Что может быть хуже униженной, озлобленной женщины? Только она же, но в твоей голове.
Постоянно и непрерывно, начиная с последних вечеров, напоминая о своей власти над душой и телом Двуликого. Сначала редкими вспышками прокрадывающаяся в разум, вызывая такой вихрь эмоций, что на секунды забываешь о том, кто ты таков. Затем чаще и дольше, каждую ночь, каждую минуту. Баст уже привык к этой своей части "себя" и вполне справлялся с приступами гнева и ярости - не своих, а её. Медея использовала его душу, как ебучий сосуд: то мирно обитала на самом его дне, источая свою мощную энергию и согревая живительным огнём, то заполоняла нахрен все пространство, что дышать становилось трудно. Вырезать её из своей башки, как раковую опухоль, Баст не мог, да и не хотел. Другой жизни он не знал и плохо себе представлял, кем бы он вообще стал, будь он простым человеком. Наверняка вырос бы не таким черствым мудаком, а может наоборот - превратился бы в ещё большего монстра. Люди порой и без всяких героев и сущностей творят такую ебалу, что никому из мифических чудовищ и не снилось. Людям и так зла хватает.
Ночные видения теперь становились навязчивыми, окутывая разум Двуликого плотным туманом, который все гуще застилал его реальную жизнь. Особенно его "кошка" любила показывать, как ей пришлось поступить с собственным братом, царевичем. То, что чувствовал Баст в этот момент, описать было невозможно: он знал, что это не его руки - женские, нежные, по локоть в крови - с трудом расчленяют кинжалом ещё тёплое тело и сбрасывают куски с соленое море. Знал, и все равно она его ломала до конца, пока мозг наконец не сдастся и на одно ебаное мгновенье не поверит в то, что это он наделал. Вот этого мгновения Медее было достаточно, чтобы Баст на грани помешательства вскакивал ночью в холодном поту, и сердце колотилось как бешеное, будто щас рванет от невыносимой боли. И в ушах тупым эхом стоит этот нечеловеческий крик - так кричит только женщина, которой терять уже нечего. Или это ему терять нечего? Вот от этого Двуликому становилось страшно. Благо он быстро все забывал и возвращался в привычное для себя состояние без сдвинутой психики.
Но этой ночью колдунья мучила его ещё жёстче, чем в другие. То ли в наказание за то, что Баст, как последняя свинья, уснул на диване весь в чипсах и перед включённым телеком, то ли сказывался привычный в последнее время недосып, но Медея не показывала видения, как любила это делать, а звучала в его башке по-настоящему. Пребывая в полудреме, Баст особо слов разобрать не мог - только общий их посыл, а приказывала ведьма ему открыть глаза и принять свою судьбу несчастную. О чем речь, Двуликий даже в своём подсознании не понимал и понимать не хотел, да только как отмахнешься от той, с кем всю жизнь прожил?
Первое, что ощутил парень при пробуждении, это неимоверный холод. Глаза открывать он не спешил, но базовые инстинкты подсказывали, что лежит он не на крошках и остатках еды на диване, а на грязной мокрой земле, и что звуки на фоне - это не включённая на плеере аудиозапись из курса для релаксации "Реалистичные звуки потустороннего леса с какими-то стремными загробными завываниями".
— Ебаста! Хуль так пугать-то? — голос, внезапно раздавшийся то ли у него в башке, то ли ещё откуда-то совсем рядом, заставил Баста разлепить глаза и рывком принять сидячее положение, озираясь в поисках обладателя голоса. То, что он услышал, ему вообще не понравилось. Вообще.
Че? Какие ещё нахуй Олимпийские игры? Не, я знаю про них, но... Бля, я надеялся, что до этого момента я не доживу. Да и вроде бы такие, как он, должны че-то там судить, а не пытаться выжить. Че вообще происходит?
С покряхтыванием поднявшись на ноги, Двуликий отряхнул джинсы от прилипшего к ним мха и ещё раз огляделся. Его окружал самый настоящий затерянный лес из какого-нибудь японского или китайского ужастика, воздух был влажный и тяжелый, запах сырости и отнюдь не свежей листвы. Завывания парень списал на ветер, гуляющий между частыми деревьями, скривившимися в жутковатые позы, ну а мурашки, позорно пробежавшиеся по его спине, были вызваны промозглым холодом, а вовсе не страхом. Особо предпринимать какие-то действия Баст не спешил: ну че-то не похоже это на правду, сон как сон. Разум почти скучающе ждал подвоха, что сейчас Медея взбесится за тупость своего вместителя и выкинет его нахер обратно в тёплую квартиру с обиженным криком "да ну тебя!"

Перспектива застрять в этом лесу без связи, оружия и соответствующей экипировки даже для такого похериста, как Баст, была так себе. Он особой привередливостью и паникерством никогда не отличался: пожрать можно всегда найти, если хорошенько поискать, обороняться он пока не видел, от кого - вокруг ни зверей, ни носителей, да и что-то подсказывало, что живность тут своеобразная и приравнивать её можно к этим же мертвецким стремным деревьям - падальщина, одним словом. Тартар, мать его! Когда он в последний раз задавал себе вопрос, как выглядит вместилище для неугодных Богам? Да никогда. Ибо Басту бы и в голову прийти не могло, что в одно прекрасное утро он проснётся по ту сторону баррикады, вместе со всеми этими Хранителями и прочей шушерой.
"Надеюсь, ты знаешь, что нам делать", — и он искренне надеялся, что она знает. К Медее Баст в своей голове никогда не обращался и не вёл никаких переговоров и занимательных бесед - так точно коней двинуть можно, - но если Тартар, окружавший его, был вовсе не плодом больного воображения, то терять ему уже нечего.
Правда, убедиться в том, что это нихуя не сон и все более, чем реально, Баста заставила смачная струя воды прямиком в сонную небритую рожу. Б л я д ь, — красными буквами мгновенно отпечаталось в голове, пока Двуликий, успевший вовремя закрыть глаза и захлопнуть варежку, застыл на месте, внатуре "обтекая", и услышал знакомые причитания. То, что Герт - реален и никакая не страшная иллюзия, какую мозг Двуликого мог сгенерировать, дабы обратить против него же, Хранитель Афродиты уже доказал. Может щас и Басту доказать, что его телеса тоже реальные?
— СУКА! — раскатисто рявкнул Двуликий, что аж мертвый лес стал ему вторить эхом, и разъярённо мотнул головой, как мокрая псина, — Ёбу дал?
Ладонь Баста ещё раз прошлась по лицу, стряхивая остатки влаги, и Двуликий с перекошенной от злости физиономией воззрился на отбежавшего подальше Герту. А это ещё че? Тот был в одних трусах, и из приличной одежды на нем были только эти тапки неебических размеров. Ну не или это точно ночной кошмар?
— Бляха, а че ты штаны посеял? Прикройся хоть, умоляю, — гнев сменился на, а нихуя он не сменился ни на что, но Баст все равно решил, что эту проблему надо бы решить первой. Не то, что бы он так уж стремался вида чужих труселей, к тому же к Герте, как бы по-петушарски это не звучало, он привык. Но в таком месте вид кореша казался крайне уязвимым, от чего и Басту как-то не по себе становилось. Не хотелось бы ему в одних портках пытаться выживать. Парень снова тряхнул головой и продолжил озираться, уставившись на недоумевающего Хранителя. Баст нахмурился: нет сомнения, но они в этой связке оказались вместе: — Хуй его знает, по ходу те самые игры, про которые ты уже говорил. А я о них ниче не ебу. Короче говоря, придётся тебе хорошенько угодить своей Афродите, чтобы она нам помогла выбраться. Если, конечно, это не она тебя сюда засунула, чему я нихера не удивлюсь. 
Баст криво ухмыльнулся, а затем запустил пальцы во влажные волосы, почесывая макушку и хмуро вспоминая обрывки рассказов Герты, когда тот вступил в одну из группировок. Двуликий вообще ни слухом, ни духом, как они там готовились к этим Олимпийским играм, и че вообще их ждёт, но что-то физиономия Герты энтузиазмом не зацвела, а значит надеяться на многое не придётся. Как ни странно, это не пугало.
— Не ссцы, лично я подыхать не собираюсь, особенно с голоду, — Баст пожал плечами и, развернувшись к Герте спиной, потопал вперёд. Никакого намёка на тропу в помине не было: ну че ж, придётся им быть первыми.
— Пошли давай, надо найти че пожрать, заодно и какое-нибудь ущелье или пещеру, чтобы костёр развести, — бросив на Герту взгляд "давай резче", Баст остановился, нащупывая в кармане джинсов мятую пачку с тремя сигаретами. Свободная ладонь Двуликого, которую он держал перед собой, за доли секунды разогрелась до температуры, чуть меньше, чем у Солнца, и выпустила небольшой клубок пламени на её поверхность. Заебись, способности у него не исчезли даже в Тартаре! Подкурив сигарету будто зажигалкой, Баст тряхнул ладонью и пламя исчезло, оставив за собой едва уловимую струйку дыма.
— Ты хоть жертву успел принести этой своей бабе? — скептично подняв одну бровь, поинтересовался парень, когда Хранитель догнал его и сравнялся с ним.

Отредактировано Bastian Dellas (14.09.2016 10:41:57)

На вопрос, че он тут забыл, Баст не ответил, ибо внатуре не ебал, какова его роль во всем происходящем. Большой брат уже пожелал ему удачи, и Двуликий, не будучи совсем дебилом, сразу понял, что его основной целью будет не сдохнуть: да только сдохнуть-то можно от чего угодно. Может, он заразу какую-нибудь подхватит в этом лесу, или его из снайперки ебнет какой-нибудь хитман, желая устранить соперника. Если сюда Герта пихнули, вряд ли это место было персональным инкубатором для них обоих.
Оценивающе зыркнув на Хранителя, Баст потёр влажные от недавнего "душа" глаза и сбавил темп, делая очередную затяжку. Он бы и сам с удовольствием понаблюдал с олимпийской вип-ложи за тем, как Псарас будет "выживать" в одних труселях и тапках, покатывался бы со смеху и орал бы, расшвыриваясь поп-корном, очень полезные советы и комментарии. Короче говоря, искренне переживал бы за судьбу кореша, но с хера ли ему тут делать? Сплошные наебщики эти боги, бля.
— Я ж сказал, что хуй знает, чем я не угодил стариканам этим. Может я тут для того, чтобы ты в первый же день не окочурился. Хотя я б поржал, глядя на твои охуительные боевые способности, — с мрачной ухмылкой отозвался Двуликий, метнув хмурый взгляд в серое небо, скрытого за листвой, и выпустил из ноздрей дым вместе с паром. Было в этом ебучем лесу что-то такое, от чего повышать голос и сигналить о своём местонахождении никак не хотелось.
– Слышь, Баст, дай рубашку, а? Будет по-справедливке: у тебя нижний уровень в тепле, а у меня – верхний! А?
— Хуй на, — хмыкнул Деллас в ответ, как ни в чем не бывало продвигаясь дальше. Жмотом он может и не был (не, все-таки был), но от холода у него башка глючить начинала и пламя получалось хуевым, на один пуф. А если они реально собираются выбраться отсюда живыми, то силы Двуликому нужны как ничто другое. К завываниям привыкнуть все ещё было нельзя, и Баст в полуха слушал оживленный треп Герта: приструнивать его и нагнетать на впечатлительного кореша панику он не стал. Меньше нервничает, меньше трещать будет. Хотя кого он обманывает, бля.
Семимильные шаги, какими Баст привык передвигаться, по неровной почве делать было затруднительно, ещё и эти кочки ебучие, норовящие высунуться из-под ноги так, чтоб парень наебнулся рожей в грязь. Остановившись перед небольшой скукоженной яблоней, будто в предсмертной агонии тянувшей к нему свои лапы-ветки, свисающие под тяжестью аппетитных плодов, Баст бездушно потушил сигарету об кору. Сорвал одно яблоко, на что дерево отозвалось глухим стоном и угрожающим хрустом, и повертел в руках, с подозрительной физиономией прислушивавшись к его аромату. Пахло умопомрачительно вкусно, и зверский голод урчанием в животе начинал давать о себе знать. Вот только беспечный идиот или Белоснежка поверит в то, что это наливное яблоко можно жрать.
— Ты че творишь, дубина? — рыкнул Баст, резко оглянувшись на треск, с которым Герт, заходясь болтовней, оторвал сухую ветвину, и уже хотел было двинуться к Хранителю, чтоб леща хорошенько отвесить. Отвлек обоих сторонний звук, доносившийся из глубины оврага, и Баст, переглянувшись с Гертой, подобрался, устремив взгляд вглубь. Это ещё че, блядь. Предчувствие и здравый смысл ниче хорошего не предвещали, с другой стороны: если это человеческий плач, то это наверняка баба. А с бабами почти всегда одни проблемы, хотя бы потому, что кинуть их нельзя, если они в помощи нуждаются.
— Заткнись, — шепчет Двуликий, призывая товарища к тишине, и глазами указывает в чащу, мол, подойдём поближе и посмотрим, че за дела. Жалобные всхлипывания становятся громче, и Медея скручивает нутро Двуликого цепким кольцом, позволяя ему передвигаться сквозь влажные кусты максимально бесшумно. Ладони нагреваются и источают едва заметный пар, и Баст, отодвигая мешающие обзору ветви с листвой, останавливается. Не зря он приготовился к худшему: под толстенным дубом между корней сидела баба. Голая баба. Кожа её белым пятном выделялась среди мути грязно-зелёных оттенков леса, а длинные рыжие волосы падали на лицо, которое она закрывала руками. Тряслась от рыданий, как осинка, заставляя Двуликого испытывать неприятное и давно забытое чувство. Ненавидел он, когда бабы плачут, коробило это так, что Баст готов был что угодно отдать и сделать, лишь бы этих слез ни слышать, ни видеть. Сжав челюсть так, что аж жевательные мышцы выступили рельефом, Баст переместил мрачный взгляд на Псараса.
— Этого нам ещё не хватало. Слышь, че, — тихо начал Двуликий, снова вглядевшись в свернутую калачиком фигурку, — Ты это... лучше с бабами говорить могёшь. От меня она ещё хлеще рыдать начнёт.
С этими словами парень выпрямился во весь рост, выходя из их укрытия и жестом подзывая Хранителя, перешагнул через корни, осторожно подходя к девчонке. Рожа у него была такая, будто ему щас надо подобраться к бомбе и разминировать её: неуверенная, опасливая, растерянная.
— Ну, че ты встал-то? — прошипел Двуликий и в нерешительности остановился в паре метров от плачущей, обернувшись на Герту и попутно снимая с себя рубашку, дабы укрыть ею пострадавшую.

Отредактировано Bastian Dellas (18.09.2016 13:03:50)

Глаза ее горели, клыки сверкали во мраке,
И вдруг эта сука в меня вцепилась зубами!
Злостно улыбаясь,
она ползла ко мне,
Но Босс уже приметил
ружье на стене.
Big Russian Boss - Сучка-людоедка

Обострившееся чутьё подсказывало, что стоило бы прислушаться к вербальным и невербальным предупреждениям со стороны Герта (особенно к тому правдоподобному факту, что бабенка была рыжей, а значит вместо души у неё в груди была засасывающая все подряд чёрная дыра), но всхлипы и рыдания не прекращались и резали мужицкий слух, как гвоздь - стекло. Стоны были до абсурдного леденящими, и легче от того, что беспомощная девчонка даже боялась поднять голову, чтобы взглянуть на них, не становилось. Так никуда не пойдёт, Баст это понимал. Он уже погрузился в серьёзные размышления о том, где им теперь укрыться втроем, где достать жратву для девчонки и мало-мальски разжиться оружием, хотя бы колья сделать из этих сухих ветвей. Вампиров, конечно, он встретить здесь не надеялся, но охотиться точно придется - жрать кусты Баст не собирался.
Рыцарем в сияющих доспехах Двуликий становиться тоже совсем не собирался, но по-человечески помочь страдающему он был готов незамедлительно хотя бы потому, что они с Псарасом попали в такую хреновую ситуацию не по одиночке, а вместе. Им повезло, только хер пойми, кого за это благодарить надо: главного босса Олимпа - Зевса, или деда Медеи - Гелиоса. Вариант, что он внуку, пардон - внучке, решил подсобить, Двуликому уже не казался таким сумасшедшим. В любом случае, мудак-то он мудаком, а прочно вколотить Делласу в башку, что обижать девочек нельзя, тетке Баста почему-то удалось. И слава Афродите, что Герта - не баба.
Парень все ещё стоял на месте, не решаясь сделать заветную пару шагов, и пристально наблюдал за подрагивающим телом, поверх которого он набросил рубаху. Герта умудрился шмякнуться в землю перед её носом, но девчонка даже не вздрогнула, по-прежнему пряча лицо. "Ну?" - немой вопрос, адресованный Двуликим, и Герта неуклюже принялся исполнять возложенную на него миссию по налаживанию контакта. Если бы не зловещая атмосфера, окутывавшая окружающее пространство, Баст бы хмыкнул и продолжил бы наблюдать за происходящим с ленивым интересом, но расслабиться он никак не мог, пусть даже рядом с корешом, который уже не столько раздражал парня, сколько отвлекал от мрачных мыслей по поводу предстоящих им испытаний. В плечах почувствовалось каменное напряжение, когда Псарас замахал ручищами, и Баст будто по чужому наитию приготовился к чему-то внезапному, поджав губы и сведя брови к переносице. Пока Герта пытался достучаться до рыжей на буржуйском, Баст подбирался все ближе, сокращая расстояние и намереваясь опуститься на кортаны, дабы взглянуть в заплаканные глаза спокойным, серьёзным взором и самому попытаться объяснить, что бояться их не стоит.
— Воу, спокойно! — баба резко подскочила к нему навстречу, от чего Двуликий рефлекторно отшатнулся, и бросилась в его раскинутые руки, обвивая холодными пальцами и утыкаясь лицом в грудь, — Тише, тише. Мы свои, окей? Я рядом, тебя никто не обидит.
"Че, бля, она несёт?" - с малость прихуевшим видом Баст воззрился на Псараса, адресуя тому второй свой немой вопрос, но тут же пожал плечами, мол, неважно, забей. Рыжая очевидно чеканулась, пока сидела тут хер знает сколько в одиночестве, и теперь лепетала несвязные вещи. Баст грубовато заключил девушку в медвежьи объятья, настойчиво натягивая на её белые плечи сползающую рубашку и пытаясь согреть теплом своих ладоней. В лицо ей он старался не смотреть, ощущая неприятный холодок от её прямого, пристального взгляда мутноватых глаз, хотя она была очень даже симпотной. Вот только плотоядная улыбка, в которой растянулись её розовые губы, с невинным личиком никак не вязалась. Хотя, хуй с ней, с этой улыбкой. Да мало ли че она тут уже увидеть успела. Он бы и сам, возможно, тронулся паровозом, особенно с Медеей в башке один на один.
— Тепло. Тепло, — урчала девчонка, зарываясь холодным, как у собаки, носом в шею Двуликому, и парню ничего не оставалось кроме как прижать её к себе крепче, попутно обшаривая глазами местность вокруг старого дуба. Он жестом подозвал к себе Хранителя, намереваясь всучить девчонку Герте, а самому обойти вокруг дерева и поискать хоть что-то, что натолкнуло бы на мысль, кто эта баба и че с ней случилось.
— Знаешь, че? Я почти уверен, что её грабанули такие же, как мы. Я так понял, что иного способа достать себе оружие и шмот здесь не предвидится, — из груди вырвался обреченный вздох, и Баст исподлобья уставился на приближающегося товарища, — Охуенно, бля, придумано!
"Похвалу" он со всей дури громогласно выпалил прямо в небеса, снова растревожив лесное эхо. И в ту же секунду в его шею вонзились острые зубы, с треском лопая упругую кожу и вгрызаясь все глубже. Баст даже заорать не успел: животный инстинкт заставил его отодрать от себя рыжую мразину и отшвырнуть со всей силы так, что та полетела на сырую землю. Да вот только приземлилась на эту самую землю тварь уже на четыре лапы: симпотное личико обернулось рогатой образиной, поражающей безобразием похлеще, чем девочки из колодцев во всяких ужасах. С оскаленных ядовитых клыков капала алая кровь, а жёлтые глаза вперились в рухнувшего на спину Двуликого, пока чудище готовилось к новому прыжку.
— Сука! СУКА! — физиономию Баста перекосило от ярости и адской боли, которая скрутила его тело, пока яд проникал через рану в артерии. Зажав дрожащей рукой порванную рану, заливавшую кровью одежду, Двуликий стал торопливо отползать назад, зная, что щас эта хуевина прыгнет и уж точно сгрызет его башку до конца. Сука ебливая, ну все, ты огребешь сейчас по полной.
— Герт, бля, вали отсюда! — взревел Баст куда-то в сторону, мельком завидев Хранителя, когда хуевина наконец напрыгнула на него сверху, с визгливым криком кромсая когтями его футболку. Все происходило пиздец как быстро, но хватило пары секунд, чтобы волна огня получилась достаточно мощной и чудовище отбросило назад, прямиком в непоколебимый дуб. Оно со стоном так и осталось лежать в корнях, дергаясь и извиваясь в агонии от опаляющего пламени. Этого времени было достаточно, чтобы парень вскочил на ноги, подхлестываемый бешеным скачком адреналина в теле, и подобрал кривой толстый сук, добытый Гертой не так давно. Это еще не конец. Убей эмпусу. Глаза застилала влажная горькая пелена, а сердце клокотало с безумной скоростью, пока в башке царил один единственный голос, который сейчас имел какое-то значение в этом ебучем Тартаре. И только одно желание: прикончить эту рыжую суку особо жестоко. 
Забыв себя, Баст медленно и пошатываясь зашагал к твари, в полной мере ощущая присутствие колдуньи в каждой клетке своего тела.

Отредактировано Bastian Dellas (19.09.2016 18:33:10)

Слышать чужие голоса в башке, любой подтвердит, это уже окончательный диагноз, подтверждение тому, что мозги тухнут и рассыпаются по тихой, превращаясь в кальцификат и распространяя отраву сумасшествия по всему своему вместилищу. Для Баста это уже пройденная стадия: её приказов, сладким ручьём урчащих ему в уши, он уже не слышал, он сам стал этим голосом. Яростным, мстительным. Жаждущим из жертвы обратиться в охотника, преследуя чудовище, ставшее добычей. Покоцовшая его тварина билась в предсмертной агонии под серией гулких ударов гертового молотка, разбрызгиваясь кусочками плоти и крови с характерным мерзотным шмяканьем. Почуяв приближение Двуликого, обеими руками занёсшего над ней толстый сук, дёргающаяся по инерции эмпуса повернула к нему свою морду, покрытую тенью. Баст, который сейчас был не совсем Баст, чужими глазами смотрел, смотрел и видел только бледное лицо рыжей бабы, минутами ранее жавшейся к его телу. С силой вогнал острый конец сука в ее мутный зрачок, чтобы с невероятной для смертного легкостью вытащить пробившее насквозь черепушку дерево продолжить с размахом дробить и дербанить обмякшую тушу. Медея ликовала, все ещё разъярённая атакой чудовища, требовала возмездия. Баст не ощущал ни боли, ни усталости, только подпитывавшее его тело неистовое пламя: сильные ручищи обломали палку в щепки, тут же превращая их в кучу тлеющей золы. Он застыл перед кровавым месивом с обнаженными костями, пока тушу в один миг не объял огонь. Медее было мало и она продолжала бушевать, пока тело её подопечного не оттащили с усилием, прижав к мшистой коре.
Баст нихуя не понимал. Он провалился в такое небытие, что разум с трудом удерживался в башке. Будто он щас пытался открыть и так уже открытые глаза, фокусируя зрение на тараторившего в панике Хранителя. Герт. Потрёпанный, зашуганный. Живой. И Баст вроде как живой.
— Блядь, — простонал Двуликий, тяжело дыша и скривился, ощущая, как к нему начинают возвращаться все тактильные, слуховые и болевые ощущения. В нос ударил запах жареного мяса, в груди чето бешено клокотало. Он будто щас увидел себя глазами товарища: ебанувшийся на всю голову Двуликий во всей красе, бля, машина-убийца для кровожадной ведьмы.
— Ебаный... Бля, ты видал. Эта сука меня знатно приложила, — негодующе прохрипел Деллас, прощупывая плечо с рваным источником саднящей боли, а затем поднял голову, не удержавшись от слабой ухмылки. Поглядел на побледневшего товарища, вцепившегося в его плечи, и поднял отяжелевшую лапу, чтобы ободряюще похлопать того по плечу.
— Ты че, тыква, испугался? Я ведь говорил, что не собираюсь подыхать, — из груди Баста вырвался глухой смех, но глаза, уже вернувшие себе привычное выражение типа "готов к роллайсу", по-доброму взирали на кореша. А че? Он красавчик, не засцал и помог добить ту клыкастую ебалу. Баст прямо-таки гордился Хранителем, хотя хуй он бы об этом сказал вслух. Пусть ниче не знает. А то ещё петушиться больше обычного начнёт, и тогда эта колотушка для мяса станет для её владельца потенциально опасной.
— Хуйня, заживет, — отмахнувшись на вопрос о том, че делать с боевым увечьем, Баст поморщился. Нащупал под собой злосчастную рубаху и принялся осторожно её натягивать на себя, — Думаешь, ведьма позволит мне сдохнуть? Нихуя, я ей нужен. В этом ебучем Тартаре только через меня она может показать этим богам наверху, чего она стоит, — Двуликий показательно покрутил пальцем у виска. Кому, как не Хранителю Афродиты, такие простые истины знать. Боль усиливалась по мере того, как Медея разжимала свои ментальные путы, освобождая мозги Двуликого. В нормальном-то мире Баст всегда подозревал, да че там - он точно знал, что она поехавшая, но никогда не думал, что это обратиться против него. Жил с ней душа в душу, с глухим рычанием снося её истерики в виде посланных ему сновидений, терпел её вспышки женской ебанутости и всепоглощающее чувство вины, но никогда не противился силе, охотно принимая все причитающееся. А теперь она, блять, будто приставила нож к его горлу. Вытесняла нахуй его же самого из собственной думалки. Это было хуево, и Баст это понимал. Он прикрыл глаза на какое-то время, устало прислонившись спиной и затылком к влажной пошарпанной коре, слыша шуршание и вздох усаживающегося рядом Герта. Нашарил в кармане мятую пачку дешевых сигарет и заглянул внутрь. Покоились там лишь две последние красавицы, обе слегка надломанные так, что коричневый табак выглядывал.
— На сегодня больше никаких рыжих баб, — категорично заявил Баст, поджигая сложенными в замок ладонями сигарету в зубах, освещенную теперь красным тлеющим угольком на конце. Взгляд его уперся вверх, на корявые кроны деревьев, а затем с насмешливым блеском переместился на кореша рядом, — Портки бы тебе достать только, заебал в трусах гонять.
И протянул ему последнюю сигарету, от сердца почти оторванную.