Чудом избежав знакомства с недружелюбным и явно голодным Цербером, Ахилл еще попал под хлесткие злые ветви весьма специфичного дерева, которое било сучьями по щекам, по плечам и по шее, оставляя красные следы, кровавые ссадины и подтеки. Из-под дерева демон тоже выбрался, причем, поступил хитро: затаился и выжимал из ствола, из ветвей и из листьев все соки, всю жидкость до тех пор, пока дерево не ссохлось, как столетняя старуха. Израненный не смертельно, но весьма болезненно, тельхин налил сточной воды во фляжку, набил карманы фруктами и задушенными утками и пошел искать укрытие. Нашел – им оказалась весьма уютная пещера с небольшим подземным озером в центре. Спавший в дальнем углу пещеры циклоп Ахиллу не помешал, разве что его храп мешал видеть прекрасные сны спецом от Морфея. Демон честно не хотел покидать пещеры до того момента, пока боги не прекратят вот это свое божественное бесоебство, но Тихе, будь она трижды вылюблена Паном во все отверстия, решила иначе. Небольшой циклоп, который полутора суток мирно спал и никого не трогал, вдруг проснулся. Ахилл заметил чужое пробуждение, поэтому затаился и вжался лопатками в стену пещеры сильнее, поджал ноги и едва заметно высунул голову, наблюдая за одноглазым чудовищем. Тельхин, едва придя в пещеру и обнаружив неприятное соседство, обустроил собственное место так, чтобы в случае пробуждение циклопа, великан ничего не заметил и прошел мимо. Собственно, на это тельхин и рассчитывал: сейчас уродец протрет лапищей глаз, потянется, зевнет и пройдет мимо куда-нибудь в сторону выхода.
Странно, но именно так и случилось. Никаких неприятностей не случилось. Ахилл даже не поверил сперва, встряхнул головой и проморгался – ан, нет, чудовище действительно свалило из пещеры в туман. О том, почему вдруг циклоп решил ни с того ни с сего проснуться и выбраться на прогулочку, демон не думал. Съебался – и слава всем блядским богам.
Ахилл хотел остаться в пещере и дальше, но вот беда: еда закончилась. Спустя несколько дюжин минут после ухода циклопа Ахилл встал, отряхнулся, привел себя в божеский порядок (белая майка сидела, как влитая, обтягивая сильные руки и пресс), наклонил голову сперва влево, потом вправо, оглушая пещеру характерным хрустом суставов. Тут же поморщился: запекшиеся ссадины на шее немедленно откликнулись резкой неприятной болью. Закончив приводить себя в порядок, демон ловко и тихо, словно мышь, вышел из пещеры и побрел к месту, где видел сад с фруктами. Дорога вывела его к лесу. Идти туда он совсем не хотел, поэтому остановился, переступил с ноги на ногу и, сунув руки в карманы джинсов, задумчиво закусил губу.
― Эй! ― послышался со спины бас, который демон сразу узнал. Он улыбнулся, словно сытый мартовский кот, прищурил глаза, но не повернулся. Только тогда, когда Сет – а это был он – подбежал совсем близко, когда оказался в нескольких метрах, Ахилл повернулся. На лице продолжала сиять довольная ослепительная улыбка, а в глазах прыгали маниакальные дьяволята. Все во внешнем виде Ахилла говорило, как он любит жизнь с этими ее выкидонами.
― Привет, старый друг, ― промурлыкал Ахилл, выгибая правую бровь. ― Как твой байк поживает? ― голос лился, струился, словно елейный. Демон насмехался и даже не пытался это скрыть. У Тихе своеобразное чувство юмора, но чертовски веселое.

Произошло именно то, на что рассчитывал тельхин: хранитель Посейдона, экий грубиян, даже не поздоровался, но сразу набросился на милейшего демона с кулаками. Конечно, повалил на лопатки, а заодно и на недружелюбную землю, что совсем неудивительно: в длину и в ширину Мидас был в два раза больше Ахилла. Драматично вздохнув, демон закатил глаза, но все же машинально зажмурился, когда затылок познакомился к мелкими камнями, которыми была усыпана земля. Впрочем, затылок являлся наименьшей из его проблем – это Ахилл понял, когда Мидас замахнулся, пытаясь размежевать демонскую челюсть. Скооперировавшись, собравшись в силами и с мыслями, Ахилл приготовился перехватить массивный кулак в полете, но заметил, как тот сменил траекторию и лишь едва мазнул по скуле. Не больно, но весьма неприятно, и все же царапина – заживет через десять минут. А вот хранитель Посейдона, брызжущий во все стороны ядовитой слюной и обещающий скорое знакомство с ее величеством Смертью, удивил. Пожалуй, даже поразил. Вроде бы хотел бить и бил, но мазал. Как такое возможно? Неужели уготованные богами приключения совсем вымотали беднягу?
Не имея возможности бить, Мидас схватил демона за грудки и приподнял, начал трясти, как безвольную тряпичную куклу. Ахилл не реагировал – только смотрел искоса, сверкая льдистыми глазами в тусклом свете царства мертвых. Тельхин внимательно наблюдал за тем, что происходит с адептом Посейдона. Ему было чертовски интересно, он хотел во всем разобраться и сделать соответствующие выводы. Сет, конечно, выглядел паршиво, но и демон после трех дней в царстве мертвых не мог похвастаться идеальным внешним видом. Но Ахилл очень неплохо себя чувствовал и если бы хотел вмазать Мидасу по физиономии, то сделал бы это без особого труда. Так почему у Мидаса не получилось? Почему кулак соскользнул, не дотянувшись до челюсти? И почему хранитель, потянувшись к демонскому горлу, закашлялся?
Потому что он слаб. Хранитель может ослабнуть лишь по одной причине: покровитель его покинул, бросил на растерзание судьбы. Придя к этому занимательному выводу, тельхин нехорошо улыбнулся, оголив ровный ряд белых зубов.
― А силенок хватит, хранителишка? ― промурлыкал демон, ловко перехватывая запястье Мидаса. И хотя тот отчаянно сопротивлялся, демону все же удалось увести чужую руку от собственной драгоценной шкурки. Выгадав наиболее удачный момент, Ахилл уперся ногой в живот Мидаса и, хорошенько приложившись, отопнул тело подальше от себя. Освободившись, демон весьма ловко поднялся на ноги, тщательно оправился,  стряхнул невидимую пыль с белой майки и поглядел на Мидаса сверху вниз – и речь не только о положении в пространстве. ― На днях я тебя вспоминал, размышлял на тему твоей смерти. Подбирал варианты и решил, что было бы весьма занимательно тебя утопить. И унизительно, ― последние слова демон проворковал с особым упоением, поморщившись, словно сытый кот в марте.  ― Но…
Договорить демон не успел – отвлекся на посторонний шум. Оглядевшись, тельхин зацепился взглядом за большое дерево, из-за ствола которого выходил уже знакомый Ахиллу циклоп. Одноглазый уродец остановился, приподнял голову и принюхался, а потом резко повернул голову в сторону Мидаса и Ахилла. Демон, перехватив взгляд, устало вздохнул и, переступив через Мидаса, отошел в сторону, спрятался за ближайшее дерево. Циклоп же направился прямиком к хранителю Посейдона.

Предусмотрительно отойдя в сторону, Ахилл устроился под тенью лохматого темно-зеленого дерева, похожего на сосну, и сладко зевнул. Предвкушая весьма занимательное зрелище, приправленное стонами, криками и вожделенной кровью, демон облизнулся и улыбнулся. Он оперся плечом на шершавый ствол, склонил голову набок и вонзился заинтригованным взглядом в широкую спину Мидаса. Хранитель еще не понял, что случилось. Повисшая растерянность демона забавляла. И все же пришлось спрятаться за широкий ствол, когда циклоп двинулся в сторону хранителя: Ахилл очень не хотел, чтобы уродливое одноглазое чудовище, занятое тщательным пересчетом хранительских костей и зубов, вдруг отвлеклось на тельхина. Скрывшись за деревом, Ахилл лишь высунул голову, одним глазом наблюдая за происходящим.
Мидас, наконец, обнаружил источник опасности. Почувствовав что-то неладное интуитивно, он медленно развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел циклопа. Тот навис над ним подобно грозовой туче, предвещающей смертельно опасный ураган. Ахилл, глядя на сие действо, улыбнулся шире и нетерпеливо переступил с ноги на ногу, предвкушая пиршество.
Когда зрелище есть, и хлеба не нужно.
Удар, удар, удар! И Мидас, словно тряпичная кукла, повис в воздухе, болтаясь в правой руке циклопа. Ахилл едва сдерживал гомерический смех, глядя за впечатляющим спектаклем. Ему так нравилось, черт возьми, кто бы знал, как ему нравилось! Если бы за эффектное продолжение пришлось платить собственными органами, то демон без раздумий отдал бы… ну, например, аппендикс. Печень не отдал бы – самому нужна.
― Ахилл, ты - трусливая шавка! И если ты хочешь меня утопить, не стой столбом! Аааа! Твою мать! ― отчаянно вопил Мидас, продолжая болтаться в воздухе. Ахилл в ответ лишь за живот схватился, сдерживая очередной приступ нестерпимого гогота.
И вдруг наступила тишина. Демон приоткрыл один глаз и всмотрелся в Мидаса.
―  Стой. Стой! Пардон… Палидрон… Полиформ… бля… Полифем! Это ты? Посейдон твой отец? Вон за тем деревом стоит Одиссей! Твоим папой клянусь!
«Ахтыж сукин сын», ― подумал Ахилл, мысленно восхитившись хитростью Сета.
Все случилось невероятно быстро: циклоп отбросил Мидаса, как мешок с мусором, в дерево, за которым прятался Ахилл. Один удар дубинки, и дерева, в общем-то, не стало. Еще один удар дубинки гарантировал скорое знакомство со смертью для обоих.
Ахилл приосанился, расправил плечи и поднял голову, блеснув хитрыми глазами.
― Полифем, дружище, а ведь Одиссей, ― демон кивнул на лежащего Мидаса, ― только что снова тебя обманул! А ты опять купился. Вот настоящий Одиссей! Не я! ― и демон ткнул указательным пальцем на Мидаса. Циклоп явно растерялся, но что важнее – дубинку опустил.

Отредактировано Achilles Andreas (04.09.2016 17:39:16)

Блять! Блять! Блять!
Три слова, идеально описывающие не только состояние демона, но и царящее вокруг безумие. Ахилл, если честно, надеялся сбить циклопа с панталыки и обратить чудовищную озлобленную силу на пользу себе, а заодно и против Мидаса. Идея, как искренне верил Ахилл, блистала гениальностью. Пожалуй, давно Андреас так не ошибался. Вместо того чтобы одним взмахом дубинки размазать беззащитного хранителя по земле, циклоп вдруг рассержено поджал губы, сорвался с места и схватил искателей приключений в охапку, сжал. Демон чуть не задохнулся – и совсем  не от возмущения. Хотя,  без него тоже не обошлось.
― Эй, давай нежнее! Не мешки с мукой таскаешь! ― забастовал демон, но остался неуслышанным: огромный циклоп даже не обратил внимания на вопли тельхина, посчитав их, видимо, недостойными своего одноглазого внимания.
Ахилл, обиженно хмыкнув, заткнулся и недовольно покосился на Мидаса.
― Теперь не хочешь посмеяться? Ты упустил свою звездную роль. Одисеем в своей театральной карьере ты, наверняка, еще не был. Что ты ему сказал такого, а? Надеюсь, он сожрет тебя первым, чтобы я смог посмеяться последним, ― каждое слово хранителишки было пропитано злорадным ядом; Ахилл бы прямщас сорвался с места и поплелся в душ, чтобы от него отмыться.
Но вот беда: душа по близости не валялось, как и возможности его найти.
― Я сказал, что он – тупица, раз в очередной раз поверил лжи Одиссея, ― хмыкнул демон, весьма довольный собственной сообразительностью.
Циклоп, не обращая никакого внимания на разговорчики в строю, продолжил тащить добычу восвояси; Ахиллу ничего не оставалось, кроме как настороженно оглядываться по сторонам. Внимательный взгляд – ироничный и саркастичный – царапал и серые стены пещер, и пустынные берега рек, и кроваво-красные маковые поля и, наконец, необыкновенные деревья, кустарники и растения.  Перед циклопом, а заодно и перед Ахиллом с Мидасом, вдруг вырос сад – большой, нет, пожалуй, просто огромный, темный и таинственный, как самая звездная ночь, чарующий и манящий, словно запретный плод. Циклоп притормозил, но не остановился возле двух деревьев, у которых кучерявые ветви были сплетены, словно руки, образовывая кривую арку. Они гостеприимно приглашали войти. Ахилл насторожился и был готов поклясться, что краем глаза заметил, как ветви деревьев дернулись в надменном беззвучном смешке.
Пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать галлюцинации.
Их тащили долго, упорно. Несмотря на то, что время суток не разобрать, Ахилл все же уловил едва заметное начало сумерек: стало темнее и холоднее.
И вот перед ними выросла негостеприимная пещера. Циклоп, сжав добычу огромными руками сильнее, зашел внутрь, наобум бросил Мидаса и Ахилла, как мешки с мукой, в угол и предусмотрительно забаррикадировал вход, преградив путь на свободу огромным полукруглым камнем. Ахилл огляделся: пещера, пещера, пещера, огромный кусок аппетитного сыра, большое лежбище из соломы, отара овец. Кажется, где-то это уже было.
Пока циклоп разворачивался, демон быстро поднялся на ноги и нырнул за ближайший булыжник, спрятавшись. О судьбе Мидаса тельхин не беспокоился.

Отредактировано Achilles Andreas (08.10.2016 15:27:16)

Нырнув за ближайший булыжник, Ахилл машинально вжался в каменную поверхность лопатками, ожидая, что следом в пещеру ворвется циклоп и примется за приготовление ужина из протухшей – короткий взгляд на Мидаса – человечишки, но  нет, пронесло: циклоп забаррикадировал выход большим круглым камнем и был таков. Почувствовав себя в относительной безопасности, демон позволил себе оглядеться: пещера, пещера, пещера, огромный кусок аппетитного сыра, большое лежбище из соломы, отара блеющих овец и Сет, сворачивающий одной из них голову. Хруст стоял невообразимый – виной тому эхо, ловко подхватившее звуки и старательно разнесшее по всем углам. Ахилл широко улыбнулся – от сытного мясного обеда он бы не отказался. Но вот беда: циклоп, вернувшись, наверняка заметит потерю и вряд ли ей обрадуется. С другой стороны, даже если Мидас в одну наглую морду сожрет овцу, гнев праведный все равно обрушится на обоих – и на тельхина, и на хранителя. Так стоит ля голодать, если попадет за сытость? Ахилл задумчиво пожевал губы и, убедившись в относительной безопасности, выглянул из-за булыжника, потом и вовсе вышел, показав себя во всей красе. Черная кожаная куртка, снятая с одного из многочисленных трупов, зияла дырами и сама была больше похожа на одну громадную черную дыру; рукава в пятнах грязи и крови, в сухой пресной пыли; белая майка под распахнутой курткой обтягивала сильное тело и напоминала, что тельхин переместился в царство мертвых из недр собственного дома, где готовился расчленить очередную деваху, соблазненную предшествующим вечером и привезенную домой. Деваха, кстати, так и осталась живой – наверное, всех на уши подняла, объявив Ахилла маньяком и серийным убийцей. Блять, по возвращению проблем придется разгребать… если он вернется. А он вернется, конечно, это же, мать его, Ахиллес Андреас, который землю топтал вот уже почти тысячу лет и до сих пор жив, цел, орел.
Выйдя из-за камня, Ахилл подошел к одной из овец, присел возле нее на корточки, полюбовно заглянул в черные глаза, похожие на блестящие бусинки, поглядит по кудрявой холке, улыбнулся обольстительно и чертовски дружелюбно, а потом свернул зверюге шею. Подняв голову, он перехватил взгляд Мидаса и неохотно, немного лениво, пояснил:
― Циклоп нас обоих на части разорвет за то, что ты убил бедную овечку, ― Ахилл плюхнулся на задницу, притянул к себе тепленький звериный труп и принялся ласково наглаживать шерсть ладонью, воображая себя доктором Зло с котом на коленях. Только на коленях не кот, а овца. Дохлая овца. ― А за двух овец и сдохнуть не жалко. И сытнее.
Ахилл ловко поднялся, потоптался на месте и сноровисто закинул кудрявую тушу себя на плечо так, словно это подушка. Оправившись, демон вальяжно прошлепал мимо Мидаса к костру, сел возле него по-турецки, достал из кармана нож и жестко, но профессионально стал разделывать тушу. Овечье мясо – это не курица, не свинина и даже не баранина, но, сука, это все-таки мясо. Один мощный кусок вскоре полетел на раскаленные камни, что грелись в костре. Запахло жареным. Ахилл закрыл глаза, поднял голову и едва ли не замурчал от предвкушения. Чуть погодя он встал и прошлепал к сыру, отломил здоровый такой кусок и, неловко достав из огня горячий ужин, положил сыр на него. Тот расплавился. Ахилл снова сел и стал жрать, не обращая никакого внимания на Мидаса. В конце концов, у него есть и овца, и огонь, и сыр – все условия для того, чтобы приготовить себе обед. Ахилл его с ложечки кормить не собирается. Пусть Сет вообще Ахиллу пятки целует за то, что не убил.