После минувшей пары часов подниматься из-под земли наружу было все равно что воскресать после боя. Нервозность внутри еще пощипывала мозг, отчего он то и дело напоминал о кровавой расчлененке, которую его хозяину довелось увидеть, или намекал, что тот сегодня здорово "отсветил" в полиции; но при этом что-то типа внутреннего голоса талдычило успокаивающе, о том, что все в порядке, сейчас можно будет пойти домой, где есть что покурить, выпить и вроде даже пожрать, завалиться в душ, а потом спать. Вопросы типа: "Что это было?" - Фаулер от себя гнал, прекрасно понимая, что ответа все равно не найдет, а измучить себя бесцельными метаниями может легко. Точно так же он старался не думать, что оставил в полиции свои данные, адрес, телефон; что копам теперь всего-то и надо, что проверить его документы, которых сегодня с собой просто не оказалось, или пробить словосочетание "Грэм Фаулер" в каких-нибудь своих базах, и все: "До свидания, Греция. Здравствуй, депортация".   
Однако в текущий момент куда больше его занимало, что он остался на улице в одной футболке, потому что идея надеть окровавленный свитер все еще не казалась уместной. До родной Омонии отсюда, судя по схеме метро, пехом было переть и переть, направление Грэм мог представить смутно, а погода как-то совсем не шептала ничего ласкового. Поежившись на легком ветерке, который где-нибудь через полчасика грозил перерасти в серьезную проблему, и выкинув за ненадобностью в ближайшую урну еще один урванный из аптечки охлаждающий пакет, Фаулер заценил время на часах и, кивнув прошедшим мимо теткам, которые здорово отбелили его фигуру в глазах следствия, да и вообще оказались настроены к нему сравнительно благожелательно, принялся пересчитывать деньги по карманам. Денег было мало. Ни один уважающий себя таксист не повез бы никого с рожей, подобной роже Грэма, в район, подобный тому, в котором он жил, за обещание заплатить по приезду, и баблом, которое лежит дома. Чего-нибудь путевого оставить в залог водиле, чтобы тот, ожидая у подъезда, не стремался, что его обуют, тоже не было, поэтому морально пришлось настраиваться на долгую-долгую прогулку на свежем воздухе, как на очередное проявление неотвратимости судьбы. Не особо избалованный подачками от этой стервозной дамы Фаулер был готов взять и пойти без каких либо нареканий к ней, но вовремя заметил выходящую из под земли фифу, которую на допросе, видимо, продержали чуть дольше.
В неясном свете фонарей и фар от припаркованых рядом патрульных машин не было особо видно, что она замучана, потрепана и заревана, так что выглядела она даже ничегошно и, что самое главное, не создавала ощущения человека, который пойдет домой пешком. Конечно, можно было пристать с просьбой подбросить к тем двум бабенкам или даже к служителям порядка, но языковые барьеры свое дело тоже играли и ориентировку в пространстве задавали вполне конкретную. Подойдя к фифе и с облегчением отметив, что она не рыдает, Грэм по-деловому так спросил.
- Слыш, я тут это. Подумал типа. Ты ж домой на такси двинешь? Давай напополам скинемся? Мне б только до центра доехать, а с баблом че-т вилы.

Халяву Фаулер, как и все нормальные люди, любил в определенных пределах и с некоторыми условиями. Халява в его понимании должна была приходить к человеку вовремя, быть не большой и не маленькой, а именно необходимого на данный момент размера, и, что самое главное, не требовать никаких моральных или физических затрат взамен. Казалось бы, жест на который расщедрилась фифа всем этим условиям отвечал, но Грэма нереально смущал вот этот вот упомянутый "отец". С давно прошедшего пубертатного периода общение ни с чьими родителями у него не складывалось в принципе, а если родитель был по мужской линии да еще какой-нибудь девчонки, то ахтунг вообще выходил глобальный. И нет, разумеется, те времена отгремели уже лет так десять назад, но при слове "папа", Фаулер автоматом представлял себе какого-то дядьку, который орет на него с понтом, что он пытался испортить его дочуру, в любом из доступных смыслов. Сейчас, конечно же, все было иначе, и фифа наверняка бы сказала, что это не так, и свидетелей тому, что не он виновен в ее внешнем виде, пока хватало, но все равно как-то неуютно было, пока он слышал, как она повторяет в телефонную трубку: "папа". На втором повторе Грэм даже отвернулся, потирая шею, как будто реально где-то нашкодил, но третий прозвучал как-то тревожно, и пришлось снова посмотреть на девочку.
Картинка перед его глазами предстала та еще... Это зареванное, все такое перемазанное в косметике лохматое чудо, прижимавшее к груди свои розовые туфельки, в миг побледнело так, что даже в свете фонарей было заметно. Сначала было показалось, что она вот-вот шмякнется в обморок, но она только грохнула на асфальт свою мобилу и уставилась на Фаулера своими глазищами, не моргая, будто вместо него тут возвышалась та самая куча изуродованных тел с крыши поезда. Грэм, ясное дело, и сам стреманулся, потому что опять столкнулся с крайне сложной для себя задачей успокоения женщины в срыве. Зато все его личные тревоги о том, что пришлось общаться с копами, что холодно и до дому тут пехом столько, что ноги можно стесать под самую жопу, как-то отползли на второй план.
- Детк, те че? - шустро нагнувшись, он подобрал оброненный телефон, протянул его девочке, свободной рукой сжимая ее плечо и легонько встряхивая, - Че вещами бросаешься-то? Денег ж стоит. На... - Ответная реакция на это вышла какой-то вялой, и Грэм понял, что, если выражаться тактично, начал не с того. Окей, вторая попытка. - Те батя штоль че-т плохое сказал? Типа, где шляешься, иль еще че? Да не ссы ты, давай тачку ща вызовем, доедем. Он позлится и перестанет, ну!
На этом арсенал успокаивающих слов у Фаулера был исчерпан, вместе с попытками хоть как-то понять причину такого оцепенения. Выдохнув, он подумал, что бабы народ все же невероятно сложный.

Не, на догадку про шутку, Фаулер, конечно, постарался покивать, но про себя все равно подумал, что если реально произошла вот именно такая херня, которая "шутка", то понятно, в кого девчушка такая прибабахнутая. С таким-то папашей. От же богатенькие... Грэм сдержался, чтобы не сплюнуть с досады на процветающий в мире состоятельных слоев общества кретинизм, и постарался не так, чтобы прямо подслушивать, о чем фифа говорит с мамой, но как бы держать руку на пульсе. Услышать он, конечно, ничего такого не услышал, но полетевший на этот раз в дальний рейс телефон был красноречивее сотни слов. От жеж ты... Нет, Фаулер гордым не был - сбегал за трубкой, припер ее, как тренированная псина, обратно, но на этот раз отдавать в руки не стал. Малая слишком настойчиво вымещала на несчастном аппарате все свои беды, а он, если подклеить экран скотчем, еще мог даже поработать, чтобы пасть вот так бездарно жертвой нервов своей хозяйки в следующую секунду. Короче, Грэм решил обождать, пока девочка успокоиться, питая надежду, что произойдет это достаточно скоро, потому как эта паническая, испуганная истерия была какой-то заразной, хотя и проявлялась у него, взрослого мужика, несколько иначе.
Рядом с увядающей на глазах, как комнатное растение без полива, девчушкой, Фаулер испытывал какой-то зудящий дискомфорт от полного понимания собственного бессилия. Иронично, но жизнь подготовила его к тому, чтобы сравнительно адекватно встретить несколько окровавленных трупов, но совсем не научила тому, что делать с вот такой вот, вроде бы бытовой херней. Две зажравшиеся богатые сволочи капризничают, нещадно мучая родную дочь, которая всего-то не вернулась домой к ужину. Пиздец. Обычно в таких ситуациях Грэм пускал в ход кулаки, которые и сейчас вот-вот готовы были сжаться, однако до объекта к которому нужно было их приложить было просто-напросто не дотянуться, отчего он стоял, глупо открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Девочка в это время как раз резко скаканула на другую тему, затормаживая тем самым мыслительные процессы в голове Фаулера до критически низких скоростей. Он и так не мог придумать, что делать с предками-долбодятлами и их несчастным отпрыском, а тут ему в руки еще впихнули полторы сотни евро, на которые вообще-то можно было объехать все Афины по периметру несколько раз.
- Эээм... - лучшего комментария, чем этот, он родить не смог никак. В одной руке у него был мальца раздолбанный, но дорогой и на редкость прочный мобильник, в другой - бабло, на которое ему бы пришлось вкалывать в лучшем случае неделю, а напротив стоял настоящий владелец всех этих богатств... - Ты сдурела штоль?!
Утешитель из Фаулера все еще был весьма и весьма посредственный, а тут еще деваха мальца пугала его своей неадекватностью, потому вместо того, чтобы ответить на вопрос о том, где он живет, он принялся настойчиво втюхивать ей обратно телефон и деньги, на всякий случай пихая их непосредственно в сумочку.
- Ты тут эту тупь-то брось. Самой деньги лишние? Соберись давай лучше. Обуйся, а то че ты... Ща сообразим, че те дальше делать. Ночевать типа больше негде?
Вообще вариантов дальнейших действий тут уже напрашивалось немного, причем первыми по списку шло нечто, напоминающее первую помощь при обмороке, типа плеснуть водой в лицо, похлопать по щекам и все такое... Ну, а потом... А потом Грэму по ходу пришлось бы подобрать домой с улицы что-то типа потерявшегося породистого котенка. Можно было, конечно, сказать еще: "привести домой бабу", - но на котенка фифа пока тянула увереннее.

Фаулер сам не верил в происходящее до конца, но вроде бы его уговоры подействовали. Он, конечно, пока старался не воодушевляться слишком сильно, памятуя о бабской изменчивости настроения, но результат был наглядным. Переставшие течь слезы, натянутые на ножки туфельки и даже никакой паники во взгляде... За такие достижения Грэм, будь понаглее, потребовал бы себе медаль с гравировочкой типа "за мужество и отвагу", но пока и такси в качестве компенсации ему было более чем достаточно. Пережили. Для острастки еще, возможно, стоило скрестить пальцы, но и голос у фифы вроде перестал дрожать, и решение о своей ночевке она смогла принять нормальное такое - трезвое и разумное. Даже разумнее, чем вышло у самого Грэма, который на нервах и вовсе забыл, что при деньгах можно и в отеле перекантоваться, а с девочкиным достатком еще и шлюху себе в номер заказать, хотя вряд ли ее это интересовало, конечно. Следующим признаком того, что все стало пучком оказался мобильник, который, наконец, не только использовали по назначению, но еще и не стали потом делать заменой метательному снаряду. А потом еще фифа сообщила, что машинка скоро подъедет и Фаулер почувствовал себя почти хорошо. То есть холодно, устало, издергано и измотано, но в чем-то хорошо.
Закрепить подобную прекрасность он решил сигареткой, об которую заодно можно было самую малость погреться, пока карету не подали. Девочка как раз в этот момент спросила об отелях, он выпустил в воздух густой сизый клуб дыма и крепко задумался, тормоша в голове все воспоминания о минувшем десятке месяцев в Афинах и старательно отгоняя все всплывающие наводки на те клоповники, в которых тусил с недельку по приезду. Дамам типа той, что стояла рядом, такие места однозначно не шли, даже несмотря на растекшийся макияж и поломанные каблуки. Да и в жопе мира они какой-то все. Грэм затянулся снова, успел чуть качнуть головой в знак отрицания, но тут же отвлекся но новую смену темы. На этот раз красотка выдала совершенный перл...
- Спасибо Вам ещё раз за то, что спасли меня в метро.
Фаулер прекрасно помнил почти все, произошедшее в тоннеле. Он помнил, как волочил перепуганную деваху за собой по вагону, как снимал из дверного проема на щебенку, как злился потом за подлый удар каблуком в нос, как бегал за ней, как ругался и предлагал курево... Ну, шуганул какого-то жиробаса от нее разок, но чтобы прям спасать до таких благодарностей - этого он не помнил, и склонялся к мысли, что потому, что не было ничего такого и впомине, но испуганному девичьему мозгу с чего-то понадобился герой, который вообще-то из Грэма выходил паршивый.
- Все же чудная ты, - он беззлобно хмыкнул, пошипел на прострелившую болью челюсть и перевел тему обратно на отели, - Не. Не помню тут ничего. Не местный. У таксиста спросим. Только это... - несмотря на все улыбки и стойкий вид, которым начинала радовать фифа, за нее с такими внезапными припадками все равно было малость стремно, - Номер мой се запиши и звони, если че. Я, кстати, Фаулер.
Протянув для рукопожатия руку, Грэм потер костяшкой пальца ссадину на переносице. Странно было, конечно, знакомиться с девочкой при таких обстоятельствах.

Хиленькую руку девчушки Фаулер не посмел даже сжать толком - из-за нервной дрожи ему казалось, что она вот-вот рассыпется, а потом и все остальное тело за ней, не выдержав напрягов минувшей части ночи. Странная ты, Лакиша Лиана. Реально, красотка все их короткое знакомство то боялась, то истерила, то рыдала, но какого-то непонятного хера с горы лезла сначала с благодарностями, а теперь вот.
- ...а я могу остаться у Вас? - взяла и ни с того, ни с сего озвучила Грэмовские мысли, которые он лично считал маловероятными в их суровой и паршивенькой реальности. И да, он, ясное дело против не был, хотя места у него в конуре, по правде, хватало только на одного, но ептваюмать! Молодая и красивая девушка, да немного пришибленная и с дерьмовыми предками, но молодая и красивая девушка просилась домой к нему. Не шла к друзьям или хахалю, что вообще было из ряда вон, а наивно доверялась первому встречному, как в какой-то сказочке. Попробуй теперь, блядь. Проеби такое доверие. Потом она еще и полезла за деньгами снова, на что Фаулеру даже возмущаться больше не захотелось - захотелось шлепнуть себя ладонью по лбу, ну или кое-кого пару раз по заднице с профилактическими целями.
Он с досадой дотянул сигаретку, отщелкнул бычок в сторону на мостовую и отвернулся, твердо решив, что не уперлось ему такое бабло ни разу, и не возьмет он от мелкой ни евроцента. Сердито уставившись в треснувший экран отданного ему мобильного, он закопался поначалу в непривычных значках на экране, кое-как нашел там телефонную книгу и натыкал свой номер и фамилию. Подошла тачила. Ее желтый в шашечках бок Грэм гипнотизировал недолго, не сумев сразу отбиться от напавшего внезапно тупняка, потом смахнул наваждение, захапал девчонку под локоть с той стороны, где у нее был обломан каблук, и медленно повел к машине, по пути объясняя правила поведения в его конуре.
- Значит так. Места у меня в доме завались. Куча свободного на полу, а в ванной, наверно, вообще мне нормуль поспится. А бабло ты завязывай везде пихать. И за такси пополам платим. Понятно?
Избавиться от ощущения, что со стороны они вдвоем выглядят, небось, обосраться, как дико, у Фаулера не получалось никак. Он не понимал, что от него хотят, и как-то с трудом укладывал в голове, что женщину можно вести домой просто потому, что ей "страшно одной", и как бы без намеков на вошкание под одним одеялом. Окружающим, из коих, правда, наблюдался пока только таксист, такой расклад бы стопудов показался еще менее вероятным. Предусмотрев подобное, Грэм решил, что если что, просто съездит водиле разок в глаз, открыл перед Лакишей дверь заднего сидения, подождал, пока она сядет внутрь, сам плюхнулся рядом и назвал свой адрес - одну из немногих вещей, которые он освоил на греческом хорошо.

На девочку Фаулер, по правде, старался не смотреть. Не то, чтобы она слишком плохо или, наоборот, очень хорошо выглядела, просто каждый лишний взгляд на нее напоминал о том, что они оказались в дичайшей ситуации, а сейчас продолжают развивать ее в каком-то ненормальном, неправильном направлении. Грэм всю свою жизнь не особо умел обращаться с женщинами, отвык за десять месяцев в Афинах вообще от любых контактов с людьми, ближе, чем общение на работе, в его случае - обычно непродолжительное. Он даже с бабами тут не знакомился дольше, чем на один раз, и по шлюхам не ходил особо и, тем более, не водил их к себе, а тут домой к нему шел целый гость, да еще и такой весь из себя. С сиськами и манерами. Естественно, что облокотившись о дверцу, пялясь на темные дома в окне и подгрызая понемногу ноготь на большом пальце, он чувствовал себя не в своей тарелке. Потом еще эта Лакиша заговорила и пришлось на нее посмотреть, отчего настала вообще полная труба, потому что своим взглядом девочка точно пыталась просверлить ему голову насквозь. Конечно ощущения от этого сверления немного скрадывала темнота салона, а шепелявивший голос скрадывался за гулом мотора и шуршанием шин об асфальт, но долго Фаулер все равно не продержался. За пару фраз его гостья ковырнула по тем двум точкам, о которых он в числе прочих вспоминать не любил - о родине и войне. Первой отозвалась, заныв левая рука, потом зазудело простреленное бедро, а внутри стало так тошно, что Грэм все же отвернулся, уставился обратно в свое окно, в ответ буркнув только: Служил, да. В британской пехоте.
Покрыв тем самым два вопроса сразу, он замолчал, продолжив гипнотизировать проносящиеся мимо фонарные столбы. Дороги были предсказуемо пустыми, а далекие для пеших прогулок расстояния на четырех колесах преодолевались быстро. Грэм узнал "родные" места еще издали, хотя, после таких вот вопросов предпочел бы не узнавать, и вообще, чтобы они провалились сквозь землю вместе со всей этой Грецией и застревающими в метро ночью поездами. Он срочно представил себе душ в квартире и полбутылки виски в шкафчике на кухне, свой промятый и нераскладывающийся диван... Утешение было слабым, но оно было. Прорвемся. Переживем. Тачка тормознула у подъезда, таксист что-то сказал, из чего Грэм понял только цену, но отсчитав ровно половину, дождался от девочки второй, протянул бабло водиле и выперся наружу.
После теплого салона на улице в одной футболке было зябко. Он дождался свою гостью, вместе с ней поднялся на свой второй этаж, открыл дверь ключом и щелкнул выключателем в коридоре, за внешний вид которого сразу стало немного стыдно. У самого ухода валялся здоровый пакет с кучей вещей в прачечную, дырень в стене, которую он никак не мог заделать, зияла темнотой из единственной комнаты, линолеум был потерт и прожжен местами. Грэм начал махать руками, проводя короткую экскурсию по квартире, чтобы отвлечь от него внимание
- Ну, ты типа располагайся. Там сортир и ванна. Тут кухня. Там комната, где ты спать будешь. Шкаф у меня там один - можешь брать, че надо. Жрать - пить хочешь?

Перемазанный в крови свитер отправился к куче нестиранного шмотья в пакет у входа, даже несмотря на то, что больших надежд на его реанимирование Фаулер не питал. Просто пока его надо было куда-то деть, чтобы не мозолил глаза и не напоминал лишний раз о том, что случилось в подземке. Не Грэму, естественно, а упавшей к нему на хвост мадаме, с которой все так же не было понятно, что делать, и зачем он ее вообще сюда притащил. До того, как он подошел к ней на улице с предложением поделиться за такси, его план на ночь был предельно простым - придти домой, выжрать весь алкоголь, вырубиться, проснуться с похмельем. При необходимости лишнюю бутылку, для доведения себя до такого состояния, можно было стрясти с соседей. Наличие же женщины в доме обламывало все, потому что блюющей свиньей становиться при даме было совсем не комильфо, но заранее об этом Грэм почему-то не подумал, а теперь с ней рядом с каждой минутой становилось все менее и менее комфортно. Она была как те гражданские, что в армейскую бытность Грэму доводилось сопровождать и охранять - такая же нихрена не понимающая, разговорчивая не к месту и явно не врубающаяся в приказы. Рефлексы сторожевой псины на таких у Фаулера срабатывали уже отменно, но чисто по-человечески, мозгами, догнать с чего он так за нее трясется у него уже не получалось, потому что держалась фифа вроде молодцом, муть вся эта с родителями ее больше наружу слезами не вылазила и телефон живехонек лежал в сумочке. Попинав себя несильно мысленно за мысли взять такого вот найденыша, он еще раз потер царапину на переносице, которую пафосно окрестили "раной", и, толкнув дверь на кухню и махнув рукой леди, чтоб шла следом, забурчал про себя: Врач она... Тоже мне. Врач. Даже комментировать и отвечать как-то на такие предложения было тошно, зато остальное явно требовало от него какой-то реакции.
Во-первых, об устройстве на ночь он действительно впервые задумался сравнительно серьезно, хоть и истолковал вопрос девочки про себя двояко, потому как она могла как реально интересоваться о том, где он спать будет, ну, из всякой там вежливости, так и стремануться по воле проснувшегося здравого смысла, что он завалится спать рядом с ней. Короче, вопрос реально выходил важный. Вторым же пунктом шел алкоголь, вернее, "что-то крепкое", и от таких заяв Грэм мальца прифигел. Нет, не потому, что ему жалко было, а потому что розовенькие туфли больше ассоциировались с каким-нибудь розовым же коктейльчиком с вишенкой и зонтиком или, на крайняк, бокалом с шампусиком, а никак не с чем-то покрепче... Хотя че там. Она и с этой хатой не так, чтоб круто смотрелась. Достав из шкафа две чайные кружки, Грэм выставил это добро на стол и полез за вискарем, решив, что его появление будет красноречивее любых ответов. Крутанув зубами крышку и сплюнув ее на пол, он забулькал желтой жидкостью в тару, которая была ближе к фифе.
- Скажешь, когда хватит. И это... Ты не боись, если че. Если не хочешь,чтоб я рядом спал, я тут устроюсь. Мне похер как-то. Как ноги?