Двойной капучино без сахара дьявольски обжигает, и Тея раздраженно стискивает зубы, ища беглым взглядом место, куда можно поставить картонный стакан. Не найдя варианта лучше, норвежка быстро садится на корточки и ставит предательский кофе на серый асфальт, который, кстати, обжигает не меньше. Черт возьми, как этот желтый и душный, знойный город не похож на серый и прохладный, свободный Берген. Пока Тея жила в городе, окруженном многочисленными блестящими озерами, быстрыми шумными реками и необъятными темно-зелеными полями, она не понимала собственного счастья. А сейчас, оказавшись в удушливой греческой столице, Хансен мечтала окунуться в прохладу родного города с головой.
Правильно умные люди говорят, что человек ценит имеющееся только тогда, когда теряет.
Так когда же Тея сможет вернуться домой?
Прошло чуть меньше полугода с того момента, как Тея смогла спастись от, казалось бы, неизбежной смерти. Волосы вдруг прекратили терять пигмент, окрашиваясь в серебристый цвет, дыхалка восстановилась – норвежка больше не задыхалась при подъеме на второй этаж. Сердце не шалило, кости – а особенно колени – не ныли, провалы в памяти утратили былую активность. Воспоминаниями о прошлых злоключениях служили только верные седые пряди на черноволосой макушке и то, что в свои двадцать два года Тея выглядела на все тридцать пять. Впрочем, Бьерна это не смущало ни капли – он, сроду не знав, как выглядела Тея в двадцать лет, изначально привык к Тее за тридцать, поэтому никаких изменений не замечал.
И Хансен и вовсе было плевать на то, сколько морщинок у нее возле губ.
На хриплом выдохе норвежка прикрывает глаза и тянется рукой обратно за кофе, который предательски выскальзывает и разливается ароматной темной лужей по асфальту. Тея ругается вслух, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. Пора бы привыкнуть к тому, что любые жидкости боятся ее, как огня. Тея даже воды выпить не может – постоянно давится. А та история, когда Хансен едва не утонула в  неглубокой луже…
Двуликая неловко поднимается с корточек, разгибается и оглядывается. Кажется, вон тот магазин, куда послал ее Бьерн за продуктами. Вообще-то, если совсем уж честно, мог бы и сам сходить – а то Тее не очень улыбается шаркать подошвами кед по плавящемуся асфальту и непутево шмыгать из угла в угол по небольшим островкам прохладных теней.
Она заходит в прохладное светлое помещение и наконец вдыхает полной грудью. Сейчас Хансен готова руки, ноги и щеки целовать тому прекрасному человеку, который в каком-то там лохматом веке придумал божественный кондиционер.
Она берет корзинку, запихивает в уши наушники, в которых барабанят любимые My Darkest Days, лавирует между людьми, которых, благо, не так много. Упаковка хорошего пива, блок сигарет, литр молока, две буханки хлеба… что еще просил купить Бьерн? А, фрукты и вино для глинтвейна. Потрясающе. Тея спаслась от неминуемой смерти, когда неизвестный Хранитель забрал ее годы прикосновением. Гип-гип-ура! И теперь она может позволить себе сдохнуть от алкоголизма.
Впрочем, такая смерть ей очень даже нравится.
Свет в магазине вдруг гаснет. Тея чувствует острый приступ боли и понимает, что свет погас не в помещение, а в глазах. Следующее, что норвежка помнит – недружелюбное знакомство собственного носа с прохладными плитами пола.
Она приходит в себя быстро, пожалуй, даже слишком. Сжав зубы, Тея тяжело оглядывается по сторонам и обнаруживает себя… на берегу реки? Водоем темный, почти черный, враждебно настроенный. Норвежка прекрасно знает, как ее «любит» вода, поэтому машинально отдаляется подальше от реки и вдруг находит себя под раскатистой ивой.
Сердито выдохнув, норвежка наблюдает за серыми клубами пара, что срываются с губ. Но ведь на улице плюс тридцать пять – не меньше.
Было. Здесь и сейчас градусов пять, наверное. Минус.
Зацепившись внимательным взглядом за две макушки – рыжую и темную – Тея ступает к ним. Не говорит ни слова, но смотрит внимательно, а сама натянута и напряжена, словно тетива лука. Она равняется с… подростками. Не испытывая ни облегчения, ни отчаяния, Тея только встает рядом с ними и сжимает правый кулак – на тот случай, если придется устроить небольшое, но бодрящее землетрясение.

[audio]http://pleer.com/tracks/46676487Uqs[/audio]

- Себе разбей, - буркнул под нос Калеб в ответ на вопрос брата не разбить ли ему яйца на завтрак. О еде речи вообще не могло быть, на часах уже 8:27, и опаздывать сегодня ему не хотелось, но видимо придется. Подождите, Анны, мистеры Спаносы и прочие жаждущие, сегодня я появлюсь не скоро, думал он, откидывая в сторону футболки и , ища что-нибудь менее мятое.
Потратив на поиски пару минут он плюнул и надел первую попавшуюся.
Одернувшись, он стал неспешно собираться, решив что  удивить одноклассников ранним приходом уже не получится, что ж, будем действовать по старинке, ввалимся в класс со столькоминутным опозданием, как это часто бывало.
Он закинул рюкзак за спину, спохватившись, повесил на шею наушники и вышел из квартиры.
Не успели двери лифта закрыться, как Калеба непривычно тряхнуло и голова закружилась, как волчок. Орущая в наушниках музыка заглохла, хотя к телефону он не прикасался, он это точно помнил. Резкий голос певца сменился тихим шипящим женским. Он что-то долго и неразборчиво бормотал, перед глазами то и дело возникали незнакомые места, словно взятые из мрачной фэнтезийной книги. Они нисколько не напоминали ему, все то, что он видел раньше, ни тебе заточений, ни тебе сумасшедшего бега и проносящихся перед глазами древних городов. Только мрачный мертвый пейзаж, давящие со всех сторон каменные стены, полутьма.
Еще секунда и он почувствовал, как пол стал уходить из-под ног, а к неосязаемой доселе картинке прибавился промозглый холод, звуки плещущейся о берег воды и ощущение сырости.
Еще толчок и где-то там, теперь уже совсем далеко, его тело падает вниз. Но уже не на гладкой пол, а на неровную каменистую землю. Теплую и влажную.
Когда земля под ним окончательно остановилась он тут же раскрыл глаза и поднялся, ожидая любой атаки, так как точно знал, что он больше не «дома». Где угодно: в Испании или преисподней, он знал, не догадывался даже, а точно знал, что начинается очередная аццкая развлекаловка, ибо Ио никогда не давала о себе знать просто так. А ведь она предупреждала, подумал он и тут же чертыхнулся, за минуту до? Отлично. А теперь сделай одолжение и объясни, что за хрень твориться?
- Калеб! Ты как? Здесь. И где вообще, это здесь? – раздался знакомый голос за спиной и он только сейчас почувствовал, как на его плече лежит ее ладонь. Появление Анны для него было слишком неожиданным (не могла она быть здесь, просто не могла, это невозможно), и не сразу найдя слов, он неопределенно мотнул головой.
«Как ты тут оказалась?» хотел спросить он в свою очередь, но вместо этого ответил:
- В Аду, - сказал он ей с ироничным смешком, - или где-то вроде этого, я не уверен. – рассказывать ему ничего не хотелось, он просто знал, подсказали, если хотите. Он развернулся к ней всем корпусом, переступив с ноги на ногу и чавкнув водой в кедах – он стоял у самой кромки воды. Ветра не было, но мелкие волны все равно набегали на берег. – Эээ, тетя, подожди, - предостерегающе произнес он, обращаясь к женщине, неважного вида, и, судя по сжатым кулакам, не желающую иметь дело с парой подростков. – Давай сначала разберемся?

Отредактировано Caleb Stone (13.02.2016 09:28:42)

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как меня перестали мучить ночные кошмары, очевидно возникавшие вследствие соприкосновения с миром богов. Мучившие меня бессонницы оставляли видимый след в моей жизни – вечные мешки под глазами, цвета спелой сливы, неадекватное поведение в дневное время суток, а порой и вовсе – смена между собой времени суток. Мне было в привычку просыпаться под лунный свет, пробивающийся сквозь прозрачную тюль, а мягкий отстук дождя по крыше будоражил тело, заставляя охотно просыпаться. Теперь всего этого я лишилась, по своей вине, по свойственной мне беспечности и невнимательности.
Этот день не был исключением в веренице тех, что были прежде, то же спокойное пробуждение без усталости после ночной активности, кофе с утра и душ, помогающий протрезветь от сонного оцепенения Морфея. В моей голове боле не роились бесчисленное количество мыслей по поводу того, как выжить сегодня -  лишний раз не придать значению слову, движению или даже взгляду, все могло выдать меня как Хранителя, поэтому образ мой немного походил на барби, да, такую же красивую и пластмассовую. Теперь мне не нужно было ни о чем беспокоиться, я могла делать что, как и каким образом то, чего желаю. Прежняя скованность и дымка задумчивости испарились вместе с исчезновением единственного, ради чего жили моя семья, да и я собственно – нашего талисмана.
На кухне засвистел будильник, оповещающий о приеме витаминов, жизненно необходимых для моего дальнейшего бесполезного существования; в то время, как я без особого энтузиазма вертелась перед зеркалом, примеряя тот или иной наряд. Нервно откидывая вешалку с неприглядной кофточкой цвета алого заката, беру в руки самую обычную белую рубашку, в то же время высматривая черные леггинсы с неприметным узором, завершаю образ легкой кожаной курткой и, бросив взгляд модного критика на свое отражение, с облегчением вернулась на кухню. Согласно моим мобильным данным, на улице – сущий ад, что касается температуры. Кажется, градусов 25 или 20. Машинально запивая стаканом воды из-под крана таблетку, содержащую нужные минералы и витамины, заглядываю в ежедневник. Когда-то листы черного кожаного блокнота были исписаны вдоль и поперек, не оставляя мне даже и минуты на перекус – постоянные приемы, беседы или лекции приезжих специалистов. Снова вздыхаю, легко отбрасываю волосы в сторону и листаю, листаю неприлично чистые листы, пытаясь наткнуться хоть на какую-то запись. Тем не менее, эти поиски претерпели крах, ведь еще буквально пару-тройку недель назад я собственноручно обзвонили всех клиентов, отменила все приемы на ближайшие полгода, отказалась от всех подписок, лекций и семинаров – и все это в надежде найти утерянную драгоценность.
Сегодня, кажется, я лишь обещалась встретиться со Мией, моей давней хорошей подругой. Она всегда появлялась неожиданно в моей жизни с разными по времени разрывами, то в год, то в 7 лет разницы. Но при этом, при встрече ей всегда были присущи та же бодрость и веселье, ну и, конечно, красота. Время нисколько не старило ее, а только придавала ее красоте еще более глубокую выразительность, казалось договор о продаже души дьяволу вот-вот выпадет из ее сумки, но этого никогда не случилось. Что же, приходилось верить Мии на слово и участливо, без зависти, радоваться за нее – лучшие подруги, как никак.
Уверившись в том, что все в квартире выключено, наскоро подбираю клатч и вылетаю из дома, создавая при этом шум кентавра из-за каблуков – ох, и перепадет же снова от старушки с этажа ниже, вечно придирается со своими претензиями наподобие «мои сорок семь кошек просыпаются, когда ты спускаешься, гадкая девчонка!» - и не объяснишь же ей, что дело далеко не в самих каблуках, а в ненадёжной конструкции дома, с которой, видимо, у архитектора не было времени заморачиваться.
По пути мне, к счастью, никто из знакомых не встретился, что довольно необычно, но приятно. Когда ты избавлен от постоянной, натянутой вежливости – все становится легче, мир даже играет другими красками, и сейчас, шагая по разгоряченному асфальту, мне кажется, что груз, лежавший на плечах такое долгое время, не давал мне увидеть мир таким, какой он есть, со всеми его достоинствами и недостатками. Подходя к столику в кафе, где мы предположительно должны были встретиться, обнаруживаю, что он пуст, хотя, должно быть, я опоздала, как минимум, на минут пятнадцать. Аки гордая, но одинокая кошка присаживаюсь за стол и смотрю по сторонам, надеясь заметить в толпе красное яркое платье в горошек, фотография которого еще с утра была прислана. Нетрудно догадаться, что Мия действительно ждет нашей встречи – от этого на душе теплеет. От устремленных в мою сторону взглядов официантов становится не по себе, дежурно улыбаюсь, скрещиваю руки и подаю знак, что заказ сделать еще не готова. Какие они прирученные, эти официанты, их обязывают осаждать клиентов, дабы заработать лишнюю копейку.
Поскольку на дворе стояло жаркое лето, половина столиков была перенесена на улицу, но прикрыта тентом в целях укрытия территории от солнца; в самом помещение было несколько кондиционеров, все это создавало иллюзию приятной прохлады. В какой-то момент времени, рассматривая прохожих, которые, наивно полагающие, что за ними никто не наблюдает, пересекали улицу совсем рядом, замечаю одну девушку, красивую, с яркими рыжими волосами. На вид ей не больше восемнадцати, но держится она на все двадцать, ровная и уверенная похода заставляет нервно подергаться и призадуматься о собственной зрелости. Вглядываясь в силуэт удаляющейся прекрасной нимфы, я не замечаю, как вокруг темнеет – постепенно теряю самообладание, а затем и сознание.
Мягкая, шелковистая поверхность приятно щекочет лицо, но ниоткуда взявшийся холод и повышенная влажность заставляют резко раскрыть глаза. С небольшой болью в голове опасливо приподнимаюсь и вижу перед собой совсем не городскую площадь и даже не надоедливых официантов, так старающихся обычно мне угодить. На какой-то момент все это кажется одним красивым, но до дрожи жутким, сном, такого рода, когда человек желает обрести покой, не тот покой, о котором Вы можете подумать, а душевный, душевный покой. Часто людям снятся подобные места (реки, берег моря, пещеры), которые способны успокоить их разум. Но вскоре приходит осознание того, что это далеко не сон, а самая настоящая реальность. В руках ощущается неприятная скользь росы, а в нос бьет неприятный запах затхлости. Все это ошеломляет. Пытаюсь встать, но получается не с первой попытки. Спустя череду вздохов и усилий, мне-таки удается подняться и осмотреться. Недалеко виднеется прекрасная ива, которая украшает исток реки. Возникает чувство дежавю, словно, когда-то я здесь бывала. Под ивой же движутся три силуэта. Кажется, я здесь не одна. Вряд ли, это проделки одного Хранителя, не припомню такой силы, способной на создание настолько правдоподобной иллюзии. В конце концов, если это и иллюзия, то в ней есть брешь, которая обнаружится, так или иначе.
Проваливаясь каблуками ступая по влажной земле, медленными шагами направляюсь к незнакомцам, судя по их движениям, которые казались не менее потрясенными и неуверенными. Если присмотреться, там две девушки и юноша. Приближаюсь еще немного и, наконец, могу в полной мере осмотреть своих предполагаемых «друзей по несчастью». В одной из девушек я узнаю эту рыжую школьницу, проходившую рядом со мной.
- Ты! – необычно для себя повышенным тоном обращаюсь к девушке, - я видела тебя! Там, возле кафе. Что все это значит? Мне было больше некого спрашивать, винить и осуждать, как не ее, она была последней, кто связывал меня с реальным миром, а, значит, с нее придется и начать.

Отредактировано Dionne Kitas (17.01.2016 22:22:34)

Тея усмехается, так, будто ей не впервой разъяснять маленьким глупым детям, что они попали в руки Адиа. Что в этом такого? Стандартная процедура, сейчас осмотрят, введут какую-нибудь дрянь и отправят гулять по маковым полям. Следующий! Не задерживайте очередь.  Но он ее не видит, опускает голову, ища более сухое место. Мокрые кеды – это не дело, даже если ты в тартаре. Все чавкает, хлюпает, холодно, бррр.
- Знаешь? – переспрашивает ее Калеб, не поднимая на нее головы. Вот тут вода не достает, отлично. – Может и как выбраться тоже знаешь?-  он вскинул голову и вызывающе посмотрел на нее. Очень уж не нравилось ему как она держалась. Слишком спокойно, слишком буднично, будто ей действительно известно где и зачем они собрались, только рассказывать не торопится, слишком скучно для нее это дело. Но нет, откуда ей знать? Тут они лишь по странным стечениям обстоятельств, и занесены они сюда совершенно рандомно, и конца этой бредятины они тоже дождутся.  Не выйдет же из-за куста какой-нибудь запыхавшийся мужичок с кучей бумаг, не проверит списки и, удостоверившись, что ни его, ни Анны, ни Теи в них нет, не скажет, сбиваясь через слово, что произошла ошибка и он сейчас все исправит. А затем не щелкнет пальцами, что бы Калеб продолжил ехать в лифте.
Это только бред, как выразилась одноклассница, не в смысле сон, а в смысле бред. Не более. И добавлять ничего не стоит, но на констатировании сего факта Николаос не остановилась. Сейчас он рад бы был переметнуться к незнакомке, состроить покерфейс, побыть в тишине, само то было спокойно обдумать что делать дальше. Настрой Теи начинал нравится ему все больше и больше с каждой новой фразой Анны. Она просто заваливала их глупыми вопросами и еще более бессмысленной болтовней. Калебу впору было браться за щеки и оттягивать их вниз в отчаянии. Еще и глаза можно было бы закатить. Ну к чему, скажите к чему начинать истерить, засыпая вопросами, когда и так понятно, что ничего не понятно. Зачем вносит еще большую неясность в кучу непонятного. Давайте оставим все как есть, может быть оно само собой рассосется.
К счастью ни того ни другого он сделать не успел. Кусты и впрямь зашевелились, но из-за них показался не  маленький пухлый человек в коричневом костюме (почему-то клерки всегда виделись ему такими), а очередная особа женского пола, отчего-то с порога набросившаяся на Аннушку.  Тут-то он уже поднял глаза к небу, к слову неба-то и не было - сплошная сводчатая чернота. Ну да не об этом. Девичьи пререкания никогда не нравились ему и соваться в эти разборки он не собирался. Еще его крайним сделают. Ага, счаз, сами решайте свои вопросы. И он развернулся к воде. Тихие волны укачивали, кружили голову, притягивали к себе внимание и как будто глушили звуки. Набежавшую сонливость он смахнул рукой. Надо же, не прошло еще и четверти часа, а он уже вымотан до крайности.
- И все же, - обратился Калеб к Тее, опускаясь на землю. Ноги совсем его не держали, - ты видела  это? – он еле ворочал языком, хотя и не осознавал этого. Голова его коснулась теплого влажного берега и он провалился в сон.

― Хотите сказать, что уже здесь были, раз так уверенно утверждаете, что это Ад?
― Ага, была, ― Тея неохотно поворачивает встрепанную нервным ветром голову в сторону рыжеволосой девушки, не считая нужным вышеназванное нежелание скрывать. Тонкие губы вздрагивают в язвительном смешке, правая бровь уползает вверх. ― Каждый месяц сюда хожу, когда приходят счета за коммунальные. 
Она ловко уходит от прямого ответа на заданный вопрос – и неспроста: норвежка просто не знает, как объяснить собравшимся здесь людям, что причиной распознавания царства мертвых стали две вещи: наблюдательность и интуиция. Черт с ней, с наблюдательностью, ее понять можно. Но интуицию? Это как наивно поверить в религию и слепо следовать за ней.
Впрочем, в этом мире слишком сложно быть атеистом и жить без богов.
― Может, и как выбраться тоже знаешь? ― голос подает мальчишка. Тея, все еще глядя на девушку, не спешит поворачиваться лицом к собеседнику.
― Конечно. Произнеси три раза «абракадабра», дважды окунись голым в эту, ― короткий кивок в сторону водоема, ― реку и один раз кукарекни. И ты дома.
Слова хоть и пропитаны недовольным сарказмом, звучат ровно, гладко – ни разу не спотыкаются на ухмылке или смешке. Хансен все еще не поворачивается к молодому человеку, но теперь смотрит на еще одну девушку – высокую и стройную, с копной белокурых волос. Она выглядит растерянной, впрочем, как и все здесь. Кроме Теи – ей безразлично.
Незнакомка времени зря не теряет: останавливается чуть поодаль – на безопасной дистанции – глядит на всех по очереди и цепляется взглядом за рыжую. И да начнется женское мракобесие! Хансен устало выдыхает, закатывает глаза и под звуки разгорающейся ссоры смотрит на Калеба, а потом по сторонам. Взгляд внимательный, изучающий – он царапает каждый камень на береге, каждую ветвь дерева, одежду, обувь, почему все так размыто, одни пятна, спать, черт…

― Что за херня, ― хрипло рычит Тея, отрывая невыносимо тяжелую, словно свинцом налитую, голову от земли. Склонившись, норвежка касается сухой ладонью лба, устало массирует пальцами виски – все для того, чтобы прогнать боль. И только сейчас она замечает, что находится не в своей комнате, а в сыром мрачном царстве мертвых, в компании тех, кто также внезапно заснул. Они отрывают головы от желтой сухой травы, они растеряны и, кажется, немного напуганы, впрочем, дьявол их поймет: Тея никогда не умела разбираться в чувствах людей. Единственное, в чем она сейчас уверена: не просто так их вырубило. И, пожалуй, сон – такой реалистичный и красочный – тоже неспроста.
― Какая-то мыльная хрень снилась. Про несчастных влюбленных, ― говорит Тея, глядя на всех по очереди. Норвежка занимает вертикальное положение, отряхивается, приводит себя в божеский порядок. ― Вам тоже?

Не видит ни Калеба, ни загадочной брюнетки, ни присоединившейся к их компании блондинки… Но оборачивается и видит еще одну незнакомку. Та будто ее не замечает. Анна замечает слезы в ее глазах и более не может отвести от девушки взгляда. Двуликая молча наблюдает, как она что-то ищет, напряженно вглядываясь в ее нервные движения.
- Что ты ищешь? – Голос ее звучит совсем тихо, будто находится где-то далеко, за невидимой стеклянной крышкой над головой. Девушка продолжает искать и уже спускается к воде. Анна вдруг чувствует беспокойство – кажется, река очень глубокая.
- Стой, куда же ты? – Ее голос по-прежнему где-то «за» этой картинкой. Девушка никак не реагирует, она не слышит ее и скрывается в темной воде. Куда же ты? Тут же появившаяся из воды ива совсем не удивляет ее. А потом Анна видит юношу и как он безжалостно вонзает в иву нож, что пронзает белый листок бумаги. Анна не видит, что написано. Отсюда не может прочесть. Тянется к иве, но словно не умеет ходить. А пальцы тем временем сжимают жесткую траву под щекой. Девушка просыпается так же быстро, как и уснула. Так это все сон. Но сейчас… Теперь Анна уверена, что находится не во сне и не в какой-то ловушке подсознания своего героя. Настолько отличался сон минуту назад и то, что сейчас.
Она медленно поднимается на ноги, отряхивая травинки с ладоней, не обращает внимания на ругательства брюнетки и молча идет к иве. Подходит к ней близко-близко, так, что ее лицо озаряется холодным синеватым светом от кроны дерева. Прикоснувшись к ней, Анна делает пару шагов вокруг изогнутого ствола и замирает. Серебряный нож, записка – все так же как и во сне. Двуликая не долго думая кладет ладонь на рукоятку ножа и легко его вытаскивает из коры дерева, забирая левой рукой записку. Бумага уже не такая белая, как когда-то была. Чуть сожмешь этот листочек пальцами и он тут же рассыпется прямо в ладони на радость игривому ветру.
- Тоже. – Отзывается на вопрос Теи, уже подходя к проснувшимся ближе и показывая в руке записку. Нож крепко, но без напряжения держит правая рука, что опущена вниз. Можно и не сразу заметить это небольшое оружие.
Блондинка говорит о какой-то легенде, о том, что они находятся действительно в Царстве Аида и что перед ними самая что ни есть плакучая ива. Как ни странно, все раздражение уже исчезло и Анна не то, чтобы не злится на эту девушку, ей стало как-то совсем все равно. Чувства будто остыли в этой сонной прохладе, и, кажется, она вот-вот впадет в свой очередной ступор. Но пока этого не случается.
- Она искала кольцо. – Задумчиво произнесла рыжая и зачем-то пояснила: - Та девушка. Ива.
И, видимо, не нашла. Записка подсказала выход. Все, что надо сделать, чтобы выбраться из этого места – это каким-то образом пройти мимо Цербера. Либо с помощью кольца, но здесь возникает вопрос: а сколько человек по одному кольцу могут пройти? Анна тут же подметила, что если у нее и окажется это кольцо, то она однозначно вытащит Калеба. Эти же две девушки ей совсем незнакомы, хоть они, конечно, и не заслуживают остаться здесь навсегда. Но это лишь догадка. Может кольцо позволит пройти и всем четверым. Но надежда на шанс найти это заветное кольцо мала, потому что прошло уже так много лет и если оно где-то совсем рядом, то уже давно скрыто травой и землей или утоплено в иле под черной водой. Либо нужно обмануть Цербера или даже его победить…
- У вас есть способности, что смогут помочь одолеть или обмануть Цербера? – Она почти уверена, что ее силы и этого ножа хватит, чтобы справится с чудовищной собакой, но лучше узнать что-то и о своих спутниках, раз уж они все здесь собрались. – Калеб, неужели ты тоже имеешь свой маленький греческий секрет? Кто же ты? – Ранее она не замечала за одноклассником ничего необычного и сейчас, когда до нее наконец все дошло, удивленно на него смотрела.

Гладь озера едва заметно дрогнула, когда узкий листочек с дерева, кружась, опустился на поверхность воды. Пока что окружающая действительность мало напоминало зловещее царство мертвых. Никаких тебе призраков, адских стражников, крылатых демонов. Может, можно успокоиться и расслабиться?
Не считая тихих голосов вокруг была тишина. И в этой тишине отчетливо и громко, до рези в ушах прозвучало:
― Смертные! Добро пожаловать в Тартар – на первый этап Олимпийских Игр. Ваша задача здесь – выжить. Только самые сильные достойны нашего внимания.
Казалось, на мгновение вся природа замерла от этого голоса. Но вот озеро тихо булькнуло, и над его поверхностью показались две маленькие головы. Как будто декоративные крокодильчики с длинными шеями высунулись посмотреть, что такое произошло на поверхности. Головки повертелись по сторонам и уставились на четверых людей черными внимательными глазенками, высунув длинные язычки из улыбающихся пастей. Полюбовавшись на Двуликих, головы почти одновременно нырнули обратно в озеро. Снова воцарилась тишь да гладь. Как будто глас с небес совсем не касался трех девушек и парня. Может, кого-то другого ожидают неприятности? Или все-таки именно вас? Не стоит медлить с решением.

На моем лице застывает выражение отвращения - нахмуриваются брови и морщится нос, приподнимается верхняя губа, а нижняя опускается, рот приобретает угловатую форму. Это вызвано неведомым прежде чувством гнева ко всему – от мала до велика, от живого до мертвого. Тартар не может не оставить след на том глупце, которому вздумалось оказаться здесь. Раз вступив за черты царства мертвых – человек никогда не возвращается прежним, если вообще возвращается. Боги жестоки и неразумны, позволив обычному человеку без его желания оказаться здесь – в объятьях призрачной смерти. Каждой клеточкой своего тела я чувствовала холодное прикосновение надвигающейся гибели, ранее незаметные белесые волоски вставали дыбом. Это уже даже не просто игры с огнем, это самое что ни на есть путь к боли и страданиям. И едва ли у меня есть хоть шанс выжить здесь. Цербер, ядовитые травы, отравляющий туман, твари неведомой сущности, даже воздух здесь был не такой, как на поверхности. Теперь, вдохнув полной грудью после сна, казалось, что дышат здесь не кислородом, а просто примесями частиц мертвых тел. Все еще сижу на холодной земле, перемеженной с маслянистой травой.
Рыжая, словно, сойка, девушка первая заговорила о сверхъестественной природе всех присутствующих, не забыла упомянуть о кольце, которое теперь предположительно становилось якорем спасения. Горько усмехаюсь на протяжении всех глупых диалогов, по тону больше похожих на оправдание сына, который получил двойку по литературе и отчитывается перед мамочкой. «Ой, я, конечно, не человек, но толку от меня не будет! Могу посторожить, пожалуй, где-нибудь еще, только не в воду. Да и вообще, Вы небось очень сильные!» - вот и вся компиляция произнесенного сейчас бреда.
― Смертные! Добро пожаловать в Тартар – на первый этап Олимпийских Игр. Ваша задача здесь – выжить. Только самые сильные достойны нашего внимания.
«Теперь все становится до безобразия понятным. Я так боялась этого, молилась этим чертовым богам не вмешивать меня в подобное. Но кто я такая, чтобы ко мне прислушиваться? Жалкое, слабое, возможно, глупое порождение хаоса. Но боги постоянно забывают, что созданы мы, - приложив небольшое усилие, встаю с земли, отряхиваюсь от зыбкой грязи, и смотрю на поверхность воды, жаждущую смерти любой жизни, что бродит рядом, - созданы по их подобию и обладаем не меньшим умом, ловкостью и смекалкой».
Выпрямляюсь, слегка откидываю голову и с превеликим, прежде неприсущим мне, презрением всматриваюсь в глаза двуликих. «Двуликие, я знаю мало о Вас, но, кажется, Вы знаете о себе еще меньше». С некоторой злостью срываю браслеты с руки и кидаю в злополучное озеро, прямо туда, где появлялись смертоносные посыльные. Случившаяся перемена во мне сперва озадачила меня, новоприобретенная способность к жизни придала сил, но распирающее чувство постоянной злобы и презрения подавляли мой настоящий характер. Я стала другой, злой, возможно, потеряла контроль над собой и своей душой. Тартар, отпустишь ли ты меня?
- Меня зовут Дайона Китас, не очень приятно познакомиться при таких обстоятельствах, - уголки губ сомкнуты в усмешке гнева, - Вы, похоже, не понимаете, какой силой обладаете на самом деле. Двуликие, носители героев. Вы способны менять ход истории, влиять на целые империи, свергать королей. Но к моему счастью, из себя Вы представляете жалких представителей своего рода. Школьники и отчаявшаяся.
Замечаю в себе еще одну перемену – отсутствие жестикуляции. Обычно при беседе невербалика сопровождает мою речь на каждом слове, помогая донести смысл сказанного до слушающего, ведь мозг человека устроен таким образом, что он обрабатывает миллионы сигналов одновременно и фильтрацию проходят 90 %. Жалкие люди, как Вы смели вступать в игры с Богами?
- Простите мне мою прямолинейность, в конце концов, мы не на бразильском фестивале, чтобы утешать друг друга глупыми рассказами о светлом будущем, о милосердии богов, - взмахиваю рукой и приподнимаю бровь, - я – человек, - акцентирую внимание присутствующих на этом, понижая голосовые обертона, они четко должны осознать мою непричастность к играм, - всего лишь человек, - тихо усмехаюсь.
Смиренно опускаю голову, чуть раздраженно разминаю шею и наблюдаю. Их настороженные, напряженные взгляды пронизывают меня с ног до головы. Что это? Кажется, страх и тревога. Почему я все это наговорила? Жалкие, бесполезные? «Самое что ни на есть бесполезное существо здесь – ты, Дайона», - от этого становится еще хуже, до боли сжимаю кулаки, чувствуя хруст костяшек. Словно несуществующая прежде гордость уязвлена моей человечностью. Я бездумно отвергла помощь единственных нелюдей, которые были бы способны вытащить меня отсюда… есть ли путь обратно?
- Но знаете, что еще я скажу – бояться это не то, чего следует стыдиться. Вы, - обращаюсь к младшим коллегам по путешествию в Тартар, - совсем еще дети. Принимая тот факт во внимание, что вы Двуликие, это не делает Вас Гераклом или… Персеем. Вы просто дети, - тихо выдыхаю, закрываю глаза и делаю невероятные мысленные усилия, чтобы успокоить бушующую лаву гнева внутри. – А тебе, похоже, была дарована сильная способность, но не менее рискованная слабость, - обращаюсь к девушке с такими синяками под глазами, которые видимо были с ней с рождения.
- Получается, - нервный смешок пробивается сквозь плотно сомкнутые губы, - я – единственная, кто пойдет туда! – почти кричу. Не могу больше сдерживаться, меня разбирает гомерический смех и я, будто решившись любого чувства самосохранения, ринулась к берегу озера. Ступая по вязкой грязи, мне все казалось, что я сошла с ума, Тартар ментально разрушил меня. Нечего терять. Да?
Оказавшись у самой воды, останавливаюсь, повсюду мерещатся голоса умерших, призывающих присоединиться к ним. Броско скидываю туфли и падаю на колени перед кромкой воды. Смотрю на собственное отражение и не узнаю себя. «Дайона Китас, убей их» - говорит незнакомый, но настойчивый голос внутри меня. Дрожь пробирает все тело.

Пора бы вам вспомнить все поговорки, где упоминаются слова "тихий омут". Иногда там водятся существа и пострашнее чертей.
Вода оставалась недвижной, когда к ней приблизилась Дайона. Но лишь к ней присоединилась рыжая Двуликая Гектора,  от тихого озера остались лишь воспоминания, предаваться которым было отнюдь некогда. Из воды разом взвился десяток длиннющих змей, ощеривших пасти. Любопытные мордочки были теперь хищными голодными тварями. Двигались они не синхронно, но создавали впечатление единого организма, возможно потому, что головы одновременно издали пронзительный вопль-визг, от которого зазвенело в ушах. А где-то под водой было их продолжение. Или еще десяток змей? Длинные змеиные тела, как щупальца, обвили ноги Дайоны и Анны, затаскивая их в воду, лязгая пастями. С клыков капала зеленоватая жидкость довольно агрессивная на вид. Одна из голов, не занятая транспортировкой девушек, сурово глянула на оцепеневших Двуликих, стоящих на берегу, и полыхнула огнем поверх их голов, заставляя тлеть ветки окрестных деревьев. Эдакий предупредительный огонь - не стоит мешать чудищу тащить обед в свое подводное логово.