выглядит + рваные джинсовые шорты + кеды

Просторная, нет, просто огромная комната, которая не идет в сравнение даже с холлом центрального банка, выглядит впечатляюще. Гладкие высокие потолки, наполированные до блеска, напоминают большие зеркала – хоть сейчас охорашивайся; кухонный гарнитур – огромный, растянувшийся по длине одной из стен – кажется новым и совсем нетронутым, хотя на электрической плите мерно посапывает кастрюля с супом. Пахнет вареными овощами – морковью, картофелем, капустой и зеленью. Внюхиваясь в аромат домашней еды, я инстинктивно прикрываю глаза и облизываюсь, невольно вспоминая, что в последний раз ела материнскую стряпню несколько лет назад. Не испытывая особых чувств к оставленным родителям, к брошенным братьям и сестрам, я все же неосознанно скучаю по некоторым деталям, которые, кажется, вырастают из самого далекого детства – так давно это было – хотя на самом деле прошло не больше полутора лет. Вовсе не вздыхая по ласковым взглядам и заботливым жестам, я не отказалась бы от тушеного картофеля с мясом, приготовленного умелой рукой матери, от только что сваренного кофе, в который исподтишка добавлен коньяк, хитро подмигивающим отцом, от скупого «не сдохла там еще?», брошенного Торстейном. Эти воспоминания не врываются в сознание подобно урагану, не переворачивают существование верх дном и не разбивают вдребезги настроение, заставляя ностальгически сосать под ложечкой; нет, эти воспоминания бестелесным призраками витают по подсознанию и едва заметно стучат в грудную клетку, когда случается катализатор. Как сейчас – запах домашней стряпни, как во вчерашнем кафе – вкус кофе с коньяком, как на прошлой неделе – Торстейн из «Викингов». Я, с рождения лишенная способности привязываться даже к собственным родителям, не понимаю, что неосознанно тянусь к отголоскам прошлого в своем настоящем: Торстейн вдруг стал любимым персонажем, кофе нравится только с коньяком, а тушеный картофель с мясом заказывается при любом удобном случае. Но не сейчас. Не сегодня.

По приглашению я зашла в соседний дом и сразу поняла: зря. Слишком он богатый, слишком роскошный – совсем не под стать мне. Хозяева ведут себя, как чопорные англичане; именно они пригласили меня, желая узнать больше о Норвегии – о стране, в которой я родилась и долго жила. Я чувствую себя не в своей тарелке, поэтому мгновенно спешиваюсь и сваливаю на улицу, там курю и думаю о том, что больше никогда не пойду в гости к соседям. Какой петух меня сегодня в жопу клюнул, не знаю, но точно уверена – больше этот общипанный гад к моей тощей заднице не пристроится.

Терпкий табачный дым срывается с губ, подхватывается порывами ветра и растворяется; я закусываю нижнюю губу и засовываю наушники в уши, топаю в ближайший магазин за каким-нибудь алкоголем. Сегодня мне не хочется коньяка, виски или вина – я хочу пива и рыбы. Викинг во мне требует эля.

Голова опущена, руки в карманах, на глазах – солнцезащитные очки, в ушах – басы. Я полностью абстрагировалась от мира и не хочу, чтобы он меня касался. Я иду мимо большого красивого здания, кажется, предназначенного для офисов, обхожу стороной красивый красный кабриолет и сворачиваю в безлюдную подворотню, решив срезать путь к магазину. А ниче так, зато здесь солнца меньше и прохладнее.

В подворотне не так светло и жарко, пожалуй, даже темно и прохладно – а все благодаря домам, которые высокими кирпичными стенами закрывают проклятое солнце, обещающее ударить по чернявой голове так сильно, что в себя придешь не раньше, чем через полчаса. Здоровье у меня крепкое – никогда не жаловалась – но стоило сменить привычные северо-западные ветра Норвегии на сорокоградусную горячность Греции, и первый солнечный удар не заставил себя ждать. Еще и белая кожа, привыкшая к дождям и к тучам, постоянно краснеет, пузырится и сгорает. Вот и ищу спасения в каждой тени и совсем неважно, кому она принадлежит – зданию, дереву или человеку. Особенно хочется выразить благодарность толстым людям, в тени которых прятаться весьма комфортно. Но об этом потом.

Человека, увязавшегося следом, я не замечаю – оно и неудивительно вовсе, учитывая, как я абстрагировалась от внешнего мира: солнцезащитные очки сидят на носу и закрывают глаза, в уши вставлены наушники, руки в карманах, голова опущена и даже щеки спрятаны за густыми прядями иссиня-черных волос. Я не желаю иметь с миром никаких контактов и очень хочу, чтобы это было взаимно. Но черта с два.

Из-за чужой ладони, вдруг упавшей на плечо, я едва заметно вздрагиваю – не от страха, а от неожиданности. Вряд ли за моей спиной топчется старый знакомый или хороший друг – у меня их тупо нет. Я не люблю людей и никогда не подпускаю их к себе. Животные мне нравятся куда больше женщин, мужчин и уж тем более детей. Особенно люблю собак – они крутые. Нужно будет завести четвероногого друга, чтобы не чувствовать себя одинокой в доме покойной тетки, но сейчас не об этом. Сейчас о незнакомке, которую я вижу перед собой, когда оборачиваюсь. Она среднего роста и крепкого телосложения, с непривычными для Греции белыми волосами и светлой кожей. Ее можно даже назвать красивой, но этот ужасный, размазанный по лицу макияж… с ним она больше походит на королеву клоунов, чем на человека. Еще и эти безвкусные розовые пряди средь белых волос.  Ощущение такое, что в тело взрослой тридцатилетней тетки вдруг вселился закомплексованный подросток лет шестнадцати, активно пытающийся выделиться среди сверстников. Впрочем, не мое это дело. Вряд ли незнакомка замечает мой внимательный взгляд – он тщательно скрыт за темными солнцезащитными очками. Приходится вытащить один наушник, чтобы услышать, что она говорит.

— Милочка, ты не знаешь, где здесь туалет? А то знаешь, как это у девочек бывает: к деревцу не пристроишься, — и это все? Судя по выражению ее лица, все. А вот интуиция, дарованная Кекропсом, подсказывает, что это далеко не конец разговора – это только начало.
— Понятия не имею, — хриплю в ответ и, не желая больше задерживаться на душной улице, обхожу блондинку с плеча, едва задевая. Наушник снова возвращается в ухо. И, пожалуйста, не надо больше нарушать мое личное пространство.

С завидной терпеливостью я слушаю все, что говорит барышня. Чтобы не показаться слишком благодарным слушателем, я флегматично опускаю голову, избегая взгляда глаза в глаза даже несмотря на наличие солнцезащитных очков, достаю из кармана рваных джинсовых шорт пачку сигарет и вытаскиваю одну из никотиновых подруг зубами, неспешно подкуриваюсь. Клубы серого дыма срываются с губ и растворяются на теплом юго-восточном ветру, который треплет густые иссиня-черные волосы. Мне неинтересно. Мне плевать. Все, что говорит дамочка, я слышала столько раз, что не сосчитать.
Понятия не имею, как все эти древнегреческие шишки узнали о том, что я – необычный человек, что в моей голове сидит Кекропс, способный одним ударом кулака устроить землетрясение. Или, например, проткнуть  каменным штырем, выросшим вдруг из асфальта, человека насквозь. Правда, платить за это приходится дорого – постоянной враждой с водой. Учитывая, что мой организм на девяносто процентов состоит из воды, приходится туго. А однажды я едва не утонула в неглубокой луже. Посейдон ненавидит Кекропса за то, что в споре за Аттику он отдал предпочтение Афине. Из-за старых распрей, во времена которых меня еще даже в планах не было, страдаю я. Ни душ принять нормально, ни воды хлебнуть, ни кофе выпить, словом, не жизнь, а безводная сказка. А если вспомнить, как много больниц я посетила, будучи ребенком, из-за феноменально низкой температуры тела… пиздец, словом. Один большой пиздец. Но способность управлять землей с лихвой компенсирует почти все недостатки. В конце концов, подчинение стихии – это вам не в тапки срать, это мощно.
И я не хочу, чтобы стихия подчинялась кому-то, кроме меня. Всякие группировки, о которых я наслышана, требуют повиновения не только с моей стороны, но и со стороны способностей. А они принадлежат мне и только мне. Остальные с веселой песней идут нахуй – и вот эту раскудахтавшуюся дамочка ждет посыл туда же.
Впрочем, отдать билет я не успеваю – блондинка вдруг оказывается слишком близко и касается моих губ. Внешнее спокойствие, как и внутреннее – такое привычное – состояние абсолютной апатии трещат по швам. Кекропс, как человек, впервые узаконивший брак между женщиной и мужчиной, не терпит нетрадиционных отношений. Я тоже. Я, блять, даже смотреть на однополые парочки не могу! – а тут такое. Сука! Не смей ко мне прикасаться. Никогда!
Дальше мое тело действует без одобрения мозга: ладонь правой руки сжимается в кулак, который тут же знакомиться с растерянной щекой блондинки. Не знаю, больно ли ей, но мои костяшки ноют, горят и саднят. Вместе с ударом приходит облегчение: вашу мать, как мне хорошо, как будто всю жизнь хотела въебать этой дамочке и только сейчас смогла это сделать.
— Пошла нахуй, — сердито рычу я. А для того, чтобы блондинка не смогла ко мне подобраться, я ударяю кулаком по стене позади – легко совсем – и сразу отхожу в сторону. Первые несколько секунд не происходит ничего, а потом несколько кирпичей вываливаются и падают между мной и блондинкой. В стене остается небольшая, но весьма красноречивая дыра.

вид;

Последнее время моя некогда размеренная жизнь стала слишком насыщенной на ситуации, требующие моего непосредственного вмешательства. Я все еще предпочитал не ввязываться в дела группировок, по возможности стараясь сводить к минимуму контакты с Хранителями - за исключением Соло, - и Двуликими, но все это упрямо отказывается обходить меня стороной, и изо дня в день случается какая-нибудь неведомая хрень, которую в срочном порядке приходится разгребать, ибо если ничего подобного не сделать, то тотальный трындец наступит в самое ближайшее время.
Я ничего подобного не хотел, потому слишком много времени уделял собственному спокойствию - а в моем положении оно на вес золота, ведь любое воздействие может сказаться на шаткой душевной организации дракона, и сегодня он тихомирно спит, а завтра рвет и мечет, желая уничтожить все, что попадается на пути, - и спокойствию семейному. На это уходило слишком много сил, слишком много энергии, и слишком много времени. Я стал уделять не достаточно внимания работе, и это не осталось незамеченным. В первую очередь для моего отца.

Телефон, разорвавший тихую и уютную обстановку, заставил меня непроизвольно дернуться, крепче прижав к себе девушку, чья голова удобно устроилась на моей груди, и оторвать затылок от спинки дивана. Под серию какого-то популярного сериала мы, кажется, уснули, оттого настойчивость трезвонящего мобильника мне оценить так и не удалось. Ткнувшись носом в женскую макушку, я на мгновение прикрыл глаза, расслабленно выдохнул, и только после этого аккуратно выбрался из под Соло. Стащил с журнального столика телефон, который не без помощи вибрации грозился вот-вот свалиться на пол, и мельком посмотрел на экран. Не сказал бы, что обрадовался неожиданному звонку, потому нахмурился.
- Сайракс? - ровный тон отца не предвещал ничего хорошего.
- Здравствуй, - поджал губы и потер переносицу, предвкушая очередную нотацию на тему моего безалаберного отношения к работе. Был бы ты только в курсе всего происходящего в Афинах..
- Ты решил устроить себе отпуск?
- Нет, взял пару выходных, чтобы с домашними делами разобраться.
- Тогда позволь прервать твой выходной. Мне нужна вся отчетность за последний месяц, а твой заместитель двух слов связать не может - и почему Харон уволился..? - от одного только имени  челюсть непроизвольно сжалась, а дыхание стало чаще и глубже. Дракону не нравилось, дракон слышал и раздражался точно так же, но голос отца подействовал отрезвляюще. - будь так любезен, сделай все сам. Завтра крайний срок.
- Понял, сделаю, - и как только на том конце послышались гудки, я протяжно выдохнул через нос, поджав губы.

Соло все таки пришлось разбудить. Ввел её в курс дела, пообещав, что разберусь со всем как можно быстрее, после чего наспех переоделся, привел себя в относительно презентабельное состояние, и выдвинулся в путь.
Дорога до офиса много времени не заняла, так как час пик благополучно прошел, поэтому на парковке рядом с офисом мой автомобиль остановился буквально через двадцать минут. Щелчок брелка, и сигнализация отозвалась приветливым пиликаньем, а я медленно зашагал в сторону главного входа.
Правда добраться до него так и не успел. Четкий драконий слух уловил какие-то подозрительные звуки, доносящиеся откуда-то из подворотни. И вроде бы не мое это дело, да только возня эта ничего хорошего не предвещала. Забить и забыть, по сути, надо, но все это происходит в самой непосредственной близости к зданию, где располагается моя компания. Лишних проблем мне не надо, потому что случись что-то рядом, и очередная нервотрепка с копами, и прочими товарищами, не заставит себя долго ждать. Мне сейчас меньше всего хотелось испытывать на себе рабочие проблемы, потому что и без того дерьма хватало.
Именно эта мысль не давала мне покоя ровно до того момента, пока я, оказавшись лицом к лицу с представшей картиной, не заметил девушек. Они явно не дружескими объятиями делились, а хрипы, крики, и вопли были лишь прямым тому доказательством.

- Эй, дамы, - позвал, сделав несколько решительных шагов к ним. Внимания на меня никто обращать не собирался - слишком уж увлечены процессом были, потому мне не оставалось ничего, кроме как разогнать их по разным углам.
Левая ладонь опустилась на плечо той девчонки, что находилась сверху, и резко - с силой не столько человеческой, сколько драконьей, - оттолкнула её в сторону. - вы же дамы, - хмыкнул. - мне здесь проблемы не нужны, так что давайте-ка вы мирно разойдетесь в разные стороны, и не будете тратить ни свое время, ни мое.

Понятия не имею, что со мной не так, но точно знаю: беспощадную жажду мести я заглушить не в состоянии. Она, словно опухоль на последней стадии, болит, горит, ноет, воет и рвется наружу. Если не оперировать, то будет поздно: я просто-напросто взорвусь. Раскидывать собственные оторванные руки и ноги по местности у меня нет никакого желания, поэтому заниматься этим будут окружающие. Никогда не отличалась тягой к самопожертвованию – и сейчас исправляться не собираюсь. Поздно пить боржоми, когда печень отказала. И речь, кстати, не только о моем желании отправить блондинку на корм голодным подводным рыбам, но и обо всех, кто оказался заложником этой ситуации.
Пардон, мужик, но ты тоже попадешь под раздачу. И мне неважно, что твои зрачки вытягиваются в ромб, а глаза наливаются желтым цветом, как у змеи. Как у меня. Я изначально почувствовала необъяснимую связь между нами, словно ты – неотъемлемая часть меня, родственная и родная. Но ощущения, дарованного интуицией, слишком мало для того, чтобы броситься в приятельские объятья, забыв про истеричную блондинку.
Блондинка, кстати, разоряется на очередной истошный вопль – она широко раскрывает рот, измазанный яркой красной помадой, и посылает доброго самаритянина как можно дальше. Вот это ты зря, стерва, потому что этот мужик – единственный, кто мог тебе помочь.
Впрочем, мужик уходить не собирается. Понятия не имею, что им движет: быть может, он просто весь такой рыцарь в блестящих на солнце доспехах, который не может пройти мимо красочной бабской склоки. Возможно, неподалеку находится частный бассейн, который он отстроил два дня назад и который мы можем испортить, щедро залив кровью. А не искатель ли ты сенсаций? Снимешь нас на дерьмовую камеру телефона, а потом выкинешь на «ютуб». Хрен поймешь. Я не знаю мотивов незнакомца, но понимаю одно: в его присутствии с блондинкой мне будет расправиться куда сложнее.
Мне не нужны свидетели. Я не хочу гнить за решеткой.
Значит, сначала нужно избавиться от мужика, а там – дело за малым.
Сверкнув нехорошим взглядом синих глаз, я размахиваюсь и ударяю кулаком, костяшки на котором едва начали затягиваться после последнего применения способности, в потрескавшийся асфальт под ногами. Ничего не происходит в первые несколько секунд, и эти двое смотрят на меня, как на умалишенную. Я молча разгибаюсь, выпрямляюсь и поджимаю губы от боли, которая атакует, словно электрические заряд, мой окровавленный кулак.
Да, чувак, твой бассейн превратится в кровавые реки сегодня.
Я пячусь назад, примерно представляя, какой силы землетрясение вызвала. Провалиться под землю совсем не хочется. Земля, кстати, начинает ходуном ходить сразу после того, как я оказываюсь вне радиуса землетрясения.
Бабах! – и асфальт трещит по швам.
Бабах! – и первая глыба проваливается вниз.
Бабах! – и такая же участь настигает третью глыбу.
И в эпицентре всего – блондинка и дракон. Простите, ребята, но вы сами напросились.

Отредактировано Thea Hansen (05.05.2017 16:23:29)

Видят Боги, я до победного конца пытался сохранять спокойствие, всеми силами заглушая в себе растущее раздражение, готовое вот-вот вырваться на свободу вместе с громогласным ревом дракона; видят Боги, я пытался решить все мирным путем, не прибегая к крайним мерам - которые, к слову, сейчас были очень некстати, потому что находимся мы вблизи офиса, а в нем, как известно, все еще работают те товарищи, которым один раз уже удалось столкнуться с необъяснимыми вещами, с устрашающим ревом, с буйным характером - с драконом.
Сейчас я стоял между двух огней, если можно так выразиться: с одной стороны была девчонка, которая приторно сладко улыбалась, и всем своим видом показывала, мол, это она здесь правит балом, и мое присутствие её мало волнует; с другой стороны была девчонка, чьи глаза напомнили мне о том, что я не просто мимо проходящий человек, который решил вмешаться в бабскую разборку, а то, что я - дракон, которого не следует раздражать, которого, быть может, и удерживать не следует, ведь он - это не вынужденная мера, не принудительное сожительство с чудовищем. Он - это я.
Один единственный момент отличал меня от зверя: если мне конкретно сейчас хотелось избежать весьма трагичных последствий, решив все более мирным путем, после чего, наведавшись в офис, или вернувшись домой, я благополучно забуду о существовании этих двух девчонок, то рептилии было сердечно похер и на них, и, собственно, на мое желание разбираться более спокойно. Ему хотелось громить, крушить, убивать, заливать улицы чужой кровью, слышать боязливые крики, упиваться истошными, мучительными воплями, когда острые зубы впиваются в кожу.
Дракону не нужен мир.
Дракону нужна война, и чем масштабнее она будет, тем слаще для него окажется вкус крови, приятнее окажется крик тех, кого он будет втаптывать массивными лапами в землю. И начать он хочет, пожалуй, именно с этих двух девчонок.

Масла в огонь подливает та из них, которая ударяет кулаком по асфальту, заставляя меня недоуменно перевести взгляд и вскинуть бровь. Первые несколько секунд ничего не происходит, но дальше начинается самая, пожалуй, веселая часть сего представления: земля под ногами начинает ходуном ходить, привлекая тем самым мое внимание. Опустив голову, посмотрел себя под ноги, и заметил внушительных таких размеров трещину, проползшую как раз между моих ног. За ней, собственно, начал рушиться асфальт, а вместе с ним стремительно, словно карточный домик, разрушилась и моя сдержанность.
Из груди вырвался сдавленный рык, и я, решив, что топтаться на месте - не есть хорошо, ушел в сторону, успев перепрыгнуть на противоположную от девчонок сторону, правда кусок асфальта, на который наступил правой ногой, как раз в этот момент откололся, и от падения в образовавшуюся пропасть меня спас лишь небольшой выступ, за который успел зацепиться рукой.
Кто бы знал, что сегодняшний день станет таким насыщенным.

Все бы ничего, да только дракон - все еще дико раздраженный и взвинченный, перехватывает инициативу, воспользовавшись этой заминкой. По телу пронесся приступ боли, заставивший меня немного ослабить хватку, и, казалось бы, можно начинать прощаться с жизнью, да только у ящера были совсем другие планы.

Подворотню наполняет скрежет когтей: зверь, цепляющийся лапами за выступы, ловко отталкивается один раз, затем второй, третий, хватается мощными лапами за самый край, и в конечном итоге оказывается на твердой земле. Он видит перед собой девчонок, вновь увлеченно калечащих друг друга; он видит перед собой тех, кого всей душой желает убить. Не потому, что одна из них попыталась убить его, не потому, что вторая просто не нравилась по факту, а потому, что зверь хочет крови - ее запах касается острого обоняния, будоражит, разводит на угрожающий оскал и утробно рык.
Ящер проводит лапой по асфальту, царапает его когтями, ударяет по нему хвостом, а затем прижимает к голове уши, группируется, пригибается и хмурится; напрягается и готовится, а взгляд скользит то по одной девчонке, то по второй.

Я вообще не понимаю, что происходит вокруг.
Вот я, собравшись с последними силами, выращиваю из земли клетку, которая может задержать обозленного дракона на некоторое время. Применение способности дается мне с трудом – она вообще ужасно тяжелая вещь, особенно, когда пятью минутами ранее я уже устраивала землетрясение. Терракинез для меня сравним с поднятием огромного булыжника: если в первый раз я справилась неплохо, то на второй сил просто не осталось, а на третьем я отключусь или даже сдохну. Но если я не продолжу держать дракона в землистой клетке, то он меня сожрет. Нас.
Кстати, о нас. Перемещение – дело рук размалеванной блондинки. Я оказываюсь оторванной от земли, и дракон вырывается на свободу. Нас спасает только то, что мои ладони уходят в отрыв от асфальта на несколько секунд, и этого времени ящеру не хватает, чтобы выбраться из клетки. По факту, она не распадается даже – ее каменные прутья просто перестают расти. Не знаю, замечает ли дракон изменений, но то, что он продолжает сидеть в клетке, а не топчется на обломках асфальта, меня несказанно радует.
У нас все еще есть шансы уйти из этой подворотни живыми.
А потом время как будто замирает. Нет, серьезно, бабенка за моей спиной щелкает пальцами, и в подворотне все начинает плыть, словно под водой в озере, где почти нет течения. Я смотрю, приоткрыв рот от удивления, и понимаю: а блондинка-то не лыком шитая, вон на какие фокусы способна. Связываться с такой – себе дороже.
Глядя на муху, которая пролетает перед моим носом со скоростью в десять раз медленнее обычной, я сглатываю и пытаюсь придумать, что делать дальше. Мне нужно уйти не только из этой подворотни – от злого голодного дракона, но и с этих улиц – от истеричной блондинки. И вряд ли она будет ко мне столь мила, когда я снова пошлю ее нахуй, не собираясь вступать ни в какие группировки. 
План в мою тяжелую голову, разрывающуюся от боли, приходит быстро. Я искренне сомневаюсь в его адекватности, но на безрыбье и рак – рыба.
Выдохнув, я решительно перехватываю руку блондинки за запястье. Она глядит на меня с недоумением, а потом удивленный взгляд сменяется стеклянным. Блондинка смотрит, но не видит – она ослепла, потому что я применила на ней еще одну свою способность – отравление. Через позеленевшие пальцы я впрыснула яд ей в кожу, который тут же подхватила кровь и разнесла по органам. Яд задел центральную нервную систему, и блондинка на какое-то время ослепла. Как правило, техника длится не более десяти минут.
Я понимаю, что техника замедления времени, скорее всего, канула в Лету вместе со зрением, поэтому делаю все максимально быстро: вырубаю блондинку ударом кулака, подхватываю бессознательное тело и тащу из подворотни прочь. Даже я не настолько черствая, чтобы оставлять человека на съедение дракону.
Блондинку я усаживаю под кустом в ближайшем парке. Здесь людно – не убьют точно, хоть и нарекут обдолбившейся наркоманкой. Сама, взяв руки в ноги, сваливаю домой –  отмываться от грязи, от крови и от событий сегодняшнего дня.
Быстрее, блять! – напиться и забыться. Больше никогда не буду смотреть фильмы, где есть драконы.

Отредактировано Thea Hansen (13.05.2017 12:13:34)