Господи, епжтвоюмать, ну нахуй. Думал он наблюдая за тем, как кожа Скарлетт стремительно покрывалась белым ворсом,  мышцы увеличивались в размерах и рвали тесную одежду. Ее тело менялось на глазах. Он видел как разорвались его наручники на расширившихся запястьях, видел как ладони превратились в огромные лапы с большими острыми когтями. Он перевел взгляд с них, на лицо - то есть уже морду - и замер, столкнувшись с яркими глазами не смея пошевелиться. Его охватил безумный страх, но скованный им он не мог бежать. Потому что боялся спровоцировать ее на нападение и приблизить час своей смерти. А с этим он хотел повременить.
Он не посмел двинуться и тогда, когда она стала обходить его кругом, он только прикрыл глаза, пока она была за его спиной. Он прислушался, желая знать, что собирается сделать Скарлетт в эту минуту. Мучительно долго стоит полная тишина, он слышит только тяжелое дыхание исполинского зверя, что обдавало жаром его спину, и то чего она покрылась холодным потом. Наконец послышался цокот когтей по паркету, и Калеб рвано выдохнул, когда над ним, в каком-то метре, нависла оскалившаяся морда. Голубые глаза насмешливо и выжидающе смотрели на него.
Он долго не мог собраться с духом сделать хоть что-нибудь. Да хотя бы вздохнуть полной грудью. Его спирал вполне естественный страх  перед хищником. К тому же не самым обычным, а способным мыслить. В это он хотел верить. И в этой паузе он надеялся, что она передумает, как бы это наивно не звучало, и вернется в человеческий облик. Но та об этом не думала и продолжала буравить его взглядом.
Сделав над собой усилие он стал отползать назад медленно, настороженно и не сводя взгляда со льва, готовый в любой момент перехватить его движение и если не дать отпор, то увернуться.
Выбравшись из кровати Калеб скосил глаза на прикроватную тумбочку, но на ней не стояло даже пресловутого светильника. Какое никакое, но в оружие сгодилось бы. Он быстро вскинул глаза вверх, шагнул назад и уперся спиной в стену. Больше ничего не оставалось. Кроме как пробираться к выходу. Вжавшись в стену он осторожно стал двигать влево. Лев занимал добрую половину номера, и ему хотелось быть от него как можно дальше и незаметнее.
Незаметнее! Ну конечно же!
Калеб закрыл глаза и сосредоточился. Для того что бы слиться со стеной ему хватило пары секунд. Рябой рисунок обоев играл ему на руку – было совсем не заметно его переливов, когда он почти молниеносно бросился к двери.  Ключ удачно вошел в скважину, ни за что не зацепившись, и плавно повернулся. Не теряя ни секунды он рванул ручку на себя. Послышался противный скрип – это скользнула по полу тумба, отодвигаемая дверью. Калеб спиной чувствовал, что лишится сейчас головы, руки, ноги или еще какой конечности, если сейчас же не окажется в коридоре. Он протиснулся в образовавшуюся щель и побежал по проходу.
Хрена с два ты меня получишь! Только не сегодня.

За время погони он ни разу не оглянулся. Не оглядывался, когда слышал хруст дерева, выносимых дверей, не оглядывался, когда больше чувствовал, чем слышал топот тяжелых лап прямо за поворотом. Убегая он вспоминал и ощущал заново каким все таки сладким было ощущение триумфа. Еще там, в номере, он не чувствовал ничего, кроме подавляемого страха и желания смыться поскорей. А ведь совсем рядом витало оно и поглощало всякий ужас. И сейчас, выбегая на улицу ,он позволил себе остановиться и весело хохотнуть. Типа, как же я там все обставил! И ведь молодца! Выбрался-то почти целым! Но это было там и тогда.
Калеб посмотрел через плечо и в отражении стеклянной створки увидел как несется по последнему коридору белая громада. Веселье как ветром сдуло. Конечно, он не верил, что погоня кончится так просто. Но его разумная часть на это надеялась. Не медля он метнулся в лево, там, кажется, была парковка. Будет где спрятаться по крайней мере, если убежать дальше ему не удастся. И ему не удалось. Он инстинктивно пригнулся, когда над ним  мягко рассек воздух белый лев. Он испуганно поднял голову и подался назад, выставив перед собой руки. Бежать не имело смысла. К тому же поворачиваться к ней спиной было последним, что он намеревался сделать. Вот только надежды  на благополучный исход он уже не лелеял и решил, что этот самый последний момент уже пришел. Калеб взял ноги в руки, собрал всю силу и что есть мочи помчался вдоль улицы. Свернул раз, другой, может быть и третий, он не считал. Он полностью потерял ориентир и... и оказался в тупике. Заставленном мусорными баками, по большей части заваленными строительным хламом: коробками, пенопластовыми обрезками, пустыми баллончиками и другой ерундой. Из ближнего бака торчал кусок железного прута, бывшего некогда то ли ограждением, то ли оконной решеткой. Он вынул его и поудобней положил в руку. Значит война.
Калеб круто развернулся и оказался лицом к лицу с подоспевшим львом. И что он чувствовал: ярость или тупо голод? Если он вообще мог чувствовать, лев то есть.
- Договориться не получится, так? – спросил он у клыкастой морды. Поднял прут и занял боевую позицию. – Тогда получай.
Он размахнулся и что есть мочи зарядил обрезком по носу. Не рассчитал расстояние и только задел его, порвав ноздрю. На асфальт закапала кровь. От мысли, что придется подойти ближе колени были готовы подкоситься. Подогретый отсутствием выбора и злостью льва он снова замахнулся железякой и ударил по морде. Он никуда особе не целился. Попадет по зубам – отлично! В глаз – замечательно!

Тихо и медленно падали c белой морды тяжелые капли крови на асфальт. Густая  лужица липко блестела, отражая тусклый свет уличного фонаря. Его еле хватало, чтобы различать цвета и очертания. Да только кому они нужны, эти цвета? Вот белый безумно злой лев, а это черная, отдающая металлом, теплая кровь. Что-то еще? Больше ничего: два огонька, точно напротив Калеба, но и те больше не имеют цвета – в них слепая ярость и звериная злоба.
Ответный удар последовал незамедлительно. Больше того – Калеб ждал его. Не то чтобы он так хотел получить пару-тройку лишних ран, а просто знал, что это должно случиться, и пусть это произойдет сию же минуту, иначе даже думать не хочется, что с ним станет и на что он решится. Один фиг, против льва у него шансов нет, а так хоть какой-то плюс  - умрет, не успев глазом моргнуть. Вот так, в подворотне под кучей мусора. Не особо героически, ну да и пусть. Прекрасных незнакомок перед смертью уже лет восемьсот никто не спасает, к тому же подходящей представительницы слабого пола под рукой нет.
Опрокинутый на землю тяжелой тушей, он непроизвольно раскинул в стороны руки. Кулак, с зажатым в нем обрезком, разжался, ударяясь о выступающий камень, и железяка, позвякивая, отскочила в темноту. Не дотянуться. Черт. А зубастая пасть вот она, нависла и жжет горячим дыханием лицо. Так близко, что даже в сумерках он прекрасно различает каждый блестящий от слюны белоснежный клык. Странное дело, но при виде обнаженных зубов желание жить вернулось, будто никуда и не уходило.
Тебя-то и не хватало, дорогое.
Всем своим весом она придавила его к земле так, что нельзя было податься ни вбок, ни тем более вперед. Из его легких будто выжали весь воздух разом и он с трудом сделал глубокий вдох, когда давление на мгновение ослабло. Но как только  хватка вернула свою силу он почувствовал как вонзаются в грудь острые выпущенные когти, разрывают куртку и входят под кожу. Сдерживая предательский крик, он до боли стиснул зубы и пальцами вцепился в лапы зверя, безрезультатно пытаясь убрать  их с себя. Но что какие-то лапы, когти, когда еще несколько дюймов и из его шеи ярким фонтанчиком брызнет кровь.  Обидно, что сделать он ровным счетом ничего не может, только лежать, отвернув голову, что бы не видеть своей крови.
Ну давай уже, хули медлишь?

Так просто? А где же все? Где жизнь перед глазами, где свет в конце тоннеля? Не будет? Подумал он, когда давящая тяжесть исчезла и в лицо ударил ветерок, а не чужое дыхание.
Он открыл глаза и увидел перед собой обшарпанную кирпичную стену, ощутил спиной холод, только в районе груди было тепло и скользко. Живой.
Опершись на руки он отполз к стене. Прислонившись к ней, он бросил взгляд туда, где двумя минутами ранее скрылся хвост с кисточкой.
Он понятия не имел, что заставило ее бросить его, такую простую добычу, и почему она оставила его в живых, разве долго перегрызть глотку мальчишке, а после идти, куда вздумается? Впрочем, не все ли равно?