― Это я тебе еще даже половины не рассказал, ― парирует Честер фразу о том, насколько насыщенная у него жизнь. В общем-то, Росси права: событий – хороших и не очень, впечатлений и эмоций хватает сполна, а воспоминаниями можно заправлять автомобиль и летать на нем, как на сверхзвуковой боеголовке. Что ни день – то приключение. И сколько нам открытий чудных! – каждые два-три часа. Но Честер сам выбрал такую жизнь, точнее, ее всунули в руки вместе с властью, вместе с группировкой, вместе с ответственностью за каждую судьбу, что топчется в этом особняке. Беннингтон, конечно, кривлялся и отнекивался, решительно отказывался, мол, какой из него лидер? – и все же сам огласился, сам принял решение и нацепил на голову воображаемую корону, а на деле – натянул боксерские перчатки. Использовать их, кстати, чаще всего приходится против своих же подчиненных, которым с завидной частотой кажется, что Честер слишком скучно живет, а Артур – эдакий середнячок, которому яйца на глаза натянуть – раз плюнуть. Вот и варимся в общей каше, знатно приправленной желанием немедленно отомстить, а с Огнем, как он есть, сталкиваемся не столь часто. Впрочем, в последнее время враждебно настроенные хранители слишком часто стали маячить в поле зрения Беннингтона. Особенно Мидас. Мидас, который, как оказалось, жив, здоров и все еще топчет сухую греческую землю. Сука. Все еще не верится, что Беннингтон не убил поддонка; все еще не верится, что Честер сдох и воскрес в новом теле просто так, и уж тем более, блять, не верится, что Хипатос, ради которой Беннингтон так отчаянно рисковал собственной жизнью, влюблена в Сета. Ебаные Ромео и Джульетта. А самое отвратительное, что если Кестлер узнает о негласной связи голубков, то разыграет партию во благо себе, например, приманит Мидасом Артемис, а за Хипатос пойдет и Беннингтон, зная прекрасно, что идет не за девчонкой, а за верной смертью. И все равно поплетется ведь. Еще больше раздражает, что и Беннингтон может разыграть партию в свою пользу, но ему не хватит ни смелости, ни наглости использовать девчонку в роли наживки. Беннингтон в частности и Эгейнст в общем заведомо в проигрышном положении, потому что Честер не Артур. Адепт Ареса этим гордится, конечно, но гордость с грустной песней, похожей на похоронный марш, пойдет нахуй, когда адепт Ареса лицом к лицу столкнется с Кетлером.
А это случится скоро – Беннингтон чувствует.
И все же сейчас речь не о Кестлере, не о Мидасе и даже не о Хипатос; речь о Росси, которая топчется тут, сверкая невыносимыми глазами. Беннингтон иногда на нее смотрит, пытаясь сообразить, что она чувствует и чувствует ли что-нибудь вообще: удивление, шок, паника? Будучи с рождения паршивым психологом, Беннингтон не понимает, то творится в голове у девчонки – и все же – это очень важно – хочет понять. Под внимательный взгляд задумчивых глаз Отто вливает в себя остатки виски из стакана и жмет изящными плечами, говорит, что все понятно вроде, но чтобы принять окончательно – нужно время. Справедливо. Беннингтон кивает, забывая, что буквально висит на стуле – и только хорошая реакция спасает от знакомства с недружелюбным полом. А вот стакан вниз летит, с грохотом падает, но не разбивается – и то славно.
― Ага, пошли, ― флегматично соглашается Честер и неохотно поднимается с пригретого места, из-за чего стул, жалобно скрипнув, возвращается в долгожданное состояние покоя. Поднявшись, поравнявшись с Росси (бля, она такая маленькая, вот прям снизу смотрит и на ручки просится), Беннингтон ухмыляется собственным мыслям и, зачем-то закинув правую руку девчонке на плечо, уходит по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Там – длинный светлый коридор, узкие стены которого украшены немногочисленными картинами и цветами в горшках, в самом конце коридора – большое окно – основной источник света. На полу – видавший виды, но чистый и опрятный ковер, а по сторонам – многочисленные комнаты, их тут порядка двадцати штук. На втором этаже только жилые комнаты, как правило, спальни, все развлечения типа холодильника, бильярда и книжного уголка тусуются на первом этаже.
Дойдя до последней комнаты – возле окна – Честер выжимает ручку и плечом толкает дверь вперед, заваливается в комнату, оглядывается и, придя к выводу, что очень неплохо, ебланит на кровать. Вытянувшись на мягкой поверхности, адепт Ареса заводит руки за голову и довольно, как сытый кот в лучах первого весеннего солнца, смотрит на Росси снизу вверх.
Ну че, довольна, женщина?
Всяко лучше твоего наркопритона будет.
― А завтра в семь утра подъем. Я курю – вы бегаете. Растрясешь свои, ― Беннингтон ухмыляется, жестом рисуя в воздухе сиськи, ― бедра.