Ночь, обескровленная на сон, странным образом оборвалась. Странно, но Холли всегда помнила тот момент, когда сознание проваливается в вязкую дремоту и затем, медленно безнадежным утопающим опускается ко дну, где раскачивается в такт глубинному течению, неторопливому и размеренному. Надо ведь думать! Ведь она каждый такой момент тщательно караулила, сторожила, придавливая собственное тело к жесткому, как обнаженная доска, матрасу, от наличия коего порой предпочтительней было бы и вовсе отказаться. Но что-то же должно было оставаться от «нормального», вот это таковым и выступало. А тут, просто свет был выключен. Перемкнуло какой-то неопознанный контакт и свет, забрезжившего на востоке дня оборвался. Девушка не понимала сколько проспала, но была испугана без шуток и преувеличений, обнаружив себя на полу в комнате сестры, разбуженная заплаканной матерью. Следы от побоев на красивом, точеном лице той еще были заметны, особенно в закатном свете, выкрасившем тот осколок неба, что просматривался из комнаты Хоуп.
Резко дернувшись, игнорируя затекшую спину и боль в накануне ушибленном плече, Гримстоун хлопнула распластанной ладонью по нетронутому покрывалу, здесь никого нет и не было, она проспала весь день в пустой комнате. Отчаяние захлестнуло, оно обожгло жаром сотен печей, красных из нутра. И тут бы в пору заплакать, пряча лицо за ладонями, но девушка с характерным для нее упрямством поджала губы и постаралась не встречаться с матерью взглядом. Отец, как та сказала, закрылся у себя в кабинете и не выходил с тех пор, как эти люди ушли, забрав с собой младшую из дочерей. Холли не знала их, но по словам мистера Гримстоун, то были его, покамест, еще верные друзья, решившие помочь тому вывезти из страны хотя бы одну из девушек и позаботиться заграницей. Старшая не чувствовала себя ни обделенной, ни преданной, она всем существом была согласна с тем, какое решение было претворено в жизнь. Так или иначе за себя Холлидэй могла попытаться постоять, а когда стало на одного человека меньше, о котором не надо было ежечасно тревожиться, вроде бы и полегчало, но как-то слишком уж однобоко.
Холл закрылась в ванной и проторчала там с час, должно быть, поначалу умывшись, почистив зубы, но потом просто присев на край ванны, зажимая меж колен сложенные друг к другу ладони и уставившись в одну точку, прямо перед собой. Выглядела она, должно быть, неимоверно жалко: мрачные тени пролегли под глазами, нечесаная и потерянная, оставшаяся в одиночестве в самом сердце незнакомого мегаполиса без крова, без средств к существованию и, допустим, до пущей печали этой картины, не зная языка, на котором все безоговорочно в нем говорили. Кольцо, определявшее артистку балета, как Хранителя Апаты, было холодным. Впрочем, как и обычно. Никакого дурного знака Гримстоун в этом не видела, хотя в том положении, в котором оказалась, к чему угодно начнешь присматриваться с обострившейся до истерии паранойей.
Не сразу она вспомнила о том, что должна была увидеться с новым знакомым, таким же, как и сама Хранителем, но не зная ни который час творится, ни помнит ли тот об уговоре, она так и сидела бы, сколько бы это затворничество не отняло у нее выдержки. Можно, в общем и целом, прямо здесь и уснуть, какая уж разница. Но Холли, никогда не терпящая бездействия, буквально столкнула себя с бортика и полезла за зеркало над раковиной. Она не отдавала отчета себе о возможных последствиях того, что стало своего рода навязчивой идеей, сделавшей ее буквально одержимой в считанные секунды. Но. Пути назад не было и каким бы глупы ни был запланированный шаг, девушка не хотела сидеть в ожидании чудес, уж точно не сейчас, упиваясь горем в стенах дома.
Гримстоун даже не поморщилась, когда на дно белой, фаянсовой раковины упали вызывающие капли проливаемой ею крови.
Приняв наскоро душ и не став морочиться с волосами - так и оставив те мокрыми, лишь расчесавшись, она слегка лишь подкрасилась и уже переодевшись в то, в чем собиралась отправиться по делам, утрамбовывая нужные вещи в здоровую мешковатую сумку, была поймана врасплох в нескольких шагах от входной двери. Бесшумно закончив путь и выждав с полминуты, прежде чем открыть, девушка дернулась спиной назад от заставшего ее врасплох смятения.
На пороге, возвысившись перед ней на добрые полголовы стоял Воланд Лестрейд, тот самый которого Холли и рада была бы встретить, но при каких-нибудь менее проблематичных обстоятельствах, что все плотнее подступали, окружив, со всех сторон. То есть, она всерьез и не думала, что английский принц выполнит оброненное обещание и окажется подле этого дома, где проживала в полном составе и до недавних пор вполне благополучно семья Гримстоун. А теперь у нее даже так немного челюсть опустилась вниз.
- Воланд, - постаравшись замаскировать изумление и не пустить под сень крыши англичанина, девушка совершила бодрый прорыв вперед, ловко да не очень закрывая за собой дверь и смачно так по заднице получая дверной ручкой. – Что ты здесь делаешь? Я подумала, что ты пошутил. Знаешь, ваш английский юмор не всегда доходит до австралийцев, у нас немного мозги перевернутые и все такое, - Холлидэй широко и незатейливо улыбнулась, лихорадочно соображая, как быть и что делать, - как поживаешь?
look

Отредактировано Holliday Grimstone (23.08.2016 21:18:00)

Не сложно догадаться, что не в самое подходящее время случилось так, что Холли посчастливилось познакомиться с англичанином, да не абы там каким. Только вот оно, наверное, так по жизни и происходит через известное место, навалившись скопом. И вроде бы не кстати думать о чем-то постороннем, когда надо предельно сосредоточиться на том, как помочь семье, а тут он на пороге мнется. Длинный такой, тощий и широкоплечий, с этой его мальчишеской обезоруживающей улыбкой, знакомый очень, хоть и встретились лишь вчера. Девушка прикрывает глаза и смеется, чуть поводя головой в сторону, стоит ей завидеть жвачку поверх протянутой ладони. На той - ладони то бишь, а не на жвачке - вся жизнь его в черточках, холеная и лишенная львиной доли бытовых проблем, о части которых до недавних пор и сама Гримстоун исключительно смутно подозревала и хочется, просто без каких-либо сомнений положить и свою руку, прикоснуться к тому, что ускользнуло. Почувствовать тепло.
Наивно и неуместно тешить себя надеждами о том, что они могли бы подружиться. Слишком разные, такие что даже не противоположности, коим надлежит по всем законам человеческой физики притягиваться. И Холлидэй, пребывая на том дне, куда полегла вся ее семья, с большим успехом уговорит разум не поддаваться очарованию фантазий, чем позволит чему-то хорошему хотя бы ненадолго заглянуть в этот мрак. Зачем Воланд сюда пришел? Мог бы этого и не делать, а ведь еще и адрес разузнал. Где и как не имело смысла спрашивать, но, в самом деле, лучше бы предал данное слово, никто бы – Гримстоун уж точно! – не посмела упрекнуть в этом парня. Есть ведь что-то эдакое, почти мистическое в очаровании приятной лжи, что дает толчок сдвинуться вперед, не оборачиваясь назад. В какой-то мере, в определенный момент, это вызвало бы прилив безответной благодарности, что, хотя бы на недолго, все исправилось, разгладилось и стало выглядеть не так безнадежно. И нарисовать широкими, размашистыми штрихами подобную перспективу, Холли было утешилась оной, но посмотрев на англичанина почувствовала куда как большую гамму чувств. Как же было славно и как хорошо, что он, с опозданием, все же пришел.
- Это, - повела бровями Хранитель Апаты и бережно, касаясь лишь самыми подушечками двух пальцев, забрала пачку жевательной резинки, ловким жестом пряча ту в джинсовом кармане шорт, - намного лучше и практичнее, чем цветы, тем более, что в нашем случае, - саркастично усмехнувшись, прежде чем довести до конца мысль, - букеты, согласись, несколько дурная примета.
Прищурившись и довольно после улыбнувшись, выглядывая из-за косой сажени английского плеча. У Холлидэй был план, решительное намерение хоть что-то сделать или попытаться, реализовать идиотскую схему, вникнуть в происходящее и, возможно, как-то повлиять на творящиеся беды. А тут Воланд и весь такой благородный, подумать только, да если бы Хоуп увидела с кем тут стоит, и как со школьным другом заправски треплется, ее сестра, то уже бы снесла дверь с петель. Только они и внешне-то были не похожи, что говорить про все остальное, как ни у одних родителей завелись в законном браке. И туда, куда намеревалась отправиться Гримстоун рискуя не только вызовом полиции и задержанием за вторжение в частную собственность, то и беспутной головой, совершенно точно нельзя было приглашать Лестрейда для того самого продолжения знакомства. Хватило вчерашнего, пожалуй.
Закусив губу, девушка крепко-накрепко зажмурилась, полагая, что в теории сейчас совершит на фоне всех-всех прошлых проблем и кретинических поступков самый что ни есть глобальный и, катастрофически непоправимый. Всего-то и требовалось сказать: «Прости, Воланд, но нам с тобой не по пути; ты слишком хорош, английский принц, а я никто и вообще лучше и не пытаться даже поладить и, к слову, я тут собираюсь кое-куда вломиться по ночи», но решимость как  ветром сдуло, а только и стоило что в глаза посмотреть. Боги Олимпа, кто же этого англичанишку научил-то так улыбаться?
- Пойдем, пожалуй, пройдемся. У меня тут кое-какое дело наклюнулось, но оно подождет, - Холл улыбнулась и махнула в сторону каменистой дорожки от входа в дом.
Гримстоун знала, что не сложно будет убедить Лестрейда пойти вместе с ней.
Но не для того она готовилась.
- А ничего, что ты вот так… просто идешь по улице? – Выходя на тротуар и прикрывая за собой створку калитки спросила Холл, - в смысле, - она попыталась подобрать слова, озираясь по сторонам и хмурясь бессильно звучать тактично, - ты что и в Англии можешь без проблем повести девушку на прогулку, не парясь? Или тут за каждым кустом по охраннику за тобой следом крадется?

Пожалуй, вопросы, коими Холли сдабривала беседу могли показаться Воланду и назойливыми и нелепыми, но тут – если рассуждать здраво и спокойно – сложно было осуждать девушку, пусть и привыкшую находиться в определенной социальной прослойке, но впервые выходящую с принцем воздухом подышать. Все, конечно, в жизни имеет право случиться в уникальном порядке, но вряд ли кто-либо в принципе слишком уж сильно рассчитывает на нечто подобное. Тем более, что Лестрейд не был каким-то напыщенным, тупоголовым индюком, старательно выпячивающим высокородное происхождение, а больше походил на сверстника Гримстоун, эдакого адекватного представителя одного с ней года рождения, что вполне имел возможность сидеть с ней в одном классе на занятиях по математики. Приятное открытие стало осознанным только сейчас, пусть уже не совсем при свете дня, но вечернего променада, девушка этому улыбнулась, поглядывая под ноги.
Девушка тихо посмеялась, качнув темноволосой головой в такт словам Хранителя Диониса:
- Что ж, это вполне себе логичный вывод, - заметила она, мимоходом задумываясь над тем, сколькими знакомыми за время пребывания в Греции сумел обзавестись молодой человек. Должно быть, немного, но и не отсутствовали полностью по факту. Уж до того Воланд создавал впечатление открытого и весьма располагающего к себе человека.
Поведя головой к выровнявшемуся с ней Гримстоун внимательно последила за улыбчивым профилем и неопределенно махнула рукой:
- Пока что идти вперед, а там куда кривая выведет, - отбрехалась балерина, не очень хорошо и ясно представляя куда его вести и что показывать. Возможно, имело смысл организовать незапланированную экскурсию по тем укромным местечкам Афин, куда ни одна, даже самая прозорливая группка туристов не сунется? Холлидэй испытывала особенный, сокровенный трепет перед незначительными закоулками и их скудными историями, выспросить про которые представлялось возможным только у каких-нибудь стариков, всю жизнь проживших на одном месте. Подобные пешие марши помогали развеяться в самые напряженные моменты жизни, но поделиться ими, с другой стороны, выглядело как совсем что-то интимное, а больше собственническое. Ну уж нет, до такой близости они еще не сошлись, даже невзирая на вчерашние события. Пожалуй, для начала и побережье подойдет, поддержания легенды ради.
Тут Холли остановилась, потому как дорогу ей перегородил не много, не мало, а все тот же Лестрейд и по лукавому прищуру его очаровывающих глаз было ясно одно: он что-то задумал, о чем непременно расскажет. Отзеркалив его взгляд, девушка выглядела как хулиганка прописных стандартов, что весьма забавное зрелище.
- Ну-ка? – Вкрадчивым шепотом полюбопытствовала Хранитель Апаты, поводя темными на загорелом, смуглом от природы лице. В самом деле было интересно, а еще и капельку азартно, настроением Воланд делился на отметку отлично и умел, где только поднаторел в том, чтобы прогонять прочь тягостные думы. «Давно» громко заявлено, в конце концов вчерашним утром ни сам англичанин, ни сама австралийка еще не подозревали о том, как оно все сложится и что теперь они будут хорошими знакомыми.
- Боги, - произнесла с неимоверно серьезным лицом Гримстоун, эдак в лучших традициях поддерживающего друга, закидывая ладонь на плечо Воланду, когда тот двинулся в противоположном направлении, в поисках обстановки для общественных автобусов. Обходя того и разворачивая попутно, балерина пояснила: - не туда идешь. Мы немедленно исправим это досадливое упущение и, милый Воланд, ты стремительно осознаешь, что жизнь прожил зря и Танатос покажется греческой версией Диснейленда.
На толкаче: упираясь руками в лопатки англичанина, Холли вела того в нужном направлении и двух минут не прошло, как они оба два вышли на оживленную остановку, очевидно, сегодня автобусы приходили с задержкой оттого и возникло столпотворение. Но, как рассудила вслух Гримстоун:
- Отлично! – Бодро выпалила девушка, выглядывая из-за Воланда и принимаясь копошиться по карманам в поисках проездного и мелочи на проезд, - сейчас тебе помнут бока как следует и считай, что повезет, если не обругают.
Народ оживился, к остановке очень кстати подъезжал и без того битком набитый местными автобус, куда, естественно, вопреки вместимости салона ломанулись забираться все и Холли, крепко взяв Воланда за руку, ломанулась протискиваться вперед, не намереваясь упускать возможности обогатить духовный мир того. Справедливости ради, стоило сказать, что их просто втянуло, как какое-то древнее чудище в самый эпицентр давки и приплющенные со всех возможных и не очень сторон друг к другу, без опоры и на чистом энтузиазме, Гримстоун иронично чуть снизу вверх смотрела на англичанина.
- Наслаждаешься? Каково тебе? Хочешь попрошу того потного бородача позади тебе спинку почесать, - издевательски предложила австралийка.

Перспектива оказаться спрессованной между незнакомыми, малоприятными и часто пренебрегающими личной гигиеной, людьми, пожалуй, ничуть не нравилась Холлидэй, хотя та всем своим видом наглядно демонстрировала обратное. Девушка довольно улыбалась, поглядывая по сторонам, нет-нет да пихая не то локтем, не то плечом кого-либо, особливо желающего прислониться к ней в качестве точки опоры. Мирские прелести существования, впрочем, не были ей чужды хоть сколько-то, в конце концов, не всегда было сподручно дожидаться отцовского водителя, когда необходимо было выдвигаться, без опозданий, на репетиции или же, не хотелось торчать в пробке, сидя за рулем собственного автомобиля, пока тот, увы, не возникла потребность продать. Но Гримстоун предпочитала выйти на час пораньше из дома или задержаться у станка, даже когда уже колени подкашивались и не оставалось никаких сил, чтобы только избежать всеми доступными силами этого прекрасного, впечатляющего приключения, именуемого повсеместно, как «час-пик». Только все прошлое не имело никакого ровным счетом значения, как то (чуточку больше, чем издевательское) наслаждение, что получала уроженка Австралии, наблюдая из первого ряда за тем, каково в новинку переживать автобусную давку Воланду.
Нет, справедливости ради, где-то на периферии сознания Гримстоун отмечала, как тот держится с, воистину, аристократической выдержкой, хотя нет-нет да замечала, что не так уж хорошо он исполняет роль новобранца на конкретно этом борту жизни. Впрочем, тут уж парня сложно было не понимать, просто ему необходимо было держаться невозмутимо, а ей немногим проще – просто улыбаться и иронизировать.
- Вот так вот, да? – Сквозь негромкий, не привлекающий внимания и без того раздраженных окружающих, смех, переспросила Холли, - что ж, - она покачала головой в жесте согласия, и в свою очередь потянулась к англичанину, чтобы вернуть ему ответ, что вот хоть и озвучивался на английском, но так же точно, как и комментарий Лестрейда, не был нужен сторонним ушам. А вдруг оскорбит чьи-нибудь чувства? – однозначно, категорически полностью согласна с твоей бабушкой, но, каждый уважающий себя принц, просто обязан опуститься до уровня простых смертных, так ведь? Хотя бы на полчаса, окунуться в эти суровые реалии мирского бытия.
На остановке, как оказалось, следующей по маршруту, почти никто не вышел, а вот впихнуться в битком набитый салон желающих нашлось еще более чем предостаточно, в этот самый момент, с новым ажиотажем подпертые с каждой стороны, недавние знакомые и по совместительству Хранители, разомкнули руки. С ростом Холлидэй было не сложно ухватиться за поручень, что она и сделала, повиснув на том, борясь с абсурдным желанием туда же еще и ноги забросить, да свеситься вниз головой, а что? Верхнее воздушное пространство никем до сего момента не было занято, почему бы и… да.
Но, безусловно, о каких акробатических кульбитах могла идти речь, когда слишком плотно утрамбованы они для простора действий. По примерным подсчетам до рыночной остановки оставалось два светофора и, при лучшем раскладе, не более трех минут – если везде будет гореть одобрительный свет, но где-то на пути к первому случилось небольшое ЧП. Техническая сторона момента, когда Холл попыталась поудобнее перехватить поручень, отпустив на секундочку буквально тот, наслоилась на резкое торможение и по инерции движение внутри салона. Таким образом, в образовавшийся зазор между Воландом и непосредственно самой Холлидэй прокрался «неловкий момент», когда лицо англичанина, полетевшего вперед, оказалось аккурат на груди девушки, в груди... меж грудей, пусть и не таких уж впечатляющих, чтобы те стали эдакой подушкой безопасности, но какими балерина была богата, тем и рада была премного.
Зацепившись за вертикальный поручень и потому не улетев дальше, выстрелившая прямым взглядом вперед девушка, мягко похлопала Лестрейда по плечу, не обращая внимания на какое-то придурковатое улюлюканье во стороны.
- Все, - она кивнула, - все нормально, давай выйдем около рынка? Это после следующего светофора. Ты это, - искоса глянув на отпрянувшего Хранителя Диониса, - серьезно, не думай, что я это... как там, оскорбилась.
Не задержавшись и минуты в дороге, автобус остановился у овощного рынка, куда парочку буквально изрыгнуло и, чтобы не быть утянутыми в лабиринты торговых лотков и палаток, подхватив парня под руку, Холли повела того пройтись. Она почувствовала необходимость объясниться:
- Не пойми меня только неправильно, я не тащусь от того, что в меня там кто-то упирается чем-то ненароком или нет, - заговорила Гримстоун с очень серьезным лицом, - просто в балете нет как такового понятия личного пространства. Ну знаешь, - повела плечами, - поддержки там разные, - обогнав парня буквально на пару шагов, австралийка показала, воздев руку вверх, одну из самых сложных техник, - к примеру, «стульчик», когда рука партнера находится, ну прям там, под пятой точкой и иногда, пока тренируешься казусы всякие случаются, да и вообще. Балет предполагает много тактильных контактов, не всегда с людьми приятными и все такое. Но ты очень приятный, так что, - заговорившись и несколько не своевременно прикусив уже язык, Холли развернулась на сто восемьдесят градусов, продолжая путь, - не хочешь со мной, вне рамок прогулки, кое-куда прокатиться?
Срочно потребовалось сменить тему, но ничего более разумного, кроме как впутать Лестрейда в свои авантюры, девушка не придумала, конечно же.
- Не переживай, не на автобусе, - успокаивающе предупредила Холлидэй спутника.

Дурная голова имеет забавное свойство, заключающееся в том, что покоя та ногам не даёт. Даже если это ну очень красивые ноги, прям как у Холлидей, переступающей на мягких кедах вровень ни с кем-нибудь там без родины и племени, а с самим принцем. Английским, - напомнила себе хранитель Апаты, скосив каре-зелёный взгляд на спутника, с коим проводила уже второй вечер к ряду и о том, что подобное времяпрепровождение хоть сколько-то казалось томным речи и быть не могло. Легко, светло и праздно. С ним было приятно и очаровывающе.
Если бы не традиционное, клещем-кровопийцей вцепившимся прямиком в мозг "но"; и это не давало Гримстоун покоя, ведь когда девушке удавалось совсем чуть-чуть отвлечься и развеяться, бумерангом мчались к ней с присвистыванием все те проблемы о которых ненадолго хотелось забыть. Хоть волком вой, силясь на стену взобраться, кол на голове чеши, какой угодно дурью не майся, если ты австралиец, лови летящий в обратном направлении больно бьющий по лбу вполне себе опознанный объект.
Итак, к делу. Часики делают тик-так и надо пошевеливаться, если не предприняв сегодня решительных действий, то разведать обстановку точно не помешает в том месте, куда направлялись изначально девичьи стопы.
- Однозначно, - согласный кивок Холли поддержала рассекающим воздух перед ней жестом отрицания, проведя раскрытой к собеседнику ладонью в строго горизонтальном направлении, - если я тебя обману, Воланд, то как там в той детской, - пощёлкав пальцами и рассматривая улицу над макушкой англичанина, - проклятье, не могу никак вспомнить, как в детстве говорили? Что-то там про нос и про отваливающийся язык, - задумчиво девушка косилась по сторонам, не в силах вспомнить правильного построения не единожды произнесённой в более ранние годы жизни фразочки, - нет, это бесполезно, - рассмеявшись, полагая что ни по месту зацикливается.
- И смею заверить, что к утру ты ещё успеешь сладко выспаться в своей постели, а для начала, - хмурясь деловито,  Гримстоун осмотрелась, - нам нужно кое-что предпринять. Мистер Лестрейд, доводилось ли вам когда-нибудь в жизни угонять машину?
Шутила или все-таки не очень? По забавной усмешке Холли было сложно судить однозначно, тем более когда во взгляде ее юрком и блестящем отсвечивали зачатки какой-то если не бесовщины, то точно не самого благого энтузиазма. В то время как по Воланду и того не проще было о чем-либо догадаться. Девушка повела подбородком в том направлении, куда в тёмное время суток было бы много предпочтительнее держать путь, то бишь на куда как более многолюдную улицу Афин.
- Ладно, - ступив с тротуара на узкую проезжую часть, пустую как выскобленная консервная банка, Хранитель бодро шагала вперёд, ведя с собой подельника, что пока не выражал желания слиться с дела, - предположим, я тоже, но пару уроков брала, один знакомый, точнее, можно сказать, друг, преподал. Мол, говорит, никогда не знаешь, что в жизни может пригодиться, - Гримстоун улыбнулась и повела плечом, - но лично я предпочитаю, по возможности, более чистые методы.
Девушка протянула руку Лестрейду, показывая, что ожидает того момента, когда он ответит протянутой ей навстречу ладонью. Им оставалось не более пары минут, прежде чем они бы оказались на оживленной улице, залитой щедрым светом фонарей и красками цветных витрин, когда Холлидей присмотрелась к паркующейся машине, кажется, Range Rover, почему бы и нет?
- Можно же просто попросить о небольшой услуге, так ведь? А потом все в целости и сохранности вернуть, - подмигнув англичанину, артистка балета вскинула руку в знаке приветствия и обратилась к выходящему из салона автомобиля молодому мужчине, может быть, на год или два старше, чем Холли и Воланд, - добрый вечер и прошу прощения, - она заговорила на беглом греческом, ослепительно улыбаясь незнакомцу, - прекрасная погода, не так ли? Мы с моим другом хотели бы попросить вас о помощи,- взгляд девушки впился в стоящего напротив, ошибочно установившего с ней зрительный контакт для применения техники.
Она чуть крепче сжала ладонь англичанина и улыбнулась так, как будто выходила на сцену под гром оваций:
- Не могли бы вы отдать мне ключи, нам действительно очень нужна ваша машина. И мы непременно вернём ту.
Связка ключей с пронзительным звоном, дрогнула в руке первого встречного мужчины.

При взгляде со стороны, вряд ли составляла великую сложность догадка о том, что у Холлидэй Гримстоун какие-то имеются трудности с тем, что следовало бы определять, как некий «моральный компас». Нет, девушкой она была хорошей и добросовестной, также точно чужого не смевшей брать и все дела, но не без помарок. Так, если что-то было ей необходимо, та не брезговала получить желаемое, ограничиваясь тем что в собственном представлении считала - куда как ни шло -допустимым. Всякому присуще измерять по себе, так вот и Холли не была исключением из правил и уж, тем более, не являлась воплоти святым духом безгрешным и праведным. Да и чего такого-то? Ну возьмут напрокат машину за очень большое «спасибо» и вернут, а мужчине-то что – сделал доброе дело, пусть и вопреки собственной воле. Вообще помогать нуждающимся необходимо, так сказать, восполняя кармический долг перед вселенной, только люди этим редко занимаются, а тут, можно сказать, повезло по-крупному, так выразиться, с фанфарами заявить о собственной персоне в небесной канцелярии без прочих бюрократических проволочек. Так что это еще кто кого должен благодарить, - подумала Гримстоун, ощущая в ладони связку ключей и улыбаясь уголком рта.
Подобные трюки балерине приходилось не раз проделывать, и она в какой-то мере неплохо натренировалась в применении конкретной техники, так что даже глаз не дернулся, мускул не дрогнул и руки не вспотели. А вот за Воландом, пожалуй, приходилось наблюдать. Нет, впечатление от него исходило все еще безупречное, как от всякого хорошего парня, но, чтобы настолько хорошего? Вот уж действительно славный, добрый принц из самой сокровенной девичьей грезы. Верилось с трудом, но лишь по поверхностному скептицизму человеческому, как Хранитель Апаты, чувствуя за дюжину верст вранье и всякий обман, Холли знала насколько неподдельно волнение англичанина. И теперь, заняв водительское сидение, замирая, прежде чем повернуть в замке зажигания ключ, девушка почувствовала острое, неприятное чувство угрызения совести, заставившее ее помешкать. Если бы Лестрейд пожелал уйти, совершенно точно, Гримстоун ничего дурного в его адрес не предположила, но мог ли парень об этом догадываться или следовал в неизвестность только потому, что не хотел оплошать? Ударить в грязь лицом перед девчонкой... тихо, насколько что даже в тишине добротного автомобильного салона тот звук остался почти незамеченным, цокнув языком по небу, Холлидэй завела машину и аккуратно сняла ту с ручника, намереваясь выбраться без происшествий из мрачного переулка, где оставался недолго наблюдать за своей (угоняемой!) машиной, незнакомый мужчина.
Незнакомец улыбался, когда фары, ополоснув его лицо ярким светом, скрылись за поворотом и пошел к себе домой, задумчивый чем-то, но совсем не тревожный. Тем временем, вливаясь в поток машин, целясь выбраться из Афин как можно скорее, в идеале миновав все возможные пробки, Гримстоун искоса глянула на пассажира, притормозив у первого же светофора.
- Тебе не о чем беспокоиться, - вкрадчиво произнесла уроженка Австралии, - я не применяла к тебе никакой конкретной техники, - шумно вдохнув и приоткрыв окна, пуская в салон свежий, но жаркий ветер, Холли тряхнула головой, ощущая пресс давящего на грудную клетку ремня безопасности, - а если бы и сделала это, - улыбка, - то не призналась ни за что в жизни, а ты бы и не догадался. Вроде бы, - она дернула плечом, переключая скорость и идя на уверенный маневр обгона, - люди не в состоянии понять, что находится под моим влиянием, по крайней мере, никто из подопытных не признавался в чем-то таком. В смысле, не то чтобы я активно практикуюсь и веду статистические опросники, просто кое-кто из Эгейнста помогал. Хочешь радио включу?
Дорога по направлению Вулы отняла не менее сорока минут и когда, если верить памяти, что не подводила в подобных аспектах, Холли свернула на нужную ей дорожку, мелкой жилкой отходящей от основной артерии трассы, неторопливо выключая фары, а ну и вовсе заглушая двигатель.
- Слушай, Воланд, ты можешь остаться здесь, подождать меня или идти со мной, - Хранитель Апаты повернулась лицом к англичанину, опираясь локтем на руль, а второй рукой в обивку соседнего сидения, - даже не представляю, что ты мог обо мне подумать в свете всего этого, - обведя ироничным взглядом пространство салона, девушка хмыкнула, - вряд ли тебе, действительно, нужны неприятности, а гарантировать их отсутствие я не очень-то могу, в общем и целом.

На пределе каких-либо ограничений действовать в подобном ключе означало начисто отринуть логику. С предельной, феноменально кристальной ясностью Холлидэй осознавала то, как непоследовательно вела себя, сперва втягивая породистого англичанина в свои житейские интриги, а затем предлагая тому остаться в стороне, мол, проблемы будут, словно она заранее не видела той перспективы. Отчасти это разрешалось списывать на то, какое воздействие сам того не контролируя, производил Воланд, одарённый силами Диониса: симпатия, доверие и необъяснимая, как нечеловеческая, а почти звериная привязанность. Холли чувствовала в себе этот резонанс, он вибрировал с колоссальной частотой внутри грудной клетки, приятным, но и пугающим тоже предчувствием. Нуждаясь в молодом человеке, желая и его поддержки и участия, девушка вместе с тем, плотно и крепко переплетала в себе желание защитить и его тоже, огородить от возможных бед, тем же самым образом, каким хотела обезопасить семью: да, пусть тщетно и безрезультатно, не имея на своей стороне никакой поддержки, кроме собственных дум и пугающих, опасных затей, Гримстоун что-то пыталась сделать. Знала ведь интуитивно, что могла исправить сложившуюся ситуацию, не понимала ещё как - не освящала связи - но не желала отстаиваться в стороне с видом безучастным и смирённым.
Взять бы в ладонь и стиснуть в кулак все то, что дорого и горячо любимо, вместе с тем не только спрятать от чужого урона, но и сберечь, потому что только так обретается возможность борьбы. И если потребуется, непременно, драться. Пока есть силы и смысл. Мама и папа, увезённая из Греции сестра, балет и сцена, коллеги из труппы... а ещё Воланд, которому беспрепятственно Холли позволила приблизиться, как накануне вечером в гримерке, разрешая себе почувствовать его размеренное дыхание, коснувшееся лица. До чего же терпко от него и безымянно пахло, как ни старалась Хранитель угадать сложное сочинение этого, только его, запаха да все терпела поражение. Вновь оказавшись в непосредственной близи, так вкрадчиво, как только возможно, торопливо и быстро вдыхая всем объемом, всей глубиной груди, Холлидей так силилась понять, что не хватало лёгких. Могла бы утонуть, задохнуться им хотя бы ненадолго. Это было бы прекрасным новым шансом забыть обо всем, трусливо и малодушно сбежать. Снова эта возможность.
И смежив дрожащие веки, касанием губ до губ отзываясь, девушка накрыла ладонью связку юношеского запястья, не в целях отстранить его руку, но задержать. Жест "пожалуйста, не отпускай; помоги мне, я в беде".
- Мне просто, - она шептала или просто слишком тихо говорила - не важно, - хотелось сбежать с тобой, - снова солгала Хранитель Апаты, давясь узлом, крепко стянувшим горло, сколько ей ещё придётся врать? Зная, что он не сумеет не уверовать в это, Холлидей ниже опустила голову, упираясь лбом в подбородок Лестрейда, чья воля не в праве оказать сопротивление, - совершить что-то безрассудное, понимаешь?
Правда жгла язык, но не могла быть озвученной. Почти физической была эта психосоматическая боль, язвенной болезнью разведавшая нутро. И Холли показалось, что в салоне автомобиля становится слишком тесно, душно, невзирая на приоткрытые со всех сторон окна. Пространство выворачивалось наизнанку, взывая к тому, что принято величать странным словом "клаустрофобия", отзывающимся прямиком в черепной коробке давлением на виски, порождающим страх бессвязный и беспричинный.
И ложь потянуло разбавить правдой:
- Воланд, ты очень нравишься мне, - скользнув ладонью вдоль руки англичанина, накрывая его пальцы, лежащие поверх девичьей шеи, - всего лишь привычка все усложнять, странная, да? Но я из Австралии и у нас всех там мозги перевернутые.
Грустно, отравлено улыбнувшись, Хранитель Апаты потянулась чуть назад и подняла голову, чтобы поравняться взглядом с Лестрейдом, вовлекая того в зрительный контакт. Он, действительно, вызывал сильное чувство симпатии и, наверное, было не так уж важно насколько к этому являлся причастным Дионис.
- Тем более, ты хотел прогуляться на побережье, - кивком головы показав в тёмный витраж лобового стекла. Где-то тут в ночи, берег омывала прибрежная волна, сколько бы ни старавшаяся да все никак не способная покинуть море.
А затем, случайно, приближавшись и э задевая кончиком носа англичанина, Холлидей отзеркалила свободной рукой то, как он придерживал ее за шею. И наконец-то, холодея волнением, она поцеловала его, как это делают люди всерьёз.

С нежной, девичьей вкрадчивостью пробуя на вкус ощущение пока еще незнакомых губ напротив своих, Холли боялась возможного развития событий. То есть, ну какой нормальный человек не подумает о ней плохого-де польстилась на сокровища и титул, вознамерилась захомутать доверчивого вьюношу. В принцессы там, скажем, податься самонадеянно, но на тот - конкретный, отдельно взятый фрагмент - не существовало ни наследия Британской короны, ни всего мира, что был вытеснен отзывом. Только свои мысли не всегда получается донести так, чтобы в них получалось поверить безо всяких побочных эффектов от факта пребывания Хранителем Апаты. Только вскоре и думать забыла. Даже вся эта бесконечная катавасия с отцом, его долгами, проблемами в отношении семьи исчезла. Смело прочь, как ветром унесло, оставляя только чувство поцелуя, следующего за незатейливым узором приоткрытых губ, принимавших контур тех, что их касались и пусть поначалу так несмело, но, сжигая топливо кислорода в легких, становясь таковым, словно очень долгожданным.
Обе ладони Гримстоун плавно успели перекочевать на лицо Воланда, ласкового то придерживая, окаймляя, когда в их личное, свитое из нескольких удивительных мгновений, контрастных на фоне всех бед, пространство вторглось нечто извне. Свет фар не лизнул их, замерших друг напротив друга, касающихся носами, удаляясь прочь в звездную ночь и плен Афин или куда там еще могут держать путь эти колеса. Ксенон выбелил Холлидэй и ее спутника, заставляя щуриться девушку и прикрывать глаза рукой в попытке определить, что тут происходит. Как-то спешно сообразить, что следует делать и, быть может, уматывать куда подальше.
Резко прожекторы, нацеленные в австралийку и англичанина почти погасли, приглушенно светя, а следом и притих мотор внутри машины. Силясь рассмотреть что-то в едва ли не в глухой темноте, ослепших ненадолго глаз, балерина услышала незнакомый слог, попытки изъясниться на очень плохом английском с вставками фраз из просто кошмарного греческого. Туристы. Заблудились. Дорогу надо помочь найти. С облегчением выдохнув и невольно рассмеявшись, скидывая путы напряжения, Холли дернула на себя дверную ручку и выпрыгнула из машины:
- Останься тут, - сказала она Лестрейду, - я буквально на минутку.
У не вовремя (или наоборот) возникших прямо перед ними иностранцев оказался в руках фонарик и они принялись светить им на бумажную карту, так как света от двух машин (едва блеющих тусклыми огнями) было недостаточно. От галдежа незнакомцев полное право имела разболеться голова, но в труппе и не такой балаган иной раз творится, что Холлидэй не привыкать, она терпеливо кивает и медленно объясняет куда ехать и на какие опознавательные знаки ориентироваться. Помахав ладонью на прощание удаляющейся группе "понаехавших", Гримстоун изобразила книксен перед капотом все еще формально одолженной машины, солируя непосредственно для Воланда. Затем девушка весело засмеялась, подходя к окну с пассажирской стороны и укладывая на дверцу руки:
- Видел бы ты свое лицо, Лестрейд, - подначивала она англичанина и тоном и белозубой улыбкой, хотя была готова ногу или руку дать на отсечение, что сама в те недолгие минуты неизвестности, едва ли не готова была взять на себя ответственность за организацию малого кирпичного завода. Все-таки они находились не так уж и далеко от территорий, находящихся в собственности очень неприятного для ее семьи человека и мало ли, каким норовом обладала патрулирующая окрестности бригада охранников.
- Давай пройдемся, - кивнув в сторону побережья, девушка оттолкнулась ладонями от пыльного металла двери.

Это было, конечно же, страшно неправильно и ужасающе неблагоразумно, позволить себе быть втянутой во всю эту авантюру и потащить силком за собой Воланда. Многое вообще принципиально не стоило творить, усугубляя и без того со всех сторон патовое положение и самое парадоксальное было и оставалось в том, что девушка прекрасно отдавала этому должный отчет. Глас не по годам мудрой и справедливой женщины, что станет принадлежать Холли через каких-нибудь десять или пятнадцать лет, говорил в голове ей об этом практически без остановки, но очарованная и очаровательная в каждом движении и легкости Хранитель Апаты, даже не думала внимать тому. Она не вверила себя на милость течения, что понесет за собой всякое, отказавшееся сопротивляться, барахтаться прямиком до берега, но и не препятствовала тому, что, казалось бы, так естественно развивается на колоссальной скорости между ней и этим улыбчивым и так заманчиво прищуривающимся в улыбке англичанином. Безусловно, недопустимо и будь Гримстоун чуточку более наивна, годов, эдак, в шестнадцать, то уже прикидывала количество их общих детей, трепетную старость, ну и далее по тексту. Только вот хотелось жить сегодняшним днем, этим моментом и возможностью просто держаться за руку, теплую и аристократически холеную ладонь, что никогда не станет по праву ей родной.
Их пальцы так удачно, по-настоящему крепко переплетены оказались в считанные мгновения и вот под ногами рыхлый, уступчивый песок, очень прыткий и набивающийся в кеды – потом надо будет вытряхнуть все же. Шаг за шагом все ближе к краю, к покачивающейся волнами черной пропасти, разреженной светом бледнолицей, всей щербатой такой луны. Холлидэй вдыхает полной грудью эту свежеть и легкую прохладцу, она знает, что так пахнет море и соль прозрачных вод, тина и нагретый за день песок, но верит в то, что эти фантастически любимые с детства ароматы прочным знаком укоренятся в памяти, как нечто всегда останется с ней в одном ассоциативном ряду с Воландом, как, к примеру, скажем по-булгаковски желтые цветы. Да и имя у него такое, обязывающее. Девушка улыбается и поводит снизу и вверх подбородком, чуть искоса смотрит на спутника.
- Тебе не кажется, что это не самая удачная затея? – Спрашивает она едва слышно, но доступно для парня, вдруг решившего, что кому-то вроде Холли следует быть представленной английским августейшим особам. Она и рада была бы соответствовать, но правда и истина такова, что это не так, даже будь ее семья в том же социальном ранге, что и прежде. Нет, никто не знает, как оно на самом деле обстоит, никто посторонний, но разве оттого легче себе представить эфемерный, мифический завтрашний вечер? Тут уж боги Олимпа куда как более реалистичны, чем мистер Лестрейд и мисс Гримстоун добром воспринятые его родителями.
Нет, определенно, не кажется, а если и так, то Воланд уверено не подает вид. Ничего не остается, кроме как, избегая спора и лишнего напоминания, что они люди разных пород и характерных свойств, улыбнуться и лукаво прищуриться, подступая на крошечный шаг ближе, притягивая за руку к себе обратно.
- Обещаю подумать над твоим предложением, возможно, уже сегодня, - мягко, почти пыльцово произносит австралийка на расстоянии нескольких губительных сантиметров от, как ей показалось, улыбнувшихся в ответ губ. Просто поцелуй, еще один и ничего кроме, но так уверенно и приятно тот отодвигал все насущное в сторону, заставляя голову заняться другими интересами, что разительно привлекательнее изначальных. И так мягко и плавно обвив руками шею Воланда, Холли прижималась к нему, словно впервые в жизни позволила себе по-настоящему влюбиться, впрочем, так оно и было. Всего двух дней оказалось достаточно, чтобы признаться – это произошло с первой минуты, подступило совсем вплотную и покорило, что невозможно было остановиться теперь, наслаждаясь каждой минутой, как последней и самой невозможной из всех в принципе.