Это было странное время, наполненное какими-то внезапными походами куда-то, не своими решениями, непонятными разговорами ни о чем и обо всем и совместным проживанием со своим похитителем, который как и прежде ничем не напоминал собой белого древнего змея. О том, что рядом с нею дракон, Каллисто запоминать себя не заставляла. Каждый раз глядя на то как он разговаривает или улыбается, она заглядывала ему куда-то в рот, видя перед собой испещренную острыми клычьями змеиную пасть. Миленькое такое ощущение. Но она была уверена, что вот с такой вот обаятельной улыбочкой, так вот грациозно и весело, именно так драконы и кушают зарвавшихся амазонок. Все вроде бы хорошо, даже дамочки по пути в музеи и театры, и работницы отеля так ласково на ее спутника щелкали своими загребущими глазками, что диву можно было даваться - насколько они в своих инстинктах не прозорливы. Это у нас Каллисто теперь поумнела. Раньше она тоже на такого как он, судя по его словам, наивно хлопала. А теперь взирала со всем подобающим трепетом. Маска джентльмена ему шла, но обмануть ее была уже не способна. Эдакое интеллигентное похищение со свойственным ему юмором, от которого иногда то ли зубы сводит, то ли глаза щипет. Новобрачные. Впрочем, Каллисто все эти дни была будто бы окутана туманом своих собственных мыслей и ощущений, ничто не удивляло ее настолько, насколько могло удивить еще несколькими днями раньше, ничто не радовало. Хотелось просто быть, не есть, не пить, не думать о завтра, не ждать это чертово число, когда ей точно скажут то, в чем она уже сама была абсолютно уверена. Древнегреческий Змий не врал. Не было в том смысла. Просто смириться с тем, что по какой-то непонятной причине умер ее не родившийся ребенок, она не могла. Жуткое ощущение наполненности и пустоты одновременно, ледяные прикосновения памяти, обжигающие мысли и чувства. И сны. Непрекращающиеся кошмары, после которых можно было выжимать майку, в которой она дрыхла на этой огромной кровати. Рыжий мальчишка с голубыми глазами, появляющийся из темноты, лохматый как одуванчик, усыпанный веснушками и играющийся с огнем, каждый раз он погибал, выворачивая ее нутро наизнанку, заставляя это переживать снова и снова, не гнушаясь даже легкой дремой в очередном прекрасном музее, куда затащил ее дракон. Нет, определенно, у господина тюремщика был вкус и стиль. Все, что он показывал ей, все оно было интересным, но, как ни странно, в свете новых событий, все красоты блекли в сравнении с тем горем, невысказанным и неосознанным, которое она переживала. Даже не было интересно как это она умудрилась и где же папа. Черт с ним с папой. Вот ее Белый Недруг, жаждущий справедливости, он легко оборачивался обаятельным и вполне даже симпатичным мужчиной. Подумать только. Теперь Каллисто никогда больше не будет смотреть на мужчин. Этот обет она произнесла себе утром нового дня. Никогда. Ни одна скотина не подойдет к ней ни под каким видом. Кто знает кто скрывается за внешностью того или иного человека. А носители? Нет, хватит. Уйду в монастырь, запрусь там и...
Додумать не дали. Сонное течение мыслей прервалось появлением красавца-правдолюба в человеческой ипостаси, в роли жениха ощущая себя комфортней, чем кто либо. Каллисто с грустью подумалось, что не будь всех этих смешных обстоятельств, то дракон бы уже бежал на все четыре стороны. Впрочем, ничто не помешает ему завершить свои дела и уйти. И никто. Каллисто вдруг подумалось, что это единственная возможность побыть в роли так называемой невесты или просто любимого человека. Хотя бы раз в жизни. Глупые мыслишки. Тяжесть. Опустошение в ней было настолько велико, что напоминало собой черную дыру, в которую засасывало с огромной силой не только то, что она знала и любила, но и ее саму. И все же, даже в ее виде было что-то "made Каллисто", что готово пусть и исподволь, но противопоставить себя своему похитителю. Расхлябанное и будто бы растянутое платье с дурацкой надписью на груди, черные массивные казаки. На голове венчал ее рыжие космы обруч с белыми искусственными цветами. Рядом с элегантно одетым драгон-хуманом Каллисто смотрелась как сбежавшая из дурки хиппи. Казалось бы, ей бы драться, сопротивляться и пытаться бежать, но в вялом уме и пассивном организме больше не рождалось таких искорок. Цвет солнца блекнул, уже даже не согревая. Острые иглы несостоявшегося материнства выводили внутри нее свои замысловатые петли, связывая нитями судьбы воедино теперь ее осознание и боль. Ни одно, ни другое больше никогда не будет раздельно. Где-то там из самой бездны, как в одном из ее страшных снов, на нее будет смотреть лицо незнакомого-знакомого мальчика. И это уже навсегда. Какой бы ни была причина, какие бы не были последствия. Горечь этого полынью стелилась ей под ноги, куда хотелось только падать. Падать и больше ничего. Падать, чтобы прекратить чувствовать боль, не физическую, не сочившуюся из раны, не зудящую нервами и гниющей тканью, боль, которую невозможно испить до конца. Боль матери, потерявшей ребенка. Не смогла его защитить. Фемида была проклята. Статуэтка как таковая Каллисто уже не интересовала вообще. Совсем. Мир менялся, стремительно и разом. Прежней Каллисто как не бывало.
На вопрос дракона, девчонка рассеяно кивнула, оставив тому самому додумывать над тем было ли это согласие на бар или же на вино в номер. Каллисто поднялась и поплелась к выходу, у которого остановилась, чтобы дождаться его. Зеркало, большое и очень гармонично сочетающееся со всем интерьером, отражало понурую девицу, которая ей совсем не понравилась. Ничего, кроме белых цветочков. Еще немного и она словно Офелия пойдет раздавать всем встречным и плести венки. Мысль о том, что это было бы неплохо и даже, наверное, правильно, кольнула ее остро и весьма болезненно, но при этом принесла какое-то извращенное удовлетворение. Она раньше никогда не задумывалась о смерти в таком ключе, но теперь словно елейное масло разливалось внутри нее осознание, что она на что-то такое способна. Ведь способна? Каллисто тряхнула головой и затуманенными глазами зыркнула на своего спутника. Некогда небесно-голубой потускнел, будто бы подернувшись пеленой. Только веснушки на бледном лице были видны еще сильнее, превращая его в рябое куриное яйцо. Даже дышать было больно, но она, к собственному удивлению, продолжала дышать и жить. Одно было хорошо - когда они спускались вниз, в отеле никто не обращал вид на них двоих. На нее. Если и улыбались, то ее обаятельному спутнику. Она даже усмехнулась своей мысли, что если бы он мучил, пытал и насильничал свою невесту, никто бы даже не посмел побеспокоить их на счет такой мелочи. Когда это было выгодно - работники отеля мгновенно становились слепыми и глухими. Мир, полный слепо-глухонемых людей, ее очень даже устраивал. Чем ближе было заветное число, тем становилось страшней. Там, потом, придется принимать какое-то решение. Сейчас отсутствующим взглядом она уставилась куда-то в окно. Вечер пестрил яркими огнями, но и они тоже не грели. Эту потерю излечить нельзя.

Отредактировано Callisto Kranakis (27.08.2014 22:23:37)

Краткая передышка, возможность обдумать свои действия, свои решения. Не те, что он принимал, опираясь о происходящее и влияющие на обстановку, а те, что замыкали контакты в его душе, создавая единственно правильный образ мыслей. Небольшая отсрочка, позволяющая сбросить лишнее, расстаться с ошибочными рассуждениями. Истину не скрыть от самого себя: игра сегодня не закончится. Решающий этап, но точка все также упрямо обращалась в запятую, как бы ему и самому не хотелось разобраться с этим.
Времени хватило, чтобы собрать растерявшиеся образы в единое и полноценное. Знания о Каллисто, впечатления о Лоренс, отношение к Натхаиру. Он что-то пропустил? О да, самое важное - собственное холодное безразличие ко всему, что не заставляло в любопытстве высовывать нос, рискуя его лишиться.
Дракон хотел знать, что случилось с ребенком Кранакис? Дитя такого же чешуйчатого выродка, которого не волновала ни сама Каллисто, ни ее чувства, ни ее желания. Девчонка была слаба и слишком открыта, чтобы не поддаться соблазну ей воспользоваться, вот только какое имел ко всему этому отношение Натхаир? Кроме того, что он пребывал, как и все драконы, в неизменном восхищении самим собой и упивался возможностью вершить и властвовать. Что ж, вероятность того, что он сможет услышать душещипательную историю гибели гибрида, зависит исключительно от него самого.
Ну что вы? Разве мог Тэрон Кондуриоти осуждать действия Диксона, когда он сам был порочен в подобном? К нему он не имел никаких претензий, кроме зарождающейся легкой формы ксенофобии, грозящей превратиться в глубокую неприязнь к сказочным зверушкам. У Каллисто была своя голова на плечах, и пора было бы уже начинать ею пользоваться. Он поможет ей обрести второй шанс на эту партию, но больше ввязываться в ее дела не намерен.
А вот Натхаир некоторым образом задел его лично. Не тем, что довел до реанимации, не тем, что выкрал племянницу из-под самого носа, оставив его уверенным шагом отходить в лучший мир. Даже не тем, что пытался добиться сомнительных лавров Иуды Искариота. А только лишь своим мировоззрением. Не так, чтобы это не давало покоя Хранителю ни днем, ни ночью, но подразумевая недурной повод для вражды. Кем бы он ни являлся на самом деле, а Кондуриоти не спешил причислять себя к славному воинству сирых и убогих ничтожеств, он любезно оставит эту нишу для юного и сентиментального Against.
Тэрон пригласил с собой только одного товарища и только затем, чтобы увезти тело Каллисто, в каком бы виде оно не появилось перед его взором. Барт без лишних слов обещал присутствовать, предполагая, что ожидание в автомобиле у входа не станет для него роковым. В отель дракон вернулся, а девушка все еще походила на живую; более того - покорно следовала за своим похитителем. Была ли она не в себе, или чем-то одурманена, а может и по своему желанию присоединилась к партии Натхаира - Кондуриоти это не интересовало. Наблюдение, в лице одного из подчиненных ему Хранителей, было снято сразу по приближении серебристой вольво.
Этим днем он пролил много крови, и от ее запаха было трудно избавиться. Крысу Трехликая получила, наделив его способностью уходить не прощаясь, гадюку - помочь одной из дам покинуть отель без лишних драм, кровь коровы - для возможности скрепить договор нерушимыми узами. Каким он будет и между кем составлен, право решать оставалось за его великолепной Богиней - она была той единственной, с чьей волей Тэрон безропотно мирился, но, на всякий случай прихватил собой архаическую безделушку.
Он, правда, немного беспокоился, что его могут не пустить вместе с котом, но ненужных вопросов ему никто не задавал. Номер и столик под его фамилию уже были заказаны, хотя действительно не было особой необходимости в таких предосторожностях, но и ничем особенным помешать ему подобные промахи не имели возможности. На часах уже была половина девятого, и Тэрон направлялся к выходу, чтобы встретить кирию Стерн на свежем воздухе и случайно не разминуться с ней. Но женщина явилась вовремя, не заставив его усомниться в собственной надежности. Что же ей оказалось столь необходимым в этой встрече? Личные претензии к дракону или все-таки какие-то политические задумки? Понять это можно было лишь при наличии всех слагаемых вопроса.
На этот раз Хранитель не мог не отметить, что ножки барышни стали казаться ему заслуживающими внимания. Нет, безусловно, Лоренс оставалась самой собой, с ее своеобразным обаянием... то есть, его отсутствием, с эксклюзивной сведенной ухмылочкой и презрением, тщательно замаскированным под второсортный юморок, но именно в этом сочетании ее визитных карточек, Рон неохотно подозревал особенный шарм, который, к сожалению, стал понимать.
- Сменил фамильяра, милый?
Не стоит занимать свою голову никчемными мыслями. Я постоянно хожу с Мартенами, и не удивительно, что кто-то из Silver мог это заметить, и нет ничего странного в том, что Лоренс решила этим поинтересоваться. Хотя, не помню, чтобы при ней я таскался с крысами.
Тэрон подошел к ней и позволил себе выразить некоторую долю удовлетворения во встречном взгляде. Пришла - значит, одна из гор могла неспешно сваливать с его плеча. Он со смешанными чувствами растянул губы в улыбке, когда погладил животное между ушей, и обратился к Хранительнице:
- Это в дар второй стороне. Как символ мира, - отвлеченно пояснил он, думая теперь совсем не об этом. - Пока тебя не было, я заказал нам гранатовый десерт... надеюсь, против не будешь.
Могло показаться, что он несколько не собран, могло показаться, что чересчур нервничает, но ему просто было ни к чему теперь размышлять над диалогами с Лоренс - чтобы ни решила для себя женщина, а воспринималась она им сейчас как своя. Конечно, Рон допускал, что может преспокойно почить и со столовым ножом в горле от рук любимой супруги, однако эти предположения не влияли на его умозаключения.
Оставив куртку швейцару у входа в ресторан, Хранитель переложил кота в правую ладонь и подал даме левую, чтобы проводить ее к нужному столу, где официант уже раскладывал приборы. Весьма практично было со стороны Стерн заранее облачиться в траур - они неоднозначно смотрелись вместе, будто и правда успели кого-то похоронить.
- Чудное платье, - он неразборчиво кивнул в ее сторону, остановившись взглядом на ключичной впадинке. - Выбрать напиток не рискнул - может, у тебя получится?
Кот остался у него на коленях, и с правого локтя Тэрон аккуратно, по одному сбросил на пол пару налипших белых волосков - шерсть на одежде его страшно раздражала, но он старался этого не показывать. В конце концов, раздражало его не только это, чтобы акцентировать на нем свое внимание.
Не водя вокруг да около, чтобы не упустить возможность хоть немного ввести третью сторону в курс дела, мужчина сразу подвел итоги своим мысленным рассуждениям:
- Дракон хотел узнать, что случилось с ребенком моей племянницы. Она этого не помнит, но помню я, и я хотел бы предложить эту информацию Натхаиру, - четко обозначил Кондуриоти и более спокойно добавил. - Спасибо, что пришла.

Отредактировано Theron Kountouriotis (28.08.2014 21:07:59)

Каллисто равнодушно замерла, не поднимая глаз, вяло держа руку и отсутствующим взглядом уставившись куда-то в сторону. Нет, впрочем через пару секунд взгляд ее наткнулся на дамочек, с презрением рассматривающих ее с ног до головы. Слушая и подчиняясь его "прекрати", отдавая без боя вилку и абсолютно не реагируя на прикосновение, она смотрела на женщину, которая переговаривалась со своей соседкой - шикарной платиновой блондинкой с короткой стрижкой, слишком очевидно обсуждающую их парочку. На втором его "прекрати" Каллисто немного напряглась, понимая, что за такой мягкой интонацией скрывается явное раздражение. Или оно скрывалось за первой его командой? Впрочем, не этого ли она добивалась, одеваясь таким образом? Да плевать. Наверное. Какая-то во всем присутствовала неизбежность. И только, когда прозвучали его слова про ребенка, она вздрогнула, будто бы от неожиданной, но сильной пощечины, вперившись в него взглядом полным отчаяния и безумия. Будто бы на какой-то миг рухнули ее внутренние заслоны и на него взглянула настоящая Каллисто без всех ее масок и баррикад, жаля его влажными глазами. Щенячья тоска, щедро сдобренная неким подобием одержимости, болезни, уже коснувшейся ее и не способной отпустить. Знал ли он ее такой? Но тут же опустив глаза на его руку с бокалом, побледнев, стискивая зубы и старательно воздвигая вновь все рассыпавшиеся бастионы, Каллисто задрожала, не от страха, от какой-то бессильной злости, прошептав что-то вроде предостерегающего:
- Я не хочу об этом, - глядя как бокал прикоснулся к бокалу и не понимая зачем он это делает. Похолодевшая от ужаса, но от другого, переиначившего всю ее жизнь за эти два дня, она поддернула острыми плечиками. И снова подняла на него глаза, но уже хмуро и недоверчиво, убежденная, что такое понятие как "праздник" уже никогда не будет присутствовать в ее жизни. Она смотрела на него, ожидая подвоха, но без страха, будто бы что-то сломалось в ней. Испорченная кукла. Даже не надеясь, что он позволит ей уйти, заскучав. Кажется, внутри поселилось стойкое и весьма раздражающее равнодушие ко всему. Словно мерзкая ледяная жаба, скользкая тварь холодила изнутри, лишая чувств и эмоций. Лживая жаба, не способная выскоблить из ее души то, что мучило сильнее всего, но угнетая все остальное, в том числе и уже привычный страх перед чудовищем.
В этот самый момент она почувствовала, что, может быть, не так уж и страшно, если он сорвется и как-то покончит со всем этим разом. Он. Новая мысль была схожа с ледяным ободряющим душем. Изумившая и обнадежившая одновременно мысль. И невозможно было объяснить даже самой себе, что с ней случилось и почему она этого хочет, страшась, боясь до жути, но желая этого всем своим жалким существом, только этого и ничего больше. Что там? Неужели это освободит ее от всего? Заставит перестать чувствовать, прекратить существование. 
Рука инстинктивно судорожно дернулась, но он не собирался ее отпускать. Поглаживания его вызвали электрические импульсы, ударившие по натянутым нервам от кожи на тыльной стороне ладони, до встревоженно пульсирующих висков. И почему-то это было больно. Назад в ладони, отягощая их и покалывая маленькими болезненными иголочками, хлынуло все отчаяние, уже кипевшее где-то в районе ее живота. Почему она чувствовала его так остро? Почти физически?
Каллисто проследила за его взглядом, обернулась, выхватывая знакомый силуэт, широкоплечий, коренастый. В траурном черном. И снова села прямо, глядя на дракона.
- Но здесь же люди... - пусть и заносчивые гусыни, фыркающие на ее балахон. Пусть она видит всех их в первый и в последний раз, но все равно то немногое живое в ней, что осталось, оно не хотело допускать никаких героических схваток посреди города, что несомненно, зная кто перед нею и на что он способен, не обойдется без многочисленных человеческих жертв, - И я никуда с ним не пойду, - пальцы, до этой секунды безвольно и безответно лежащий в его руке дрогнули, касаясь подушечками пальцев чужой кожи. Не хватало внутренних сил, чтобы реагировать, говорить и просто жить. Ей хотелось опустить голову на скатерть, прижаться к ней щекой и закрыть глаза. И так лежать, не двигаясь, с каждым ударом сердца забывая как нужно дышать. И умереть. Безволие и отчаяние, почти безумие. Жажда, которую могла бы удовлетворить только старуха с косой. И пусть все будет как будет. Хорошо бы, если бы он отпустил Терона на все четыре стороны. Но разве он отпустит? Убивать будет снова и снова, пока не убьет. Хорошо бы, чтобы Терон и Кестлер забыли об ее существовании. Они и весь мир. И дракон. И вообще - все. Слова о "компании" Терона она пропустила мимо ушей. Пальцы ее уже впивались в его ледяную руку со всей силой.
- Я поговорю с ним и он уйдет. Я скажу, что сама. Хочу. Быть. Здесь.
Вспыхнув на короткое мгновение, она снова потухла, как задутая свеча. Внутри нее снова было темно, непроницаемо. Ее все еще трясло от его слов. Спина была напряжена, ладошка вспотела и она настойчиво пыталась тянуть ее на себя, чувствуя как короткие ноготки впиваются в его кожу. Она хотела сделать ему больно, так же больно, как он сделал ей сейчас, чтобы он прочувствовал и понял все, чтобы он кричал и умолял ее остановиться. Так ей этого хотелось. Впиваться, давить, жать, до кости вгрызаясь пальчиками и глазами, но на самом деле так и не сумев добиться в этом реальных успехов. Не тот инструмент, не та сила. Неловкое движение другой рукой, и вот уже Каллисто смотрит как черная лужа вина из ее бокала, похожая на кровь, расползается по чистой скатерке. Быстрый взгляд на дракона. И оживший, мелькнувший пролетающим мимо метеоритом страх. Расслабившаяся рука. Что же я делаю? Что?
- Пожалуйста, - шепот, как дуновение слабого ветерка, шелест листвы в кроне дерева. Вроде было, а вроде и не было.

Отредактировано Callisto Kranakis (30.08.2014 23:49:38)

Какой бы сказочной ни казалась Эллада, но часть мифов все равно оставалась лишь красивой легендой. Впрочем, Тэрон не считал чем-то смертоубийственным использовать одну из древнегреческих традиций в качестве своеобразной шутки. Кто знает, быть может, не так уж заблуждался Гадес, скрепивший нерушимые узы своего брака тем, что заставил Персефону проглотить зерна граната? В конце концов, не отравить же он Лоренс собрался.
Мужчина с едва заметной ухмылкой наблюдал, как дама ковыряет свой десерт, методично превращая его в какое-то, наверняка, авангардистское месиво. Времени на размышления было более, чем достаточно - дракон спускаться не спешил. Да и к чему бы ему это делать, когда в его лапах трепыхалась юная дева... несколько худощавая для гастрономических целей, зато не повышающая уровень холестерина за отсутствием излишних жировых отложений; голая мышца - не девка, чистый сок. Где-то на периферии своего сознания, Тэрон даже посочувствовал Натхаиру - родиться драконом и никогда не познать, что такое быть человеком. Что можно представить страшнее этой кары?..
Геката была рядом. Недвижимой статуей стояла за плечами своего Хранителя, терпеливо ожидая его действий, готовая круто изменить течение судьбы, направив его в благоприятную для себя сторону. Что преследовала она, сталкивая смертных в своем сознании? Мудрая пифия, жестокая ведьма, великая госпожа холодного лунного света, к чему терзала их неизвестностью, когда знала все наперед? Мог ли Рон надеяться, что когда-нибудь ему посчастливиться ее поразить? Очень уж навряд ли... эта связь была более односторонней, чем хотел того Кондуриоти.
Лоренс изредка бросала взгляд на входную дверь, с которой и вовсе перестал сводить свой взор Хранитель Гекаты; для Тэрона вечернее время тянулось гораздо медленнее, но совсем заскучать они все-таки не успели. При появлении на сцене главных действующих лиц, все остальные разом перестали существовать или остались где-то там, за темной вуалью, покрывшей окружающую реальность, хотя доктор с уверенностью мог сказать, что выглядели оба персонажа его сатирической драмы, совсем не так, как представлялись на абстрактных эскизах к пьесе. Мужчина не жаловался на память, но черты Натхаира теперь показались ему более резкими и одутловатыми, чем в полдень на пляже, хотя там он недолго пребывал в чистейшем человеческом облике. Каллисто... Каллисто выглядела плохо, если не сказать, что лицо ее пропало пугающе безвозвратно. Что с ней приключилось за эти пару дней, оставалось только гадать. Правда, сам Тэрон был уверен - если она все еще ходит своими собственными ногами, то ничего настолько серьезного, что нельзя было бы пережить с течением времени.
На что способны драконы? Идеальные убийцы, ограниченные лишь узами собственной сущности. Смог ли этот субтильный архаизм взломать рыжую головку его племянницы, вынудив вспомнить ту роковую ночь и кровь на дороге шоссе? Судя по черному мраку пустоты, царящей в потухшем взгляде Каллисто, ему это удалось - и если не целиком, то частично без сомнений.
Они присели невдалеке от них, но заметили присутствие Хранителей не сразу. Обычный ужин, ничего из ряда вон - солидный дядя вывел подкормить свою эксцентричную депрессивную подружку; их связь не была очевидной, невозможно с первого взгляда было понять, что за сатиры удерживали Кранакис в стане врага... и считала ли она вообще врагом своего похитителя. Со страшным недовольством Тэрон понял, что почти не знает этого человека. Не знает его так, чтобы позже суметь объяснить ее едва ли не безразличный взгляд в свою сторону. Она уныло сидела и глупо ездила прибором по тарелке - вот и вся надежда и упования Фемиды.
Натхаир хватко вцепился в запястье Каллисто, останавливая ее руку. Слов, сказанных им было не разобрать, но его челюсти двигались в явно не побуждающих к активным действиям фразах. Перестань, брось, прекрати, остановись - подразумевая только ли скрип металла по фарфору? В любом случае, его обращение с Кранакис показалось Тэрону неприемлемым - она не принадлежала дракону, а тот не имел права распоряжаться судьбой Хранительницы Fire. А уж тем более вредить ей... или ее талисману. Обуревающие его мощные импульсы узконаправленной агрессии Кондуриоти постарался запрятать глубоко в себе - сейчас ему было нужно свободно ступать по переменчивым тропам Фортуны, отбросив оковы злобы и ярости, мешающие вольным движениям; он пропустил пару вздохов, после чего вернулся к более ровному потоку мыслей и обратил внимание на слова Стерн, переведя на нее сосредоточенный взгляд.
- Твой ход, Тэрон.
Да, запустить колесо фатума предназначалось ему. Кондуриоти, не мешкая, поднялся и поставил котенка на стол, чтобы отряхнуть от него брюки, после чего вытер салфеткой руки и подал левую даме, помогая ей встать. Подобрав кота, он вместе со своей спутницей направился к столику дракона, ловко огибая препятствия неживых, фантомных людей, существование которых еще можно было и оспорить. Приблизившись к странной парочке так, чтобы не мешать другим посетителям, но все же выдерживая почтительное расстояние, Тэрон не самым тактичным образом прервал ведущуюся беседу:
- Добрый вечер, - он обратился к обоим сразу, не останавливаясь взглядом ни на ком конкретном. - Мое имя - Тэрон Кондуриоти... смею надеяться, вы меня помните, мы встречались не так давно при не самых приятных обстоятельствах. Разрешите также представить вам мою спутницу - кирию Стерн, - мужчина чуть приподнял ладошку Лоренс, которую все еще держал в руке. - Позволю себе нарушить ваше уединение своей компанией - нам, наверняка, найдется, что сказать друг другу.
И, перед тем как перейти призрачную, но решающую границу между "до" и "после", Хранитель протянул дракону белоснежного кота:
- Его имя - Натхаир. Преподношу его тебе в знак своих добрых намерений.
Успеет ли он? На этот раз шанс оставался, ведь минуты так неспешно исчезали в вечности...

Каллисто молчала. Проглатывала, впихивала в себя все, не сопротивляясь и не пытаясь что-либо изменить. Пальцы ее больше не врезались в его кожу, безвольные как и она сама. Очень хотелось убрать руку, прижать ее ближе к себе и вообще, отгородится от него, пусть хотя бы воздухом, но чтобы не быть так близко, нестерпимо. Внутри ничего не возмутилось, не щелкнуло, не затрепетало. Ничто не отозвалось в ней и не откликнулось. Он будет играть по своим правилам, и ее мнение тут не играет никакой роли. И снова внутри нее ничто не возмутилось. Ни его словам, ни взгляду, ни тому как он взял ее за руку, как потянул за собой. В таком цепком хвате было что-то слишком интимное, что никогда бы не позволила по отношению к себе малознакомому человеку, но сейчас все это уже не имело значения. Он не был человеком. И его пальцы сплетались с ее. И чем больше она находилась с ним, тем больше замечала в его поведении знаки и отличия, раньше на которые она никогда бы не обратила внимание. Нет, понять его было трудно, а иногда совершенно невозможно, но очевидно было одно - он не был человеком. Все в нем было от того огромного змея цвета топленого молока, утыканного смертельными аксессуарами, огромного и необыкновенного создания. Все его движения и жесты были неуловимо другими, плавными, но точными и элегантными, будто бы он сейчас не из-за стола вставал и тянул к себе не сопротивляющуюся куклу, а танцевал вместе с ней какой-то замороченный танец вокруг стола. Можно было не знать движения и не улавливать ритма, но успевать за ним и идти по заданному курсу, отступить от которого не позволялось и на один крохотный шажок, но нельзя было не следовать заданной им траектории, импульсу, который скорее отдает приказы, чем просит, требует, но не предлагает. Нет, в качестве неосознанного протеста можно было задеть тяжелым ботинком стул, неприятно провести по полу ножкой с отнюдь не самым изящным скрежетом, или же не проявлять никакого внимания к гостям, выказывая одним своим видом полное отсутствие вежливости, а еще не спешить поправлять прядь волос, упавшую на лицо и защекотавшую уголок рта, но противостоять его желанию - никогда. Он вел, а она была ведомой, казалось бы, уже даже терявшей интерес куда и зачем ее ведут.
Появление дяди с какой-то дамочкой, холеной, вылизанной от ног до головы, не вызвал у нее никаких эмоций. Каменное лицо, отчуждение в глазах. Судя по виду, у дамочки был сегодня праздник, и оба они были в таких сочных траурных цветах, что можно было смело начинать похороны прямо сегодня. Не хватало только оркестра и собственно самого трупа. Заранее, так сказать. Калли отрешенно смотрела куда-то в сторону, даже не утруждая себя здороваться или как-то реагировать. Еще вчера она не позволяла себе так вести себя рядом с драконом, но сейчас само присутствие дяди, живого и невредимого, зачем-то решившего еще раз наполучать по щам от неуловимого и сверхсильного древнегреческого зверя, скорее пугало ее, чем радовало. В любом случае, он не обращался к ней напрямую и не было необходимости смотреть на него. А взглянуть ему в глаза было бы непростительной ошибкой, потому что из них через край прямо под ноги этой странной парочке могло выплеснуться все то, что там полнилось. А она не хотела, чтобы он видел ее такой. Она никого не хотела видеть. Только рука, крепко сжимающая ее руку, она не позволяла дергаться, не позволяла увеличить дистанцию, хотя так и клонило невидимым ветром куда-то в сторону, Только, что для дракона какой-то там сквозняк?
Каллисто равнодушно скользнула взглядом по ярко-красным губам незнакомки и больше на них не смотрела, предпочитая лениво разглядывать спинку недалеко стоящего стула, вроде бы утонув взглядом в этих благородных узорах, но ничего на самом деле не видя. Женщина хоть и была рыжей, но была абсолютно другой, не похожей на застывшую перед ней девушку, чья поза, волосы и одежда выражали всю расхлябанность ее настроения или скорее даже жизненного кредо. Но, мало того, усыпанная веснушками кожа Каллисто не была такой светлой и чистой. Лицо амазонки, ее плечи, ноги - будто бы перепелиное пятнистое яйцо, волосы - копна сена, неаккуратно прижатое к голове нелепым веночком. Что-то в каждом движении этой женщины, в носках туфель, в положении рук - было другим, как если сравнивать случайно сбродивший сок и дорогое коллекционное вино. И она Каллисто не понравилась, категорически и сразу. Как не понравился бы каждый, кто заставил бы ее двигаться кроме змея-тюремщика. Не понравились видимые в глубоком декольте груди, смело выставленные напоказ, словно заявляющие, что ей нечего скрывать и незачем скрываться. И в тоже время за всей этой открытой беззащитностью и яркой чувственностью виделась сильная и волевая личность. Четко выраженные скулы, широкая челюсть, умеющая наверняка не только пережевывать пищу, но и всех тех, кто становился у нее на пути. И эти аппетитные и очень красивые губы, словно губы женщины приклеенные к акульему рту. Красиво и смертельно опасно. Казалось, что незнакомка сейчас откроет рот и проглотит их. Страха не было. Каллисто ничего такого не испытывала, ничего кроме глухой и холодной неприязни, будто ее оторвали от чего-то интересного. Ни при виде дяди, ни при виде его спутницы. Если бы сейчас с ним явилась полуголая танцовщица с какого-нибудь карнавала с перьями в заднице, Каллисто бы даже не удивилась. Она электризовалась и подпитывалась от другого источника, берущего начало в перехваченной руке,даже не глядя на него. Дядя, тоже в черном, выглядел даме по стать, но она не разглядывала его. Играть в игры, делать вид, оставаться вежливой и прятаться за масками она не хотела и не собиралась. Пусть делают, что хотят. Ее они не заставят.
Только мгновение она колебалась, прежде чем взять котенка, но все-таки колебалась. Он не мог этого не почувствовать, как и дядя - случайного касания его пальцев напряженной и скованной рукой. Она не хотела ничего брать, никого видеть и тем более прикасаться к пищащему теплому комочку, ждущему хоть какого-то участия, ласкового или игривого. Но рука девчонки не могла ничего ему дать, ни грамма нежности, будто деревянная, бесчувственная как и она сама. Но ведь его "прошу" прозвучала не как просьба. Для нее. Каллисто взяла котенка, немного небрежно и неаккуратно подцепив его под животик, так и не подняв глаза на Терона. Лицо ее выражало смертельную скуку и равнодушие. Не ее лицо.
Присев, мысленно желая чтобы дракон умудрится сесть от нее подальше и дал ей хотя бы некую иллюзию свободы, а заодно и передышку, Калли будто бы была не с ними, не смотрела, не останавливала и не фокусировала взгляд. И только белое нечто топталось у нее на коленях, раздражая и привлекая внимание. Каллисто отпустила котенка, позволяя ему свободно разгуливать по ее ногам, утопая лапками в платье между сомкнутыми ногами и царапая маленькими коготками равнодушно открытые участки рябой кожи. Казалось, что пушистик сейчас натопчется и решит спрыгнуть. Или случайно упадет: он еще слишком неловкий. А она пойдет догонять его. И это позволит ей стать дальше ото всех, как можно дальше. И было бы здорово, если бы малыш просто спрыгнул и сразу побежал, а она побежала за ним. Куда-нибудь - все равно куда. Ведь он сам сказал его взять? Значит, и присмотреть за ним. Взгляд блуждал где-то на своих коленках, на полутьме, хмуро глядящей на нее из под наброшенной на стол скатерти и нашептывающей ей странные мысли, на ползающем котенке - реже, где угодно - только бы не подниматься глазами выше. И ей хотелось, чтобы зверек упал на пол, пусть ему даже будет больно.

Отредактировано Callisto Kranakis (04.09.2014 21:26:37)

Наживка была оприходована вместе с крючком и леска натянулась, связывая неразрывными узами три судьбы, исключая долю Каллисто, которой не было предначертано захлебнуться в тягучей жиже, обжигающей их чресла. Его племянница все еще не преступила черту, их разделяющую, у нее еще была возможность сделать правильный выбор и стряхнуть с себя все бренное, что приставало к ней, покуда она находилась у грани.
Она подобрала кота, и от Тэрона не ускользнуло ее нарочитое безразличие к происходящему. Брось, Рон, ты не мог ошибиться. Не в этот раз. Хотя, червь сомнения все-таки нагло пробрался в его черепную коробку. Она не могла... она не могла, я же чувствовал ее, я был с ней сопряжен. Как часто и как досадно он порой заблуждался, но сейчас он не мог позволить себе так промахнуться с Каллисто, с его кровью, с его надеждами и мечтами, рухнувшими не так давно, но все еще оставившими ему свою оболочку. Вероятность того, что девушка услышит гармонию, которая неизбежно исказит ее сердце, вряд ли и вовсе существовала, Хранитель уже смирился с этим, но Боги временами умеют удивлять, тут ничего не скажешь.
- Яблоки, - вдогонку бросил Рон официанту, намеревающемуся их покинуть. - Красные спелые яблоки.
Дракон разрешил нарушить сложный узор его рока, чем необратимо сдвинул перпетуум мобиле со статичной точки. Радовало хотя бы то, что в его жизни теперь тоже все пойдет наперекосяк. Не ручался за себя, но за Лоренс, этот подпорченный паразитами фрукт... удивительны были их расположения.
– Кстати, разреши одобрить выбор парфюма.
Хранитель сел между Натхаиром и Лоренс, чтобы женщина оказывалась напротив темного взгляда болтливого ящера, чтобы его с Каллисто разделяло пространство стола, необходимое ему теперь, он не хотел оказаться к ней ближе... мысли и без того путались.
- Не думал встретить ценителя, - равнодушно заметил мужчина, будто дракон рассчитывал на его бесценный ответ. - Достаточно распространенное заблуждение полагать, что Светлый пантеон отличается менее кровавыми жертвоприношениями.
Он бы обязательно добавил кавычки в эту фразу, поскольку особой "светлостью" не обладал ни один греческий Бог, но Хранитель находился здесь не затем, чтобы безуспешно вести дискуссии на возвышенные религиозные темы, тогда как призрачные кружева, оплетающие их чужеродные сущности, ожидали его содействия в продолжении их ажурной вязи.
Поскольку Стерн решила занять себя созданием перфорации на драматическом челе поверженной собственными переживаниями амазонки, Кондуриоти ничего не оставалось делать, как переключить свое внимание на одного из главных действующих лиц. Слова ничего не решали - не здесь и не сейчас, все решали поступки, круговерть которых покуда двигалась по проторенным сознанием доктора дорожкам, а тропы становились все шире и беспросветнее. Слова ничего не решали, но решало их отсутствие, а потому приходилось ими воспользоваться.
- Я пришел, чтобы попытаться убедить тебя дать Каллисто возможность оказаться под защитой своей группировки, - спокойно адресовал он Натхаиру, будто разговор зашел о вчерашней погоде, тема о которой уже перестала быть животрепещущей. - В замен этой возможности, я мог бы поделиться информацией, которая способна тебя заинтересовать.
Не только для этого, конечно - он пришел сюда, чтобы одержать победу, и ему это удалось. Пункты контракта, подписанного с судьбой и заверенного Гекатой, были исполнены безукоризненно, но вместе с этим, пьеса, отнюдь, не была окончена. Стерн, Натхаиру и Кранакис, наверняка, было абсолютно безразлично какие условия выполнял Тэрон, их удерживало не его эфемерное предназначение, а за ним оставалась ответственность за совершенное, которую он с радостью принимал. Особенно теперь, когда волноваться оставалось только за то, какого цвета таблетку выберет его племянница. Исход предполагаемой игры нынче стал его гораздо более интересовать, чем несколько часов тому назад, когда единственное, для чего он жил, было исполнение воли своей Богини. Великая титанида торжествовала и, в приступе экстатического удовлетворения, отпустила своего верного Хранителя в свободный полет, в черную пустоту неизвестности, заполняющуюся единственно с течением настоящего времени. Неизвестность... ах, как же было сладко утопать в ее безбрежных водах, покрывающих их с головой. Не будь Тэрон так собран и насторожен, он бы растянулся в блаженной улыбке и с глубоким вдохом наполнил все еще слабые легкие субстанцией, отдающей острой и коварной болью.

Отредактировано Theron Kountouriotis (08.09.2014 20:29:22)

Не нравится, что в присутствии гостей он дотрагивается до нее. Раньше это абсолютно не смущало, а вот сейчас, когда они расселись "согласно купленным билетам", эта часть пьесы вымораживала. Его присутствие, власть над ней, давление и сила ощущаются в каждом жесте, слове, прикосновении. И мало тоненьких колющих иголок в руке, когда он едва касается, так и еще вдоль позвоночника ток, выуживая ее итак приглаженную гордость, вниз по шерстке, а потом резко вверх, чтобы по-кошачьи ощерилось все внутри. Чтобы бликовала перед глазами зашкаливающая гордость, заставляя жмуриться и желать отвернуться, сделать шаг в сторону. Но нельзя, не нужно. Слушать свой вздох и выдох и концентрировать с огромным усилием все внимание на дыхании, на вытянутой спине, сведенным вместе коленкам и колючих шажках котенка. Только бы не на словах и его руке. Разливать безразличие вместо вина и пить его взахлеб, щедро угощая всех присутствующих, в том числе и резко проявившую интерес к ней женщину. Имени она не запомнила. Может быть, зря. Но сейчас имена не имеют большого значения. Смысл ускользает. Подсознание в обмороке. Благоразумие не обнаружено. Она теряет все нити. Себя. Подташнивает. Может быть, стоило поесть? Но в горло ничего не полезет. Черт с ним. Запустить бы в каждого здесь чем-нибудь эдаким. Побить посуду, поскандалить, выплеснуть на белого змея все заслуженное по-человечьи простенько. А потом развернуться и уйти. Или прекратить все это разом. Ну, хотя бы наверх, в номер спрятаться, чтобы все перестали пялиться. А там просто быть, даже не ждать того, что будет дальше. Просто существовать, спрятавшись под одеялом. Рука на ее руке. Дыши спокойнее: он же почувствует как ты волнуешься. Впрочем, разве ему это интересно? Больше не могу. Не могу больше. Встать и уйти. А еще лучше упасть и не двигаться. Притвориться мертвой. Пусть жмурятся, ворочают носы, но оставят в покое. Какой ты стала... Ты меня пугаешь. Я себя пугаю.
На словах о защите ее рука неуловимо дрогнула. Что? Это невозможно. Я никого не хочу. Я никуда не пойду. Кажется, она снова теряла нити. Деловые люди вели деловые разговоры. И предметом обсуждения был некто небезразличный ей, отчего не хотелось слушать. Это неприятно. Почему бы им не поговорить о погоде? А еще лучше о вчерашней пьесе. Там не все так идеально как здесь, но найдется чем полюбоваться. Все-таки со вкусом у него все в порядке. Интересно, сколько ему лет? Наверное, любому надоест все до чертиков за эти... сотни, тысячи? Надоело, скучно - говорил ее вид, при этом она не дергалась от него, хотя так нестерпимо хотела убрать руку. Вольно или нет, но он был повсюду, а значит бесполезно было пытаться как-то огородиться от него. Он большой, его было много. Он заполнял собою все пространство. Незримо. А она задыхалась в его кольцах и не хотела приложить усилий, чтобы из них выбраться. Ей даже хотелось это прочувствовать, как жизнь по капле ускользает из нее, так же равнодушно, как и вино из бокалов. Он все замечал, чувствовал каким-то непонятным образом.
Яблоки? На что дядя рассчитывает? Жертва? Казалось, это ее сейчас ножиком, чтобы снять кожуру и выковырять сердцевину. Не трогайте меня. Котенок царапнул слишком сильно, и она дернула едва заметно ногой. Воздух вокруг уплотнялся, давил. Хотелось броситься и бежать. Кажется, они что-то говорили о ней. Только что? Все как в тумане. Каллисто нахмурилась, но все еще так отрешенно. Терон рискует. Не нужно. Ничего этого не нужно. Она не способна ничего ему дать. Ни ему, ни бессмертному Кестлеру, с которым уже заключен этот дьявольский контракт. Ненавистная статуэтка. Это чувство было испытать даже приятно. Хоть что-то бодрило по-настоящему. Пусть и ненависть к собственному предназначению. Хочу быть просто человеком, жалким, слабым, смертным... И только рука под его рукой - ласково, нерушимо и покорно, как преданная маленькая Гюльчитай у своего султана. Не туда стрельнешь глазками - и голову откусит. А что маленькие протесты - так ведь это их личное, почти уже семейное дело. Отпусти его, позволь им уйти. Каллисто уставилась на котенка, а в голове возникла странная мысль о том, что яблоки и маленький живехонький пушистый комок - это даже не совпадение, а толстый такой намек на очень понятные всем обстоятельства. Техники. Яблоки. Жертвоприношение. Некое подобие злорадства: статуэтки при ней нету. И блаженное равнодушие. Даже в некотором роде спокойствие. Почему она так смотрит на нее? Каллисто не всматривалась в женщину, но чувствовала на себе ее пристальный взгляд. Я ее не знаю. Здесь слишком много людей. Хочу под одеяло, там можно побыть одной.
Его слова были неожиданными. Она даже не сразу поняла к кому он обращается. А когда до нее дошло, удивленно вздернула на него брови и округлила глаза, на мгновение, но тут же, спохватившись, снова насупилась, пряча проскользнувшее удивление. Определенно, эти слова должны были оказать воздействие прежде всего на дядю. Ему такое вряд ли понравится. Но это не его дело. Он не должен был приходить. Один раз он чуть из-за нее не умер. Невольно стрельнув снова хмурым взглядом сначала на Терона, а затем и на его спутницу, Каллисто вернулась к разглядыванию котенка. Чтобы осмыслить его слова, выбираясь из завладевшего ею тумана, понадобилось время. Интересно, почему человек не умирает, когда драконы не оставляют их по ночам в одиночестве? Ответ на этот вопрос она когда-то уже знала. Наверняка.
- Ты у меня такой горячий, милый, - Ненасытный. Неожиданно одобрительно, но неискренне и грустно пролепетала она ему в ответ, внезапно вернувшись к роли эксцентричной молодой жены, сверкнув на него с каким-то затаенным вызовом. Малюююсеньким. Незначительным на фоне нахлынувшей на нее апатии. Эдакая слабенькая попытка показать зубки, но настолько слабенькая, что даже смешно. Или это у нее такое чувство юмора? Ему же нравилось играть в молодоженов. Все играют. И она невольно втянулась. Боги свидетели, она держалась изо всех сил. Чтобы что? И снова отвела глаза, потому что смотреть на него вот так было неправильно. Кто же станет дразнить дракона на глазах у славной публики? Почему то не пугала описанная им постельная перспектива, скорей всего из-за того, что не воспринималась всерьез. Столько они уже вместе, а он в ее сторону не позволял ничего подобного. Не для нее это было предупреждение. И для нее в тоже время. Больше удручал тот факт, что это было сказано в присутствии Терона и его очаровательной спутницы. А еще и то, что он раньше так с ней не разговаривал. Линия плотно сжатых губ надломилась. Чтобы запить досаду, она схватилась за свой бокал с вином и одним движением опрокинула его содержимое в себя. Мало. Этот пожар не потушить такой каплей. Нет ли у вас тут чего покрепче? Огонь, подозрительно обжигающий холодом изнутри, разрастался в ее душе все сильнее и ярче. Горячий дракон на самом деле был очень холодным на ощупь. Какое искрометное взаимопонимание в этих взглядах за одним столом. Как мило. Как тошно. Каменная ручка - недвижимая ручка. Ну, куда я от тебя денусь? Еще бы клеймо выжег, как на корове, где-нибудь поверх татушки. Каллисто многозначительно стрельнула глазками на бутылку вина. А это прекрасная мысль. Топить внутренний лед в... Какая разница в чем, если оно все на вкус как вода? Она даже не дернулась, но рука стала еще мягче, уже лежа не на подлокотнике электрического стула, а лишь на столе. Плевать. И мысленно вспоминала содержимое бара в номере. Сколько нужно, чтобы забыться?
- Ты не против, если я поднимусь в наш номер? Кажется, я забыла надеть трусики, - Каллисто, которая так равнодушно шутила об отсутствии нижнего белья и при этом не краснела - это что-то. Дядя наверняка будет ею гордится. Что с нею? Почему она так говорит? Он задевал ее гордость, подковыривал своим острым драконьим гребнем и касался на протяжении всего этого времени. Она конвульсировала под его рукой. И эта реакция ею не контролировалась. Ей было все равно, сейчас по крайней мере слишком остро все равно. И она говорила что-то бездушное, натянутое, но приправленное вот этой самой обидой. Собственник. Похититель. Все это время, пока они жили в одном номере и шастали по культурным центрам столицы, он не опускался до демонстрации своей власти над нею, не так явно и не на публику. Он был предельно вежлив, спокоен. Почти всегда. Но не смотря на попытку пошутить, в ее голосе не было ничего веселого, а глаза все так же удивляли отсутствием света. Игра ее была фальшивой, что было понятно всем здесь присутствующим наверняка. Но разве они не поступали также? Каллисто чувствовала себя капризным ребенком рядом с ним в самом расцвете пубертатного периода. Но папочка был очень строг, а как выразить обиду иначе и не нарваться на немедленную расправу над визитерами - Каллисто не знала. А еще он злил, задевал за живое, будто бы его слова действительно имели значение. И все, что он сказал о ребенке, все это клокотало в ней еще громким эхом и не замолкало, будто бы он был во всем виноват, заглушая все остальное. Не слышу, ничего не слышу кроме его этого "Шансы на то, что ты выносила бы этого ребенка были малы". Как иначе она могла выразить свой протест? Свою умирающую, вяло копошащуюся, но все еще присутствующую готовность к самообороне. Свои чувства, на которые окружающим было так откровенно наплевать. Свое право на эти чувства. Ненавижу. Всех. Всех. Ярость застила глаза. Хотелось делать все, что угодно, только бы перекричать то, что было внутри. Заглушить, утопить, перекричать. Боль делала ее слепой. Боль пьянила. И неосознанно она просила добавки.
- Дядя, - рявкнула чуть громче, чем было нужно, обращаясь к Терону и стараясь смотреть куда угодно, но только не ему в глаза. Прекрасный повод оторвать от ног маленького зверька, запустившего в кожу тонкие и очень острые когти. Чудовище, белое и пушистое чудовище! Но внутри было больнее, - Я никуда с тобой не пойду. Спасибо за заботу, но... - нужно было сказать так, чтобы он поверил, - Талисмана при мне больше нет, - пальчики, лежащие на столе, слегка дернулись, но она так и не убрала руку. Проговорится ли дракон? - Я его потеряла. В Фаере скажи, что у меня... медовый месяц. Куда ты хотел съездить, дорогой? Кажется, ты что-то говорил о парке Масаи Маара. Это где-то в Кении? - и посмотрела на дракона, будто бы выжидая как тот отреагирует на ее браваду и такие сочные слова о медовом месяце, прозвучавшие скорее как "пожизненное тюремное заключение". Но во всем виновато пересохшее горло. Попить бы. Побольше и покрепче. А там, глядишь, и не такое расскажет. И про Мали, где они планируют провести несколько ночей на самых подступах к Тимбукту, а потом прогуляться по музеям Кейптауна и Йоханнесбурга. С Тероном она никуда не пойдет. Уходи. Сейчас.

Отредактировано Callisto Kranakis (10.09.2014 21:53:37)

Вина он не касался. Ему было не до этого - на губах и без того ощущалась терпкая сладость эмоционального коктейля, который Тэрон неспешно потягивал, пока их ужин пребывал в неком безвременьи. Жесты дракона были неторопливы, Лоренс сидела почти недвижима, а Каллисто и вовсе представляла собой безжизненное мраморное изваяние... слишком авангардное, конечно, для этого места. Почему именно здесь? В Афинах были гостиницы гораздо приятнее и дешевле. Было и пару притонов, где можно было смело поразвлечься, не заботясь о визите правоохранительных органов, но тут уж дело вкуса.
Натхаир держал свою добычу за руку, как строптивую сучку на поводке, и, что более удивляло Кондуриоти - Кранакис не пыталась сопротивляться. То ли девчонка действительно была разбита, то ли она снова потеряла голову от внезапно обретенного единственного и неповторимого. Рон предпочитал склоняться к первому варианту, поскольку отдаленно все-таки догадывался о внутренних резервах своей племянницы, никогда не отличавшейся особой твердостью духа, несмотря на свое воинственное хобби. Да, теперь он стал подмечать некоторые неуловимые черты, объединявшие их славное семейство, и передававшиеся людям совершенно отличным друг от друга, но тем не менее схожим в одном - в гибкости характера. Вот только, в отличии от Каллисто и его кузины, у Тэрона существовали некоторые понятия о преданности, хотя и довольно субъективные.
- Я отпущу ее. В понедельник вечером. Часов в шесть.
Ему было безразлично, что случиться в понедельник. Пусть хоть кожу с нее снимает и шьет себе дипломат - Геката наметила встречу этим вечером, и важно только то, что произойдет сегодня.
Хранитель провернул в сознании пару столкнувшихся идей, но выразить их в нечто единое он не успел, ибо грянула трагикомическая сцена, при которой лицо Тэрона приобрело несколько напряженное выражение. На его уши полилась такая галиматья, что впору было задуматься, уж не побочные ли это от обезболивающих. Да нет - ему всерьез пытались втереть нечто невообразимое. При этом сама Кранакис очень явственно напомнила бы ему обработанного адепта начинающей секты, если бы только наконец поняла, что актерское мастерство - это, увы, не ее. Но зачем ей было так кисло и неприятно избавляться от него? Что за внезапно выявленный комплекс жертвы? Раньше ее что-то не потягивало на подобные развлечения. И все же, какими бы ни были сегодняшние обстоятельства и как бы Каллисто не хотела убедить его в собственной отчаянной заботе о его шкуре, Тэрон бы посоветовал ей выбирать выражения. Ибо, если судьба однажды все-таки сведет их снова вместе, то он не постесняется их ей припомнить. С оттягом припомнить.
Великодушно позволив девчонке выразить свою не особенно вескую точку зрения, Рон вновь повернулся к Натхаиру, чтобы наконец ответить на его заверения, после чего готов был одарить тирадой и свою напрасно возлюбленную племянницу, но ощутил очень своевременное прикосновение.
Мужчина нехотя перевел взгляд на свою спутницу, до этого не особенно проявляющую себя в беседе, и после краткого мгновения созерцания ее отрезвляющего своей непроницаемостью лика, с трудом перевел дух, немного приходя в себя. Было чересчур неосторожно поддаваться таким неоднозначным чувствам, чьи кривые дорожки могли привести к трагедии в более натуральную величину, чем пыталась навеять Каллисто.
- Тэрон, на ресепшене для меня должны были оставить корзину подсолнухов, - под ручками Стерн просьба плавно перетекла в настоятельную рекомендацию, и Кондуриоти был рад ненадолго оставить эту компанию - все-таки предвзятое отношение порядком выводило из себя.
Поэтому мужчина положил ладонь на кисть женщины, мягким жестом приподнимая ее и перекладывая на ножку хозяйки, после чего вышел из-за стола, кивком попросив прощения за прерванный разговор.
Выполнял он, правда, поручения в обратном порядке, поскольку персонал встретился как-раз по пути к выходу из ресторана. Яблоки, подсолнухи, апельсины, кровь... Начни он к тому же методично раскладывать на столе разнокалиберный огнестрел, это, наверняка, производило бы точно такое же впечатление, но сила была не на их стороне, а потому и никаких претензий к средствам у Тэрона не было. Цветы ожидали точно там, где и должны были. Правда, при виде них тут же припомнилась палата реанимации и обнародованные сеансы любительской телепатии, но мысль трусливо исчезла под напором куда более отвратных размышлений.
Справился мужчина довольно оперативно, а потому не особенно переживал, что пропустит самое веселенькое. Вернувшись на свое место и поставив рядом с Лоренс ее аксессуар, он все-таки напомнил о теме разговора, почему-то свернувшей в какое-то Катманду.
- Нет. Мы договоримся о других условиях. Уверен, что одна ночь, проведенная в Fire не повредит вашим чувствам. Говорят, расстояние сближает, - более сдержанно, чем ранее намеревался, заметил Рон и отклонился на стуле немного назад, позволяя официанту поставить на стол блюдо с заказанными фруктами.

Дядя хоть и не ответил, но явно не собирался сдаваться. Скорее наоборот, он полнился противостоянием. С кем? С драконом? Или он уже воспринимает ее как собственность? Она принадлежит группировке? И если уйдет, то умрет? Ха, испугал лысого расческой! И хуже всего, что он не ошибался. Судя по тому, что она была беременна и ей стерли память, а событие это произошло не вчера, то есть срок уже был заметный, а значит все, с кем она общалась, все врали ей и обманывали. Группировка, в которой все такие дружелюбные и хорошие, просто сама надежность и праведность. Она не принадлежит им. Никому. Она сама решит что ей делать и где провести ночь. Что-то было пугающее в его настойчивости, в желании увести ее из этого плена, в котором она уже пускала свои корни, даже не осознавая как сейчас было необходимо, чтобы кто-то отвлекал ее от собственных мыслей, таскал куда-то и зачем-то, не позволял надолго оставаться одной и расслабляться, чтобы окунуться в эту неожиданную депрессию с головой. Пусть дракон и не задавался такой целью, зато никогда и не врал, говорил жестоко, но правдиво. Он не пытался ее заполучить из-за этой дурацкой статуэтки, не пользовался ею, не укладывал в постель против воли, не убивал ее детей. Да, похитил. Возможно убьет. Но можно и ему иметь хоть какие-то недостатки? А то так и влюбиться недолго. Каллисто сердито зыркнула на любящего родственника. Он врач, гинеколог. У нее должен был родиться ребенок, который неожиданно пропал, а ей самой стерли память. В группировке все это время все общались с ней и мило улыбались. Но это должен был быть уже видимый срок. Каллисто с каким-то удивлением уставилась вниз, на свой живот, где чуть внизу свернулся калачиком котенок и уже мирно посапывал. Хорошо, что он успокоился. Неожиданно опять стало больно, душно. Перед глазами заплясали звезды. Каллисто тяжело вздохнула и провела свободной рукой по щеке, убирая рыжие пряди за ухо. Предатель.
Она проводила Терона осуждающим взглядом, в котором было так много разочарования и скорби. Ведь они были так близки, так доверяли друг-другу. Или это она доверяла ему? Она была с ним открыта, а он ничего о себе не рассказывал? Вот кто она? Кто эта раскрашенная рыжуха? Такую женщину невозможно назвать "одной из" или случайной подружкой. Неслучайная женщина, определенно. И не зря же она так хищно потянулась рукой к ее руке. Я для нее тоже вещь, предмет, который можно взять и использовать. В душе клокотала ненависть. Каллисто напряглась, но ощутимо, наверное, только для своего спутника и нет, не котенка. Тот спал сном младенца на ее ногах и не подозревал, что едва не превратился в оружие. Прикосновение - что может быть интимнее? Рука белого змия лежала на ее, привычной шершавостью и непривычным теплом человеческой руки. Еще один собственник, но отчего-то она испытала в этот момент сильный прилив благодарности, заглушавший все остальные чувства. Ей было страшно и плохо. И если бы вот так ее использовали как разменную монету, даже не соблюдая никакие внешние , пусть и условные приличия, как наверняка и хотела эта высокомерная... Как же ее? Как они называли ее имя?  Благодарность к нему. Свежо и приятно. И еще так холодно, что не согреться. То жарко, то холодно. Эдакий парад температур, внутреннего накала, напряжения. Каллисто было плохо. Лжецы, трусы. Она проследила за наманикюренной ручкой. Робот в юбке. Нет, даже наверняка робокоп, если не боится его. Что она хотела этим сделать? Подчинить ее себе? Превратить в овощ? Убить? Разболтать? Потерять рассудок? Мучительно захотелось его потерять. Его и еще все, что у нее было. Сумасшествие. Страшно, холодно. Открытые плечи зябко передернулись, будто бы это была только что не протянутая рука, а змея. И в глаза напротив ничего кроме стального спокойствия и напыщенности. Мы, его высочество рыжие королевы желаем откусить кусочек от этого человека. Подать его сюда. Каллисто перевела взгляд на дракона, едва сдерживаясь, чтобы по-детски не перевернуть руку ладонью вверх и вцепиться в его руку рукой, в замок и покрепче, просто чтобы почувствовать. Как человек чувствует человека. Без каких-либо подтекстов. И не так важно, что именно эта самая рука... Не имеющие уже значения детали. Снова взгляд на уснувшего котенка. На бокал с вином, на красные губы. Каллисто вздрогнула. Супруг? Вперилась глазами в красавицу и нахмурилась. Гад. Сволочь. Чего она еще не знает? Сколько и как часто он ее обманывал? Кажется, щеки ее полыхали. Конечности оставались по-лягушачьи холодными. Так ли сочится из организма ненависть? Так ли?
Как в тумане - возвращение дяди за стол. С подсолнухами. Она сказала ему, а он послушался. Как же ее имя? Кирия.. Кирия... Ссс... Тсс...
- И торт, - подала голос Каллисто в сторону официанта, - Шоколадный, - глянула в сторону дракона, осторожно, проверяя как он там, как у него самочувствие, не втыкает ли уже свои острые зубки в ее кожу. Вроде нет, нет? Но все же... На сладенькое потянуло конкретно, - Самый большой, что у вас есть. У нас же сегодня праздник.
Сказала это буднично, без ужимок. Стерн! Кирия Стерн! И тогда Каллисто отчетливо вспомнила где и по какому поводу слышала эту фамилию. Солнечная - предводительница серебряных. Почти как серебряков. Иуда. Это уже относилось к дяде. Но нет, отношения между группировками как несознательного члена файеровского общества, ее волновали мало. Тем более сейчас. Но все-таки, каков Терон. Молодец. А она? Она пришла, но зачем? Жена? Ужасы нашего городка. Не иначе. Санта Барбара. Сюда бы Тихонова. Вот он бы посмеялся, он такое любит. Какой же русский не любит сериалы?
- Дядя, спешу уверить тебя, что с нашими чувствами все в порядке, ты бы лучше волновался о своих. У тебя их, кажется, нет совсем, - она бы сейчас для наглядной демонстрации без проблем повисла на драконе, всосалась в его губы, забывая на мгновение о том, что там за ними бывает в несколько ином, оригинальном виде, но тон беседы, ледяной и серьезный, не позволял себе такое поведение. А как бы было уместно! Только бы не выбить себе случайно зубы в этом порыве так называемой страсти. Да и дракон мог не понять. Еще и вином подавиться. Кстати, где мой торт? - Я уже приняла предложение этого джентльмена. Мы поженимся. И ты не вправе нам помешать. Ты мне никто. Вот если бы сюда пожаловал Кестлер, я бы обязательно попросила у него благословения, - как бы абсурдно не звучали ее слова, но они заводили ее все больше, заставляя распаляться сильнее, жать на газ, перегибать палки и наслаждаться производимым эффектом. И нет, на этот раз в ее словах не было ни капли иронии. Она говорила предельно серьезно и доходчиво.
- Ближе расстояния, чем между нами - уже и быть не может. Сегодня я остаюсь. Ты можешь сколько угодно говорить об этом. Но это и мое решение тоже, - и ты никогда меня не получишь. Никто больше из вас меня не получит. Никогда. И не сможет использовать. Это я тебе обещаю. Мне бы хотя бы одну ночь, несколько часов. И тогда уже никто и ничего мне не сделает. Снова залпом опустошила свой бокал.
- А вот и торт! - действительно обрадовалась она тому, что можно сменить тему, хоть ее глаза и продолжали выражать только вселенскую тоску и ненависть к инопланетным захватчикам, но как-то даже немного ожила, словно сератониновская наркоманка. Но блеск ее коктейлем в глазах перемешался с блеском иного рода. Дяде бы стоило опасаться эту непредсказуемую девушку. Каллисто снова зыркнула на дракона, будто бы выпрашивая разрешения, и подалась вперед, поставив острый локоток на стол. Палец ее полностью вошел в мягкую карамельно-шоколадную патоку, густо политую по всему торту. Каллисто медленно достала его и облизала, будто бы это была кровь Терона, а она сама была кровожадным хищником, которому подобные игры приносят ни с чем несравнимое удовольствие. И продолжила ковырять тортик, водить испачканным шоколадным пальцем по губам как помадой, поглядывая на Терона, будто бы пытаясь вывести  такую же боевую раскраску, как и на губах его жены, только с совсем иным подтекстом. Каллисто нравилось изображать из себя сумасшедшую, нравилось провоцировать его и нравилось ненавидеть. Сейчас она вся буквально сочилась ненавистью, яростью. Это были совершенно новые чувства в ее арсенале, но такие сильные, что она сама не ожидала и не знала как с ними справиться. Они придавали ей силы, выдергивая из того отчаянного безразличия, куда загнала сама себя. Каллисто больше не боялась. Ее "все равно" впало в истерику. Оно выросло до гигантских размеров. Вызов - вот, что было в ее глазах, губах, перепачканных в шоколаде и даже волосах. Неожиданно у этого чувства появился вкус. Каллисто запустила в торт всю пятерню, а на губах ее расцвела искренняя улыбка. Приятный наощупь, тягучий, очень легкий торт. Пальцы в него проникали с легкостью. Каллисто выудила их и принялась облизывать с тщательностью кошки, вылизывающей свой мех.
- Как вкусно.
И даже щурилась от удовольствия, не замечая как пропитка или что-то там еще сладкое побежала ручейками от пальцев вниз к локтю.
В этот самый момент к столу приблизился официант с ножом на тарелке, намериваясь располосовать шоколадное сокровище прямо на месте, не заметив сначала, что над ним уже надругались.
- Я сама, благодарю, - опередила его Каллисто, перехватывая у него широкий и длинный ножик. Определенно, даже если у девочки не было таланта в актерском мастерстве, то только из-за отсутствия практики. Впрочем, речь шла о сладостях и не более. Ни в чем неповинные люди вокруг не должны были пострадать. Каллисто, орудуя ножом, принялась нарезать большие куски, получив от официанта смущенную улыбку. Ободряющую - так бы она ее назвала. Хорошо быть несведущим и незнакомым. Наверняка, его также утомляют все эти чванливые и напыщенные посетители. И только очень напряженная спина, прогибаясь в которой, Каллисто прижалась к столу, давала знать о том, что она все еще в пределах действия ее талисмана. Ну, приврала немного, но что тут такого? Торт же действительно вкусный.
- Тортика? - вежливо поинтересовалась у дракона, с трудом водрузив на тарелку большущий такой кусман сладости. Не без помощи ножа и пальцев. А потом спросила и у родственников.
- Дядя? Тетя? - ей было абсолютно все равно согласятся они или нет. Нож все еще был в руке и убрать с подбородка карамельную каплю не представлялось возможным. Ненависть и боль тоже.
Устроившийся поодаль небольшой ресторанный оркестрик, наконец-таки, дружно задергался, зашевелился, рождая на свет музыку.

Отредактировано Callisto Kranakis (14.09.2014 18:57:32)