[audio]http://pleer.com/tracks/5252696etOS[/audio]
And there will come a time, you'll see, with no more tears.
And love will not break your heart, but dismiss your fears.
Get over your hill and see what you find there,
With grace in your heart and flowers in your hair.
Закрытая дверь не всегда означает упущенный шанс, бывает и иначе: она может стать знаком чего-то нового, еще неизведанного, неясного, но хорошего уже хотя бы тем, что это — перемены. Наверное, иногда нужно что-то менять, давать жизни возможность круто изменить привычную колею; к чему бы это ни привело, что бы ни случилось, привычное замутневшее течение нарушилось, ожило — это главное.
Сегодня для Арлетты изменилось многое, ее дорога не просто круто повернула (этим девочку было уже не удивить — полгода ее жизнь неслась точно по непредсказуемому горному серпантину), она, кажется, сменила цвет — среди бесконечной, все поглотившей, черноты вдруг прорезались другие краски. Чарли, Пандора, Пейдж, Греция, новый дом... За спиной тихо закрылась дверь, подводя итог не перечеркнутому, а переменам и на сей раз помогая Летте не отгородиться от остального мира, но оставить где-то там, позади томящую своим жаром Флориду, которая, наверное, теперь всегда будет напоминать о смерти, страхах, боли.
Нет, с этой минуты у Арлетты Эндрюс не перестанет болеть сердце, совсем не скоро в горле и груди перестанет скрести горечь утраты, совсем не скоро найдется лекарство ее переживаниям, быть может, эта рана никогда не затянется и вовсе, зато девочка обрела другое — она больше не одна. Там, этажом ниже, Чарли и Панда, которые не оставят ее, позаботятся о ней, станут ее семьей, ее друзьями — так хочется поверить в это, как и тихо произнесенным словам: все обязательно будет хорошо. И все-таки — боязно. Летта устала не доверять, держать дистанцию и ускользать от любого контакта, но изменить это совсем не просто. Что их ждет впереди? Кто знает, а пока...
В уголках губ прячется едва уловимая неуверенная улыбка, когда Арлетта вдыхает запахи комнаты, пробует их точно на вкус, знакомится — вот свежий и легкий, в котором сплетаются цветочные отзвуки и запахи парка, рядом с которым находится дом, вот другие, суше, чуть тяжелее, но ничуть не навязчивые, древесные — дома, уюта, тепла.
Летта не торопится: медленно обходит комнату, прикасаясь чуткими пальцами ко всему и стараясь запомнить расположение мебели и предметов. Для зрячих людей мир очень маленький — они могут охватить его взглядом, и им этого достаточно; для потерявшей зрение Летты мир был бесконечно большим — ей понадобилось множество маленьких медленных шагов, множество прикосновений, чтобы составить хотя бы примерное представление о новой комнате. Когда-нибудь она, конечно же, привыкнет и станет двигаться здесь не хуже других, когда-нибудь она даже поможет приготовить Чарли завтрак или ужин. Когда-нибудь все это непременно будет, а пока что у нее есть другие заботы.
Самостоятельная девочка Арлетта Эндрюс сама разбирает вещи, сама выбирает место, которое кажется ей удобным для синтезатора и гитары, сама раскрывает окно, впуская уличную музыку, пеструю, точно сотканную из лоскутков, — птичьи голоса, шелест деревьев, перестук каблуков по асфальту, шорох проезжающих машин, голоса случайных прохожих... Она ведет себя, как и все люди, оказавшиеся на новом месте, осматривается, знакомится, только что из окна не выглядывает, чтобы полюбоваться видом. Она старается проникнуться домом старшей сестры — молчит, не шевелится и просто прислушивается, присев и сложив руки на коленях, а дом, видимо, в благодарность внимательной слушательнице, открывает, что ей не долго осталось быть одной — Летта хорошо различает две пары шагов, и одна из них точно принадлежит Пейдж — в скором времени она научится узнавать Панду и Чарли по походке, но с крохой-племянницей даже стараться не надо, детский шаг отличить несложно.
Спустя еще несколько мгновений Летта тонет во всем, что происходит вокруг нее; из темноты выныривают теплые заботливые руки — обещание дружбы; она тонет в том внимании, которым ее окружили, и смущается из-за этого.
Если бы девочка могла, она бы непременно посмотрела на Панду удивленно: ты отдаешь его мне? Как будто ей вручили целое сокровище, не плюшевую игрушку. Ведь взрослые же девицы, как мог бы сказать кто-нибудь, давно пора бы вырасти из дружбы с набивным зверьем, но Летта знает, как могут быть дороги вещи, которые другим — чужим, — кажутся незначительными, а потому лемур, наверное, станет для нее самым ценным подарком в новой жизни.
— Спасибо, — она улыбается Панде и Пейдж, гладит плюшевые уши лемура, — я обещаю позаботиться о нем, а он, надеюсь, станет верным рыцарем. Пан... как бог природы, да? Какого он цвета?.. — Летта силится продолжить дальше, но запинается: к горлу подступает предательский комок, на глаза наворачиваются непрошеные слезы — эй, ты чего, глупая, все же хорошо, перестань же, ну! Но в том-то и дело. Летта никогда не смогла бы стать бесчувственной, а сейчас и подавно чувствует слишком много: и благодарность, и радость, которой боится дать волю, и волнение, и сомнение, и смятение от того, как много сегодня произошло... Она проводит по глазам тыльной стороной ладони, стыдясь этого и мечтая, чтобы девочки ничего не заметили: какая глупость — плакать! Только этого не хватало!
Шмыгнув носом, Арлетта отворачивает лицо — по крайней мере, думает, что ей это удалось, — и устраивает лемуру почетный трон на подушке, а затем, наконец справившись собой, тянется к тарелкам, подцепляет пальцами сэндвич и в скором времени сообщает свое мнение о предложенном перекусе:
— Очень вкусно! — и следом тянет: — Как дома... — как будто эхо слов Норы. И правда забавно — перелететь океан, чтобы найти привычные и любимые лакомства. Лакомства — это здорово, но о доме, пожалуйста, не надо. Очень больно. Но грустить Арли некогда, потому что малютка Пейдж уже ждет-не дождется, когда в ход пойдут бутерброды с полюбившимся ей маслом. И Летта не может не согласиться преломить с ней бутерброд дружбы.
— Я хотела бы полюбить Афины, — несмело улыбается Эндрюс. Город ей чужой, но когда-то она им восхищалась — когда видела открытки и фотографии с видами Афин, любовалась закатами на фоне древних храмов и морскими рассветами — совсем не такими, как океанские в Америке. Но ведь главный город Греции — не только то, что изображают на открытках для туристов, верно? — Ты покажешь мне свои любимые места?
Что еще может так хорошо рассказать о человеке, как его пристрастия?
