Неееет.. Ммммооооее иммяяяааа... Сссскьяяааллль!
- Меня это не интересует. Мы ищем девушку - Цири. Серые волосы, зеленые глаза... Что с ней? Говори!
- Ии... из-за нее ммммееняяаа прооклялии..
Я напряженно поджимаю губы, хмурюсь, между тем продолжая концентрироваться на заклинании: оно усиливается, отчего Трус начинает кряхтеть, стонать, и корчиться так, словно его пронзает дикая боль. Быть может, это действительно так, но меня это мало волнует.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

После недолгого молчания, сопровождающегося надрывным мычанием, сопением, и хрипением ожившего трупа, к разговору подключается Геральт, который относится к Трусу более лояльно. Голос мужчины звучит спокойно, ровно, и добродушно, когда он присаживается на корточки рядом, и смотрит исключительно на заикающееся, как и прежде мерзко воняющее тело, прерывисто покачивающее головой, пытающееся поднять непослушные руки, и скользящее затуманенными, побледневшими глазами, некогда имеющими, видимо, болотный цвет, по округе. Моя ладонь, до этого периодически сжимающаяся в попытках усилить заклинание, покорно разжимается в тот момент, когда взгляд касается лица ведьмака, безмолвно просящего ослабить хватку. Поджав в напряжении губы, я вдыхаю носом воздух, тягучий не только за счет магии, но и от неприятного, отвратительного запаха. Брезгливо морщусь, и, в желании не зацикливаться на этом моменте, перевожу взгляд, царапая им седой затылок, широкие плечи, рукоять ведьмачьих мечей, дремлющих в ножнах и дожидающихся своего часа.
Геральт продолжает говорить, заверяет Труса, что за информацию отплатит благим деянием, по всем законам и моральным нормам похоронив тело, между тем возвратив еще и доброе имя. Я все еще вслушиваюсь в его голос, улавливаю интонацию, с которой он все это говорит, вместе с тем убеждаясь, что все сказанное - это не банальное желание вытянуть информацию, после получения которой тело так и останется гнить под многовековым дубом.
Так поступила бы я, потому что не привыкла быть как частью каких-либо благородных жестов, так и частью чьей-либо жизни, предпочитая вместо этого быть кем-то вроде кошки, которая гуляет сама по себе. Такая жизнь исключает множество проблем, которые запускают в сознание свои цепкие, когтистые лапы, давят на нервы с такой силой, что кажется, будто находишься в какой-то тесной коробке, стенки которой безжалостно съезжаются к самому центру - и в этом центре сидишь ты, понимая, что выхода нет. И спасения нет. Надежды, как правило, нет тоже. Лишь замкнутое, слишком узкое пространство, которое приходится делить с проблемами, находясь в их окружении. Компания такая себе, честно говоря.
Но так не поступит ведьмак, который бескорыстно желает помочь многим, из-за чего ввязывается в неприятности чаще, чем я дышу; который с неиссякаемым энтузиазмом вытягивает из многочисленных проблем тех, кто этого, по большому счету, совсем не заслуживает - как, например, Моркварг. И который, вопреки всему, стал неотъемлемой частью моей жизни, тем самым заставив меня испытывать устрашающе крепкое желание отплатить ему той же монетой. Проблема лишь в том, что я не уверена, хватит ли у нее ценности, чтобы сполна покрыть то, что дает Геральт. И есть ли у меня такая монета вообще.

Скьялль рассказывает обо всем, что произошло в деревне с появлением Цири. Не нахожу ничего удивительного в том, что вслед за ней на небольшое поселение обрушился гнев Дикой Охоты, всадники которой привыкли безоговорочно получать то, что желают, попутно уничтожая все, что подворачивается под тяжелые мечи и кривые, но острые клыки их ищеек - и тут совершенно неважно, что это: жизнь единственного случайного человека, одной семьи, или же целой деревни.
Узнав все, что нужно, Геральт поднимается, выпрямляется, и коротко кивает. Я замечаю это, и медленно опускаю руку. Тело еще несколько секунд хрипит, воет, а после на протяжном стоне валится обратно на землю, сохраняя на лице гримасу мучительной боли. Выдыхаю через приоткрытые губы, и, отшатнувшись, делаю короткий шаг назад лишь для того, чтобы удержать равновесие. Нутро неприятно крутит, желудок сдавливает, приступ тошноты не заставляет себя долго ждать, а помутненный взгляд не может сфокусироваться на какой-то определенной детали. Состояние паршивое, если честно, непривычное, но далеко не новое.
Голос ведьмака звучит приглушенно, нечетко, будто я нахожусь за стеклом. Тру указательным и средним пальцами переносицу, после чего поднимаю взгляд, смотрю на мужчину, и согласно киваю. Найти эльфа необходимо, вот только мы понятия не имеем о его местоположении, а из слов Скьялля не сложно догадаться, что этот товарищ способен пропадать бесследно, оставляя после себя лишь яркую вспышку. Замечательно.

- Что... что вы сделали с рощей?! - раздается чересчур звонкий голос, съезжающий на пронзительный писк, от которого хочется зажать уши руками. Я стою боком к женщинам, решительно направляющимся в нашу сторону, смотрю прямо перед собой, уткнувшись переносицей в сжатый кулак правой руки, поставленной на предплечье левой. - Вы погубили священное место!
- Успокойтесь.. - тихо говорю, скрещивая руки на груди, но на появившихся женщин не смотрю.
- Успокойтесь? Не успокаивайте меня! Вы осквернили храм ради какой-то неизвестной женщины. Думаете, что можете безнаказанно уничтожить рощу? - уже уничтожили. - Весь Скеллиге узнает о том, что вы сделали!
- Я сделала, - все так же тихо, без грубости отвечаю, наконец-таки подняв взгляд. - одна. Ведьмак пытался остановить, но я к нему не прислушалась.
- Ничего удивительного. Мне говорили о том, что ты.. - женщина замолкает, сурово сдвигая брови к переносице. - чародейка... - спустя долю секунды добавляет, буквально выплевывая это слово мне в лицо, не скупясь на выражение своего пренебрежительного отношения. В любой другой ситуации я бы без сомнений ответила на столь некультурное обращение, но сил на достойный отпор у меня попросту нет. Впрочем, как и желания.
Она говорит что-то еще, и каждое словно пропитано ядом. Я же, в свою очередь, продолжаю молчать, вновь глядя куда-то в сторону. Всем людям свойственны грехи, за которые в будущем придется расплачиваться. Моя жизнь - это хорошо слаженный, перманентный механизм, состоящий из череды погрешностей и расплаты за них, потому на случившееся мой взгляд падает исключительно с одной единственной стороны: я совершила очередную ошибку, за которую в скором времени поплачусь, но вины за собой не чувствую, потому как искренне считаю, что поступила правильно. Следует как можно скорее отыскать Цири, и я сделаю все возможное, чтобы это сделать, и плевать, если для этого мне придется осквернить еще сотню священных мест.

Женщины, недовольно фыркнув напоследок, уходят, оставляя нас один на один с медленно умирающей рощей. Дуб постепенно потерял все свои листья, а порывы ветра стали холоднее.
- Вернемся в Каэр Трольд.. я хочу немного отдохнуть. Подумаем, как нам отыскать эльфа, прежде чем слепо срываться в неизвестном направлении.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (06.07.2017 18:18:19)

Усталость терпким ядом прокрадывается под кожу, ноющей болью вгрызается куда-то в область висков, смешивается со скользящей вдоль позвоночника прохладой, дарованной редкими порывами завывающего между оголившимися ветками деревьев ветра, без труда пробирающегося под одежду. И все это каким-то непонятным для меня образом дарит не угнетающую тяжесть, не бесконечно сильное желание побыстрее оказаться в какой-нибудь теплой комнате, где стол будет любезно сервирован, устилаясь самой разнообразной едой, как жест щедрости и уважения Краха, а в банях будет дожидаться своего часа кадка с нагретой до нужной температуры водой. Вместо этого хорошо ощутимая усталость наводит меня на мысль, что сделанное отнюдь не напрасно, а умершая роща, обронившая свои зеленые листья на землю в качестве покрывала, помогла нам приблизиться к Цири еще на один шаг - пусть незначительный, но довольно ощутимый в свете последних событий. А мысли эти, в свою очередь, даруют взгляду ясность, а телу - те недостающие крупицы силы, которые позволят таки добраться до тихого, спокойного места, где в порядок потребуется привести не только расшатанную душевную организацию, но и, отчасти, собственную жизнь.
Конь терпеливо дожидается меня на том же месте. Часто покачивая головой, он склоняется к земле, старательно исследуя и выбирая относительно свежую траву из пожухшей и притоптанной. Тихий звон узды приглушается карканьем ворона, расположившегося на толстой, сухой ветке прямо над нами, заставив меня на мгновение поднять взгляд, без особого интереса пробежавшийся по встрепенувшейся птице.
Я не поворачиваюсь к мужчине, когда слышу его голос.
- Могла, - отвечаю, вместе с тем проверяя и немного подтягивая подпругу, а после провожу ладонью по шее жеребца. - но не хотела. Перехватываю и сжимаю поводья, запрыгиваю в седло, и тяну левую сторону на себя, посылая коня в галоп несильным ударом пяток в бока.
***
Каэр Трольд встречает нас все той же суровой погодой, когда с промозглыми ветрами может поспорить разве что безостановочно сыплющийся и устилающий землю белоснежным покрывалом снег. После дождя, сопровождающего нас на протяжении большей части пути, местный температурный минимум становится в разы ощутимее.
Конь размеренным шагом ступает по вымощенной камнями тропинке, устремляясь к небольшой площади, в самом центре которой расположилось подобие фонтана, который давно служит исключительно временной скамейкой для вальяжно прогуливающихся стражников, следящих за порядком. Тяну поводья - и мы останавливаемся. Смотрю на мальчишку, подбежавшего за лошадью, из под припорошенного снегом капюшона, который, впрочем, тут же стягиваю с головы, вместе с тем ежусь от ветра, кусающего открывшиеся участки шеи. Промокший плащ вот-вот грозится превратиться в ледяную глыбу. Впрочем, мы с Геральтом тоже находимся примерно на том же уровне, а это значит лишь то, что следует быстрее найти в этой огромной крепости какое-нибудь уютное место.
- Ох, вы вернулись. Вместе. - констатирует и без того заметный факт Крах, появившийся буквально из неоткуда. Пальцами провожу по волосам, убирая намокшие пряди подальше от открытых участков кожи, и поворачиваюсь к мужчине, своими внушительными размерами, и изобилием меховых изделий больше напоминающего медведя. В свирепости, впрочем, равных ему так же не было - и не завидую я тем, кто осмелится встать на пути у этого человека. Но в мирное время Крах ан Крайт был довольно приятным мужчиной, щедрым, дружелюбным, а порой, когда концентрация алкоголя в крови возрастала, был по-забавному неуклюжим.
- Йеннифэр. - он подходит ближе, в приветственном жесте подается немного вперед, слабо поклонившись, и мне удается перехватить его взгляд, как и прежде сверкающий каким-то загадочным блеском. Когда-то нас связывали довольно близкие отношения, и если в моих воспоминаниях эти моменты притуплялись, покрывались толстым слоем пыли, то в его, кажется, были столь же свежи и ярки.
- Геральт, - теперь он смотрит непосредственно на ведьмака, подперев одной рукой бок, а второй поглаживая густую бороду. - надеюсь, что ваше путешествие хотя-бы отчасти увенчалось успехом. Удалось узнать что-нибудь о Цирилле?
- Немного, - коротко отвечаю я, стягивая с руки намокшую перчатку. - но..
- Это лучше, чем ничего, полагаю. - заканчивает за меня мужчина, вскидывая бровь. - Если я могу быть чем-то полезен.. просто дайте знать. Выглядите вы неважно, распоряжусь, чтобы вам выделили комнату в северном крыле. Еда, вино, бани.. все в вашем распоряжении. Мой дом - ваш дом, оставайтесь столько, сколько сочтёте нужным. - он растягивает губы в добродушной улыбке, между тем махнув одному из стражников рукой. Тот, коротко кивнув, тут же исчезает из поля зрения.
- Вы слишком добры, ярл. - спокойный, ровный тон приправляется сдержанным кивком, на что Крах лишь басисто смеется, зацепившись пальцами за край железного нагрудника.
- Брось, Йеннифэр, к чему эта излишняя куртуазность. - отмахивается он, а после, сославшись на дела, удаляется, сметая снег своим меховым плащом.
***
Выделенная комната оказывается довольно просторной и светлой, а теплота тут же бережно окутывает нас, стоит перешагнуть через порог. На резном, массивном столе, как мне и представлялось ранее, стоят самые разнообразные угощения, а пара бронзовых кувшинов наполнена напитками.
- Крах не скупился на проявление своей щедрости. - усмехаюсь, прохожу вглубь комнаты, попутно расстегнув застежку на шее. Перехватив грозящийся свалиться на пол плащ - намокший теперь не только от недавнего дождя, но еще и от растаявшего снега, - кидаю его на спинку стула, а сама подхожу к широкому окну, в которое беспрепятственно пробиваются последние лучи заходящего солнца. Комната находится в одной из башен, практически на самом верхнем этаже, потому открывающийся вид завораживает своей красотой: туманная дымка прохлады нависает над простирающимся вдалеке морем, чей горизонт встречается с мутно-оранжевым заревом заката; темно-зеленые, зубчатые верхушки елей перекрикиваются с медленно опавшими ветками деревьев, укрытых тонким слоем снега; скалистая местность сменяется неровными низинами, а по левую сторону раскинулась небольшая деревня.
- Иди ко мне, - вдруг тихо прошу, не поворачиваясь к Геральту. Открыв окно, смахиваю тыльной стороной ладони часть снега, и упираюсь в подоконник рукам. Я не могу понять ни собственных мотивов, ни собственных мыслей, но отчего-то единственное, чего сейчас дьявольски желаю - это почувствовать не то тепло, которое дарит потрескивающий поленьями камин, а то тепло, которое дарит близость любимого мужчины.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (11.07.2017 22:24:32)

Ярко - оранжевый закат с каждой секундой становится все мутнее, теряет свои насыщенные краски, растворяется в редких снежинках, подхватываемых порывами ветра, закручивающихся, оседающих на деревьях, неровных крышах, земле, а после вовсе сходит на нет, уступая место опустившейся на острова Скеллиге ночи. По темному полотну неба, усыпанному с трудом проглядывающимися точками горящих звезд, которое на линии горизонта сливается с не менее темным полотном неспокойного, холодного моря, растянулись тяжелые, будто налитые свинцом тучи, медленно скользящие по направлению ветра так же решительно, как знаменитые драккары местных воинов бороздят бесконечно темные моря, разрезая водную гладь, будоража и волнуя ее. Мне отчего-то нравится наблюдать за подобной картиной именно из окон Каэр Трольда. Здесь по особенному рьяно чувствуется непередаваемая атмосфера спокойствия и полной, безоговорочной защиты. Именно стены этой крепости способны успокоить разбушевавшиеся нервы, расшатанную душевную организацию, и - как-бы странно это не звучало, - отчасти разбитую вдребезги жизнь. Наверное, это были как раз те главные составляющие, благодаря которым я сделала свой выбор в пользу этих мест, когда под необъяснимым - а оттого и неконтролируемым, - приступом гнева стремительно покинула новиградские земли, оставив позади не только высокие, нерушимые городские стены, но и ведьмака, в чьей постели довелось обнаружить очередную девчонку. В тот момент я не думала о том, что делать дальше, куда поехать, и как наладить то, что, казалось бы, безвозвратно раздроблено - снова, - но отголоски сознания продолжали упрямо твердить о том, что убежать не получится, скрыться не удастся, спрятаться невозможно: где бы я не находилась, куда бы я не отправилась, что бы я не делала - предназначение вновь вернет меня к человеку, который наравне с безграничной болью способен подарить и безграничное наслаждение - и дело тут далеко не в банальных плотских утехах, - который позволяет чувствовать спокойствие и защиту не хуже, чем холодные стены Каэр Трольда.
К ведьмаку, который при любых жизненных поворотах будет оставаться тем единственным мужчиной, кто необходим как во времена беспечного счастья и беззаботно проводимых совместных моментов - будто наша жизнь ничем не отличается от жизни обычных людей, - так и во времена лютых перепалок, когда злость и вредность разгоняют нас по разным углам одного помещения, а слепая ярость, обида, и разочарование разгоняют нас по разным углам света. Я каким-то невообразимо странным образом продолжаю чувствовать потребность в Геральте даже в те острые секунды, когда единственным желанием является звонкая пощечина, оставляющая на бледной ведьмачьей коже тусклый след, и стремительное исчезновение из его жизни - в которой, как мне порой кажется, нет места никому, кроме чудовищ, на которых он охотится.
В моей жизни, если так посудить, точно так же нет места никому, кроме редко мелькающих, но надолго никогда не задерживающихся личностей, которых приходится использовать в собственных целях - если бы не это, то в моей жизни не было бы места абсолютно никому. И все-таки ведьмак, сам того не подозревая, сумел не только крепко в ней обосноваться, но и забрать себе львиную долю. Дело далеко не в пресловутом желании, когда-то сорвавшимся с его губ; дело, наверное, в том, что меня угораздило полюбить Геральта не из-за навязанных эмоций, а из-за собственных чувств, до определенного момента крепко скрытых под тяжелыми цепями и сотнями замков.
Взгляд так же неотрывно продолжает гладить темные верхушки лесов, острые выступы скал, с каждой секундой тяжелеющее небо и волнующееся все больше море - оно будто чувствует мое собственное волнение, умело спрятанное за внешним спокойствием, - когда я прошу Геральта подойти, а он без лишних разговоров выполняет просьбу. Мне все еще не удается найти собственным порывам разумное объяснение: я все еще помню ту горечь обиды, засевшую в голове со злополучного Новиграда - пусть чувствую её лишь редкими, отдаленными, быстрыми ударами сердца; я точно так же помню и разговор, который сама же начала в одной из деревушек, где мы были вынужденны остановиться - и все еще искренне верю в то, что сказанные мною слова были правильными; я знаю, что нам не дано изменить судьбу, точно так же, как не дано измениться самим - Геральт навсегда останется ведьмаком, чья жизнь наполнена лишь досаждающими чудовищами и постоянными уходами, а я навсегда останусь чародейкой, чья жизнь ограничивается лишь поиском собственной выгоды и постоянной возможностью испытывать ужасно неприятное чувство, сопутствующее пониманию того, что Геральт снова ушел. Это не изменить. Это не исправить. С этим можно только смириться, между тем не лишая себя удовольствия хотя бы в те редкие моменты, когда мы вместе.
Сейчас, например, ведьмак мне дьявольски необходим. Мне чертовски хочется вновь почувствовать его требовательные поцелуи, решительно блуждающие по телу руки, горячее дыхание - и когда его губы касаются моей шеи, а ладонь скользит по животу вниз, с моих собственных губ срывается совсем тихий стон, а по спине, прижимающейся к мужской груди, пробегают толпы мурашек. Именно этого чувства мне не хватало все это время; именно это чувство может подарить лишь Геральт.
Я наклоняю голову к плечу, подставляя шею поцелуям, но долго в таком положении не задерживаюсь, и в тот момент, когда очередной стон бесконтрольно разрезает тишину, подаюсь слегка назад, тем самым толкнув мужчину, заставив его сделать шаг назад, а после разворачиваюсь, упершись поясницей в подоконник. Сквозняк, врывающийся в комнату, скользит по влажной после поцелуев шее, отчего немного ежусь. Я медлю несколько секунд, кривлю губы в легкой ухмылке, но когда замечаю озадаченный взгляд ведьмака, подаюсь вперед, кладу ладонь на его шею со стороны затылка, и притягиваю к себе. Вторая ладонь касается небритой щеки, большим пальцем поглаживает щетину; смотрю мужчине в глаз, а после, когда сердце шлет к чертям все доводы разума, я наконец-таки касаюсь его губ, начиная медленный, но отнюдь не ласковый поцелуй - прикусываю нижнюю губу, оттягиваю её на себя, тем самым заставив Геральта придвинуться ближе, провожу языком по месту укуса и по зубам. Ладони уходят по испачканной броне вниз, останавливаются на боках, цепляются пальцами за шнуровку, не позволяя мужчине отдалиться.
Пожалуй, именно близость с Геральтом и умопомрачительный секс могут помочь не только забрать остатки сил, но и без особых усилий их восполнить.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Я обязательно тысячу раз укорю себя за то, что снова поддалась соблазну, поддалась желаниям, которые во мне пробуждает ведьмак, и поддалась чувствам, бурлящей, раскаленной до предела лавой скользящим под кожей вместе с кровью каждый раз, когда губы ведьмака касаются кожи, заставляя толпы мурашек пробегать по спине, когда его руки уверенно обнимают, прижимают меня к сильному телу, скрытому броней, испачканной грязью и чужой кровью, и тем самым дают понять, что какими бы длинными путями мы не ходили, какой бы долгой ни была разлука, нам все равно суждено пересекаться, суждено из раза в раз переживать бурю эмоций, которой награждаем друг друга при встрече, и в конечном итоге вновь расставаться, потому что так велит предназначение. Порой мне кажется, что именно в нем таится весь секрет наших непростых отношений, бросающихся из крайности в крайность, и всегда приводящих к одному и тому же исходу: предназначение, уготованное Геральту, не позволяет забывать о том, для каких именно целей за его спиной дожидаются своего часа два меча, и не позволяет ему сходить с намеченного - ведьмачьего - пути; мое собственное предназначение не позволяет ни на секунду забывать о том, ради чего я вытерпела долгие учения в Аретузе, надолго запомнив осточертевшие улицы острова Таннед, и ради чего пришлось пожертвовать возможностью познать все прелести материнства; а наше совместное предназначение, в равной степени лежащее на плечах как моих, так и Геральта, не позволяет нам познать все прелести обычной жизни, в которой нет ни политики, уже в печенках сидящей, ни вечных проблем с людьми, большинство из которых попросту сторонится нас, а некоторые не скупятся на проявление открытой агрессии. Наше предназначение не позволяет нам забывать собственную природу, ведь если бы в какой-то момент очередная короткая встреча вдруг переросла в нечто более стабильное, гладкое, и безмятежное, то не стало бы ни ведьмака, спасающего не всегда благодарных жителей от появившегося в округе чудовища, ни чародейки, которая, как и всегда, заботится исключительно о собственной выгоде.
Из нас вряд ли выйдет образцовая семья. Честно признаться, даже пара из нас вышла так себе, если взглянуть на все происходящее - и длящееся вот уже несколько десятков лет, - со стороны. Геральт это прекрасно понимает, мирится, потому нет ничего удивительного в том, что при каждой нашей встрече он ведет себя так расслабленно. Его все более чем  устраивает, потому вряд ли мужчине доводится размышлять на тему несуразности наших отношений. А вот меня это отнюдь не устраивает, потому, не находя в себе сил смириться и просто получать удовольствие - как делает это Геральт, - я пытаюсь искать лазейки, пытаюсь сделать собственную жизнь хоть немного легче, ведь систематическое появление в ней ведьмака - это очередной повод почувствовать, насколько безвыходно и тяжело жить, прекрасно понимая, что через день, два, или пять, наши пути вновь разойдутся, а на душе останется тяжелый камень, скинуть который окажется очень сложно. Я дьявольски желаю оградить себя от ядовитых горечи, обиды, и разочарования, но не могу, потому что стоит увидеть Геральта, как долгие и заученные сценарии наших последующих встреч горят адским пламенем; я хочу заглушить в себе чувства к этому мужчине, но они каждый раз предательски вспыхивают с новой силой; я знаю, что с этим ничего нельзя поделать, но отчаянно пытаюсь найти выход, потому следующий день начнется именно с самобичевания. Это глупо, ведь исход в любом случае будет тот же, но ничего не могу со всем этим сделать.
Все это будет, но не сейчас, потому что сейчас, когда ведьмак уверенно подталкивает меня в сторону стола, единственное, чего я желаю - это оказаться под ним. Или на нем. Не важно.
Предметы со стола, сдвинутые резким движением мужской руки, с грохотом валятся на пол, но внимания, как такового, на это не обращаю. Податливо наклоняюсь, касаюсь грудью массивной столешницы, упираясь в нее ладонями - они практически сразу же скользят по гладкой поверхности вверх, позволяя меня лечь, в то время как мужчина избавляется от надоедливой одежды. С губ, которые в нетерпении прикусываю, срывается приглушенный стон, когда рука Геральта касается кожи - прогибаюсь в пояснице, подаюсь немного назад, беззвучно требуя продолжения. Я слишком соскучилась по ведьмаку, и по тому, как умело он трахает, заставляя срываться на крик, чувствуя поистине превосходное наслаждение.
В такие моменты, как сейчас, я по собственной воле позволяю мужчине главенствовать. Мне нравится чувствовать его силу, нравится ощущать, насколько безоговорочными могут быть его действия. Но больше всего мне нравится видеть в его глазах тот пылающий огонь, в котором гореть нам дано исключительно вместе.
Оказавшись с ним лицом к лицу, я завожу обе ноги ему за спину, скрещиваю их на пояснице, тем самым заставляя прижаться плотнее. Геральт наклоняется и начинает поцелуй, который я самостоятельно углубляю, между тем путаясь пальцами в волосах на затылке; сжимаю их в решительный кулак, не позволяя мужчине отдалиться еще некоторое время - понимаю, что вдоволь насладиться все равно не выйдет, но растянуть удовольствие все-таки получится.
Я не пытаюсь сдерживаться, не заглушаю стоны, которые больше походят на протяжное мычание, когда поджимаю губы и выгибаюсь, упираясь в столешницу затылком; я не могу и не хочу думать о том, что кто-то, находящийся поблизости, может услышать, потому с каждым толчком стоны становятся громче, прерывистее, а дыхание напрочь сбивается. В момент, когда по телу прокатывается волна наслаждения, заставляющая сорваться на громкий стон, ладони, которые кладу на запястья Геральта, с силой сжимаются, отчего ногти впиваются в кожу. Сердце колотится так, будто я только что пробежала по всем соседним островам; каждый его удар глухим эхом ударяет по ушам, оглушает.
Окончательно расслабляюсь лишь в тот момент, когда мужчина кончает, подается вперед, нависает; скидываю ноги с его плеч, между тем кладу ладони на шею, и притягиваю к себе, снова целую, но уже более спокойно, медленно, а большими пальцами провожу по колючим щекам. Прерываю поцелуй только тогда, когда, подавшись вперед и выпрямившись, принимаю сидячее положение. Немного отдалившись, я несколько секунд смотрю в ведьмачьи глаза, будто пытаясь что-то там отыскать, но не нахожу ровным счетом ничего. Ничего нового. Ничего необычного. Абсолютное ничего. Тихо выдыхаю через слегка приоткрытые губы, а после вновь целую - коротко, быстро, будто на это есть всего лишь одна единственная секунда.
- Отдохни немного, сил наберись перед.. - задумчиво поджимаю губы, соскальзываю со стола, попутно подбирая одежду - некоторые вещи порваны, и потребуется немного магии, чтобы вернуть им изначальный вид. - Мы слишком отстаем от Цири, чтобы наслаждаться конными прогулами, поэтому воспользуемся порталом. - наклоняюсь, подхватив рубашку и накинув её на плечи. - Я прекрасно помню о твоей пламенной нелюбви к таким перемещениям, но твои консервативные методы отнимают слишком много драгоценного времени.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

По телу прокатываются волны приятной усталости, каждый сделанный шаг отдается не только гулким эхом, расползающимся по просторной комнате, но и слабым, еле ощутимым, но все-таки подрагиванием в области бедер, заставляя испытывать острую необходимость в отдыхе. Мне хочется прямо сейчас найти свое законное место рядом с Геральтом, расслабленно свалившимся на кровать, заняв собой добрую её половину, хочется точно так же расслабиться и наконец-таки погрузиться в желанный сон - спокойный и умиротворенный. Но я не могу этого сделать, потому что остались небольшие, но довольно важные дела, которые следует закончить перед тем, как возвращаться в теплые, крепкие, дарящие безоговорочную защиту объятия.
Взгляд коротким рывком проходится по мужчине. Его спокойное лицо заставляет уголки губ дернуться в улыбке, которая исчезает сразу же, как только я отворачиваюсь, попутно застегивая несколько пуговиц на рубашке. Аккуратно ступая босыми ногами по полу, иду в сторону большого, массивного стола - на нем покоится еда и напитки, щедро оставленные слугами Краха, а еще ждет своего часа небольшая шкатулка, в которой хранятся различные склянки, необходимые не только для того, чтобы я могла привести себя в божеский вид, но и для того, чтобы восстановить определенные силы, будь то магические, или же физические - все они, так или иначе, могли либо помочь, либо нанести вред, потому требовалось немало знаний и способностей, чтобы не навредить ни себе, ни окружающим. Даже чародеям, вопреки расхожим мнениям о непобедимости и вседозволенности, иногда было необходимо прибегнуть к зельям. Многие, упиваясь собственными силой и якобы величием, пересекали невидимую границу, которая невольно заставляет балансировать на грани. Я тоже не раз её пересекала, отплачивая немалую цену за собственную безалаберность. Сейчас стала умнее и опытнее, но зелья продолжаю возить с собой.
Еще в этой шкатулке лежат бумаги: какие-то мне передали слуги Эмгыра, сумевшие зацепиться за след Цири, но не сумевшие его удержать; какие-то я самостоятельно отыскала, пока бродила по запутанным тропинкам - петляющим, водящим, казалось, по кругу, опасным порой, а иногда и вовсе приводящим туда, где Цириллы быть не могло в принципе; а еще здесь лежали листки, которые я забрала из комнаты Лютика, и среди них была та самая баллада. Зачем она мне? Не знаю, но потрепанная бумажка продолжает путешествовать вместе со мной.
Я зачем-то перечитываю всю информацию, которую удалось собрать, будто ищу там какую-то зацепку, ранее не увиденную, а после, на усталом выдохе отодвинув от себя все, и закинув в рот небольшой ломтик сыра, трачу еще несколько долгих минут на то, чтобы расчесать волосы. Они и без этого кажутся ровными, мягкими, блестящими в свете единственной лампы, которую не собираюсь гасить на ночь в силу привычки, и ухоженными, но все замечательно лишь на первый взгляд. Я то знаю, что если не расчесать их сейчас, то на рассвете придется потратить уйму времени, дабы избавиться от образовавшегося на голове вороньего гнезда - тем более, когда совсем недавно попала сначала под дождь, а затем и под снег. Тем более, когда буквально несколько минут назад был превосходный секс.
Очередной выдох срывается с моих губ; я аккуратно, чтобы лишний раз не шуметь, поднимаюсь с места, провожу подушечками пальцев по самым кончикам волос, и медленно иду к постели. Задерживаюсь у окна, ежусь от ворвавшегося сквозняка, бессовестно проскользнувшего под тонкую рубашку, и поворачиваю голову. Мне кажется странной и непривычной эта ясная, тихая, свойственно прохладная ночь. Иссиня-темное небо щедро усыпано звездами, а от линии горизонта водную гладь моря рассекает серебристая дорожка отражающейся луны, по праву занявшей свое место на ровном полотне. Почему все это кажется мне странным? Наверное, потому, что после того, как покинула Новиград, и до сегодняшнего дня, я не помнила ни одной ночи, которая была бы подобна этой. Быть может, просто не обращала внимание, будучи погруженной в собственные проблемы и переживания, но отчего-то мне кажется, словно все те ночи, проведенные в торопливом отдыхе, чутком сне, и быстрых переездах с места на место, были серыми и дождливыми. Все те ночи, которые я провожу без Геральта. Это, конечно же, всего лишь мои собственные тяготы и домыслы, потому как ясных, звездных ночей было значительно больше даже без ведьмака, но меняет ли это что-либо? Забавно, что именно его присутствие рядом заставляет меня замечать, что небо более ясное, еда более вкусная, а кровать более мягкая.
Помедлив еще некоторое время, я ловлю себя на мысли, что становится немного прохладно - открытые участки тела, которых касается сквозняк, начинают мерзнуть, - потому, больше не размениваясь на долгие лирические отступления, иду в сторону кровати, а после устраиваюсь рядом с Геральтом. Он дремлет, но не спит, а сильные руки, решительно притягивающие и обнимающие, согревают. Кладу голову на мужское плечо, провожу прохладными подушечками пальцев по горячей коже, обвожу шрамы на груди, и не замечаю даже, как засыпаю.
***
Сон не желает отпускать меня даже в тот момент, когда чувствую, как ведьмак просыпается, поднимается, и, гремя застежками и лязгая металлом, принимается собираться. По утрам - впрочем, как и в любое другое время суток, - он не отличается излишней грациозностью и умением делать все бесшумно, а его тяжелые шаги способны даже мертвого разбудить. Первое время, когда мы жили в Венгерберге, я ворчала, в свойственной для себя манере, кидала в мужчину подушки, отпускала ленивые угрозы в его адрес, лишь бы научился вести себя более тихо. Но оказалось, что проще научить Плотву плясать чечетку, чем Геральта научить аккуратности. Парадоксально, ведь во время охоты он способен двигаться настолько тихо, что даже самый чуткий слух не сможет уловить присутствие ведьмака.
Мы собираемся, я привожу себя в порядок - не только внешний, но и внутренний, - настраиваясь на очередное долгое путешествие и самые неожиданные повороты, а после, поймав недовольный взгляд мужчины, ухмыляюсь, произношу заклинание, и перед нами сию же секунду возникает портал. Не понимаю, почему Геральт их так не любит, ведь подобный способ перемещения значительно сокращает затрачиваемое на дорогу время. Впрочем, не важно. Меня немного настораживает то, что портал открывается немного раньше, чем требуется, но сделать ничего не успеваю, потому что мужчина решительно шагает вперед. Не остается ничего, кроме как шагнуть в бесконечную пустоту следом за ним. Секунда, и мы оказываемся в.. где-то, потому что обзор благополучно закрывает спина ведьмака, в которую я едва не врезаюсь, но успеваю коснуться ладонями, предотвратив столкновение.
Только когда делаю шаг в сторону, обхожу Геральта, то слышу сначала имя, сорвавшееся с его губ, а затем вижу и его обладательницу. Подруга, во всей своей красе, стоит перед нами. Её взгляд, до этого прикованный к ведьмаку, вдруг съезжает в мою сторону, и мне отчего-то кажется, что мое появление вводит девушку в замешательство. Не ожидала, или просто мастерски делает вид?
Рада ли я этой неожиданной встрече? И да, и нет. С одной стороны, Меригольд ведь моя лучшая подруга, которая не раз выручала, никогда не отказывала, и в самых сложных жизненных ситуациях находилась рядом - наверное, если бы мы оказались здесь один на один, то я бы действительно была этой встрече рада. Но мы тут не одни, и, с другой стороны, стоящий рядом Геральт усложняет ситуацию тем, что стоит мне заметить взгляд, с которым Трисс на него смотрит, как все внутри сжимается не то от злости, не то от ревности, не то от обиды. Я прекрасно понимаю, что он абсолютно ни в чем не виноват, но неприятные чувства, приправленные красочными картинками их совместных ночей - таких, какой была наша сегодняшняя ночь, - подбрасываемыми воображением, в мешке утаить не получается в силу собственного характера. Между тем, я прекрасно понимаю и то, что не могу обвинять Трисс в случившемся, потому что о её чувствах к ведьмаку знала довольно давно, и глупо удивляться тому, что она так рьяно попыталась утещить Геральта тогда, когда на то появилась удачная возможность. Я не могу обвинять её, но упрямо продолжаю это делать с той самой секунды, как узнала о их связи. По-хорошему, тут следует подароваться за подругу, ведь она, скорее всего, была безгранично счастлива, находясь рядом с мужчиной - с моим мужчиной, - но у меня не получается этого сделать. Не получается не потому, что мне неприятен тот факт, что Трисс была счастлива, а потому, что счастлив был Геральт. Меня это злит. Меня это дьявольски злит, но отнюдь не из-за того, что я не желаю мужчине добра. Желаю, всегда желала, вопреки всему. Меня это злит потому, что нет стойкой уверенности, что рядом со мной он испытывает все то же самое. Да, у нас есть умопомрачительный секс, но, кажется, на этом наши обоюдные таланты заканчиваются. Секс приятен, но вряд ли он способен подарить безграничное счастье. Точнее, нет, способен, конечно, но всего лишь на короткий промежуток времени, пока тело и разум наслаждаются близостью желанного человека.
В этом наше с Трисс главное различие: я могу - и делаю, впрочем, - подарить ведьмаку лишь бурные ночи, наполненные стонами, частым дыханием, и горячими прикосновениями губ и рук - и на этом все, но все не потому, что я не хочу дать ему больше, а потому, что не могу, не умею; а Трисс может подарить ему все то же самое, все те же бурные ночи со стонами и сбивчивым дыханием, но у нее хватит сил и на то, чтобы подарить Геральту спокойствие и безмятежность, которые не будут граничить с чувством, будто сидишь на пороховой бочке. Мы с Трисс - это небо и земля, но не в том плане, что кто-то из нас лучше, а кто-то хуже. У каждой есть положительные качества, и есть отрицательные, просто у Трисс, как мне кажется, все не так запущено.
А самое главное в этой ситуации то, что я прекрасно понимаю - Геральт не будет искать сложных путей, потому как их предостаточно и в повседневной жизни; он не станет пытаться дотянуться до неба, когда под ногами чувствуется твердая земля.
Я смотрю на подругу совершенно спокойным - мастерски наигранным, - взглядом, в то время как она, замешкавшись, послушливо награждает меня улыбкой, а после и вовсе заключает в объятия.
- Здравствуй, Трисс. - провожу ладонью, скрытой перчаткой, по её спине, приобнимая в ответ, и тут же отдаляюсь. - Это был твой портал, полагаю?
- Да, - она кивает, делает шаг назад, и смотрит на ведьмака. - я виделась с Лютиком. Он рассказал, что вы ищете Цириллу...
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (12.08.2017 19:43:56)

Я прекрасно знала, что случай с беспамятством Геральта и его связью с Трисс оставит довольно ощутимый след, но не подозревала, что рана окажется настолько глубокой; знала, что рано или поздно нам придется встретиться, но не подозревала, что этот момент настанет так скоро. Я не пыталась нарочно избегать встреч с подругой, не пыталась скрываться от нее, тая в душе непомерно тяжелую обиду за случившееся, но все-таки не горела особым желанием видеть то, что вижу сейчас - замешательство, стеснение, и до остервенения огромную жалость. Эти большие и искренние глаза, которыми она смотрит то на меня, то на Геральта, эти сконфуженно поджимающиеся губы, это частое хлопанье ресницами и неподдельная улыбка, скользящая по её миловидному, такому идеальному лицу - все это отнюдь меня не раздражает, но заставляет испытывать несоизмеримое ни с чем желание поскорее оказаться подальше.
Трисс всегда была миролюбивой, спокойной, и несвойственно для этого сурового мира доброй. Она не отличалась безжалостностью, присущей многим чародейкам, вместо этого стремясь отдать все - и даже чуточку больше, - лишь бы помочь нуждающемуся. Она слишком хорошая, слишком покорная в некоторых вещах, и слишком.. домашняя. С такими девушками, как она, выстраиваются самые долгие и самые крепкие отношения; таких девушек, как она, без особых раздумий берут в жены; таким девушкам, как она, удается парадоксально долго держаться на плаву в буйном, непокорном, усыпанном подводными камнями течении. И меня отнюдь не удивляет то, что в конечном итоге Геральт, забывший всех, и точно так же забывший себя, оказался в её заботливых, мягких, ласковых руках, таящих серьезную огненную мощь, но привыкших пользоваться ею лишь в самых крайних случаях. Я уверена на двести процентов, что чародейка не прошла бы мимо ведьмака даже в том случае, если бы в её груди не тлела надежда на совместное  счастливое будущее. Но проблема вся в том, что надежда, точно так же, как и не угасающие чувства, не только тлели в то злополучное время, но и продолжают это делать по сей день. Я вижу это в её глазах, блестящих неподдельным, искренним блеском, вижу в её действиях, и слышу в мелодичном, тихом голосе.
Выпускаю подругу из сухих, легких объятий, и делаю шаг назад, в то время как взгляд съезжает в сторону Геральта. Он мастерски скрывает свои эмоции - они, вопреки его стоическим убеждениям об отсутствии, были всегда, и есть сейчас, - и даже глаза, которые, как принято считать, являются зеркалом души, не выражают ничего. Зато его голос заставляет в очередной раз убедиться в правильности собственных выводов. Смотрю на него еще несколько секунд, после чего совсем тихо хмыкаю, кривлю губы в свойственной ухмылке, скрещиваю руки на груди, и увожу взгляд в сторону, цепляясь им за виднеющиеся городские стены.
В силу собственного характера, мне сейчас дьявольски хочется съязвить, хочется задеть эту идиллию, нарушив приторно сладкий момент долгожданной встречи, а после уйти, потому что не привыкла играть себе во вред тогда, когда можно избежать лишних душевных терзаний, когда можно оградить себя от созерцания Трисс, исподтишка бросающей на ведьмака влюбленные, преисполненные желанием взгляды, и от созерцания ведьмака, который лишь мастерски прячет свои взгляды и желания под сдержанной маской. И я бы обязательно ушла, если бы на кону не стояла жизнь дорогого мне человека - жизнь Цири. Я бы без раздумий оставила Меригольд, потому что продолжаю винить её, даже не смотря на доводы разума; я бы оставила и Геральта, потому что в эту самую секунду виню его не меньше, хотя все те же доводы разума просят об обратном. Мне неприятно, мне не комфортно, мне больно, а от источников боли я привыкла избавляться - и плевать, что в конечном итоге станет лишь больнее. Справлюсь. Всегда справлялась.
А еще мне вдруг стала понятна причина, по которой нередкие звездные ночи казались дождливыми, холодными, и ветреными. По той же причине сейчас солнечная, теплая, безоблачная погода кажется мне серой, унылой, и чересчур удушающей.
- Может, вернемся в город? По дороге расскажу все, что знаю. - украдкой предлагает чародейка, но тут же расправляет плечи, приободряется, и на мгновение оборачивается, глядя в сторону новиградских стен.
- Может. - безучастный голос обрамляется с виду приятной улыбкой. Я несколько секунд пристально смотрю подруге в глаза, а после, опустив руки, иду в сторону тропинки, ведущей к городским воротам.
***
- Насколько мне известно, Ублюдок Младший заправляет в Новиграде несколькими заведениями, а с некоторых пор работает на Радовида. - Трисс с нескрываемым энтузиазмом делится информацией, и я понимаю, что она хочет отыскать Цири не меньше, ведь точно так же принимала непосредственное участие в её жизни. Понимаю, но упрямо продолжаю злиться, потому что подруга, стремящаяся бескорыстно помочь, сама того не понимая отнимает у меня абсолютно все. Знаю, что это, скорее всего, надуманно и высосано из пальца, но ничего не могу с собой поделать. Злость, обида, ревность - все это вертится где-то на задворках сознания, и мне требуется немало сил, чтобы внешне оставаться предельно спокойной, собранной, и периодически даже отвечать улыбкой на улыбку подруги. На Геральта же стараюсь не смотреть вовсе. С Геральтом все слишком запутанно, а желание поскорее отыскать джинна, способного помочь распутать этот клубок, растет в геометрической прогрессии.
- Насколько я знаю, Цири и Лютик отправились за казной именно по просьбе Ублюдка, но так и не смогла понять, какие именно цели они в тот момент преследовали. Попытаться выкрасть казну - это ведь чистой воды самоубийство.
- Лютик никогда не отличался тягой к мирной жизни. Что говорить о казне, если этот сумасшедший бард готов из окна башни выпрыгнуть, лишь бы поразвлечься с очередной девицей, и не получить за это пару новых дыр от её мужа.
- И то верно, - рассмеявшись, соглашается Трисс, на что я лишь губы кривлю в сдавленной улыбке. - но в этот раз все намного сложнее. Ублюдок пытался устранить лидеров большой четверки, но после провала, почувствовав, что запахло жаренным, начал скрываться. Найти его сложно, но мне удалось узнать, что он часто бывает на бойцовой арене.
- Чем дальше в лес.. - вздыхаю, потерев переносицу большим и указательным пальцами.
- Тем глубже перспективы. - заканчивает за меня Меригольд, неопределенно пожав плечами.
И что-то мне подсказывает, что все вот это - всего лишь цветочки.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2uyDg.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (16.08.2017 21:53:39)