И снова размеренная атмосфера за считанные секунды накаляется, а все потому, что на пороге появился человек, видеть которого мне не хотелось. А вот он, как я успела заметить, испытывал просто непреодолимое желание вклиниться в мою жизнь, и одному Богу известно, какими мотивами он в этот момент руководствуется.
Верить в светлые и добрые намерения я не только не хотела, но и не могла, потому что прекрасно знала человека, который сейчас стоял передо мной, всем своим видом показывая, что уходить никуда не собирается, точно так же, как не собирается и оставлять меня в покое. Соскучился, решил навестить старую подругу, узнать как дела и что нового? Так опоздал с желаниями, причем не на неделю, не на месяц, а почти на десять лет, за время которых я не видела Джимми, и не знала - чем он живет, как живет, и где живет. Да и знать, в общем-то, не хотела, потому что расстались не с самыми приятными чувствами касательно друг друга.
Немного обидно, конечно, что столько лет тесной дружбы в итоге скатились в нихуя, оставив только неприятный осадок, и отсутствие всякого желания пересекаться с людьми из прошлого. Я предпочитала считать, что все те, кто по каким-то понятным - или не очень, - причинам остаются позади, забываются, стираются из памяти, оставаясь лишь редкими, периодически маячащими на задворках сознания, и самыми приятными воспоминаниями, должны там и оставаться, а не лезть в настоящее, и уж тем более не должны портить будущее.
В случае с Джимми все было куда кардинальнее: я выкинула из памяти абсолютно все, что каким бы то ни было боком его касалось, и ничуть об этом не жалела, хотя в нашей с ним жизни было достаточно много моментов, о которых хотелось бы помнить, которые хотелось бы с трепетом вспоминать, и которыми не хотелось бы пренебрегать.

- Почему ты так упрямо отказываешься меня выслушать? - вновь начинает свою песню Джимми, а мне остается лишь глаза раздражительно закатывать, да выдыхать шумно. В приоткрытую входную дверь бессовестно врывался прохладный ветер, скользя по полу вглубь квартиры, а из-за открытого окна создавался неплохой такой сквозняк, по-хозяйски гуляющий в пределах дома, и заставляющий чувствовать, как вдоль позвоночника пробегают толпы мурашек. Но от сквозняка ли они появились, или же поводом стало что-то другое? Или кто-то.
- Потому что ничего нового я от тебя не услышу. Че вдруг за рвение восстановить былые отношения? Опять решил яйца ко мне подкатить? Так извиняй, не получится, поэтому бери их, и укатывай обратно, откуда приперся. - я все еще стояла возле двери, и непоколебимо смотрела на Джимми, который на мгновение замялся, видимо обдумывая ответ, или очередную порцию "весомых" аргументов того, почему я должна его выслушать.
А еще мне чертовски не нравилась тишина, царящая в доме. Зная Честера, и его взрывной характер, для меня было немного странно то, что он до сих пор не появился в поле зрения, выставив незваного гостя за дверь, но уже в более грубой форме.
Мне чертовски не нравилось это затишье, потому что значило оно лишь то, что впереди ждет самая настоящая буря, в которую могут попасть все, кто окажется на небезопасном расстоянии.

И все-таки Беннингтон появился - я поняла это по взгляду Джимми, который до этого был прикован исключительно ко мне, а сейчас оторвался, и устремился куда-то через меня. Я не видела Чеса, но чувствовала, как он оказался позади, а затем заметила его руку, решительно открывшую входную дверь шире.
Честно говоря, тут я немного ахуела, потому что Беннингтон, сохраняя невозмутимость и спокойствие, пропускает парня в дом, и смотрит на меня так, будто все происходящее - нечто само собой разумеющееся, а Джимми - это не потенциальный объект раздражения, а старый друг, заехавший в гости на чашку чая.
Недоумение на моем лице сохранялось до победного конца, а сама я, окинув сначала Честера подозрительным взглядом, затем Джимми, но уже недовольным и озлобленным, прошла в кухню, встав у противоположной стороны стола, так, чтобы в поле зрения попадали оба мужчины. Упершись ладонями в столешницу, и слегка ссутулившись, бесшумно выдохнула и принялась наблюдать за происходящим.
Нет, спокойный Честер мне тоже очень нравился - да он мне, в общем-то, нравился в любом виде, - но конкретно сейчас это чертовски напрягало. Я привыкла сталкиваться с буйным, готовым переломать кости и выбить зубы любому, кто встанет на пути, несдержанным мужчиной, а сейчас он выглядел так, будто ничего особенного не происходит.
Чес, не пугай меня, сделай хоть что-нибудь.
И он делает.

Он срывается с места, и одним решительным действием припечатывает Джимми к ближайшей стене. Парень в ответ на это морщится и жмурится - видимо неплохо приложился затылком, - а я продолжаю неподвижно стоять, исподлобья за всем этим наблюдая. Видела взгляд, устремленный на меня, и видимо ожидающий поддержки, но не делала ровным счетом ничего.
- Я же сказал, что просто хотел с ней поговорить, - упрямству этого человека просто границ не было, а Честер, между тем, раздракониваясь еще больше, только сильнее сжал в собственных руках злополучную куртку. И пиздец собирался настать буквально через считанные секунды, если не вмешаться. А будет ли от этого хоть какой-нибудь толк? Хрен знает.
Мне не приходилось сомневаться в том, что еще чуть-чуть, и Беннингтону окончательно сорвет крышу, а от Джимми останется лишь бездыханное тело, от которого в срочном порядке придется избавляться. Не то, чтобы я переживала.. просто не хотелось омрачать этот день еще и убийством.
Тем более убийством, совершенным на глазах ребенка.
Сделав несколько шагов в сторону Честера, встала возле него, и положила одну ладонь на его плечо, слегка сжав, тем самым пытаясь обратить на себя его внимание.
- Не надо, - тихо попросила, ткнувшись носом в то же самое плечо, на котором находилась моя рука, только со стороны спины. - здесь Тер, - который, видимо, приполз на громкие звуки, и теперь с интересом за нами наблюдал, остановившись в дверном проеме. Мне не было жалко Джимми, который сам напросился, и, честно признаться, если бы Беннингтон ему хорошенько наебенил, я была бы только рада, потому что тогда, быть может, он избавится от своей мании поговорить на тему, к которой мне возвращаться не хотелось, но в то же время мне не хотелось, чтобы нечто подобное развернулось на глазах ребенка.
- Ты ведь не будешь избивать меня на глазах.. сына, да? Не знал, Росси, что у вас все так далеко зашло, - подал голос парень, как-то неприятно усмехнувшись.
- Да ты много чего не знал, и не узнаешь, потому что соберешься и свалишь с горизонта,
- А что, если не свалю? Останусь, и не дам вам спокойно жить, - и снова в Джимми проснулась эта паршивая привычка: если что-то идет не так, как он того желает, то из всех щелей начинает переть яд, стремящийся ударить по самым больным местам. - особенно тебе, Росси. Ты ведь знаешь, на что я могу быть способен..
Слушать его больше мне не хотелось, точно так же, как и видеть, потому, сказав Честеру, что заберу Тера и уложу спать, кинула презрительный взгляд на парня, и вышла, попутно подхватив ребенка на руки. Что там дальше будет - похер, главное, чтобы этот мудак не появлялся. А за Беннингтона я не беспокоилась - он был силен настолько же, насколько и прекрасен в гневе, а прекрасен был он просто до невозможности.

Я, конечно, подозревала, что в этой жизни ничего просто так не делается, и бывают такие моменты, когда приходится бороться с неуправляемым поездом внутренних противоречий, но никогда не думала, что это будет настолько часто, до такой степени сложно, и с такими ужасающими последствиями. Эти самые противоречия не просто появлялись в следствии какого-либо события, вальяжно заваливаясь в сознание, или постепенно там зарождаясь; они буквально под дых били: безжалостно, болезненно, и, как правило, неожиданно.
И сейчас, когда кухня наполнилась испуганным плачем ребенка, а я, заметив разъяренные, налитые кровью глаза Честера, поспешила унести Тера на второй этаж, эти самые противоречия вновь ударились о стенки черепной коробки, заставив поджать губы, и лишь сильнее прижать к себе мальчишку, крепкой удавкой сцепившего руки на шее, и продолжавшего раздражаться всхлипами и громкими воплями.
- Тише, парень, все хорошо, - было несколько минут назад, пока спокойную и уютную атмосферу не нарушил настойчивый стук в дверь.
Стоило приехать в Грецию, стоило не только почувствовать на себе царящую здесь обстановку, но и вляпаться в нее, как я забыла, какого это, когда сидишь целый день дома, не думаешь о том, что где-то на горизонте маячат очередные проблемы, просто лежишь на диване, ждешь ароматную пиццу, которую с минуты на минуту должны привезти и передать точно в руки, смотришь очередную серию любимого сериала, и единственные переживания в этот момент, которые могут быть - это переживания за любимого персонажа.
Сейчас же почв для переживаний было великое множество: за себя, потому что не научилась еще абстрагироваться от всей этой божественной, суетливой жизни, принимая её, как должное; за Честера, потому что каким бы сильным, выносливым, и бесстрашным он не был, на деле же он являлся далеко не бессмертным, оставался обычным человеком, которого точно так же можно убить; за родителей, которые приехали в город, где на каждом углу может дожидаться очередная опасность.
И вот тут противоречия играли главную роль, потому что за Джимми я волновалась тоже. Пусть и не так сильно - совсем немного, - но все-таки волновалась, потому что каким бы парень ни был мудаком, он долгое время находился рядом, не раз помогал, выручал в сложные периоды жизни и, по сути, взамен ничего не требовал... до определенного момента.

От этих мыслей меня отвлек все еще хныкающий Тер, тем самым заставив обратить на себя внимание. Он успокоился лишь в тот момент, когда мы оказались в спальне: перестал лить слезы, размазывая сопли и слюни предплечьем по лицу, переключил все свое внимание на щенка, все это время преданно следовавшего за нами, и даже улыбнулся, когда мохнатая копна черной шерсти запрыгнула на кровать, начав облизывать не менее слюнявым языком маленькие ладошки.
Тер успокоился, а вот я не успокоилась совсем.
С первого этажа доносился приглушенные стук, какое-то с трудом уловимое движение, и снова стук. Что именно там происходило - понятия не имела, но что-то мне подсказывало, что ничего хорошего. С одной стороны, Джимми виноват сам, ведь полез на рожон, когда решил, что первого раза, когда Беннингтон без лишних слов выкинул его из дома, обозначив свою нерушимую позицию, оказалось мало, а в голове упрямого пацана, наверное, щелкнул тумблер, сподвигнувший на такой опрометчивый шаг. С другой стороны, он ведь даже представить себе не может, насколько опасным и беспощадным может быть Честер, а то, что после рассказов родителей в его голове скорее всего выстроился вполне четкий образ Джекса, который зверел только в ситуациях острой жизненной необходимости, а в глазах родителей казался святым, только усугубляло ситуация, потому что сам Джимми не всегда умел держать язык за зубами, провоцируя, а затем и огребая.

Мальчишка, спустя минут пять возни с собакеном, начал широко зевать и тереть глаза тыльными сторонами ладоней, всем своим видом показывая, что неплохо было бы поспать. Ох, малыш, поспать было бы очень неплохо, и желательно не просыпаться до того момента, когда все будет хорошо. А будет ли? Это уже совсем другой вопрос.
Уложив Тера в кровать, подсунув ему под бок плюшевого медведя, который тут же оказался в крепких детских объятьях, я на несколько секунд замешкалась. Звуки с первого этажа прекратились, и меня, если честно, терзали смутные сомнения, а в голове вертелась одна единственная мысль: Честер убил пацана. И вроде бы вполне ожидаемый исход, ведь мужчина с большим трудом сохранял спокойствие в ситуациях, которые так и норовят вывести из себя, но тревожное сердце начало биться чаще, когда воображение подкинуло живописную картину, которую был шанс увидеть.
Переминувшись с ноги на ногу, я опустила голову, отчего волосы скатились с плеч и закрыли лицо, и шумно выдохнула, большим и указательным пальцами потерев переносицу. Выбора у меня особо не было, потому, когда ладонь прошлась по лицу вниз, а затем загладила волосы назад, я вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь, и без особого энтузиазма направилась в сторону кухни.

То, что представляла в голове, то и увидела в итоге: Честер сидел на полу возле стола, сжимая в руках окровавленный нож, а Джимми лежал чуть дальше, в луже собственной крови. Резко остановившись в дверях, я сглотнула подступивший к горлу ком, а взгляд так и цеплялся то за нож, то за лужу крови, не желая обращать внимания на остальные - не менее важные, к слову, - детали. Не подумала, что парень просто в отключке, и никакого тотального пиздеца, о котором в последствии буду жалеть, не произошло; не догадывалась и о том, что кровь на ноже принадлежит не Джимми, а Честеру, и волноваться следует как минимум об этом. Я видела только кровь на полу, и кровь на ноже, а доводы разума заглушались банальными эмоциям. Мне, как человеку, который в своей жизни с трупами дел никаких не имел, конкретно сейчас было страшно, неприятно, и где-то на периферии всего этого свои скользкие лапы тянула злость. На кого именно злилась - не знала: на себя, потому что не смогла самостоятельно выдворить настырного пацана; на Честера, который имел полное право сделать то, что сделал - ведь в его доме начал права качать какой-то сопляк, - но затуманенному разуму этого ведь не объяснишь; на Джимми злилась - причем, если так посудить, больше всего, - за то, что неожиданно появился, и все испортил.
А может и на всех сразу.

- Ты с какого дуба рухнул, Чес? - наконец-таки подала голос я, в несколько широких шагов оказавшись рядом с ним, выдернув из его руки нож, и бросив его на столешницу, отчего по кухне разнесся характерный звон. - Ты не мог просто выкинуть его из дома? Обязательно убивать? - я не кричала, но назвать голос спокойным язык вряд ли повернулся бы. В нем то и дело проскальзывала дрожь, он то и дело съезжал на хрип, а взгляд был приковал к Честеру - точнее, к затылку, потому что голова его была опущена. - У тебя ребенок маленький на втором этаже, а ты ножами тут машешь.
Взгляда Беннингтона я не видела, что не особо хорошо, ведь он, возможно, смог бы отрезвить, заглушить эмоции, и позволить разуму выйти на передний план, ведь по-хорошему надо было не сокрушаться в пустую, а все-таки обратить внимание на то, что мужчина мой в эту секунду истекает кровью.

Осознание, точно так же, как и многочисленные противоречия, ударяет неожиданно, резко, и, как правило, более ощутимо - словно ты находишься в самом центре большого колокола, а кто-то ходит вокруг него снаружи и безжалостно долбит стальной арматурой по стенкам, заставляя звуковые колебания проникать в самые темные углы разума, не только переворачивая там все, но, в большинстве своем, ломая то, что в последствии вернуть в изначальное состояние не представится возможным.
Конкретно у меня те самые противоречия, если так посудить - штука довольно-таки безобидная, а порой даже полезная, потому что зачастую помогает мне сделать выбор - правильный и приемлемый, делающий относительно счастливой не только меня, но и тех, кто мне дорог. А еще они на корню пресекают те неприятные события, с которыми буквально след в след идет осознание. Но случается это, к сожалению, не всегда.
Сегодня вот не случилось, и вместо того, чтобы сделать правильный выбор, встать на правильную сторону, тем самым поддержав человека, который был мне очень дорог, я поддалась эмоциям, захлестнувшим и ударившим похлеще, чем волны бьются о прибрежные скалы. Результатом всему этому стал недобрый взгляд Честера, и его ладонь, оттолкнувшая настолько сильно, что удержаться на ногах удалось с большим трудом - спасибо следует сказать столу, который так удачно оказался рядом, и в который я так удачно успела упереться ладонью, оставшись в вертикальном положении. Это действие оказалось той отрезвляющей пощечиной, которая позволила мне отвлечься от мыслей, не подкрепленных никакими весомыми доказательствами, а лишь выдуманных и накрученных самостоятельно. Только сейчас, когда до этого частое и глубокое дыхание утихомирилось и вернулось в более-менее спокойное русло, а каждый удар тревожного сердца перестал отдаваться в голове пульсирующей болью, я смогла трезво оценить ситуацию: проскользила взглядом по телу Джимми, и не обнаружила никаких видимых ран - и тут не надо быть великолепным доктором, чтобы понять, что ножом его никто не резал, а небольшая лужа крови, что растеклась по полу, берет свое начало с головы; сощурилась и заметила, что он вполне живой, дышащий, и просто находящийся в отключке.
И вот оно, то самое осознание, которое точно так же ударяет по голове, только я, в отличии от Джимми, не вырубаюсь, не встречаюсь лицом к лицу с прохладным полом, и уж тем более кровью не истекаю. Я остаюсь стоять в том же положении, только взгляд теперь прикован к спине Честера. И хотелось бы мне в очередной раз отметить, что тело у него действительно превосходное, а широким плечам можно отдельную оду посвятить, да только момент сейчас не тот. Вот еще одна отличительная черта того состояния, в котором я сейчас находилась: если противоречия заблаговременно появляются, то осознание по-хозяйски врывается в тот момент, когда, по сути, становится поздно, и все самое херовое уже произошло. Хочешь что-то исправить? Вот тебе полый карт-бланш - действуй. Пытайся вернуть все на круги своя, при этом надейся на хороший исход, а если не получится, то тут уж извиняй, родная, но виновата сама.

Покрутив небольшой бутылек в руке, я еще несколько секунд смотрела на Честера - но не в глаза, потому что заметила пластырь, который красовался на его боку. Мужчина тут же отвернулся, потому ничего толком разглядеть я не смогла, но даже этого было достаточно, чтобы начать волноваться. Чертыхнувшись, оттолкнулась ладонью от стола, подошла к бессознательному телу, опустившись перед ним на корточки, и несколько раз провела нашатырем перед носом Джимми. Он, в свою очередь, сморщился, скривился, нахмурился и что-то невнятно простонал, только после этого еле разлепил глаза, размытым взглядом уставившись на меня, будто видит впервые в жизни. Парень молчал; я молчала тоже, не потому, что не хотела говорить, а потому что думала совершенно о иных вещах.
Я чувствовала некую вину перед Честером - не только за то, что обвинила его в том, чего он не делал, а за все вкупе - за весь сегодняшний день, который с самого утра начался как-то слишком сумбурно, и не очень приятно, - поэтому мне хотелось каким-то образом её искупить. А как?
Озарение, если можно так выразиться, снизошло неожиданно, когда я незначительным жестом заправила прядь волос за ухо, и случайно коснулась подушечками пальцев серьги. Мне до сих пор не удалось свыкнуться с мыслью, что являюсь не самым обычным человеком, а хранителем. И не каким-нибудь, а Панацеи, способной вылечить - со слов Анубиса, - практически любые раны.
И Честеру помочь таким образом тоже можно. Вот только как? Я ведь нихрена толком и делать то не умею, и жертв никаких никогда не приносила, и кролика у меня под рукой не было тоже. Зато был телефон, который вполне мог обеспечить меня не только пушистым зверьком, но и лечебной практикой.
- Разбирайтесь сами, я вернусь скоро, - отстранено произнесла, посмотрев на недоумевающего, и кривящегося от боли Джимми, затем на Честера, вовсе на меня внимания не обращающего, поставила бутылек на столешницу и, выпрямившись, пошла в сторону лестницы, попутно вытянув из заднего кармана джинсов телефон.

Один гудок. Второй гудок. Третий гудок. И так несколько раз.
Монотонные сигналы растягивались будто до бесконечности, заставляя меня ходить по ванной комнате из стороны в сторону, и мысленно проклинать Сотириса за то, что не берет трубку.
За тот непродолжительный промежуток времени, пока Честера не было, а мне приходилось топтаться в особняке, именно Анубис стал тем человеком, который не давал сойти с ума от скуки. Он, будучи немного пьяным, в первый вечер моего сольного блуждания по комнате в поисках занятия, завалился со щенком подмышкой, сказав, что нашел его где-то на территории; затем я встретила его в гостиной, распластавшегося по дивану, когда шла выгуливать собакена - а тот выгуливаться отказался, и вместо этого докопался до мужчины. Сотирис, в общем-то, был совсем не против, а мне не оставалось ничего, кроме как свалиться в кресло, и уставиться в телевизор, изредка поглядывая на то, с каким удовольствием эти ребята возятся друг с другом.
Как оказалось, найти с Анубисом общий язык не так уж и сложно - особенно когда под боком находится пара банок пива, или бутылка чего покрепче, - и проведенное с ним время позволило мне узнать много увлекательных вещей не только о хранителях, но и конкретно о моем случае. Пусть разговор наш частенько уходил в иное русло - потому что происходящее на экране приковывало внимание, - но в последствии я узнала о том, что для техники нужен кролик, что Сотирис не против помочь мне с этим разобраться, пообещав, что если что-то надо, то я должна просто позвонить, и что Беннингтон - та еще задница.

А вот теперь я звоню, когда очень надо, но в ответ тишина. Хотя, нет, спустя какое-то время мужчина все таки взял трубку, и, после непродолжительного объяснения, сквозь зевоту пообещал, что привезет кролика и поможет все сделать правильно. Не хотелось бы, конечно, убивать животное, но в эту секунду гуманности во мне было столько же, сколько в медведе грации.

В общем, понятия не имела, сколько прошло времени, что происходило между Чесом и Джимми в тот момент, когда я разбиралась с техникой и прочими "прелестями" хранительской жизни, но когда отправила Анубиса восвояси и вернулась, обнаружила своего мужчину на диване в гостиной. Тер, как оказалось, еще спал, поэтому была возможность сделать все не торопясь.
Неуверенно переминувшись с ноги на ногу, бесшумно выдохнула, и прошла к Беннингтону, усевшись рядом с ним на диван. Хрен бы его знал, что надо делать, как надо делать, и стоит ли делать вообще, но для себя твердо решила, что попробовать все-таки стоит.
- Чес, - тихо позвала, сев лицом к нему, а одну ногу подогнув под себя. Подалась вперед, и уткнулась носом в его плечо, добавив: - прости.
Правая рука аккуратно легла на его живот, но тут же ушла в сторону, и оказалась поверх пластыря. Анубис говорил, что надо просто сконцентрироваться и переключить все внимание на рану. Сделать это удалось с трудом - и не потому, что Честер сидел без футболки, заставляя меня думать только об этом, - но все-таки удалось, хотя я не была уверена, что это работает так, как должно работать. Отсутствие практики, неспособность пользоваться дарованными силами - все это жутко ударяло по сознанию, но врожденное упрямство не позволяло просто так взять и все бросить. К тому же, может я рано причислила себя к хреновым хранителям, ведь не видела, что там именно под рукой и слоем пластыря происходит.

Когда в срочном порядке требуется сконцентрироваться и все свое внимание обратить на какую-то определенную вещь, или на какое-либо действие, то, будто по закону подлости, все вокруг усиливается и начинает чувствоваться в разы сильнее. Стоило мне увести взгляд от лица мужчины, и зацепиться им за окровавленный пластырь, стоило мягким подушечкам пальцев коснуться кожи чуть выше раны, дабы не доставлять Честеру лишнюю боль и дискомфорт, которых и без того хватает, стоило сделать глубокий вдох, и тут же бесшумно выдохнуть сквозь слегка приоткрытые пересохшие губы, как все, что находилось поблизости, начинало отвлекать: телевизор, который я до этого не слышала и на который не обращала никакого внимания, сейчас стал каким-то слишком громким, а звуки стрельбы и крики из сцен второсортного боевика с грохотом ударялись о стенки черепной коробки, отвлекали, и заставляли хмуриться; погода за окном разбушевалась не на шутку, и тяжелые капли дождя буквально за секунду начали отбивать барабанные ритмы о стекла; даже дыхание Беннингтона, которое было практически бесшумным, сейчас слышалось значительно четче и громче.
Я продолжала неподвижно сидеть, все так же держала ладони на мужском теле, и, по мере возможности, старалась целиком и полностью абстрагироваться, между тем концентрируясь не только на кровоточащей ране, но и на одной единственной мысли, которая вертелась в голове, жужжала, извивалась, и не позволяли тем самым опускать руки - в прямом, и переносном смысле.
Мне чертовски хотелось помочь Честеру.
Хотелось не только потому, что разумно понимала - рано или поздно придется научиться, придется начать практиковаться, ведь хрен его знает, что именно будет в дальнейшем - может уже через неделю случится что-нибудь, что потребует вмешательства человека, имеющего столь полезную технику врачевания, - но еще и потому, что видеть, как мужчина кривится от боли, как периодически прерывисто дышит, и медленно, аккуратно двигается, дабы не делать еще хуже, было до жути невыносимо. К тому же, с моей стороны было бы неправильно и нечестно, если бы глядя на то, как Честер мучается, при этом зная о наличии покровителя, примерно представляя собственные возможности, и понимая, что способна помочь, я не предпринимала бы ровным счетом ничего.

Прошло около минуты, прежде чем я, неуверенно сглотнув подступивший к горлу ком, увела руки от раны, и переместила их на собственное бедро. Взгляд - опасливый, но в то же время любопытный, между тем метнулся сначала на лицо Беннингтона, задержавшись на светлых глазах, затем опустился чуть ниже, мимолетно зацепившись за губы, и снова вернулся к ране, наблюдая за тем, как мужчина отдирает пластырь. Я слышала, как сдавленно и отрывисто он вздохнул, но не заострила на этом внимания потому, что увидела все так же кровоточащую рану, заставившую меня раздосадованно поджать губы. Пусть и не знала, каких масштабов она была изначально, и были ли какие-то изменения сейчас, но понимание, что ничего не получилось, неприятно ударяло не только по сознанию, но и по самооценке. Ясно, конечно, что вот так вот с первого раза хрен получится залечить такую рану, и разумно я это понимала, но эмоциональной составляющей хрен ведь объяснишь, что надо просто немного подождать, потренироваться, обзавестись весомым опытом, и в дальнейшем обязательно все получится. К тому же, как бы печально и страшно это не было, но мысль, что видеть побитого и раненного Честера мне доводится далеко не последний раз, позволяла не только взять себя в руки, но и дать самой себе слово, что обязательно всему научусь, потому что от этого в любом момент может начать зависеть жизнь любимого человека.

Я более-менее успокоилась и расслабилась, стоило почувствовать прикосновение теплых губ на собственном запястье. Взгляд, до этого словно пытающийся загипнотизировать рану, робко поднялся, позволив исподлобья посмотреть на мужчину, а уголки губ дрогнули в слабой улыбке. Честер был сильным не только физически, но и морально, и такими вот легкими прикосновениями он будто щедро делился со мной этой силой. Именно это не давало мне прогибаться под страхом тяжелого, бледного, и не всегда радостного будущего.
Я осталась с Беннингтоном сегодня, и буду с ним - до тех пор, пока он этого хочет, - не только из-за того, что он делает меня значительно сильнее, учит быть стойкой и непрогибаемой под гнетом проблем, но и потому, что люблю его.
Подушечки пальцев коснулись колючей щеки, а затем на нее легла и решительная ладонь. Смотрела на мужчину еще несколько секунд, невольно проведя большим пальцем по его нижней губе, но не сдержалась и подалась вперед, начав короткий, легкий поцелуй, который буквально сразу же прервался, а я уперлась лбом в его лоб. Мне хотелось бы продолжить его, хотелось Честера, но выглядело бы это, как мне показалось, слегка эгоистично - утолять собственные желание в тот момент, когда Беннингтону нужен отдых. И рану неплохо было бы нормально обработать.
Чем я, собственно, и решила заняться.
- Сейчас вернусь, - согнутым указательным пальцем провела по бороде, снова коротко поцеловала, и, оттолкнувшись ладонью от спинки дивана, пошла в сторону кухни за аптечкой.

Процедура обработки, сопровождающаяся редкими выдохами и тихим сопением, заняла не так уж и много времени, потому как ничего сверхъестественно сложного делать не пришлось: смыть растекшуюся кровь, хорошенько промыть саму рану, заклеить - и дело сделано. Не забыть вечером повторить то же самое, дабы избежать всякого рода ненужных последствий.
Аптечка отправилась на свое законное место, а я вернулась в гостиную, усевшись на то же самое место, и удобно устроившись под боком у Беннингтона.
- Че ты там хотел весь день делать? Лежать и смотреть телевизор? - слегка усмехнулась, коснувшись губами сначала ключицы, затем плеча, шеи, скулы, и чуть дольше задержавшись на щеке. Хороший план, одобряю. Вот только сидеть все время - занятие утомительное, поэтому я, не долго думая, приняла горизонтальное положение, вместе с тем потянув Честера за запястье на себя, заставив лечь рядом, и положить голову на живот. Пальцы тут же запустила в волосы, начав медленно поглаживать, в то время как вторая ладонь легла на мужское плечо.
После такого насыщенного событиями и эмоциями утра, вот так лежать - спокойно и уютно, обнимая Честера, - было ахуенно.