внешний вид

― Сын, у тебя полчаса до выхода.
― Ок.
Тяжкий вздох матери – статной женщины лет сорока пяти – через несколько мгновений заглушается звучным хлопком двери. Она с театральной обидой уходит из номера, в который с неделю назад въехал его величество Воланд. Юноша вовсе не чувствует себя виноватым за резкий ответ – за двадцать четыре года он научился понимать, когда хитрая родительница играет на чувствах, а когда действительно расстроена. Минуту назад она игралась, взывая к совести единственного сына. Совесть, как и ее хозяин, просыпаться отказались.
Сегодня в очередной раз вся королевская семья, а это мать, отец и их сын, должны отправиться на конную прогулку с президентом Греции и мэром ее столицы. Воланд совсем не против прокатиться верхом – к этому делу он относится с благоговейным трепетом. Но не в девять утра в в выходной день! Особенно, если вчера был вечер «преврати воду в вино» с последующим тестированием получаемого продукта. Воланд так и не понял принципа действия вдруг появившейся способности, но чертовски обрадовался ее наличию. Никому не сказал – а то по пробиркам распихают. Да и потом, у королевской семьи и без того слишком много проблем, главной из которых является сам Воланд как факт.
― Через пятнадцать минут выходим, ― слышится властный голос за дверью.
― Ок.
За пятнадцать минут можно успеть сделать много, например, выспаться. Воланд поворачивается на лопатки, не открывая глаз, и продолжает спать. Через десять минут в красочный сон врывается разъяренная родительница. Она, едва сдерживая изящные трехэтажные ругательства, отвешивает сыну знатный подзатыльник – и вот, Воланд стоит под крупными каплями холодного душа. Встать-то он встал, конечно, но ни черта не проснулся.
― А где тут кофе? ― он начинает ходить по просторному номеру, убранному дорогой мебелью и пафосными тканями, взад-вперед, а в итоге, так и не проснувшись окончательно, выходит в коридор почти в неглиже – разве что полотенце вокруг бедер обмотано. В коридоре он встречает Джона – человека, которого приставили охранять Его Величество не столько от врагов, сколько от самого себя. Непутевый же. ― Привет. Ты не видел кофе? ― осведомляется Воланд на родном английском языке, а потом, словно внезапно придя в себя, машет рукой и уходит обратно в номер. Одевается, проводит рукой по непослушным волосам и уже хочет спуститься на первый этаж отеля, но, повернув злосчастную ручку, оказывается… черт возьми, где он?
Он оглядывается и не может поверить собственным глазам. Это что, розыгрыш?
― Принц Лестрейд! ― слышится знакомый голос.
Воланд, вздрогнув, поворачивается на источник звука и видит Джона. Сразу становится легче.
― Кто-то очень далеко послал нас за кофе, ― нервно смеется мальчишка. ― Где мы? Что это за место? И почему здесь так холодно?
Он выдыхает, и с губ срываются темно-серые клубы пара.

Воланд путешествует много – родная Великобритания изъезжена вдоль и поперек; Штаты изучены до каждой подворотни и даже страны третьего мира уже достаточно намозолили глаза, но, дьявол, ни одно государство, ни один город мира не похож на то, что сейчас окружает принца. Это не Лондон и не пригород оного; это не закуток в Чехии и не узкая индийская улочка, нет, куда там, это нечто странное и, пожалуй, страшное. Воланд хмурится и угрюмо поджимает губы, задумчиво сдвигает брови к переносице, оглядывается – и не может найти названия для места, где вдруг оказался. Это сбивает с толку, выталкивает из привычной колеи, ломает к чертям всю логику. И радует только одно – Джон. Он выглядит куда более собранным и сосредоточенным, совсем не растерянным, как Воланд. Знай мальчишка чуть больше о хранительском мире, и он предположил бы, что для Джона подобное путешествие не впервой.
― Понял, ― Воланд поднимает руки, ― воду не трогаю.
А ведь он только хотел присесть на корточки возле водоема, запустить туда руки, зачерпнуть ладонями воду и смыть с щек пыль, грязь. Видимо, не судьба.
Мальчишка отдаляется от неизвестного водоема. Бросив на темную поверхность реки взгляд, он вдруг замечает, что вода не отражает… ничего. Ни фигуры Воланда, ни фигуры Джона, ни худых крючковатых ветвей деревьев, что свисают с берегов. Странно все это.
― Так, ― Воланд поворачивается на сто восемьдесят градусов и ступает следом за Джоном, который решил найти отсюда выход, ― ты понял, где мы? И как вообще так получилось, что я вышел из номера, а попал… сюда? С тобой. Горничная была ближе.
И снова логика трещит по швам, ломается и катится на прием к королеве английской; Воланд решительно ничего не понимает, но твердо намерен во всем разобраться. А еще ему кажется, что Джон что-то знает, но почему-то умалчивает об этом.  И принц, поддавшись юношескому всплеску максимализма, подрывается вперед, настойчиво кладет ладонь на плечо хранителю, заставляя тем самым его остановиться и развернуться.
― Ты что-то знаешь, ― это не вопрос, ― но не говоришь мне.
Воланд смотрит прямо в глаза напротив – во взгляде нет надменности и высокопарности, но есть справедливое требование. В конце концов, здесь и сейчас, в этой неизвестной местности, они безоружны. Голова на плечах – вот единственное оружие. И очень не хочется, чтобы голова была пустая. Джон может помочь наполнить ее нужными знаниями, но почему-то не хочет.
― Смертные! Добро пожаловать в Тартар – на первый этап Олимпийских Игр. Ваша задача здесь – выжить. Только самые сильные достойны нашего внимания.
Громкий голос, прорезающий повисшую в воздухе тишину, заставляет Воланда вздрогнуть и инстинктивно отдалиться от Джона на несколько шагов. На ходу он запинается за один из крупных кореньев, торчащих из земли, но чудом сохраняет вертикальное положение. Сглотнув, мальчишка протяжно выдыхает и пытается привести мысли в порядок.
Во дела! Получается, Воланда закинули сюда Боги за то, что с неделю назад он подобрал винную пробку, научился превращать воду в вино и не отказался от полученной силы? Получается, Джон тут не при делах и во всем виноват Воланд?
Черт возьми.
Из кустов напротив тем временем слышится шевеление – под чьими-то шагами сминается сухая трава.

Не на шутку перепуганный Воланд оглядывается вокруг, ища источник громогласного голоса, и только потом понимает, что источника нет. Возможно, голос звучал в голове – и, судя по всему, не только в собственной, но и в чужой. Вот только если Воланд потрясен и напуган, то Джон, кажется, приятно удивлен и даже обрадован. Эй, парень, что тебя так осчастливило? Таинственное сообщение о том, что нас забросило в Тартар? Это ведь не рай земной, если Воланду не изменяет память, а царство мертвых. То самое, где поджидают чудовища на каждом шагу, в глубинах рек таится смерть, а растения ядовиты, словно змеи. Впрочем, принц уверен, что большинство людей, заброшенных в эту местность, с чудовищами так и не встретятся, а погибнут естественной смертью: от страха, от голода, от жажды, от холода. И ничего в этом хорошего нет. Так чему же радуется Джон? Что он знает такое, чего не знает Воланд?
― Но в Тартар попадают либо мертвые, либо сброшенные туда богами. Значит боги решили испытать нас здесь, ― вслух рассуждает Джон.
― Зачем испытать? Для чего?
Воланд, который ни разу не слышал о злополучных Олимпийских Играх, логически отбрасывает лишний мысленный хлам и приходит к единственному возможному варианту: Боги решили испытать хранителей, чтобы узнать, достойны ли те талисманов – читай – силы. Но как они будут это определять? Ах, да, чудовище, которое нужно победить. Есть ли способ избежать ненужных кровопролитий? Отказаться от участия в божественном спектакле, даже если это означает отказаться от силы. Воланд, который относится к способности превращать воду в вино как к забавному приложению, вовсе не хочет быть убитым за это. Сейчас он желает просто оказаться дома – в тепле, в уюте и с чашкой горячего капучино.
― Вы правы, ваше высочество, мне есть что вам рассказать.
Воланд, слух которого то и дело цепляется за неясное копошение со стороны кустов, приподнимает голову и недоверчиво смотрит на детектива. Принц молчит, но все в его виде говорит о том, что он готов не только слушать, но и слышать.
― О том, что ты являешься хранителем, как и я, я догадался, ― Воланд очень даже не глуп, он умеет сопоставлять факты и анализировать. А врожденная наблюдательность дает возможность необходимые факты цеплять на ходу, умело отбрасывая лишнее. Впрочем, не стоит забывать об удачливости: Воланду еще и повезло, он ведь не знает, что помимо хранителей есть носители и двуликие, поэтому пускает стрелу в открытое небо, но попадает в цель. ― Но ты знаешь то, чего не знаю я. Почему ты так обрадовался этим Играм? ― Воланд хмурится, не сводя пронзительного взгляда с Джона – принц явно не хочет упустить ничего из того, что детектив скажет или почувствует. Мимика – язык тела, и нельзя списывать его со счетов. Иногда он говорит красноречивее слов. ― Расскажи мне все, что потребуется для того, чтобы выбраться отсюда живым. Желательно еще – невредимым.
А шорох, доносящийся со стороны кустов, продолжает усиливаться.

Отредактировано Voland Lestrade (05.04.2016 20:24:30)

Олимпийские игры – турнир, который проводится древнегреческими Богами раз в несколько сотен лет. Выбора нет, и каждый, у кого в кармане пылится божественная безделушка, обязан принять участие в этом турнире. Воланд в том числе. Отказаться невозможно, разве что с последующим летальным исходом. Потрясающе.
На тяжелом вздохе принц приседает на корточки, прячет лицо в ладони и устало трет пальцами лоб, шерстит и без того встрепанные волосы, словом, пытается привести в порядок мысли, которые разлетаются в голове, словно десятки советских резиновых мячиков. Юноша никак не может разложить полученные сведения по полочкам, потому что они не вписываются в такой привычный – человеческий и обычный – мир Воланда. Для того, чтобы отправиться в путешествие, он покупал билеты, садился на самолет и летел к морю. Так было до сегодняшнего дня. А несколько часов назад он просто открыл дверь и обнаружил себя в царстве мертвых; его телохранитель – Джон – оказался адептом одного из богов, а весь мир перевернулся с ног на голову вместе с Воландом. Дьявол, когда все стало таким сложным? И смертельно опасным. Один неверный шаг – и ты труп. Впрочем, стоит ли бояться смерти в царстве мертвых?
Все так запутано, но распутываться некогда; принц ловко занимает вертикальное положение и принимает решение подчиняться не эмоциям, а разуму. В конце концов, голова, решительно сидящая на плечах, не подводила ни разу.
― Хорошо, я понял, ― что ничего не понял.
Принц выпрямляется и оглядывается, царапая внимательным взглядом местность: ничего не изменилось с первой минуты пребывания здесь, и это не так плохо. Вот только приглушенное копошение со стороны густых кустарников, похожих на терновник, становится все громче и настойчивее. Воланд звучно сглатывает, вглядываясь в источник звука.
Спустя несколько мгновений источник показывается… лучше бы не показывался. Воланд, глядя на чудовище, только беспомощно открывает рот, не в силах отвести удивленного взгляда. Королева английская! Что это? Впрочем, адепт Диониса знает ответ на собственный вопрос: перед ним ее величество Мантикора. Он читал о ней, но никогда не думал, что картинка может сойти с пожелтевших страниц учебника и оказаться так близко.
Что делать? Обратить воду в вино и предложить ей поговорить по душам за ужином? Неплохой вариант. Только ужином будет ни кто иной, как Воланд.
Мальчишка беспомощно выдыхает, осторожно, но как можно быстрее отходя назад. Он равняется с Джоном, который выглядит намного увереннее принца; принцу это импонирует. Джон, возможно, знает, что делать. В отличие от Воланда.
Впрочем, в следующее мгновение они уже валяются на земле – принц даже понять не успел, что случилось и как. Но, судя по всему, Джон спас ему жизнь.
― Бежим к реке! Быстро! ― сквозь шум в ушах доносится голос.
Воланд, еще не придя в себя после удара, быстро подскакивает на ноги и бросается за Джоном. По пути он запинается за палку, похожую на дубину, тормозит и берет ее с собой – какое никакое, но оружие. Мантикора, кстати, тоже времени не теряет: она с прыжка перелетает через хранителей, отрезая путь к реке. Она приземляется в нескольких метрах от Джона и Воланда, осклабляется, шипит, рычит. Воланд интуитивно зажимает палку ладонью сильнее.
― А если мы заставим ее искупаться в Лете, ― шепчет Воланд, не сводя взгляда с чудовища, ― она забудет про хранителей на ужин?

Адреналин, свирепо кипящий в теле, отдается оглушительным звоном в ушах и бешеным стуком в висках. Предчувствие смертельной опасности впивается когтистыми лапами в горло, сжимает, душит, издевается. Дыхание перехватывает. Ноги подкашиваются, и Воланду приходится приложить немало усилий, чтобы не упасть. Он понимает, что упади сейчас – и больше никогда не поднимется. Но даже не за собственную шкуру переживает принц, а за то, что подведет Джона. Разочаровать человека, который искренне на тебя надеется, это хуже, чем удар под дых. Такой удар пройдет через две минуты, а вкус разочарования останется навсегда.
Похвалу Воланд ненарочно пропускает мимо ушей, ибо занимается тщательным изучением чудовища, что осклабляется и рычит в нескольких метрах напротив, поливая землю под собой обильной густой слюной. Воланд едва не упускает и распоряжение Джона, благо, на его предпоследних словах принц спохватывается и вслушивается.
― Ваше высочество, я буду приманкой, как только выпадет случай – действуйте.
― Понял, ― в очередной раз отвечает принц, хотя ничего не понял.
Воланд, стараясь не совершать лишних движений и даже почти не дышать, прослеживает одним лишь взглядом, как Джон срывается с места. Раздраженная, раздразненная Мантикора без единого колебания уходит за ним. Она быстрая, ловкая и дьявольски опасная. Смертельно опасная, впрочем, как и все в этой местности. Даже не думая о том, чтобы уйти в безопасное место, бросив при этом Джона, Воланд протяжно выдыхает и закрывает глаза, нервно трет сухой ладонью лицо и шерстит растрепанные волосы, пытаясь придумать, как помочь Джону и при этом не пострадать самому. Воланд – умный и сообразительный парень – он всегда это знал и не только потому, что так говорили другие. Он смог поступить в самый престижный колледж Великобритании, набрав мощное количество баллов. Должно же его образование стоить хотя бы чего-то? Жаль, правда, что в колледже не было предмета «как выжить в царстве мертвых», но там были физика, логика, математика, основы безопасной жизнедеятельности. Если все это сложить, можно получить ключ к долгожданному успеху.
Воланд оглядывается, царапая внимательным взглядом местность. Черная вода. Лета. Если найти посуду, то можно плеснуть волшебной водицей в морду чудовищу. Но посуды нет, а набирать жидкость в ладони – глупо и очень рискованно. Есть дубина, и этой дубиной можно ударить по самому больному месту любого представителя кошачьих – по хвосту. Но тогда Мантикора разозлится и… Воланд на сжатом выдохе отводит голову в сторону, тяжело, но решительно открывает глаза и всматривается в Джона, который всячески пытается отвлечь чудовище. У Воланда готов план. Ужасный план, но действенный.
Принц, дрожащей рукой зажав дубину сильнее, как можно тише, но быстрее подбирается к чудовищу со спины. Он смотрит на Джона и почему-то уверен, что хранитель догадался о том, что хочет сделать Воланд. Принц взмахивает головой, безмолвно прося не мешать.
Он замахивается и ударяет дубиной по хвосту; Мантикора в ответ разражается таким чудовищным криком, что уши вянут. Хранитель Диониса, едва собравшись с силами, ударяет еще раз, а потом отбрасывает дубину в сторону, ибо она будет мешать на бегу, и со всей дури бросается к воде. Разъяренная Мантикора теперь бежит за ним.
Воланд ныряет в ледяную воду, благо, там неглубоко. И под растерянный взгляд чудовища, которое нырнуло тоже, пытается отплыть к ближайшему берегу. Через пятнадцать секунд он уже, впрочем, не помнит, зачем и куда плывет.

Отредактировано Voland Lestrade (16.04.2016 15:39:55)

Вода – это всегда хорошо. Она имеет свойство освежать в жаркий греческий полдень или даже дарить жизнь после двух долгих дней, проведенных в смертельно удушливой пустыне; вода смывает грязь, пыль и усталость после трудных рабочих будней; вода преподносит чувство свободы и вдохновения. Вода – не враг, вода – наш друг, но, кажется, не сегодня. Здесь и сейчас недружелюбная стихия не дарит жизнь, а забирает ее, медленно, но решительно проникая под одежду, под кожу, впиваясь костлявыми пальцами не в ребра, а под них – в душу. И в одно мгновение так холодно становится, что дыхание спирает. Мышцы атрофируются, впрочем, как и память. Забываешь, куда плыл и зачем, где ты и кто.
Воланд, поддавшись инстинктам, подплывает ближе к берегу, хотя и не понимает, зачем оно ему нужно. Картинка перед глазами предательски мажется, но он видит смутную фигуру, стоящую на коленях и протягивающую палку в сторону принца. Воланд закрывает глаза и, нервно выплюнув воду изо рта, встряхивает головой – палка кажется ему знакомой. Он определенно ее где-то видел, но где? Черт знает. Впрочем, сейчас не время об этом думать: еще несколько минут в ледяной воде, и крышка гроба захлопнется.
Оказавшись в необходимой близости от берега, Воланд протягивает руку и хватается за палку, как за долгожданный спасательный круг. Незнакомец помогает мальчишке выбраться на сушу, но тут также холодно, как и в воде. Зубы стучат непроизвольно, колени тоже. Принца трясет – он не может побороть собственный организм и успокоить дрожь.
― Кто я такой, помнишь? ― требовательно спрашивает незнакомец. В его голосе слышится неподдельная обеспокоенность.
Воланд слабо мотает головой из стороны в сторону, беззвучно отвечая «нет».
Очень хочется, если честно, закрыть глаза и немного поспать. Это ведь не страшно – отдаться во власть старины Морфея на пару-тройку часов. Выспаться, набраться сил, проснуться здоровым – и с новыми силами в бой. Возможно, за те несколько часов сна Воланд даже сможет вспомнить, кто он, зачем и почему. Вдруг память действительно вернется вместе с силами?
Адепт Диониса тяжело закрывает глаза и тут же чует неладное: нет, если он уснет, то больше не проснется. Об этом ему сообщает интуиция, которая завязывается в тугой узел где-то в самом низу живота. Воланд, словно током ударенный, вздрагивает, распахивает веки и пытается сесть. Получается плохо, неловко, но он старается. И садится.
― Мне срочно нужно согреться.
Пока голова еще варит – он пытается этим воспользоваться; Воланд медленно оглядывается, пытаясь отыскать расфокусированным взглядом нечто, отдаленно напоминающее на укрытие. Справа, кажется, есть пещера. Стараясь беречь силы, принц только слабо кивает в ее сторону, надеясь, что незнакомец поймет, что имеет в виду Воланд.

Опершись на плечо незнакомца, Воланд неловко ступает вперед. Ноги слушаться не хотят, поэтому периодически подкашиваются, пальцы рук предательски немеют, в глазах все плывет – картинка никак не желает фокусироваться. Еще и зубы стучат, увы, не от страха, а от зверского холода. Воланд готов поклясться, что еще никогда и нигде ему не было так холодно, как сейчас, впрочем, может ли он это утверждать, раз ничего не помнит?
Пещера встречает незваных гостей запахами талой земли и сырости. Тут также холодно, но больше не ветрено – колючий сквозняк не забирается под сырые складки футболки и куртки, не кусает мокрую кожу. Воланд медленно оглядывается, пытаясь понять, что это за пещера и нет ли тут обитателей, но бросает затею на втором взмахе головы – слишком уж тяжелое это занятие, совсем непосильное для его состояния. А вот посидеть на камне – это именно то, что нужно. Воланд, слабо кивнув товарищу в качестве благодарности, опускается на импровизированный диван, но сразу съезжает на землю. Тут удобнее.
Он откидывается назад, опираясь спиной и мокрым затылком на гладкую поверхность камня. Что делать в случаях, когда тебе бесконечно холодно? Принц не помнит, но может попробовать сообразить, в конце концов, не бестолковый. Воланд закрывает глаза и думает. Итак, у нас два варианта: либо попытаться сохранить тепло, не совершая лишних движений, либо постараться разогреть тело, действуя в точности до наоборот.
Какой вариант выбрать?  Воланд не знает, но интуитивно чувствует, что нужно делать то, что сложнее. Хочешь добиться хороших результатов – готовься к трудностям – это единственный закон, бесперебойно работающий во все времена и эпохи.
Значит, нужно немедленно разогреть тело. Как?
Воланд открывает глаза, поднимает голову, мажет расфокусированным взглядом по стене напротив. Наверное, нужно встать и снять с себя мокрую одежду – это задача номер один. Потому необходимо попробовать пройтись, постоянно увеличивая темп до тех пор, пока он не перерастет в бег. А дальше… как пойдет. Быть может, он и попрыгать сможет.
Погруженный в собственные размышления Воланд даже не замечает Джона, который встает напротив и протягивает… воду? Озадаченный принц поднимает встрепанную голову, выгибает бровь и вопросительно смотрит на товарища. Зачем Воланду вода? Он не хочет пить и даже есть не хочет, он хочет согреться. Что все это значит?
Недоверчиво взглянув на хранителя, Воланд все же берет черепок, но не спешит его опустошать. Он принюхивается – а вдруг это не вода вовсе, а какой-нибудь целебный отвар из трав, который Джон успел сварганить за две с половиной минуты? Нет, судя по запаху, это обычная вода. Впрочем, уже через несколько мгновений вода окрашивается в темно-красный цвет и начинает источать специфический, но чертовски приятный виноградный запах. Воланд, глядя на модификацию воды в емкости, совсем теряется, пугается и буквально подскакивает на месте – черенок летит вниз, вино разливается по земле, словно кровь. Принц, запнувшись, снова падает на землю и растерянно смотрит на то на Джона, то на лужу.
― Как… как, как это возможно?
Одно хорошо – Воланд взбодрился и телом, и духом, поэтому совсем забыл о холоде.

Интересная вещь – сознание. Порой оно куда сильнее организма. Взять хотя бы Воланда, который еще несколько минут назад был готов лично познакомиться со стариной Аидом – и ведь не играл на публику, пытаясь вызвать жалость Джона, а на самом деле едва заставлял себя держаться. Но стоило сознанию зацепиться за нечто необычное, волшебное, и мальчишка ожил не только головой, но и телом. Ему как будто больше и вовсе не холодно, но дьявольски интересно. Любопытство греет. Средневековых ученых оно тоже грело, когда они заявляли, что земля круглая. На костре. На большом, не щадящем никого, костре. Интересно, Воланда не ждет та же участь за то, что он способен одним прикосновением превращать обычную воду в вино – а это было вино, он понял по запаху и цвету.
Юноша, нахмурившись, глядит на протянутую руку. Он не знает, увы, может ли доверять стоящему напротив человеку. Джон не выглядит враждебно настроенным или желающим вреда, но что, если на то и расчет? Втереться в доверие и вонзить нож в спину. И Воланд, задумчиво закусывая нижнюю губу, пытается анализировать ситуацию в общем и Джона в частности: его жесты, слова, взгляды, интонацию, действия. Воланд – неплохой психолог, поэтому вскоре он приходит к выводу, что Джон не враг, а друг. Мальчишка протягивает руку и, опершись на товарища по несчастью, не очень ловко поднимается на ноги.
― Ладно, окей, ладно, ― говорит он на греческом, но с английским акцентом.
Воланд, нерешительно помявшись на месте, все-таки принимает решение снять насквозь мокрую и дьявольски холодную куртку. Он стягивает ее – и снова становится холодно, впрочем, не смертельно, потому что любопытство все еще одолевает – неужели Воланд действительно сможет превратить небольшое подземное озеро в озеро с вином? Расправив сырую куртку на ближайшем камне (так быстрее высохнет), юноша медленно подходит к озеру, приседает возле него на корточки и закрывает глаза. В эту секунду он представляет, как смешно выглядит, поэтому на выдохе поднимает голову и смотрит на Джона.
― Ты бы мог пока рассказать, кто я? Это мне очень поможет в будущем. И кто ты. А заодно, где мы и что происходит.
Надеясь, что отвлек Джона от наблюдения, хранитель Диониса настороженно касается пальцами воды. И… ничего не происходит. Воланд хмурится – ему это совсем не нравится. Черт, ему не нравится быть обычным, за пять минут он уже свыкся с той мыслью, что является вторым Иисусом, способным превращать воду в вино. И мальчишка упрямо не оставляет попыток – он опускает в воду руку и едва ли не порывается нырнуть с головой в водоем. Слава богам, здравый смысл удерживает Воланда от столь глупого поступка.
Решив не отчаиваться, он поднимается и находит выроненный черенок. Зачерпнув воды в импровизированный сосуд, он с легкой улыбкой наблюдает за тем, как жидкость неспешно меняет цвет на темно-красный. И запах.
― Будешь? ― Воланд, сделав несколько глотков сам, протягивает вино в сторону Джона. В конце концов, здесь алкоголь никому не помешает.
А бодрит.