Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Моя проблема в том, что ты – ее решение.


Моя проблема в том, что ты – ее решение.

Сообщений 1 страница 20 из 29

1

http://funkyimg.com/i/2qhGE.png[/align]▼ ▲ ▼ ▲ ▼ ▲Every brick and every stone
Of the  w o r l d   w e   m a d e
Will come undone in a fire.
If I can feel  y o u   h e r e   w i t h   m e...

[align=center]Название: моя проблема в том, что ты – ее решение;
Участники: Octavia Rossi & Chester Bennington;
Место: дом Беннингтона;
Время: 29 апреля 2013 года;
Время суток: около 11 часов утра;
Погодные условия: пасмурно, сыро, ветрено.

Отредактировано Octavia Rossi (15.03.2017 19:36:18)

+2

2

[audio]http://pleer.com/tracks/57469048iCw[/audio]• • • • •
Что может быть лучше прекрасно завершенного вечера? Только утро, начавшееся без вмешательства настырного будильника, или настойчивого телефонного звонка, разрывающего тишину своей раздражающей мелодией, и не менее раздражающим дребезжанием по деревянной поверхности прикроватной тумбочки, вызывая исключительно самые негативные эмоции, и желание познакомить злосчастный мобильник с ближайшей стеной.
Лениво потянувшись, прогнувшись в пояснице, и упершись ладонями в изголовье кровати, я медленно приоткрыла один глаз, на бесшумном, протяжном выдохе вернувшись в исходное положение, и натянув одеяло до самого носа. Тишину, царившую в комнате, разбавляло лишь размеренное дыхание Честера - он лежал на животе по левую сторону от меня, ткнувшись небритой щекой в подушку, под которую сунул одну руку, в то время как вторая свисала с края кровати, - и ненавязчивый шум дождя, барабанящий по стеклу. За окном виднелись тяжелые, свинцовые тучи, ветки деревьев то и дело клонились к земле под настойчивыми порывами ветра, и в такую погоду обычно чертовски хочется спать, а покидать нагретое место и теплое, мягкое одеяло, желания нет, и появляться оно даже не собирается.
Но, как ни странно, сегодня я выспалась - хотя часы верно отбивали каждую секунду, приближая стрелки к половине десятого утра. 

Еще несколько минут пролежала на спине, скользя взглядом по ровному потолку, после чего подалась вперед, повернулась на бок, положила ладонь на мужскую спину, и коснулась губами плеча, прикрыв глаза, и задержавшись в таком положении на пару-тройку секунд. Слышала размеренное, умиротворенное дыхание, и невольно поймала себя на мысли, что в этот момент Беннингтон дьявольски мил.
Прошлась поцелуями от плеча и до шеи, остановившись на ней со стороны затылка, замерла, когда Честер слегка заерзал, поднял свисающую руку, сунув ее под подушку тоже, и причмокнул, сделав шумный вдох, выдохнув, и снова расслабившись.
Медленно, чтобы не разбудить, выскользнула из под теплого одеяла, поднялась с кровати, нашла взглядом мужскую рубашку - простите, уж слишком она мне понравилась, - подхватила её, взяла с тумбочки телефон, и вышла из комнаты, попутно одевшись, и щелкнув кнопкой блокировки. Никаких уведомлений, сообщений, и пропущенных звонков не было - впрочем, ничего удивительного: меня никто и никогда не заваливал многочисленными звонками и гневными смсками, мол, если не возьмешь трубку, то пиздец настанет совсем скоро.

Достав из холодильника пакет апельсинового сока, прошлепала в гостиную, свалившись на диван, включила телевизор, бросив рядом с собой мобильник, и с предвкушением начала дожидаться начала какой-то там серии ходячих мертвецов, с незавидной частотой повторяющихся по телевизору. И вроде бы все хорошо: на диване удобно и комфортно, сок прохладный и вкусный, сериал таки начался, и серия оказалась как раз той, которую я не видела, потому что уже почти месяц к ноутбуку не притрагивалась, да и времени на то, чтобы отдаться сериальному задротству как-то не хватало.
Телефон, настырно завибрировавший где-то под задницей, заставил меня, не отрываясь от созерцания экрана, достать его и на автомате ответить на звонок.

- Доченька! - раздался довольный голос матери, а я сделала глоток сока, невразумительно что-то промычав в ответ. - Как ты там? Все хорошо? - второй глоток. - Ты так редко звонишь.. мы начали волноваться, - третий глоток. - поэтому решили сделать тебе сюрприз, - четвертый глоток, и вот тут я насторожилась, невольно сведя брови к переносице. - ты не могла бы сказать нам свой адрес? Мы уже в городе, в аэропорту, отец сейчас поймает такси, и мы сразу к тебе, - и вот тут то, стоило матери заикнуться про аэропорт, как я подавилась, разразившись кашлем, между тем отняв телефон от уха и придавив его к дивану той стороной, где был микрофон, чтобы сердобольная родительница не заподозрила неладное.
- Почему не предупредили то? - прокряхтела, вернув голосу четкость, и спросила, отставив сок в сторону.
- Сюрприз же.. ты не рада? - ахуенный сюрприз, просто ахуенный.
- Да конечно рада, сейчас смской адрес пришлю, - и, услышав одобрение, отключилась, резко подорвавшись с дивана, и пулей залетев на второй этаж.

- Чес, - свалилась на кровать, отчего та, явно недовольная таким обращением - впрочем, как и мужчина, прохрипевший что-то себе под нос и поерзавший, -  жалобно заскулила. - Че-е-ес, вставай, у меня тут.. как-бы.. родители внезапно решили приехать. Уже, то есть, приехали. И просят адрес, - а учитывая то, что живу я либо здесь, либо в особняке - вариантов не много. Целых два. С половиной, но эта половина - которая отель, отпадает, потому что это по меньшей мере странно.
Хотя, тут, блять, всё очень странно, ведь родители никогда не были сторонниками вот таких неожиданных визитов, а значит либо что-то случилось, либо... что-то случилось, и это что-то обязательно пиздец.

Отредактировано Octavia Rossi (15.03.2017 23:08:48)

+2

3

За окном барабанит дождь.
В доме солнечно и ясно, безоблачно.
Пожалуй, это самое ахуенное ощущение, которое может быть в жизни.

Честер засыпает в охапку с Коста-Рикой и просыпается рядом с ней, когда та начинает бесоебить под одеялом. Ничем не выдав пробуждения, Беннингтон переворачивается на другой бок, показательно отдаляется от нее, мол, оставь меня, старушка, я в печали, но загребущие ручки Росси покоя не знают, и совсем скоро адепт Ареса оказывается в кротких объятьях. А ниче так, тепло и уютно, можно полежать на протяжении пары вечностей, например. Э, слышь, ты че, ты куда? – а ну на место, блять, вернулась. Но мысленная тирада Беннингтона так и остается мысленной, а Коста-Рика, невесомо коснувшись мягкими губами небритой щеки, сматывает удочки и сваливает с кровати, оставив Беннингтона досматривать уже прерванный сон. Ну ок, будем дальше спать; Честер переворачивается на живот и подминает под себя подушку, прикладывается к ней небритой щекой. Проходит, наверное, не больше десяти минут, как очередной сон прерывается телефонным звонком. На том конце провода Сотирис, но ниче не случилось, просто он завалился ночью на кровать лидера, а наутро обнаружил себя в гордом одиночестве, поэтому забеспокоился и решил проверить чекак. Все заебись, дружище, скоро приеду в особняк. Не надо? Все ок? Тогда не поеду, устрою себе мини отпуск, так и быть.

Сон улетучивается, словно горячее дыхание на морозном ветру; Честер садится на кровати и рассеянно чешет встрепанный затылок, праздно оглядывается по сторонам и приходит к выводу, что без душа проснуться нихуя не получится. Адепт Ареса встает и в гордом неглиже шлепает в ванную комнату, ловко запрыгивает в душевую кабину и подставляет физиономию прохладным струям сточной воды. Заебись как. Всю бы жизнь так простоял. Но время – деньги, поэтому Честер, обмотав белое полотенце вокруг бедер, планирует спуститься вниз и налить себе кофе, намутить сытный бутер или даже сварганить омлет, если благоверная не додумалась попотчевать новоиспеченного хахаля завтраком. Судя по запаху, нихуя она не додумалась – придется все делать самому. Она там, кажется, сок пьет и ящик смотрит, а еще с кем-то разговаривает по телефону, а сейчас, словно ужаленная, взлетает по лестнице вверх и едва не врезается лбом в грудь Честера, который стоит на пороге, желая сменить место локации. Место меняться отказывается, поэтому Честер, глядя сверху вниз на ошарашенную Росси, отходит на несколько шагов назад и вскидывает брови, мол, че такое, женщина, че случилось?

Росси говорит то, что Честера совсем из колеи выбивает.
Родители? В Афинах? Просят адрес?

Честер стоит, как истукан, и смотрит на Росси, словно баран на новые ворота; подсознательно он понимает, что девчонка ошарашена не меньше его, но бля! – подруга, мы же только вчера нормально потрахались, а сегодня вместе проснулись, не слишком ли быстро твои родители решили познакомиться со мной? Из транса выводит собакен, трущийся возле ног. Беннингтон, рассеянно почесав затылок, продолжает смотреть на Росси сверху вниз и понятия не имеет, что делать, еще не подозревая о том, что выбора у него, собственно, нет.

— Ну бля, — фыркает Беннингтон и называет адрес.

Он еще не сообразил то, что родители Росси не знают Честера, но знают Джекса, поэтому будут требовать соответствующего поведения, а когда не получат его – забесоебят страшно. То, что Беннингтон забесоебит еще страшнее и сделает это первым, вообще не обсуждается. Вздохнув, Беннингтон отдаляется от Росси и шлепает к шкафу, достает хлопковые серые брюки, которые тут же натягивает на бедра, а на плечи – белую футболку. Не встречать же людей, которые ему в родители годятся, с голой жопой, правильно?

— Слышь, — он разворачивается и смотрит девчонке в глаза, — а че будем делать с тем, что я нихуя не тот, кого они ожидают увидеть? — вопрос на засыпку, который не терпит отлагательств. А еще жрать страшно хочется – могла бы и омлет приготовить, в конце-то концов.

+2

4

Нет, я конечно знала, что мои драгоценные родители - те еще массовики-затейники, и устраивать разного рода сюрпризы любили, но никогда не подозревала, что все может дорасти до такой степени, когда ничего, кроме как стоять, смотреть оторопелым взглядом на Беннингтона, поджимать губы, и медленно, но верно ахуевать, мне сделать было не дано сейчас. Ну, разве что смску обещанную отправить, потому что в ответ на мое неоднозначное молчание пришло уже два сообщения о том, что такси давно поймано, а адреса родители все еще так и не дождались.
Впрочем, ахуевали в этой комнате все присутствующие. Даже пес, который уселся по левую сторону от нас, вывалил наружу язык, и склонил мохнатую голову в сторону, глядя то на меня, то на Честера, и тихонько поскуливая, мол, вы че стоите то, как два каменных изваяния, расслабьтесь, жизнь ведь ахуенно прекрасна.
Ага, очень прекрасна, учитывая то, что вместе с родителями едет еще и целый неудержимый поезд вопросов, расспросов, а следом за всем этим вальяжной походкой тащится все то же ахуевание, ведь я так и не удосужилась рассказать им правду о случившемся инциденте, наивно рассчитывая, что отложив этот момент до лучших времен, тем самым откладываю еще и тяжелые, гнетущие чувства, следом за которыми обязательно наведается в гости здравая депрессия - причем не только у меня, ведь Джекса отец всегда считал кем-то вроде сына, которого у него никогда не было, а мать просто тихо радовалась, что дочь сделала достойный выбор.
Быть может, он действительно таковым и являлся, но раньше об этом я не задумывалась. Зато сейчас, стоя перед Беннингтоном, глядя в его глаза и отчетливо улавливая в них точно такое же ахуевание, мне довелось быть уверенной на все сто процентов, что именно этот мужчина - мой достойный выбор.

Окей, все бы ничего, если бы не родители, которые, как успел заметить Честер, совершенно не осведомлены о всех катаклизмах, случившихся за это время. И ладно бы просто не осведомлены - ведь в любой момент можно сесть, и все спокойно обсудить, рассказать, чуть ли не наглядно показать, в самых красочных иллюстрациях, и с самыми превосходными наглядными примерами, - но как объяснить все то, что в их сознание вряд ли впишется и разумно воспримется? Они ведь совершенно не вкуривают, что в Афинах творятся всякие чудеса чудные, и что их любимая дочь имеет к ним самое прямое отношение.

- Понятия не имею, - очень обнадеживающе, блять. Просто я действительно не знала, что в этой ситуации стоит делать. - но что-то мне подсказывает, что в волшебное перемещение тел они вряд ли поверят, - сделав несколько решительных шагов, и остановившись возле Честера, сложила ладони на его груди, и подалась чуть вперед, легко поцеловав в щеку. - посмотрим по обстоятельствам. Придется все рассказать - расскажу, и хрен с ним, если не поверят. Изменить все равно ничего не смогут, - провела носом по тому же месту, куда поцеловала, и отдалилась, переведя взгляд на щенка, тихо проскулившего и подорвавшегося на все четыре лапы.
Вот именно сейчас я почему-то не питала особой радости от новости, обрушившейся как снег на голову. Еще месяц назад, когда изнутри сжирали самые мрачные мысли, а тяжелая потеря увесистым грузом висела на душе, мне было чертовски необходимо присутствие родных людей рядом: отцовского уверенного слова о том, что все будет хорошо, и доброго материнского взгляда, успокаивающего, и позволяющего словно вернуться в детство, где вот этого вот всего не было и в помине.
Сейчас же, когда у меня было все более-менее хорошо, а родной человек, коим для меня так быстро стал Чес, находился рядом, неподдельного чувства радости я так и не испытала. Только ахуевание, только хардкор. Прям как я люблю, вы только посмотрите.

Щенок не зря подорвался с места, потому что буквально через пару минут в дверь настойчиво позвонили, и животное, разразившись громким лаем, помчалось вниз, кубарем скатившись с лестницы, и затормозив у входной двери.
Я, вместо того, чтобы пойти открывать, быстро нашла свою одежду - а то в рубашке встречать гостей как-то совсем неприлично, - нацепила её на себя, и только после этого спустилась на первый этаж, попутно собираясь с мыслями, и пытаясь стереть с лица вот это вот подозрительное выражение, буквально орущее что-то вроде "да че блять происходит то такое, э".

Первым делом, когда открыла дверь, увидела широко улыбающуюся мать, которая со словами приветствия стиснула меня в своих железных объятиях, и прям с порога засыпав вопросами о том, откуда такой дом, где взяли столько денег, и бла-бла-бла; следом за ней появился слегка прихрамывающий отец, в одной руке сжимающий сумку, а второй рукой обнявший за шею, в свойственной для себя манере поцеловавший в висок, и тихо пробубнивший о том, что мать всю дорогу жужжала у него над ухом.
- Доченька, - в очередной раз обняв меня, нараспев произнесла мать моя женщина, но тут же отдалилась, сложив ладони на моих плечах, и многозначительно так посмотрела, заставив настороженно вскинуть бровь. - у нас для тебя еще один сюрприз есть, но он задерживается, и появится чуть позже. Кстати, а где Джекс, мы по нему, между прочим, тоже соскучились.. - от одного только упоминания имени меня мысленно несколько раз перекосило - неприятно все-таки, ведь прошлое остается в прошлом, помните?, - но виду я геройски не показала, усмехнувшись и коротко пожав плечами.
- Он.. - поджала губы, и увела взгляд в сторону. - где-то здесь был.

И стоило Честеру появиться в поле зрения, как и его участь быть заключенным в объятиях стороной не обошла.
- Джекс, мальчик мой, - мне показалось, или ему она была рада даже больше? Впрочем, неважно. Стоило повернуть голову, перехватив его взгляд, как рука сама собой опустилась на лицо, указательный и большой пальцы устало потерли переносицу - а ведь всего одиннадцать утра, - ладонь съехала ниже, на несколько секунд прикрыв нижнюю часть лица, и в итоге нашла свое место на бедре.
- На самом деле мы приехали не только потому, что соскучились.. - многообещающее начало, заставившее меня напрячься. Тон, с которым эти слова были сказаны, показался каким-то уж слишком серьезным, а мне заведомо не нравилось предчувствие, будто ничего хорошего в ближайшее время не случится.

+2

5

Коста-Рика предлагает рассказать родителям правду-матку, выложить все карты не стол и не париться особо – Честер, и это по взгляду видно, не согласен в корне. Он смотрит на девчонку, как на врага народа, а потом  отводит голову в сторону, жмурит правый глаз и трет пальцами переносицу, задумчиво хмурится, думая, как в данной ситуации поступить лучше.

Лучше – это, блять, съебаться в особняк Эгейнста, забрав с собой Тера, а Росси оставить наедине с родителями и с проблемами. Проблем, наверное, много не будет – это же родители, они зла не желают. Наверное. Но Отто смотрит такими большими и жалобными глазами, что оставить ее не позволяет совесть. Честер может – и хочет тоже – добротно психануть и свалить подальше, но знает, что едва задница коснется водительского сидения, как чувство вины задавит, задушит, и адепт Ареса, ворча и проклиная все на собственном пути, раздраженно вернется. Решив не тратить силы на лишние телодвижения, Беннингтон остается не только в спальне, но и рядом с Росси. Они как-нибудь выкрутятся, в конце концов, если человек принадлежит Честеру, то заворачивайте не только ахуенные сиськи, упругую задницу и с ума сводящие ноги, но и ворох проблем сверху.

— Нет, — Беннингтон решительно мотает головой, — не впутывай их в эту божественную хуету. Меньше знают – крепче спят. Примерю на себя шкуру бывшего женишка, — сука, только сказал, а уже зубы сводит, — и просто скажу твоим предкам, что мы решили остаться на какое-то время здесь, в Афинах. Че-нить правдивое придумаю, пиздану, что здешний климат на эту твою болезнь хорошо влияет, и врачи посоветовали дальше пляжи топтать. Оке? — Честер подходит ближе и касается пальцами подбородка, заставляя Отто вскинуть голову. Беннингтон не совсем уж эгоист, понимает, что ей сейчас не лучше, чем ему. Перехватив сбитый с толку взгляд, адепт Ареса подается ближе и касается сухими губами гладкого лба, а потом сгребает девчонку в охапку и просто обнимает ее до тех пор, пока не слышит стремительные шаги, доносящиеся с порога.

Здрасте, блять.

Дверь открывает Отто, а Честер, потоптавшись на месте еще несколько мгновений, совсем уж неохотно спускается вниз. На пороге его встречают радостные вопли, теплые, пожалуй, даже горячие вскрики и снова радостные вопли. Беннингтон теряется, глядя на Отто, утопающую в родительских объятьях, а спустя несколько мгновений и сам оказывается в безоговорочных тисках. Женщина в возрасте пятидесяти лет сжимает его так, словно душу выдавить хочет, а Честер, бросив недоуменный взгляд на благоверную, неуверенно, нерешительно и как-то совсем растерянно обнимает женщину в ответ, хлопая ладонью по спине. Освободившись и выдохнув полной грудью, Беннингтон натянуто улыбается той, что считает его зятем, и снова утопает в объятьях – только теперь его стискивает якобы тесть. И когда Честер стал жить пластилиновой жизнью?

— Джекс, мальчик мой! — вскрикивает женщина и снова бросается в объятья, а Честер стоит и думает только о том, что никакой он, блять, не Джекс и Джексом быть не хочет. — Рада тебя видеть, рада, что все хорошо у вас. А какой дом, какая машина в гараже! — вот она, настоящая женщина, способная за минуту изучить всю подноготную, разглядев ее в радиусе нескольких километров. — Тебе что, богатый дядюшка оставил состояние в Афинах? А то ведь простым механиком на такой дом не заработаешь, — обольстительно улыбается женщина, намекая, что ждет полного отчета немедленно. Ишь какая.

— Тетка, — флегматично жмет плечами Честер.

Нуачо? Мать Росси сама предложила вариант, который ее устроил бы целиком и полностью, Честер только согласился – и дело в шляпе.

— Вот как! Так это потому вы так задержались в Греции? Слушайте, давайте к столу, я заехала в чудное кафе по пути к вам, купила свежей выпечки. Пахнет просто потрясающе! Октавия, дорогая, ставь чайник. Ой! Это что, кто-то плачет? У вас, что, ребенок? — словарный понос женщины не остановить, поэтому Честер оставляет мать на дочери, а сам плетется наверх разбираться с сыном. Взяв пацана на руки, Беннингтон тащится в спальню и таращится в окно вместе с Тером до тех пор, пока тот не успокаивается. На кровати мирно посапывает собакен, которому Беннингтон откровенно завидует сейчас – вот, блин, никаких проблем в жизни.

— Джекс, Джекс, неси мальчика сюда, мы все хотим посмотреть на нашего внука!

Росси, блять, что ты там наговорила родителям?

+2

6

Пока мать пыталась задушить в своих благородных объятиях Честера, попутно тараторя что-то о доме и машине, наследстве и якобы умерших родственниках, которые с барского плеча оставили целое состояние, я стояла в стороне, изредка перехватывая взгляд своего мужчины, и ловила себя на слишком двояких ощущениях от всего происходящего.
С одной стороны, родителям я была не только безмерно рада, но и благодарна за то, что в свое время забрали из детского дома - где, по сути, до ребятни особого дела никому нет, - не оставили один на один с болезнью, и все больше и больше врезающимся в сознание пониманием, что в этом гребанном мире никто не поможет, и из всего дерьма придется выпутываться самостоятельно.
С другой же стороны, конкретно сейчас, стоя в гостиной, наблюдая за развернувшейся картиной, между тем осознавая всю комичность, и в то же время катастрофичность ситуации, я почему-то не до конца могла порадоваться родным, решившим нагрянуть без предупреждения как раз в тот момент, когда все начало более-менее налаживаться. И мало того, что они решили устроить такой крышесносный - не в самом хорошем смысле, - сюрприз, завалившись на порог к мужчине, который внешне как две капли воды похож на Джекса, а на деле им вовсе не является, так еще и мастерски намекнули - а если быть точнее, то сказали прямым текстом, - что это еще не все, и впереди меня ждет более фееричный сюрприз. Отчего-то мне казалось, что за этим фееричным сюрпризом был ловко завуалирован пиздец еще больший, чем случился сейчас.
Я даже представить себе не могла, что именно они там придумали, и, честно говоря, думать об этом не хотелось вовсе. Тем более сейчас, когда голос матери, пропитанный нотками командного духа - совсем не изменилась за время моего отсутствия, - и тоном, не терпящим возражений, послал меня в сторону кухни, мол, давай-ка иди, самое время пить чай.

- Ма-а-ам, - многозначительно протянула, исподлобья на нее посмотрев, и кивнув, намекая на то, что неплохо было бы отпустить Честера, и пойти заниматься пирогами. И как же я ошибалась, когда решила, что ароматная выпечка отвлечет любопытную женщину от детского крика, и в последствии она все благополучно забудет. Ан-нет, не забыла.
Отец, все это время предусмотрительно сохраняя молчание, лишь одарил меня сочувствующим взглядом - ведь прекрасно знал, что если мать начала допытываться, то не успокоится, пока не получит своего, - и прошел следом за нами в кухню, где сел за стол, сложив предплечья на столешнице, и начал постукивать по ней пальцами, терпеливо дожидаясь от меня увлекательного рассказа о том, что за ребенок, откуда, куда, зачем, и почему.
Я же, в свою очередь, поставила чайник, и развернулась на сто восемьдесят градусов, упершись поясницей в ребро столешницы, и поймав на себе две пары выжидающих взглядов. Впрочем, сказать мне так ничего и не удалось: во-первых, понятия не имела, что именно говорить и как выкручиваться из этой ситуации; во-вторых, у родителей была одна фантастическая способность, которая без особого труда позволяла додумать вполне устраивающий всех - а их в большей мере, - ответ на безмолвный вопрос.
Томительная пауза на некоторое время затянулась, а в воздухе повисла тягучая тишина, разбавляемая лишь характерным звуком закипающего чайника. Но стоило услышать щелчок, который, наверное, сработал катализатором в голове матери, как её фраза окончательно выбила меня из колеи, заставив челюсть упасть куда-то в район пола.
— Джекс, Джекс, неси мальчика сюда, мы все хотим посмотреть на нашего внука!
А ничего, да, что я здесь даже двух месяцев не живу - вроде бы, - а когда уезжала, ни о каких внуках даже близко речи не шло? К слову, сказать я так ничего и не успела - не потому, что не хотела, а потому, что просто не знала, что именно следовало говорить в этой ситуации. Привет, мам, Джекс на самом деле не Джекс, а ребенок на самом деле не внук, и я тут как-бы вообще не самый обычный человек, а блядский хранитель Панацеи, но ты не переживай, у меня все заебись, давайте-ка лучше пирог поедим, чай попьем, и сделаем вид, что все ахуенно, - так что ли? Согласитесь, что это чистой воды бред, и промывание мозгов начнется просто безбожное, чего мне испытывать не хотелось, и уж тем более не хотелось, чтобы под раздачу попал Беннингтон.
Я вообще паршиво, честно говоря, себя чувствовала, понимая прекрасно, что подставила его, и всего, что происходит сейчас, не должно было быть ближайшее время - как минимум.
- Мам, какой внук то, ты чего? - наконец-таки подала голос, наблюдая за тем, как на столе появляются чашки, тарелки, и аппетитные пироги.
- А что за ребенок тогда?
- Это... - замолчала, заметив вошедшего Честера, на руках которого сидел довольный Тер, а под ногами болтался щенок.
- Ну что ты мне говоришь, ты только посмотри, как он на вас похож! - воскликнула мать, с нескрываемым умилением глядя на мальчишку, который, в свою очередь, недоумевающе смотрел на всех присутствующих, сжимая в маленьком кулаке волосы на затылке Беннингтона. - Хотя, подождите, - она сощурилась, задумчиво поджала губы, и сделала шаг в их сторону. - он ведь большой совсем, а ты, помнится, ни о каких детях не говорила, - че, серьезно? - так, молодой человек, - теперь она смотрела непосредственно на Честера, подперев бока руками. - я требую объяснений. Откуда у вас этот ребенок? Чей он? Твой? Тогда почему мы узнаем о его наличии только сейчас? Рэндалл, ты что молчишь?

Я прям как чувствовала, что пиздец будет только расти в геометрической прогрессии.
И вот он, кажется, достиг своего апогея, потому что в момент, когда, казалось бы, и без того проблем хватает, раздался звонок в дверь.

+2

7

— Слышь, — Честер окликает пацана, и тот, вскинув бесцветные брови, поворачивает голову и смотрит на отца, продолжая важно восседать на сгибе родительской руки, — вот исполнится тебе восемнадцать – тогда и выйдем из этой комнаты. А питаться пивасом будем, у меня где-то в шкафу заначка на черный день валяется. На закуску собакена пустим. Че скажешь? — ухмыляется Честер, глядя сыну в непонимающие глаза. Тот, ясенпень, ниче не соображает, но чувствует, что отец шуткует во всю, поэтому улыбается в ответ, а потом и вовсе звонко смеется, стуча маленькими кулачками по родительским плечам.

Беннингтон ухмыляется шире и целует мальчишку в лоб.

— Ладно, кормить тебя пора, а то ж меня с потрохами сожрешь.
Сын на слово «кормить» не реагирует вовсе, зато собакен, что мерно посапывал на смятой постели, мгновенно вострит  уши и вскидывает голову. Честер театрально закатывает глаза и, глядя на пса, кивает белобрысой головой в сторону двери, мол, пойдем. Собакен быстро подрывается с места и, радостно виляя пушистым хвостом, бросается к порогу и ждет, когда Беннингтон прошлепает следом.

Честеру шлепать следом, а особенно спускаться вниз, где ждут не его, а блядского Джекса, совсем не хочется. Адепт Ареса ничего не может поделать с желанием свалить и как можно дальше, оставив Росси наедине с родителями, наедине с проблемами. В конце концов, Честер в любой момент может сказать, что его ждут на работе или в особняке – и уехать. Но Беннингтон молчит, обрубая сию мысль на корню. Он знает себя; знает, что чувство вины потом задушит, перекрыв кислород; знает, что едва свалив за порог, сразу вернется. Поэтому и стоит тут, на втором этаже возле собственной спальни, и мнет сиськи. Время тянет.

— Джекс, Джекс, неси мальчика сюда, мы все хотим посмотреть на нашего внука!

Он вам не внук. Я вам не Джекс.
Все ясно, как дважды два. Все запутано, потому что в результате не четыре, а пять.

Честер закусывает нижнюю губу и устало прикрывает глаза, смотрит на сына исподлобья и на выдохе подмигивает ему, стараясь придать собственной физиономии менее озабоченный вид. Мальчишка не виноват в том, что его папаша – тотальный неудачник, однажды сдохший, а потом воскресший в новом теле, которое ему не принадлежит даже. Зато принадлежит людям, которые топчутся снизу. Оно принадлежит Росси, ее матери и отцу. Но не Честеру.

— Ща спущусь, — негромким эхом откликается Честер и, закинув сына на плечо – пацан всегда ржет, как обдолбанный пони, когда Беннингтон это делает – топает по лестнице вниз в сопровождении звонкого детского смеха.

На кухне его встречают три пары глаз: Росси глядит тревожно, и Честер понимает беспокойство – девчонка переживает, что Беннингтон взорвется и просто пошлет всех нахуй, испортив отношения с незваными родителями. Коста-Рика ведь надеется на то, что отношения перерастут в нечто большее, чем просто две ахуенные ночи вместе; Честер надеется на то же самое, если на то пошло. А большее включает родителей в том числе. «Олл инклюзив», блять. Поэтому, если адепт Ареса хочет и дальше просыпаться вместе с Росси, то обязан приложить все усилия, чтобы быть заинькой. Он постарается, честно, только не надо так смотреть – удивленно, осуждающе и жалостливо. Это, блять, мой сын, а не чужой ребенок-аутист, подкинутый под двери. Впрочем, часть правды здесь тоже имеется.

— Так что это за ребенок? — Вероника, подозрительно сощурив испытующие глаза, наблюдает за тем, как Честер подходит к Росси и передает сына в умелые женские руки, ибо кормить… ну, вы помните.
— Мой, — флегматично жмет плечами Беннингтон и, перехватив беспокойный  взгляд Росси, плюхается на стул за обеденным столом. Хранитель понятия не имеет, что будет говорить дальше, если Вероника решит доебаться, а она доебется, Честер в этом не сомневается.
— Твой? Как? Что это значит? Октавия?
— Она тут не при чем. Она не знала о Тере точно так же, как и я.
Вероника снова щурит глаза, Рэндалл растерянно чешет затылок – они оба ждут продолжения увлекательной истории, которую Беннингтону приходится сочинять на ходу. Потом, Росси, отрабатывать всю ночь будешь.
— Тетка, которая оставила мне наследство, мать девушки, с которой я когда-то встречался. Только прилетев в Грецию, я узнал, что она была беременна, когда мы расстались. Она совсем недавно погибла в автомобильной аварии, и я добился опеки над сыном, — довольны? Лишь бы все сошлось.
— Погоди-ка, погоди-ка. То есть ты встречался одновременно с двумя? С матерью вот этого мальчика и с нашей Октавией?

Сошлось не все.

Честер многозначительно молчит, равнодушно пожимая плечами – пожалуй, таким образом он соглашается и дает понять, что отпираться не собирается. И все это он делает под разгневанные взгляды родителей. Разгневанные и растерянные.

Да ладно вам, знали бы вы правду, вообще бы ахуели.

— Это ведь непростительно. Октавия, и ты его простила? Ты хочешь остаться с человеком, который тебе изменял? — кажется, для Вероники измена – больная тема, и Честер коротко глядит на сжавшегося Рэндала. Сами с усами, ясновсе.
— Не было измены, — на усталом выдохе отвечает Беннингтон, — мы тогда расставались.
— Не ври мне, Джекс! Не опускайся в моих глазах еще ниже.

Честер, мрачно поджав губы, исподлобья смотрит на Росси – и все в его виде говорит о том, что еще несколько отравленных обвинений в его сторону, и наступит тотальный пиздец.

+1

8

После всего того, что случилось в Греции, мне искренне казалось, что хуже тех проблем, которые безжалостным ворохом свалились на мои плечи, быть уже ничего не может, ведь смерть близкого человека - это, пожалуй, самое тяжелое и болезненное событие, испытанное мною за все двадцать девять лет жизни. Повторять, и вновь испытывать нечто подобное мне не хотелось, от слова совсем, потому пусть и не совсем удачно, но все-таки удавалось избегать возможных плачевных исходов, в которых каким-либо образом фигурируют дорогие люди. Именно по причине того, что в Афинах творится вся эта несусветная херотень со всякими противостояниями двух группировок, и прочей увлекательной мишуры, идущей ко всему этому в довесок, я не особо обрадовалась приезду родителей, ведь они автоматически попадали под удар, если вдруг какой-нибудь особо припизднутый на голову хранитель решит использовать их в качестве потенциальной жертвы или приманки, чтобы добрать если не до меня - потому что, собственно, и нахер никому не сдалась, - то, как минимум, до Беннингтона, рядом с которым я нахожусь. Лично меня никаким образом подобные перспективы - то есть, попасть под удар, потому что кому-то потребовалось добраться до Честера, - не пугали: во-первых, пусть теперь никакой угрозы жизни не было, потому что покровитель благородно обеспечил мне относительно спокойное существование, позволяя не думать о том, что любой момент может оказаться последним, но, тем не менее, повадка бросаться в омут с головой, так скажем, никуда не делась, и если раньше я не задумывалась о всяческой опасности лишь потому, что не видела смысла беспокоиться о жизни, на которой черным клеймом выжжена метка смертельно опасной болезни, то теперь, пусть эта самая болезнь и отступила, но привычка все еще есть, и она никуда исчезать, видимо, не собирается; а во-вторых, рядом с Беннингтоном я чувствовала себя более чем защищено, спокойно, и комфортно, прекрасно зная о том, что если вдруг что-либо произойдет, то он поможет, не даст сдохнуть от вражеской пули, или безжалостного ножа.
За себя я не волновалась, и даже среди миллиона минусов, которые могут быть в жизни с Честером, в любом случае буду цепляться за тот, пусть и единственный, но достаточно весомый плюс. Потому что с этим мужчиной мне ахуенно, этот мужчина способен дать мне то, что желает не только тело, но и душа. Этот мужчина - мой мужчина.

А за родителей, пусть даже таких вот дотошных, взбалмошных, и способных перевернуть все с ног на голову, я волновалась, и единственной мыслью сейчас было то, как бы поскорее отправить их домой, тем самым оградив не только себя и Беннингтона от ненужных расспросов и упреков, но еще и их оградив от всего того дерьма, которое тут творится.
Пока у меня совершенно не было мыслей на этот счет, потому, наверное, чувствовала, как где-то внутри шевелится раздражение, контрастирующее с непонятным предчувствием. Хорошим оно было, или плохим - я так и не поняла, но что-то подсказывало, что хорошим оно будет вряд ли.

Я стояла ко всем присутствующим боком, но смотрела исключительно на Тера, который с неохотой пережевывал кашу, и наблюдал за происходящим, изредка засовывая пальцы в тарелку, и пачкая своим обедом все, что находится в опасной близости. То, что благополучно летело вниз, и оседало на чистом полу, тут же сметалось слюнявым щенячьим языком, который слизывал то, что было, и выжидающе поднимал голову, мол, давай подкинь-ка мне еще еды. Работать в паре у этих ребят получалось просто великолепно: один не особо хочет есть кашу, потому якобы случайно роняет её на пол, где ждет второй. Красавцы просто.

То, что происходило в кухне, меня чертовски напрягало, но, не смотря на это, пока еще спокойный и ровный тон Честера немного радовал, хотя периодически я все-таки косилась в его сторону, цепляясь за выражение лица.
Душещипательная история, которую он поведал, вполне могла бы разрядить обстановку, расслабить, и вернуть все в прежнее русло, но зная собственную мать, и её способность доебаться до человека на ровном месте - помнится, при первой встрече с Джексом она настолько присела нам обоим на уши, что уйти удалось только спустя несколько часов беспрерывной беседы, во время которой мне дьявольски хотелось послать все и всех нахуй, - я не удивилась ни на секунду, когда спустя всего несколько томительных секунд, проведенных в тишине, она пришла к выводу, что во всем этом присутствовал факт измены. А вот это совсем беда, если честно.

- Мам, хватит! - теперь не выдержала я. Отдав Теру ложку - которой он тут же начал стучать по дну глубокой тарелки, поглядывая куда-то вниз, и улыбаясь, когда замечал щенка, - оставила его в детском стуле, развернулась, и подошла к Честеру, встав у него за спиной. Ладони положила на его напряженные плечи, наклонилась, коротко поцеловала в макушку, на мгновение задержавшись в этом положении, и несколько раз слегка сжала кисти рук, помассировав в призыве хотя бы немного расслабиться. - Не было никакой измены, Чест... честное слово..
- Дорогая моя, как это не было, когда он даже не отрицает, что встречался и с тобой, и с ней, - не унималась мать, вместе с тем поглядывая на отца, будто ища у него поддержки.
- Ну сказали же они тебе, что измены никакой не было, - наконец-таки подал голос он, но словив неодобрительный взгляд жены, мгновенно сконфузился, закатил глаза, и устало потер их большим и указательным пальцами.
- И ты туда же! Вот я как знала, что не зря поехали сюда, чтобы.. - тут она осеклась и замолчала, продолжая смотреть на Рэндала.
- Чтобы... что? - теперь уже напряглась и нахмурилась я, сжав губы в тонкую полоску, и начав дышать заметно чаще. Впрочем, где-то на задворках сознания вертелся ответ на этот вопрос, вот только я отчаянно пыталась убедить себя в том, что это не может быть блядской правдой. Но, как оказалось, почему нет?
Действительно, почему бы, блять, нет.
- Дочь, - раздался спокойный голос отца. Он был единственным человеком, который всегда разговаривал мерно и негромко, предпочитая решать все мирным путем. Этим не раз удавалось успокоить меня, этим не раз удавалось успокоить и мать. Хотелось бы верить, что и сейчас он скажет то, что сможет меня успокоить. - мы, если честно, приехали сюда, чтобы забрать тебя домой, - здрасте, вы приехали, а мои нервные клетки в срочном порядке собрали чемоданы, и начали съебываться. - ты слишком долго задержалась здесь, и дело не только в том, что мы соскучились. Нам гораздо проще следить за твоим здоровьем, когда ты находишься рядом, - в этот момент раздался звонок в дверь, но никто, кроме матери, не двинулся с места. Она, еще раз одарив нас с Честером взглядом, по хозяйски пошла встречать внезапно нагрянувшего гостя, будто была с ним знакома.
- За мной следить, ты хотел сказать, - раздраженной прохрипела куда-то в макушку Беннингтона, чуть сильнее сжав ладонями его плечи. - я не собираюсь никуда ехать, так что вы зря потратили деньги на билеты.
- Я не удивлен, ты всегда была очень упряма, - усмехнулся отец, слегка качнув головой
- Родная, - сначала послышался голос матери, а затем и она появилась в поле зрения. И появилась не одна. Увиденное, говоря на чистоту, заставило меня впасть в ступор, несколько секунд просто отупело глядя на вошедшего следом за Вероникой мужчину. - ты помнишь Джимми? Вы с ним с детства были дружны.
Я снова напряглась, но не столько из-за того, что передо мной сейчас стоял и добродушно так - искренне ли?, - улыбался человек, с которым когда-то мы были очень близки, но пути наши разошлись очень давно - чему я, вообще-то, была несказанно рада, - а, скорее, из-за того, что почувствовала, насколько напрягся Честер. И тут я его прекрасно понимала: какие-то непонятные люди, заполнившие его дом, и устроившие какой-то блядский цирк.
Честно говоря, самым главным клоуном сейчас себя чувствовала именно я. А еще чувствовала, как медленно, но верно планка моего терпения достигает критичной черты.
Можно, пожалуйста, снизить режим сложности в этой жизни.

+2

9

Откровенно заебавшийся Честер устало закрывает глаза и опускает голову, кладет согнутые в локтях руки на стол и упирается пальцами в виски, показательно не желая принимать участия в блядском цирке. Веронике, конечно, не нравится отстраненное поведение будущего зятя – она желает немедленно расставить все по своим местам, разложить по идеально выглаженным полкам, заставив Честера покаяться в несуществующих грехах. А он че? – он ниче. Самое обидное и раздражающее в этой ситуации то, что Беннингтон, блять, ни в чем не виноват – а на него смотрят так, словно Чернобыльская катастрофа – его рук дело. И Хиросима тоже. И Нагасаки. Заодно и одиннадцатое сентября заворачивайте. И никто, кроме Отто, ничего не знает, ничего не понимает. А Беннингтон и слова сказать не может, ибо чувствует – Веронике только повод дай, и она раздует из мухи такого слона, что крышу снесет не только в доме, но и всем в нем присутствующим. Честер, сто раз пожалевший о том, что не свалил на работу, пока была щедрая возможность, даже не чувствует ладоней, которые опускаются на плечи в мягком поддерживающем жесте. Сейчас он чувствует тяжесть, которая вдавливает подобно чугунному ярму; сейчас он чувствует, что незваные родители подстегнут и заставят бесконечное поле, блять, вспахивать, чтобы заслужить прощение за то, чего Честер не делал.

— Дочь, мы, если честно, приехали сюда, чтобы забрать тебя домой. Ты слишком долго задержалась здесь, и дело не только в том, что мы соскучились. Нам гораздо проще следить за твоим здоровьем, когда ты находишься рядом, — Честер, чувствуя, что Вероника прожигает его взглядом, не предпринимает ничего – даже не шевелится. Хранителю кажется, что сейчас его берут на «слабо», мол, давай, чувак, выбесись и покажи, какой ты на самом деле. Честер понятия не имеет, насколько крепким было терпение у Джекса, ебись он троянским конем по всем подворотням Греции, но Беннингтон действительно балансирует на грани. Мгновение или два, и он сорвется, вцепится в стол и опрокинет его – и заебись, если выживет хоть кто-то.

Росси отпирается; Беннингтон считает, что Коста-Рика слишком мягкая, в конце концов, любовьмоя, тебе не тринадцать лет, чтобы растерянно с ноги на ногу переступать, сиськи неуверенно мять и нерешительно мямлить очередное бесхребетное оправдание себе под нос. Давай, блять, будь мужиком, сверкни стальными яйцами и покажи, кто в этом доме хозяин. Хозяйка то есть. Иначе это покажет Честер, которому совсем не нравится, что роль главного в доме – в его доме – прибрала к рукам женщина, которую Беннингтон даже не знает. Зато она думает, что знает его – и очень зря. Быть может, Джекс и был белым пушистым заинькой, не способным и мухи обидеть, но Честер не такой, особенно, когда терпит долго.

От опрокинутого стола семью спасает звонок в дверь; Честер, мрачно поджав губы, сердито смотрит на Росси, потом на батю и поднимается с места, проходит к сыну, который уже расправился с кашей, увозив все и вся. Даже собакен – и тот по уши в липкой белой субстанции. Честер ухмыляется, глядя на мальчишку, а тот растягивает физиомордию в беспечной улыбке в ответ, и Беннингтон на мгновение забывает о тотальном пиздеце, что происходит вокруг. Потрепав сына по макушке, Честер берет мягкое влажное полотенце с мойки и под звонкий детский смех вытирает сына, вот прям с головы до ног вытирает. Тот становится похож на человека, а не на только что вылупившуюся гусеницу.

— Родная, ты помнишь Джимми? Вы с ним с детства были дружны.

Серьезно?

На этот раз актерского мастерства, чтобы скрыть тотальное ахуевание, не хватает: Честер вскидывает брови, приоткрывает рот и смотрит на очередного незваного гостя, как баран на новые ворота. Спустя несколько мгновений взгляд сменяется на «сука, я тебя убью щас». Беннингтон, терпение которого с оглушительным звоном трещит по швам, решительно подходит к Росси и вручает ничего не понимающего Тера в заботливые женские руки, а потом подается в неизвестному мужику, который ничего и сказать не успевает – так быстро оказывается за пределами дома. Честер хватает его за шкирку, как щенка, и просто выставляет за дверь. Следом летят две дорожные сумки. Судя по косметичкам, чувак приехал в Грецию не на два дня и даже не на две недели, а надолго.

Крайне довольный собой Честер возвращается в кухню, показательно похлопывая в ладони, как будто стряхивая с них пыль и грязь.

— Вас, — Честер подходит вплотную к Веронике и заглядывает той в глаза, нависает над ней, подобно грозовой туче, от которой нет спасения, — я еще потерплю. Для нее, —  он кивает на Коста-Рику, — но никаких мужиков в моем доме не будет.

+2

10

Вот сейчас я ахуела - и это еще мягко сказано, - и не выхуела обратно, потому что такой подставы от родителей не ожидала вовсе: ладно, приехали сами, не сказав при этом ни слова, а просто поставив перед фактом в тот момент, когда уже практически у порога топтались - это я еще могу как-то пережить, понять, попытаться смириться, и, быть может, сделать все, лишь бы сосуществование их и Беннингтона на критичном расстоянии в несколько квадратных метров было более-менее мирным; ладно, решили попытаться забрать меня домой, и в этом нет ничего удивительного, потому что если отец спокойно относился к тому, что мне уже не пять лет, и с собственной жизнью я способна разобраться сама, точно так же, как и решить - где мне жить, с кем, и каким образом, то вот у матери по этому поводу был какой-то личный заеб, который она не скупилась проявлять раньше, когда я совсем мелкой была, и сейчас, когда мне как-бы это уже нахер и не надо, ведь самостоятельно могу не только в проблемы вляпываться, но и выпутываться из них, потому что жить, вопреки всему, и в свете последних событий, хотелось достаточно сильно.
Ладно, они много чего не знали, и, скорее всего, не узнают вовсе, потому что та правда, в курсе который были лишь мы с Честером, для родителей станет слишком странной, слишком нереальной, и до жути неподъемной - и хорошо, если в психушку не решат запихнуть, а то что-то подсказывает, что вполне могут. Я даже готова понять и принять тот факт, что сама во всем происходящем виновата, ведь в свое время не смогла найти сил рассказать правду о том, что Джекс на самом деле умер. Думала, что оттягивать этот момент - самый оптимальный выход в сложившейся ситуации, но, как оказалось, сделала только хуже, и теперь подставилась не только сама, но и Чеса подставила.
Апогеем всего этого "великолепия" стало появление моего старого знакомого, и вот тут то, стоило ему мелькнуть в поле зрения, а матери, довольно улыбающейся, нараспев поинтересоваться - помню ли я его, как ладони непроизвольно сжались в кулаки, а зубы плотно сжались, неприятно скрежетнув.
Тут меня снова накрыли двоякие чувства: с одной стороны родители не были в курсе всей нашей с Джимми подноготной, и по сей день искренне верили, что между нами как и прежде сохранились теплые дружеские отношения; с другой стороны они приехали сюда с четким осознанием, что я живу не одна, что рядом со мной есть человек, с которым у нас все очень заебись, но все равно притащили с собой какого-то левого мужика, рассчитывая на... а на что вы вообще рассчитывали? Что я брошусь его обнимать и говорить о том, как скучала? А ничего, что нахер бы он мне не сдался со своим двуличием и гребанным лицемерием, прущим изо всех щелей с того момента, как я впервые послала его, и все подкаты, в далекие дали? Ахуенно придумали, что притащили его сюда, просто ахуенно.
- Октавия, ты бы хоть улыбнулась, Джимми ведь не чужой человек, - заметив мое не самое дружелюбное выражение лица, и пронзительный, недобрый взгляд, с плохо скрываемым укором подала голос мать.
Вот сейчас Беннингтона бомбанет, и тогда поймете, почему я не улыбаюсь.

Ничего ответить на эту многозначительную фразу я так и не смогла, потому что Честер, откровенно заебавшийся со всей этой херни, и ахуевший не меньше моего - ничего удивительного, в этом не было, а вот то, что он до этого момента оставался хладнокровно спокойным, меня безмерно радовало, - без лишних разговоров схватил Джимми за шкирку, и выпихнул из дома.
Родители ахуели; я снова мысленно порадовалась, но расслабиться не успела, потому что тут же получила не хилую дозу негодования со стороны матери, которую не устроило подобное обращение с гостем. Замолчала она лишь в ту секунду, когда Честер вернулся в кухню, и решительно поставил все точки там, где им самое место.

- Юноша, с гостями так не обращаются! - назидательно заявила Вероника, неотрывно глядя на Беннингтона. Тут, кажется, надо было встрять, иначе тотального пиздеца точно не избежать.
Обойдя развалившегося на дороге щенка, я в несколько решительных шагов оказалась рядом с ними.
- Мам, успокойся, - в который раз повторила, проурчав сквозь зубы, и красноречиво посмотрев ей в глаза, всем своим видом показывая, что терпение мое вот-вот кончится. - никакого Джимми здесь не будет, а если ты продолжишь в том же духе, то вас здесь не будет тоже. В Афинах достаточно отелей, в которых вам понравится. Я вас не держу, можете собираться и ехать, и дружка своего прихватите.. - на подсознательном уровне прекрасно понимала, что не должна говорить ничего подобного, что это неправильно, ведь разговариваю не с какими-то там левыми людьми, а с родителями, которые вырастили, которые любили и всячески лелеяли, а сейчас, когда наивно полагают, что поступают правильно, даже не подозревают, что роют пропасть, которая может достигнуть слишком больших размеров - чего мне не хотелось вовсе, потому что любила их, и обижать не хотела.

Но, кажется, все-таки обидела.
Вероника еще несколько секунд молча смотрела то на меня, то на Честера, а затем развернулась, и, прежде чем пойти проверить как там Джимми, беспощадно выставленный за дверь, как-то подозрительно спокойно произнесла:
- Не ожидала я, что ты будешь нам так не рада, - поджав губы, она одарила меня коротким взглядом, и ушла.
Я же, в свою очередь, протяжно выдохнула, посмотрела на Беннингтона, и свалилась на стул напротив отца, который все так же сохранял священное молчание, не решаясь встревать в разговор. Он всегда старался обходить стороной подобные склоки. Если с матерью мы часто спорили, и дело порой доходило то ругани, то за спокойствием и добродушной улыбкой я шла именно к отцу, который все прекрасно понимал, и никогда меня ни в чем не обвинял.
Вот и сейчас, когда я, положив скрещенные предплечья на стол, подняла на него взгляд, ища поддержки, он снова по-доброму улыбнулся, переведя взгляд на Честера, и, подавшись вперед, в привычной для себя манере, так, как делала это всегда, провел пальцами по моей щеке, остановил их на подбородке, рассудительно вынеся вердикт:
- Я думаю, что нам действительно лучше пожить в отеле. Вероника успокоится, и все наладится. Поговорю с ней, попытаюсь вправить мозг, но ты сама знаешь, какая она у нас порой упрямая. А с Джимми ты поговори обязательно. Он сам вызвался приехать, когда узнал, что мы решили навестить тебя, все время о каком-то разговоре твердил серьезном, места себе не находил, - снова улыбнувшись, отец поднялся со своего места, и, все так же прихрамывая, обошел стол, задержавшись возле Честера.
- Ты уж не злись, что мы вот так.. - пожал плечами, слегка разведя руки в стороны, как-бы имея ввиду всю эту ситуацию. - а мальчишка забавный у тебя, - заметил Рэндалл, улыбнувшись Теру, скинувшему ложку на пол, и звонко рассмеявшемуся. Он всегда искренне и по особенному рьяно любил детей, потому и ждал с нетерпением, когда я наконец скажу, что в ближайшее время их ждет сюрприз в виде внука. - я позвоню, когда мы в отеле разместимся, - отец коротко посмотрел на меня, поймав вялую, но благодарную улыбку, затем посмотрел на Честера, несильно хлопнул его по плечу, и вышел.
И снова блять странные чувства: вроде и облегченно выдохнула, но совесть все равно грызет, ведь это родители, не чужие люди, а жить будут в каком-то там отеле.
Прикрыв глаза, и шумно выдохнув через приоткрытые губы, я уронила голову на скрещенные предплечья, ткнувшись в них лбом, и растерянным взглядом уставилась в гладкую столешницу, оказавшуюся прямо перед моим носом.
Окей, гугл, что делать то, блять?

+2

11

— Юноша, с гостями так не обращаются! — воинственно вопит Вероника, смело глядя в глаза напротив. Честер все еще нависает над женщиной, словно грозовая туча, готовая с минуты на минуту разориться на страшные громы и молнии. Но решительность Вероники отрезвляет: эта женщина, такая маленькая и хлюпкая по сравнению с Беннингтоном,  стоит и не шелохнется, смотрит бесстрашными глазами снизу вверх, не желая признавать чужое превосходство. Честер очень неохотно сменяет кнут на полупрозрачный пряник – адепт Ареса понимает ведь, что не может причинить матери Росси боли, как бы она не раздражала. А раздражает она знатно.

Интуитивно – где-то на уровне подсознания – хранитель понимает, что Вероника не хочет быть главным источником проблем, просто характер у нее такой – стальной, несгибаемый. Она, видимо, привыкла быть той, кто не подчиняется, а подчиняет. И на протяжении целой жизни ей подчинялись все: Росси, Рэндалл, Джекс, вот этот Джимми тоже, наверное. Но здесь и сейчас, в этом доме, Джекса нет – есть Честер. А он подчиняться не собирается; он, как и Вероника, подчиняет. Закаленный годами характер, щедро сдобренный трудностями и смертельными опасностями, не желает прогибаться под другим, пусть не менее сильным, характером.

Два упрямых барана столкнулись на узком мосте – и никто из них не сделает шаг назад, не  уступит и не отступит, чтобы пройти смог другой. Беннингтон точно не собирается поднимать белый флаг – он понимает, что Вероника примирительный жест воспримет не иначе, как окончательную и  бесповоротную капитуляцию. А Честер не сдается в принципе; Честер скорее сдохнет, чем признает поражение.

Простите, сеньорита, но идите, пожалуйста, нахуй. И не говорите, что я очень груб – я ведь сказал «пожалуйста». И Джимми с собой прихватите, кем бы он ни был.

— А вы в следующий раз предупредите о том, что в гости собираетесь, чтобы я сам заблаговременно съебался и нежелательного сына с ваших глаз унес. И будет вам большое счастье, — не выдерживает и огрызается Беннингтон. Его голос машинально съезжает на гортанный рык раздраженного волка. Адепт Ареса чувствует, что еще несколько мгновений – и глаза нальются кровью – покраснеют; очень вовремя на цирковую арену врывается Росси, вставая между Честером и Вероникой. Беннингтон, встряхнув головой, отворачивается и приводит сознание в порядок, в какой-то хуевый, но все же порядок. Проморгавшись, вернув глазам прежний цвет, Честер отходит к окну, настежь распахивает его и курит. В кухню врывается прохладный ветер, пропахший пасмурным дождем. Во дворе, огороженном невысоким забором, бродит, словно брошенный пес, растерянный Джимми. Когда он натыкается на Беннингтона взглядом, то останавливается и разводит руками в стороны, мол, че за дела, чувак? Честер в ответ становится только угрюмее, мрачнее. Хранитель ничего не отвечает – ни жестами, ни словами, ни взглядами; сигаретный дым срывается с едва приоткрытых губ и быстро растворяется на дождливом ветру.

Коста-Рика выпроваживает родителей в отель; Честер чувствует недовольный взгляд глаз Вероники, что прожигает в спине дыру, чувствует дружелюбный хлопок по плечу спецом от Рэндала и слышит виноватый вздох Росси, смешанный с отчаянием, с усталостью и с неподдельной тревогой. Беннингтон понимает, что чувствует девчонка сейчас, ну, наверное понимает. Быть может, ему неясен весь спектр эмоций – Честер просто знает, что Росси паршиво.

Он докуривает сигарету и тушит окурок о пепельницу, разворачивается и, упершись задницей в подоконник, исподлобья смотрит на девчонку, что лицом упала на стол. Руки у него скрещены на груди, губы поджаты, глаза смотрят сердито, серьезно, но вместе с тем участливо.

— Ладно, не парься, все могло быть хуже, — Беннингтон подходит к столешницам и льет кофе в кружку, возвращается к столу и грузно падает на стул. Отставив чашку, Честер подтягивает пакет со свежей выпечкой к себе, запускает туда загребущие руки и достает нечто, отдаленно напоминающее шаурму. Ну, не пропадать же добру, верно? Вот и долгожданный завтрак, хотя, если честно, Беннингтон сыт по горло событиями сегодняшнего утра. Но и дальше мусолить тему непонятных отцов и детей ему не хочется. Если бы Росси скакала возле стола счастливой молодой козлицей, он бы осек ее, рявкнул, мол, женщина, остынь – не видишь, и так тошно. Но девчонка и сама тут сопли на кулак наматывает, и Беннингтон не хочет подливать масла в огонь.

— На, пожри вот, — он почти заботливо подпихивает в сторону Росси пакет с выпечкой. — Че это за чувак? Какого хрена твои родители притащили его?

+1

12

Родители ушли, забрав с собой злоебучего Джимми, видеть которого мне не хотелось ровно настолько же, насколько слышать, и уж тем более разговаривать. Плевать, что у него там какой-то серьезный разговор, плевать, что он летел чуть ли не сутки ради того, чтобы поговорить, плевать, что в конечном итоге обломался - хотя, признаться честно, я была Честеру благодарна за то, что так безжалостно выкинул его на улицу.
И вроде бы теперь можно вздохнуть с облегчением, перестав запариваться о том, что в какой-то момент вся правда может всплыть на поверхность, что мать так же рьяно будет приседать на мозг не только нам с отцом, но и Честеру - который уж точно ничего подобного терпеть не будет, - и что под пристальным родительским контролем и чрезмерной опекой я сама начну выходить из себя, но ничего подобного не произошло.

Я все так же сидела за столом, утыкаясь лбом в скрещенные предплечья, скользила взглядом по хаотичному узору на столешнице, очерчивая разбросанные, нечеткие линии, и спокойно дышала, хотя сердце то и дело пропускало удары, которые изредка глухим эхом отдавались куда-то в виски. Слова Беннингтона не заставили меня поднять голову и посмотреть на него; они и расслабиться не позволили, хоть и было немного спокойнее от того, что мужчина не слишком вышел из себя в свете всего этого блядского цирка. Я только плечом повела, как-бы безмолвно ему ответив.
А умиротворение не желало меня навещать скорее всего потому, что в голове до сих пор вертелись мысли касательно родителей, и того, что произошло. По хорошему, сейчас надо было бы отпустить ситуацию, отложить до лучших времен, и попытаться вернуться в прежнюю колею, но сделать этого я, к сожалению, не могла. Сегодня они ушли, и уже вряд ли появятся снова - потому что зная мать, и её обидчивость, можно без труда предположить, что ближайшие дня полтора она будет корить меня за такое неподобающее отношение; потом, конечно, успокоится, и снова начнет проявлять эту бесконечную заботу, суетиться и мельтешить, лишь бы все было замечательно, но случится это не сегодня, и, быть может, даже не завтра - все зависит от отца, и того, насколько убедительными будут его доводы в пользу не только мою, но и Честера.

Но, тем не менее, эта тяжелая тайна все еще висела над нашими головами, и что-то с ней следовало сделать, но я откровенно не понимала - что именно. Всю жизнь жить, и делать вид, будто Честер - это Джекс, мне совершенно не улыбалось, ведь я все-таки хотела бы оставить прошлое в прошлом, а не собственноручно смешивать его с настоящим.
Да и Беннингтон в восторге не будет.
Или рассказать все как есть, вылить на них правду, словно ведро ледяной воды на голову? Поверят? Вряд ли. Сочтут сумасшедшей? Вполне возможно.
Оба варианта буквально пропитаны сомнительностью и отсутствием благополучного исхода. Это напрягало. Это выводило.
Это и не позволяло сейчас расслабиться.

Но радовало хотя бы то, что рядом был Честер, который, хотелось бы верить, поможет со всем вот этим вот справиться, каким-то образом найти более-менее удачный выход, который устроит и нас, и родителей.
- Не хочу, - отрицательно мотнула головой, и выпрямилась, откинувшись на спинку стула, проскользив взглядом сначала по пакету, который мужчина пододвинул, затем по его лицу, и, в конечном итоге, остановив его на потолке, запрокинув голову назад, отчего волосы тут же скатились с плеч; ладони уперлись в ребро столешницы, а я вытянула руки, отчего стул под напором веса жалобно скрипнул, и замер в слегка наклоненном состоянии - передние ножки оторвались от пола и зависли в воздухе.
- Отец же сказал, что он сам проявил инициативу, решив приехать, - еще несколько секунд смотрела в потолок, бесшумно выдыхая через приоткрытые губы, но затем возвратилась в исходное положение: стул с характерным стуком опускается на гладкий паркет всеми четырьмя ножками, а я, проведя языком по пересохшим губам, смотрю на Беннингтона, пытаясь отыскать в собственном сознании ту единственную нить, за которую нужно потянуть, чтобы узнать, с чего начать короткий рассказ нашего "увлекательного" знакомства с Джимми.
- Друг детства, если можно так сказать. Его семья жила по соседству, и он, по сути, стал первым человеком, с кем я сблизилась, когда стала жить в Коста-Рике. А потом то ли юношеский максимализм не до конца выветрился, то ли гормоны заиграли слишком сильно, но начал знаки внимания проявлять, и как-то слишком уж активно. Один раз я его послала со всеми этими подкатами, и может обиделся так сильно, может просто человеком таким был, но начал стоить козни, мол, я - такая херовая, отказала ему - такому прекрасному. В общем херня, - хмыкнула, уперлась локтями в стол, и, проведя ладонями по вискам, запустила их в волосы, оставшись в таком положении. - не видела его после того случая, и не горю желанием, - смотрела не столько на Честера, сколько куда-то сквозь него. - родители не знали этого, потому, видимо, и согласились, чтоб он за ними увязался.

+1

13

Девчонка жрать отказывается, и Беннингтон коротко жмет плечами, мол, как хочешь; он подтягивает белый пакет к собственной груди, достает из недр такую же булку и, смачно жуя, заглатывает едва ли не целиком. Честер вообще не из тех, кто за фигурой следит, отказывая себе в очередном ахринетельно вкусном двойном – или тройном даже – гамбургере. И не толстеет – а все потому, что жизнь у него нервная, а на нервах жировыми складочками и вторыми (не вторыми, а запасными) подбородками не обзаведешься. Еще и кулаками махать приходится с поводом и без, словом, каждый день новый тренажерный, блять, зал. А если не жрать еще, то совсем пиздец нагрянет: а вдруг война, а Чес голодный? Шутки шутками, а война, кстати, точно долго себя ждать не заставит, судя по той накаленной донельзя атмосфере, что повисла над Афинами после сорванных Олимпийских Игр. Кестлер там, наверное, уже алчно потирает ладони, готовя очередной хитровыебанный план по захвату мира. Остается только ждать. И жрать, чтобы всегда быть в состоянии заступиться за себя и за близких людей.

Антерос Беннингтон, звонко смеясь, ползает по плитам пола за собакеном. Лохматый собакен, заливая веселой слюной все и вся, играет с мелким то в догонялки, то в прятки, то в «оближи все, до чего можешь дотянуться». Этим двоим, похоже, весело вместе. Честеру тоже щас норм – горячий черный кофе и ароматная выпечка профессионально отодвинули мысли о событиях утра на задний план. В конце концов, жизнь – не такая плохая штука: крыша над головой прячет от противного мелкого дождя, стены спасают от промозглого утреннего ветра, под ногами болтаются довольный сын и не менее довольный собакен, рядом сидит любимая женщина. Вот только женщина грузится, а когда рассказывает о Джимми, Беннингтон начинает грузиться тоже. Ишь, блять, кого притащили с собой.

Отхлебнув кофе, Беннингтон вскидывает бровь и внимательно смотрит на Коста-Рику исподлобья. Серьезно? Серьезно, блять? Серьезно.

— Я только одного не понимаю, — мрачно хрипит Беннингтон, откидываясь на стуле, из-за чего тот разражается жалобным скрипом. Честер не обращает никакого внимания на стоны снизу. — Твоя мать, прекрасно зная, что ты здесь не одна, а с мужиком, все равно притащила другого мужика. Ты меня прости, кншн, но твой бывший че, совсем сопляком был, раз позволял относиться к себе подобным образом? Это же пиздец, — искренне недоумевает Беннингтон. Он еще несколько мгновений смотрит благоверной в глаза, а потом, выдохнув, отводит голову в сторону и врезается взглядом в пейзаж за окном.

На дворе пасмурно – тучи такие, что, кажется, тяжестью придавливают к земле. Темно, так как солнце не пробивается сквозь густые мешковатые темно-серые облака. Моросит мелкий противный дождь, который вот-вот перейдет в настоящий ливень, а там и до бури рукой подать. Ветер вот поднимается – он ласково треплет арматуру и подкидывает соседских детей до школы. В такую погоду не хочется никуда идти – хочется сидеть дома, что Честер и собирается делать. Весь день в компании пиццы, пива, хорошего фильма и Росси – что может быть лучше? Только башка болит, надо таблетку выпить.

— Передай родителям, что увижу этого мудака на пороге своего дома – убью. Если увижу рядом с тобой – буду убивать мучительно и долго. А если ты ему ответишь взаимностью, то обоих закопаю, — Честер приподнимает брови, снова глядя Росси в глаза. Мое, значит, мое – остальные идут нахуй. — И я понятия не имею, че делать с твоими родителями. Но говорить им правду точно нельзя – они тебя тут не оставят, зная, какая хуета вокруг происходит. А вообще, — Беннингтон встает, подходит к столешнице и доливает кофе в кружку, а потом шлепает в сторону гостиной комнаты. Притормозив на пороге, он бросает:

— Может, они правы, и тебе лучше вернуться домой.

Нет, я не хочу, чтобы ты уезжала. Но в Афинах пиздец опасно – и ты это знаешь. Не сегодня, так завтра тебя убьют. Или меня. И сказочке конец. Хэппи-энда не будет.

Честер уходит в гостиную, за ним трусит собакен, за собакеном ползет Тер. Беннингтон падает на диван и каким-то слишком стеклянным взглядом врезается в мелькающие картинки на плазме.

+2

14

- Она не знает о том, что Джимми пытался ко мне подкатить, и что я его прямым текстом в далекие дали послала, - коротко пожала плечами, повернув голову в сторону окна и рассеянным взглядом уловив резко изменившуюся погоду - под стать сегодняшнему утру: началось все солнечно, ясно, и безоблачно, а в итоге превратилось во что-то неприятное, мерзкое, сырое и серое. Прям как настроение, которое особой радужностью похвастаться, увы, не могло. - мать всегда считала, что Джимми стал для меня кем-то вроде старшего брата, потому что в детстве мы слишком много времени проводили вместе. Мне иногда казалось, что она считает его своим сыном, потому, наверное, не видит ничего особенного в том, чтобы он шатался где-то рядом, даже не смотря на то, что у меня есть мужчина, - опять же, в сложившейся ситуации с Джимми были виноваты далеко не родители, а я, ведь и здесь не рассказала правды, не стала объяснять, почему он внезапно перестал появляться в нашем доме, почему его родители решили переехать, почему я каждый раз недовольно сводила брови к переносице, раздражалась, и поспешно уходила, стоило им затронуть тему, которая касалась непосредственно наших, некогда дружеских, отношений. Они пребывали в святом неведении, оттого сегодня не видели ничего особенного в приезде этого человека, в то время как я только сильнее злилась - и, честно говоря, понять не могла, на кого именно: то ли на себя, то ли на Джимми, который, в отличии от родителей, знал о моей категоричной и неприступной позиции, и все равно приперся, попытался влезть, но сделал это слишком неудачно.
Лучше бы не лез, потому что хоть в радиусе нескольких километров его сейчас и не было, но чувствовала я себя чертовски паршиво.

Масла в огонь - пусть и неосознанно, - подлил Беннингтон, обозначив свою не менее четкую позицию касательно Джимми, и его присутствия в моей жизни - точнее, его полного отсутствия. На подсознательном уровне прекрасно понимала, что сказанные слова - это банальные ревностные порывы, и окажись я на месте Честера, то отнеслась бы ко всему точно так же. Чувство ревности, собственничества, если хотите, заложены в человеке на подсознательном уровне; давить их очень сложно, искоренить - невозможно. Они в любом случае будут, и это, в какой-то степени, даже хорошо, ведь было бы похуй - значит человек безразличен.
Я всегда так считала, и буду считать, но сейчас все разумные доводы почему-то перекрывались эмоциональной составляющей. Мне это не нравилось, но сделать с этим ничего не могла: быть может, устала не физически, а морально, потому что утро выдалось слишком насыщенным; быть может, чувства к Беннингтону испытывала слишком сильные - гораздо сильнее, нежели простая привязанность.
Найти ответ не могла.
Отложим это на тот момент, когда эмоции не настолько яркие и острые будут, а то сейчас стоит чуть дотронуться - порежешься.
- Отвечу взаимностью? - повернула голову обратно, посмотрев на мужчину, откровенно поразившись его словам. - Я, кажется, четко обозначила свою позицию. Нахуй он мне не сдался, вместе с своими разговорами, - повторила, нахмурившись, и опустив взгляд на бумажный пакет, где красовался логотип магазина, на котором был изображен жизнерадостный мальчишка, тянущий руки к пирогу.

Честер продолжил говорить, поднявшись со своего места, а я так и осталась неподвижно сидеть, глядя на злоебучий пакет. И вроде бы все нормально, и из сказанного ничего нового я не услышала.. ровно до того момента, пока мужчина, остановившись у порога, не произнес фразу, заставившую меня замереть, медленно повернуть голову в его сторону, и удивленно вскинуть брови. Че, блять?
Это сейчас на улице молния шарахнула куда-то под окна, и тут же разразился гром, или меня чем-то невидимым, но тяжелым по голове ударили, и гром этот - просто звон в ушах? Хрен его знает, но разум упорно молчит, делая шаг назад, а эмоции в который раз решительно шагают вперед, заставляя кисти рук сжать в кулаки.
В любой другой ситуации, и будучи в более расслабленном, спокойном состоянии - а не таком измотанном и угнетенном, - я без сомнений восприняла бы фразу о возвращении домой, как своеобразное проявление заботы, как беспокойство Честера за мою жизнь; поняла бы, что движим он исключительно благими намерениями, ведь ситуация, сложившаяся в мире, частью которого я, пусть и не по собственной воле, являлась, не блещет жизнерадостностью и безопасностью.
Но сейчас моя - и без того, к слову, шаткая, - душевная организация окончательно рухнула, словно блядский карточный домик, а в застеленное эмоциями сознание прорвалась единственная мысль, болезненным раскаленным ядром ударившись о стенки черепной коробки: Беннингтону похуй; Беннингтону проще сослаться на сложившуюся так удачно ситуацию, сказав, что ахуенным вариантом будет мое возвращение домой, мол, сваливай, забирая с собой все эти проблемы с родителями, с каким-то мудаком, и все то, что когда-то могло бы случиться - ведь разгребать то, хочешь, не хочешь, а придется.
Впрочем, наверное сама себя в этот угол загнала, когда решила, что все вот это может стать чем-то большим, чем просто головокружительный секс. Ничего ведь друг другу не обещали, тогда хуле я?

Действительно, хуле я сижу тут вот уже почти полчаса, раз за разом перекручивая в голове то, что сказал Честер? Зачем я делаю хуже себе, пытаясь найти оправдания, которых нет? Для чего я все еще остаюсь здесь, когда позиция мужчины стала яснее, чем дважды два?
Поджала губы, проведя ладонью по лицу, уткнулась взглядом в стену напротив, пытаясь заглушить раздраконившиеся эмоции, но в конечном итоге пришла к выводу, что какого хрена вообще все это происходит, а я сижу, и не могу расставить все точки по своим местам. Быть может, пора поставить одну единственную, ту самую точку, о которой только что намекнул Чес?
На сдавленном выдохе поднялась со стула, и решительно направилась в гостиную, где спокойно сидел мужчина. Обогнув резвящихся на полу щенка и Тера - которые даже не обратили внимания на мое появление, - встала возле Беннингтона, но не загораживая собой плазму. Несколько секунд, показавшихся вечностью, смотрела на него, после чего натянуто, приглушенно спросила:
- Лучше вернуться домой? Серьезно? - хмыкнула, скривив губы в раздраженной ухмылке. - Так ты, значит, решил? Ахуенно, - на Беннингтона больше не смотрела - не хотела, быть может, не могла.
Поднялась на второй этаж - телефон остался на прикроватной тумбочке; забрала его, сунула в задний карман джинсов, и снова спустилась вниз, в очередной раз переступив через щенка, оказавшегося у первой ступеньки; слышала звонкий смех Тера, и внезапно поймала себя на мысли, что успела к нему привязаться, но нет, дорогая, отвязывайся обратно, потому что вон дверь, за которую ты сейчас выйдешь, и обратно вернуться не получится.
Тяжело, неприятного - и каждый шаг такой, но "тебе лучше вернуться домой" все еще вертится в голове.

+1

15

Росси поднимается со стула, на который как-то уж слишком тяжело опустилась минутой ранее, бросает непонятные Беннингтону обидки, обрамленные недовольными словами и сердитыми взглядами, а потом просто уходит в спальню на втором этаже, показательно громко топая по лестничным ступеням. Она делает что-то там, копошится и копается, а Честер, толком не понявший, чем вызвал волну возмущения и обиды, откидывается на диване и устало закрывает глаза. Че случилось-то? Ты же сама знаешь, девочка, что я прав, что в Греции, в блядских Афинах, опасно. Тут что ни шаг, то мина, что ни вздох, то смертельно ядовитый газ. Ты не приспособлена к этой жизни, поэтому она тебя сломает. Беннингтон просто не хочет, чтобы нечто жизненно важное надломилось раньше времени. Ты молодая, красивая – у тебя вся жизнь впереди. Возвращайся домой, блять, найди адекватного мужика, которого одобрит твоя мать, нарожай с полдюжины детей, которые будут носить тебя на руках до самой старости. Живи счастливо, весело и сполна. С Беннингтоном такого не будет, с ним ты будешь в постоянных тисках. У него за спиной враги, которые искренне хотят всадить нож между лопаток, на плечах – две дюжины двуликих и хранителей, которые жаждут мести; у него работа и годовалый сын.  И ты никогда не будешь в безопасности. Это жестко, это грубо, это горько, но правда вообще редко бывает сладкой.

Она возвращается, собрав немногочисленные вещи: кошелек и телефон. Беннингтон уже стоит возле распахнутого настежь окна, прислонившись к раме плечом, и курит. Он снова смотрит во двор. За невысоким, местами покосившимся, забором бегают дети, пытаясь бороться с порывами сильного ветра. Честер чувствует себя примерно так же – он борется со стихией, сражается с тем, что победить невозможно, только не с ветром, не с огнем и не с водой даже, а с жизнью – и с противоречиями, которые из нее вытекают. Адепт Ареса чувствует себя между двух огней, между молотом и наковальней, потому что разрывается между тем, что нужно, и между тем, что хочется. Оставить Росси подле себя и хочется, и колется – рано или поздно он испортит девчонке жизнь, которая совсем недавно наладилась. Честеру даже пальцем шевелить для этого не придется – все сделают за него. И все же он хочет. Вчера хотел, сегодня хочет, завтра будет хотеть.

Еще и блядские родители, завалившиеся так не вовремя и напомнившие, что Росси – она еще и дочь, еще и просто человек – смертный человек. Честер забыл об этом на мгновение. Вообще он обо всем забывает, когда девчонка крутится рядом.

Она копошится, медлит, время тянет – Беннингтон знает, что Росси никуда не хочет уходить ровно так же, как он не хочет ее отпускать. А делать что? Честер должен быть очень хорошим, мужественным и доблестным, чтобы отпустить Росси, заботливо купить ей билеты и отправить подальше от той божественной хуеты, что происходит в тени Афин. Но Честер нихуя не доблестный и не хороший, он эгоистичный и себялюбивый, думающий в первую очередь о собственном удовольствии, потому что стоит Росси коснуться пальцами дверной ручки, как Беннингтон возникает за ее спиной, решительно кладет ладони на изящные плечи и рывком разворачивает к себе. Он раздражен, рассержен и тупо зол – в первую очередь на себя. Беннингтон понимает, что безволен и слаб перед этой невыносимой женщиной, поэтому бесится еще больше. И все же сдается в ее власть.

— Будет правильно, — он приближается, заставляя девчонку упереться спиной в дверь, — если ты свалишь от меня подальше и больше никогда не вернешься, — Честер продолжает наступать, ладонями вжимаясь в дверь по обе стороны от ее головы. — Потому что в этом блядском городе каждая третья собака желает меня убить. И они обязательно ударят по тем, кто дорог. Они по тебе будут бить, — Беннингтон заглядывает в черные глаза, пытаясь достучаться до Росси. Она должна понять, на что идет. А идет она на верную смерть.

Честер поджимает губы и не отдаляется.

— Я не хочу, чтобы ты уходила. Серьезно, блять, не хочу. Но оставаться – дибилизм чистой воды. Не сегодня, так завтра тебя убьют. Или меня. Или Тера. Тебе это надо?

+2

16

Мне было неприятно.
Неприятно в первую очередь от собственных мыслей, а не от слов, сказанных Честером.
Мне было тяжело.
Тяжело потому, что разум и сердце упорно противоречили друг другу, не могли, или, быть может, даже не хотели найти выход, который устроит и одну, и вторую сторону: я не хотела уходить, потому что нуждалась в мужчине, он был мне чертовски нужен, и нужен не только из-за того, что намного лучше посвящен в суть хранительства, и способен научить, рассказать, показать, и помочь вклиниться в это буйное русло мифической жизни, а еще и потому, что каждый раз, когда я находилась с ним рядом, то чувствовала - это мой человек, и именно с ним готова провести остаток собственной жизни - пусть и будет она, при этом развитии событий, короткой; но в то же время в голове продолжала вертеться, извиваться, жужжать и доставлять немыслимый дискомфорт мысль, что Честеру ничего этого не надо, никуда ему это не уперлось, и действительно проще забить и забыть, чем обременять себя лишними проблемами - которых, к слову, и без того достаточно.
И эта борьба, приправленная противоречивыми мыслями, чувствами, и, казалось бы, разумными доводами - которые почему-то благополучно заглушались, - делала каждый мой шаг непомерно сложным, грузным, и болезненным, а я чувствовала себя так, словно асфальтоукладчиком несколько раз проехались, потому не могла взять себя в руки, посмотреть на все это с какой-то более позитивной стороны - а была ли она вообще, сторона эта?, - и оставить за спиной не только Беннингтона, но и всю вот эту жизнь, разделяемую с древнегреческими богами.
Впрочем, смогу ли я вообще её - жизнь эту, то есть, -  оставить, забить на нее, и забыть, если она, как оказалось, про меня забывать не собирается. Мало того, она и отпускать меня не намерена, ведь стоит разорвать эту невидимую связь с тем, что не вписывается в рамки обычного, среднестатистического человека, как над головой захлопнется крышка гроба. Избавляться от всего этого мифического дерьма, тем самым вернувшись к обычной жизни - значит избавиться от талисмана. Оставить его - это оставить четкое напоминание не только о божественном вмешательстве, но и о Честере, который самым непосредственным образом относится к этой жизни - а это слишком тяжело и больно, ведь чувства к мужчине есть сейчас, и будут потом, а жить так, как жила до приезда в Грецию, в святом неведении, у меня не получится. Выкинуть его - талисман, - значит обречь себя на верную гибель.
Тогда в чем разница, если в любом случае меня не ждет ничего хорошего? Этого, наверное, Беннингтон не учитывает.

Но все-таки оставаться, когда мужчина обозначил свою позицию, я не могла, потому целенаправленно пошла в сторону двери, кинув короткий взгляд на щенка, который, в свою очередь, валялся на спине и ерзал, но буквально через секунду резко подорвался на все четыре лапы, и, склонив голову, посмотрела на меня каким-то слишком жалобным взглядом - прости, парень, но ты остаешься.
И я, кажется, задержусь еще как минимум на несколько минут, потому что стоило коснуться дверной ручки, повернув её, как на плечи легли сильные мужские руки, заставившие меня развернуться, и увидеть перед собой Честера. Я смотрела в светлые глаза, и откровенно не понимала - зачем он это делает? Зачем останавливает, когда некоторое время назад был готов отпустить, не держал, и всем своим видом показывал, что делать это не собирается?

Он говорил. Я продолжала молча стоять, упираясь спиной в дверь, все так же глядя в глаза, чувствуя, как его дыхание ударяется о щеки, и прислушиваясь теперь к разуму, который, как-бы странно это не было, пусть и понимал, что сказанные мужчиной слова имеют свой вес - огромный, между прочим, и достаточно серьезный, - но сейчас оказался на одной стороне с сердцем, и вместе они теперь упрямо твердили о том, что уход из этого дома, и из жизни Честера - это, быть может, и выход, но совсем не тот, который нужен.
Как только мужчина задал вопрос, после которого замолчал, продолжая прожигать выжидающим взглядом, я, будучи до этого напряженной и натянутой, словно гитарная струна, бесшумно выдохнула сквозь приоткрытые губы, а вместе с тем немного расслабилась - самую малость, и не столько физически, сколько морально. Опустила голову, на мгновение прикрыв глаза, и так же молча подалась чуть вперед, упершись лбом в плечо Беннингтона.
Сколько простояла в таком положении - не знала, но в конечном итоге снова отдалилась, уже более решительно заглядывая в его глаза. Ладони легли на мужскую шею, большие пальцы коснулись колючих скул, а взгляд то и дело скользил по лицу Честера - успевшему стать таким родным и до одури необходимым.
- Мне надо, чтобы ты рядом был, - совсем тихо призналась, продолжая так же неотрывно не него смотреть, не сопротивляясь тем чувствам и эмоциям, которые одним большим комом бушевали внутри. - с Тером, с этим щенком, со всеми проблемами и врагами. Я прекрасно понимаю, что это дьявольски опасно... давно это поняла, но, как видишь, до этого момента оставалась не только в Греции, но и с тобой. Если бы боялась - давно вернулась домой. Но я хочу остаться. С тобой.
Очередной выдох, и, знаете, стало как-то немного проще в плане эмоций и душевного состояния. Сказала то, что хотела бы сказать давно, но почему-то не говорила. Сказала то, что хотела бы, чтобы знал Беннингтон.

Нет, на самом деле я боялась, и страх этот никуда не денется, но рядом с Честером мне было намного спокойнее и комфортнее, чем если бы я жила где-то там, в той же самой Коста-Рике, и испытывала куда больше страхов, ведь совершенно неважно, куда именно и насколько далеко я уеду - если кто-то захочет найти, то обязательно найдет, причинит вред, воспользуется, быть может, убьет. А жить, и изо дня в день трястись от одной только мысли, что в любой момент в квартиру могут вломиться, мне не улыбалось.

+2

17

Чувствуя мягкие теплые ладони на шершавых щеках, Беннингтон устало наклоняет голову и медленно закрывает глаза, зная прекрасно, что скажет Росси. Ей и говорить ничего не нужно – Честер все понимает по жестам, по взглядам, по прикосновениям. Росси никуда не уйдет.  Это ее решение, которое Беннингтон обязан уважать. Где бы достать руководство: «как уважать человека, который, прекрасно осознавая собственное положение, все равно идет на верную смерть»? Честер не хочет, чтобы Росси оставалась рядом точно так же, как хочет, чтобы она не отдалялась даже на ничтожный шаг. Противоречия разрывают изнутри – он чувствует себя так, словно два ржавых железных крюка впились под ребра и тянут в разные стороны. Адепт Ареса знает, что не принесет девчонке ничего, кроме вечных проблем, смешанных с постоянным хождением по лезвию ножа. Это правда – суровая, горькая, жесткая правда: если не сегодня, то завтра ее убьют, возможно, так жестоко, что по кускам собирать придется. А за что? За то, что Честер половине Греции дорогу перешел. За все, что когда-то сделал Беннингтон, расплачиваться тоже должен он. Увы, через других. Через страдания других.

И это не сопливые танцы на пустом месте.
Беннингтон уже бывал в такой ситуации, когда Сет похитил Хипатос, избил до полусмерти, изнасиловал, убил морально – и все для того, чтобы хранитель, словно цепной пес, сорвался с места и примчался на помощь. Сету не нужна была девчонка – Сету нужен был Честер. Но не он пострадал больше, а Артемис.  Слишком долго она оправлялась – и оправляется до сих пор. А Честер че? – Честер ниче. Да, он предупреждал Хипатос, что она беспечно, бездумно, безумно вступает в Эгейнст и подписывает договор с самой смертью; что любой шаг влево, вправо может оказаться последним. Хипатос знала все это, но все равно решила идти бок о бок с Честером – вот и поплатилась. Удивительно, что до сих пор не сменила город, страну, имя и фамилию. Не из робкого десятка. А ты, Росси? Ты тоже рано или поздно окажешься в болоте, до краев набитом дерьмом. Ты захлебнешься, задохнешься, утонешь. Ты сдохнешь, зная, что именно Честер виновен в твоей преждевременной смерти. И ты станешь безнадежно ненавидеть его, если выберешься. Оно того стоит, девочка?

Наверное, стоит. Честер не уверен, он, блять, рядом с этой женщиной ни в чем не уверен, кроме того, что тупо хочет быть рядом с ней. Но с Честером-то все ясно – он по жизни отпетый эгоист и себялюбец. А ты, Росси, совсем не дура ведь, ты пару раз даже проявляла неплохие зачатки разума. Ну, и где сейчас они? Где твои инстинкты самосохранения? Они либо отсутствуют, либо спят. Любой сон рано или поздно подходит к концу – в твоем случае это случится тоже – и тогда ты уйдешь. Но съебаться через два года будет сложнее, чем сейчас. Сейчас никто никому не обязан, через два года мы будем обязаны друг другу всем.

И все же он ее не выгоняет – не потому что не может, а потому что не хочет. Это твой выбор, Росси, – осознанный и окончательный – просто не жалуйся потом, когда сложно будет. А сложно будет обязательно. С Честером иначе не бывает.

Вздохнув, Беннингтон поджимает губы и закрывает глаза, обнимает Коста-Рику за плечи, притягивает ближе, обнимает. Носом он зарывается в мягких волосах, пахнущих его шампунем. Да че там, Росси вся пропахла Честером – и ему это нравится. Адепт Ареса касается губами виска, потом макушки, обнимая девчонку крепче – настолько крепко, что, кажется, он от целого мира хочет ее отгородить, сделав так, чтобы Росси только ему принадлежала.

— Потом не жалуйся, — хмыкает он, утыкаясь носом в макушку, — ладно. У нас целый свободный день. Выбирай там, чем заниматься будем. Я хочу тупо проваляться на диване, таращась в ящик. И пиццу с беконом хочу, — а то погода за окном все еще не манит: дождь, ветер, слякоть. Нахуй улицу, сидим дома. В конце концов, хуй знает, когда снова выдастся такой вот свободный день.

+2

18

- Даже не собиралась, - и без того тихий голос приглушался мужским плечом, в которое я уткнулась носом, когда почувствовала, как сильные руки обнимают, уверенно прижимают, и вновь дарят непомерное чувство комфорта и спокойствия. Готова была простоять вот так целую вечность - а то и больше: у входной двери, за которой отчетливо слышалась барабанная дробь дождя, начавшегося буквально несколько секунд назад; слушая сердцебиение Честера, его дыхание, и немного хриплый, спокойный голос; под звуки шаркающих по полу когтей, редкий звонкий лай, и заливистый детский смех.
Мне бы чертовски всего этого не хватало, сделай я сейчас выбор, который, как уверял меня Беннингтон, был бы правильным и самым оптимальным, и окажись я сейчас за пределами этого дома. Пусть спокойной была бы моя жизнь - что, на самом деле, стояло под большим таким вопросом, - но тяжесть от принятого решения, от воспоминаний, от чувств и кидающихся из крайности в крайность эмоций, еще долго лежала бы на плечах, давила, сдавливала, втаптывала в землю, делая каждый шаг слишком тягостным.

Я, как и любой другой человек на Земле, не была на двести процентов уверена в том, что через неделю, через месяц, или через несколько лет не буду жалеть о сделанном выборе. Понятия не имела, что будет завтра, потому чего уж там говорить о том, что будет через какой-то промежуток времени. К тому же, до определенного момента будучи человеком, над которым темным, выжженным, болезненным клеймом висела болезнь, то и дело намекающая на то, что до глубокой старости, окруженной счастливыми внуками, и любящими детьми, дожить не получится - можно и не рассчитывать, я научилась одной очень полезной вещи, которая сейчас без особых колебаний помогла сделать выбор, кажущийся правильным и нужным - я живу одним днем; я перестала строить планы на будущее, от слова совсем, никогда не предавалась размышлениям о том, что будет когда-то там, каким образом сложится жизнь, будет ли она счастливой и безмятежной, или же наоборот такой, словно по минному полю бродить отправили, вдобавок завязав глаза, мол, иди как хочешь, и постарайся не сдохнуть. И мало того, что надо стараться не попасть на мину, так еще и различные ветки, камни, неровности почвы обходить придется, ведь шаг влево - мина и смерть, шаг вправо - ветка, о которую запинаешься, падаешь, а дальше снова - мина и смерть.
В любом случае я прекрасно понимала, что в любой момент ситуация может достигнуть той критичной точки, после которой, на первый взгляд, остается лишь два варианта: либо разумно полагаться на фортуну, которая успела прослыть дамой весьма капризной и непостоянной, либо рассчитывать на плачевный исход, когда крышка гроба медленно, но верно опустится сверху, а ржавые гвозди вонзятся в податливое дерево, тем самым поставив безоговорочную точку в непродолжительной истории.
Вверять свою жизнь в скользкие и не внушающие доверия руки госпоже удаче, я не привыкла, потому что знала - ни к чему хорошему это привести не может. Точнее, может, конечно, но шансы ничтожно малы, а вся та уверенность, что теплится на границе разума, в конечном итоге растворяется иллюзорной дымкой.
А вот доверить собственную жизнь Беннингтону я готова была без раздумий.
Впрочем, именно это и сделала.

- Пошли, будет тебе пицца, - на мгновение крепче обняла мужчину, не желая отдаляться, сжала пальцами ткань футболки, и повернула голову в сторону, ткнувшись носом в скулу, и коснувшись губами шеи. Простояла так буквально несколько секунд, и все-таки подалась назад, коротко посмотрев Честеру в глаза. Наверное, я бы хотела сказать ему многое, но жесты и взгляды, как правило, говорят красноречивее всяких слов, потому и промолчала, слегка подтолкнув мужчину в сторону гостиной. Сама пошла следом, попутно взяв на руки Тера, которого предварительно пришлось отлепить от собаки, и которому неплохо было бы дать перекусить.

Усадив мальчишку на детский стул, дела ему сок, который тут же оказался не только во рту, но и на всей близлежащей территории: на полу, на одежде, на собакене, который вертелся под ногами, и тоже требовал поесть. А я, между тем, открыла холодильник и торопливым взглядом окинула его содержимое. Приготовить пиццу - дело пятнадцати минут; приготовить пиццу на сковороде, которая абсолютно не отличается от пиццы, приготовленной в духовке - и того быстрее. А наличие всех нужных ингредиентов ускоряло процесс, и пока Тер с довольным выражением лица липкими руками размазывал по столу сок, успевая между делом хрустеть долькой яблока, я, в свою очередь, периодически кидая куски бекона щенку, готовила пиццу, между делом поймав себя на мысли, что последний раз готовила для кого-то.. давно.

И все-таки да - пицца на сковородке получается пусть и не такой огромной, как обычная, среднестатистическая, пицца, но чертовски вкусной: с тонким тестом, большим количеством начинки, включающей в себя хрустящий бекон, и плавленым, тянущимся сыром. Все это великолепие перемещается на тарелку, Тер - уже относительно чистый, если не считать мокрую от сока одежду, - перекочевал ко мне на руки, а щенок так и остался вертеться под ногами.

- Ешь, - поставила перед Беннингтоном тарелку с едой, а сама пошла в сторону второго этажа. Привела ребенка в более презентабельный вид, предварительно несколько раз вернув его в комнату - потому что пока искала детскую одежду, он уматывал следом за псом куда-то в коридор, - и только после этого мы втроем вернулись обратно в гостиную. Тер продолжил резвиться с псом, стоило опустить его на пол, а я, удовлетворенно усмехнувшись, завалилась на диван рядом с Честером. Взгляд коснулся происходящего на экране, но, не найдя там для себя ничего интересного, я повернулась к мужчине, ткнувшись в его плечо сначала подбородком, а затем щекой. Впрочем, и в этом положении надолго не задержалась: рука, до этого мирно покоящаяся на животе Беннингтона, прошлась по груди, и поднялась вверх; подушечки указательного и среднего пальцев легли на его щеку, заставив повернуться, а мои губы дотронулись до его губ в легком, спокойном поцелуе, который продлился всего несколько секунд. Но этого хватило, чтобы довольно улыбнуться, и, отдалившись самую малость, посмотреть в глаза, находящиеся так близко. Пальцы все еще касающиеся щеки, ушли на подбородок, пригладив бороду. - не смогла удержаться, - на выдохе совсем тихо пробубнила в его губы, и отдалилась, снова вернув голову на его плечо.
И так ахуенно, когда любимый мужчина под боком, что желание провести так всю жизнь не заставляет себя долго ждать.

+2

19

— Ладно, — коротко кивает Честер, зарываясь носом в густых мягких волосах. Ему хорошо с Коста-Рикой сейчас и хорошо будет завтра, через несколько дней или недель будет еще лучше, но когда случится очередной тотальный пиздец – а он случится обязательно – будет плохо. Паршиво. Хуево. Честер не сомневается в том, что рано или поздно разгневанные хранители или разозленные двуликие, обиженные носители или разъяренные драконы заявятся домой, разгромят беззащитные стены и мебель, стекла разобьют, а когда поймут, что Честер все это может восстановить и отремонтировать, то пойдут тем путем, который не починить никогда. Стекла склеиваются, сломанные кости срастаются, порванные сухожилия стягиваются, даже на место оторванных ног можно привинтить протезы. Вот только убитые люди не возвращаются – они уходят раз и навсегда. Наверное, Честер совсем эгоист, если думает о себе в первую очередь. Сами посудите: он привяжется к девчонке окончательно и бесповоротно, жить без нее не сможет, а потом – хуяк! – и ее вдруг не станет. Росси неважно, она уже будет мертва. А Честер как же? Что ему делать? Хранителю жить с этим, выживать с мыслью о том, что именно он стал причиной смерти человека, который за несколько ничтожных дней вдруг стал целым смыслом. А потом просто исчез, растворился. Ушел.

Но если беречь всех и каждого, то Беннингтон останется один навсегда. Честер, никогда не гнавшийся за тотальным одиночеством, не имеет никакого желания и дальше снимать баб в клубах и получать быстрые минеты на задних сидениях их или его машин. Он хочет Росси. Понимает все прекрасно, переживает заранее, бесоебит страшно, но идет девчонке навстречу. И себе. Ведь если так подумать, то и сына полгода назад нужно было сдать в детский дом или подарить, как игрушку какую-то, хорошим людям, не связанным с талисманами, на усыновление. Честер этого сделать не смог и еще ни разу не пожалел о решении. Быть может, и с Росси прокатит? Ладно, черт с ней, черт с ним, черт с целым миром даже – никому неизвестно, что будет дальше. А сидеть и жалеть себя, беситься на ровном месте пора заканчивать.

И Честер заканчивает. Он неохотно отдаляется, еще раз коснувшись губами макушки, но, не найдя сил воспротивиться искушению, какое-то время не выпускает Росси из крепких объятий. Смешно, блять, по-детски глупо и беспечно, но Беннингтон не хочет отпускать ее ни на шаг. Пока Коста-Рика рядом, она в безопасности. Пока Коста-Рика рядом, Честер спокоен, умиротворен и счастлив.

Девчонка все же выкручивается из медвежьей хватки и топает на кухню, зачем – хер знает. Честер лениво плетется следом, попутно изымая из заднего кармана джинсов телефон, чтобы позвонить в службу доставки и заказать пиццу, а еще лучше – две. И упаковку темного пива. Плюхнувшись на стул возле просторного обеденного стола, хранитель утыкается взглядом в светящийся экран, пытаясь найти на просторах паутины добротную службу доставки. Ну, вот эта вроде ничетакая, можно там обед заказать. Беннингтон набирает номер и подносит мобильник к уху, глядя Росси в спину, и только сейчас замечает, что девчонка активно возится возле плиты,  а рядом с ней – ингредиенты для пиццы.

— Здравствуйте, вы позвонили в службу доставки. Что будете заказывать?
—  Я номером ошибся, —  и бросает трубку, — ты решила сама приготовить пиццу? — как-то совсем недоверчиво спрашивает Беннингтон, глядя теперь на сына. Тер радостно размазывает сок по щекам, по голове, по детскому стулу, по собакену, по полу и по стенам. Есть вещи, которые не меняются в этом мире. Честер усмехается, а через несколько десятков минут получает ахуенную, мать ее, пиццу. Сколько времени он не ел домашней стряпни? Достаточно, чтобы забыть, какая она на вкус. Иногда Честера подкармливает няня Тера, иногда – Хипатос, но это случается слишком редко, как правило Беннингтон питается в кафе или в закусочных. И он совсем не ожидал получить ахренительную домашнюю пиццу сегодня.

И пока хранитель пробует первый кусок, Росси успевает привести Тера в порядок и спустится вместе с ним вниз. Мальчишка вновь сползает на пол и принимается весело возиться с собакеном – назовем его Кракеном – а Коста-Рика падает с Честером рядом, устраивается на сильной мужской груди и просто ластится. Беннингтон опускает голову, перехватывает взгляд и ухмыляется.

— Хорошо тебе? — он довольно щурится, словно сытый кот, подставляя щеки невесомым поцелуям. Ему нравится, когда она его целует. Есть что-то неповторимое в этом, приятное и вкусное. Когда девочка подается еще ближе и касается губами губ, Беннингтон поднимает руку и кладет ладонь на затылок, пытается в волосах, которые тут же сжимает в кулак, начиная настоящий поцелуй – напористый и глубокий. Вторая рука безотчетно съезжает на шею, потом на  грудь и сжимает ее – несильно, но с намеком на собственничество. Язык тем временем проходится по ровному ряду зубов, касается неба и сплетается с ее языком.

Как бы нельзя, сын тут – вон, с каким интересом наблюдает.
А вот теперь точно нельзя, потому что кто-то стучится (замок же есть, блять!) в дверь. Честер неохотно отдаляется, прерывая поцелуй.
— Кто сверху, тот и открывает, — хмыкает Честер, кивая в сторону двери.

+2

20

Мне почему-то чертовски нравился вот этот вот контраст в нашем совместном времяпрепровождении: буквально полчаса назад меня захлестывали самые разнообразные эмоции, начиная от обиды, и заканчивая раздражением, почвой которому был не столько Беннингтон, сколько мои какие-то личные загоны, и неспособность найти внутренний компромисс между разумом и сердцем, а желание уйти пусть и было незначительным, и внимания, как такового, я не обращала, но оно все-таки было, потому что собственноручно додуманные мысли болезненно ударялись о стенки черепной коробки; сейчас же я, наоборот, чувствовала себя бесконечно спокойно, комфортно, и счастливо, потому что напряженная атмосфера вмиг улетучилась, оставив лишь умиротворение и ясное понимание того, что Честер сидит рядом, Тер с собакеном как и прежде весело возятся на полу, целиком и полностью довольные жизнью - и все так, как и должно быть.
И касаясь губами небритых, колючих щек, скул, и подбородка, спускаясь аккуратными, легкими поцелуями на горло и шею, мне все больше и больше приходилось убеждаться в правильности сделанного выбора. С Честером рано или поздно будет хуево? Плевать, потому что здесь и сейчас мне с ним заебись. Находиться рядом с Честером опасно и опрометчиво, потому что большая часть Афин искренне желает ему смерти, и будет пытаться добраться через меня? Похер, пусть пытаются. В конечном итоге все мы когда-нибудь сдохнем, а провести тот, пусть и не такой уж продолжительный, как хотелось бы, промежуток времени мне хотелось бы рядом с любимым мужчиной, а не где-то там, в другой стране, с мнимо другой жизнью - спокойной и безмятежной, без божественного вмешательства, - и бок о бок с неисчерпаемыми терзаниями по поводу правильности принятого решения.
Я не успела привыкнуть к спокойной жизни, потому что всегда находились поводы для переживаний: болезнь, не отступающая ни на секунду, и заставляющая таскаться по врачам чуть ли не через день - а то и каждый день; затем смерть Джекса, которая тоже не особо окрашивала жизнь в пестрые гаммы; съедающее изнутри желание отомстить, не дающее спокойно спать, из-за которого просыпалась в холодном поту и с неизменной головной болью.
И должна ли меня в таком случае пугать не радужная жизнь с Честером, которая сама-собой становится бесконечным хождением по минному полю или острию отточенного лезвия? Ни сколько, потому что рядом с мужчиной я чувствовала себя в безопасности, и мне это чертовски нравилось.

- Мне очень хорошо, - тихо отозвалась, и в очередной раз начала легкий, ненавязчивый поцелуй, медленно, дразняще проведя языком по его нижней губе. И стоило почувствовать ладонь на затылке, как сил сдерживаться, не поддаваясь порывам, взбунтовавшимся где-то на задворках сознания, я не могла, потому подалась вперед, упершись одной рукой в спинку дивана возле головы Честера, в второй - в его грудь, вместе с тем отвечая на поцелуй. Прекрасно помнила, что где-то неподалеку сидит Тер, но, гонимая желанием и наслаждением, даже не заметила, что шебуршание, возня, и довольное улюлюканье прекратились, и мальчишка не без интереса сидит, зажав в кольце рук бедное животное, и наблюдает за происходящим. Ему, конечно, нихрена непонятно, и буквально через несколько минут он забудет о том, что видел, но это ведь не повод, чтобы заниматься сексом прямо на глазах ребенка? Это я прекрасно понимала, потому ничего, кроме поцелуя, делать не собиралась - хотя и было дьявольски трудно сдерживаться.
Правда, на мгновение все-таки поддалась, и в поцелует растворился тихий стон, когда ладонь Беннингтона сжалась на груди.
Наверное, еще бы немного, и мне точно захотелось незамедлительного продолжения, вот только все вокруг будто против было: ребенок, который всем своим видом показывал, что даже не собирается спать, тем самым выделив для нас пару часов свободного времени; теперь еще и звонок в дверь, раздавшийся слишком неожиданно.
Нехотя отдалившись и недовольно нахмурившись, посмотрела сначала в сторону входной двери, а затем перевела взгляд на Чеса.
- Ты кого-то ждешь? - потому что я вот точно никого не жду. А кто-то просто горит желанием наведаться в гости, потому что звонок раздается снова, и уже более настойчиво.
Фыркнув, и оттолкнувшись, еще раз мимолетно поцеловала мужчину, и нехотя пошла встречать незваных гостей.

Сказать, что я ахуела - это не сказать ничего.
На пороге стоял Джимми - с мокрой от дождя головой, немного мокрой одеждой, и не самым приветливым выражением лица.
- Я поговорить хотел, Росси.
- А я - нет, - флегматично хмыкнула, и без раздумий захлопнула перед его носом дверь. Только развернулась, и сделала шаг обратно в гостиную, как звонок раздался снова, а вместе с ним в моей голове что-то будто щелкнуло, и раздражение начало расти в геометрической прогрессии.
- Сказала же, что не собираюсь с тобой разговаривать, - снова открыв дверь, процедив сквозь плотно сжатые зубы, и прожигая парня ненавистным взглядом.
- Я не уйду, пока мы не поговорим.
И с каких, блять, пор этот человек стал таким настойчивым? Хотела молча закрыть дверь, но не смогла, потому что он успел сунуть ботинок в небольшой проем, а затем уперся предплечьем в неуверенную преграду, и достаточно сильно толкнул, заставив меня непроизвольно шагнуть назад, в то время как сам он зашел в дом.
- С твоим дружком, кстати, я тоже поговорить собираюсь, - ну попробуй, давай. - какого хрена вообще, Росси? С каких пор я не имею права на разговор с тобой?
- С тех самых, когда я прямым текстом послала тебя, а ты все понял и отвалил. Почти на десять лет отвалил, к слову. Какого хрена сейчас приперся? Впрочем, похер. Будь добр, свали обратно, и не появляйся больше. - многозначительно открыла дверь, кивнув, мол, давай-ка, парень, уебывай.
- Ты же не знаешь, почему я отвалил..
- И знать не хочу. Ты ведь в курсе, что я с женихом живу, - родители все подноготную выложили за чашечкой чая, да? - и ты тут совсем не в кассу.
И пусть жених на самом деле нихрена не жених, но сути дела это не меняет, а что-то мне подсказывает, что кое-кто сегодня очень пострадает, и это будем далеко не мы с Честером.

+2


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Моя проблема в том, что ты – ее решение.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно