Лисса, приземлившись на лед тем самым местом, где спина теряет свое благородное название, умудряется с веселым свистом прокатиться на два или три метра вперед. Затормозить получается благодаря встрече с деревом. Еврейка в него, конечно, не влепилась, потому что двигалась с ничтожной скоростью, но несчастный нос с шершавым стволом познакомила.
Впрочем, это еще вопрос – кто остался в большей степени несчастным после подобной встречи: еврейская физиомордия или ни в чем не повинный клен. 
Несколько мгновений Рейнольдс тратит на то, чтобы понять – а что, собственно, произошло? Если изрядно подвыпившая память ей не изменяет, то буквально три минуты назад Лисса решительно катилась верхом на Калебе, а Калеб не менее решительно катился вперед навстречу приключениям, а заодно – подальше от недружелюбного пьяницы.
Ах, да, точно. Пьяница.
Это из-за него все проблемы: и падение, и знакомство с деревом, и теракт 11 сентября в Штатах, и чернобыльская катастрофа. Вот же сукин сын! – всю малину попортил. Лисса, неуклюже повернувшись в сторону происходящих событий, внезапно обнаруживает буквально висящего в воздухе Калеба. Летает мальчишка, увы, из-за пьяницы, что медвежьей хваткой вцепился в грудки его куртки, а не благодаря волшебному «вингардиум левиоса».
Все это ее злит ужасно – еще бы! – только Лисса имеет право шпынять мальчишку. И никто, кроме нее, не смеет даже пальцем до него дотрагиваться!
Она неловко поднимается на ноги и тут же терпит сокрушительное фиаско: лед под ней такой скользкий, что устоять на нем невозможно. Лисса, покачнувшись сперва в одну сторону, потом в другую – как китайский болванчик, ей богу, – снова плюхается в сугроб.
― Да чтоб тебе всю жизнь через рот срать, гвоздь беременный! ― ругается Лисса – то ли на саму себе, то ли на заправского алкоголика. Слова с губ срываются спонтанно и необдуманно, впрочем, сразу приносят долгожданные плоды: алкаш, вздрогнув от неожиданности (забыл, видимо, о Лиссе), быстро поворачивает голову в ее сторону и растерянно хлопает этими своими полупьяными глазами. Форой прекрасно пользуется Калеб: мальчишка ударяет алкоголика туда, куда мужчин бить не рекомендуется.
Лицо Лиссы растягивается в довольной улыбке.
― Полиция! Полиция!  ― начинает вопить алкоголик, и Лисса понимает, что дело дрянь. Ведь не дальше, чем через дорогу находится пост, где служители закона пьют кофеек и едят пончики с глазурью, а сейчас уже, наверное, подрываются в сторону криков.
― Валим! ― Лисса, опершись на Калеба, быстро подрывается с места и с ужасом отмечает, что к ним действительно приближаются стражи правопорядка. ― Бля, чувак, быстрее, валим!
Лисса героически подталкивает Калеба вперед и собирается броситься следом, но вдруг обнаруживает, что пошевелиться не может – правая нога как будто приросла к земле. Еврейка быстро оборачивается и видит, что это рука алкоголика мертвой хваткой вцепилась в ее лодыжку. Рейнольдс делает еще одну попытку вырваться – снова поскальзывается и падает на лед. Растянувшись, она выбрасывает правую руку вперед, глядит на Калеба и кричит:
― Бегите, глупцы!
Уж если помирать, пусть даже фигурально, то с песней, лять.

Мало того, что дела идут плохо, так еще и прямо в жопу! И попахивают, мягко говоря, местными ароматами неопрятных бомжей, дешевых проституток и мелких карманников, словом, неповторимым обезьянником.
Все очень плохо.
Оказавшись под Калебом, Лисса протестующе всхлипывает, машинально упирается руками в тело, взгромоздившееся на ней, и хрипло ругается на чем свет стоит – Калебу пара ласковых прилетает тоже, впрочем, большинство проклятий все же изящно уходят в сторону отвратительного вида алкаша, из-за которого весь сыр бор начался и вылился в, мать его, настоящий, пардон, пиздец. Теперь два добропорядочных гражданина Греции могут оказаться за ржавыми решетками в окружении усатых тараканов только лишь потому, что разбили несколько бутылок драгоценного алкоголя. Конечно, охранники правопорядка поверят алкоголику, ведь он старше. А то, что у него рыло неделями небритое и перегаром тащит на всю улицу – это ничего, это бывает. Как-то так повелось в наше время, что во всем и всегда виновно поколение младшее. И Лисса ясно представляет, как ее и Хлебушка тащат в обезьянник и причитают: «Совсем распустилась молодежь, совсем распустилась, совсем, ко-ко-ко!».
Встряхнув головой, чтобы отогнать мысли, Лисса обнаруживает себя уже в вертикальном положении. Она ловко хватает Хлебушка чуть выше локтя и уже почти срывается с места, как со спины доносится торжественный голос:
― Оставайтесь на месте.
― Ну бляять, ― невесело тянет Лисса, медленно разворачиваясь к стражам правопорядка лицом. Их двое: один повыше и покрепче, а второй большой и толстый, словно Дадли в свои лучшие годы. В уголках губ у него сахарная пудра с пончика.
― Попросим вас не выражаться, ― говорит второй, а Лиссе кажется, что не говорит, а хрюкает. И нос у него похож на знатный пяточек. ― В отделение их.
Бросив полный отчаяния взгляд на товарища по несчастью, Лисса выдыхает и, покорно склонив лохматую голову, идет в сторону автомобиля. Руку Калеба она почему-то не отпускает. Настроение заметно улучшается, когда Рейнольдс узнает, что и алкоголика строгие стражи правопорядка «заворачивают» и везут в обезьянник. Справедливость существует! Правда, в просторном и очень холодном салоне старенького автомобиля им приходится ехать вместе. Лисса, садясь рядом с Калебом напротив алкоголика, не удерживается и показывает ему язык.
― Испортили мне такой вечер, черти, ― ворчит он, недовольно глядя на ребят.
― Чье бы вымя мычало, морда небритая! ― огрызается Лисса, мужественно выглядывая из-за широкого плеча мальчишки.
Дорога недолгая. Отделение дружелюбно распахивает собственные двери перед ними. Лисса, закусив нижнюю губу, ступает за Калебом, с любопытством разглядывая стены. Зато тут тепло.
― Малолетних нарушителей ко мне, ― доносится мужской голос из-за приоткрытой двери. Лисса подталкивает Хлебушка вперед, мол, иди первым.
― Ну-с, рассказывайте.

Инициативу в собственные руки – большие и волосатые – берет Хлебушек, и Лисса впервые за долгое время позволяет себе расслабиться. Она буквально растекается на стуле, закидывая голову назад, из-за чего длинные каштановые кудри рассыпаются в воздухе и касаются пола. Она этого не замечает, поэтому продолжает неосознанно подрабатывать уборщицей в отделении, подметая полы кабинета. Могли бы и «спасибо» сказать, нечестивые. Или на долгожданную свободу отпустить. С желанием оказаться на улице солидарен желудок, который раздражается недовольным голодным урчанием. Желудок хочет в ближайшее кафе заправиться большим гамбургером из разряда «разорви ебало». Лисса содрогается от мысли, что гамбургер ей, возможно, светит только завтра, а то и послезавтра. А что, если через пятнадцать суток? Еврейка судорожно вздыхает и выпрямляется, смотрит то на бро, то на полицая, пытаясь оценить критичность ситуации. Рефлексы ей подсказывают, что все будет хорошо, ведь Хлебушек, ебись он троянским конем, умеет удивительно легко и быстро нравиться людям. Лисса по себе знает, ведь уже через час после знакомства с этим маленьким лохматым ламбрадором она была готова обнимать его всю жизнь, предаваться вакханалии и подростковому разврату без остановки и даже поделиться последним куском пиццы. Так глубоко в душу не сумели забраться ни Ирвинг, ни Витя. Только Хлебушек – только хардкор!  А вот здравый рассудок с инстинктами не согласен. Он твердит, что ничего у бро не получится, и дело тут не в природном обаянии, а в том, что коп попался с изъяном. Слишком правильный.
Еще и ворвавшийся в кабинет мужик подливает масло в огонь!
― Пиздеж! ― заступается за подругу по несчастью Калеб.
― Чистой воды пиздеж! ― воинственно спохватывается Лисса.
Кажется, все в кабинете изображают невидимый фейспалм. Еврейка, пользуясь заминкой полицаев, виновато смотрит на Калеба, ныряя правой рукой в карман для того, чтобы… эээ? Куда делся? Ее глаза округляются – удивленно и облегченно одновременно. Дело в том, что Лисса действительно украла у мужика бумажник тогда, когда они грациозно барахтались на льду. Таким образом она хотела компенсировать нанесенный ущерб. Но чужого бумажника в кармане не было. Получается, Лисса кошелек украла и потеряла? Это просто премия «неудачник года»! И все же сегодня невезение играет явно на руку подросткам. Лисса, расплываясь в счастливой улыбке, снова показательно расслабляется на стуле.
― Ничего я не крала. Можете обыскать! 
А вдруг бумажник в другом кармане? Лисса нервно проверяет его – нет, пусто.
Полицаи, пожав плечами, действительно заставляют еврейку встать, чтобы обыскать. Лисса, растерянно поджав губы, стоит и краснеет, едва сдерживая рвущийся наружу смех. Ей дьявольски смешно и неудобно. Она не знает, как нужно себя вести в такой ситуации.
― Ничего. Чисто.
― А я говорила! Эй, эй, это мой эмэндэмс!
― В камеру их. На сутки. Для общего развития.
― Это все из-за того, что я не поделилась эмэндэмсом?
Молчание. Обиженная Лисса выхватывает конфеты, полюбовно поднимает за шкирку Калеба и, глядя на него, вдруг кривит губы, едва сдерживая очередной приступ смеха. Драматично высыпав конфеты в ладонь, она протягивает руку в сторону мальчишки. Под любопытные взгляды полицаев Лисса пытается придать физиономии самое обреченное, грустное и унылое выражение. А потом кивает, мол, ты ведь со мной, да?
Нет, нуачо! –  Стоун действительно похож на Пита, который из «Голодных игр».
― Вместе? 
Остается надеяться, что и Хлебушек, и полицаи игры смотрели так же, как и Лисса. Иначе это совсем глупо выглядит. 

Отредактировано Altera Lissa Reynolds (06.03.2016 11:46:14)

Полицаи шутеечку не оценили, впрочем, Лис была готова поклясться, что заметила тень улыбки, мелькнувшую по смуглому усатому лицу одного из грозных стражей правопорядка – того самого, который спустя несколько мгновений хватает еврейку чуть выше локтя и решительно уводит в негостеприимную, но что важнее – пустую камеру. Оказавшись за видавшей виды решеткой, Лис ступает вперед и останавливается посреди камеры, оглядывается – что же, могло быть и хуже. Еврейка за свои двадцать два года умудрилась побывать во многих обезьянниках, и эта камера очень даже неплоха. Чистенькая, без крыс и тараканов, без соседей.
Лисса, решив, что ей чертовски повезло, прячет замерзшие руки в карманы куртки и плюхается на твердую скамью. Она откидывает лохматую голову назад, прикрывает глаза и устало зевает, прикидывая, где добыть подушку, чтобы подремать. Пожалуй, если шарф сложить в несколько раз, сгодится. А куртка будет одеялом. Заебись!
Впрочем, планы на сон перечеркивает жалобный голос Хлебушка. Лис, открыв правый глаз, прислушивается, поворачивает голову на звук и, поднявшись с места, идет к решетке.
― Лисса, я в жопе. У меня два бомжа и один петух. Докладывай обстановку.
― Так тебе и надо, ― еврейка расплывается в блаженной улыбке, ― а то хуле тебе постоянно везет, а мне нет. Вощем, я одна. Сам себе господин, сам себе судья!
Главное – не сглазить, а то ведь мироздание быстро сотрет счастливую улыбку с еврейской физиономии, впихнув в камеру пару бомжих и проституток.
― Слышь, а ты не в курсе, нас кормить будут? Так-то есть хочется, ― и клокочущий желудок с хозяйкой согласен. ― О, пали, полицай идет, щас спрошу. Эй, эй! Эй, мужчина! ― Лисса спешивается и, хмурясь, закусывает нижнюю губу, думая, как правильно обращаться к охраннику правопорядка. Полицай? Юноша? Молодой человек? Официант! Ха, если она его так назовет, то сидеть ей в этой камере далеко не сутки… ― Мужчина! Молодой, блять, человек! Офицер! ― о, сработало. Полицай, удивленно приподняв брови, глядит на Лис. Лис глядит на офицера. Искра. Буря. Безумия. Очередной фейспалм со стороны полицая и еврейки – оказывается, это тот самый коп, который вел Лиссу в камеру.
― А можно нам еды? Мы голодные, ― максимально жалобно тянет Рейнольдс. И глаза у нее тоже жалобные. Ей богу, не еврейка, а брошенный под дождем щенок.
― Через полчаса будет ужин.
― А можно нас, ― Лисса кивает в сторону Хлебушка, ― в одну камеру? У Хлебушка аллергия на бомжей, того гляди, откинется.
Полицай честно пытается сохранять невозмутимую гримасу, но Лисса вновь улавливается тень усмешки. Ей это чертовски нравится. Вдруг прокатит, а?
― Вам здесь что, курорт? ― рявкает он.
― Да как-то непохоже, ― честно отвечает Лис.
― Именно. Сидите и думайте о поведении.
― Пожалуйстаааа, ну пожалуйстаааааааа. Я буду ныть, пока вы не согласитесь! Если от моего голоса не убьетесь вы, то убьются бомжи. И будут вонять еще хуже.
Черт знает, чем руководствуется полицай, но уже через несколько минут Хлебушка переводят в камеру к Лиссе. Та встречает его веселым ударом кулака в юношеское плечо, впрочем, сразу спешивается и глядит на офицера:
― Мы будем сидеть тихо и думать о своем поведении.
И о том, как сделать его еще хуже.

Отредактировано Altera Lissa Reynolds (26.03.2016 13:40:17)