В доме пахнет морем и рыбой.

Ахилл облизывается и с аппетитом причмокивает. Вытягивая губы «уточкой», он хитро щурится и быстро оглядывается по сторонам, словно гиена перед долгожданным куском мяса, проверяющая наличие врага. В комнате пусто – только апрельский сквозняк шелестит старыми истлевшими занавесками. В комнате тихо – лишь где-то в углу копошатся крысы размером с два кулака, деля вечернюю трапезу с тараканами размером с кулак. В комнате светло и пахнет морем.
Ахилл широко улыбается, громко хлопает в ладоши и звучно плюхается на древний диван. От удара в воздух поднимается пыль и складывается в витиеватые узоры, переливающиеся в свете вечернего солнца. Демон на мгновение завораживается зрелищем, но сразу спохватывается и быстро встряхивает головой. По стенам прыгают расплывчатые солнечные зайчики – это его начищенная до блеска лысина так блестит.
Диван перестает жалобно скрипеть, наивно взывая к совести хозяина.
― Сам жиробас! ― громко рявкает демон дивану.
Ахилл растирает холодные ладони и нетерпеливо высовывает кончик языка. На протяжном выдохе демон берет ее в руки – а она живая еще, вон, смотрите, молитвенно дрожит и жалобно трепыхается в его давно огрубевших пальцах. Демон задумчиво кусает губы и звучно сглатывает, вглядываясь в ее большие глаза. Такая беззащитная, такая слабая. В его руках она – никто, но он для нее – все: друг, враг, спаситель или убийца. Но главное – он человек.
А она – нет.
Демон зловеще смеется, когда безжалостно сворачивает ей шею. Его глаза маниакально горят, зубы сжаты, желваки на морщинистом лице ходуном ходят от злости и возбуждения.
В облезлых стенах комнаты слышится громкий хруст костей.
И этими же стенами хруст приглушается, а затем исчезает. Как и не было вовсе. Стены дома всегда на твоей стороне, чтобы ты не задумал – приготовить ужин или убить.
Она в его сухих намозоленных ладонях. Он с упоением гладит ее тело. Холодная. Изящная. Мягкая. Гладкая. Такая приятная, но, сука, вонючая!
На раздраженном рыке Ахилл достает из кармана брюк небольшой охотничий нож и вонзает острием в податливое тело. Оружие входит плавно, мягко, как в подтаявшее масло. Ахилл не может сдержать улыбки, да и не пытается, если честно. По его пальцам струится ее вязкая кровь – уже холодная. Она стекает на запястья и оседает на грязном полу.
Скоро там образовывается целая лужа. Надо же – в форме сердечка.
― Утибозе, ― умиляется Ахилл, с восторгом глядя вниз – на кровь.
А потом он свежует ее тело. Лес рубят – щепки летят. Во все стороны.
Куски ее безжизненного тела прилипают к стенам, к подлокотникам дивана, к трухлявой обивке кресел, к пыльным шторам. А он продолжает маниакально улыбаться и гортанно смеяться, сжимая сильнее ее и нож.
Его руки по локоть в ее крови, и ему это нравится. И он обнаруживает эти мерзкие липкие куски чужого тела на собственных щеках и даже на неприкасаемой лысине!
И все же она почти готова.
Он медленно поднимается с дивана, который вновь жалобно скрипит, и идет в сторону кухни. Достает старинную чугунную сковородку, льет туда растительное масло, нагревает.
И бросает теперь очищенное тельце на раскаленную поверхность.

В доме пахнет морем и жареной рыбой.

Была самая середина лета, о чем буквально кричало налитое синевой небо, белые-белые барашки облаков, согнувшиеся под тяжестью бутонов кусты пионов у аккуратных домиков. В садах манили глянцевыми боками спелые ягоды черешни, августовскую сладость обещали спрятанные в листве ещё зеленые и мелкие яблоки… Место, где жила бабушка, всегда казалось Мел страной изобилия.
Последние годы все летние дни Меланта проводила на детской площадке:  огороженной нарядным заборчиком территории в конце улицы, где располагалась огромная песочница, несколько разномастных качелей, ряд скамеек и бесчисленное количество цветастых металлических загогулин для лазания. Каждый год, когда родители привозили Мел к бабуле в Чехию, площадка оказывалась свежевыкрашенной в новые цвета, и особенным удовольствием было гадать, какими на этот раз окажутся качели – голубыми, красными, а может быть, даже оранжевыми.
Но в этом году все оказалось иначе. Нет, Мел по-прежнему приходила на площадку, правда, теперь уже не играть, а приглядывать за младшими кузенами – ей самой ведь уже было восемь, она ходила в школу и читала быстрее всех в классе – тут не до песочницы, сами понимаете. Вот только  место для игр уже было не таким, как раньше: их пестрое гнездо облюбовали новые птицы.
Сначала они появлялись под вечер, когда солнце мягко золотило белый песок дорожки, окрашивающийся в тепло-розовые оттенки. Человек шесть или семь, мальчишек и девчонок. Им было лет пятнадцать, и понятно, что они пугали стайку Новаков до чертиков. Пришельцы носили черные кожанки с заклепками, болтающиеся на худых плечах, как тяжелые крылья, металлические перья которых поблескивали на солнце. В носу у одного парня и в губе отвязной девчонки вызывающе, как грозный клюв, торчал пирсинг. И даже говорили они как-то странно, слишком каркающе даже для жесткого чешского языка, пугая своими резкими голосами всю округу. С их появлением Мел хватала за руку младшую сестричку, строго окликала болтающихся вниз головой на перекладинах кузенов и рядком уводила их домой. Наутро их площадка с каждым разом становилась все непригляднее: под скамейками валялись смятые банки из-под пива и окурки, урна для мусора то и дело валялась перевернутой, а однажды одна из досок на лавочке оказалась вырванной и брошенной на землю рядом. Но больше всего не нравились Мел рисунки черным маркером, которые все чаще появлялись на железных перекладинах. Особенно когда самый младший, четырехлетний Марек, ещё признававший авторитет старшей сестры, спросил у нее:
- Мел, а что это?
Петр, которому было уже семь, и его познания о мире были побольше, чем у брата, захихикал.
- Это плохая картинка, - строго объявила Мел, уводя Марека к песочнице. Чем именно она плоха, Новак понимала смутно, но была совершенно уверена, что младшему кузену разглядывать подобные художества рано. Не говоря уже о том, что им вообще не место на детской площадке.
Крикливые подростки  приходили все раньше и раньше, и настал тот день, когда они заявились почти перед обедом, спугнув бледную шестилетнюю Ленку со скамейки, где она разложила своих кукол. Поглядев на грустно повисшие светлые косички сестры, Мел набрала в грудь воздуха и шагнула к подросткам, гогочущим под громкую музыку из переносного магнитофона:
- Вам нельзя тут сидеть, - глухо проговорила она, исподлобья глядя на самого главного – остроносого парня с пирсингом, неприятно косящего похожим на вороний глазом.
- Чего? – лениво отозвался тот, нехотя повернувшись к малявке. Новак постаралась унять дрожь и повторила громче:
- Вам нельзя тут сидеть. Это площадка для детей. А вы не дети.
Подростки загоготали, неприятно зашелестели куртки-крылья за их спиной. Мел сглотнула, переводя взгляд с одного лица на другое.
- И че? Что ты нам сделаешь? – протянул главарь, наклоняясь к Мел и легонько щелкая её по носу. - У нас свободная страна.
От него неприятно несло куревом. Его речь была нечеткой, привычному к греческому языку уху с трудом удавалось уловить знакомые слова.
- Вы должны уйти. Вы шумите. И курите. Здесь нельзя курить. Это неправильно, - упорно повторила Мел, поставив руки на пояс.
Главарь придвинулся ещё ближе, но тут, по толчку девчонки рядом с ним, глянул куда-то поверх головы Мел и недовольно цокнул языком.
- Ладно, народ, валим отсюда, - он выпрямился и сплюнул. – Слишком тут стало шумно.
Когда подростки гуськом вышли из боковой калитки, Мел перевела дух и обернулась. И тут же радостно вскрикнула:
- Папа!
У центрального входа на площадку и правда стоял её отец и его браться – дядя Кристоф и дядя Анджей. Бросившись со всех ног к папе, Мел повисла у него на шее и затараторила:
- А ты видел, видел? Я их прогнала! Сама!
- Видел, - усмехнулся Вацлав, переглянувшись с братьями. – Настоящий подвиг! Но давай в следующий раз ты будешь звать меня, хорошо? А сейчас пора домой - бабушка приготовила просто обалденный обед.

Не желая убить или даже ранить лань, Геракл решил изловить ее, не прибегая к силе. Он непрерывно пресле довал лань в течение года, дойдя до страны гипербореев, и наконец поймал, выпустив стрелу, которая пригвоздила передние ноги лани од ну к другой, пройдя между костью и сухожилием так, что не упало ни капли крови.[/align]

11 октября 2008 года

Работа над собой – тонкое дело. Оно требует подготовки, концентрации, постоянного контроля и с точно выверенных мыслей и действий. В каком-то смысле это похоже на занятие каллиграфией. Каллиграфия – искусство совершенства.  В этом деле все должно быть идеально, а этого можно достичь только  после многочисленных тренировок. Истинный мастер может исписать десятки листов рисовой бумаги, и все они упорхнут бабочками на пол. Но со временем движения руки становятся быстрее, движения четче, кисточка не оставляет клякс, а сочетания различных линий и штрихов становятся гармоничными. Вот тогда картину можно считать законченной.
София захотела попробовать. Нет, не заняться каллиграфией, а укрепить силу воли, избавившись от не такого уж ужасного, но определенно не лучшего  качества. Впрочем, терпеть,  выводя точеные закорючки тоже бы подошло. Вся дилемма была в том, что сам недостаток мешал достижению результата. Что делать, когда планируется что-то грандиозное, не очень приятное и с прогнозируемым количеством поражений, если по сути своей бросаешь недоделанное, спеша начать что-нибудь новенькое?

9 октября 2008 года

- Нет! Плавнее! Не дергай так пальцами! Все, остановись. Стоп!  - тренер обреченно потер виски. – Ты должна быть сосредоточена, думать только о точки на мишени, куда хочешь попасть, а не витать в розовых облаках. Литрас! – вздохнув, взъерошенный старичок сменил тон на более мягкий, продолжая экзекуцию вжавшейся в стенку девушки. -  Я не могу подвергать риску остальных, пока ты будешь так стрелять. Давай договоримся так: как только ты сможешь сосредоточиться, то можешь приходить, а пока…
Удрученно качая головой, сердобольный кириос Павлидис, провожал понурившую голову ученицу, пожелав той удачи. София же едва сдерживала слезы обиды, удерживая себя от того, чтобы не сорваться с места. Вместо этого, блондинка кивнула, не имея другой альтернативы, и, попрощавшись с тренером, прошмыгнула в раздевалку. Крепко сжимая челюсти, девушка шумно дышала через нос, увещевая себя, что все хорошо. Переодевшись из спортивной формы в бриджи и белую майку, она подхватила ярко-оранжевую, как самый настоящий апельсин, сумку, закинула зачехленный лук с колчаном стрел на спину и обвела взглядом небольшую комнатку, будто бы прощалась с ней навсегда. Увы, вероятность того, что у неё получится должным образом сконцентрироваться, избавиться от дерганности и поспешности, была крайне невелика. Но сдаться не попробовав? Ни за что.

Снова 11 октября

Это и вспоминала Софи, трясясь в душном автобусе, подпрыгивающем на каждой маломальской ухабине, и вцепившись обеими руками в пакет с заранее купленным десятком теннисных мячей, коробком металлических кнопок (продавец пообещал, что они не сломаются, даже если на них приземлится слон) и тремя нарисованными от руки мишенями. Не долго горевав, Литрас набросала себе краткий план в ежедневник, исписав целую страницу противно пахнущими чернилами.
Итак, пункт первый.
Вывалившись из смертоубийственной машины в некоей греческой глуши, блондинка перевела дух и только потом осмотрелась. Она оказалась в буквальном смысле посреди пустынных лугов. Не местечко, а рай. А уж тем более для того, кто хочет уединиться, чтобы никто, упаси Боже, не видел его позора. Удовлетворенно покивав, Софи решительно зашагала по высушенной палящим солнцем траве, уходя подальше от дороги в поисках какого-нибудь одинокого деревца. Такое нашлось не сразу, но довольно быстро. Низенький, но широкий, раскидистый и крепко сбитый каменный дуб идеально подходил для задуманного энергичной девушкой, которая, только заметив его, порадовалась чему-то своему и моментально подскочила к стволу, прицениваясь так, будто собиралась его продавать. Размашисто прилепив картонную мишень сразу десятком железных кнопок, а заодно и перевязав толстым шершавым жгутом (чтоб наверняка не сползла), она отсчитала десять шагов и воткнула красненький флажок в сухую почву, больше напоминавшую камень, чем землю. Подхватив один мячик, Софи чуть покатала его на ладони, взвешивая, и, став наизготовку, прицелилась, от усердия высунув кончик языка и прищурившись. Да, так она собиралась потренировать азы меткости и плавности движений во время броска.
Первый снаряд даже не попал по стволу, второй прошел по касательной, десятый отскочил от нижнего края мишени. Начальные результаты были предсказуемо плохими. Дальше пошло лучше. За все два часа, которые Литрас провела наедине с матушкой-природой, теннисными мячиками и дубом, она сумела подойти близко к цели только два или три раза. Дистанция, правда, увеличилась, но это не слишком помогало увериться в себе. Что ж, думала Софи, тренировки на то и тренировки, чтобы терпеть фиаско. На такой минорной ноте, несколько расстроенная девушка вернулась на дорогу и загрузилась во вскоре подошедший автобус. Галочку в ежедневник все же можно было поставить.

14 октября 2008 года

Прискакавшая в гости к Софии Клити, подружка из университета, застала ту в позе цапли. Все дело было в том, что француженка, вновь вознамерилась потренироваться, но уже в домашних условиях, потому что снова обгореть на палящем солнце по самое не могу ей категорически не хотелось. Посему кидала Литрас скомканные листы бумаги в грязно-голубое ведро, поставленное на маленькую табуретку. Похихикав, Клити приземлилась рядом с ведром, обнаружив там от силы десяток бумажных шариков. В сравнении с разбросанными по полу это было непомерно малое количество. Сошлись на том, что подружка будет держать ведро чуть наклонённым, а Софи взамен расскажет, почему в ней родилась такая тяга к подобным экзерсисам. Когда же француженка устала и озлобилась на злосчастный сосуд, никак не желавший засасывать в себя бумагу, Клити со всей свойственной ей живостью утянула подругу в близлежащее кафе, шутливо предложив покидать скомканные салфетки в ведерко из-под шампанского, за что получила шуточный подзатыльник. И только перед самым выходом блондинка вспомнила про потрепанный ежедневник и с торжествующей улыбкой черкнула там ещё одну галочку. Оставалось совсем немного.

1 декабря 2008 года

На негнущихся от волнения ногах девушка вошла в зал, минуя раздевалку.
- О, кирия Литрас! – зоркий тренер сразу же заметил новоприбывшую и поспешил к ней, на ходу протирая тряпочкой стрелу, которую держал в руках. – Ну что, будешь стрелять с умом?
Игриво подмигнув смешавшейся Софи, старичок отправил её переодеваться «в подобающий вид» и уже через секунду яростно стучал перед каким-то мальчишкой по мишени, пока тот, бледнея и краснея, пытался оправдываться. Нет, определенно, кириос Павлидис был добрейшей души человеком. И на удивление бойкий для своих лет. Ободренная своим учителем, Литрас быстро экипировалась, завязала волосы в тугой пучок и вышла в зал уже вместе с расчехленным луком. Предложив ей мишень, тренер махнул рукой, и всех люде как ветром сдуло. Видно, помнили они, как стреляла раньше блондиночка. Наверное, стоило помолиться. Мотнув головой, девушка отогнала нервный смешок и приняла нужную позу. Только бы получилось! Натянула тетиву. Вдох. Выдох. Теперь прицелится. Финальное усилие – пальцы выпускают тонкий шнур, отправляя стрелу в полет. Не решаясь посмотреть на дело рук своих, София малодушничает и жмурится, сжав похолодевшие пальцы на плечах лука. Внезапно тишину разрывает оглушительный грохот, усиленный эхом. Вздрогнув, Литрас молниеносно оборачивает на стоящих за спиной людей. И да! Да, все улыбаются! Ещё один поворот, и с губ срывает восторженный возглас – прямо в яблочко!

- Это одна из древнейших пород собак, ей больше двух тысяч лет! - заливался соловьем продавец, не обращая внимания на озадаченный вид Гарлема. – Китайцы считали их маленькими духами-охранниками, они были доступны лишь семье Императора. Это сейчас они доступны простым смертным.
Менад перевел укоризненный взгляд с монстра на его владельца, голосистого работника зоомагазина. Простые смертные, значит? Это ты не очень попал с метафорой.
Все собаки произошли от волков. Нет, ну правда, вообще все. И большие, и маленькие. Но только не эта. Этот маленький уродец имел в родословной роскошную легенду о том, как лев согрешил с обезьяной. Даже бурная фантазия менада не могла себе позволить такое. А китайцы – вот, пожалуйста. Теперь этот мутант сидит на сказочно пошлой розовой подстилочке и вальяжно взирает на менада, как на… В общем, неподобающе для такой маленькой и страшненькой собачонки.
- Это лучший подарок для изысканной девушки, даже не сомневайтесь! – продолжал напирать продавец, порождая все больше сомнений и скепсиса в Гарлеме. Он пришел покупать подарок для Софи. Тот факт, что дарить животных не совсем этично, его совсем не беспокоил. Дарить ей кошек – это какой-то слишком толстый намек. Пусть гуляет с уродской собачкой голубых кровей, привлекая внимание противоположного пола. Ну, или своего, на худой конец.
Флегматичный вид пекинеса давал твердую уверенность, что подарок не составит дарителю проблем, обитая у него до завтрашней встречи с Литрас. Может, его можно оставить до утра в переноске в прихожей или поставить на полку среди черно-белых статуэток? Кажется, он так и будет сидеть, воображая себя китайским драконом из китайского фарфора.
- Ладно, заверните мне его… как-нибудь, - менад брезгливо указал тонким пальчиком на пучеглазого пса, - И покормите его получше, чтоб до завтра хватило.
Еще мне не хватало заниматься кормежкой этого создания. Завтра именинница его покормит сама. Чем-нибудь. Ну будет же у нее праздничный стол. Интересно, эти собаки едят брокколи и батат? Ничего, мадемуазель Литрас научит.
Указание Гарлема ввело продавца в ступор. Он на миг оторопел, потом торопливо закивал и бросился собирать приданое своего наследника императора.
- Вот документы, медицинские справки. Пакет корма в подарок, а так же подстилочка, к которой он привык. Поводок и ошейник тоже входят в стоимость, держите. И не забудьте, его зовут Ийнгпуй – «Достойный восхищения», он клубный щенок, и имя – его визитная карточка.
С этими словами счастливый продавец протянул цепочку поводка сраженному наповал менаду.
- Эй-эй, а нельзя его посадить в пакет, в коробку? Я что, должен его вести? – продавец, сияя, покивал.
Расплатившись, Гарлем неуверенно взял в руки петельку поводка. В другую руку он взял десятилитровый пакет корма, этот ужасный розовый коврик и внушительную кипу документов. Собака лениво спрыгнула со своего пьедестала и, ковыляя, неспешно зашагала за временным хозяином. То есть, как зашагала – каждые три шага кривых лапок, она останавливалась, обнюхивая клетку с очередным животным или витрину с кормами. Гарлем нетерпеливо дергал поводок, оттаскивая задумавшегося питомца дальше, к выходу. Еще несколько шагов – и они выйдут на улицу, там менад запихнет все приобретенное добро на заднее сидение автомобиля и привезет его домой.
- Давай, Юнгпой, или как тебя там, шевели копытами, ну! – но царственную поступь львинообезьяны  не способна была подогнать даже сила менада. При особенно сильных рывках пес начинал хрипеть, упираясь, и менад испуганно ослаблял хватку. – Ну что ты там нюхаешь-то, у тебя носа-то нет толком!
Выход на улицу тоже не решил проблему. Офигевшая от осознания огромности мира псяка застыла на пороге магазина, напряженно внюхиваясь в миллионы запахов, время от времени чихая. Гарлему осталось только придерживать дверь, чтоб та не пришибла дорогущего и тормозного «Достойного восхищения», стараясь, чтоб пакет не вывалился из его руки, и документы не рассыпались по улице.
Наконец, пес счел возможным продолжать шествие. Но вот беда – его направление совершенно не совпадало с тем, куда намеревался идти менад. Его машина стояла в каких-то трех сотнях метров направо от входа в магазин. Но череда крошечных деревьев (как раз для крошечных собачек, что ли?) начиналась именно слева.
- Слушай ты, собака, давай, иди за мной, нам в другую сторону! – зашипел Гарлем, чудом сохраняя равновесие на чуть подмороженном ноябрьском асфальте, когда псина с уверенностью локомотива поперла к ближайшему деревцу. По-гречески она, видимо, не понимала, потому что на слова менада лишь подняла ногу, помечая первую контрольную точку. Но вместо того, чтоб на этом успокоиться и последовать за царем зверей – менадом, глупое создание, высунув язык, потопало дальше. Гарлем взвыл от сочувствия к самому себе, в очередной раз чуть не уронив здоровенный пакет. Что делать-то? Взять его на руки было практически нереально – тогда пришлось бы что-то тащить в зубах. Чувствуя себя идиотом, Гарлем плелся за коротконогим монстром, останавливающимся каждые тридцать сантиметров.
- Ну маленький, ну пошли в другую сторону. Папочка Гарлем покажет тебе красивую красненькую машинку, посадишь туда свою китайскую задничку. Ну Ёнгпейчик, пожалуйста…
Но дитя запретной страсти льва и обезьяны упорно тянуло менада все дальше от нужного автомобиля. Раздражение блондина сменилось растерянностью. Может, вообще попробовать его влюбить в менада, чтоб сам бежал за Гарлемом, обуреваемый страстью? Да не, бред какой-то.
Желтый автомобиль такси неторопливо едущий по правой стороне с зеленым огоньком, дал менаду надежду. Махнув водителю пакетом с кормом, менад мысленно попросил его остановиться как можно ближе к нему. Машина притормозила.
Совершая дерзкий кульбит, Гарлем распахнул заднюю дверцу такси, вбросил на сиденье все вещи. Пекинес обернулся на наглость и подозрительно осмотрел происходящее.
Интересно, а он кусается? Менад с опаской шагнул к собаке, присев перед ним. «Достойный уважения» без особой любви смотрел на Гарлема. Его взгляд выпученных глазок как бы предупреждал – только попробуй прикоснуться ко мне, и я сожру тебя целиком! Ну, как минимум, отгрызу тебе руку. Ну, или укушу за палец, но больно! Выпить бы сейчас для храбрости, но было некогда, да и нечего. Зажмурившись, менад неловко схватил псяку и аккуратно посадил на сиденье прямо на розовую подстилочку. Этот факт, кажется, смилостивил Ийнгпуя, и пальцы Гарлема остались целы. Победно взглянув на таксиста, менад уселся рядом с будущим духом-охранником Софи. Высунув локоть в открытое окно, он подумал, как хорошо, все-таки быть венцом природы, подчиняя себе все живое интеллектом и силой.

Когда Мидас только вступил в группировку Огонь, первое что он решил сделать, это показать Артуру Кестлеру, что он состоит не только из груды мышц и физической силы, но и обладает отменным умом и сноровкой в решении сложных задач. В тот день мужчина пришел к Артуру и попросил дать какое-нибудь важное задание, что бы проявить себя как настоящему члену Огня. Кестлер не долго размышлял над его словами и вскоре отправил Мидаса найти некий зашифрованный файл, на котором были данные на всех носителей, хранителей и мифических существ, какие только есть на свете. Так же Артур подчеркнул, что понятия не имеет откуда начинать поиски, но если Мидас настолько умен, как говорит, то для него это не проблема.
Задача была не из простых и налажать означало подорвать собственную репутацию и прослыть пустословом.
Увы и ах. На поиски он потратил не одну неделю и объездил не одну страну, но удача Мидасу так и не улыбнулась. В расстроенных чувствах мужчина зашел в один из любимых баров, который находился в подворотне одной из улиц Афин. Заказав бутылку пива, он сел в уголке и прикрыл глаза, вслушиваясь в окружающие его звуки.
- Пс, парень, я знаю, что ты ищешь, - раздался голос над его ухом. Это было та неожиданно, что Мидас резко выпрямился на стуле и в полумраке посмотрел на говорящего. Это была женщина лет восьмидесяти в потрепанном платье в цветочек.
- Бабуля иди домой, это место не для тебя, - проворчал Сет делая глоток из бутылки и уставши падая на спинку стула.
Женщина поцокала языком и села рядом. Мужчина прихренел от такой наглости, но прогонять старуху не стал. Она перегнулась к нему через стол и зашептала.
- Я ведь не простая старушка, у меня дар есть. Я могу подсказать где тебе искать свою цель, если ты мне купишь два литра пива.
Мидас хмыкнул.
- В тебя и трехсот миллилитров не войдет.
- А давай поспорим касатик, если я выпью столько, ты меня поцелуешь, если нет, то я расскажу тебе все что знаю.
Мидас чуть приподнял бровь.
- Это заведомо проигрышный вариант и спорить с тобой я не буду, но пива тебе куплю. Забавная ты старушенция.
Заказав у официантки два литра холодного темного хмельного, он дождался когда принесут заказ и подвинул кружки к старушке. Та на удивление быстро все выхлебала, наверное и минуты не прошло. Мидас присвистнул и одобрительно покачал головой.
- Фигасе ты бабуля даешь, ну молодца, че.
Старушка вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на мужчину прищурив маленькие глазки.
- Объект твоих поисков находится в Ираке, в местечке под названием Тель-Кеппе. И он любит яблоки, много яблок. Но вызволить его оттуда будет непосильной задачей и возможно только ты с ней и сможешь справиться. Удачи мальчик мой.
Старушка махнула рукой и вышла из бара.
Мидасу осталось лишь смотреть ей в след.
- Вот чудная бабулька.
Но мысль, что возможно ее слова правдивы, просто засела у него в голове. На следующий день, собрав все необходимые вещи и прикинувшись туристом-журналистом, Мидас сел на самолет до Ирака. Вскоре мужчина прибыл в аэропорт города Мосул.
Взяв напрокат мотоцикл (ибо машины он считал адским отродьем) и включив джипиес навигатор, направился в путь. Действительно, на карте в несколько сот километрах от города находилась деревня Тель-Кеппе, но подъехать к ней как оказалось совершенно невозможно из-за плотной кольцевой охраны. Мидас не понимал чего они так рьяно охраняют это поселение, но разум подсказывал, что наверняка они знают, что хранят эти люди, потому и оцепили деревушку. Ну что ж, задача не из легких и Мидас первым делом решил, пора запастись хорошим количеством оружия. Что он и делал в ночь подготовки к вылазке.
Обвешанный автоматами, военными и метательными ножами, Мидас засел за песчаными барханами и наблюдал за происходящим в бинокль.  Неожиданно у самого его уха раздался странный звук. Резко повернув голову Сет увидел сидящего рядом подростка лет пятнадцати, который шумно жевал сочное яблоко, создавая эхо собственного хруста. Его белые кудри падали на лицо, обрамляя четкие черты лица, а в по-детски голубых глазах отражался ум.
- Привет, - произнес тот, не обращая внимание на выражение лица Мидаса, который в тот момент хотел убить пацана как свидетеля.
- Вали отсюда, пока не пристрелил, не до тебя, - огрызнулся Хранитель и вновь повернулся в сторону деревушки.
- Что ищешь? – не унимался тот.
Мидас стиснул зубы до скрипа и медленно повернул голову в сторону паренька.
- Пацан, тебе чего надо?
- У тебя есть яблоки? Я очень люблю яблоки, а мои все кончились.
Мидас хотел было уже взять пистолет и пристрелить его, как вдруг в голову постучалась одна мысль. Он вспомнил слова полоумной старухи-алкашки в баре, которая сказала ему, что объект поисков любит яблоки. В тот момент мужчина не понимал, что означают те слова, но сейчас, кажется все вставало на свои места.
Мидас растянул губы в улыбке и спросил елейным голосом.
- Мальчик, а насколько сильно ты любишь яблоки?
- Ооо дядя, я люблю яблоки так сильно, что готов за них продать любую информацию. Например я знаю, что вы Хранитель Посейдона и узнал я это как только посмотрел на вас.
- Невероятно, - еле слышно прошептал Мидас, а затем добавил но уже громче.
- Слушай, я знаю потрясающее место, где очень много яблок, но до него далеко ехать. Скатаешься со мной?
Мидас право же и не надеялся, что паренька удастся уговорить, но тот согласно кивнул. Сев на мотоцикл и усадив мальчишку позади себя, они направились обратно в город и уже через несколько часов прибыли в Афины. Первое, что сделал Мидас по приезду в город, так это сразу повел парня к Артуру, уже заранее надеясь на похвалы дескать, какой он молодец, справился с непосильным заданием. Они зашли в кабинет главы Огня вместе. Артур сидел за письменным столом, склонившись над бумагами.
- Артур, вот твой файл, который может рассказать все и про всех. А ну покажи свои способности парень, - горделиво произнес Сет и отошел на метр.
- А я не могу, - ответил тот, продолжая жевать очередное яблоко.
Мидас провел языком по сухим губам и приподнял брови. Артур же молча наблюдал за происходящим.
- Почему это?
- Потому что я забыл как этим пользоваться. В тот момент, когда вы оставили меня в холе этого огромного дома, я пошел попросить у кого-нибудь яблок, споткнулся о чью-то ногу и упал, больно ударившись головой. У меня болезнь такая, если я случайно нанес себе травму в область головы, то я автоматически забываю все свои способности.
Артур на эти слова лишь хмыкнул и махнул рукой в сторону двери. Мидасу же ничего не оставалось делать как уйти, держа парнишку за локоть. Следующие три дня он потратил на то, чтобы вернуть бесполезного паренька домой. Но вернувшись все равно получил одобрение от Артура, чему был весьма рад.
Конец.