— Эй ты!
— Хуйты.
— Ахилл!
— Хуил.
— Да что б тебе глаза на жопу натянули, Ахиллес.
— Хуйлес.
Вот и поговорили. Общался демон с мальчишкой лет двадцати семи-тридцати. По виду тот еще наркоман, впрочем, парниша утверждал, что только торгует, но не употребляет. Ахилл верил слабо, да и вообще ему было насрано. Сейчас тельхин стоял в дверях своего полуразрушенного особняка на побережье в ахуительном красном шелковом халате а-ля «Я наркобарон». В руке у него был большой бокал с отнюдь не пафосным  портвейном, в зубах – думящаяся кубанская сигара. Мальчишка пришел по заказу: неделю назад Ахиллу захотелось побаловаться травкой, он набрал знакомый номер телефона и сделал заказ. А сейчас, перехватив курительную смесь, тельхин решительно отказывался платить. И то, что вы слышали выше – его весомые аргументы в пользу бесплатной дозы. Мальчишка Ахилла знал, поэтому лезть с кулаками не решался — себе дороже. И он знал еще кое-что: если сейчас демон отказывался платить, то в следующий раз или еще через раз заплатит в три дорога. Поэтому особо не настаивал.
— Долбоеб ты, Ахилл.
— Хуил.
На этом и разошлись. Тельхин, захлопнув дверь, прошел к дивану и по-королевски плюхнулся на мягкую провалившуюся поверхность. Его дом был большим, старым и потрепанным – Ахилл лет сто шестьдесят назад убил за особняк военного врача. Диван был таким же. Как и телевизор. Даже тараканы в демоническом доме были настолько старыми и похуистичными, что не разбегались при появлении хозяина. Лениво шевеля усами, они встречали его и продолжали отчаянно искать еду. А потом помирали. От голода или от старости. Гордо восседая на своем диване, Ахилл отложил сигару в пепельницу и скрутил косяк. Затянулся. Эх, хорошо, однако! Любил он побаловаться травой. А вот всякие кокаины-героины мужчина обходил стороной Фу. Через пару дюжин минут, после выкуренного косяка демон уже лежал на диване и сквозь пелену всматривался в потрескавшийся потолок. Он плыл. А еще на нем были мохнатые горные обезьяны. И верблюды с проститутками вместо горбов. И ядерные бомбы. Заэбись! Через пару-тройку часов отпустило. Захотелось приключений, и Ахилл не нашел ничего эпичнее, чем прогуляться по вечернему побережью в компании бессменной бутылки портвейна.
И, ебанырот! Какие люди!
Ахилл не удержался и бесшумно подошел к старому знакомому хранителю со спины. Его увидела дамочка, но демон, взглянув на нее, лишь обольстительно улыбнулся и приложил указательный палец к губам, мол, молчи. Помедлив немного, Ахилл двинулся ближе к адепту Посейдона, закрыл холодными ладонями ему глаза  и мурлыкнул как-то нехорошо:
— Угадай, кто?..
… сегодня будет у Ахилла на ужин.

Отредактировано Achilles Andreas (22.03.2016 16:35:02)

Мертвое девичье тело упало, некогда симпатичное румяное лицо встретилось с безобразными булыжниками – и те мгновенно изуродовали побледневшие щеки, красиво очерченные губы и ровные белые зубы. Галька окропилась багровой жидкостью – кровью, которой так жаждал Ахилл. Правда, он не любил убивать людей так. Черт возьми, убийство – это искусство, как написание портрета. Художник должен подходить к процессу со всей душой: сначала выбрать объект, который действительно нравится, который воодушевляет и… возбуждает. Холст, масло, кисти. Зафиксировать натурное лицо, зацепиться взглядом за каждую родинку, морщинку, за каждый изгиб, запомнить изъяны. И только потом, забрав каждую деталь до последней клеточки тела в чертоги памяти, перенести образ на холст. Каждый вдох, каждый выдох, стон и мольбу не о спасении, а о скорейшей смерти. Каждый испуганный взгляд, полный страха, отчаяния и глупой надежды. Каждый орган. Все до последней капли крови.
Убийство – это искусство – Ахилл умел ценить красоту смерти. А вот мальчишка, что безобразно сворачивал шеи и вонзал ножи в животы, был явно не способен наслаждаться процессом. Для него главное – цель. Не убийство, а труп как факт. Возмутительно.
― И это ты называешь убийством? ― Ахилл брезгливо взглянул на девчонку под ногами Мидаса. Море жадно ласкало ее ноги, явно желая заполучить больше. ― Нынешняя молодежь ничего не понимает в настоящем искусстве, ― сказал демон как можно театральнее, показательно закатив глаза. Он сам убрал руки от хранителя, ловко присел возле трупа на корточки и перевернул тело так, чтобы увидеть девичье лицо, а когда увидел, то тяжко вздохнул и осуждающе покачал головой. От красивого лица не осталось ничего, кроме кровавого месива. Тот, кто убивал, явно не умел наслаждаться моментом. Еще раз вздохнув, демон неспешно и как будто лениво поднял голову, взглянул исподлобья на Мидаса и порицающе поджал губы.
― Ты мог убить ее медленно и красиво, вслушиваясь в крики и мольбы, в стоны, наслаждаясь животным страхом в глазах. У тебя есть для этого силы, ― сейчас Ахилл больше походил на Мефистофеля, соблазняющего беднягу Фауста. ― А ты тратишь их на секундные смерти. Это скучно и неинтересно, ― Ахилл ловко поднялся на ноги и поравнялся с хранителем. Не сводя с Мидаса пронзительного, пронзающего взгляда льдистых глаз, он улыбался, кривя губы в странной усмешке. ― Ты когда-нибудь пробовал убивать не во имя этого своего покровителя, а во имя собственного удовольствия? Это лучше, чем секс.
И Ахилл, подмигнув Мидасу, беспристрастно пнул мертвое тело в сторону моря. Стихия, обрадовавшись долгожданному подарку, забурлила, застонала, заистерила; Ахилл, сделав шаг назад, приложился губами к бутылке портвейна.
И вдруг замер, словно оцепеневший, даже бутылку от губ не успел оторвать. Где-то на закоулках сознания заорала интуиция, да так громко, что эхо долетало до желудка. Ахилл насторожился: прикрыл глаза, наклонил голову в сторону и даже дышал как можно реже.
― Чувствуешь? ― демон облизнул губы, ― морю пришелся не по вкусу твой подарок.
Море решило об этом сказать.

Отредактировано Achilles Andreas (05.04.2016 21:34:22)

Море раздражалось, злилось, бушевало, обдавало пенистыми волнами ботинки, не только заботливо смывая с них пыль, но и безжалостно моча носки. После очередной незапланированной водной процедуры демон не выдержал и рассердился, топнул ногой, изящно выругался отборным матом и отошел от моря на несколько шагов. Он взглянул за горизонт, повернул встрепанную ветром голову в сторону Мидаса и, нехорошо улыбнувшись, снова приложился губами к бутылке портвейна. Сделал три заветных глотка, поморщился и вдруг понял, что даже любимый алкоголь не в радость. Значит, надвигается беда.   
Мидас, кажется, тоже это понял, потому что уже в следующее мгновение схватил демона за грудки и не очень дружелюбно затряс в воздухе, желая получить долгожданные ответы, которых, к слову, у Ахилла не было. Но демону бесконечно польстило то, что Мидас думал, якобы у демона хватило бы сил устроить цунами такой силы.
Демон помолчал, посмотрел на обеспокоенного Мидаса исподлобья и театрально – спокойно и как будто лениво – убрал чужие руки с собственного воротника.
― А это не я, ― он невзначай пожал плечами и, больше не делая лишних телодвижений, вновь приложился губами к горлышку сорокоградусной подруги. Портвейн горячей волной разился по организму, обжег пищевод и желудок, заставил поморщиться и вспомнить, что стихия, даже если она твоя, не всегда подчиняется. За тысячу лет долгой жизни Ахилл видел многое – смерти, кровопролития, войны, войны, войны… и наслаждался ими. Наблюдать за тем, как люди перерезают друг другу животы, выпускают кишки и всаживают колья в грудь  – это весело. И вкусно. Совсем другое – война, например, с чумой. Люди умирали мучительно и скучно – никакого удовольствия. Изнывали, стонали, хрипели – такая вонь вокруг стояла! И мухи к телу липли. Но от чумы можно было уйти, что Ахилл всегда и делал. От цунами, землетрясения или извержения вулкана, увы, далеко не сбежишь – разве что заранее. И это самая нечестная война, потому что против стихии бессилен человек. Даже демон.
Ахилл вздохнул, прикрыл глаза, устало покачал головой и с размаха выкинул почти пустую стеклянную бутылку в значительно потемневшее море. Дальняя волна уже набирала силу, скорость и ненависть. Ахилл нахмурился, пытаясь сообразить, через какое время стихия обрушится на город и смоет всё и всех к чертовой матери. По его расчетам, город встретится с волной через двенадцать минут. Итак, дюжины минут достаточно, чтобы смыться из Афин, чтобы Афины не смысли тебя? Увы, слишком мало.
Но вместо того, чтобы расстроиться, Ахилл заметно повеселел. Размяв хрустящие суставы, он ловко закинул сигарету в рот, закурил и выдохнул серые клубы дыма. Когда он в последний раз боролся со стихией? Лет двести назад, наверное.
Пришло время тряхнуть стариной.
―  У нас есть десять минут до того, как волна к ебеням смоет город и нас в том числе, ― Ахилл задумчиво почесал подбородок, ― сигаретку? 
Самое время для покурить.

― О, ты все еще сердишься на меня за ту Двуликую? ― Ахилл обольстительно улыбнулся, сверкнув в тусклых лучах солнца, что едва пробивались сквозь темные, томные тучи, льдистыми глазами. ― Она сама напросилась. Решила переложить собственные проблемы на мои плечи. А у меня, знаешь ли, после стольких лет, ― и убийств, ― спина болит. Не переношу нагрузок, ― он отмахнулся, отвернул голову в сторону и аппетитно затянулся. Табачный дым заполнил легкие, медленно прошелся по пищеводу и серыми негустыми клубами вышел через нос; демон аж зажмурился от удовольствия. Его, к слову, очень заинтересовал тот факт, что хранитель Посейдона даже сейчас, когда над городом нависла страшная катастрофа, вспомнил про девчонку. Что это могло значить? Демон, которому были чужды любые человеческие чувства, кроме бесконечных жажды и голода, не понимал, но был уверен – неспроста все это, неспроста. Со стороны Мидаса звучал как будто не упрек, а беспокойство. Или Ахиллу послышалось? Впрочем, ему совсем не хотелось с этим разбираться, да и момент отнюдь не подходящий.
Но против природы он пойти не смог и все-таки добавил:
― Но я ее добью в следующий раз. Обязательно. Не люблю бросать дела на самом интересном месте.
Демон не блефовал – он действительно раздражался, когда планы срывались. В какой-то степени Ахилл был перфекционистом и очень любил доводить все до конца, до идеала. Девчонка должна была стать идеальной жертвой, но не стала, увы. Выжила каким-то волшебным образом. Это нужно было исправить как можно скорее, но вот незадача: примерно через десять минут город смоет к ебеням собачим. Ахилл вместе с собственным перфекционизмом пойдет на корм морским акулам, впрочем, как и Мидас, как и девчонка.
Неужели настало время быть хорошим парнем? Пришла пора не убивать, а спасать? А почему бы и нет? Это особый вид садизма: дать людям надежду на хороший исход, а потом ее отобрать. Демон спасет этот город от надвигающейся катастрофы, чтобы потом убить каждого его жителя собственными руками – и город захлебнется не морской водой, а кровью.
Ахилл не удержался и облизнулся, думая о предстоящих убийствах.
― По моим меркам волна будет здесь через… ― демон, наигранно вытянув губы задумчивой «уточкой», поглядел на запястье якобы на часы, ― примерно через три минуты. Если хочешь спасти город, то начинать нужно прямо сейчас.
И он отошел в сторону, учтивым жестом приглашая встать на собственное место Мидаса. Ахиллу нравилась подобная театральщина, он получал от нее удовольствие. Беззаботно улыбнувшись адепту Посейдона, Ахилл потоптался на месте и взглянул вперед – в море. Оно бушевало, злилось, раздражалось. Облака сменились враждебными тучами, ветер с каждой секундой набирал силу. Вдали завиднелась волна.
― Жаль, что я не натянул поверх джинсов красные трусы. Было бы очень кстати, ― Ахилл зажал сигарету зубами и посмотрел на волну, как на человека, которого нужно срочно убить. А потом выбросил одну руку вперед, мысленно пытаясь усмирить стихию. Рука задрожала через десять секунд – стихия успокаиваться явно не желала.

Отредактировано Achilles Andreas (14.05.2016 15:24:19)

Демон искоса поглядывал на Мидаса, оценивал не только его внешний вид, но и манеру держаться, жесты, взгляды, мимику. В конце концов, то, что мы говорим – это лишь двадцать пять процентов от того, что мы действительно хотим сказать, остальные семьдесят пять приходятся на невербальные способы общения. Человек может заверять, что счастлив – а глаза выдадут обратное; человек может утверждать, что простил, а с силой поджатые губы намекнут о ноже, что прячется за спиной. Ахилл за тысячу лет жизни смог выучить человеческую природу поведения, но люди продолжали удивлять его. Мидас не стал исключением – вот сильный, дьявольски сильный человек, у которого шкафы набиты скелетами. Пожалуй, Андреас потратил бы пару часов своего драгоценного времени, чтобы познакомиться с припрятанными костями Сета. Эй, хранитель, что у тебя за душой? Ты деревянная марионетка, за ниточки которой умело дергает кукловод? И только? Всего лишь? Не верю. За тобой стоит что-то большее, что-то страшное и, скорее всего, смертельное. Ты убиваешь не потому что тебе приказали, а потому что тебе это нравится. Просто ты неплохо устроился – вторым покрываешь первое, и все думают, что ты идеальный киллер, но на самом деле ты – психопат. Такой же, как и Ахилл.
Эта мысль чертовски веселила тельхина, и он не выдержал – улыбнулся широко, торжественно и злобно, а потом повернул голову и посмотрел на Сета. Теперь демона интересовало другое: сколько времени и усилий потребуется, чтобы Мидас признался в том, что убийства для него – потребность? Необходимость, как в воде или в кислороде. Без убийств Сет не протянет и месяца. Ахилл знал это, потому что сам был таким.
Угроза про позвоночник заставила тельхина на мгновение прикрыть глаза и с наслаждением облизнуться: хранитель подал отличную идею – давно демон не ломал спины. Нужно срочно это исправить. Но сначала, ах да, точно, огромная волна, которая с минуты на минуту смоет весь город к ебеням собачьим.
― Я могу обратиться в человека, у которого руки, ― демон кивнул на плечи Мидаса, ― в три раза больше твоих. И свернуть тебе шею в два счета, даже не прилагая усилий. Как-нибудь потом я это тебе продемонстрирую. Не на тебе, но на том, кто тебе дорог. Так интереснее, ― тельхин очаровательно улыбнулся, игриво подмигнул и вновь посмотрел на собственную руку, которая ходуном ходила от перенапряжения. Стихия подчиняться так просто не собиралась, но и тельхин сдаваться не планировал. 
Когда к игре присоединился Мидас, что-то изменилось. Демон почувствовал, что стало как будто легче. Вот только что он один перетягивал канат, борясь с невидимым слоном, а сейчас к демону присоединился кто-то. Теперь Ахилл работал в команде. Странное ощущение, незнакомое, непонятное. Но определенно облегчающее существование.
Волна тем временем не спадала – она росла, злилась, злорадствовала. Демон раздражался. Он инстинктивно сделал два шага вперед, заставляя стихию подчиниться. На лбу заблестели капельки пота, на виске от перенапряжения завиднелась жилка.
И волна уменьшилась. Ненамного – всего на полтора-два метра, но уже что-то. Теперь должен был сработать Мидас, чтобы Ахилл отдохнул и снова принялся за борьбу.
В общем-то, если это и есть командная работа, то не так она и плоха.

Первоочередная цель – остановить волну. Ахилл сконцентрировался на задаче целиком и полностью, отдав в распоряжение проблемы все силы, все мысли. Как оказалось – зря. Демон и подумать не мог, что рядом стоящему хранителю приспичит почесать кулаки о смазливую физиономию именно сейчас, именно здесь – при таких-то обстоятельствах. Впрочем, будь Ахилл наготове к такому повороту событий – и все равно не смог его предотвратить. Физически Мидас был куда сильнее демона, поэтому с такой легкостью повалил Андреаса на лопатки. Первый удар пришелся в челюсть и остался без ответа – Ахилл еще даже не сообразил, что случилось и как на это реагировать. Второй удар познакомил массивный кулак со скулой. И тут до тельхина дошло, что происходит. Впрочем, парировать атаки он не собирался – не в его стиле. Демон вообще не любил сражаться вот так, бессмысленно размахивая кулаками из стороны в сторону. Куда больше его привлекал процесс медленной смерти, включающий в себя охоту за добычей, выслеживание, нахождение слабых мест, по которым можно было с силой ударить. Да и потом, разбивать собственные костяшки, пачкая руки в быстрой крови – фи.
Демон лежал и улыбался белыми зубами, глядя на разгоряченного Мидаса. Не предпринимал ничего, только смотрел с вызовом. Взгляд льдистых глаз больше не был саркастичным – он стал маниакальным. Создавалось впечатление, что Ахилл получал удовольствие от побоев. Но не собственная боль приносила Ахиллу истинное наслаждение. Ему нравилось наблюдать за поведением того, кто возомнил себя бессмертным охотником, убийцей. Его раскрасневшееся лицо; глаза, налитые жадной кровью; вздутые на висках и руках жилки и струи пота, доказывающие желание сравнять демона с землей. И все же Ахилл был уверен, что это желание – это скорее порыв, животный рефлекс, а не ясная цель. Что-то в поведении демона взбесило Мидаса, и он не смог подчиниться разуму, но дал волю эмоциям.
Ахилл почувствовал во рту металлический вкус крови; в глазах потемнело. Даже ухудшающееся самочувствие не заставило демона оказать сопротивление. Он продолжал лежать, улыбаться и смотреть на Мидаса. Впервые за несколько сотен лет Ахилл оказался в роли жертвы и не хотел упустить столь чудного момента. Посмотреть на мир не сверху, а снизу – когда еще выпадет такой шанс? А про волну демон напрочь забыл.
Проблема заключалась в том, что волна о них забывать не собиралась. О городе тоже. Море продолжало злиться, бунтоваться, бесноваться. Волна, не так давно уменьшенная в размерах благодаря усилиям демона, вернулась на исходную позицию и достигла трех этажей в высоту. Через две минуты она грозилась обрушиться на Афины.
Уловив наиболее удобный момент, демон расслабленно закинул руки за голову, улыбнулся теперь окровавленными зубами и выгнул бровь:
― Наигрался? А теперь пиздуй останавливать волну.
Он слизнул с собственных губ кровь и, чуть помедлив, вывернулся и уперся ногой в грудь Мидаса. Пришлось приложить немало усилий, чтобы скинуть махину с себя – и все же Ахиллу это удалось. Деловито стряхнув с куртку невидимую пыль, Ахилл уселся по-турецки и поглядел вперед – на волну, которая продолжала увеличиваться в размерах.
― А знаешь, ― демон вытянул губы в трубочку, ― я передумал тебе помогать. 

Ахилл остался доволен не только собой, не только Мидасом, но и ситуацией, в цепких лапах которой они оказались. Волна, что с каждой секундой увеличивалась в размерах, теперь не просто угрожала, а обещала верную смерть, клялась, что каждый попавший в ее льдистые объятья отправится в лодку к Харону. Ощущение смерти, ее холодное дыхание на собственной шее, касание костлявых пальцев плеча, будоражили, волновали. Ахилл чувствовал приближение смерти и радовался, как пятилетний ребенок рождественским утром. Он сам не понимал, чем вызвано столь хорошее расположение духа – он просто принимал это как должное. И чем больше, чем ближе была волна – тем веселее становился Ахилл. Ему хотелось наконец уйти под воду, захлебнуться, задохнуться, встретиться лицом к лицу со Смертью и пожать ей руку. Пожалуй, она встретит Ахилла как равного.
О том, что вместе с Ахиллом под воду уйдет целый город, демон предусмотрительно забыл. «После нас хоть потоп», а если вместе с нами, то еще лучше. Коли перед собственной смертью Ахилл сможет воочию увидеть перепуганные лица мужчин и женщин, стариков и детей, то обрадуется еще больше. О, эти глаза, расширенные от неподдельного ужаса; эти искаженные животным страхом гримасы и заставшие на губах молитвы. Они молились Богам о спасении. Боги услышали людские мольбы, но спасли человечество по-своему, как это было в библии, правда, без Ноя. И на то у Богов были причины. Правда?
Демон, разгоряченный недавней схваткой, побитый, но искренне счастливый, не понимал или не хотел понимать, почему вдруг перехотел спасать город. Быть может, причиной тому послужил Мидас? Здоровяк едва не отправил Ахилла в гости к Аиду – и демону это понравилось. Он вдохнул запах смерти и больше не хотел его отпускать. Мало того, тельхин желал, чтобы как можно больше людей почувствовали то же самое.
Массовый геноцид – что может быть лучше?
Ахилл с аппетитом облизнулся, откинул голову назад и посмотрел на широкую спину Мидаса. Хранитель к чему-то готовился. И правда – через несколько мгновений в его руках появился великолепный трезубец. Как он хорош! Рассмотреть бы поближе, прикоснуться, насладиться. Упиться. Одно было «но» - Мидас собирался направить божественную силу трезубца во благо никчемных людей. Трезубец не должен спасать ничтожеств – он должен служить куда более высоким целям. Убивать, например. Массово.
Демон, не взгляда льдистых глаз с хранителя, встал, деловито оправился, стряхнул с плеча невидимую пыль. Облизнув кровь с губ, Ахилл сделал несколько шагов по направлению к Мидасу, поравнялся с ним и, перехватив быстрый взгляд, нехорошо улыбнулся. А потом быстро и ловко – совсем не как человек – достал из кармана нож и полоснул острием по руке Мидаса.
Порез был глубокий, саднящий. Крови – море! Загляденье.
― Я передумал их спасать. И ты не будешь, ― он поднес нож к губам и слизнул с острия чужую кровь. ― А попытаешься – я вырежу твои глаза, зажарю и съем на ужин, ― Ахилл подбросил нож в руке и ловко его поймал, демонстрируя отличную сноровку.

Облизнув губы, на которых дремал блаженный вкус крови, Ахилл приподнял голову и поглядел на Мидаса исподлобья. Сейчас хранитель стоял напротив, злился, бесновался и никак не мог взять в толк мотивы, помыслы и причины безумных действий демона. Потому что их не было. Такой вот Ахилл импульсивный, совсем неконтролируемый. Пять минут назад он честно планировал спасти Афины от неминуемой катастрофы, ибо не хотел терять родное пристанище. Сейчас Ахилл с самой высокой колокольни плевал на то, что случится с греческой столицей в общем и с прекрасной демонской задницей в частности. Подыхать – так вместе.
Вместе с целым блядским городом.
Окровавленные пальцы Мидаса, не стесняясь демонстрировать грубую силу, схватили и сжали горло демона. Ахилл машинально открыл шире рот, чтобы захватить больше воздуха. Впрочем, несмотря на то, что Сет стискивал горло с чувством, с толком, с расстановкой, дыханию это не мешало. Осознав собственную неприкосновенность, демон растянул лицо в очередной маниакальной улыбке; даже глаза его, кажется, заблестели пуще прежнего.
Мидас ругался на чем свет стоит – грязно и громко, и для демона его ругань была сравнима с музыкой. Андреас смотрел прямо в глаза напротив – и ни разу не отвел взгляда, он улыбался и едва подавлял убийственный смех. Ахиллес понятия не имел, откуда в нем взялось безумство, но одно знал точно – останавливаться он не хотел.
― Прибавь-ка громкости, ― облизнулся демон, и его льдистые глаза нехорошо сверкнули в редких лучах греческого солнца, ― я плохо слышу.
Не было ничего удивительного в том, что после эти слов Ахилл познакомил собственные лопатки с сырым песком неподалеку от Мидаса. И пока хранитель всячески сражался с враждебной войной, демон устало прикрыл глаза, поднес руку к шее, пальцами стер капли чужой крови с кожи и неспешно их слизал. Кровь у Мидаса слишком горькая, слишком металлическая.
Пришлось немедленно закурить.
Клубы серого густого дыма сорвались с губ, поднялись к небу и там растворились. Тем временем Мидас, кажется, начинал пасовать перед волной – неудивительно вовсе, стихия была в два раза сильнее демона вкупе с хранителем. Организуйся они, соедини силы – и то черт знает, удалось бы остановить волну или нет. Так зачем напрягаться?
― Усмиряй, иначе, я клянусь, ты до скончания времен будешь прикован ко дну самой глубокой бездны, раздираемый самыми мерзкими чудовищами пучины. Во имя Посейдона!
Ахилл приоткрыл один глаз, приподнялся на локтях и, вскинув брови, покачал головой.
― А нннахуй тебе бы не прогуляться? ― ласково промурлыкал Ахилл.
В следующее мгновение их обоих накрыла волна. Холодная, недружелюбная.
Но не смертельная.

Отредактировано Achilles Andreas (12.06.2016 19:09:19)

Вода – преданный друг и завсегдатый союзник – сегодня была не на стороне Ахилла, впрочем, Мидасу стихия тоже не благоволила, что демона бесконечно радовало. Огребать, так хоть не одному – вместе веселее. И зловреднее. Андреас, будучи далеко не самой радужной личностью в этом злоебучем мире, искренне желал зла не только «кому-то», а всем: тем, кто рядом, кто знаком и чужд. Он искренне хотел стереть с лица земли целое человечество, но вот беда: сделай он это – и кого убивать? Мучение животных уже не приносило такой радости, бессердечное втаптывание блядских роз и нарциссов в грязь – тоже. Демон за тысячу лет жизни успел сполна насладиться человеческой кровью, упиться людскими страданиями и идти по карьерной лестнице вниз не желал. Только вверх – только более сильные противники, которые могли дать отпор. Мидас был одним из них – и Ахилл это бесконечно ценил. Не каждый день встречаешь человека, который не боится, не дрожит, коленками не стучит, а злится, порывается надрать демоническую задницу даже ценой собственной жизни. К тому же, хранитель Посейдона был силен, о-о-о-чень силен. Это заводило. Кровь в венах бурлила, кипела, адреналин бил по вискам и заглушал посторонние звуки. И демон, конечно, не хотел простой и незначительной смерти для столь чудесного врага. О, нет, Ахилл дал себе обещание, что будет хранить жизнь Сета, как последнюю бутылку любимого портвейна, пожалуй, даже оберегать – но лишь для того, чтобы изничтожить собственными руками. Мидас для Ахилла был кем-то вроде свиньи на убой. Что поделаешь – хобби и увлечения у всех разные.
Одно из них – плавание – очень пригодилось Ахиллу сейчас. Оказавшись под водой, демон почувствовал себя рыбой, не меньше. Его великолепное физическое состояние и благодатное расположение духа было вызвано тем, что последние несколько минут, которые Мидас усердно пыхтел, пытаясь сдержать волну, Ахилл расслабленно валялся на лопатках, гладя флегматичным взглядом тучи. Словом, для Андреаса марш-бросок не явился сложностью, скорее так, утренней прогулкой. И он выплыл на берег намного раньше хранителя.
Восстановив лишь едва сбитое дыхание, Андреас огляделся, задумчиво пожевал губы, а потом, решив честно дождаться гостя, ловко забрался на ближайшее дерево. Ветви под весом жалобно стонали и враждебно трещали, но демон не обращал на них никакого внимания.
Ничего страшного, потерпят – не шелковые.
Тем временем тучи, словно боясь наказания за свершенное злодейство, трусливо разбежались по разным сторонам. Небо поголубело, солнце выкатилось на середину горизонта и принялось ласкать лучами демоническое тело, сушить одежку. Ахилл, словно мартовский кот, прищурился, зажмурился и подставил щетинистые щеки лучам.
Он слышал, что Мидаса прибило к берегу, слышал, что хранитель зацепился за дерево, на котором сидел, как четырнадцатилетний пацан, Ахилл. Но он и носом не повел – так и остался расслабляться, греясь на солнце.
― А ты, парень, крепче, чем я думал, ― протянул демон, не поворачивая головы, ― и волну остановил, и выжил. Кра-са-а-а-ав-чик. Долго валяться собираешься? Дела сами себя не сделают, Артурка сам себя с серебряной ложечки не накормит.

Отредактировано Achilles Andreas (18.06.2016 13:48:15)