Сосиски воняют совсем не мясом, и Честер, нахмурившись, что-то недовольно рявкает себе под нос и недоверчиво подносит шедевр мясной кулинарии к небритой физиономии, внюхивается и уходит в глубокую задумчивость. Тухлятиной не воняет – слава Зевсу! – зато воняет соей. Честер поднимает пакет выше и подносит этикетку к глазам – изучает внимательно и строптиво. Срок годности не вышел – это, конечно, очень хорошая новость. Единственная на сегодня.
Переступив с ноги на ногу, Беннингтон ловко закидывает сосиски в холодильник. За ними из пакетов летят остальные продукты: яблоки, огурцы, апельсины, макароны, консервы, греча (говорят, она скоро на вес золота будет!), чипсы, пиво и бумажник. Беннингтон потом спохватится, конечно, весь особняк на уши поднимет, мол, какая сука у меня кошелек спиздила? Будет считать зубы и кости всем, кто попадется под горячую руку, будет орать и громить, метать молнии и громы. Во всем обвинит Артемис, естественно, ведь это из-за нее он бумажник проебланил. А потом случайно вспомнит, что впихнул кошель в холодильник. Найдет искомое, покривит губы, неловко переступит с ноги на ногу, посмотрит на кошелек как баран на новые ворота и, бросив обиженное «да идите вы нахуй», запихнет кошелек в карман и свалит в кабинет. Но это будет потом, а сейчас Честер, почесав лохматый затылок, захлопывает дверцу, которая захлопываться отказывается, мол, чувак, ты слишком много провизии в меня набросал – поубавь. Честер советы холодильника не слушает, поэтому раздражается и со всей силы ударяет массивным кулаком по дверце. На той остается массивная вмятина – еще одна. Теперь всего семь. Зато холодильник закрывается. А тот, кто решит его открыть… ну, это больше не беннингтоновские проблемы.
Крайне довольный выполненной работой, адепт Ареса вдруг вспоминает, что в кухне не один. Медленно оглядывается и удивленно вскидывает брови – ан, нет, уже один. Девчонка быстро (или это Беннингтон воевал с холодильником слишком долго?) украсила кухню – и сделала это просто прекрасно. Настолько прекрасно, что даже этот нихрена непонимающий в дизегнерстве жлоб Беннингтон оценил и немного – где-то в глубине своей черствой души – восхитился.
Захватив со стола старую подругу в сорок градусов, Честер топает на запах девчонки. Пахнет она приятно, кстати, – Беннингтон слышит смесь лимона, мелиссы и корицы, впрочем, он может ошибаться, ибо никогда не был силен в парфюмерии. Гостиная. На потрепанном диване, лучезарно улыбаясь, как умеет только он, восседает Анубис. А перед Сотирисом выплясывает девчонка, украшая полки, стены и мебель. Хранитель Гермеса времени даром не теряет – внимательно рассматривает Артемис, довольно улыбается, как сытый кот, и периодически вытягивает губы, беззвучно отвешивая девчонке сомнительные комплименты.
― Свалил бы ты в жопу. Или нахуй. Выбирай, ― почти добродушно огрызается Честер, усаживаясь, однако, рядом с Хранителем Гермеса на диван.
― Че, кто это? Где подцепил? ― тихо на ухо шепчет Адепт Гермеса. ― И познакомь хоть, а то че как лох. Ни манер, ни рожи, Бенни.
Приложившись губами к горлышку с вискарем, Честер выдыхает и говорит:
― Вот этот старый хрен – Анубис. Он алкаш, наркоман, зато Хранитель Гермеса. Тупой, как бревно, зато может любому зубы заговорить. Еще вор неплохой, ― Беннингтон смотрит на Артемис, ― а это, ― он медлит, вспоминая имя, ― я забыл, как тебя звать, кароч. Она Двуликая по ходу. И хочет, по ходу, у нас обосноваться.
― Не, ну я только рад – я женщин люблю, ― Анубис расплывается в широкой улыбке, ― да только мы тут все смертники, девочка, ― и улыбается еще шире.
Честер, облизнув пересохшие губы, сгибается пополам, опираясь скрещенными в замок руками на колени. Опускает лохматую голову и кивает, мол, да, это правда.