Крайне неприятно осознавать, что ты, прожженный алкаш, который начал пить чуть ли не в момент осознания себя как личности, можешь просыпаться от таких необычайно примитивных ощущений. Головная боль, сушняк, неприятный привкус на языке… всё по стандарту. Макс сильнее вдавил бритую щеку в подушку, чтобы таким образом избавиться от симптомов похмелья и, быть может, получить какую-нибудь премию в ближайшем будущем. Если его методика сработает.
Он смутно припоминал, как оказался вместе с ребятами из группы за стойкой одного из лучших баров Афин. Его сознание переключало картинки с воспоминаниями, похожие больше на скетчи, нежели на готовый сюжет, со скоростью света. Милая улыбка баристы, резкий запах одеколона (черт знает кому принадлежавшего) и нескончаемые литры алкоголя разных мастей. Бывают времена, когда напиться хочется из-за того, что жизнь не оправдывает ожиданий. А бывают и другие, намного более приятные. Ты делаешь глоток за глотком, потому что тебе и так весело. Эйфория эволюционирует, как заправский покемон, и достигает того пика, когда впору придумывать своим ощущениям новое название. В какой-то степени это весело и увлекательно, хотя иногда лишает стойкой уверенности в том, что ты знаешь, где был и чем занимался.
Знакомая кровать и вполне себе знакомый номер. Тут будущий Хранитель остановился, чтобы лишний раз подивиться помпезной обстановке, доступной лишь избранным. Да, он входил в братию тех, кого нельзя посадить в тюрьму без шума и лишних сплетен. Он получал vip-комнаты, красивых моделей и дорогие костюмы от именитых дизайнеров. Он раздавал автографы чаще, чем пил кофе или читал газету. Он посещал мероприятия, на которых собирались актеры, музыканты и режиссеры; получал награды лишь за то, что некто из Поднебесной одарил его талантом. Возможно, кому-то это могло показаться несправедливым, но… а, впрочем, так оно и есть. Можете убиваться сколько хотите, сути дела ваши показательные страдания не изменят. Существуют знаменитости и существуют обычные люди. Средства массовой информации годами пытаются убедить обычных людей в отсутствии различий. Все мы пьем, ходим в туалет и скрючиваемся над унитазом, перебрав с алкоголем. Но не все мы продаем свою старую зубную щетку за миллиарды долларов, можем позволить себе приличный наряд или купить дом в престижном районе Лос-Анджелеса. Укаждого человека есть социальные, биологические и прочие потребности. Разница в том, что знаменитостям намного легче их удовлетворять.
О чем бишь мы? Оакхарт, лениво зевнув, окинул взглядом тот кусок собственного тела, который смог увидеть из положения лежа. Брюки и носки… сиротливый галстук, ослабленный до такой степени, что начал напоминать петлю для повешения. Дорогая рубашка, пропитавшаяся запахом табака и того мерзкого одеколона, который музыкантам пришлось нюхать весь вечер. Левая сторона кровати была скрыта от взора Харта, хотя он точно чувствовал на ней чье-то присутствие. Приподнявшись при помощи рук, брюнет лениво перевернулся на другой бок и узрел нечто абсолютно необъяснимое. Никаких девушек, никаких ужратых друзей с матерными надписями на лбу… только внушительных размеров туша. Лохматая, небритая, проспиртованная. Макс почему-то не испугался и не попробовал в панике вызвать полицию с воплем «тут какой-то чел у меня в номере, выкиньте его немедленно!» Он лишь прикинул, что мужик наверняка из местных. Вряд ли по Афинам бродят толпы американцев, выискивающих соотечественников ради бурной пьянки. Одна только беда: почему этого лохматого хрена у Оакхарта не получается вспомнить?
– Ээээ… чувак… – почти вежливо подал голос музыкант, находясь в полувертикальном положении. Его рука опустилась на плечо дрыхнущего. Попытки его растрясти увенчались херовым успехом. – Чувак, проснись и пой, блять, – уже раздраженно выпалил американец, не понимая, как его, такого знаменитого и хорошего, может игнорировать какой-то там… грек. Совсем охренел, что ли? Еще и в его кровати спит! – Да заебал, – вся тирада была выдана на английском, потому что Максимка, как любой представитель звездно-полосатого государства, искренне считал, что он ничего никому не должен, а вот граждане других стран обязаны изучать международный язык с пеленок.
Не утруждайтесь, Оакхарт и так знает, что он мудак. Зато не знает, каким образом у него в номере оказался коренной житель Афин. Заебись, Макс. Твоя жизнь – это действительно что-то с чем-то.

Пора бросать пить. Блять, ну точно пора.
Макс был крайне недоволен тем, что притащил к себе в номер чувака, неспособного поддержать чисто английский диалог. Ну ебать тебя во все щели, ты же в двадцать первом веке живешь, а тут все учат интернациональный язык. Придется подключать свое охуительное знание греческого и издеваться над ним при помощи американского акцента. Если поймет что-нибудь – точно вундеркинд, хотя с первого взгляда он больше похож на лысого медведя. Так, че там этот вонючий утырок пытается поведать? То ли матерится, то ли старается выгнать Макса со своей кровати (че за наглый засранец), то ли просит помощи, то ли все сразу. Он говорил слишком быстро, поэтому половина информации слилась черт знает куда, оставив хозяина лежбища в недоумении и легком шоке. Потом посыпались вопросы. Один охуеннее другого просто. Кто я такой? Ты меня ща в ступор поставил. Человек. Американец. Твой донор печени. Мужик, который способен изъясняться на греческом языке вперемешку с английским. Мудак из захолустья. Список немалый.
– Говори медленнее, – коряво попросил будущий Хранитель, с кряхтением поднимаясь на ноги и двигая к мини-бару. Коньячок, текила, ром… видно я попал в дурдом. А иначе каким образом объяснить размеры пойла? Их пью лилипуты? К счастью, рядом с миниатюрным холодильником стоял ящик нормального пива, которое появилось в номере Оакхарта отнюдь не случайно. Вчера, напяливая любимую рубашку, он точно осознавал, что найдет себя утром примерно в таком состоянии, поэтому запасся заранее. Две бутылки в руки, обреченный выдох и очередные целомудренные обещания, умирающие в веренице ежедневных пороков. – Держи, – довольно сухо произнес брюнет, избавив божественный напиток от оков металлических крышек и протянув одну бутыль человеку, который понимает его боль. Возможно, понимать совершенно не хочет, но понимает. – Это мой номер в местном отеле, – решать вопросы нужно по мере их поступления. Парочка оздоровительных глотков, оценивающий взгляд, направленный исключительно на лохматую тушу, ни единого воспоминания из прошедшего вечера. Где они познакомились? Каким образом умудрились найти общий язык, будучи представителями разных наций? Чем они занимались в течении всего алкогольного загула?.. Точно не кроссворды разгадывали, хотя Макс бы, не поверите, с удовольствием. – Меня зовут Макс Оакхарт. Че-нить помнишь? Мы вообще где… – тут Максимка, как назло, забыл одно слово. Нет, ну классно, замечательно же, давайте не будем выяснять причины их знакомства! Это ведь совсем неинтересно! – Где… познакомились? Ты в том же баре пил, что ли? – увы и ах, жаргонное «побухать» было мужчине незнакомо. Он никогда в жизни не думал, что когда-нибудь ему придется разговаривать на греческом языке. И, разумеется, о никогда в жизни не думал, что этот язык когда-нибудь станет для него практически родным. Но это уже совершенно другая история.

Отредактировано Max Oakheart Jr. (17.11.2014 00:57:59)

Честер Беннингтон его зовут. Охуеть, блять. Такое американское имя и такой неамериканский акцент! Ему бы пошло быть рок-звездой, серьезно, девчонки всегда обожали небритых высоких чуваков с хмурым взглядом. Если он еще окажется абсолютно типичным мужиком, не понимающим баб и не обладающим экстрасенсорными способностями (таким, как небезызвестный Макс), то цены ему не будет. Подобные кадры тоже приходятся по вкусу слабому полу, ебанутые ведь. Впрочем, хватит этих разговоров о существах с сиськами, они тут абсолютно не к месту.
Или к месту?.. Опачки, какая нимфа прискакала, хоть картину с нее пиши. Макс, по старой привычке, постарался принять вид вальяжного сэра, у которого денег – куры не клюют, машина – крутейшая из Мерседесов, а квартира – в презентабельном районе Лос-Анджелеса. В принципе, не такая уж это была и неправда, если не считать одного крохотного нюанса: ездил Оакхарт на пафосном Феррари, отгоняя от железного коня ребят из группы, потому что тем нравилось брать транспорт их лидера и разбивать о ближайшие столбы. С чем была связана такая традиция – музыкант понятия не имел: его архаровцы имели достаточно денег для покупки шлюх, техники и прочих дорогих радостей, но именно тачка Макса удостаивалась всеобщего внимания. О регалиях, приобретенных в течение долгого рокерского существования Оакхарта, милая барышня либо не знала, либо плевать на них хотела. Она, ударившись в дрожь, словно сраный лист на ветру, сжала в руках белый фартук и попросила постояльцев заплатить за нанесенный ущерб. Та-а-ак… о-о-очень интересно…  Мужчина недоуменно поднял голову и всмотрелся в зеркало напротив, пытаясь найти признаки кровавого побоища. Ни синяков, ни ссадин, ни разбитой губы, будто с ним ничего и не случилось совсем. На Честере – втором собутыльнике после Ахиллеса, с которым они нажрались до состояния, когда находишь себя среди пустыни с проколотым соском и татуировкой «я люблю Deep Purple и Винцеслава из Дома-2» – наблюдалась щетина, капельки пота на лбу и слегка потрепанные вещи, что не являлось гарантом произошедшей потасовки. Ай, да пошло оно на хуй, если нужны деньги – тут проблем абсолютно нет, у нас их много. Глубинно оскорбившись из-за того, что девушке от него нужно только бабло, а не автограф или он сам, Макс небрежно вручил нимфе карту и уселся в кресло, опустошая бутылку пива одним глотком.
– Чего? – не гони, деваха, виза хранит половину оакхартовского заработка, равную милипиздрической части миллионов долларов. Просрать всю сумму – это как просрать слона в тесной комнатушке: возможно, но надо ж так умудриться! Карие глаза задумчиво обрисовывают силуэт кредитки и также задумчиво перемещаются на задницу работницы персонала. Кредитка – жопа – кредитка – жопа, некий гипноз, который поможет восстановить цепочку событий и понять, куда они с Честером, мать вашу, Беннингтоном дели немалые деньги. – Слушай… fuck… я тебя не знаю, твои возможности для меня скрыты в сраном тумане. А если про меня говорить… я и раньше пил, но чтоб так… – как, оказывается, многого можно достигнуть, когда не знаешь, чего ты не можешь. Подраться со случайным чуваком – без проблем, порвать рубашку – да без бэ, уложить в постель девчонку, страшную как атомная война, – бывало-бывало, не раз и не два, намного больше. Очередное достижение разблокировано, похлопаем нашему искателю приключений. На секунду Макс замолкает и прикладывает руку ко лбу, что вовсе не способствует мыслительному процессу: картинка вчерашнего вечера расплывается, смешивается и отдается резкой головной болью в височной части, после чего медленно переходит на затылочную. Могли – не могли… вопросы странные какие-то задаешь, ей Богу…
Тишину нарушает звонок. Макс нервно дергает бровью и, откопав мобилку в бесконечных слоях дивана, читает незнакомый номер от начала до конца. Прикольно будет, если они вляпались в авантюру с криминальными авторитетами в главной роли. Придется искать деньги или менять внешность и переезжать в Россию-матушку, куда-нибудь в ее сельскую часть.
– Алло? – только не хриплый бас! Пожалуйста, только не хриплый…
– Мистер Оакхарт? – о да, детка! Мелодичный и смазливый голосок!
– Ну допустим.
– Простите?
– Бля, да. Мистер Оакхарт.
– Хорошо… – замялось существо. В трубке послышался звук перелистывания страниц. – Пришла ваша машина – Toyota Land Cruiser.
– Какая машина?
– Тойота… – снова не нашлась сотрудница, окончательно поникнув голосом. – Вы же внесли 90% процентов предоплаты…
Что ж, этот мир снова приобрел какой-никакой смысл. Макс действительно не мог поверить в саму возможность просрать тысячи долларов на бурбон, ром, водку и прочие алкогольные прелести. На кой хуй они купили авто – его не интересовало, потому что музыканту было достаточно знать, что он не окончательно ебанулся в своем грехопадении.
– Ебать, Честер, – говорит он, прикрывая трубу рукой, – мы бабки не пропили. Мы машину купили.

Есть вещи, которые легко забываются.
И многие люди полагают, что одной из таких вещей можно считать быстрый социальный или карьерный рост. То есть вышел из грязи в князи – и не смеешь из памяти выкинуть, как на протяжении целой недели жрал «Доширак», запивая его дешевым вермутом, купленным на последние деньги. Правда же состоит в том, что любители глубокой философии, которые за разом произносят фразы в стиле «никогда не поздно попробовать еще раз» или «не бойтесь совершенства, вам его не достичь» оказываются правы до безумия. Это подтверждается в тот самый момент, когда с их уст срывается банальная истина: «нет ничего невозможного». Если вы думаете, что речь идет только о хорошем и высоком, то ошибаетесь пиздец просто как. Можно стать самым невиданным доселе мудаком и первым человеком, который убил рекордное количество газелей в месте, где их не должно водиться. Войти в историю ублюдком, совершившим невозможное, поверьте, возможно. Так же возможно, как вести полноценную жизнь без важных частей тела или пробиться в Голливуд, будучи не самой симпатичной девочкой из села Окунево на окраине России. Было бы желание и упорство. В конечном итоге, дальнейшая судьба человека зависит от него самого, поэтому он имеет полное право и запомнить бедное существование, возносясь на пик славы, и стереть его из памяти, словно не самый удачный дубль из фильма. Макс выбрал второе. Ему нравилось идти по пути меньшего сопротивления.
Он знал, что родился в долбанном Таллахасси – городе, который сложно было назвать деревней, но и нельзя было назвать мегаполисом. Он знал, что пять лет назад отхватывал пиздюли от отца, самостоятельно чинил розетки и помогал приводить в чувства очередное поломанное авто. Он знал, что его первая и последняя группа, выступая исключительно в гараже, состояла из ребят разных мастей: один хотел прославиться, чтобы уехать подальше от матери-алкоголички, другой просто желал раскрыть собственный талант, а третий вообще мечтал об огромной квартире в Лос-Анджелесе и личном водителе. Не видел никогда пацан вживую больших денег и искренне полагал, что именно в них счастье. Через несколько лет каждый из них достиг той цели, к которой шел. И среднестатистическая рутина, душащая не хуже веревочной петли, разжала горло и дала дышать свободнее. Наверное, намного свободнее, чем требовалось. Известно ведь, что после долгой голодовки нельзя набивать желудок. Слишком много кислорода для легких – это тоже беда, даже в метафорическом смысле.
Поэтому Макс немало удивился, когда понял, что его новоиспеченному нужны те деньги, что они вместе просрали на сомнительного качества тачку. Лично Оакхарту было не жалко отпустить с Богом пару тысяч евро или долларов. У них скоро концерт, он после него молниеносно потерю восполнит. Что касается Беннингтона…
– Прямо жизнь? – недоверчиво задает вопрос будущий Хранитель, закрывая динамик ладонью и многозначительно косясь в сторону товарища по алкогольному беспамятству. Милая девушка, ожидающая на телефоне, продолжает лепетать отрепетированную речь и явно теряется, когда понимает, что собеседник ушел мыслями в другое русло. – А можно вернуть корыт… – тут он запоминается, вспоминая о том, что убрал руку от мобильника и начал разговор с прелестной (предположительно) нимфой, задыхающейся от волнения. – То есть… это… мы имеем возможность, – официально начал он; и его голос зазвучал невиданной до сего дня интонацией, – вернуть гребанную Тойоту и получит бабло обратно? Не поймите нас неправильно, у вас там отличная фирма, – «наверное», – но мы не планировали покупать авто. По пьяни завалились, понимаете? – бедная работница не понимает. Она делает тяжкий вдох, оглушая им Макса, и на несколько секунд замолкает; слышится перелистывание страниц.
– Да… у вас есть такая возможность… – говорит как-то устало, – только нужно ваше присутствие…
– Без бэ. Ваш адрес? – музыкант резво подскакивает на ноги и, чувствуя легкое головокружение, прикладывает лапу к котелку. Когда комната перестает плыть, он молниеносно добирается до тумбы, хлопает ящиком и вываливает на поверхность ручку с блокнотом. Чиркает там что-то, матерится и кладет трубку. Его ироничный взгляд попадает на Честера. – Собирайся, разбираться будем.
Но не только с этим.
Спустя секунду раздается стук в дверь – не такой неуверенный, чтобы принадлежать очередному представителю персонала, требующему денег, а такой… будто давно знакомые личности ударяют руками и ногами по деревянной поверхности, ожидая отклика с другой стороны. Максимка хмурится, снова матерится и плетется ко входу – открывать незваным гостям. Те, кстати, оказываются четырьмя ребятами из его собственной группы. И выглядят они весьма недовольно.
– Я ж говорил, что он его сюда притащил! – возмущается Сайлас. – И как собираешься искупать вину, придурок лохматый?
– Воу воу, гайс, полегче. Он не шпрехает на английском, – Оакхарт выставляет ладони вперед, стараясь сбавить напор его архаровцев.
– Зато ты шпрехаешь на греческом. Скажи дятлу, что ему пизда.
– А че случилось-то?
– Он мою гитару сломал, бля!
«Ну хорошо хоть не мою…» – думает Макс, якобы удивленно приподнимая одну бровь. Ох, Честер Беннингтон, вроде только познакомились, а проблем от тебя больше, чем от кого-либо еще.
– Ща мы с ним перетрем, – дверь захлопывается перед помятым лицом, будущий Хранитель лениво оборачивается на товарища грека и скрещивает руки на груди, мол, херню мы с тобой вчера сделали, дружбан. Херовую херню. – Ты ему музыкальный инструмент сломал. А мне, знаешь ли, как-то не очень хочется тратить время на разборки. Пойдем через пожарную лестницу свалим, чтобы мозги не трахали. Они тебя все равно потом не найдут, – удивительно, что Макс начал говорить на греческом с такой резвостью. Правильно рассказывают: в критической ситуации чего только делать ни начинаешь. Даже на шпагат садиться, не имея никакой растяжки.

Отредактировано Max Oakheart Jr. (27.04.2015 18:24:51)