Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Не убоюсь я зла, ибо ты все еще со мной


Не убоюсь я зла, ибо ты все еще со мной

Сообщений 21 страница 25 из 25

21

― Это я тебе еще даже половины не рассказал, ― парирует Честер фразу о том, насколько насыщенная у него жизнь. В общем-то, Росси права: событий – хороших и не очень, впечатлений и эмоций хватает сполна, а воспоминаниями можно заправлять автомобиль и летать на нем, как на сверхзвуковой боеголовке. Что ни день – то приключение. И сколько нам открытий чудных! – каждые два-три часа. Но Честер сам выбрал такую жизнь, точнее, ее всунули в руки вместе с властью, вместе с группировкой, вместе с ответственностью за каждую судьбу, что топчется в этом особняке. Беннингтон, конечно, кривлялся и отнекивался, решительно отказывался, мол, какой из него лидер? – и все же сам огласился, сам принял решение и нацепил на голову воображаемую корону, а на деле – натянул боксерские перчатки. Использовать их, кстати, чаще всего приходится против своих же подчиненных, которым с завидной частотой кажется, что Честер слишком скучно живет, а Артур – эдакий середнячок, которому яйца на глаза натянуть – раз плюнуть. Вот и варимся в общей каше, знатно приправленной желанием немедленно отомстить, а с Огнем, как он есть, сталкиваемся не столь часто. Впрочем, в последнее время враждебно настроенные хранители слишком часто стали маячить в поле зрения Беннингтона. Особенно Мидас. Мидас, который, как оказалось, жив, здоров и все еще топчет сухую греческую землю. Сука. Все еще не верится, что Беннингтон не убил поддонка; все еще не верится, что Честер сдох и воскрес в новом теле просто так, и уж тем более, блять, не верится, что Хипатос, ради которой Беннингтон так отчаянно рисковал собственной жизнью, влюблена в Сета. Ебаные Ромео и Джульетта. А самое отвратительное, что если Кестлер узнает о негласной связи голубков, то разыграет партию во благо себе, например, приманит Мидасом Артемис, а за Хипатос пойдет и Беннингтон, зная прекрасно, что идет не за девчонкой, а за верной смертью. И все равно поплетется ведь. Еще больше раздражает, что и Беннингтон может разыграть партию в свою пользу, но ему не хватит ни смелости, ни наглости использовать девчонку в роли наживки. Беннингтон в частности и Эгейнст в общем заведомо в проигрышном положении, потому что Честер не Артур. Адепт Ареса этим гордится, конечно, но гордость с грустной песней, похожей на похоронный марш, пойдет нахуй, когда адепт Ареса лицом к лицу столкнется с Кетлером.

А это случится скоро – Беннингтон чувствует.

И все же сейчас речь не о Кестлере, не о Мидасе и даже не о Хипатос; речь о Росси, которая топчется тут, сверкая невыносимыми глазами. Беннингтон иногда на нее смотрит, пытаясь сообразить, что она чувствует и чувствует ли что-нибудь вообще: удивление, шок, паника? Будучи с рождения паршивым психологом, Беннингтон не понимает, то творится в голове у девчонки – и все же – это очень важно – хочет понять. Под внимательный взгляд задумчивых глаз Отто вливает в себя остатки виски из стакана и жмет изящными плечами, говорит, что все понятно вроде, но чтобы принять окончательно – нужно время. Справедливо. Беннингтон кивает, забывая, что буквально висит на стуле – и только хорошая реакция спасает от знакомства с недружелюбным полом. А вот стакан вниз летит, с грохотом падает, но не разбивается – и то славно.

― Ага, пошли, ― флегматично соглашается Честер и неохотно поднимается с пригретого места, из-за чего стул, жалобно скрипнув, возвращается в долгожданное состояние покоя. Поднявшись, поравнявшись с Росси (бля, она такая маленькая, вот прям снизу смотрит и на ручки просится), Беннингтон ухмыляется собственным мыслям и, зачем-то закинув правую руку девчонке на плечо, уходит по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Там – длинный светлый коридор, узкие стены которого украшены немногочисленными картинами и цветами в горшках, в самом конце коридора – большое окно – основной источник света. На полу – видавший виды, но чистый и опрятный ковер, а по сторонам – многочисленные комнаты, их тут порядка двадцати штук. На втором этаже только жилые комнаты, как правило, спальни, все развлечения типа холодильника, бильярда и книжного уголка тусуются на первом этаже.

Дойдя до последней комнаты – возле окна – Честер выжимает ручку и плечом толкает дверь вперед, заваливается в комнату, оглядывается и, придя к выводу, что очень неплохо, ебланит на кровать. Вытянувшись на мягкой поверхности, адепт Ареса заводит руки за голову и довольно, как сытый кот в лучах первого весеннего солнца, смотрит на Росси снизу вверх.

Ну че, довольна, женщина?
Всяко лучше твоего наркопритона будет.

― А завтра в семь утра подъем. Я курю – вы бегаете. Растрясешь свои, ― Беннингтон ухмыляется, жестом рисуя в воздухе сиськи, ― бедра.

+1

22

Пожалуй, потребуется не один день, чтобы в голове уместилось, разложилось, нашло свое законное место, и там осталось то количество информации, которое на меня только что свалилось.
И даже, кажется, недели будет недостаточно.
Всем давно известно, что ломать - не строить. И поговорка эта относится не только к каким-либо материальным ценностям вроде дорогой, и чертовски древней вазы династии Цзинь, или хрустальной вещицы, которая стоит баснословных денег, но любое неосторожное движение - и все летит к херам.
К херам, как оказалось, на ура может лететь еще и жизнь, когда по неосторожности ввязываешься в какую-нибудь фигню, из которой потом долго и упорно пытаешься выбраться. И вроде бы вон он, тот долгожданный просвет, ведущий к спокойной, размеренной, не обрамленной никакими сверхъестественными вещами, жизни, но стоит сделать решительный шаг вперед, как перед носом выстраивается прозрачная, толстая, нерушимая стена, не позволяющая двигаться вперед. Что делать? Вот стоишь, смотришь на яркий, светлый луч - который сейчас заменял мне билет в Коста-Рику, - протяни руку - и коснешься, но, опять же, стена не позволяет, а единственным видимым вариантом в этой ситуации становится путь в обратном направлении. В темный, незнакомый, до ужаса странный мир, где придется учиться жить по-новому, разучивать правила, которым беспрекословно нужно следовать, и искренне рассчитывать на более удачный исход.
А билеты можно порвать, забить, и забыть.

- Звучит очень обнадеживающе, - усмехнулась, опустив голову - отчего несколько непослушных прядей закрыли лицо, - задумчиво провела ладонью по щеке, опустила её на шею, и завела назад, оставив со стороны затылка. Несколько размазанных, круговых движений - кажется, даже хруст уставших суставов слышался, - и, поднявшись со своего места, убрала закрывающие обзор волосы, загладив из назад. Как только Честер оказался рядом, подняла на него выжидающий взгляд. И пошла за ним, почувствовав, как тяжелая рука ложится на мое плечо. Учитывая мое уставшее, чертовски измотанное состояние, конечность Беннингтона оказалась непомерно тяжелой, но все-же так было гораздо спокойнее. Почему такие незначительные, ни к чему не обязывающие жесты дарили мне столь приятное и желанное чувство защищенности, вкупе с необъяснимым желанием, чтобы подобные моменты случались как можно чаще - я не знала. Искать ответы среди всего того кипиша, что вертелся в голове, сейчас была не в состоянии, потому решила, что разумнее всего в данный момент не зацикливаться на каких-либо высокоморальных, глубинных мыслях, пытаясь отыскать в них хотя-бы один ответ на хулион вопросов.
Потом. Все потом.

Медленно шагая по узкому коридору, скользя взглядом по вещам, которые попадались в поле зрения, мне довелось думать далеко не о красивом интерьере, и совсем не об уютной комнате, которую Честер любезно согласился показать. Единственная мысль в моей голове - заполоняющая, поглощающая, и яркая - это мысль о кардинально изменившейся жизни. С виду может и кажется, что ничего ужасного не произошло, но сознание наотрез отказывалось успокаиваться, мириться, приживаться, хотя бы на несколько минут позволив расслабиться.
В один момент, по велению судьбоносной руки, мое существование разделилось на "до" и "после". То, что было до - мирная, спокойная жизнь, где не было хранителей, жертв, которые следует приносить богам, и прочей хероборы, - благополучно разрушилось, оставив после себя лишь неровности, разруху, и истлевшие мечты о том, что все будет нормально. Вернуться не получится - хоть зад на греческий флаг рви, зато можно попытаться свыкнуться с новым амплуа. На тех развалинах, что остались, мне собственноручно предстоит выстроить новую жизнь, и, быть может, она окажется куда лучше чем та, что была раньше. Будет тяжело. Будет неебически, я бы сказала, сложно. Но хотелось бы верить, что тянуть эти поводья мне предназначено не в одиночку. Потому что заведомо знаю - одна точно не справлюсь.
Конкретно сейчас есть Беннингтон, который забрал из больницы, и привез в этот особняк, позволив остаться не на одну ночь, а на ближайшее время. Беннингтон, который поверхностно рассказал о том, что происходит в мире, где правила, как оказалось, диктуют Боги.
Беннингтон, который ввалился в самую дальнюю комнату, и без зазрения совести рухнул на кровать, отчего та, видимо возмущенная таким отношением к себе, раздраженно скрипнула, вернув меня из недр собственных размышлений в реальный мир. Туда, где есть мягкая поверхность, которой так не хватало, а в ближайшем будущем предстоит еще и крепкий - хотелось бы верить, - здоровый сон.
В какой заднице этого города находились сейчас мои вещи - понятия не имела - между делом мысленно порадовалась, что хотя бы деньги и телефон были при мне, - а выяснять подробности не было ни сил, ни желания, как такового, поэтому данные мысли пошли далеко, и надолго - если быть точнее, то до утра, - а сейчас кровать, сон, и, пожалуй, еще раз сон.

- А больше тебе ниче не надо? - вскинув бровь, цокнула языком, и, скрестив руки на груди, уперлась плечом в дверной косяк, окинув взглядом по-хозяйски развалившегося на кровати Честера. То, что передо мной во всей своей красе находился биг босс всего вот этого вот великолепия, меня, конечно же, конкретно сейчас волновало мало. Если говорить на чистоту - не волновало совсем. Я еще не свыклась с мыслью, что вот это место теперь должно гордо именоваться домом, поэтому проститеизвините, валите с моей кровати. - Тебе надо - ты и наебывай круги где-то там, - усмехнулась, оттолкнувшись от косяка. - великодушно разрешаю начать хоть в пять утра, - еще раз окинула комнату торопливым взглядом, после чего сделала несколько усталых шагов, обошла кровать, и рухнула на спину, довольно потянувшись. После больничной койки - неуютной и твердой, - это место казалось божественным. Пролежала бы так, наверное, всю жизнь. - а я собираюсь провести вот прям здесь, - ткнула указательным пальцем в кровать между собой и Чесом. - дня два, безвылазно.
Замолчав, мысленно настроилась на тираду негодования со стороны мужчины, и прикрыла глаза. Пролежала так несколько секунд, кажется, дождалась, когда тело окончательно расслабится под этим приятным ощущением комфорта, и только потом, приоткрыв один глаз, повернула голову в сторону Беннингтона.
- Так и будешь тут лежать?
Близко. Совсем близко. Опасно близко.

+1

23

Вот щас время остановите, пожалуйста, а заодно и планету – Беннингтон сойдет.

Получив, мягко говоря, посыл нахуй в ответ на все, что Честер для девчонки сделал… ну, он ахуел. Не ожидал такой реакции, в конце концов, не мебель передвинул и даже не завтрак приготовил, а жизнь спас. По-крайней мере, он так считает и искренне в это верит. До встречи с Беннингтоном Росси наивно полагала, что иссохнет, издохнет через пару-тройку лет, поэтому просто неслась по течению полужизни, не видя нужды цепляться за встречные берега, чтобы выбраться, выдохнуть полной грудью и начать жить, а не выживать. Только сегодня она узнала, что смертельная болезнь, крутящаяся, вертящаяся, ступающая по пятам ежедневно – это так, не страшная хуйня – жить можно. И узнала она это благодаря Беннингтону. Так какого хуя, Росси?! Почему вместо банального спасибо, вместо скупой благодарности он получает «тебе надо – ты и наебывай»? Обидно так, что зубы сводит. Честер, будучи человеком весьма себялюбивым и эгоцентричным, едва сдерживается, чтобы не сорваться, чтобы не съебаться из этой комнаты – а заодно и из жизни девчонки – на ближайшие пару недель, предварительно послав нахуй. А там, глядишь, и вовсе без нее привыкнет, забудет невыносимые глаза, мягкие душистые волосы и ситцевую кожу, к которой порой так хочется прикоснуться.

Он сам не знает, почему остается в этой комнате и в этой жизни, но смотрит на Росси совсем недружелюбно, пожалуй, враждебно – и во взгляде ясно читается – а не ахренела ли ты, женщина? Я, блять, для тебя немало сделал, если подумать, так какого хрена ты со мной так разговариваешь? Даже Сотирис – а ему можно все и даже больше – не всегда осмеливается разговаривать в подобном тоне, а мы с ним знакомы чуть больше, чем вечность, а с тобой – сколько? Две недели, три? Не больше. Этого слишком мало, чтобы посылать нахуй не просто Честера, а еще и лидера. Ты сама согласилась вступить в группировки, сама взяла в руки невидимые чернила и подписала договор с дьяволом. Ты же знаешь, что бывает, когда дьявола посылают нахуй, верно? Так вот, с Беннингтоном еще хуже будет – больнее, мучительнее и дольше.

Любому другому он, наверное, давно бы уже въебал по самые гланды – чтобы неповадно было; любому другому, кто не Росси. Честер хочет злиться на нее, хочет сердиться и раздражаться – и не может, сразу начинает оправдывать девчонку, мол, причина именно в том, что она плохо знает Честера, плохо знает, какой ебанутый у него характер, какой отвратительный темперамент и жуткий нрав. Тут одно слово – псих – который привык решать все не словом, не мозгом, а кулаком, а голову подключать после того, как кулаки выгуляны. И неважно, кто перед ним – мужик ли, женщина ли, ребенок ли, старик ли – все получат в равной степени, если заслужили. Плохо, что Росси этого не знает. И отнюдь не хорошо, что совсем скоро узнает. А она узнает, если и дальше будет топтаться возле Честера.

А как тут не топтаться, если в одном доме живем?

Беннингтон молчит в ответ на все якобы дерзкие фразы, всеми силами сдерживая желание ответить взаимностью – послать нахуй то есть. И неважно, что Росси не это сказала – Беннингтон услышал именно так. На раздраженном выдохе он поднимается с кровати именно в тот момент, когда девчонка опускается на мягкую поверхность. Похуй на то, как ахуенно она пахнет, похуй на блядские глаза и сладкий голос – п о х у й. Беннингтон, знаете ли, тоже не лыком шит, не позволит топтаться ни на собственных плечах, ни на собственной гордости. Он уходит из комнаты молча, только в дверях небрежно бросает:

― Да иди ты нахуй, Росси.

И именно после этих слов, скрывшись в коридоре и сощурившись от вечерних лучей, он чувствует себя мудаком, каких свет не видывал. Адепт Ареса не понимает, что он сделал или сказал не так, но чувствует – намудил. Надо исправлять. Собственные ошибки, собственные косяки и оплошности Беннингтон разгребать умеет, не боясь запачкать руки, не маленький же. На выдохе он возвращается в комнату, причем, всем своим видом показывает, какой он ответственный, смотри и радуйся, Росси, что тебе такой ахуенный мужик достался. Ебнувшись обратно на кровать – только теперь заняв сидячее положение, Честер кладет скрещенные в замок руки на колени и подается вперед, наклоняется и горбится, разглядывая собственные кроссовки, а потом разгибается, выпрямляется и упирается одной рукой в кровать между рукой и талией девчонки, нависая над Отто подобно громовой туче. И вид, кстати, у него соответствующий.

― Я не шутил. Тебе нужно развивать способности. И тело. Иначе от талисмана толку не будет, а ты снова свалишься в обморок от нихуя. Если хочешь, будешь тренироваться не со мной, ― он поднимает руки, мол, сдаюсь, глядя девчонке в глаза, ― но тренироваться будешь, ― иначе нехуй здесь делать, Честер не собирается смотреть, как ты медленно, но верно разлагаешься и помираешь. И все же собственные мысли он оставляет при себе.

+1

24

Иногда я очень хотела бы иметь в своем арсенале способность читать чужие мысли, надеясь при этом на то, что хотя бы на толику моя жизнь окажется проще, а отношения - дружеские то, или не очень, - станут понятнее, ужиться с ними будет легче, и совсем не затруднительным окажется самобичевание, во время которого все ненужное благополучно будет отсеиваться, а то, что имеет вес, умело находить свои места в моей голове.
Неплохо было бы, но я, увы, подобными навыками не обладала.
Конкретно сейчас, лежа на кровати, и глядя усталым взглядом в спину мужчины, стремительно удаляющегося из комнаты, и на пороге говорящего достаточно неприятную фразу, цепляющуюся за сознание своими цепкими, наточенными когтями, мне чертовски хотелось бы обладать пусть и незначительными способностями, но которые помогут не так остро реагировать на то, на что я, по сути, реагировать не должна вообще.
Внешне оставшись такой же непоколебимо флегматичной - потому что банально не было сил на проявление каких-либо ярких эмоций - неважно каких именно, негативных, или не очень, - а изможденное состояние требовало покоя и отдыха, хотя бы немного, - лишь прикрыла глаза, когда дверь шумно захлопнулась, но внутри такое противоборство шло, что подумать страшно. Бурлило, закипало, разрывало и взрывалось - Везувий, кажется, по сравнению с этим показался бы беспомощным тлеющим огоньком.
И в этой ситуации мне, как самой настоящей девушке, следовало бы обвинять во всем мужчину, потому что "какого хрена ты вообще себе позволяешь, мудак неотесанный?", но вместо этого я лежала, и понимала, что в первую очередь была виновата сама. Собственноручно загнала себя в этот темный, сырой, беспощадно страшный угол, откуда выбраться теперь, не получив при этом помощи, была не в состоянии. Сил не хватит, амбиций не хватит, выдержки и терпения не хватит тоже.
А знаете, что самое паршивое в этой ситуации? Единственный человек, в котором я непроизвольно нуждалась, не понимая при этом, что именно мою движет - или просто отказываясь понимать, - буквально пару минут назад послал нахуй.

Злилась.
Злилась на себя, а не на него, потому что буквально с первой встречи начала принимать решения сердцем, а не разумом. Почему? Зачем? Кто позволил? Хер бы его знал, но факт остается фактом. Пошла за Беннингтоном - и здесь имеется ввиду далеко не путь от кухни и до этой комнаты. И ладно бы, если просто пошла.. так ведь нет же, еще и позволила себе почувствовать в этом человеке необходимость, позволила ему стать кем-то важным, неотъемлемым, и до одури необходимым, хотя из раза в раз убеждалась, что делаю хуже лишь себе, потому что ему оно не нужно вовсе. Убеждалась раньше, убедилась и сейчас, когда заметила взгляд, прежде чем Честер ушел - негативный, озлобленный, враждебный.
Опять же, вместо того чтобы включить голову, и попытаться рассуждать разумно, во мне будто какой-то рычаг переключился, и снова врубилось сердце, которое генерировало лишь обиду на слова, сказанные мужчиной, и обиду на себя, потому что не находила сил этому противостоять. Еще тогда, в той злополучной комнате - куда весьма хитрым образом нас обоих заманил охотник, - находясь перед выбором, мне, по сути, следовало бы бросить Беннингтона, ведь изначально не питала к нему никаких положительных эмоций. Почему помогла? В какой момент негатив, вкупе с желанием убить, отомстив за причиненную боль, перерос в нечто более мирное, вкупе с острой потребностью находиться рядом и ощущать полную защиту? Понятия не имела. Но, тем не менее, снова пошла за ним.. точнее, вместе с ним, в больницу. А потом несколько совместных дней, поход в торговый центр... и секс. Гремучая смесь, приправленная обоюдным желанием - немыслимо приятным тогда, но заковывающим в невидимые, увесистые цепи сейчас.
Цепи эти не просто сковывают, не позволяя двигаться - хотя очень хочется, - но еще и навязывают мне жизнь, к которой привык Честер, но к которой совсем не привыкла я. Не по своей воле став частью его мира, мне необходим был тот спасательный круг, за который следует цепляться, чтобы остаться на плаву. Но мужчина самым безжалостным образом этот самый круг отобрал, когда захлопнул за собой дверь.
Отлично.

Измученно, шумно выдохнув, и поморщившись от слабой боли где-то в области висков, я решила, что глобальные вопросы касательно натянутых - еще немного, и разорвутся совсем, если уже не разорвались, - отношений с Честером, потерпят до утра.
Поерзала - потому что кровать внезапно стала какой-то слишком твердой, и комната показалась какой-то неуютной, - успела полежать и на правом боку, и на левом, и лицом в подушку утыкалась, и что только не делала, но комфортной позы так и не нашла; стоило вернуться в исходное положение, свалившись на спину, как Беннингтон снова появляется в комнаты, вызвав у меня искреннее недоумение. Вскинув бровь, и поджав губы, проследила за его движениями, и снова остановила взгляд на широкой спине, когда мужчина сел на кровать, ссутулившись. Он молчал. Я молчала. И это тишина давила похлеще, чем многотонный пресс.
Что творилось в его голове - одному Богу известно.. или Богам, - но мне, кажется, было не дано постигнуть природу его резких перепадов настроения. Захотел - ушел; захотел - вернулся. Действительно, почему бы и нет? Херня же - подумаешь, чужая жизнь стремительно к хуям летит каждый раз.

Честер навис сверху, и дыхание словно перекрыли. Смотрела в его глаза - как и прежде бликующие в тусклом свете недружелюбным огнем, - пристально, изредка моргала, вместе с тем понимая, что на передний план наконец-таки вышел разум, а не сердце. Удивилась ли, когда вопреки всему он начал твердить, мол, в этой ситуации опять таки была не права я? Пожалуй, да, удивилась. Но, как ни странно, была с ним полностью согласна.
Да, я знала Честера слишком мало, но ведь и он знал меня не дольше. Не знал, а почему-то помогал. Приехал по первому зову тогда, когда знакомы были от силы несколько часов - а это уже дорогого стоит, - появился в нужное время в нужном месте, когда родной брат чуть не убил, не бросил и в номере, когда стало хуево - и совсем неважно, что перед этим не хило так посрались. Он сделал слишком много для человека, которого совсем не знал, и с моей стороны было неправильным все это игнорировать. Я это понимала, я это принимала, просто характер в ящик не спрячешь. В свое оправдание могла сказать то, что попросту не верила в такие жесты доброй воли, и в помощь незнакомым людям во имя кармы. Такое бывает только в сказках, любовных романах, и второсортных фильмах.
В жизни не бывает. Наверное.

- Надо, так надо, - коротко пожав плечами, спокойно ответила я, отведя взгляд в сторону. Упершись локтями в кровать, подтянулась так, что затылком и лопатками теперь упиралась в изголовье, увеличив тем самым между нами расстояние. Прикусила губу, и молчала до тех пор, пока мужчина не оказался у двери, намереваясь уходить. Не повернулась и тогда, когда услышала скрип, но вместо этого негромко окликнула.
- Чес, - бесшумно вздохнув, сглотнула подступающий к горлу ком, вместе с тем старательно пытаясь утихомирить разбушевавшийся сердечный ритм. - прости.. ну.. вот за это все, - я извинялась не за то, что доставляю столько проблем, потому что он сам выбрал этот путь, решив помочь; я извинялась за то, что не относилась к этому с должной благодарностью, хотя следовало бы.
И больше не сказала ничего.
Потому что не знала, что сказать.
И потому что Беннингтон ушел.

+1

25

the end

0


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » Не убоюсь я зла, ибо ты все еще со мной


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно