Вверх Вниз

Под небом Олимпа: Апокалипсис

Объявление




ДЛЯ ГОСТЕЙ
Правила Сюжет игры Основные расы Покровители Внешности Нужны в игру Хотим видеть Готовые персонажи Шаблоны анкет
ЧТО? ГДЕ? КОГДА?
Греция, Афины. Февраль 2014 года. Постапокалипсис. Сверхъестественные способности.

ГОРОД VS СОПРОТИВЛЕНИЕ
7 : 21
ДЛЯ ИГРОКОВ
Поиск игроков Вопросы Система наград Квесты на артефакты Заказать графику Выяснение отношений Хвастограм Выдача драхм Магазин

НОВОСТИ ФОРУМА

КОМАНДА АМС

НА ОЛИМПИЙСКИХ ВОЛНАХ
Paolo Nutini - Iron Sky
от Аделаиды



ХОТИМ ВИДЕТЬ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » leader of rebellion


leader of rebellion

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

1. Название эпизода: «leader of rebellion»;
2. Участники: Chester Bennington as Arthur Koestler & Irving Stone & другие желающие, приглашенные по ходу игры;
3. Стартовая локация: особняк «Fire»;
4. Дата и время: 28 июня 2012 года;
5. Погодные условия: не имеют значения;
6. Описание эпизода: некоторые шансы даются лишь раз в жизни. Честер должен извлечь пользу из сложившейся ситуации, а Ирвинг должен не допустить катастрофы. Кнутом или пряником.

+2

2

[AVA]http://savepic.su/4325802.png[/AVA]

Внешний вид. Нацепил на себя что-то более или менее нормальное, что отрыл среди огромного количества кестлеровских костюмов.

http://i11.woman.ru/images/article/9/a/img_9ad9ba8ccefb280cded5136a802da4e7.jpg

Честер тяжело приоткрывает левый глаз, что-то неразборчиво бурчит себе под нос (что-то вроде проклятий тому человеку, который выдумал утро и похмелье), лениво переворачивается на другой бок и вновь пытается уснуть. Ему бы подремать еще пару часиков, предварительно выжрав пачку анальгина – и он как новенький. Но вот хуй, потому что лень вытаскивать руку из-под подушки и протягивать её к тумбочке, где лежат таблетки. Поэтому он будет мучиться от головной боли, страдать, ненавидеть весь мир в общем и, конечно, Кестлера в частности.
Пара часиков проходит в героическом спасении мира. Честер стоит весь такой пафосный на краю крыши дома и сурово оглядывает полуразрушенный город. Он бдит! Сам Беннингтон одет в черный костюм летучий мыши, в общем, он – Бэтмен. Справа по деревьям прыгает разукрашенный Джокер, слева сверкает лысиной Лекс Лютер, а перед Честером во всей красе стоит Кестлер. Хранитель Зевса одет в бежевый плащ, под которым… ничего нет. Честер хмурится, морщится от отвращения и отворачивается, чем пользуется Кестлер. Он нападает на Беннингтона и забирает его бетменовский плащ. И Честеру вдруг так грустно становится, словно этот плащ – нечто больше, чем просто тряпка. Хорошенько взгрустнуть не позволяет Кестлер – он вновь и вновь нападает на Честера. Беннингтон парирует удары, но оказывается прижат к стенке Хранителем Громовержца. Бам! Бам! Бам! – Кестлер бьет арматурой по башке. 
Бам! Бам! Бам! Беннингтон резко подпрыгивает на кровати и понимает, что боль настоящая. Чертово похмелье не прошло за те два часа, на которые так наделся Честер.
Потирая взмокший лоб, адепт Ареса внезапно осознает, что вчера не бухал. До трех часов ночи он разбирался с мальчишкой-новобранцем, который грозился пойти на Кестлера с голыми руками и барабаном на шее. Беннингтону пришлось промыть мальчишке мозги посредством намыливания физиономии. Кажется, мальчишка обиделся, да и насрать.
Так какого хрена у Беннингтона так болит бошка!?
Тяжело выдохнув, адепт Ареса садится на кровати. Черепушку в ответ на действия пронзает такая острая боль, что Беннингтон едва ли не взвывает, но умудряется сохранить героическое молчание. Потом он поднимается с кровати, бестолково бредет в сторону коридора, но какого-то хуя упирается носом в шкаф. Он, что, блять, в Нарнию собрался? Откуда здесь, блять, этот шкаф? Здесь должна быть злоебучая дверь, ведущая в коридор, а коридор должен вести в не менее злоебучий сортир. Так почему, мать вашу, здесь шкаф!? Списав все на Макса и на его идиотские шуточки, Честер рычит и психуте, но ищет дверь. И случайно натыкается на зеркало.
- Бллллллляяяяяяя, - скорее задумчиво, чем удивленно протягивает Честер, вглядываясь в отражения. Да он, мать вашу, ебанный Кестлер! Кестлер! Вот и его самодовольная морда, вот его дрищеватое тельце, а вот его носки. Он спит в носках. В белых. Ну, совсем ебанулся мужик за девятьсот-то лет. Потыкав в зеркало пальцем (чтобы убедиться, что это не голограмма), Беннингтон быстро оглядывается по сторонам и обнаруживает чужую, совершенно незнакомую комнату. Вот кровать, на которой Честер получал смачных пиздюлей от Артура, а вот шкаф, в который Честер благополучно въебался носом. Кстати, нужно что-нибудь натянуть на себя. И придумать, что делать дальше в этом теле.
Ибо такой шанс дается раз в жизни, и его нельзя упустить.
«Не знаю, что за хуета здесь происходит, и почему я в теле этого долбоеба… Но нужно действовать. Сейчас дорога каждая секунда, и нехуй тупить, дебил. Действуй, придурок, думай,» - тем не менее, Беннингтон не сдерживает себя в руках и тратит десять минуть на подпиливание ножек кестлеровской кровати. Ибо нехуй быть таким засранцем.
В футболке и в более или менее приличных брюках Честер выходит из комнаты в коридор. Прежде, чем приступать к выполнению небольшого, но хорошо продуманного плана, нужно осмотреться, чем и занимается Честер следующие несколько минут.

+4

3

Внешний вид. Но вертикальный.

http://funkyimg.com/i/N1Tr.jpg

Как можно любить июнь, если именно в этот месяц ты начинаешь систематически не высыпаться? И виной тому была отнюдь не запредельная жара, от которой хотелось лезть на стену. Даже наоборот: в особняке «Огня» стояла умеренная прохлада, подначивающая своих обитателей надевать теплые рубашки. Видимо, отсутствие полноценного сна – это побочный эффект старения. Через неделю Ирвингу исполнится тридцать два года, и дядюшка Морфей подарит ему восьмичасовую кому, чтобы хоть как-нибудь отблагодарить за заслуги перед отечеством. А пока… старей, чувак, старей. Прочувствуй свой третий десяток и физически, и морально, и как-нибудь еще, если тебе очень хочется.
Утро выдалось относительно безоблачным. Стоун съел пару пончиков, посмотрел новости и подумал о том, как его угораздило дожить до лета. Лисса – под боком, дети – там же, сюрпризы от Богов – шикарнейшие. Если не убился – это уже победа. За последний год Зевс и его свита придумали (сейчас будет перечисление по пунктам): а) древнегреческие приключения и не совсем древнегреческие неприятности а-ля отсутствие санузла, потеря всех друзей, а также неудобств при стирке одежды; б) дружеский визит мифического зверья из прошлого; в) всеобщая амнезия; г) информация об олимпийских играх и подозрительные происшествия… с тех пор много воды утекло. Каждый человек, связанный со сверхъестественной составляющей Афин, ждал нового фейрверка из проблем. Понимаете… Боги не очень любят скучать.
– А почему ты мне это говоришь? – озадаченно произнес мужчина, восседая на диване в гостиной. Правым ухом он прижал мобильник к плечу, вторым же пытался уловить смысл того, о чем говорил ведущий новостей. – Лисса, эти дети уже умеют вести диалог. Если кто-то из них украл твою еду – то купи себе холодильник и поставь металлический замок на него. Это как первый вариант. Второй вариант – наори на каждого, – щелк, щелк, щелк… столько хороших каналов, и ничего абсолютно не слышно. Вот бы всех женщин делали сразу немыми, а? Так бы и жить стало легче. – Я отключаюсь. Пока-пока, – кажется, Рейнольдс успела вставить еще парочку слов и проклясть Ирвинга, но он плевать хотел на все проклятия вместе взятые.
Итак, что у нас на повестке дня? Разобраться со счетами, сравнить сумму за прошлый месяц и за этот, а чуть позже устроить собрание и разъяснить файеровцам, что деньги не на деревьях растут. То есть, конечно, евро делают из древесины, и в какой-то степени Стоун выставляет себя идиотом, когда говорит обратное. С другой стороны, слов из песни не выкинешь, как не выкинешь и любимые фразеологизмы из собственной речи. И вот, Хранитель почти-почти склоняется над белоснежными листками, углубляясь в работу с головой, как вдруг… чьи-то шаги. Довольные нетипичные для всех, кто здесь проживает. А, быть может, и типичные. Просто интуиция подсказала: за стеной творятся странные дела, поэтому напрягись хотя бы из-за того, что какой-то Хранитель слишком грузно шагает. Честное слово, все те секунды, пока адепт Эриды зависал и пытался понять, какого черта повседневная способность терзает его сознание, даже шмыгание носом и короткий вздох начали казаться инородными. Какая отменная паранойя! Но это не в стиле Ирва – сидеть и ждать неизвестности. Он неспеша поднялся с дивана и направился в коридор. Выяснять, что не так.
Все оказалось вполне себе так. Артур, не особо выспавшаяся физиономия, только движения будто бы не его… Как будто смотришь новый сезон сериала, а там поменяли озвучку у одного из героев. И вроде бы все хорошо, однако ты не можешь отделаться от ощущения инородности. Стоун спокойно склонил голову набок и скрестил руки на груди.
Интуиция никогда не обманывает. Интуиция никогда не…
– Доброе утро, – внезапно выдает грек, раздумывая над своими дальнейшими действиями. Кестлер, почему ты выглядишь иначе без каких-либо особых изменений? Я схожу с ума? Повисает нечто среднее между неловким молчанием и тем молчанием, когда ты пытаешься подобрать правильные слова. Тут внезапно приходит потрясающая идея – залезть боссу в голову! Ирв сосредотачивается, расширяет сознание… мысли адепта Зевса открываются для него слишком легко. В этом тоже есть нечто подозрительное. Впрочем, еще через пару минут Стоун понимает, что пара матов и могучий бас – чья угодно прерогатива, но не главы «Огня». Всё это очень похоже на…
– Доброе утро, Честер, – удивлен ли Ирвинг? Не особо. Сложно удивляться, когда каждый день то в свинью превращаешься, то пол меняешь, то еще что. Почему июнь? Мать вашу, почему именно он? Чем вы там занимались последние несколько месяцев, представители Божественного пантеона? Просто… просто слов нет. Вообще и совсем. – Какого черта? – разводит руками и хмурит брови.
Да Беннингтон, наверное, и сам не знает. И все равно – какого черта? А?

Отредактировано Irving Stone (03.11.2014 06:33:29)

+3

4

[AVA]http://savepic.su/4325802.png[/AVA]
Какого черта, спрашиваешь? Я бы спросил – какого, мать вашу, хуя. Этот вариант больше подходит для той сказочной чертовщины, которая сейчас происходит со мной. В теле Кестлера. В особняке Огня. Оказавшись в тылу врага по самое не балуй, я еще на что-то рассчитывал, раз ринулся в бой. Как говорят в народе? Один в поле - не воин? Можно было бы поспорить, ведь исход зависит от того, какой воин, какое поле и сколько противников. Спорить действительно можно, но не в случае с Честером, ведь его поле боя – гостиная Огня, а противник – Ирвинг – правая рука Кестлера, мужик с IQ за сто пятьдесят баллов, да и вообще – телепат тот еще.
На глухом рыке, свойственном только Честеру, адепт Ареса поворачивается лицом к Стоуну. Он исподлобья вглядывается в Хранителя Эриды и с нежеланием осознает, что Ирвинг – не тот человек, с которым Беннингтон хотел бы встретиться в этой обители зла. Стоун неподкупен. Стоун силен. Стоун умен. Эти три составляющие делают адепта Эриды хорошим бойцом и верным последователем. Честеру не удастся договориться с ним, не удастся уговорить Ирвинга повернуться к лесу – читай – к Кестлеру задом, а к Честеру передом.
Впрочем, если Беннингтон в теле Артура, то, быть может, Кестлер и вовсе сдох?
Честер молчит еще пару-тройку дюжин секунд, пытаясь обдумать дальнейшие действия. Со Стоуном нельзя импровизировать – нужно все рассчитать, чем Беннингтон и занимается.
- Здарова, - отвечает Честер в свойственной ему манере. Мужчина не видит смысла и дальше корчить из себя лидера Огня – Стоуна не обманешь. – Круто Боги развлекаются, – он усмехается, скрещивая руки на груди. Честер смотрит прямо в глаза адепту Эриды. Без вызова, без наглости, но и без страха. С долей решимости. И уверенности. – Если они перенесли меня в тело Кестлера, то, думаю, даже им надоел вечный снобизм, английский педантизм и эта спокойная физиономия, по которой хочется уебать кирпичом, - он равнодушно пожимает плечами, не сводя взгляда с Ирвинга. Стоун – не дурак, в любой момент может пойти в атаку, чтобы подстраховаться. Ведь Честеру ничего не стоит схватить вазу, разъебать её об стену и вонзить осколок в собственное горло. Ну, да, подохнет вместе с Кестлером скорее всего. Хотя, Кестлер вряд ли подохнет – только его тело. И Честер. Говно-план, нужно пересмотреть стратегию. – В общем, я так подумал и решил, что грех такой ситуацией не воспользоваться, - Честер делает два шага вправо – в сторону стола, на котором томятся в одиночестве полупустая бутылка вискаря и два стакана. С легкой подачи грек плескает в стакан напиток и делает пять затяжных глотков. – Будешь? – он предлагает второй стакан другу. Другу. Другу, блять. Хуевые они какие-то друзья, раз в любой момент могут ввязаться в смертельную драку.
Разлив вискарь, Честер решительно берет оба стакана в руки и подходит к Ирвингу. Теперь он стоит напротив адепта Эриды. Их разделяют какие-то тридцать сантиметров. Честер протягивает один стакан Стоуну, второй оставляет себе. И поднимает его так, словно будет говорить тост.
- Ну вот я кароч и решил воспользоваться, - вновь он жмет плечами. Да так спокойно, словно рассказывает Стоуну о том, что после долгих размышлений решил купить бутылку Клинского, а не Балтики. Не сводя взгляда со Ирвинга, адепт Ареса подносит стакан к губам и делает три долгих глотка. – Ты мне можешь в этом помочь, потому что ты тоже хочешь убрать Кестлера, - Честер приподнимает бровь, - либо не мешайся под ногами. Сделай вид, что не видел меня здесь.
Твой ход, Ирвинг. Я знаю, что Кестлера ты хочешь стереть с земли не меньше моего. У нас появилась возможность. Одна на миллион.
Помоги мне, Ирвинг. Мы же, блять, друзья.

+3

5

По-твоему, это развлечение?
Хотя постойте… да, именно так Боги любят веселиться: менять местами, стирать память, выбивать почву из-под ног и уничтожать привычный жизненный уклад. Кто знает, что произойдет в дальнейшем? Мини-Апокалипсис? Голодные игры? Восстание людей против тех, кто связан с древнегреческой мифологией? После великой бойни между группировками и носителями им перестало быть смешно. Строго говоря, им уже давно не хотелось смеяться над происходящим, потому что с каждым разом они уходили все дальше и дальше в глубокую задницу. И вот, Честер Беннингтон стал Артуром Кестлером. Это могло бы быть удивительно забавно, если бы не было так опасно.
Проблема Хранителя Ареса заключалась не в том, что он обладал каким-то не таким умом. С мозгами у этого мужика как раз все порядке. Но темперамент у него, на взгляд Стоуна, – полнейший… пиздец. Впрочем, стоит отдать Чесу должное: стал лидером – начал контролировать свой буйный нрав, подкрепленный силой самого кровожадного Бога. Вырос в глазах, стал серьезнее и превратился из молодого мужчины в истинного мужика, – стойкого, грозного и сурового. Он очень многое переосилил, но, кажется, не смог сделать то же самое с ненавистью к Артуру. Иначе он бы не стоял здесь и не рассказывал, что «решил воспользоваться ситуацией». Правильно говорят: сколько волка ни корми – все равно в лес смотрит. Точно. Волк. Ирв отвел уголок губ в теплой ухмылке, напоминающей о тех временах, когда они не были никому и ничего должны. Напоминающей, конечно, только ему.
– Вот так просто? – спокойно задает вопрос Хранитель, принимая стакан из рук лжеКестлера и делая пару больших глотков. Пищевод молниеносно согревается, мужчина на секунду закрывает зеленые глаза. – Ты решил уничтожить за несколько минут систему, которая создавалась годами, – это не был вопрос. Это было утверждение. Ведь именно чем-то подобным собирался заняться лидер Эгейнста. Как бы узнать его дальнейшие планы? Допустим, расширим сознание при помощи телепатии… да, не самая плохая идея. – Я никогда не считал тебя идиотом, друг, – Стоун специально выделил голосом последнее слово. И поставил стакан на столешницу, не стесняясь громкого стука, – и сейчас не считаю, хотя план, конечно, у тебя не особо гениальный. Твоя проблема в другом, – он смотрит на Беннингтона в упор. Не отводит взгляда, пусть ему это трудно дается. – Ты эгоист, – резко и жестко. Чего распыляться на телячьи нежности? – Тебе, мягко говоря, насрать, что произойдет с Эгейнстом после того, как ты разберешься с лидером «Огня».  Думаешь, он умрет? – и его прекрасно можно понять. Такой шанс дается один раз в жизни. Такой шанс нужно использовать на всю катушку. Такой шанс… не зря его назвали ТАКИМ, верно? – Нет, вряд ли. Найдет себе другое тело, вернется к управлению, отыграется за потерянную оболочку на твоих друзьях. На твоем доме, – довольно пафосно и кратко произносит шатен, скрещивая руки на груди. Надо, чтобы весь трагизм дошел до светлой, хотя и слишком импульсивной головы адепта Ареса. Пусть увидит не только светлые стороны. Пусть повернет медаль к себе другой стороной и обратит внимание на возможные последствия. – У тебя есть Янни – твой мелкий воспитанник, который на ноги толком встать не успел. Ну и… кто там еще? Допустим, Макс – твой друг. Я видел, ему не плевать.И остальные люди, которые зависят от тебя. Для которых ты больше, чем лидер группировки. Неужели тебя абсолютно не интересует, что с ними случится? – в общем-то, по психологии у Стоуна всегда стояла тройка, однако не нужно быть гением, чтобы предсказать некоторые события. Артур только с виду весь милый и пушистый, интеллигент такой хренов, а на деле – сатана во плоти, и отсутствию своего любимого тела опечалится больше, чем вы можете себе представить. К тому же, вы в курсе, как устроен принцип домино? Уронишь одну штуку – за ней все остальные последуют. Рухнет огромная система. Из-за того, что кто-то однажды влез туда, куда лезть не надо. Ирвинг на секунду замолчал и прищурился, стараясь расширить границы сознания Честера. Вряд ли он поведает о своих планах на добровольной основе, а драться с ним Стоуну не хотелось хотя бы из уважения к прошлой дружбе.
Удобно быть телепатом. Узнать можно все, не прибегая к насилию. Как, впрочем, и активировать повседневную особенность, с которой и сам Артур когда-то не мог справиться. Щелк.

Отредактировано Irving Stone (17.11.2014 03:13:12)

+1

6

[AVA]http://savepic.su/4325802.png[/AVA]
Рассеянные солнечные лучи, едва пробивающиеся сквозь тяжелые темно-бардовые шторы, пахнут знойным летним утром, ночным дождем и виски; Честер смотрит в глаза напротив, которые не горят зеленым огнем и даже не светятся, а все потому что воздух в гостиной слишком тягучий, атмосфера липкая, а стены в четыре руки сжимаются на горле. Ирвинг ходит по лезвию, да еще и между двух огней, и оба огня сейчас перед ним – Артур и Честер.
– Не годами, – перебивает он и пьет сразу, – тысячелетиями, – губы трогает едва заметная сухая ухмылка – надменная и высокомерная, а вместе с тем маниакальная. Честер сжимает в ладони полупустой стакан с виски и понимает, что не стакан вовсе теплится в его руках, а власть, сила и мощь, способные в два мгновения разрушить ту империю, которую Артур возводил долгими веками. Кто бы знал, мать вашу, кто бы знал, как это чертовски приятно – греться не обжигающим виски, а собственными амбициями, которые стремительно разгораются в груди и расползаются по телу. Честеру стоит лишь поднять руку, беззвучно щелкнуть пальцами, и тысячелетняя империя, возведенная единственным человеком для целой толпы, империя, выдержавшая бесконечные войны и битвы, видевшая лишь громкие страдания и тихие мучения, империя, чьи стены еще несколько сотен лет назад окропились кровью чужой и собственной – падет. Абсолютно тихо и, да, черт возьми, беззвучно. Она с надрывом треснет пополам и сломается, рухнет вниз и насмерть придавит всех тех, кто уйти не успел. А уйти не успеет никто – ни Честер, ни Артур, ни Ирвинг, ни Янни. Они все причастны к этой империи, на стенах которой Атропос рисовала и их кровью, а потом они стали рисовать кровью чужой и собственной.  Падение империи неизбежно, долгожданный финал близок. Они сдохнут все – останки еще несколько лет будут разлагаться под слоем грязи и пыли, прежде чем придет Человек и построит на руинах новый мир. Мир, в котором не будет Артура и Честера, Огня и Эгейнста, войны и разрушений. И, да, этот мир стоит сотен смертей. Так или иначе, но все они – смертники, на шее которых рано или поздно сомкнет чумные костлявые пальцы Танатос. Так какая разница – сейчас или потом?
– Не лезь ко мне в голову – я тебя чувствую, – осклабляется Честер, сжимая зубы и кулаки. Он смотрит в лицо напротив с нарастающим раздражением; стакан в руках дает трещину и осыпается мелкими осколками на пол. Честер опускает голову и рассеянно вглядывается в жалкое стекло, которое несколько секунд назад переливалось гранями в свете дня. То же самое будет с империей и то же самое будет с любым, кто посмеет путаться под ногами. – Я понял, что помогать ты мне не собираешься, поэтому проваливай. Я все сделаю сам, – хрипит, поднимая голову и вглядываясь в уже не друга исподлобья. Обработка словами тут не поможет – слишком много дорог пройдено, слишком много крови пролито и гор свернуто, чтобы упускать такую возможность. Он пойдет до конца и неважно, пострадает он один или вся группировка, нет, группировки. В Эгейнсте все смертники, и они об этом знают; в Огне, к слову, ситуация такая же. Разве что Серебро, но их трогать не будут до тех пор, пока они никого не трогают.
Он делает шаг вперед; стены гостиной комнаты тонут в оглушительном хрусте стеклянных осколков под его ногами. Честер на секунду останавливается, прикрывает глаза и представляет, что хрустят не осколки вовсе, а кости Кестлера и вся его империя. Сломанная. Разбитая. Погребенная одним единственным властным движением беннингтоновской руки.
Ради этого стоит умереть. И ради этого стоило жить.
Он открывает глаза, сжато выдыхает и вновь двигается вперед – стремительно и решительно огибает стороной Ирвинга, пытаясь понять, как действовать дальше. И у него есть один крепкий сук в этой гладкой империи, за который стоит только зацепиться и сильнее дернуть на себя, чтобы система с надрывным треском канула в небытие. И все те, кто к ней причастен. Все.

+3

7

Мне нереально стыдно за этот прущий из всех щелей пафос, серьезно (

Ладно, не годами. Тысячелетиями.
Им-то какая разница? Они существуют в пределах группировок всего несколько лет, про другие измерения отрезков времени речи не шло. Есть Артур. Есть его империя. И плевать, сколько месяцев, дней, ночей он просиживает свою аристократичную задницу в особняке, потому что главное – не допустить того, чтобы он просидел еще больше. И ты говоришь проваливать своему товарищу по оружию? Друг, да оглянись ты наконец. Ты же знаешь, мы ведем войну. Нам жизненно необходимы отважные бойцы, способные играть на два фронта. Чем, собственно, я и занимаюсь, пока ты пытаешься решить проблему при помощи счастливого стечения обстоятельств и слить мои старания в унитаз. Я, черт возьми, неприкрыто помогаю Эгейнсту, причем мой босс думает, будто именно ваша группировка является той, что однажды пострадает из-за предательства. Он прочитал мои мысли и все мои намерения. Те самые, которые я создал при помощи телепатических способностей, но тут загвоздка в том, что однажды моя благодетель выйдет мне боком. Либо перед Олимпийскими играми, либо чуть раньше. Зачем заглядывать в будущее и расстраиваться? Я не жилец. И все же мне бы очень хотелось верить в возможность благоприятного исхода хотя бы для моих друзей, если не для себя лично.
Ирвинг так подумал. И совсем ничего не сказал. Не считая…
– Лучше залезу я, чем Артур. Нет? – что ж, на нет и суда нет. В принципе, Беннингтона можно понять: такой шанс выпадает раз в жизни, и если ты каким-то невообразимым образом примерил шкуру злейшего врага, то самое время отомстить ему за причиненные неудобства. Конкретно Кестлеру – за литры пролитой крови и гниющие в земле кости, половина хозяев которых никогда и никто не сможет найти. Зеленые глаза Стоуна спокойно наблюдают за сверкающими осколками, оседающими на линолеуме стеклянной крошкой, стеклянной россыпью снежинок. Да, и снег в «Огне» тоже своеобразный… – Не сделаешь, Честер, – если Бог есть, то одумаешься. Признаться честно, адепт Эриды не был уверен в своих словах на все стопроцентов, поэтому холодную убежденность в собственной правоте ему пришлось сфальсифицировать. Начинаешь игру – продолжай ее, строишь из себя всезнайку с пафосными речами – не отказывайся от пафоса ни в коем случае, чтобы не вызвать лишних подозрений. Господи, Ирв прекрасно понимал, как самоуверенно и гаденько звучит каждое его слово. Прости, Чес, таковы правила игры. Мы должны им подчиняться. – Ты учился контролировать силу Ареса, а не силу Зевса. Жажда крови – твое бремя, с которым ты успешно справлялся. У Артура свое бремя тоже есть. И я удивлен, как оно еще не запутало твое сознание, – мысли, десятки их, тысячи, гребанные миллионы. Слышать всех – каково это? И не больше ли в этом вреда, чем пользы? Мужчина поворачивается вслед за бывшим товарищем по оружию и делают несколько шагов за ним, ожидая удара в челюсть. Он заслужил. Нельзя толкать такие напыщенные речи перед врагом, они производят эффект только в фильмах, а в реальности являются пшиком. Но Ирв хочет объяснить, помочь и убедить человека, с которым прошел вместе через воду, огонь и медные трубы. Въедчиво и доходчиво. – Я играю открыто. Так что знай: сейчас я попробую при помощи телепатии включить одну твою повседневную способность. Думать после этого у тебя вряд ли получится, по крайней мере, я очень на это надеюсь, – спокойно, ровно. Бить исподтишка? Ну что вы, это ведь некрасиво. Пусть знает. – Ты меня возненавидишь, конечно, – на секунду шатен замолчал, скрещивая рука на груди и поднимая чуть выше подбородок, будто оценивая новую оболочку лидера Эгейнста. – Но я это переживу, – и, кто знает, может быть смогу со временем заслужить прощение.
Да, удобно быть телепатом. Узнать можно все, не прибегая к насилию. Именно с этой мыслью Хранитель снова пробует расширить сознание друга. Видимо, бывшего.

+2

8

[AVA]http://savepic.su/4325802.png[/AVA]
[audio]http://pleer.com/tracks/468770m9td[/audio]

– Артура здесь нет, – раздражается, но не останавливается – идет строго вперед, черным взглядом царапая тяжелую дверь из красного дерева. Мысль, что вот, блять, вот – еще два шага, и он в коридоре – читай – на первой странице местной газетенки под заголовком «Ужасающий теракт в Афинах – погибло 34 человека!» – эта мысль не дает покоя – словно крепкий виски прожигает изнутри, а затем расползается по телу и ударяет в голову, не отпускает, пьянит и будоражит. Конечно, тридцать четыре человека – это только начало, на самом деле жертв будет в два или в три, быть может, в пять или в десять раз больше – кто же знает? И Честер будет одной из жертв, Ирвинг тоже, Витто и Дафна, Янни, Дилан и Макс. Все дорогие ему люди погибнут – нет, это он их убьет, вот этим самыми руками, что в семнадцать по локоть омылись кровью и никогда не отмывались. Да что там – Честер и не пытался их отмыть – зачем, если завтра вновь с головой нырять в чужие кровавые жизни? Он сам, конечно, выбрал для себя этот путь – а от этого порой раздражался сильнее, ведь вина и ответственность лишь на его плечах – не переложить, не перебросить и никого, кроме самого себя, не обвинить. А так хотелось порой заорать, мол, суки! – я не при чем, я вообще не у дел – оставьте меня в покое, дайте выспаться и на утро выпить злоебучий кофе без сахара, а не кровь. Это угнетало и это угнетает, ломает кости и рвет сухожилия, с силой вдавливает в землю и рыхлой землей засыпает – хоронит. Честер бесится, бессильно сжимает кулаки и зубы, злится – а все от того, что понимает – не Кестлер вколачивает гвозди в крышку гроба, не Ирвинг, не Огонь и не Эгейнст – молоток сжимают собственные руки. Но взялся – делай – заколачивай гроб то есть, собственный и чужие.
– Ты учился контролировать силу Ареса, а не силу Зевса. Жажда крови – твое бремя, с которым ты успешно справлялся. У Артура свое бремя тоже есть. И я удивлен, как оно еще не запутало твое сознание, – говорит Ирвинг в спину, тормозит его и волне успешно – Честер останавливается в дверях, наклоняет тяжелую голову и хмурится, вдумывается в сказанные уже не другом слова. И губы в очередной раз трогает улыбка – сухая и надменная, ведь он и правда ничего не чувствует – никаких изменений. Стало быть, сам Зевс благословляет его на этот поступок – жестокий и опасный, смертельный. Впрочем, почему бы и нет? Ведь это по воле Громовержца Честер оказался в теле Кестлера, в его комнате и в кровати, в жизни. Мысли прерывает Ирвинг, приближающийся стремительно и одергивающий Честера. И, наверное, сразу об этом жалеющий – Беннингтон реагирует моментально – резко разворачивается и на сжатом гортанном рыке кулаком мажет по челюсти Хранителя Эриды. Уже не друг сохраняет поразительное спокойствие в отличие от Честера, который в любой момент готов сорваться и обрызгать бежевые персидские ковры темно-красной кровью одного из сильнейших Хранителей в мире.
– Я играю открыто. Так что знай: сейчас я попробую при помощи телепатии включить одну твою повседневную способность. Думать после этого у тебя вряд ли получится, по крайней мере, я очень на это надеюсь, – угрожает на полном серьезе, ишь какой.
– Только попробуй, – шипит сквозь зубы, исподлобья прожигая его ненавидящим взглядом. – Попробуй, и я не вспомню, что мы были друзьями, когда буду пересчитывать твои ребра, – он делает шаг навстречу Ирвингу, а потом в очередной раз заносит кулак и с силой мажет по подбородку. Потому что нехуй угрожать без пяти минут покойнику, который готовится нажать большую красную кнопку и уничтожить мир – чужой и собственный.
И как же, блять, так получается, что кнопку жмет не Честер, а Ирвинг, но в голове Честера? Беннингтон, словно током ударенный, вздрагивает, жмурит глаза и сжимает зубы – больно-то как, мать вашу. Он хватается за голову, которая внезапно стала такой тяжелой, что хочется взять и отрубить к хуям – проще будет, и с глухим ударом падает на колени. Звуки, звуки, голоса, целый хоровод незнакомых голосов, писки, визги и спертые выдохи – слишком громко, оглушительно громко, невыносимо громко. ХВАТИТ, БЛЯТЬ, ОСТАВНОВИТЕСЬ.
Он хочет вырубиться или потерять сознание, не знаю, сдохнуть в конце концов, но не может – у него крепкий иммунитет и отличное здоровье, чтобы сдаваться так просто. И организм все это терпит и заставляет его терпеть. Хреново, наверное, когда выбора нет.
– Да что тут происходит? Почему я в незнакомой комнате и в женском теле?
– Боги, помогите мне стать сильнее, чтобы заслужить авторитет.
– Мама, папа, вы бы мной гордились, если бы видели. 
– Где печеньки? Кто сожрал мои печеньки!?
– Сдохни, сука. Я станцую на твоей могиле.

Слишком много, слишком громко, слишком больно. Помогите мне сдохнуть, пожалуйста.

+2

9

Удар раз. Спасибо тебе, милый человек.
Ирвинг отшатывается назад, прикладывает ладонь к челюсти и сжимает ее с такой силой, чтобы убедиться в целости зубов. Слава Богу, никаких незначительных повреждений нет, если не считать уязвленной гордости и разрушенного моста, по которому они с Честером могли однажды вернуться обратно. Он и так последние несколько лет висел расхлебанный, прогнивший и никем не тронутый; его бросили и птицы, и звери, и ветер, резво пронизывающий хрупкие доски, болтающиеся не то на ржавых гвоздях, не то на еще какой-нибудь дряни. Канаты, заменившие перила, дожили до состояния тонких нитей и порвались к хренам. Раз удар, два удар, - подумать только, мост все еще держится и желает существовать. Три удар, четыре удар, - ну надо же, ничего от него не осталось, хотя, казалось бы, стоять будет вечно и непоколебимо, как страж у Букингемского дворца. Говорят, мужики не плачут, не печалятся и не жалеют о собственных поступках… говорят, они – безэмоцинальные скалы, не такие, как слабый пол, им намного легче терпеть. Говорят, говорят, говорят… языком чешут, ироды, потому что в реальности они, то есть мужчины, имеют не такой маленький эмоциональный диапазон. Не огромный, но значительно больший, чем все думают.
Удар два. Печально все это, чувак, так печально – словами и описать нельзя, да и не сможем мы с тобой, наверное. Зато в непосредственной близости у Ирва получается сосредоточиться на сотую долю секунды, расширить сознание одним отчаянным рывком и включить тяжкую ношу Артура, чтобы Беннингтон разделил ее вместе с ним. Что с ним происходит – ему знать не хочется совершенно, хотя он может представить, в каком ужасе находится девственно чистое сознание, не привыкшее к ментальному сопротивлению. Куча мыслей, миллионы, миллиарды; рядом и далеко, твои и чужие, – один сплошной ком, в который ты ныряешь по самые гланды. Когда-нибудь один из них сдохнет. Не умрет, нет, именно подохнет, как собака. Когда-нибудь, не сейчас, еще не время. И спасибо Зевсу за то, что он дал не только возможность отмщения, но и возможность не дать ей свершится до нужного времени. Тело болит, в особенности – небритая рожа, в голове творится полнейший бардак, жаль, нет времени подумать над произошедшим. Стоун в нерешительности останавливается за два шага от недоврага, наблюдает за реакцией и скользит зеленым взглядом по силуэту босса, наполненным душой друга. Больно, да? Неприятно? Хуже, чем если бы тебя током шибанули? Именно так и никак иначе, вон, голову в руках сжимает и на колени падает, несмотря на то, что минуту назад желал уничтожить огромную систему одним щелчком пальцев. Ирву надо что-то делать, но он не понимает, что именно. Поэтому стоит и тупит в лучших традициях нерешительности.
– Пойдем, – жестко выдает он, – герой, – и никакого сарказма или иронии в голосе, ничего даже близко похожего. Герой, еще какой, все они герои в Эгейнсте, но чести им это не делает. Как и тот факт, что сам адепт Эриды на них слишком сильно похож. «Спасибо, Эрида», – думает мужчина, собирая ткань на спине Честера и рывком заставляя его принять что-то вроде вертикального положения. Сомнительное удобство, надо сказать, однако во вменяемом состоянии Беннингтона получилось бы довести только до шкафа, – при помощи удара в челюсть. А сейчас, пользуясь спутанным сознанием друга, он с большим усилием старается переместить его из точки А в точку Б, чтобы снова обратиться за помощью к Эриде и смягчить действие повседневной способности. Просишь помочь тебе сдохнуть? Попроси ты кого-нибудь другого – тот бы мгновенно отозвался на столь щедрое предложение. Если тебе и дано помереть от руки файеровца, то точно от чьей-то другой, не от стоуновской.
Как сложно вести человека, когда он ничего не понимает и еле перебирает ногами! Давай, чувак, пару шагов осталось до заточения, а за этим заточением – свобода, сомнительная такая, ты за нее потом рожу набьешь, как соизволишь оклематься. И вот они уже стоят перед деревянной дверью, затаившейся в подвале. Тот, хвала небесам, находился не так легко, чтобы до него не дойти вовсе. Ирвинг устало делает вдох и заводит лжеКестлера внутрь, правда, после того, как отпускает его, не удосуживается проследить за тем, куда он приземляется. И приземляется ли вообще. Вместо этого Хранитель пулей вылетает из комнаты, закрывает дверь на замок и устало смотрит сквозь прутья решетки – той самой, что поставлены в хлипком окошке уже всем знакомой входной двери.
Сосредоточиться. Ослабить поток чужих мыслей. Блин, теперь и у него голова болит.
– Эй, Чес, – нерешительно задает вопрос адепт Эриды, предельно четко осознавая, что его сейчас пошлют на хер, – как себя чувствуешь? Легче стало?
И Ирвинг чувствует смутное облегчение, потому что понимает: сейчас он сделал нечто действительно важное. Важное не только для него, но и для мира в целом.

Отредактировано Irving Stone (19.01.2015 03:23:58)

+2

10

[AVA]http://savepic.su/4325802.png[/AVA]

Испуганный женский вскрик, холодное старческое «сделай это немедленно», равнодушное юношеское «есть», детский истошный визг – невыносимо громко голоса атакуют его заметно потяжелевшую голову. Каждый звук, даже едва различимый, ржавым железным гвоздем вдалбливается в непробиваемые стенки его черепушки. Молотку плевать, что цель недосягаема – он будет вколачивать гвозди до тех пор, пока многочисленные острия не коснутся мозга. Пока жертва, обливаясь кровью и выблевывая ее, не захлебнется и не сдохнет в адских мучениях. И Честер уже ясно чувствует солоноватый привкус железа в горле.
Он с силой разжимает глаза, тяжело выдыхает и едва понимает, что его куда-то тащат. Обутые ноги безвольно волочатся по блестящей поверхности коричневого паркета, оставляя за собой темно-красные мазаные дорожки – то у Честера из носа течет кровь и растирается ботинками. Очередной совсем тихий звук извне молотком ударяет по черепушке, и мужчина, с заметным скрипом стиснув зубы, жмурит глаза и больше их не открывает.
Скребущее, шершавое и протяжное звучание заставляет адепта Ареса тяжело выдохнуть и с силой разлепить глаза. Под ногами не гладкий паркет, а занозливые полупрогнившие и давно отсыревшие черные доски. В этом помещении совсем не тепло и не светло, наоборот, холодно, промозгло и темно – как в пещере, куда он угодил вместе с Мелантой тогда, в Древней Греции. Кровь все еще стекает с лица и неровными дорожками мажется по полу. И Честер вновь предательски отключается от того, что в голове кто-то начинает бешено молиться Гере.
Вместе с глотком спертого воздуха языком он захватывает что-то рыхлое, похожее на сырую землю, грязь или сухую глину. Вновь разжимает глаза и находит себя лежачим на животе в каком-то помойном ведре, похожем на темницу. Заебись, Честер, в двадцать первом веке ты по уши угодил в дерьмище, свойственное веку эдак девятнадцатому. Могешь. На сдавленном гортанном хрипе он разворачивается на лопатки и утыкается взглядом в черный потолок. Где он? Что он? Зачем он? Блять, сколько вопросов и ни одного ответа.
– Эй, Чес, как себя чувствуешь? Легче стало? – заботливый какой, ишь.
Честер хмурится, туманным взглядом упираясь в одну точку на потолке. Он сам её нашел, нарисовал и назначил опорой, чтобы потом перевернуть землю.
– Выпусти меня отсюда, – слабо хрипит, не поворачиваясь в сторону Ирвинга; грудь Честера тяжело вздымается от нехватки воздуха и глотания вязкой слюны, перемешанной с кровью. Его дьявольски мутит, как девятиклассницу, перебравшую водки, пива и какого-нибудь Блайзера на выпускном вечере. И башка разрывается так, что, кажется,  сейчас затрещит по швам и мелкими осколками разлетится в стороны. – Будет хуже, если не выпустишь, – он поднимает обе руки к лицу и внимательно вглядывается в собственные пальцы. Вот он, талисман Кестлера, вот он – его сила и мощь, его власть и могущество  – в каком-то жалком серебряном кольце, который можно просто снять и выкинуть. Говорят, Боги не любят, когда жалкие смертные смеют оставлять талисманы без присмотра – Боги обижаются и навсегда покидают прежнее вместилище. Обидится ли Зевс? Как думаешь, Ирвинг? – Ты же понял, что я хочу сделать, да?  – он едва поворачивает голову в сторону Хранителя Эриды; слипшиеся от грязи, пота и крови волосы падают на глаза и почти закрывают их, но Честер продолжает смотреть строго на Стоуна. Губы Беннингтона трогает сухая улыбка – понимает, что проиграл битву, но не войну, ведь главный козырь все еще в его рукаве, точнее – на безымянном пальце. Одно движение, и Кестлер навсегда лишится Зевса. Одно движение, и Огонь навсегда лишится Бога.

+2

11

Остановись?
Ирвинг не просит. Он приказывает, хватая своевольного Хранителя под локоть; за секунду до того, как тот полоснет серпом горло рыдающей девочке, которой не повезло отыскать талисман с силой то ли Ареса, то ли его стервозной подопечной – Энио. Пожалуй, ее неудачи не закончились только этой находкой. Они превратились в длинную цепочку из бед, несчастий и плохого контроля. Завершиться они собирались категорическим «нет», выплюнутым в лицо файеровцеву, которому плевать, кого и как лишать жизни: он был готов выпустить кишки даже за съеденный товарищем йогурт, который ему улыбалось съесть в следующие выходные. Сапфировые глаза убийцы горят ненавистью, а сильная рука чуть ли не дергается в сторону Стоуна, пока он не вспоминает, что стоит, вообще-то, не перед абы кем. Своим вице-хозяином, адептом Эриды и мощным телепатом, чей моральный облик намного выше облика Кестлера, хоть он и не брезгует суровыми наказаниями по справедливости. «Остановись? Ты ща серьезно, дядя? Мне приказали – я делаю, еще одна рыдающая баба не стоит милосердия», – голос юркий, прыткий, полный шизофреничной одержимости. Псих. «Я сказал: остановись», – рычит Ирвинг, резко отпуская предплечье жестокого юнца. Он даже обращение «дядя» игнорирует, чтобы не раззадорить того еще больше. Он подходит к девчонке, широкой ладонью срывает с шеи тонкую цепочку с кулоном и кивает в сторону темноты, дескать, ты свободна. Иди, куда хочешь. И поверь на слово: расстаться с талисманом намного выгоднее, чем ради него подохнуть.
Остановись!
Они с Бет сидят на зеленой лужайке и болтают о будущем. Девушка воздушно смеется, делая вид, что глупая юношеская шутка Ирва кажется ей удачной, а Ирв, в свою очередь, заворожено наблюдает за солнечными бликами на смольных волосах и с интересом обводит взглядом предельно тонкую лодыжку. Интересно, как она умудряется крутиться на одной ноге и избегать переломов в самой хрупкой ее части? Бет говорит, что виной тому физиология, что человеческое тело – удивительная вещь, да и вообще – постоянные тренировки делают балерин выносливыми. Она ведет свой рассказ пылко и любя, пока резко не замолкает и сдвигает брови к переносицу. Стоун не понимает, какого черта происходит. Он заворожено смотрит на любимую подругу, которая поднимается на ноги и с паническим вопросом «Ирв, что со мной?» идет к рельсам. «Помоги мне! Останови меня!» – хнычет девочка, находясь в немом ужасе от того, что не управляет собственным телом. Ирвинг резко подскакивает на ноги; он, конечно, считает происходящее странным, но не решается называть Бет обманщицей или просить ее прекратить, потому что шутка затянулась: она выглядит слишком испуганно для той, что планировала розыгрыш. Я иду! – почти кричит парень, как вдруг со спины его хватает какой-то амбал, упоительно пришептывая: «не мешай ей, друг, не мешай; должна же она поплатиться». Он почти спрашивает: что с Бет? Ему почти отвечают: Хранительский гипноз, мелкий, ты о нем и не слышал ничего. Девчонка садится рядом с рельсами, заливаясь слезами, и кладет ногу прямо под колеса поезда. Тот, кстати, с каждой секундой становится все ближе. «Остановись!» – старается приказать будущий Хранитель. В ответ получает зловещий мерзкий смех и удар по затылку. Ты это имел в виду?
Остановись…
Не надо выкидывать талисман Кестлера. Слишком рано, друг мой. Мы не готовы. Никто не готов.
– Понял, не дурак, – безэмоционально выпаливает мужчина, убирая блок с сознания Честера. Это он поспособствовал тому, чтобы лидер Эгейнста не мучился головными болями и мог хотя бы соображать, если не генерировать удивительные планы по свержению Артура с трона. Его старания не оценили? Что ж, мы вернем выключатель обратно на кнопочку «on», потому что некоторые упертые Хранители нам другого выбора не дают. – Либо будешь сидеть с головной болью и молиться о смерти, либо оставишь талисман моего босса в покое и получишь ясность разума, – нечестно это, друзья, пользоваться случайным преимуществом. Даже не по-дружески как-то, но каким еще образом достучаться до того, кто одержим жаждой мести? – Выбор за тобой. Лучше остановись, Честер.
Остановись.

Отредактировано Irving Stone (18.03.2015 01:47:37)

+2

12

[AVA]http://savepic.su/4325802.png[/AVA]
Каково это – держать в руках священную пилюлю, которая излечит целый мир? Честер испытывает смутную эйфорию – такую волнующую и беспокойную, заставляющую бешено биться сердце и рьяно вздыматься грудь. Он смотрит на собственные пальцы и почти их не видит, потому что представляет мир без Кестлера – чистый, бескровный, спокойный. Больше не будет убийств – нет, куда там, конечно, они будут, но не в таком сумасшедшем количестве. И все обиженные, униженные и оскорбленные, все разбитые и убитые – все будут отомщены. Честер и за себя отомстит – за родителей, которых, как ему говорили, безжалостно разорвали на куски люди Кестлера. Или даже сам Кестлер – кто теперь разберет? Им бы завести в Огне бухгалтера, который вел бы учет всех убитых – кто, где, кого и каким способом. Впрочем, Честер не сомневается ни на мгновение, что каждый выходец из Огня ведет собственные подсчеты, записывая очередную жертву в дневник или в ежедневник. Беннингтон, наверное, слишком категоричен, ибо всех членов самой старой и безжалостной группировки сгребает под одну гребенку, забывая (или желая забывать?), что даже в Огне состоят  в первую очередь люди, а уже потом Хранители. Взять хотя бы Ирвинга – смотрите, он до последнего пытается вбить в пустую голову Честера, что не желает ему зла, что все можно решить полюбовно, спокойно и без хруста костей, без хруста погребальных костров. А Беннингтон упрямо отказывается, идя к цели напролом и пробивая башкой стены, не обращая внимания на то, что рядом есть дверь. И, наверное, нет ничего удивительного в том, что в итоге он проигрывает не только сражение, но и войну.
Каково это – держать в руках священную пилюлю и не иметь возможности ее применить? Каково это – смотреть на собственные пальцы и видеть крушение не только планов, но и надежд, стремление и мечтаний? Только подумайте – если бы он не тянул время, если бы не чесал почем зря языком, то оставил бы Кестлера без сил, а мир без Кестлера. Но Честер сделал все для того, чтобы проиграть – и сражение, и войну. И сейчас, лежа на спине и морщась от мучительной боли в висках, он безвольно, словно тряпичная кукла, опускает руки на пол. Нет, не он опускает – руки сами падают, а вместе с ними падает, сокрушительно разбиваясь о холодные шершавые плиты, долгожданное избавление. И никому он не помог, никого он не спас – сделал все только хуже. И хорошо, наверное, что сейчас Беннингтон не может проклинать себя, злиться и разбивать кулаки о ближайшие носы – иначе он бы точно натворил лишнего. Хорошо, наверное, что единственная на данный момент проблема Честера – это мучительная, смертельная, невыносимая головная боль. И он, до скрипа сжимая зубы и до хруста – кулаки, жмурится, морщится и едва переворачивается на бок, чтобы хоть как-то утихомирить раскалывающуюся на части голову.
Отчаянный громкий рык насмерть раненного животного рвется из груди, и Честер невольно вскидывает непослушные руки, с силой зажимая уши сухими ладонями. Кажется, еще хоть одно малейшее усилие, и он просто расплющит собственную голову. И этот вариант видится не таким уж плохим – куда лучше, чем терпеть невыносимую боль. Хочется сдохнуть, если честно.
Мысли – исключительно чужие, впиваются в мозг, словно тысяча острых иголок, пропитанных ядом. Честер слышит мольбы и жалобные всхлипы, угрозы и оправдания, шантаж, ложь, правду, откровенные признания. Честер слышит все, что творится не только в этом особняке, но и за его пределами. Честер слышит все и всех, кроме себя.
Внезапно понимая, что так и с ума сойти недолго, Хранитель едва отрывает голову от пола и с силой ударяется виском о плиты. В глазах все меркнет, но сознание тело не покидает, и Беннингтон повторяет действие. И он отключается, когда висок врезается в пол в третий раз.
Каково это – держать в руках все, а через мгновение не держать в руках даже себя?

+1


Вы здесь » Под небом Олимпа: Апокалипсис » Отыгранное » leader of rebellion


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно