Я тяну поводья на себя, отчего конь, успевший сделать короткий шаг вперед, возвращается в исходное положение, переминается с ноги на ногу, ударяет о притоптанную землю копытом - из под него тут же вылетают ошметки грязи, а беспечный кот, восседающий на неровно сложенной поленнице и лениво вылизывающий переднюю лапу, пугается, спрыгивает с насиженного места, и скрывается где-то за избой, - размашисто качает головой, взмахивая длинной гривой, и звучно фыркает, шлепая губами. Хлопаю его по шее, ласково чешу за ухом, и только после этого подгоняю, позволяя сделать такой желанный шаг: жеребец, как бы потешно это не звучало, в своей безудержной прыти двигаться вперед лишь ради движения, иногда невольно напоминал мне о Геральте, жизнь которого точно так же заключалась в бесконечном движении. Он, если не изменяет память, никогда не задерживался на одном месте долгое время, не оседал в приглянувшихся городах и деревнях дольше, чем того требовало выполнение какого-либо поручения.
И сейчас попытка оставить мужчину рядом с собой, попытка привить ему чувство родного дома в том месте, которое таковым не являлось и являться вряд ли когда-нибудь будет - в Венгерберге, - кажется такой смешной и нелепой, но в то же время какой-то болезненно острой. А еще хочется наивно полагать, что именно его неусидчивость стала причиной молчаливого ухода - хоть это точно так же смешно и нелепо, как мое бесполезное желание удержать рядом с собой того, кого удержать невозможно.

Прежде чем ехать, поворачиваю голову в сторону, где достаточно большое поле, усеянное рожью - в лучах только-только показывающегося из-за горизонта солнца яркая, будто золотой пылью покрытая, - граничит с непроглядной полосой темно-зеленого леса. Картина поистине притягаельная, но дела не ждут. Цокаю правой стороной рта - и конь неспешной рысью выруливает из калитки, но тут же замирает, едва ли на дыбы не встает, потому как прямо под копыта бросается небольших размеров хряк, гонимый местной детворой в неизвестном направлении. Он пугается тоже, срывается на пронзительный визг, огибает взбудораженного жеребца, и сворачивает куда-то во двор старой избушки. Следом бежит ребятня, но замедляется, когда замечает нас, а затем и вовсе останавливается. Они перешептываются, кивают в нашу сторону, и глаз не отводят, тем самым вызывая у меня кривую усмешку: приподнимаю руку, распрямляю ладонь, и совсем тихо шепчу заклинание; в воздухе тут же сверкает небольшое, мутное, искрящееся облако, а детвора, срывавшаяся на визг не хуже, чем тот самый хряк, промчавшийся ранее, быстро испаряется, проводимая моим насмешливым взглядом.

Какое-то время мы ехали молча. Геральт смотрел прямо перед собой, изредка подгоняя Плотву - всегда удивлялась его поразительной привычке называть так любую встретившуюся на пути лошадь, - а я слушала размеренный цокот копыт, звонкую песнь свиристели, тихий шорох листвы, между тем разглядывая местные пейзажи, кажущиеся в свете ранних солнечных лучей еще более завораживающими: на темно-зеленых ветвях елей играли желтовато-красные оттенки, пробиваясь в чащу, где все еще царил полумрак; над небольшим полем, заросшим высоким бурьяном, кружит беркут, выглядывая среди травы свою жертву; впереди, прямиком нам навстречу, на всю округу звеня тяжелыми латами, шагает пара стражников, на груди которых расположился герб нильфгаардской гвардии. Они косятся в нашу сторону, но не останавливают - правда тот, что идет ближе к нам, кладет ладонь на эфес меча.
Только когда путники оказываются на допустимом расстоянии, Геральт нарушает тишину, приковывая к себе мой задумчивый взгляд.
- Я.. много где была. Шла по следу одной вещицы, пока не оказалась в Вызиме. Там случайно узнала о Цири, а Эмгыр решил, что шансов будет больше, если к его хваленым ищейкам присоединится еще и чародейка, - угрюмо фыркаю и поджимаю губы. - его слова - казалось, слаще меда со Скеллиге, - так и сквозили неприкрытой угрозой. Напыщенный индюк, - язвительно хмыкаю, и от злости немного сильнее, чем следовало бы, пришпориваю коня, отчего тот резко подается вперед. Понимаю свою ошибку, и тут же успокаиваю его, вновь ровняясь с Геральтом. - если бы не Цири, то.. - осекаюсь, но на этот раз лишь сильнее сжимаю поводья, хмурясь. - А ты? Что делал ты?
Впрочем, хочу ли я знать ответ на этот вопрос?

На самой опушке леса действительно одиноко расположилась изба. Прилегающая к ней территория не была огорожена, а от леса постройку отделяла лишь небольшая поленница - если те обрубки деревьев, что горой валялись у повидавшей виды лавки можно назвать поленницей; в окне виднелся глиняный горшок, вот только цветов в нем не наблюдалось - вместо них торчал сухой, изломанный стебель; рядом с открытой настежь дверью, на крыльце мирно дремал пес - видимо, старый совсем, потому как внимание на нас, как таковое, обратил лишь в тот момент, когда Плотва громко фыркнула. Он хрипло, негромко гавкнул, а спустя пару минут на пороге появился невысокий мужик. Вытирая руки о заляпанный, цвета мокрого песка, льняной фартук, неотрывно, с нескрываемым недоверием смотрел то на меня, то на Геральта.
- Куда путь держите, младые люди, в такую рань? - негромко, но весьма решительно интересуется хозяин избы, похлопав по холке поднявшегося на лапы пса. - Хотите чегой-та от старого охотника, или так.. проездом?
- Хотим, - тихо отвечаю, но на землю не спускаюсь. Вместо этого на мгновение приподнимаюсь на стременах, оглядываюсь, после чего вновь опускаюсь в седло. Конь, отмахиваясь хвостом от назойливых мух, снова переступает с ноги на ногу, покачивается, а я коротко смотрю на спокойное, как и прежде холодное лицо ведьмака.
- Слушаю, коли есть что-то, чем сгожусь в помощь двум странным путникам, - теперь охотник смотрит исключительно на Геральта.
- Говорят, что ты недавно помог одной девушке: зеленые глаза, шрам на лице, волосы вот как у него, - киваю на ведьмака. - помнишь такую?
- Отчего же не помню-то? Конечно помню.. недавно совсем находил её в лесу, когда проверял ловушки на диких псов. Повадились они, понимаешь, скот местный гонять.. сейчас то уж и гонять некого стало, ближайшую деревню спалили какие-то ироды. Призраки, говорят, но я в эти байки не шибко верю, - отмахивается он.
- Ближе к делу, мы торопимся, - холодным, ровным тоном пресекаю его, выпрямившись и расправив плечи.
- А, да.. нашел её, значца, совсем рядом с шайкой псов вот этих вот. Слабая, еле руками шевелила, и бубнила все когой-та то ли про предназначение, то ли про какую-то еще штуку непонятную. Не знаю я, мое дело маленькое, - жмет он плечами, и снова гладит пса. - выходил, накормил, а она - чуть свет за окном, - соскочила, тороплюсь, говорит.. И убежала, даже рукой на прощание не махнула.
- Не удивительно, - бубню себе под нос. Голос приглушается фырканьем лошади, а я на мгновение прикрываю глаза.
Хотя бы то, что она жива, дает надежду.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Сказанные стариком слова, подтверждающие то, что Цири пусть и не совсем невредима, но по крайней мере жива, услаждают слух и заставляют совсем тихо, бесшумно выдохнуть, когда я вновь открываю глаза, и врезаюсь взглядом в каменное лицо ведьмака, который берет инициативу в свои руки и начинает выпытывать у несчастного охотника причины такого негативного отношения к болотам, расположившимся где-то совсем неподалеку.
Я прекрасно знаю, что у Цириллы есть определенные способности, благодаря которым Дикой Охоте будет чертовски сложно до нее добраться. Еще мне не менее прекрасно известно упрямство этой девчонки, в равной степени сильное, как и настойчивость, упорство, необузданный характер, коим обладает не каждый дворовый пацан - да и не каждый гвардеец при дворе самого Императора, - и благодаря которому она показывала себя с самых неожиданных сторон тогда - в Каэр Морхене, когда вопреки всем угрозам и воспитательным моментам Весемира - старательно убеждавшего непокорного ребенка в надобности уметь не только махать острием верного клинка, но и делать это с умом, - убегала со скучных уроков лишь ради того, чтобы взять в руки деревянный меч, обращению с которым научил её Геральт.
Она сильна, и вряд ли просто так, не поборовшись, сдастся во власть Дикой Охоте.
Она амбициозна, безудержна, но далеко не безалаберна.
Она хитра и изворотлива, но, тем не менее, ни понимание её силы и стойкости, ни неопровержимое подтверждение охотника не унимают моего волнения, которое пусть и остается исключительно глубоко внутри, но все равно периодически заставляет чувствовать, как каждый удар тревожного сердца гулко ударяет по вискам. А что, если на болоте, о котором говорит старик, мы найдем её изрядно потрепанное тело? Что, если очередной человек в этой замысловатой цепочке, к которому наведаемся следующий раз, непоколебимо подтвердит, мол, лично видел, как какой-нибудь гуль вгрызался своими гнилыми зубами в горло беловолосой девчонки, по описанию очень похожей на Цири? Что, если мы не успеем найти её до того, как след возьмут гончии Дикой Охоты?
Все эти вопросы тяготят и угнетают, лежат на плечах огромным, практически неподъемным камнем, и медленно, но верно склоняют к земле.

Жеребец покачивается из стороны в сторону, переступает с ноги на ногу, делая короткий шаг вперед, и наклоняется, когда заинтересованный пес, лениво передвигающий лапы, медленно подходит к коню и принюхивается. Конь, в свою очередь, принюхивается тоже, а затем громко фыркает, широко раздувая ноздри, шлепает губами, и бьет оземь копытом, отгоняя от себя любопытное животное. Не найдя больше ничего интересного, опускает голову, утыкается носом в землю, видимо пытаясь учуять свежие побеги травы, и снова фыркает, поднимая пыль и подхватываемые порывами воздуха сухие листья.
Перехватываю левой ладонью поводья, и кладу скрещенные предплечья на рожок седла. Слышу то, что говорит охотник, точно так же слышу и то, о чем спрашивает его ведьмак, но не слушаю. Изредка исподлобья смотрю на спокойное, сосредоточенное, дьявольски хладнокровное лицо мужчины, но отнюдь не поражаюсь этой суровой сдержанности. Скорее, завидую.
В прошлом, в некоторые моменты нашей совместной жизни - которая, к слову, не так уж и часто отличалась размеренностью, - меня буквально до белого каления доводила эта ярая черта ведьмака, вызванная мутациями: он всегда был нечеловечески спокоен. Мне хотелось видеть его эмоции - не так важно, какие именно: негативные ли, или позитивные, - хотелось получать хоть какую-то реакцию, но вместо этого каждый раз натыкалась на флегматично скрещенные на груди руки, холодный, ровный взгляд, и точно такой же голос. Не находила ровным счетом ничего и тогда, когда вынужденно прибегала к чтению мыслей, а вместо этого приходила к выводу, что результативнее было бы выяснить отношения с огромным валуном, нежели с Геральтом.
Но все-таки это никаким образом не мешало мне его любить и постоянно испытывать потребность в этом, кажущимся равнодушным, взгляде.
Сейчас я завидую потому, что не умею глушить эту тревогу, не могу справляться с ней. Единственное, на что способна - это прятать её за маской наигранного спокойствия.

Ведьмак узнает все, что требуется, и разворачивается в сторону дороги. Я коротко, совершенно незаинтересованно окидываю взглядом добродушно улыбающегося старика, который неопределенно почесывает седой затылок, и тяну левую сторону поводьев на себя, тем самым заставляя коня оторвать нос от земли и пойти следом за Плотвой. Охотничий пес провожает нас хриплым лаем, а затем, вильнув хвостом, возвращается на крыльцо.
Ровняюсь с Геральтом как раз в тот момент, когда он задает вопрос; кошусь в его сторону, замечаю сначала ухмылку, а затем перехватываю взгляд, устремленный на мои сапоги.
- Поеду, - отвечаю, теперь уже глядя в его глаза. - разве я могу пропустить такое увлекательное путешествие, отсиживаясь где-нибудь в корчме среди звона посуды и криков пьяных, потных мужиков? К тому же, - сильнее сжимаю поводья, отчего в цокоте копыт утопает скрип кожаных перчаток. - если ли смысл чего то бояться, когда рядом едет сам Геральт из Ривии - великолепный ведьмак и превосходный боец? - кривлю губы в ехидной ухмылке, скомкано, но без потери вложенного воодушевления, озвучивая как то раз случайно услышанные от одной весьма сомнительной дамы слова. Следом пришпориваю коня, заставляя перейти на галоп, и сворачиваю в сторону болот.

Здесь мрачно, серо, сыро, и пахнет илом. Среди поросших мхом деревьев гуляет мутный туман, а давящая тишина то и дело разбавляется карканьем ворона - он сидит на иссохшей, грозящейся вот-вот переломиться, ветке, - гулом проскальзывающего где-то в верхушках крон ветра, и отдаленным рычанием, урчанием, и воем не то зверя, не то чудища.
Жеребец заметно встревожен, но идти не перестает, покачивает головой в такт шагам, грызет трензель, отчего по округе разносится звон узды, и иногда шлепает губами.

В нос ударяет неприятный запах гнили, а откуда-то со стороны небольшой низины, заваленной сломанными стволами деревьев и неровными камнями, точно так же покрытой мхом и редкими почерневшими листьями, раздается треск и мерзкое хихиканье. Тяну поводья на себя, и конь останавливается, а я всматриваюсь в туманную дымку, замечая какие-то движение.
- Там, - киваю, снова пришпоривая жеребца. - что-то было. Похоже на водную бабу.. или как там их называют? А может просто показалось.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Я всегда предпочитала обходить болота стороной. Здесь в любое время суток, в любую погоду, и абсолютно в любое время года мрачно, сыро, опасно, и отвратно пахнет. К тому же, как некоторое время назад правильно заметил Геральт, эти вязкие, разбитые, поросшие многолетним мхом и устеленные сгнившими ветками и листьями дороги совершенно не подходят для человека, привыкшего носить исключительно обувь на каблуке. При желании, конечно, можно не брать в расчет сие досадное неудобство, но все-таки если есть возможность пройтись более спокойной и приятной дорогой, то я, вне всякого сомнения, выберу именно её.
Сегодня наш путь исключал возможность обогнуть болота, потому избавить себя от перспективы дышать тягучим, пропитанным неприятным запахом тины, гнили, и разлагающихся трупов - коих тут было достаточно, чтобы желать поскорее убраться, - воздухом мы, к сожалению, не могли.
Точнее, я вполне могла бы остаться у опушки мрачного леса, как и прежде попросить ведьмака беречь себя - потому как уверенность в непрошеных гостях и неожиданных встречах не отступала, - и, проводив его сдержанным взглядом, отправиться в ближайшую деревню для того, чтобы заняться какими-нибудь не менее полезными делами, ведь глупо рассчитывать на то, что именно посреди этого "приятного" места, в какой-нибудь холодной, мокрой пещере, вход в которую скрыт толстыми, гнилыми корнями накрененного дуба, мы отыщем целую и невредимую Цириллу. А дальше нас бы ждал сказочный конец, в котором все счастливы и здоровы? Нелепо и смешно. Когда в этой жизни все было так просто?

Мутный туман, кажется, с каждой секундой становится все плотнее и гуще, медленно ползет вдоль неровных, усеянных кочками и низинами, тропинок, скользит между деревьев. Медленным взглядом озираюсь по сторонам, а когда конь на мгновение останавливается, встревоженный отдаленным пронзительным воем, я замечаю скелет, прислоненный к широкому стволу: он облачен в грязные, позеленевшие, искореженные доспехи; верхняя часть черепа скрыта под забралом шлема, в то время как нижняя челюсть отсутствует вовсе; костлявая рука без нескольких пальцев сжимает рукоять меча, ржавое острие которого затянулось мхом - точно так же, как и практически все здесь. Туман медленно окутывает скелет, а когда жеребец, в очередной раз опасливо подскакивает, переминаясь передними ногами, то от хлябающего звука копыт не только растворяется белесая дымка, гонимая слабым порывом воздуха, но еще и из под нагрудника выскальзывает пара крыс.
Увожу взгляд, коротко смотрю на Геральта, а затем пришпориваю коня, призывая успокоиться и двигаться дальше. Вой в этих местах, насколько мне известно, не прекращается никогда. А вот чавкающий звук, хруст веток, и чье-то невнятное бормотание, сопровождаемое постукиванием зубов - это как раз то, из-за чего на пути так часто встречаются трупы, сломанные повозки, а под копытами то и дело хрустят чужие кости.

Звуки вскоре принимают вполне четкие очертания, и в неглубокой низине я замечаю отвратительное чудовище, в ведьмачьих кругах именуемое водной бабой. Откуда знаю? Еще будучи в Каэр Морхене, когда становилось совсем скучно, я наведывалась в небольшую библиотеку Весемира - если сложенные стопкой книги, которым он уделял больше всего внимания, можно назвать библиотекой, - где и читала о различных мерзостях, шныряющих по окрестностям. Не вдавалась, конечно, в подробности, не награждала вниманием преимущества, благодаря которым можно без труда убить то или иное чудо, но названия отдаленно помнила. Зачем? Понятия не имею.

Тихий голос ведьмака приковывает мое внимание. Киваю, в этот раз разумно понимая, что вмешиваться и путаться под ногами не стоит. В конце концов, это ведь его работа - то, ради чего он претерпел все мутации, прошел Испытание травами.

Пока Геральт доблестно сражается с чудовищем, клацающим гнилыми, почерневшими зубами, плюющимся какой-то мерзкой жижей, и что-то постоянно урчащим, я остаюсь в седле, и спешиваюсь лишь в тот момент, когда поверженная туша валится на землю, а ведьмак, нашедший что-то у дерева, подзывает к себе. Слушаю его, согласно киваю, после чего, отпустив поводья, беру из его руки обрывок ткани.
- Подожди, - прошу, но на мужчину не смотрю. Задумчиво тру клочок подушечками пальцев, осматриваюсь, а затем поднимаю свободную руку. Тихое заклинание срывается с губ, обсидиановая звезда на шее начинает светиться, а вокруг ладони концентрируется темная дымка: она собирается в единую кучу, меняет очертания, а после растворяется. На ее месте материализуется черная, словно беззвездная ночь, птица, которую я медленно глажу большим пальцем, а затем подталкиваю. Гулкие хлопки крыльев - и она взмывает вверх, растворяясь где-то между кронами деревьев. - это нам поможет.
Запрыгиваю в седло, еще раз оглядываюсь, и разворачиваю коня в сторону тропинки.

Мы пересекаем болота, огибаем еще одну группу утопцев, встречаемся с волками, что все это время протяжно, тоскливо выли - они разбегаются, когда раздается приглушенный рык более крупного зверя, - и все-таки выезжаем из леса, сворачивая на каменистую дорогу, идущую вдоль опушки. Тишина и размеренность длятся не долго. Стоит нам остановиться, как откуда-то со стороны деревьев прилетает стрела. Одна со свистом пролетает мимо, вторая ударяется о образовавшийся знаком барьер, а вот третья, к сожалению, попадает практически в цель. Тяну поводья и тут же выскальзываю из седла, дернувшись в сторону Геральта, свалившегося на пыльную землю.
- Там чародеи. - слышится откуда-то из-за деревьев. Смотрю туда, когда приседаю рядом с мужчиной, но ничего не вижу.
- Чертово отродье. Наверняка у них есть что-нибудь ценное. Убейте их. - слышится уже другой голос, а я, заметив движение в кустах, хмурюсь. Стискиваю в раздражении зубы, после чего прикладываю ладонь к земле. Очередное быстрое заклинание - и поднимается ветер, а волна энергии устремляется прямиком в сторону разбойников. В том, что это именно они, сомнения нет: стрела, попавшая в плечо ведьмака, сделана слишком неаккуратно, и, видимо, из подручных средств.
- Вставай, - одну ладонь кладу на здоровое плечо, второй берусь за запястье и тяну на себя. - надо уходить, пока они не оклемались.
Затащить здоровенного мужика на лошадь - занятие не самое простое, хочу заметить. - Давай же, Геральт, не время отдыхать. Ты ведьмак, или свинопас деревенский? Одной раной больше, одной меньше. Шрамы-ы, - помогаю перевалиться через седло, надеясь, что сесть ровно сможет сам. - украшают мужчину. - и не так важно сейчас, что на твоем теле почти не осталось для них места. - Пошла! - хлопаю Плотву по крупу, а сама подаюсь в сторону коня.
Одна стрела снова просвистывает где-то в стороне от меня. Следом за ней летит вторая, и тут же раздается ржач жеребца, который встает на дыбы. Острие вонзается в его левое плечо, тем самым пугая и выбивая животное из колеи. Мне не остается ничего, кроме как использовать слабый защитный барьер, который отнюдь не защищает от стрел, а лишь замедляет их. Краем глаза замечаю несколько человек, выходящих из леса - в руке одного блестит меч, второй сжимает продолговатый молот. Хватаю коня за узду, тяну на себя, заставляя успокоиться, а после, когда быстро ломаю древко стрелы, запрыгиваю в седло, пришпориваю, пытаясь приструнить буйное животное, и скачу следом за Плотвой.
Настигаю её у развилки.
- Деревня тут рядом, заедем туда. Тебе нужна помощь, - говорю тоном, не терпящим возражений, и направляю в сторону виднеющейся церкви.

Уже в деревне, на каком-то постоялом дворе, где нам без лишних разговоров предоставили комнату, я прошу позаботиться о коне, получившем травму, в то время как сама собираюсь во всей своей красе лицезреть рану ведьмака.
- Раздевайся, - ухмыляюсь, перебирая многочисленные склянки с эликсирами, которых у Геральта было предостаточно. Но мало просто выпить, когда в плече сидит острие.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (02.06.2017 18:06:31)

А небо снова становится каким-то недружелюбным, тяжелым и хмурым. Оно будто пытается создать сопутствующую случившемуся атмосферу - и, справедливо говоря, это отлично получается. Стоило нам выехать из мрачного, сырого, насквозь пропитанного разлагающимися трупами и не менее разлагающимися утопцами леса, как приветливое, яркое солнце скрылось из виду, нагнетая и без того не самую располагающую обстановку.
Проблем много, очень много, и расти они обещают в геометрической прогрессии - как, например, пробитое плечо ведьмака, которое требует незамедлительного внимания, помощи, а затем и покоя. Но это совсем не умаляет того, что решений для этих проблем на горизонте не наблюдается точно так же, как не наблюдается и конец нашего увлекательного путешествия, которое грозится растянуться не на недели даже, а на целые месяцы, ведь мы понятия, честно говоря, не имеем, где именно искать Цири, в какую сторону податься, и что делать, ведь и Дикая Охота на месте вряд ли сидит, терпеливо дожидаясь, когда девчонка сама примчится в их загребущие лапы. Одно радует: мы находимся в равном положении, а у юной особы имеются свои тузы в рукаве.

Становится совсем серо и тускло, когда мы подъезжаем к постоялому двору, любезно открывающему свои широкие двери для странников, желающих отдохнуть после долгой, утомительной дороги, и для местных жителей, наведывающихся сюда с теми же намерениями - а еще потому, что здешний хозяин, насколько я помнила, научился готовить махакамскую медовуху, тем самым присвоив себе почетное звание лучшего постоялого двора среди близлежащих деревень, откуда съезжался народ лишь ради того, чтобы попробовать необычайно вкусный и забористый напиток.
В тот момент, когда одна половина двустворчатой двери с грохотом ударилась о стену, в просторном зале воцарилась гробовая тишина, а спустя всего несколько секунд - в течение которых мой торопливый взгляд окинул присутствующих в поисках хозяина, - она нарушилась звуком каблуков, ударяющихся о деревянный пол, моими решительными и быстрыми шагами, и медленными, шаркающими шагами Геральта.
Я прекрасно слышала тихий шепот за нашими спинами; в заляпанном зеркале, висящем на стене за спиной невысокого, пухлого мужчины - хозяина, - перехватывала взгляды подвыпивших мужиков: кто-то зажался, ссутулился и продолжил тихо квасить, кто-то в открытую выражал свое недовольство, мол, не желает находиться в одном помещении с уродами, но, тем не менее, с места не поднимался, а кто-то особенно смелый, предварительно вливший в себя достаточное количество пойла, хотел было рвануть с места, но стоило мне повернуться, сурово сдвинуть брови к переносице, а обсидиановой звезде на мгновение загореться слабым светом, как мужик потерял всю свою решительность, рухнул на лавку, и только размытым взглядом уставился в нашу сторону.

Хозяин же, не разделяющий людей на плохих и хороших, на мутантов и чародеев, был искренне рад любому посетителю, а тем, кому требовалась помощь, незамедлительно её оказывал.
Мне, конкретно сейчас, нужна была комната, горячая еда, немного медовухи, и абсолютный покой. Геральту - то же самое, но предварительно вытащить наконечник стрелы, засевший в плече. Мужчина, словом, выглядел плачевно, но в то же время немного устрашающе, чем, видимо, и вызвал странную реакцию окружающих: никогда не отличаясь особо ровным загаром, сейчас он был белее заснеженных горных вершин Скеллиге; из-за недавно выпитого эликсира началась слабая интоксикация, отчего на лице появились хорошо заметные темные вены; соображал он тоже не особо хорошо, покачивался, и был не особо адекватен.

Уже в комнате, когда мы остались вдвоем, смотрю на ведьмака, рухнувшего на кровать, и поджимаю губы: выглядит он плохо - и это мягко сказано. Чем быстрее вытащим злосчастный металл, доставляющий дискомфорт, тем быстрее ведьмак придет в норму, чтобы отправиться дальше. Отставляю бутыльки с эликсирами в сторону, стягиваю с рук перчатки, бросив их туда же, подхожу к окну и приоткрываю его. Вместе с жалобным скрипом в комнату врывается прохладный воздух, пропитанный запахом дождя, грозящегося вот-вот начаться. Несколько секунд всматриваюсь в темный перелесок, рядом с которым и находится постоялый двор, а затем разворачиваюсь. Мне хочется быть как и прежде сурово хладнокровной, спокойной и собранной, но очень тяжело смотреть на Геральта в таком состоянии. Мне не раз доводилось видеть, как его ранят, бьют, калечат. И каждый раз я даю себе обещание, что не буду так остро реагировать, ведь все это - его жизнь, которая не может обойтись без постоянных драк, боев с чудовищами, и стычек с разбойниками. А значит и раны - норма.
Получается ли? С трудом, потому как мысль, что любая травма может оказаться последней, не заставляет себя долго ждать.

Отгоняю от себя тяготящие думы, сдавленно выдыхаю и подхожу к мужчине. Ладонь касается его груди, но долго там не задерживается: тяну за ремень - и вместе со звоном пряжки на кровать валится оружие, которое тут же убираю куда-то в сторону. Сейчас оно ни к чему.
С броней приходится повозиться, но Геральт стойко терпит - я замечаю, как он с силой стискивает зубы и жмурится, морщится. Кольчуга - точно так же, как и рубаха, - испачкана кровью, но это не так важно, потому что следом ей же пачкаются и мои руки. Я понятия не имею, какой именно наконечник засел в плече мужчины; не умею определять его вид по ране, которая медленно кровоточит. Аккуратно дотрагиваюсь подушечками пальцев до самого края разодранной кожи, но тут же отдергиваю её, стоит услышать тихое шипение Геральта.
- Будь добр, не ерзай только, - голос все-таки дрогнул. Поджимаю губы, сглатываю подступивший к горлу ком, и беру себя в руки. Кладу ладонь на здоровое плечо мужчины, надавливаю, заставляя упереться спиной в стену, а сама сажусь сверху, прижавшись ногами к его бедрам. В таком положении нас застает хозяин: он предварительно стучится, слышит сосредоточенное "да", и медленно проходит, ставит поднос с едой на стол, на кровать рядом бросает чистый материал, которым можно будет перевязать рану, и молча уходит.
Я тем временем прихожу к выводу, что без магии достать наконечник будет слишком сложно. Заклинание требует много сил, полной сосредоточенности, и выдержки, коей сейчас у меня не много.

Сколько проходит времени - не знаю. Упрямая железяка не поддается с первого раза, наталкивая на мысль, что какой-то край все-таки цепляется за мягкие ткани, быть может, даже рвет их, но выход у нас один: либо Геральт терпит, либо будет совсем плохо.
Впрочем, Геральт терпит - причем делает это очень хорошо, - и спустя несколько минут, кажущихся вечностью, на деревянный пол со звоном падает металлическое острие. Еще несколько нехитрых манипуляций, отнюдь не показывающих мои превосходные медицинские способности, и ведьмак почти как новенький. Правда, такой же бледный.
- Ложись, - не прошу, а, скорее, требую, поднимаясь с его колен. - спи.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

О ставни и заляпанное стекло приоткрытого окна вдруг начинает барабанить дождь, привлекая к себе внимание; порывы голодного, промозглого ветра громко свистят, закручивают в воздухе мокрую пыль, ветки и листья, подгоняют подвыпивших мужиков - без того с трудом удерживающихся на неуверенных ногах, - в сторону дома, и невольно заставляют порадоваться, что непогода не застала нас в дороге; вместе со сквозняком и редкими холодными каплями, оседающими на деревянном полу у окна, в комнату врывается еще и приглушенный дождем конский ржач, заставивший меня прикрыть глаза и тревожно прикусить губу.
Жизнь одного - важного для меня - мужчины теперь в безопасности: я поднимаюсь, выпрямляюсь, обхватываю одной рукой талию, локтем второй руки упираюсь в предплечье, утыкаюсь носом в тыльную сторону ладони, не измазанную мужской кровью, и несколько долгих секунд смотрю на спокойное, безмятежное лицо ведьмака - на нем уже почти не видно проступающих из-за интоксикации вен. Его перевязанная грудь размеренно вздымается, а я бы, наверное, могла любоваться этим спокойствием целую вечность, если бы не рана. Достаточно одного короткого взгляда на порозовевшую в области плеча повязку, чтобы тяжелые мысли ворохом влетели в уставшее, измотанное сознание.
Сколько раз за эти долгие двадцать - или больше?, - лет я могла потерять человека, к которому умудрилась привязаться так крепко, а отвязываться, вопреки обещаниям, которые сама же себt и давала, не хочу вовсе? Сколько еще раз он окажется при смерти, потому что таков путь ведьмака, устеленный множеством проблем, неисчислимым количеством чудовищ, каждое из которых может стать не очередным трофеем, а последним, что мелькнет перед погрязающими в бесконечную темноту глазами. Я прекрасно понимаю, что убить Геральта совсем непросто, а многочисленные шрамы на его теле - куда для полноты коллекции теперь добавится еще один, - прямое тому доказательство. Он не раз выбирался, и еще не раз выберется, но даже ведьмаки далеко не бессмертны, а несчастный случай может настигнуть в самый неожиданный момент, застав врасплох.

И все-таки я переживаю.

Комната в очередной раз наполняется мучительным лошадиным ржачем, фырканьем, и неразборчивыми голосами, раздавшимися откуда-то из стоил. Сегодня стрела пронзила еще одного мужчину, к которому я привязалась достаточно быстро.
Вороного жеребца, не раз выручавшего и сопровождающего меня в путешествиях вот уже несколько лет, я получила от одной немолодой княгини в награду. И сейчас единственное, что останавливает меня от похода в конюшню - разыгравшийся дождь. Смотрю в окно, скольжу взглядом по небу, застеленному серым покрывалом туч, сдавленно выдыхаю, и прихожу к выводу, что следует отдохнуть. О коне обещали позаботиться, о ведьмаке позаботилась сама. Самое время позаботиться о себе любимой.

Засыпаю не сразу. Некоторое время ворочаюсь, пытаясь отыскать более удобное положение, но делаю это предельно аккуратно, чтобы не тревожить мужчину - хотя создается впечатление, что до утра его не разбудит даже звон местной колокольни, расположившейся прямо за корчмой. Перекатываюсь на левый бок, засовываю руку под подушку, набитую гусиными перьями, и прикрываю глаза. Шум дождя постепенно сходит на нет, на его место приходит щебетание какой-то небольшой птицы, нашедшей свое место рядом с кустом смородины, а тучи становятся рваными, отчего вдруг стали хорошо заметны светлые, безоблачные просветы вечереющего неба.

Хорошее утро - это утро, начавшееся после полудня.
Пусть нам и не светит такая роскошь, но мне все-таки удается провести ночь, не подскакивая каждые полтора часа для того, чтобы удостовериться в собственной безопасности. После начала поисков Цири, и с появлением Дикой Охоты, я стала спать слишком чутко.
Рядом с Геральтом же было спокойно и уютно, а мне хотелось не только просыпаться так каждое утро, но и проводить в постели большую его часть. Сквозь сон я чувствую горячие губы на своем плече, невольно улыбаюсь краем губ, но глаз не открываю.

Отсутствие мужчины замечаю лишь в тот момент, когда от громкого топота в коридоре недовольно морщусь, перекатываюсь на спину, опускаю ладонь на мягкую поверхность кровати рядом с собой, но Геральта не обнаруживаю. Открываю глаза и подаюсь вперед, сажусь, одной рукой придерживаю покрывало чуть выше груди, а пятерню второй запускаю в растрепанные волосы, убирая их с лица. Первая мысль оказывается не самой приятной, но вполне имеющей место быть. "Ушел. Снова" - проносится в не до конца проснувшемся сознании, а где-то внутри начинает шевелиться неприятное раздражение. Впрочем, приглушается оно так же быстро, когда на небольшом столе замечаю эликсиры, без которых ведьмак вряд ли бы отправился куда-то далеко и насовсем.
Торопливые взмахи крыльев приковывают мое внимание. Поворачиваю голову в сторону окна, и вижу черную птицу, что с интересом смотрит на меня, усевшись на подоконник и склонив голову набок. Пустельга щелкает клювом, когда я, накинув неизменную белую рубаху и кожаные брюки, подхожу к ней, провожу согнутым указательным пальцем по гладким перьям, между тем пристально вглядываясь в глаза. Она видела девушку с пепельными волосами и шрамом, видела бордель с весьма знакомым - если меня не подводит память, - фасадом, куда Цири направилась. Новиград, значит?

Расческа медленно скользит по волосам, комната наполняется более четким ароматом крыжовника и сирени, а уверенные шаги за моей спиной означают, что ведьмак вернулся, и далеко не с пустыми руками. Коротко смотрю на Геральта в зеркальном отражении: он говорит, но я слышу не только те слова, которые срываются с его губ, но и те, которые вслух он вряд ли скажет. Улыбаюсь, но улыбка эта скрывается за ширмой черных волос, а затем и вовсе растворяется, когда поднимаюсь со стула, отзывающегося пронзительным скрипом, накидываю на плечи жакет, и поворачиваюсь к ведьмаку.
- Да, поедем туда, - соглашаюсь, пытаясь придать голосу более холодный, сосредоточенный тон. Мне отчего-то не хочется смотреть в кошачьи глаза, потому  взгляд сразу касается раненого плеча. - все хорошо? - хотя, честно говоря, глупый вопрос, учитывая, что выглядит Геральт достаточно бодро.
Надо идти, но вместо этого я все так же стою на месте, бездумным взглядом упираюсь в сильную грудь, скрытую под броней из кожи и кольчуги, и ловлю себя на мысли, что очень хочу немного помедлить, хочу подойти к мужчине, как и прежде коснуться ладонями его колючих щек, посмотреть в родные глаза, а затем коснуться и губ. Знаю, что мне это надо, но вместо того, чтобы сделать то, чего так отчаянно требует сердце, я поддаюсь тому, что совсем тихо говорит разум. Пустяковый, казалось бы, момент, произошедший несколькими минутами ранее - когда проснулась, и не обнаружила мужчину рядом, - заставил меня в очередной раз задуматься: а стоят ли все эти короткие, пусть и приятные, моменты той расплаты, которая последует после? Геральт уйдет, потому что делает это всегда, потому что жизнь на одном месте не для него. Пожалуй, именно в этом заключается наша проблема, наше проклятье, и, видимо, наше Предназначение: он всегда уходит, а мне всегда приходится оставаться.
Но я все-таки поднимаю взгляд, все-таки смотрю в его глаза несколько секунд, а после произношу: - идем. Уверена, что ты будешь в восторге, когда узнаешь, где она, возможно, остановилась.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (05.06.2017 22:48:51)

Напряжение действительно виснет в воздухе, а где-то на самых задворках сознания вдруг зарождается потребность расставить все точки прямо здесь и сейчас. Быть может, слишком наивно и глупо рассчитывать на то, что в конечном итоге все станет легко, просто, и, по обыкновению своему, беззаботно. Этого не будет ни сегодня, ни завтра. Никогда. Но все-таки во мне, как в человеке, не лишенном пресловутой людской веры в светлое и доброе даже в те моменты, когда вокруг царит полный и беспросветный хаос, есть эта медленно угасающая искра надежды, что после откровенного разговора что-то изменится.
Впрочем, изменится наверняка, просто вопрос в том, в какую именно сторону изменится: станет ли это началом чего-то нового, или же наоборот окажется безоговорочным концом старого? Я, честно признаться, боюсь узнать ответ, но здравый смысл говорит о том, что именно так следует сделать, так правильно, и так нужно. А последствия.. с последствиями пора учиться справляться, или же мириться и уживаться.
С последним проблемы вряд ли возникнут, потому как именно мириться и уживаться я давно научилась.

Геральт не отвечает на мой вопрос, но вместо этого задает свой - звоном проскальзывающий в напряженном сознании, ударяющийся о его стенки, и остающийся там выжженным клеймом.
- У меня.. - совсем тихо, практически неслышно повторяю, и криво ухмыляюсь, отвожу взгляд, а затем сама делаю несколько шагов в противоположную от Геральта сторону, открываю скрипучее окно чуть пошире, прикладываюсь плечом к стене рядом, и вдыхаю прохладный утренний воздух, все еще пропитанный приятным дождливым запахом. Солнце часто скрывается за широкими, рваными облаками, но практически сразу появляется; утренняя роса ловит теплые лучи, отражающиеся еще и в грязных лужах, а рядом с кустом смородины все так же весело пересвистываются небольшие птицы.
Мои тяжелые размышления совсем не вписываются в эту чудесную погоду.
- У меня все нормально, - отвечаю, но к мужчине поворачиваюсь не сразу. Слышу, как он шагает, как садится на кровать, а после - как звенит оружие. - просто.. что дальше, Геральт? Я не про поиски Цири, а про то, что происходит между нами. Тебя правда все устраивает? Впрочем, вряд ли ты был бы здесь, если бы не устраивало. - хмыкаю, поджимаю губы, и только после смотрю на ведьмака, аккуратно начищающего меч. Выгравированные руны у рукоятки привлекают внимание - ведьмачье оружие всегда выглядит не только смертоносно, но и сродни коллекционным экспонатам в самых дорогих княжеских поместьях. Но мысли мои заняты совсем не привлекательно поблескивающим лезвием меча.
- Мы знакомы слишком долго, чтобы не знать, чем закончится наше путешествие в этот раз, если все сложится удачно. Как там Весемир говорил: чудовища сами себя не убьют, да? - ухмыляюсь, вспоминая занудные наставления старика, но в то же время находя во всем этом приятные ностальгические нотки. - Понимаешь, когда я сегодня проснулась - без тебя, - то мне впервые стало жутко от мысли, что в какой-то момент это случится снова. А это обязательно случится, потому что всегда случается. Мы снова разойдемся, но для чего? Чтобы через год, два, или десять лет сойтись снова на пару-тройку дней, проведя их в горизонтальном положении в пыльных, грязных корчмах. - отталкиваюсь от стены, делаю несколько нерешительных шагов в сторону мужчины, и сажусь рядом. - До того, как начать поиски Цири, я пыталась отыскать печать джинна, который поможет отменить твое последнее желание, - ладонь медленно ложится на предплечье ведьмака, требуя на секунду прерваться и повернуться. Поднимаю голову, смотрю в кошачьи глаза, а затем поддаюсь минутной слабости и касаюсь подушечками пальцев его щеки, глажу большим пальцем и как-то слишком вымученно улыбаюсь, понимая прекрасно, что это касание - последняя слабость, которую я позволила себе в отношении Геральта, наивно рассчитывая, что так будет лучше и легче, ведь никогда не пыталась ходить сложными путями, предпочитая избавляться от того, что наравне с безграничными удовольствием и счастьем может нести не менее безграничные обиду и боль. - Ты нужен мне, Геральт, - тихо добавляю, не отнимая руки от его лица. - но говорят, что иногда надо уметь отрекаться от того, что любишь, будто так будет лучше. Я не знаю, будет ли лучше, но уверена, что будет легче.. и мне, и тебе. Не хочу в один прекрасный момент проснуться, и вновь понять, что ты ушел.
И снова взгляд опускается на губы, задерживается на мгновение, но ничего не делаю - только спокойно выдыхаю. Стало ли мне легче после этой откровенности? Нет. Правильно ли сделала, что так вот просто открылась? Пожалуй, да.
- Поехали, у нас слишком много дел. - опускаю руку и поднимаюсь, подхожу к столу, забираю перчатки, и не спеша иду к выходу.
Мне не стало лучше - скорее, даже наоборот, - но и с этим постараюсь смириться и ужиться.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Я чувствую, как нутро холодеет и сжимается в тугой, плотный, тяжелый ком, когда мужчина сильнее прижимается теплой щекой к моей ладони. Плотно поджимаю губы и сглатываю подступивший к горлу ком, из последних сил стараясь унять мелкую дрожь, бьющую не только по телу, но и по взбудораженному сознанию.

Пожалуйста, Геральт, не надо. Не усложняй то, что итак усложнено до предела.

Мне дьявольски хочется поддаться тем противоречивым порывам, что бушуют сейчас внутри; я хочу наплевать на все законы, на все обещания, данные и себе, и кому бы то ни было еще; хочу запихнуть все тяготящие размышления и думы в дальний, самый темный и труднодоступный ящик собственного сознания, вернув себе возможность смотреть на все с более спокойной, расслабленной стороны - как тогда, много лет назад, при нашей первой, и самой запоминающейся встрече, где мне не приходилось задумываться о последствиях, не доводилось размышлять о будущем, и уж тем более не хотелось грузить себя каким-то лишними переживаниями, потому что тогда между мной и Геральтом все было предельно просто. А в какой момент все вдруг стало так тяжело - не знаю.
Мне очень хочется отбросить все сомнения, и прямо здесь, прямо сейчас притянуть мужчину к себе, зарыться пальцами в пепельных волосах, снова ощутить его сухие, горячие губы на собственных губах, а сильные, требовательные, решительные руки - на талии; мне хочется взять его без остатка, хочется, чтобы этот человек принадлежал исключительно мне: не потому, что того требует тщеславная чародейская натура, не потому, что это вполне в моем стиле - загнать под собственное влияние ведьмака, который с готовностью выполнит любую прихоть. Я хочу, чтобы он принадлежал мне потому, что в какой-то момент он стал важнее всего, что когда-либо занимало главенствующие роли в моей жизни.

Потому, что это как раз то, о чем мы никогда не говорили вслух.
Потому, что это как раз то, о чем никогда вслух и не скажем.

- Я хочу ухать, Геральт, очень хочу. Куда угодно, - честно признаюсь, глядя в глаза напротив, и старательно скрывая дрожь под спокойным, ровным тоном. Снова ощущаю электрический разряд, холодящий теперь не только нутро, но пробирающийся в самые дальние уголки души, когда его губы касаются моей руки. - я устала от постоянных интриг, от войн и преследований. Хочу уйти от всего этого. И хочу, чтобы ты был рядом, - на последних словах голос все-таки дрожит, но я пытаюсь это скрыть, тут же выдохнув. - всегда рядом, Геральт, а не пару недель в году - и это в лучшем случае. Мне не позволено ничего от тебя требовать, потому что прекрасно знаю, насколько ты неусидчив, и знаю, что жизнь на одном месте не для тебя. Уже пыталась.
Именно поэтому я и решила отыскать Джина, чье желание не позволяет понять наверняка: правдивы ли мои чувства к ведьмаку, правда ли мне довелось так сильно к нему привязаться, что целый мир сузился до одного единственного человека, или же все это - игра могущественного существа. А еще отчего-то хочется верить, что отменив это желание, наша жизнь станет пусть немного, но все-таки легче. Даже если любовь к Геральту - это далеко не иллюзорно вылепленная игра, а нечто светлое, сильное и необходимое, то после очередного расставания наши пути - больше не скованные коротким желанием, - грозятся не пересечься вовсе, а значит забыть мужчину будет проще. Ровно так же, как и ему будет проще забыть обо мне.
По крайней мере, хочется на это надеяться.

- Я не хочу из раза в раз гасить в себе эту жгучую обиду, не хочу больше ревновать тебя ко всем женщинам, которые встречаются на пути. Ты ведь знаешь меня не хуже, чем я знаю тебя, потому должен знать и то, что я не стану выбирать тяжелый путь, если в одиночку пройти его не смогу. А я не смогу, Геральт. Больше не смогу. - каждое сказанное слово болезненно царапает сухое горло. На мгновение закрываю глаза, закусываю губу, и отнимаю руку от мужского лица. - Это наше Предназначение: ты всегда уходишь, а я всегда остаюсь.
Больше ничего не говорю, и на ведьмака больше не смотрю. Пищи для размышления оказалось много, и нам обоим следует как-то уложить это в голове.

Прохладный утренний воздух врезается в лицо сразу же, как я выхожу из душного, все еще пропитанного перегаром помещения. Рядом с конюшней замечаю своего жеребца, а губы невольно кривятся в усмешке, когда вижу довольно-таки забавную картину: краснолюд, едва дотягивающийся до живота коня, водит небольшой грубой щеткой по шерсти. Заметив меня, он чертыхается, выплевывает сухую соломинку, подхватывает поводья, и уверенно шагает в мою сторону.
- Ваш конь, госпожа. - он слегка кивает в знак уважения, а затем пальцами свободной руки закручивает темно-рыжий ус.
- Как он?
- В полном порядке. Правда.. я бы посоветовал сильно не нагружать. Все-таки рана не имеет свойства затягиваться за одну ночь. Но мы сделали все, что в наших силах.
- Спасибо. - сухо отвечаю, слабо киваю, и подкидываю несколько монет за помощь.

Пока дожидаюсь ведьмака, приглаживаю длинную, черную гриву, чешу жеребца за ухом, улыбаясь на довольное фырканье с его стороны. Он качает головой, звенит уздой, и бьет оземь копытом, пытаясь засунуть морду мне подмышку.
Где-то рядом прогуливается бродячий кот, проходит по неровному забору, спрыгивает куда-то в мокрую траву, а затем подходит совсем близко, смотрит на меня любопытным взглядом, после чего садится рядом, и начинает старательно вылизывать переднюю лапу.

Вроде бы все хорошо, да только радости мне ощущать не доводится.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Я поворачиваю и опускаю голову, смотрю через левое плечо куда-то вниз в тот момент, когда чувствую, как кто-то начинает тереться о мои сапоги, расхаживая то в одну сторону, то в другу. Этим кем-то оказывает тот самый кот, что несколько секунд назад безучастно сидел на небольшой кочке и старательно вылизывал слипшуюся на лапе шерсть. Сейчас он важно вышагивает, будто не кот вовсе, а какой-то знатный купец, обтирается мокрой от утренней росы и недавно прошедшего дождя шерстью о грубую кожу моих сапог, цепляясь хвостом за боковые пряжки, и довольно мурчит, отчего усы то и дело дергаются и дрожат. Невольно улыбаюсь, несколько даже завидую спокойному, безмятежному животному, заботы которого ограничиваются добычей пропитания - которое, в общем-то, добывать даже не приходится, потому как добродушный хозяин корчмы, стоит солнцу опуститься за горизонт, а посетителям разбрестись по домам или комнатам, выносит на крыльцо миску с объедками со столов, коих сполна хватает, чтобы набить прожорливый бродячий желудок. Оттого кот и выглядит довольно упитанно, с широкой мордой и большими, мохнатыми щеками, а единственное, что говорит о его беспризорности - скомканная, слипшаяся от грязи и смолы шерсть.
Конь, все это время с удовольствием подставляющий шею и морду под мою ладонь - с любовью поглаживающую и почесывающую шерсть и гриву, - наклоняется, бодает кота носом в бок, и фыркает, широко раздувая ноздри. Кот, в свою очередь, горбится, выгибается дугой, ероша шерсть вдоль позвоночника и на хвосте, угрожающе шипит, а после и вовсе убегает к поленнице, проскакивает в проем между заборными жердями, и скрывается где-то в кустах, разбрызгивая редкие капли росы, разлетевшиеся в стороны.
Ухмыляюсь, хлопаю жеребца по крупу, сетуя на его недружелюбие, а затем запрыгиваю в седло, заметив готового к дальней дороге ведьмака. Смотрю на него несколько секунд, пока подтягиваю и накручиваю на одну ладонь поводья, усаживаюсь удобнее, и цокаю, призывая коня двигаться. Рыжий краснолюд, получивший щедрую награду за заботу о животном, своим хриплым басом желает нам удачной дороги, но слова его врезаются в спину как раз в тот момент, когда жеребец, лениво вышедший за ворота на узкую улочку, срывается с места, оставляя после себя лишь пыль и рваные следы от копыт на почти высохшей земле.

Весь наш продолжительный путь проходит в священном молчании: Геральт не говорит, потому как, видимо, не знает, что сказать - молчат и его мысли, в которых лишь изредка проскальзывают какие-то бытовые размышления, а мне в конечном итоге надоедает заниматься бесполезным и бестолковым занятием, к тому же требующим силы, которые еще обязательно понадобятся; я не говорю потому, что сказать мне больше нечего - все, что хотела, донесла до мужчины самым полным и красноречивым образом. Хотелось бы верит, что донесла.
Меня тяготит повисшее между нами напряжение, но жалеть о сделанном не приходится, потому как рано или поздно пришло бы время для откровенного разговора, а лучшего момента, как мне показалось, искать не требовалось, ведь одному Лешему известно, что ждет нас в дальнейшем, и будет ли дано пережить события, в эпицентре которых мы оказались.

Солнце, изредка скрывающееся за рваными, неровными облаками, назойливо светит в глаза, заставляя щуриться - проходит совсем немного времени, и переносица начинает неприятно ныть, отдаваясь тупой, слабой болью куда-то в виски; теплые лучи касаются золотистых ржаных колосьев, полем раскинувшихся по обе стороны от дороги; над нашими головами кружит орлан, редко взмахивающий широкими крыльями и зорко высматривающий очередную добычу: он громко, пронзительно кричит, пролетает вперед, и садится на ветку сухого дерева, что стоит на распутье. К толстому, искореженному стволу прибит указатель, по которому я скольжу взглядом, и с досадой узнаю, что до Новиграда еще довольно таки далеко.
Перехватываю взгляд ведьмака, сильнее сжимаю поводья, и пришпориваю коня, направляя его в сторону города.

Оставшаяся часть пути проходит так же спокойно, если не брать в расчет вновь испортившуюся погоду. Впрочем, кажется, что не только погода грозится испортиться, но и чья-то жизнь.
Я остаюсь немного позади, когда стражники требуют плату за проезд, при этом ехидно так, пакостно ухмыляются, изредка бросая в мою сторону взгляды, якобы блестяще шутят, и показывают свое бесстрашие, даже не подозревая о том, какую беду могут на себя накликать, если Геральт не выдержит. А он точно не выдержит, если не вмешаться.
Меня больше не тревожит наш разговор, я перемолола все тягостные мысли, касающиеся нашей с ведьмаком непростой жизни, перестала корить себя за то, что вообще решилась на эти откровения, когда надо было оставить все как есть, потому что никакого другого результата ожидать не приходилось раньше, и не приходится сейчас. Собственно, теперь мое прежнее хладнокровие и сдержанность позволяют более разумно смотреть на ситуацию. А ситуация, происходящая конкретно сейчас, наталкивает на мысль, что в любую секунду может пролиться кровь - а это нам сейчас совершенно ни к чему.
- Геральт, - ровно, спокойно зову, но на него не смотрю. Подгоняю коня, который не спеша шагает вперед, и когда ровняюсь с мужчиной, добавляю: - не надо.
Наклоняюсь в сторону, достаю из сумки, прикрепленной к седлу, тряпичный мешочек, набитый монетами, и бросаю его тому стражнику, что стоит ближе всего, между тем пришпориваю коня, требуя пройти немного вперед.
- Смотрите-ка, парни, а баба-то сговорчивее мутанта оказалась. - гогочет мужик, едва сумевший поймать плату, при этом неуклюже покачиваясь и звеня металлическими пластинами, по которым ударяют редкие капли дождя, чуть ли не на всю округу.
- А может она и на че-нить еще сговорчивая, а? - зашумел второй стражник, ударив товарища, стоящего рядом, тыльной стороной перчатки в нагрудник.
- Сговорчивая, а? - переспрашивает командир, и делает шаг в мою сторону, похабно улыбаясь во все свои желтые зубы.
- Еще одно слово, и сговариваться будет ни к чему. - вскидываю бровь и спокойно отвечаю, но, тем не менее, в голосе сквозит неприкрытая угроза, граничащая с явными презрением и высокомерием. Хлопаю коленками по бокам животного, совершенно не заботясь о том, что стражник стоит прямо на пути. Конь фыркает, а затем решительно идет вперед, вытесняя наглого мужика в сторону. Остальные остаются на месте, провожая нас взглядом, но руки все-таки держат на рукоятках оружия, готовясь в любой момент обнажить скудно отточенные лезвия.

Найти нужный бордель труда не составляет: здание за сотню шагов бросается в глаза, пестря не только ярким светом, пробивающимся сквозь зашторенные окна, но и вульгарно разодетыми женщинами, облепившими Шалфей и Розмарин - именно так именуется, пожалуй, самое популярное заведение Новиграда, - со всех сторон.
Спешиваюсь, хлопаю коня по холке, передав его в умелые руки местных конюхов, и осматриваюсь. Пара женщин перешептываются, поглядывая в нашу сторону, одна вовсе узнает ведьмака, но лишь сдержанно, заигрывающе улыбается, глядя исключительно на него. Закатываю глаза, прекрасно понимая, что ничего удивительного в этом нет, а Геральт из тех мужчин, которые не упускают возможность помять не только мягкие простыни, но и не менее мягкие тела местных куртизанок.

Стоит оказаться внутри, как в глаза тут же ударяет яркий свет множества ламп, а по ушам бьет голдеж и хохот посетителей, решивших предварительно накидаться чем-то крепким, и редкие стоны из комнат второго этажа, где мужчины предпочли перейти непосредственно к делу.
- Геральт, - раздается хриплый, громкий голос, и к нам, широко раскинув в стороны руки, выходит Золтан - краснолюд, заправляющий этим заведением вместе с Лютиком. - Йеннифер, - он обращает на меня внимание, сдержанно кланяется, и скрещивает на груди руки. Этот товарищ всегда меня недолюбливал, искренне считая, что я пагубно влияю на ведьмака, но, тем не менее, предпочитал тщательно скрывать это, выражая свое отношение исключительно кривыми взглядами и редкими ухмылками.
Киваю ему в ответ и пропускаю Геральта вперед, сама отхожу в сторону и сажусь за ближайший свободный стол.
- Каким ветром к нам?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Золтан гостеприимно приглашает нас отведать местные деликатесы, в большинстве своем пестрящие исключительно разнообразной выпивкой, нежели едой, а молодая - мне на секунду чудится, что уж даже слишком молодая, - девчонка с готовностью принимает заказ краснолюда, между тем тайком поглядывая на Геральта, а после смиренно кивает, и, под мой спокойный, как и прежде холодный взгляд, скрывается за дверью из толстых, неровно отесанных досок, между которыми хорошо заметны щели, и пробивающийся сквозь них тусклый свет, изредка нарушаемый мелькающей по ту сторону тенью. Пожалуй, именно эта дверь, скрытая за широким основанием лестницы, рьяно выбивается из общего интерьера довольно-таки богатого борделя.
Стол, который выбирают Золтан и Геральт, находится у самой дальней стены, и в самым скудно освященном углу, куда любопытные глаза озабоченных другими делами посетителей не дотягиваются. Длинная резная скамейка укрыта мягкой, хлопковой тканью цвета переспелой малины, в отличии от стола, который предстает перед нами во всей своей массивной, дубовой красе, а на ровной столешнице хорошо заметны неглубокие прорези, оставленные, видимо, любителями метать и втыкать ножи во все, что находится под рукой. Такими делами не пренебрегают любители игры в гвинт, когда в порыве азарта и алчности, вкупе с желанием обчистить соперника, как липку, они ставят на кон все, что имеют, а в последствии широким, якобы призванным устрашить противника, жестом вонзают острие охотничьих ножей прямиком в центр стола, вместо своим видом показывая, мол, осторожнее, парень, со мной опасно шутки шутить.
Это происходит с феноменальной точностью во всех злачных местах, начиная от замызганных, еле живых постоялых дворов какой-нибудь малоизвестной деревушки, и заканчивая богатыми, состоятельными купеческими домами в самых главных столицах страны, потому сложно отыскать идеально ровный стол, без каких-либо следов былого азартного величия. Игроки меняются: кто-то выигрывает, но радуется не долго, потому как очередная партия способна кардинально все изменить; кто-то проигрывает, но, поставив на кон все, что имеет, в конечном итоге выходит победителем. А частые, неровные, рваные следы от холодного острия, вонзенного в податливое дерево, остаются до тех пор, пока хозяину не вздумается поменять испорченную мебель.
Жаль, что с неровными, рваными чувствами и эмоциями нельзя сделать того же.

Сажусь на скамейку - боком к столу, - сдвигаюсь к самой стенке до тех пор, пока не упираюсь в нее лопатками, закидываю ногу на ногу, и кладу согнутую в локте руку на столешницу так, что кисть, облаченная в кожаную перчатку, свисает вниз. Геральт приземляется на стул, а Золтан так удачно располагается напротив, отчего мне доводится прекрасно видеть его лицо даже краем глаза.
Я прекрасно слышу все, что спрашивает Геральт, ровно так же, как и слышу все, что отвечает ему краснолюд, но смотрю куда-то в сторону, скольжу взглядом по помещению, до отвала набитому посетителями: подвыпившие мужики, разодетые в разноцветные, яркие наряды, словно породистые петухи, только и успевают подкидывать монеты, чей звон гулом разносится по сторонам, утопая в разнобойных голосах, пьяном смехе, и ударах соприкасающейся с деревянными поверхностями посуды; есть здесь и солдаты, звякающие своими доспехами не громче, чем звякают бокалами, а руки то и дело тянутся в сторону распутных девиц, чьи наряды с трудом прикрывают то, что прикрывать, по идее, следовало бы. От гогота, запаха свежепрожаренной рыбы, терпкого запаха алкоголя, и витающих ароматов различных духов, смешанных в какой-то ядреный коктейль, становится, честно говоря, дурно. И народ, что самое удивительное, до сих пор идет. Думается, что прибыль у этого заведения довольно внушительная, раз местные проститутки пользуются таким колоссальным спросом, а значит за Лютика можно только порадоваться - отхватил себе золотую, так сказать, жилу. Быть может, теперь он станет более серьезным, собранным, и наконец-таки перестанет так безалаберно относится к собственной жизни.

Впрочем, слишком рано я, кажется, начала воспевать барду мысленные похвальные оды, потому как очередной ответ Золтана заставил меня оторваться от безэмоционального созерцания живописно покачивающихся из стороны в сторону грудей и бедер, и повернуться.
Трубадур снова вляпался в какую-то передрягу, а самое нерадостное в этой ситуации то, что Цирилла, видимо, вляпалась вместе с ним. Задумчиво хмурюсь, поджимаю губы, и медленно вожу тыльной стороной пальцев по столешнице до тех пор, пока Геральт не обращает на меня внимания, интересуется нашими дальнейшими действиями. Отвечать не спешу, продолжаю молчаливо смотреть куда-то ему за плечо, изредка цепляясь взглядом за эфес мечей.

- Золтан прав, - наконец-таки говорю, краем глаза смотрю на рыжебородого, и спокойно выдыхаю. - искать Лютика лучше с утра. - отталкиваюсь от стены, подаюсь вперед, между тем проскользив взглядом по накрытому столу. Аппетита не было точно так же, как и желания находиться в этом шумном зале. - Ты говорил о его комнате.. где она?
- Да здесь, на втором этаже, - жмет плечами краснолюд, ласково поглаживая непослушную бороду. - он там часто сидит, постоянно что-то пишет. Последнее время на него свалилось столько обязанностей - в том числе и бухгалтерия.
- Я осмотрюсь. - поднимаюсь, окидываю присутствующих взглядом, и уже делаю шаг в сторону, желая обогнуть соседний стол и пойти к лестнице, как замираю, а затем поворачиваюсь обратно. - Золтан, - негромко зову, привлекая к себе его внимание, вновь полностью переключившееся на Геральта. - выделишь нам пару комнат? И желательно тех, где потише. Не хочу засыпать под аккомпанемент стонов.
- Пару? - недоуменно переспрашивает мужчина, вскидывает брови, а затем несколько раз переводит взгляд от меня к ведьмаку, и обратно.
- Пару. - повторяю, поджимаю губы, перехватив взгляд Геральта.
- Ну.. сталбыть, сделаем-с.
Больше ничего не говорю, разворачиваюсь, и шагаю в сторону широкой лестницы.

Найти комнату Лютика труда не составляет.
Медленно толкаю дверь - она со скрипом отворяется, - и переступаю порог. Внутри, вопреки моим ожиданиям, достаточно прибрано, уютно, и запах - тусклый, еле уловимый, но какой-то до боли знакомый. Даже мое обоняние, не идущие в сравнение с обостренным обонянием ведьмака, чувствует его. На столе разбросаны какие-то бумаги: подхожу, беру несколько листков, и, перекладывая их из одной руки в другую, быстро скольжу по тексту взглядом. Здесь какие-то записи, касающиеся купленных товаров для борделя; перечеркнутые стихи, и какие-то странные каракули.
И баллады.
Один листок остается в моей руке, в то время, как кулаком второй руки упираюсь в стол. Читаю теперь не торопливо, а медленно, вдумчиво, между тем пытаясь прислушаться к ощущениям, копошащимся где-то внутри.
"Путь пальцем проложи
Средь шрамов, ран суровых,
Чтоб наши слить пути
Судьбе наперекор.
Откройте раны
Вылечи их снова.
Пусть сложатся они
В судьбы узор."
Закусываю губу, протяжно выдыхаю, и бросаю листок обратно на стол.
Почему в жизни все не может быть так же просто, как в красивых балладах?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]

Отредактировано Octavia Rossi (12.06.2017 23:56:26)

Я пристально всматриваюсь в каждое слово, выведенное на старой, пожелтевшей под воздействием времени бумаге, в некоторых местах испачканной пятнами разлитого вина; тщательно вчитываюсь в каждую строчку, отражающую, кажется, всю нашу с Геральтом жизнь, преисполненную частыми разрывами, постоянными пересечениями, и редкими - в сравнении с нестабильно прожитыми годами, - счастливыми моментами; старательно прислушиваюсь к внутренним ощущениям, которые медленно, но верно закипают, стоит опуститься на строчку ниже. И еще ниже.
Тяжелый выдох срывается с моих губ, горячее дыхание касается порванных в нескольких местах краев листка, будоража их, - я прикрываю глаза, разжимаю пальцы, и бумага медленно опускается на стол, накрывая остальные чертежи, списки, перечеркнутые баллады, по которым можно отследить каждое приключение барда, и не менее красивые стихи.
Они меня отнюдь не интересуют, потому как в голове роем жужжащих, жалящих, надоедливых ос вертится одна единственная баллада, чье название тонким почерком выведено в самом углу листка, и как раз таки запачкано растекшейся каплей вина, своим мутно багровым цветом больше напоминающее кровь.
"Баллада о ведьмаке и чародейке" - и кровь в этом случае, наверное, была бы очень тематична. Я бы и подумала, что это действительно она, если бы не жестяной бокал, стоящий рядом: ровная гладь вина, оставшаяся на самом дне, спектром отражала тусклый свет лампы, горящей прямо над столом; не требовалось превосходного нюха, чтобы почуять острый запах алкоголя, явно простоявшего не один день, и теперь ударяющего по обонянию. Впрочем, все это меня мало сейчас волнует.

Разворачиваюсь, упираюсь поясницей и ладонями в ребро стола, скрещиваю ноги, и опускаю голову, отчего волнистые локоны черных, словно беззвездная ночь, волос скатываются с плеч. Я все еще помню наш с Геральтом разговор, помню каждое сказанное мною слово, помню каждый молчаливый, свойственный ведьмаку взгляд, не выражающий ровным счетом ничего, помню его короткие фразы, больше похожие на дежурные, годами заученные точно так же, как боевые выпады, пируэты, финты и вольты, позволяющие справиться с любым чудовищем. Я не обижаюсь за это на мужчину, потому как изначально ничего другого не ждала, а разговор этот начала, наверное, потому, что наивно рассчитывала, мол, если Геральт в свойственной для себя холодной сдержанности покажет свое безразличие - потому что ведьмак, потому что лишен эмоций, - то мне будет легче его отпустить.
Оказалось, что легче не стало, а сейчас, когда прочитала эту балладу, в груди что-то будто тугим узлом завязалось, заныло, забилось в конвульсиях, словно запертая в клетке птица. Как там Лютик постоянно говорит? Баллады пишут не для того, чтобы в них верили, а для того, чтобы волновать сердца? Кажется, это как раз тот случай.
Я только сейчас всерьез осознала, что счастливой, совместной с Геральтом жизни никогда не будет, но и оставить его, кажется, мне не дано. Слишком многое нас связывает, мы вместе, бок о бок прошли через кучу преград. Он стал мне слишком дорог.

Хмыкаю, вздыхаю, и ухмыляюсь, а в голове вертится единственный вопрос: что с тобой стало, Йеннифер? Терзаешь себя противоречиями, которые сама же и выдумала; бросаешься из крайности в крайность, когда должна действовать строго, безукоризненно, и с минимальными эмоциями.
Честно говоря, я не знаю ответ на этот - единственный, - вопрос.

Трачу еще некоторое время на то, чтобы осмотреть комнату Лютика. Поверяю небольшой шкаф, расположившийся у окна, неровно сколоченный комод, тумбочку рядом с кроватью; нахожу еще какие-то бумаги, записки, и, кажется, что-то вроде ежедневника. Беру его с собой, и выхожу в длинный коридор. Там сталкиваюсь с Золтаном, узнаю у него расположение комнат, отведенных нам для ночлега, благодарю его, и шагаю в обратную сторону в сопровождении глухих ударов каблуков, соприкасающихся с деревянным полом.
Мне требует около часа на то, чтобы пролистать все, что удалось найти. Из всего объема разнообразной информации нахожу короткий список тех, с кем Лютик виделся последний раз, при этом вовсе не удивившись тому, что все они - новиградские проститутки, - и еще нахожу записку, адресованную какому-то старому-доброму - если верить вступительному слову, - другу, которому бард собирался нанести визит в самом ближайшем будущем.
Оставив записку, и захлопнув пыльный дневник, я поднимаюсь с кровати, некоторое время медлю, размышляя о том, когда лучше наведаться к ведьмаку, а затем, придя к логичному выводу, что ему требуется отдых не меньше, чем мне, кидаю книженцию на стол, а сама, устроившись на кровати, проваливаюсь в сон сразу же, как голова касается подушки.

Меня будят какие-то странные звуки, заставляют зажмуриться, недовольно поморщиться, и лениво перевернуться на другой бок. В сонном сознании мельком проскальзывает мысль, что все-таки спать с Геральтом, наслаждаясь теплом, исходящим от его тела, мне нравится гораздо больше, нежели просыпаться вот так. В зашторенное, приоткрытое окно врываются солнечные лучи, а со стороны улицы бессовестно вваливаются и многочисленные голоса. Уже утро, и, кажется, совсем не раннее.
Потратив на раскачивание собственного сознания около пятнадцати минут, а затем потратив еще около получаса на то, чтобы привести себя в порядок, я, накинув рубашку, брюки, и сапоги, стягиваю со стола дневник Лютика, и неторопливым шагом выхожу в коридор, вместе с тем вдруг придя к выводу, что следует вновь поговорить с Геральтом, но уже на более расслабленную тему, поскольку это напряжение, возникшее между нами, мне вовсе не нравится. Ему, насколько я знаю ведьмака и его мысли - тоже.

Комната мужчины расположилась чуть левее моей, потому долго идти не пришлось. Замираю у порога, переступаю с ноги на ногу, чувствуя себя при этом каким-то сопливым, нерешительным подростком. Закатываю глаза, негромко фыркаю, браня себя за эту минутную слабость, и уже хочу зайти в комнату, поднимаю руку, подношу её к дверной ручке, но коснуться её так и не успеваю. Замираю, прислушиваюсь, и.. удивительно ли то, что слышу женский голос? Он совсем тихий, практически неслышный, но я бы не обратила внимания, если бы не мысли, явно принадлежащие женщине - они были красноречивее и в разы громче любых слов.

Как-то гадко хмыкаю, и рывком толкаю дверь, отчего та отзывается жалобным скрипом.
- Извиняюсь, что прерываю ваши любовные утехи, - с этими словами вхожу в комнату, и замечаю довольно интересную картину: Геральт нежится в постели, заняв большую её часть, а совершенно раздетая девица, чьи руки касаются мужской груди, лежит рядом, то и дело ластится, при этом недовольно, злобно глядя в мою сторону. Я же, в свою очередь, вскидываю бровь, окидываю их наигранно незаинтересованным, холодным, ничего не выражающим взглядом, а после прохожу к точно такому же столу. - мне тут довелось найти кое-что интересное, возможно касающееся нашего дела - отворачиваюсь, кладу дневник трубадура на стол, упираясь в него подушечками пальцев. - думаю, что тебе придется по вкусу перспектива навестить несколько, - поворачиваюсь, снова смотрю на девчонку, которая даже не думает уходить, вместо этого продолжая тесниться к мужчине, между тем накручивая локон на палец. - милых дам, разузнать у них о нашем общем друге. - мой голос не выражает ни злобы, ни раздражения, ни ревности, хотя все это буйным вихрем концентрируется где-то внутри, грозясь вот-вот вырваться наружу, потому в глаза ведьмаку не смотрю, прекрасно понимая, что ему не составит большого труда увидеть то, что я так отчаянно от него прячу. Давлю это в себе, сдавливаю из последних сил, стараясь не показывать тревоги, обиды, быть может, даже разочарования. - Не смею больше прерывать. - говорю уже возле двери.
А голос все-таки дрогнул, но мне хочется верить, что Геральт этого не заметил.

Было желание перекусить в этом злачном заведении, провести еще немного времени в теплой постели, утопая в мягкости подушек, но все эти желания вмиг улетучились. Меня, между тем, разрывает от дикой ревности, от ненависти, обиды и злости, которые хочется выплеснуть - не так важно, кто попадется под горячую руку.
И все-таки нахожу в себе силы заглушить это, пережить, убрать. А вместе с тем убраться и самой, хотя рассчитывала выехать немного позже.

Проходит от силы пять минут с того момента, как я застала ведьмака с женщиной, а злость мало того, что продолжает копошиться на задворках сознания, даже не думая униматься, так еще и наоборот становится только сильнее. Мне это не нравится. Мне ничего из происходящего, если так подумать, не нравится.
Собираться долго не приходится, потому уже через считанные минуты спускаюсь на первый этаж, в который раз натыкаясь на сонного Золтана.
- Й.. йеннифер, - заикаясь зевает он, возникая прямо на пути. - уже уходишь? А где Геральт? Что-то я его не за-амечаю, - снова зевает, щурится краснолюд, забавно вытягивает губы вперед, и заглядывает мне за спину, силясь отыскать там ведьмака.
- Я уезжаю. Одна. - коротко отвечаю и обхожу Золтана. - Спасибо за комнату.
- Да не за что. Всегда рады.

Новиград давно не спит. Прохладный воздух, вопреки всему, ни сколько не бодрит, и только конь, которого под узду вывел конюх, смотрит на меня отдохнувше.
- Пора в дорогу. - глажу его по носу, а после запрыгиваю в седло, цокаю и ударяю пятками, призывая двигаться. Жеребец срывается с места, оставляя после себя лишь пыль и утопающий в подворотнях цокот копыт.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2t9EK.gif[/AVA]
[NIC]Yennefer[/NIC]
[SGN]здесь любовь измеряют болью,
а от боли скрипят зубами. здесь на раны не сыпят солью -
соль в них втаптывают ногами.[/SGN]
[STA]я сделаю тебя счастливым, и заставлю тебя страдать[/STA]