Под небом Олимпа: Апокалипсис |
|
ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет |
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности. ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ 7 : 21 |
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин |
|
НОВОСТИ ФОРУМА 
|
||
|
КОМАНДА АМС 
|
НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky от Аделаиды
|
ХОТИМ ВИДЕТЬ 
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Елисейские поля » В этом теле мало меня теперь, она в каждой жилке скулит, как зверь (c)
Название: в этом теле мало меня теперь, она в каждой жилке скулит, как зверь. (c)
Участники: Скар, Ксав.
Место: Тартар, сады Асфодела.
Время: первый день в Царстве мертвых, 23 марта 2013 года в реале.
Время суток: будет меняться по ходу отыгрыша, в самом начале утро.
Погодные условия: примерзкие.
О сюжете: на земле людей пугают адом. А чем пугают тех, кто уже в аду? 
[audio]http://pleer.com/tracks/5645287Wrge[/audio]
Отредактировано Xavier Defoe (06.12.2015 18:46:09)
Всего неделя прошла с того момента, как Скарлетт выписали из больницы. Родился мальчик – крепкий и здоровый, без каких-либо физических отклонений, слава богам и чудовищам. Назвали Байроном – имя предложил Ксавьер, и Кэтти оно ужасно понравилось – хорошо звучит, мягко, а еще приятно отдает чем-то литературным. После родов Скарлетт пришла в себя быстро, что неудивительно вовсе – не человек же, а наполовину чудовище, хотя скажите эти слова вслух – и Кэтти разразится такими криками, что полпланеты на уши встанет.
Перед выпиской Скарлетт с ужасом осознала, что ни один из ее детей не был похож на мать: Минни в свои четыре года была полной копией Бласта, а Байрон уже сейчас поблескивал зелеными глазами, периодически пытаясь дотянуться до черноволосой, как у отца, макушки. И Минни, и Байрон были совсем не крикливыми детьми, а тихими и спокойными, в отличие от матери, которая и по сей день любила повышать голос по очевидным причинам или без них.
― Он – твоя полная копия, ― хмыкнула Скарлетт, глядя то на Дефо старшего, то на младшего. ― И ни капли не похож на меня! И Минни не похожа.
― Слава богу, ― с саркастичным облегчением выдохнул Ксавьер, за что сразу схлопотал от жены сердитый взгляд темных глаз и немой выговор.
По возвращению домой Скарлетт исчезла из поля зрения домочадцев быстрее, чем платья от именитых дизайнеров исчезают с магазинных полок в финальный день распродаж. Не желая демонстрировать родственникам впалый живот и располневшие ноги, Кэтти моментально спустилась на цокольный этаж, где ее ждал небольшой, но эффективный тренажерный зал. Новорожденного сына она оставила на совести отца и Адель и на любые уговоры провести с ребенком хотя бы немного времени отвечала категоричным отказом, мотивируя это тем, что не хватало еще, чтобы сын ее запомнил толстой, впрочем, как и Ксавьер. И все же к Байрону Кэтти питала куда более теплые чувства, чем в свое время испытывала к Минни. Мальчишка действительно был очень похож на отца – на того самого, который был рядом с сыном, но что важнее – рядом со Скарлетт. И Кэтти Ксавьера бесконечно любила, хотя и редко признавалась в этом – и себе, и ему. Ее любовь выражалась не в словах, а в поступках, которых порой не замечала даже она. Например, после очередной ссоры Скарлетт, с раздражением подняв белый флаг, пришла к Ксавьеру сама – это было сложно, невыносимо сложно, но Кэтти держалась мужественно и героически справилась. Она будила его по утрам вместо будильника, ласково касаясь губами щеки или уха, - пожалуй, такое пробуждение было лучше, чем навязчивая мелодия, раздражающая даже стены. Скарлетт завязывала ему галстук и заставляла делать то, чего никогда не просила даже у Минни – одеваться теплее.
Впрочем, через два месяца совместной жизни, Скарлетт отказалась выпустить дочь на прогулку без шапки. Адель, покосившись на Кэтти, поджала губы и от растерянности попыталась натянуть девочке на макушку не шапку, а одну из кошек Кэтти, за что тут же получила выговор.
Скарлетт нравилась ее жизнь, пусть и перевернувшаяся с ног на голову. И причиной тому был Ксавьер. Да, он ворвался в жизнь Скарлетт так, как врывается в дом ураган, опрокидывая мебель, разбивая стекла и раскидывая вещи. Ты сперва пытаешься умирить бурю, противоборствуешь и бастуешь, а потом вдруг понимаешь, что кресло лучше смотрится рядом с камином, а стекла давно пора было выбить – вон, какой ветер приятный. Скарлетт не сразу осознала, что с Ксавьером ей хорошо – она даже пыталась обманывать саму, убеждая, что оно того не стоит, ведь все получится также, как в случае с первым мужем. И каждый раз, ловя его запах и глядя в невыносимые глаза, чувствовала трещины в собственной решимости. В конце концов, уверенность и вовсе сломалась – и Кэтти впервые за долгое время поняла, что счастлива не победе, а поражению.
И с появлением Байрона не изменилось ничего, хотя Скарлетт переживала, что Ксавьер замкнется на сыне – детей он всегда любил. Дефо не замкнулся, он не стал любить жену меньше, и Скарлетт поняла, что дети ей не враги, они не собираются отбирать у нее Ксавьера – и Скарлетт расцвела еще больше, делясь хорошим настроением не только с мужем, но и с сыном, и с дочерью.
Хорошее настроение у Кэтти гарантировало великолепную атмосферу в доме. И наоборот. Вот и сейчас, сидя за туалетным столиком в спальне, Скарлетт жеманно улыбается мужу, кокетливо глядя на него через зеркальное отражение.
― Я готова, ― торжественно сообщает она, мягко поднимаясь на ноги, ― идем.
Сегодня один из тех долгожданных вечеров, когда она может выбраться в люди и показать себя, а не огромный живот или располневшие ноги.
Скарлетт жмет на дверную ручку, выходит в коридор и понимает, что это совсем не коридор, а сад. Интуиция мгновенно сворачивается в ком и скатывается в самый низ живота, не забывая при этом бить тревогу. Кэтти сердито хмурится, а потом оборачивается – сзади стоит Ксавьер, но двери, через которую они сюда попали, больше нет. Зато есть огромные деревья, кустарники и цветы – необычные, нереальные. Создается ощущение, что Скарлетт оказалась на страницах тех сказочных книг, что Адель читает Минни на ночь.
― Не смотрри на меня так, ― она поднимает голову, встречаясь взглядом с мужем, ― это не я. И я понятия не имею, что прроизошло.
Все-таки Ксавьер знает, что Скарлетт связана с тем мифическим, что происходит в Афинах. Логично предположить, что в чудесах он сразу обвинит ее.
[audio]http://pleer.com/tracks/608581egcE[/audio]
[audio]http://pleer.com/tracks/56932382wOq[/audio]
Жизнь стала совсем другой. Каких-то пару лет назад он и подумать не мог, что все для них может сложиться подобным образом. Разумеется, эти двое не вписались в рамки рекламных эталонов а-ля мать, отец, два разнополых ребенка и огромный слюнявый лабрадор. А еще, непременно, двухэтажный дом с белым забором и веревочными качелями во дворе. Впрочем, если смотреть издалека, казалось, что их семья устроена почти по маркетинговому талмуду. За исключением того, что Микаэлла не являлась кровной дочерью Ксавьера, Байрона не был запланированным ребенком, да и по сути они воспитывали практически троих детей. Адель, юная няня Минни, с первых дней знакомства воспринималась Дефо как еще один ребенок. Она была трогательно скромной и пугливой. Откровенно говоря, ей самой порой не помешала бы нянька. В общем, весьма занятный в итоге получился винегрет. И, что стало самой главной неожиданностью, такая схема идеально сработала для Ксава и Скар. Они изменились. Без принуждения и ломок. Весьма органично, будто бы это было совершенно естественно. Впрочем, так оно и было. Нет, они не изменили себе. Скарлетт не утратила врожденной капризности, а Ксавьер язвительности. Но разве эти, казалось бы, дурные качества, не идеально дополняют друг друга? Капризы миссис Дефо то и дело раздувались, словно яркие праздничные воздушные шары, а язвительность мистера Дефо, как стальная иголка, легко и быстро с ними расправлялась. Бух и вот уже вниз летят цветные ошметки. Она смеется, смотрит с вызовом или наигранно дуется. Он привычно непроницаем. Детям, похоже, нравилось за этим наблюдать. Потому что в этом действе не было истинной агрессии. Это была игра. Увлекательная и подстегивающая интерес, но никак не призванная всерьез ранить друг друга. Чем ни гармония?
Верил ли Дефо, что в итоге они придут к тому, что имеют сейчас? Черт подери, конечно же нет! Да и кто бы поверил, зная их прежних, таких взрывных и вечно ломающих друг друга и то немногое, что им удавалось построить до очередного конфликта. Между ними постоянно возникали бури, а штили были столь кратковременны, что их не всегда получалось заметить. Они постоянно тонули, выныривали, чтобы сделать краткий глоток свежего воздуха и вновь погружались в пучину. Страсти, непонимания, обид и раздражения. И что же теперь? Неспокойное море превратилось в лесное озеро? С прозрачной водой и незатейливой жизнью? Конечно же нет. Покой им по-прежнему только снился. Но волнения стали приятными, а бури волнующими, но не опасными. Теперь они осознали, чем стоит дорожить. Им было за что держаться. Они обрели то, что не задумываясь могли поставить выше гордости и самих себя. Жизнь, как оказалось, воистину, может быть невероятно непредсказуемой.
- Мистер Де, - звонкий голос дрогнул, запнувшись о невидимое препятствие.
- Ксавьер, - он едва заметно усмехается. Не ядовито, даже доброжелательно. И откладывает в сторону каталог с различными породами древесины, - для начала. Может, когда-нибудь настанет такой день, что ты осмелеешь ровно настолько, чтобы звать меня Ксав.
- Ой, - совершенно искренне теряется юная девчушка, и смотрит на него исподлобья.
- Неужели это настолько пугающе? - он улыбается и переводит взгляд на белокурую макушку, что выглядывает из-за ее ног. - Минни? - голос нарочито серьезный.
- Нет, - детский голос звучит уверенно и таит в себе отзвуки зарождающегося смеха.
- И кто же вы, юная леди? - он поднимается с кресла, делает пару шагов в направлении своих собеседниц и присаживается на корточки.
- Принцесса Одетт, - голубые глаза радостно щурятся. Ксавьер, как и всегда, собирается подыграть маленькой фантазерке, но его прерывает Адель.
- Простите, эм, прости, - пауза, девичья рука подрывается к волосам, чтобы убрать итак заправленную за ухо прядь, - Ксавьер. Скарлетт просила тебя подняться к ней.
Он хмыкает, подмигивает Минни и вытягивается в полный рост. - Ну, раз ты принцесса, то она королева. Придется подчиниться, - будь в комнате Скарлетт, Дефо ни за что не произнес бы ничего подобного. Зазнается же, а ее самомнение итак с трудом помещается в доме. Но между собой они вполне могли потешить ее самолюбие, пусть и в слегка ироничной манере, понятной разве что самому Дефо и отчасти Адель.
Стоит признать, что она много работала, чтобы прийти в форму. И сейчас, смотря на то, как Скар радуется собственному отражению в зеркале, даже Ксавьер посчитал бы перегибом палки ерничать насчет ее фигуры. Да и поводов для этого серьезно не было. Впрочем, она ему и с несколькими лишними килограммами нравилась. Забавная такая, уязвимая. Правда, излишне ноющая. В этом и была главная причина порадоваться тому, что она достигла желаемого.
Она улыбается и он невольно цепляется взглядом за пухлые губы. Впрочем, Дефо и в Африке останется Дефо.
- Готова, уже? - удивление слишком явное, чтобы быть искренним. Он бросает беглый взгляд на часы. - Всего на сорок минут от обещанного времени опоздала. Это рекорд. Стоит его отметить. - губы обозначают привычную ухмылку. Когда она проходит мимо, он придерживает ее за талию, опускает ладонь на затылок и притягивает к себе. А затем целует. Нежно, но настойчиво. Теперь его губы тоже малиновые и источают аромат ягод. Он не произносит этого вслух, но взгляд Дефо говорит красноречивее любых слов. Ты отлично выглядишь. Настолько отлично, что может к черту этот выход? Запремся в спальне и .... Но она тянет его к выходу и он повинуется. В ожидании тоже есть своя прелесть. С этими мыслями он покидает комнату, но почему-то оказывается вовсе не в коридоре.
[audio]http://pleer.com/tracks/2725637uxUn[/audio]
Что за фокусы, женщина? - брови мужчины хмуро съезжаются на переносице. Он знает про ее секрет, но по-прежнему относится к этой стороне жизни своей жены очень настороженно. Впрочем, Скарлетт буквально прочитала его мысли и сразу же поспешила оправдаться. Дефо в курсе, что Скар далеко не мать Тереза и умеет весьма искусно врать. Но сейчас он ей верит. И это его ни на йоту не радует. Лучше бы она была в курсе того, во что им не посчастливилось вляпаться.
- Мы во всем разберемся, - произносит твердо, но негромко. Ни к чему привлекать к себе излишнее внимание. И крепче сжимает ее руку. У него очень паскудное предчувствие. Ощущение такое, будто бы он вот-вот потеряет что-то важное. И вот одной руки ему уже мало. Притянув жену к себе, Ксавьер хватает ее за плечи. Катись в тартар, интуиция. А ведь все так хорошо начиналось. Треклятая Греция и ее полоумные Боги. Зря он все-таки не увез их всех в Англию. Но ничего, дайте только выбраться отсюда.
― Конечно, мы во всем рразберремся, ― уверенно хмыкает Скарлетт под аккомпанемент бешеной интуиции, что неистово бьет тревогу в самом низу живота, умудряясь отдаваться громким треском погребального костра в висках и ушах. Решимость наиграна, но ничем Скарлетт не выдает сомнения – знает прекрасно, что шаткость сделает только хуже. Но если в твердом голосе не звучит ни ноты сомнения, то в темных глазах… и Скарлетт, отнюдь не высокомерно вздернув подбородок, отворачивается от Ксавьера. Из-за быстрого движения ее каштановые локоны, игриво подпрыгнув в воздухе, касаются мужского подбородка и мягко ложатся обратно на плечи. Слышится аромат дорогой туалетной воды, ласкового шампуня для волос и совсем немного – одеколона Ксавьера.
― Парру лет назад я с таким уже сталкивалась, ― шепчет Скарлетт, не желая привлекать внимание незваных гостей. Она не понимает еще, что нежелательные гости здесь лишь одни, и это они. ― Боги перреместили нас в Дрревнюю Гррецию. Туда, где не было ни ванной комнаты, ни салонов красоты, ни магазинов. Именно там, кстати, в самый перрвый день, я рродила Минни, ― эта информация для Ксавьера новая: Скарлетт, зная прекрасно, что Дефо не поклонник всего, что связано с обратной стороной Афин, нарочито умалчивала о некоторых злоключениях. ― Там же убили моего перрвого мужа, ― она не называет его имени. Никогда не называла, однако не стеснялась упоминать о нем вслух, при Ксавьере или Минни, без разницы. К Бласту Кэтти остыла уже давно и не видела ничего зазорного в том, чтобы лишний раз обмолвиться о бывшем супруге. Правда, истина о том, что о мертвых либо хорошо, либо ничего, Скарлетт была неизвестна. Или она и вовсе не хотела о ней знать. ― Я прровела в этом богом забытом месте полгода. Черррт возьми! Целых полгода. С младенцем на рруках, ― Кэтти устало выдыхает.
По щекам ударяет сильный порыв промозглого ветра, словно заставляя Скарлетт повернуться. Она подчиняется и вновь оказывается лицом к лицу с мужем.
― На самом деле там было ужасно, ― признается Кэтти, не отводя вдруг потухшего взгляда, ― стррашно и порой дьявольски больно. Заклятому вррагу не пожелала бы прройти черрез этот ад, ― в котором Кэтти впервые словила себя на отвратительной мысли, что хочет покончить жизнь позорным самоубийством.
Ксавьеру она не признается в этом даже под дулом пистолета. Впрочем, и никому другому.
Поджав губы, Скарлетт делает шаг вперед – к Дефо. Еще несколько мгновений она смотрит мужу в глаза, борясь с острой потребностью взять и разрыдаться от бесконечного отчаяния прямо на его сильной груди. Скарлетт не понимает, почему такое испытание вновь свалилось на ее хрупкие плечи. Хотя, нет, не так: Скарлетт все понимает, но отказывается верить.
Впрочем, хватит себя жалеть.
На самобичевании далеко не уедешь, особенно отсюда.
Закусив нижнюю губу, Кэтти еще несколько мгновений смотрит на Ксавьера, а потом, легко поцеловав его в щеку, отворачивается. В конце концов, он здесь – человек. Он ничего не сможет сделать. Вся ответственность на ней. Обе жизни – тоже.
Она оглядывается, анализирует местность. По старой, оставшейся еще со школы, привычке проговаривает увиденное вслух:
― Мы в большом саду. Ррастения тут такие, словно сошли со стрраниц тех книг, которрые Адель читает Минни перред сном, ― Скарлетт осторожно приседает и касается кончиками пальцев нежно-голубых цветов. Лепестки реагируют на прикосновения мгновенно – с них сходит светящаяся пыльца и вздымается к тяжелому небу. Кэтти, ахнув от такой красоты, вдруг забывает все, что так ее тяготило. Она, словно зачарованная, поворачивается к Ксавьеру. Блестящая в тусклом свете пыльца искрится в темных локонах, застывает на длинных ресницах, касается приоткрытых губ, скул и щек. ― Как в сказке, ― шепчет она, не в силах скрыть воодушевленной улыбки.
В сказке всегда побеждает добро. Но для этого нужно столкнуться со злом.
Очаровательную атмосферу вдруг нарушает сиплый женский голос, и Кэтти не может понять – это происходит лишь в ее подсознании или наяву.
― Смертные! Добро пожаловать в Тартар – на первый этап Олимпийских Игр. Ваша задача здесь – выжить. Только самые сильные достойны нашего внимания.
― Ты тоже это слышал?
[audio]http://pleer.com/tracks/4492007vEqt[/audio]
[audio]http://pleer.com/tracks/6497948dGlI[/audio]
― Конечно, мы во всем рразберремся, - произносит Скарлетт, да вот только сама в это ни на йоту не верит. Как и он сам. И Дефо это чувствует. Внутри англичанина закипает ненависть. Он смотрит на свои руки и будто бы не узнает их. Это не кожа, а мешанина из карандашной зарисовки и красок. Все вокруг будто бы одна большая ожившая иллюстрация. Ущипните меня. Я хочу проснуться. Громогласно и требовательно, едва ли не капризно, проносится в мыслях.
Сказки должны оставаться сказками. Мифам не место в жизнях реальных людей. Они свое отжили и отныне их участь это пылиться на книжных полках, время от времени проникая с пожелтевших страниц в голову читателя, а затем, срываясь с его губ в ходе какой-нибудь светской беседы, растворяться в бесконечном пространстве мироздания. Менять форму со звуковой на безмолвную информативную. Оседать в лабиринтах извилин человеческого мозга. И оставаться там. Они ни в коем случае не должны становиться материальными и иметь физическую возможность влиять на реальный мир. Почему? Потому что к этому мы привыкли. Так нас учили. Миром правят законы физики и химии. Боги, какие бы они ни были, должны оставаться в тени. Иначе человек станет слишком ничтожным. Венец творения матушки природы? Ага, как же! Всего лишь беспомощное насекомое, раздавить которое не сложнее, чем навозного жука.
Именно так он в данный момент себя ощущал. Жуком, непременно навозным. Отвратительным. Тем самым, к которому вы не захотите прикасаться. Занятно, впрочем, получается. Дерьмо, по сути, как и мы, собрано из различных химических элементов. А если брать за пример некоторые отдельные взятые личности, то будто бы и вовсе из одних и тех же, причем, даже повторяя структуру один в один. Разве что конечная форма вопреки логике почему-то получается разная, зато содержание на удивление идентичное.
Жук. Откуда такая мерзкая форма? Все ввиду беспомощности. Дефо презирал слабость, но сейчас он был вне всяких сомнений слаб. И бесполезен. В общем, попросту жалок. Жук? А не слишком ли это льстиво? Скорее слизняк.
Скарлетт говорит что-то о подобном опыте в прошлом, а он не хочет ее слушать. Ксавьер ненавидит мифическую сторону жизни своей избранницы. И не желает признавать. Да вот только деваться теперь некуда. Ты не пускал ее в двери, а она, тварь такая, влезла в форточку. Треклятые Боги. Поэтому Дефо стоит и молчит, пытаясь переварить случившееся. Им необходим какой-нибудь план, стратегия, точка отсчета.
Его жена начинает анализировать местность. Она ведет себя неожиданно сознательно и разумно. Скарлетт, ты ли это? А где та капризная женщина, для которой чуть вразнобой нарезанный салат уже трагедия? Где та, что способна часами жаловаться на ветреную погоду, столь беспощадную к её укладке? Неужели мы меняемся ролями? Теперь ты будешь думать, а я фонтанировать эмоциями, требуя, чтобы все снова стало так как было? Безотлагательно. И неважно, каким путем ты этого добьешься. Просто сделай и все. Ведь это твоя вина.
Он чуть заметно мотает головой, отгоняя от себя подобные мысли. Нет. Сейчас не время обвинительных выпадов и вынесения вердиктов. Главное - выбраться отсюда. Впрочем, про себя он четко осознает, что в Греции не останется. Такие приключения не подходят тем, кто привык все держать под своим контролем. Ему не нравится, когда им распоряжаются, словно какой-то тряпичной куклой. Швыряют, куда вздумается. Делают, что хотят.
Непонятно, вышло ли так случайно или Дефо решили указать его место. Так сказать, уколоть самолюбие наглого человечишки. Но именно в этот момент он услышал чужой и не подконтрольный ему голос в своей голове. Шизофрения?
- Да, - цедит сквозь зубы Дефо пару секунд спустя, чуть сощурив глаза напоминающие цветом бутылочное зеленое стекло, в ответ на вопрос, который сам собирался задать Скар.
Значит, дело не в потекшем чердаке. Или все-таки это игры его разума? В голову невольно лезут кадры из всяких психологических триллеров. Дьявол, ему так отчаянно нужна опора. Но как ее найти, когда кругом одни иллюзии и порождения мифов? Надеюсь, что хотя бы ты настоящая? Протянув руку, он касается ее плеча. Вроде бы, да. - Нитка прилипла, - бесцветно комментирует свои действия. Это кажется более уместным, чем речь в духе: я подозреваю у себя полный коллапс мозга, поэтому решил тебя осязательно потестить.
- А не пойти ли им в пекло со своим тартаром, играми и вниманием? Оно мне нужно, примерно настолько же, как геморроидальные шишки. - Не кричит, чеканит тоном ворчливого бюрократа. - Я не хочу играть по их правилам. Но очевидно, что нам нужен какой-то план.
Страшно видеть в слезах того, кто всегда утешал, но еще страшнее наблюдать за тем, как всегда холодный и собранный человек теряет самообладание прямо у тебя на глазах. Скарлетт, кажется, никогда не видела, как надламываются люди, но искренне полагала, что это происходит медленно, но громко. Естественно, она ошибалась, и Ксавьер наглядный тому пример. С ним происходит то, чего никогда не заметил бы случайный прохожий, но Скарлетт видит по очевидным причинам: она не прохожий. Ксавьеру страшно, но это отнюдь не животный страх, который впивается костлявыми лапами в горло и перекрывает кислород без видимых на то причин, нет, это другой страх, человеческий. Страх перед неизвестностью. Перед неопределенностью. Что будет, если ты сделаешь шаг вперед? Свернешь не туда? Посмеешь дотронуться до вон того ярко-желтого цветка, который вдруг окажется ядовитым? Что будет, черт возьми, завтра? Останешься ли ты в живых, вернешься ли домой? Животным такой страх незнаком. Или знаком, но называется инстинктами. У человека это именно страх – осознанный и разумный, а от этого губительный. Скарлетт подобное чувство плохо знакомо: в моменты, когда страшно, ей овладевает нечто животное, инстинктивное, отнюдь не разумное. Она подчиняется интуиции, действует по наитию и предпочитает совсем не думать – знает, что мысли, догадки сделают только хуже. Ксавьер… он другой. Он разумнее. Строгий рационал, логик, привыкший все подвергать детальному анализу. И, конечно, он теряется, когда находит себя в ситуацию, которую объяснить нельзя. Это его губит, а Скарлетт совсем не хочет допустить преждевременной смерти, пусть и моральной, собственного супруга.
Но прежде, чем успокаивать его, нужно успокоиться самой. Дефо – не дурак, если наигранно хладнокровная Скарлетт будет говорить, что все хорошо, он не поверит ни на мгновение. И будет прав. В конце концов, нет ничего хорошего в чувствах, основанных на лжи, и совсем неважно, о каких чувствах идет речь: о любви, о дружбе или о спокойствии.
Странно, но его ладонь, опущенная на хрупкое плечо, совсем не тяжелая, наоборот, она ложится, как влитая, не утяжеляя ноши, но позволяя осознать реальность. Все, что было десять минут, нужно оставить за невидимой дверью, которая уже захлопнулась. Необходимо сосредоточиться на «здесь и сейчас»: на саду, на холоде, на божественном задании.
― Нам нужно уходить отсюда. Я бессильна, если ррядом нет хрранителей или двуликих, ― она переводит взгляд с собственного плеча, на котором покоится мужская ладонь, приподнимает голову и заглядывает мужу в глаза. Не опасливо, но строго, взглядом, не терпящим пререканий. И все же Кэтти испытывает острую потребность сказать еще что-то, приободрить. Дать Ксавьеру надежду на то, что все будет хорошо.
И не только Ксавьеру.
― Выберремся, ― хмыкает Скарлетт и делает шаг навстречу. Она встает близко, заглядывает в глаза, ненавязчиво дотрагивается губами до слишком бледной щеки. Не поцелуй, просто прикосновение. ― Ты женился на мне, а я замужем за тобой, ― ее голос съезжает на заигрывающий шепот, и даже сама Скарлетт на мгновение забывает, что находится в Тартаре, а не в просторной гостиной собственного дома. Она прикрывает глаза, обрамленные длинными черными ресницами. ― Самое стррашное мы уже перрежили. Все остальное – пустяки, ― она улыбается, открывает глаза, смотрит на мужа. И, в общем-то, сама не понимает, откуда набралась подобной самоиронии: никто и никогда, даже сама Скарлетт, не смел шутить над ее величеством! Кроме Ксавьера, конечно. Но и он за это нередко оставался… без сладкого на ужин.
Все же, верно в народе говорят: с кем поведешься – от того и наберешься.
Она вздрагивает и резко оборачивается: за спиной слышится шорох. Нет, пожалуй, даже шелест: приятный такой, ласковый, почти убаюкивающий. Если бы осенние листья опадали со звуковым сопровождением, то именно так. Кэтти щурится, вглядываясь в густые заросли кустарника, похожего на терновник. Странно, они не шевелятся. Но шелест слышится. Скарлетт это совсем не нравится. Она машинально отступает назад – прячется за спиной Ксавьера, но вовремя спохватывается: здесь и сейчас ведомый он. Но Кэтти не успевает ничего сделать, потому что в следующее мгновение перед ними появляется… черт возьми, что это?
Дым. Густой серый дым, сквозь клубы которого проглядывает черная хламида. Больше ничего не видно, да и Скарлетт совсем не хочет дальше разглядывать странную фигуру: она вдруг испытывает такую злобу, что хочет немедленно наброситься на кого-нибудь с кулаками. Или со словами. Вот, например, на Ксавьера.
― Ноешь тут стоишь, себя жалеешь. Вы посмотррите на него, маленький и бедный, обиженный Богами! ― подобно раздраженной змее шипит Скарлетт, ― лучше бы ты сделал что-то полезное. Хотя, какая от тебя может быть польза – только и умеешь, что языком тррепать.
[audio]http://pleer.com/tracks/5446896g4AJ[/audio]
http://mp3s.cc/search/?query=The+Fallen … The+Ground
Она шутит. Причем удачно. И, что самое удивительное, иронизируя над собой. Он сначала замирает, скептически приподняв бровь, а затем глухо смеется, чуть завалив голову набок и прикрыв глаза. Перезагрузка. Ненависть и раздражение лишили его возможности здраво рассуждать. Смысл злиться на этих горноживущих зазнавшихся тварей? Им наплевать. Твое недовольство и желание отомстить для божков ничто. Это настолько несущественно, что даже на атом по масштабам не тянет. Зато тебе есть что терять. Ты можешь лишиться Cкарлетт и детей. От этой мысли по коже мужчины будто бы расползается нефтяная пленка. Но она не черная, похожая на мазут, а стальная. Вся та твердость, что должна быть в нем, внезапно начинает кристаллизоваться, оседать на коже и образовывать своеобразную корку. Еще чуть-чуть и эта броня проникнет под кожу, всосется в кровь и станет его естеством. Разум и холодный расчет - вот что поможет им выжить. Эмоции же, напротив, подводят их под удар. Они сбивают Дефо с верного пути, лезут в глаза песочной пылью и мешают видеть реальное положение вещей. Ты никогда им не поддавался, так с чего вдруг решил начать сейчас, в такое неподходящее время?
Он делает глубокий вдох и приобнимает жену за талию. Заглядывает в темные глаза, пытаясь оценить, насколько она храбрится и в какой степени встревожена на самом деле. Карие цвет описывают по разному. Кто-то сравнивает его с кофе, а кто-то с шоколадом. Дефо всегда была ближе аналогия с чаем. И сейчас его подавали не по старой доброй английской традиции - с молоком, а согласно окружающей обстановке - с тревогой. Эта эмоция отразилась в них внезапно. В ответ на шорох, что послышался очень близко. Дефо его практически не услышал, не придал особого значения, но то, как этот звук повлиял на выражения лица Скар заставило и его мобилизоваться. Внутри щелкнул тумблер. Что-то не так.
А затем появился дым. По сути - мешанина из газа и твердых частиц. Сам по себе он не страшен, если не является угарным, как на пожаре. Но то, что дым может скрывать и наверняка скрывает - совсем другое дело. Все инстинкты Дефо моментально переключились в систему внутренней сирены. Тревога. Неприятности начались. К сожалению, он не ошибся.
Со стороны Скарлетт в его сторону полетели оскорбления. Из прекрасной женщины с хорошим чувством юмора и твердым настроем со всем справиться, она мигом превратилась в сварливую старуху. Черты ее лица обострились, глаза налились злобой, а голос стал сухим и скрипучим, как заржавевшие петли на старой двери. И Ксавьер, словно зеркальное отражение, начал делать ровно то же самое.
Его обуяла злость: хлесткая, ядовитая и всепоглощающая. Она прорывалась вперед, захватывала власть и сносила совершенно все препятствия на своем пути. Впору было бы попытаться заткнуть себе рот руками, чтобы не наговорить такого, после чего нормальные отношения уже будут невозможны. Но нет, тело его не слушалось. Оно полностью подчинилось разрушительной эмоции, что будто торнадо ворвалась в голову Дефо и расшвыряла там все на ошметки.
Ответь ей, не сноси этот удар. К дьяволу джентльменство. Его принято проявлять по отношению к леди, а эта мерзавка никогда ей ни была. - внутренний голос какой-то чужой, но очень убедительный. Такого не ослушаешься. Ему хочется покориться и подчиниться, не задумываясь зачем и почему. И Ксавьер делает именно это - отдается во власть клокочущей ярости.
- Не нравится, когда ноют? А представь, какого мне. Ты же делаешь это постоянно! Ты ноешь когда несчастна, когда счастлива и даже тогда, когда тебе просто скучно. Ты словно само олицетворения нытья. И теперь, ты. ТЫ! Обвиняешь меня в этом пороке? Ха. Ахахаха, - мужчина смеется. По-злому, как эталонный злодей из диснеевского мультфильма. И делает шаг навстречу ей. А затем хватает ее за горло, довольно сильно сводя на нем пальцы.
- Сделай одолжение - заткнись. Тебе так идет молчать. Почему ты так редко это делаешь? - Дьявол, как же он сейчас злится. Руки мужчины по-прежнему крепко держат ее за горло, но больше не сжимают. Ему нравится их настоящее положение. Она уязвима и слаба, а он хозяин ситуации. Идеально. Что, притихла, тварь? Осознала, кто здесь главный? Но тварь почему-то начинает заходиться глухим кашлем. А из ее глаз ушей и рта начинает сочиться болотная жижа. В этот момент внутри Ксаврьера что-то всколыхнулось. То, что почувствовало страх за нее. Но злоба мигом принялась глушить это чувство.
Брезгливо убрав от нее руки, он принялся наблюдать за происходящим с печатью отвращения на лице.
- Что с тобой? Истинное нутро лезет наружу? - он и подумать раньше не мог, что способен в такой ситуации бездействовать, вместо помощи, посылая в адрес жены омерзительные вопросы. Но сейчас все это казалось ему правильным. Почти казалось. Если не считать тех назойливых помех в эфире, которые вопили. Отвали от нее, сука! Впрочем, кто будет слушать этот бред, м? Губы мужчины кривятся в ехидном оскале. Точно таком же, как тот, что скрывается под хламидой того, кто скрывается в дыме.
Отредактировано Xavier Defoe (08.03.2016 05:56:45)
Отвратительные вещи срываются с его губ – мерзкие, грязные, низкие – такие, за какие Скарлетт никогда бы не простила мужа, будь она в здравом уме и в трезвой памяти. Но чужие слова слетают и просто виснут в холодном воздухе, так и не достигнув цели: Кэтти все прекрасно слышит и даже понимает, но не хочет принимать. Точнее не она, а что-то внутри нее, какой-то неопознанный инстинкт – злой и сильный – он создает невидимый барьер, ограждая хозяйку от вербального нападения, и Кэтти принимает оскорбления как должное, как очередной удар, который просто нужно парировать. В конце концов, Ксавьер сделал свой ход, и теперь черед Скарлетт поставить долгожданный шах и мат.
Ирландка решительно ступает в сторону мужа, и все в ней говорит о боевой готовности. Каждый мускул изящного тела напряжен, кулаки стиснуты, брови сдвинуты к переносице, губы поджаты. А взгляд… что ж, если бы взглядом можно было убивать, то Ксавьер давно бы был мертв. И все же в горячей враждебности проскальзывает едва заметная холодность, которая никогда не была свойственна Скарлетт – это не собранность, а ледяная ненависть. У нее есть запах. Она пахнет талой землей, таинственным туманом и местью.
Она пахнет как та дымка, которой не было за спиной еще две минуты назад.
― Ты беспомощный, беззащитный человечишка. Жалкий, презрренный, ― каждое слово Скарлетт старательно выплевывает в лицо Ксавьеру. Но вот что удивительно – она подбирает оскорбления, переваривает каждую фразу, а не бросается слепо, как бывало раньше. На подсознании Кэтти как будто понимает, что единственное оружие против Дефо носит вербальный характер, поэтому нужно распорядиться запасами правильно. Скарлетт понимает, что не сделает больно, если будет кидаться камнями во все стороны – есть риск, что они не долетят, не попадут в цель. Куда лучше взять нож и вонзить в самое сердце. Сперва медленно, едва заметно, потом глубже, сильнее. С наслаждением для нее, с дьявольскими муками для него.
― Стоило на несколько метров отойти от теплой постели, и ты затррясся, как жалкий щенок, ― Скарлетт подходит все ближе и ближе, даже не подозревая, что идет в львиную пасть. Ее глаза сужены и в мрачном свете блестят, как острые лезвия. Кажется, что сейчас Кэтти выгнется и бросится на Ксавьера в хищном прыжке, который станет роковым. ― Ты ничего не можешь. Ты никогда ничего не мог. Только болтался, как балласт. Знаешь, Дефо, что делают с балластом? Избавляются от него рраз и навсегда, ― она осклабляется прямо ему в лицо и совсем не успевает среагировать на удивительно ловкий захват со стороны британца.
Что случилось? Как произошло, что Дефо вдруг оказался выше, сильнее?..
Скарлетт, растерявшись и растеряв былую высокомерную дерзость, перехватывает его запястье и… не может сделать вдох. Что происходит? Что это такое? Почему она задыхается? Где кислород, куда он делся, куда пропал? Как вдохнуть? Что делать? Что, черт возьми, делать!?
Она задыхается – и двадцать восемь лет проносятся перед вдруг ослепшими глазами. А страх за жизнь, которой Кэтти вот-вот лишится, притупляет ненависть. На первый план выходят старые добрые львиные инстинкты, и Кэтти, все еще не способная сделать вдоха, отнюдь неловко выворачивается и падает на землю. Она ничего не видит, не слышит, не чувствует, но рефлекторно перекатывается со спины на живот, упираясь ладонями в землю, пытается откашляться, хватается левой рукой за грудь, словно желая пальцами схватиться за причину приступа асфиксии и вытянуть ее из себя. Получается паршиво.
И вдруг становится легче.
Скарлетт еще несколько долгих секунд лежит на земле, пытаясь отдышаться. Приоткрытые губы касаются недружелюбной земли, длинные черные ресницы едва заметно гладят худую безжизненную траву, щека щиплет и, кажется, кровоточит – наверное, Кэтти поранилась, когда падала. Пожалуй, еще никогда Скарлетт не чувствовала себя настолько жалкой, но что важнее – она не хотела, чтобы такой ее увидел Ксавьер.
В голове звучно щелкает тумблер. Стоп. Ведь это Ксавьер ее сделал жалкой.
И снова щелчок. Шестеренки встают на место, но продолжают предательски крутиться в неверном направлении.
Кэтти поднимается медленно, но грациозно. Она поворачивается к Ксавьеру, расправляет гордые плечи, поднимает высокомерный подбородок. Смотрит на него так, словно готова победить не в битве, а войне. В той самой, на которой все средства хороши.
― Убей его, ― холодно командует Кэтти, небрежно кидая на землю зерно. Оттуда вдруг вырастает бравый греческий молодец – высокий, сильный, статный, с мечом и щитом наперевес. Его лицо каменное, но покорное. Он выполнит любой приказ.
Шах и мат, Ксавьер.
[audio]http://pleer.com/tracks/13231468VHnb[/audio]
[audio]http://pleer.com/tracks/6885372P5lb[/audio]
Мечтали ли вы когда-нибудь, чтобы кто-то подавился своими словами? Ощутил их у себя в глотке вязким комом, склизким, словно мешанина из водорослей, мешающим говорить и дышать. Закряхтел, забился в неком подобии удушающей агонии и наконец-то заткнулся?
Ксавьер мечтал, но никогда не думал в подобном ключе про Скарлетт. Нет, разумеется, он много раз говорил ей заткнуться. Для него было дико желать причинить ей боль. Но то был Дефо в нормальном состоянии, подконтрольный только самому себе. Сейчас же контрольный пакет по управлению его мозгом принадлежал кому-то другому. И этот кто-то был совершенно иного мнения, касательно несносной женщины, которую Ксавьер имел неосторожность полюбить. Идиот, что с него взять? Сейчас незнакомое существо в темной хламиде все исправит. No woman, no cry. Данная песня широко известна по подтексту "нет, женщина, не плачь". Но есть еще один вариант перевода, а именно: "нет женщины, нет слез". Некто в хламиде точно бы склонился ко второму варианту перевода этой песни. Пусть она умрет, — мягко звучит в его голове. Голос шипящий, будто бы обволакивающий. Он уверен в том, что говорит. И знает, чего хочет. Но самое страшное то, что с огромной вероятностью, он это получит.
Дефо смотрит на то, как она начинает задыхаться. Как всхлипывает. Ее движения становятся резкими, паническими. Сейчас Скарлетт напоминает ему поломанную куклу, потрепанную марионетку, ненужный хлам, который способен вызывать лишь неприязнь и брезгливость.
— Что? Не нравится? — губы мужчины растягиваются в злорадной ухмылке. Он жадно следит за ней, упиваясь буквально каждым спазмом. — Из твоего рта вечно льется столько гнили. Но когда это случилось взаправду, ты, — он чуть наклоняет голову и поглаживает подбородок, будто бы пытаясь подобрать верное слово. Слышится щелчок пальцев, мол, ну вот же, практически нашел, — растерялась? — он будто бы интересуется у нее, верно ли назвал царящую сейчас в голове Скарлетт эмоцию. Какая же она сейчас жалкая. Где вся та спесь, что обычно сочится из этой дамочки, словно гной из зараженной раны?
Проходит несколько долгих минут, пока она крючится на земле. Ксавьеру становится скучно. Вернее, не ему, а той сущности, что сейчас захватила над ним полный контроль. Слабый голос, который пытается протестовать, становится все слабее, но пока только он не позволяет Дефо подойти к Скарлетт со всей своей ненавистью вплотную. Он будто бы знает, что если сделает это, то она умрет.
Впрочем, пока еще рано хоронить эту чертовку. Ксав не дожал в нужный момент, упустил случай и она сумела прийти в себя. Живуууучая, тварь! — шипит чужой голос, обдавая сознание Дефо могильной прохладой. Интересно, а ты живучий?
Будто бы услышав этот вопрос, его жена гордо выпрямляет спину, гордо задирает подбородок и смотрит так, будто бы она суд присяжных, и ему только что вынесли безоговорочный приговор, итог которого — смерть.
― Убей его, ― голос такой чужой, начиная от тембра и заканчивая несвойственной ей тональностью. Но к кому она обращается? От Дефо не ускользнул тот факт, что она швырнула что-то на землю. Так чем же это грозит ему?
Долго терзаться догадками не пришлось. В следующую секунду прямо из земли вырос внушительных габаритов воин. Откровенно говоря, Ксавьер ожидал чего-то менее тривиального. Гарпию или грифона, например.
— Оооо, — он начинает улыбаться, с интересом разглядывая своего предполагаемого убийцу. — Очередной сюрприз от моей благоверной. Что мне в тебе нравится, дорогая. С тобой не соскучишься. — взгляд Дефо перебрасывается с воина на Скарлетт, — Ты таких молодцев только для убийства неугодных вызываешь или их опции несколько шире, м? — глаза щурятся, сканируют ее реакцию. — А ведь удобно. Такого по смс или случайно забытому носку не отследишь, — с каждой секундой уверенность Ксавьера в том, что жена во всю наставляла ему рога с такими вот "из под земли" вырастающими бугаями, росла. Еще бы, если припомнить ее школьного подпевалу Редьярда. Она всегда любила таких. Дрянь.
Дефо продолжает улыбаться, когда воин идет к нему. Походка у того уверенная и тяжелая. Ненадолго. Он стремительно приближается, заносит меч для удара, но внезапно падает на колени, зажимая уши руками. Из зажмуренных глаз, ушей и рта начинает сочиться мерзкая субстанция. В этот раз Ксавьер не сдерживает себя, поэтому жижи много. А шансов выжить, следовательно — по минимуму. Он подходит вплотную, подбирает оброненное им оружие и одним, на удивление механическим, будто бы не единожды опробованным методом, сносит тому голову.
— Вот незадача. — взгляд зеленых глаз скользит по отделенной от тела макушке, которая откатилась чуть вперед. Дефо делает шаг вперед, затем еще один и, оказавшись возле головы, поднимает взгляд к ее лицу. — Скончался. — а затем отпинывает голову, словно фотбольный мяч, под ноги Скарлетт.
— Но не волнуйся, любовь моя. Вы с твои рыцарем разлучились ненадолго. — губы мужчины снова растягиваются в улыбке, а в его глазах появляется несколько психопатичный блеск. Увидев напротив себя подобное лицо, не стоит ждать чего-то хорошего. Не тяни, убей, — нетерпеливо шипит внутренний голос. Чужой. Кладбищенский. Дефо крепче сжимает в руке меч и делает шаг навстречу Скар.
Отредактировано Xavier Defoe (08.03.2016 13:45:50)
Smash Into Pieces – Checkmate
Прислонившись потрепанным плечом к ближайшему стволу дерева, Скарлетт наклоняет голову в сторону, выгибает бровь и кривит красивые губы в злой усмешке. Она наблюдает за Ксавьером исподлобья, явно наслаждаясь процессом. Кажется, он немного растерян, и, черт возьми, это так приятно, так сладко и так нравится, что Кэтти не сдерживается и усмехается в голос, причем делает это так, чтобы муж услышал. Пусть знает, кто тут главный, кто всегда был главным – не слабый человек, человечишка, хруст костей которого Кэтти привыкла слышать в ночных снах, а лев – он же царь зверей, царь человечества, царь мира. И даже будучи спящим, лев одержит победу над человечишкой, уж Скарлетт об этом позаботится. Эти инстинкты, эта холодная решительность и ледяная ярость – они не принадлежат немейскому чудовищу внутри, и уж тем более они не принадлежат Скарлетт. Тут что-то другое, куда более сильное и опасное, но Кэтти слишком занята ненавистью к мужу, чтобы вдаваться в незначительные нюансы. У Скарлетт идея фикс: Ксавьера необходимо сравнять с землей. Немедленно.
Признаться честно, Кэтти даже немного обидно, что всю работу выполнит воин. Пожалуй, здесь и сейчас, вопреки вечному нежеланию пачкать холеные руки, Скарлетт закатала бы рукава и бросилась в бой. Вырвать волосы, выцарапать глаза, к чертям собачьим разорвать грудную клетку и захлебнуться в крови – дьявол, что может быть соблазнительнее?..
На мгновение Скарлетт закрывает глаза, откидывает голову назад и закусывает нижнюю губу, поддавшись порыву воображения. Подсознание так красочно рисует Дефо, что захлебывается собственной кровью, моля не о спасении, а о скорейшей смерти, что Скарлетт не может удержаться и сдается во власть соблазна. С мечтательных небес на холодную худую землю ее сбрасывает надменный голос, смешанный с сухим сжатым всхлипом; Кэтти распахивает глаза, обрамленные длинными черными ресницами, выпрямляется и смотрит на Ксавьера. В его руках окровавленный меч, а ногой он пинает отрубленную голову спартанского воина. Голова, перекатившись через кочку, приближается к Скарлетт, и ирландка, раздраженно поджав губы, останавливает ее на манер футбольного меча – ногой в висок.
Очень не хочется, но стоит признать – Ксавьер умеет удивлять, правда, Кэтти еще не решила – приятное это удивление или не очень.
― С ума сойти, ― мурлыкает Скарлетт, отпинывая окровавленную голову воина в сторону. Она, ударяясь о ствол противоположного дерева, исчезает. То же самое происходит и с многострадальным телом бравого спартанского молодца. ― Вот уж не думала, что твои рруки способны дерржать что-то тяжелее вилки для десеррта, Дефо, ― и Кэтти, вопреки здравому рассудку и инстинктам самосохранения, ступает навстречу мужу. Ее лицо все такое же злое, злорадное. Точно что-то задумала, чертовка. ― Да-да, сейчас ты должен пошутить о том, что я, оказывается, вообще умею думать – и для тебя это откррытие, ― она показательно закатывает глаза, ― твоя любимая шутка, веррно?
И вдруг шестеренки, что с поразительной скоростью крутились в голове, резко останавливаются. Что-то не так. Откуда Скарлетт знает такие подробности характера ненавистного ей человека? Кэтти не должна этого знать, это неправильно.
Она взмахивает головой, выгоняя сомнительные подозрения, и поднимает взгляд, смотрит мужу в глаза. Эти глаза нужно выцарапать. И все. И точка.
Пользуясь предоставленной форой, Кэтти достает из кармана пиджака часы и, нехорошо посмотрев на Дефо, останавливает на циферблате стрелки. И время замедляется для всех, кроме Скарлетт. Она двигается вперед и спокойно, словно выжидающая гиена, обходит «замедленного» мужа с плеча, решительно выхватывает меч, а потом толкает британца в сторону дерева так, чтобы он приложился к стволу спиной. Когда это происходит, Скарлетт по-кошачьи грациозно приближается к нему и направляет меч в мужскую грудь. Подайся он вперед – познакомит собственное сердце с острием; назад все пути отрезаны тоже.
И куда ты денешься, Дефо, с подводной лодки?
― Никогда не думала, что скажу это, учитывая, что в шахматы я игррать не умею, ― говорит Скарлетт, когда время возвращается в прежнее русло, ― шах и мат, Дефо.
И снова заминка: его фамилия – она такая знакомая, такая… родная? Кэтти, сердито поджимая губы, морщится и угловатым движением отводит голову в сторону, словно пытаясь отогнать от уха назойливого комара.
Что, черт возьми, происходит?
Breaking Benjamin - Dance with the Devil
Она продолжает придерживаться уже устоявшегося между ними язвительного тона разговора, буквально пропитанного ядом и искренним желанием поглубже оцарапать оппонента, а в идеале еще и припорошить каждое едва нанесенное ранение солью. Чтобы щипало, ныло и подольше саднило. Мучайся, пожалуйста, мучайся. Страдай, будь несчастным, начни умирать где-то там внутри. А я уж позабочусь о том, чтобы добить тебя еще и снаружи.
- Неверрррно, - откликается мужчина, нарочито картавя и гримасничая.
- К слову, забавно, что ты заговорила о десертах, - он хмыкает и смотрит на нее с какой-то ехидной торжественностью. Шутки про мозги? Зачем, дорогая? Они никогда не были твоей сильно стороной. Вот внешность - совсем другое дело. - С такой задницей как у тебя про них стоило бы забыть. - Ломаная линия губ Ксавьера отдает какой-то неестественностью. Эту мимику ему будто бы пририсовали. Нет врага страшнее, чем бывший друг. И злее, чем бывший любовник? Одно но - в этих словах отсутствует сам Ксавьер. Он жалит иначе, а здесь скорее чувствуется женский почерк. Все, что требуется от настоящего Дефо - информация. А темное, чуждое, пришлое, что прицепилось к нему, словно паразит, проделает все остальное. Сейчас он будто бы спрятался за маской. Увы, она держится не на резинке или палке. На клею. Захочешь снять и не сможешь. Да и захочешь ли? Есть что-то приятно пьянящее в этом деструктивном состоянии. Оно разрушает тебя и все вокруг. Убивает. Иди делает свободным? Может, вот он ты, настоящий. Без ограничительных барьеров. Такой, каким не посмел бы быть, но всегда в тайне мечтал?
Несносная женщина, между тем, выуживает очередной козырь из своих шулерских рукавов. А чего еще ты ждал от воровки? Скользкая и хитрая, словно змея. Странно, что ее чудовище Лев, а не Ехидна, к примеру. Ничего. Тем приятнее будет ее прикончить. Пусть оттягивает неизбежное. Все равно скоро вся та гниль, что скопилось в ней, встанет комом в этом ухоженном горле и остановит ее дыхание. Раз и навсегда. Эта мысль не греет. Не вызывает восторга. Она расползается по телу приятной изморозью. Месть должна быть холодной, словно труп поверженного врага.
Увы, Фортуна, являясь дамой весьма вертлявой, вдруг сделала стремительный оборот на сто восемьдесят градусов и, проявив женскую солидарность, явила свою лицевую часть Скарлетт. Дефо же, пардон, досталась задница. Прескверно. Впрочем, в таких случаях советуют не расстраиваться, а пристраиваться. Не факт, что получится, но попытаться все-таки стоит.
Потерять оружие - непростительная ошибка. Но как это произошло? Каким загадочным способом эта чертовка умудрилась отобрать у него меч? И почему он прижимается спиной к дереву? И, самый последний, но не по важности, вопрос: когда, дьявол ее дери, она успела наставить на него острие меча? Ведь еще секунду назад эта бестия .... И тут к нему приходит осознание. Будто бы и не его вовсе, а кем-то подсказанное. Божественные фокусы. Она с ними заодно. Мерзавка! Злость безжалостно сжимает его сердце в тески, заставляя биться быстрее. Тревожное чувство, будто бы он что-то делает не так, испаряется, оставив после себя лишь легкую дымку. Растерянность исчезает следом.
- Какая же ты все-таки сука. И место, наверняка, выбрала не случайно, - улыбается, будто скалится. Заглядывает в золотисто-карюю гладь напротив, словно пытаясь что-то там отыскать. Торжествуешь, значит? Давай-давай! Упивайся своим кратковременным преимуществом. Недолго тебе осталось радоваться.
- Сердце, да будет тебе известно, располагается чуть левее, - произносит мужчина снисходительным тоном и, взявшись за клинок так, что острый метал невольно впился в податливую человеческую кожу, сдвинул его на пару сантиметров. Воздух разрезала усмешка. Разумеется, надменная, даже покровительственная, мол, всему тебя учить надо, бестолочь. - Теперь правильно. - Он отпускает меч, мажет по губе оцарапанным пальцем и разводит руки в стороны. Дефо сейчас совершенно не похож на себя. Глаза бесноватые, лукавые, с тем самым блеском, который встречается только у наркоманов и сумасшедших.
- Ну же, смелее. Или ты как бесполезная собачонка, способна только тявкать, но не кусать? - Он рискует. Ему нужно выиграть время, чтобы чудеса с отхаркиванием гнили вновь вступили в силу. Но тому темному существу, что привыкло тонуть в собственном гневе, совершенно наплевать, кто из них умрет. Главное, чтобы один сдох, а второй сошел с ума от горя и чувства вины.
Проткнет мечом или заставит подавиться гнилью? Самое время, чтобы сделать ставки.
Отредактировано Xavier Defoe (17.03.2016 06:06:17)
[audio]http://pleer.com/tracks/10541820SxXj[/audio]
― Ох, Дефо, это весьма забавное занятие – слушать, как тявкает прро собачонок самая ничтожная из них, ― она нарочито растягивает слова, мурлыкает от удовольствия, осознавая собственное величие, ласково улыбается и смотрит строго в глаза напротив. Все в Скарлетт так и сквозит мерзкой приторностью, смешанной с горделивым высокомерием, только взгляд не вписывается в общую картину – он злой, как сама жизнь, холодный, жестокий и властный. И, что удивительно, ни капли не автоматический. Живой. Жаждущий незамедлительной расправы. Пожалуй, правильно говорят, что глаза – зеркало души. Душа Кэтти, подчиняясь умелым рукам чудовищного кукловода, требует убить того, за кого так долго сражалась. Это не желание, а жизненная потребность, как в глотке долгожданной воды в знойный греческий полдень. Не выпьешь – иссохнешь, погибнешь. Выпьешь – и все будут счастливы, особенно – ты. Выбор очевиден. Все просто. Нужно пить. Сейчас.
И Скарлетт, сильнее ухватившись за рукоятку меча, подается вперед. От неминуемой гибели Ксавьера спасает не потребность, а желание ирландки сделать все медленно и красиво, словом, насладиться мучительной смертью. Блестящее в тусклом свете острие касается рубашки, упирается в ребра – Кэтти надавливает сильнее и ведет вверх. Чуткое обоняние улавливает замечательный металлический аромат – кровь. Свежая, теплая, темно-красная, ах, черт возьми, как же хочется, чтобы ее было больше, еще больше.
― Это не очень умно, Дефо, оскоррблять того, от кого зависит твоя жизнь. Вдруг моя ррука устанет дерржать что-то тяжелее вилки для десеррта? И мне захочется быстррее с тобой покончить, ― рассуждает Скарлетт, внимательно вглядываясь в зеленые глаза. Она хочет найти в них страх, но не находит. Это огорчает, и Кэтти, поддавшись секундному эмоциональному порыву, все же ранит Ксавьера. Совсем не смертельно и даже не очень сильно, но болезненно.
Давай, покажи мне свой страх. Ну же, Дефо.
Промозглый воздух прорезает запах крови; Кэтти морщится от удовольствия, словно сытая кошка. Она не отводит от Ксавьера взгляда, словно боясь упустить из вида тот момент, когда ему станет страшно. Но он не боится. Никогда не боялся. Скарлетт это раздражает, но еще сильнее раздражается тот, кто дергает за невидимые ниточки. Кукловод в ярости. Кукловод теряет контроль не только над ситуацией, но и над собой.
Воздух становится холоднее; Скарлетт чувствует ледяное дыхание над собственной шеей. Ощущение такое, словно чудовище в черное хламиде наконец материализовалось, подошло ближе и нагнулось к уху, желая напрямую нашептать собственную волю. Скарлетт хмурится, поджимает нервные губы и резко поворачивает голову в сторону сквозняка – пусто. И тихо. Сознание в этот момент как будто проясняется, и Кэтти пользуется форой: она разжимает тяжелую руку, меч с оглушительным грохотом падает на сырую твердую землю. А потом между Скарлетт и Ксавьером возникает та самая чудовищная фигура в балахоне. У нее два лица, и оба женские: одно смотрит на Кэтти, второе – на Дефо. Скарлетт реагирует молниеносно: ирландка быстро отдаляется на несколько шагов, не сводя изумленного взгляда с неизвестной фигуры. О том, что Ксавьеру уходить некуда, Кэтти не думает.
Фигура не двигается и хранит замогильное молчание, но Скарлетт готова поклясться, что видела тень улыбки, что проскользнула по уродливому женскому лицу.
Чудовище исчезает. Кэтти тяжело поднимает голову и исподлобья смотрит мужу в глаза. Она чувствует, что ненависть не пропала – желание сравнять Ксавьера с землей еще теплится где-то на подсознании, но оно просто теплится, а не горит, перерастая в пожар, как было раньше. И вдруг на том месте, где только что стояло чудовище, вырастают четыре черных змеи. Две смотрят на Ксавьера, шипят, беснуются; две – на Скарлетт.
Кажется, настало время платить за брошенные слова. И за так некстати брошенный меч.
[audio]http://pleer.com/tracks/142723804Dok[/audio]
― Самая ничтожная? ― Дефо хочется быть наглым и развязным, смердящим и ядовитым. Словом, представлять из себя все то, что раньше совершенно ему не нравилось. Голос насмешливый. Взгляд прямой, колючий и немного бесноватый. Безумие в нем не кипит, оно представляет из себя спокойную гладь, опасность которой таится не в температуре, а в химическом составе. Едком, удушающем и грозящем растворить абсолютно все, чему не посчастливится окунуться в эти кислотные лужи.
Ну же, ныряй, стерва. Ныряй!
― Тогда понятно, почему я выбрал именно тебя. Знаешь, как говорят. Два сапога пара, подобное к подобному, ― пренебрежение. Ты угрожаешь, а я не боюсь. Видишь, дорогая, даже сейчас, когда, казалось бы, все козыри в твоих руках, мне не страшно. И даже не тревожно. Мне скучно. В следующую секунду, будто бы желая подтвердить это наглядно, он зевает. Демонстративно медленно и сладко, смакуя момент. Она играет с ним, но он не станет подчиняться ее правилам. И не даст ей вести.
Боль щекочет нервы, в то время как спускаясь по коже начинает свой неспешный путь дорожка из крови. Возможно, запах металла в воздухе ему просто чудится, однако он есть. Неважно, фантомный или настоящий. Это пьянит и раззадоривает.Ты серьезно? Чуть полоснула меня, а торжествуешь так, будто бы оттяпала одну из конечностей, не меньше.
Он собирается озвучить эту самодовольную мысль, но тут ее лицо меняется. Будто бы кто-то написал на песке слово, а затем накатила волна и песочное полотно обрело былую чистоту. Но нет, нельзя сказать, что Скарлетт вдруг перестала транслировать в окружающую действительность какие-либо эмоции. Они просто резко сменились. Губы женщины нервно сомкнулись, а глаза смотрели мимо него, будто бы она пыталась принять какое-то важное решение. Ее лощенные пальцы в какой-то момент разомкнулись, отпуская то самое, что давало ей преимущество ― меч.
― Уже устала? ― сославшись на ее недавние слова про десертную ложку, издевательски поинтересовался Ксавьер. Но моментально заткнулся, едва увидев то, что материализовалось за спиной его жены. Не будь он сам свидетелем перевоплощений Скарлетт, то принял бы эту фигуру за чью-то нелепую шутку. Очень качественно исполненную с точки зрения костюма и грима, но все-таки подделку. К сожалению, Дефо знал, что это не театральное представление, а треклятая реальность. Уродливая и безжалостная, как те два лица, что сейчас смотрели на них. Он нервно сглотнул, плотнее впечатываясь спиной в ствол дерева, а зловещее существо вдруг исчезло. Так же внезапно, как и появилось. Впрочем, увы, не бесследно. На прощание оно оставило ползучих гадов. Ядовитых, смертоносных и уже нацелившихся на них со Скарлетт.
Оцепенение. Взгляды, карий и зеленый, пересекаются. Почему-то на концах пальцев начинает ощущаться покалывание, как от прикосновения к оголенному проводу с небольшим напряжением. И появляется такое странное чувство, будто бы тебя выворачивает наизнанку. Занятно, что причина всей этой эмоциональной свистопляски вовсе не в стремительно ползущих в его сторону двух черных лентах, несущих на концах своих острых клыков смерть. Ему почему-то не все равно, что мерзкой девке, недавно полоснувшей его клинком, тоже грозит опасность. И это не злорадство а-ля выкуси, стерва! Ты тоже оказалась в полной заднице. Да, какая-то его часть все еще ее ненавидит, но вопреки всякой логике Ксавьер почему-то хочет спасти эту самодовольную бабу. Он просто знает, что так правильно. Это интуиция, озарение, назовите как угодно. Алогичное, но чертовски сильное чувство, рвущееся наружу откуда-то из глубины подсознания.
Не давая себе времени на раздумья, Дефо хватает рукой горсть земли, щедро зарываясь в нее пальцами, а затем запускает чуть влажные комья в змей, дабы перетянуть внимание всех ползучих гадов на себя.
― Беги отсюда, дура! Не хочу сдохнуть рядом с тобой. ― сорвавшись на крик поясняет он свои действия, одновременно отдавая женщине приказ. Они жили долго и счастливо, и умерли в один день. Эта фраза живет почти в каждой сказке. Но таким сюжетам лучше оставаться на страницах книг. Спасайся, балда! Живи! Ты должна. За нас двоих. Б. Троих. М. Четверых. А. Пятерых. У тебя столько причин, чтобы выжить. Только попробуй облажаться!
Отредактировано Xavier Defoe (22.08.2016 21:43:39)
[audio]http://pleer.com/tracks/4869218TvnY[/audio]
Весьма странно понимать и принимать тот факт, что здесь и сейчас, в недружелюбном царстве мертвых, наполненном опаснейшими сказочными тварями и роковыми мифологическими чудовищами, Скарлетт и Ксавьер умрут от укусов обычных ядовитых змей. Это, знаете, как в старом бородатом анекдоте: вино пил, пиво пил, коньяк пил, водку пил и абсент даже пил, а печеньем отравился! Несправедливо, глупо и чертовски обидно. Скарлетт, конечно, в принципе умирать не хочет – у нее слишком много бренных дел там, наверху, осталось: крыло машины после очередной встречи с разъяренным кером не починено, дети на воспитание в дорогой престижный интернат не отданы, Адель за плохо протертое окно в гостиной комнате не отчитана, Голдман, подлец, за очередную разбитую вазу эпохи Дзинь не выруган. Да, Скарлетт умирать здесь не хочет, но если и придется, то, черт возьми, не такой позорной смертью! Стимфалийским птицам на смех. Кошмар. Быть разорванной на кусочки Цербером или заколдованной Гекатой – это еще ничего, куда ни шло. Но укус змеи… дьявол!
Однако у судьбы, мерзавки, на этот счет собственные планы. Она не берет в учет желания Скарлетт и с высокой башни плюет на мнение Ксавьера. Судьба хочет веселья, как и боги, которые сейчас восседают в тронном зале, с интересом глядя на испытания подопечных сверху вниз. Их это забавляет. Бессердечные, они, наверное, делают ставки, искренне, с садистским наслаждением, наблюдая за сражениями. «Ага, вон тот точно сдохнет в первый день, а вот эта дотянет максимум до второго». «Да не, брат, ставлю две амброзии на то, что оба не протянут и пяти минут». «Спорим?» «Спорим! Аполлон, разбей». Скарлетт, конечно, не знает, как там устроен божественный потолок, но почему-то чувствует – где-то на интуитивном уровне – что именно такие толки сейчас сладко тревожат сознания богов. Гады! Пропадите пропадом.
Проклятье богов – дело весьма занимательное и интересное, порой даже плодотворное, но не тогда, когда перед глазами извиваются смертельно ядовитые змеи. У Скарлетт душа в пятки уходит. Она закусывает нижнюю губу и едва перебарывает в себе машинальный порыв отступить на шаг назад. Лишь в последний момент ирландка вдруг понимает, что любое движение для змей равняется взмаху красной тряпки перед мордой быка.
Нужно стоять и не двигаться до тех пор, пока змеи не отвлекутся.
Кстати, об отвлечении. К искреннему недоумению Скарлетт, роль куска мяса берет на себя Ксавьер. Кэтти, конечно, не доверяет столь благородному порыву со стороны ненавистного супруга – она уверена, что Дефо просто задумал очередную пакость и сейчас отвлекает внимание не столько змей, сколько Скарлетт. Вот же подлец! Мерзавец! Козел, одним словом. И носительница злится. Ухватившись за соблазнительную идею предательства со стороны драгоценного супруга, Кэтти твердо решает помешать ему во что бы то ни стало. Она, выждав несколько мгновений, снова щелкает кнопкой на волшебных часах. Время останавливается, но теперь не только для Скарлетт, но и для Ксавьера. Змеи замирают.
― Что бы ты там не задумал, ненаглядный мой, ― язвительно шипит Скарлетт, хищно сужая темные, почти черные глаза, ― забудь. Я не позволю тебе это сделать. А теперрь прроваливай с глаз моих долой. Надеюсь, твоими костями долго будет хррустеть Церрберр, ― и Кэтти, расправив горделивые плечи, уходит в сторону. Она не оборачивается, но когда оказывается под сенью лохматого дерева, похожего на сосну, вдруг останавливается, да так резко, словно на невидимое стекло натыкается.
Сознание вдруг проясняется. Все встает на свои места. Кэтти приходит в себя.
Наверное, она вышла за зону действия проклятья.
Нахмурившись, Скарлетт медленно поворачивается, поднимает голову и глядит на Ксавьера исподлобья. Она пытается понять, пришел ли в сознание он. Быть может, зона действия тут не причем, а дело в том, что чары просто пали?
[audio]http://pleer.com/tracks/50658976gMj[/audio]
С того и мучаюсь, что не пойму
― Куда несет нас рок событий. (с)
У каждого человека есть фобии.
Кто-то боится пауков, другие ― высоты. Ксавьер, например, всегда боялся хаоса. Речь не о беспорядке в комнате, когда все валяется черт знает где, а о потере контроля и тотальной непредсказуемости. Таком состоянии, когда опор попросту не существует. Если копнуть глубже, то истинным лицом этого страха была, пожалуй, беспомощность. Да, это состояние никому не нравится, но многие относятся к нему не столь категорично. Подумаешь, потерял способность рулить. Расслабься. Попытайся получить кайф от того, что с тебя снят груз ответственности и найти в этом еще какие-нибудь плюсы. Грамотный, рациональный и практичный, по сути, подход.
Но что делать, когда выключить тумблер не получается? Когда нервы, изначально сжимаясь в плотный комок, затем натягиваются, как струны, и разрывают тебя буквально изнутри? Бац. Будто бы кто-то отпустил резинку и она обжигающе шлепнула тебя по коже. Ты все еще цел? Тогда повторим процедуру.
Боги, ну почему ему сейчас так хреново? Не потому ли, что он попал буквально в квинтэссенцию этого самого ненавистного хаоса? Его концентрация в этом мире слишком велика. Она отравляет, душит, скручивает в бараний рог и высасывает из тебя все жизненные соки.
Что есть я? Что иллюзия? Где мои истинные чувства. А где подделка?
Данная реальность насытится тобой, выжрет до самого дна, а затем сомнет, будто металлическую банку из под содовой и швырнет себе под ноги. Перешагнет и забудет.
И ты исчезнешь. Навсегда. Канешь в лету, если угодно притянуть все к греческой антуражности. Греция. Треклятая страна с ее идиотскими Богами. В какой еще мифологии уделяется столько внимания похоти и алкогольным возлияниям? Развращенные и примитивные обитатели Олимпа, они привыкли ни во что не ставить человеческие жизни. Но в тоже время слишком привязались к людям, чтобы отречься или хотя бы отдалиться от них. Издеваться над ними, совокупляться с ними, ставить какие-то своих нехитрые эксперименты ― все это слишком плотно вошло в их привычки. Люди для них как наркотик или компьютерная игра, от которой развилась нешуточная зависимость. И уже непонятно, если вдуматься, кто чей раб?
Он думает, что ему осталась всего-ничего. Змеи стремительны и смертоносны. И так кстати облачены в цвет траура ― черный. Идеальный убийцы. Ну что же, не самая худшая смерть. Вдох, глаза закрываются. По его расчетам как раз сейчас должен почувствоваться первый укус. Но почему-то ничего не происходит.
― Что за? ― бормочет беззвучно. Шарит вокруг взглядом. А мир будто бы замер.
Со стороны слышится голос Скарлетт и все сразу же становится на свои места. Опять ее фокусы со временем. Но почему эта дрянь не ушла? Догадка приходит молниеносно. Господи, до чего же она баба! Обязательно нужно оставить последнее слово за собой?
― Сама проваливай! ― огрызается в ответ, одаривая ее хмурым взглядом. Ну что за женщина? Даже сдохнуть спокойно не даст, везде свой нос сунет. ― Это не твоя территория, так что можешь взять все свои командирские замашки и ..., ― Щелк! Заготовленное "засунуть их в задницу" так и остается не озвученным, застревая где-то в глотке. Он сейчас напоминает себе старую игровую приставку, вроде тех, что были у него в детстве. Денди или Сегу, для игры на которых использовали картриджи. Вот ты с энтузиазмом рубился в Чип и Дейла, а тут бац и эту игру вероломно изъяли, заменив на иной картридж. На "Братьев Марио", например.
Дьявол, как же он любит "Братьев Марио"!
По всему телу проходит дрожь, когда Дефо осознает, что они ходили по самому краю. Буквально свисали с него, хватаясь за обрыв кончиками пальцев. Подумать только, совсем недавно он неистово жаждал смерти своей жены. И ликовал бы, если у него получилось довести начатое дело до конца. Упивался видом ее безжизненного тела. Даже подпнуть его не отказался, ради особого морального удовлетворения. Сейчас эти мысли кажутся чудовищными, но совсем недавно Ксавьер считал, что нет ничего естественнее их. Убийство Скарлетт казалось ему чем-то правильным и буквально жизненно необходимым, будто бы в мире не было места им двоим. О, как же он ее в тот момент ненавидел. Пожалуй, Дефо еще ни разу в жизни не ощущал настолько сильной ненависти.
Блядские греческие Боги со своим зоопарком уродов. Они чуть не уничтожили их, да еще и таким извращенным способом. Твари.
Он окликает ее:
― Скарлетт, ― голос пока настороженный. Вдруг она по―прежнему жаждет его смерти? Дефо медленно поднимается на ноги. Смотрит на ее спину. И совершенно забывает о змеях. Время, увы, не собирается ждать, вновь начиная свой обычный бег. Черные погребальные ленты, шипя и извиваясь, рванули вперед. Может быть, в мире действительно нет места для них двоих?
Отредактировано Xavier Defoe (22.09.2016 03:45:27)
[audio]http://pleer.com/tracks/14125135WBx2[/audio]
Беда никогда не приходит одна, а вот хуже может быть всегда.
Скарлетт, избранная Немейским львом, поцелованная им же, но жестоко отвергнутая могущественными богами, могла бы уже привыкнуть к постоянным проблемам, что крутятся рядом подобно рою назойливых ос. Жужжат, жалят, жгут, жрут, проходу не дают. Так и хочется порой вызвать волшебного дезинфектора от насекомых – только не от насекомых, а от проблем. Явится мужчина за пятьдесят пять или даже старше, облаченный в белый мешковатый костюм, больше похожий на космический скафандр, деловито пройдется из угла в угол, легко взмахнет волшебной палочкой и вуаля – проблемы не исчезнут даже, а сдохнут. Чем не идеальное решение? Дело за малым – отыскать человека, способного искоренить все проблемы на корню. Где его найти? И как? Подать объявление в местную желтую газетенку? Опубликовать заметку в одном из греческих пабликов? Поспрашивать родных, знакомых, посторонних? И потусторонних тоже поспрашивать, потому что их вызвать, пожалуй, куда проще, чем заявленного дядечку в белом мешковатом костюме с волшебной палочкой.
Вот так и приходится все проблемы решать самостоятельно.
И все бы ничего – Скарлетт не привыкать. Когда в твоем теле с рождения дремлет, периодически просыпаясь и громя окружающее пространство, древнегреческое чудовище, проблем не избежать. Решать их приходится по мере поступления и весьма разнообразными способами: быстро или медленно, за счет собственных сил или с помощью других людей, деньгами или нервами. Ключевое слово – решать. Рано или поздно к такой жизни привыкаешь, пожалуй, даже втягиваешься, и проблемы становятся неотъемлемой частью тебя. Без них уже скучно, скудно, серо. Не то. Но потом происходит что-то, точнее, кто-то. Осторожно, настороженно, аккуратно входя в дом, а потом и в жизнь, «кто-то» входит еще и в проблемы, которые не принадлежат ему, но упрямо сваливаются, как снег на голову.
Вот это все – царство мертвых, чудовища, смертельно ядовитые змеи – беда Скарлетт.
И в нее оказывается втянут Ксавьер.
Никогда ранее не страдавшая от укусов совести Кэтти вдруг ощущает себя так, словно и не покусали вовсе, а заживо сожрали. Ей стыдно перед супругом за то, что именно она втянула Ксавьера в это непроходимое болото. Логически понимая, что все это воля треклятых богов, а не ее вина, Кэтти все же ничего не может поделать с эмоциональный частью себя, которая скребет в душе, скоблит, впивается острыми когтями в горло и перекрывает дыхание.
― Скарлетт? ― неуверенно спрашивает Ксавьер, и Кэтти тихо, почти беззвучно сглатывает, медленно кивает, не веря, что все кончилось. А ведь ничего еще не кончилось, и змеи, извивающие под ногами супруга, тому наглядное доказательство. И напоминание.
Она хранит священное молчание, когда осторожно, словно боясь спровоцировать мироздание на новую подлянку, ныряет рукой во внутренний карман пиджака, нащупывает ладонью заветные часы и выжимает кнопку. Время вновь останавливается, ветер замирает, деревья тоже не перешептываются между собой, но что важнее – змеи замедляются. Скарлетт быстро, словно не человек вовсе, подскакивает к супругу, берет его за руку и уводит в безопасное место. О змеях она не думает – пусть разбирается с ними тот, кто найдет счастье встретиться.
Отойдя от места роковой встречи на несколько сотен метров, Кэтти останавливается, резко разворачивается и, положив руки на сильные мужские плечи, крепко обнимает супруга за шею. Ничего не говорит, просто стоит, прячет холодный нос в вороте его теплой кофты и пытается как можно скорее прийти в себя.
Время возвращается в прежнее русло.
Но не для Скарлетт.
Тема перенесена в архив.
Для восстановления писать сюда.
Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Елисейские поля » В этом теле мало меня теперь, она в каждой жилке скулит, как зверь (c)
