Выглядит. Очень злой, грустный и потрепанный. Башка в крови, как и одежда. Как и жизнь, в принципе
Он выслеживал его несколько дней – не ради денег или легкой наживы, а чтобы развлечься и как-то убить время, которого у демона много – слишком даже. Тельхин, предусмотрительно выкравший из ближайшего магазина бежевый плащ, широкополую черную шляпу и большие черные очки – экипировку комедийного шпиона, ходил за ним по пятам и прятался за углами, нарочито отводил невинные глаза и показательно присвистывал, ловя на себе подозрительные, непонимающие и вопросительные взгляды. Он дурачился и ловил в этом особый, неповторимый кайф. Как кошка, он играл с мышкой, прекрасно зная, что в один прекрасный день его зубы с характерным хрустом – аппетитным таким – сомкнутся на его шее.
И день икс пришел тогда, когда он, не выдержав очередной слежки, остановился посреди темного переулка и решительно приказал демону выйти из сумрака. Тельхин, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, облизнул губы, сглотнул и изящно стряхнул с плеча невидимую пыль. Вышел из-за угла, дружелюбно улыбнулся, вежливо поздоровался, поклонился даже – так, для придания театральности не слишком грациозным действиям. И представился, назвав собственное имя – а то грустно как-то, когда личность, убившая тебя, так и остается неназванной.
Хранитель – а объектом трехдневной слежки был именно он – смотрел недоверчиво и опасливо. Руку в ответ не пожал, собственного имени не назвал, не улыбнулся даже – только губы сжал в тонкую кривую полоску, похожую на наэлектризованный провод. Потом пригрозил, мол, заканчивай за мной следить – напрягает же, да и неприятно это, когда твое личное пространство нарушают. Ахилл в ответ улыбнулся, флегматично пожал плечами и сделал три шага навстречу Хранителю, безжалостно и беспардонно врываясь в это его бахвальное личное пространство. Хранитель сперва растерялся, а потом не на шутку разозлился. Полез на демона с кулаками – да куда же тебе, щенок пекинеса, на здоровенного бульдога пастью клацать?
Ахилл поржал, потоптался на месте, два раза пригнулся, один раз отдалился и три – присел. Ни один хранительский удар цели не достиг, а вот Андреас был на удивление меток – первый кулак под дых, второй – в живот, третий – в челюсть, и Хранитель был вынужден прибегнуть к какой-то технике, которая здорово затруднила видение ситуации. Туман? Похоже. Но это не помешало тельхину добить Хранителя – ножом и в живот. А потом голову оторвал и, гаденько хихикая, выкатил ее в людный переулок. Сколько ору было! Музыка для демонских ушей.
Вытерев окровавленные руки о черное пальто убиенного Хранителя, Ахилл неспешно поднялся на ноги, огляделся, звучно цокнул языком. Туман стал медленно, но верно рассеиваться, и демон с грустью разглядел в руках еще теплого трупа экран старенького айфона. А на экране черным по белому светилась мольба о помощи. И короткий ответ: «Держись, сейчас будем».
Ахилл, нервно сглотнув и настороженно нахмурившись, поджал губы и огляделся. Никого. А потом удар в затылок – сильный такой, выбивающий дух. И дурь. В глазах, сука, темно. Удар под колени, удар в область печени и в солнечное сплетение. На губах отчетливый вкус железа – крови то есть. В глазах все еще темно. Его ослепили, и поэтому он не смог увидеть бьющего?
Нихрена не понятно, и поэтому пиздец как обидно. Что делать-то?
Руки болели, ноги болели, спина болела. Шею ломило, голова разрывалась, в ушах звенело. И кровь – море крови – его крови. Ахилл ею захлебывался, а потом, собравшись с силами, подорвался с земли и побежал, куда глаза глядят, но не видят. Опершись спиной на ближайшую стену, он отдышался, проморгался и сосредоточился, а затем сменил облик на первый пришедший ему в голову. Кажется, какой-то актер. Или просто примелькался в газетах.
И снова дал деру. И все было бы не так плохо, если бы он видел куда бежал. И от кого. И если бы, блять, не было так больно – а то каждый шаг отдавался невыносимой, мучительной болью во всем теле. Он упал бы и окончательно расквасил себе физиономию, вот честно.
И упал, кажется, на какие-то неровные прохладные камни или плиты. Больно приложился щекой к шершавой поверхности, закрыл глаза и попытался отдышаться.
Зрение отказывалось возвращаться, как и спокойствие. Да что, ебенамать, они с ним сделали?