1. Имя, Фамилия:
Райли Касбпарк/Riley Kasbpark
2. Возраст:
29 лет.
3. Принадлежность:
Хранитель
4. Группировка:
Огонь
5. Профессия:
Музыкальный продюсер. На данный момент владелец крупного магазина женского нижнего белья «Se la vie»
6. Внешность:
Скарлетт Йоханссон.
- Рост: 163 см.
- Вес: 51 кг.
- Цвет кожи: светлый.
- Волосы: от природы светлые, остриженные до плеч.
- Глаза: миндалевидные. Радужка зеленого цвета.
- Телосложение: астенический тип.
- Особенности: носит линзы. Дома – очки. На теле – большое количество родинок. Предпочитает классику. Несмотря на собственную, так сказать, блондинистость – ненавидит розовый цвет, как и все, что мало-мальски похоже на него. Просто дичайшее. Отдает предпочтение чистым, пастельным тонам, а также белому и черному. В целом, облик ее поддерживается в идеальном порядке, при котором даже легкая небрежность, не задавливаемая и не поправляемая из отсутствия любви к долгим прихорашиваниям, на голове смотрится замечательной прической.
7. Талисман:
Обсидиановый камушек продолговатой формы, размером чуть больше двух сантиметров. Был передан Райли отцом в первоначальном виде, однако, для удобства она вставила его в серебряное и несколько грубоватое кольцо.
8. Биография:
- Национальная принадлежность: американка.
- Место рождения: Лос-Анджелес, США, штат Калифорния.
- Как давно (или как часто) живёте в Афинах: не так давно осела в Афинах окончательно. До этого моталась из Лос-Анджелеса и обратно аж несколько раз в месяц.
Райли родилась в семействе почтенных и, в целом-то, несмотря на всю их занятость, неплохих родителей; в Городе Ангелов солнечного штата Калифорния. И солнце, столь милостивое к родному городу, не обошло ее стороною, как и счастливая (или, быть может, напротив – несчастливая) звезда, заглядывающая каждую ночь в ее колыбель. Во всяком случае, неважно, какой она была – счастливой или несчастливой – звезда эта заглядывала в колыбель Райли куда чаще, нежели ее собственные родители. Виной всему работа, обеспечивающая новорожденной малышке грядущую головную боль, вспышки папарацци и целый штат нянек, которые и звезду со Светилом от окна ее отваживали, заботливо задвигая шторки, и с удовольствием выполняли уйму других, не менее важных, обязанностей, кои обычно лежат на плечах отца и матери. Оные же – Лукас Касбпарк, известный режиссер, афинянин, постоянно бывавший в разъездах – настолько часто, что сама Райли до некоторого времени, когда детская несмышленость сменилась относительной сознательностью, ни коим образом его не принимала, и на руки шла с капризами. С матушкой – известной же актрисой по имени Джорджианна Касбпарк – отношения ее складывались немногим лучше. Дочь она любила, как, впрочем, и отец, однако, напряженный график и таинственные дела, заставляющие отлучаться что одного, что второго родителя, не позволяли им проводить с желанным ребенком должное количество времени. Она это понимала, конечно – но уже позже, и уж точно не в пору младенчества. А к четырем годам ее жизни слава родительская достигла пика, и в Райли, не спросившись прежде, желает она того или нет – начали запихивать заботливо выращенные для нее плоды светской жизни. Вероятно, ребенок знаменитостей с ранних лет привыкает и к их частому отсутствию, и к вспышкам фотоаппаратов, на «курки» которых с отвратительнейшим треском беспрестанно и неугомонно нажимают папарацци, стремясь запечатлеть во всех ракурсах звездного отпрыска. Фотографии в сети, фотографии в журналах, интервью и съемки: семейное счастье четы Касбпарков просто необходимо было передать во всех точностях, не слишком заботясь над вопросом предпочтений и реакции на этот счет ребенка. А ребенком Райли была умным, быстро уяснившим, что возражать против снимков и переодеваний ее в куколку – бесполезно, потому как дитя среди взрослых в неком-то смысле бессловесно и бессмысленно, а потому сравнимо с оной же куклой, кою можно и причесать, и принарядить, да и запечатлеть на коленях владельцев-родителей, не опасаясь, что она будет требовать лучший ракурс: заботы на этот счет – доля старших. Она также прекрасно понимала, что одобрение будет снискано лишь тогда, когда ее пухлое личико озаряет ангельская улыбочка, достойная благовоспитанного цветочка жизни. Впрочем, это ничуть не помешало Райли успешно для себя уяснить: стезя родителей, связанная так или иначе с актерской деятельностью – решительно не для нее. С раннего детства бывая «в свете», ослепленная и отвращенная приторно-ласковыми, липнущими к ней возгласами «Какой чудный ребенок!», она решила, что предпочла бы оставаться за кулисами, контролируя шоу, но не вмешиваясь в его процесс непосредственно, а потому и не привлекая излишнего к себе внимания, коим успела она не просто насытиться, но даже пересытиться. Ни за что, полагала Райли, я не буду, как мама. Ни за что, думала она, я не стану, как папа. Их она глубоко уважала и даже обожала, как и всякий ребенок, но вместе с тем, осознавая собственное неприятие их профессий даже лишь на уровне чувств, решила пойти - с совершенно недетской сознательностью – не по протоптанной дороге, а пробиваясь с боем. Благо, характер для бойни шоу-бизнеса был подходящий, что проявлялось уже с детства. Она достойно, как и подобает красиво наряженной куколке – тогда было ей уже около десяти лет – немного щербато улыбалась между родителями, элегантно стоящими на красной дорожке, где появлялась она, к счастью, очень и очень редко. Обучалась же Райли дома, так как с самого начала не прижилась в частной школе, куда вздумали ее отправить, не спросившись. Домашнее обучение ее устраивало вполне, тем паче, что в этом случае она обрела счастливую возможность, когда отец оказывался дома, быть у него на обучении. Он, довершая незаконченное в детстве дело, вводил ее в тонкости греческого, прививая ей осознание двойственности ее происхождения. Собственно, к этому факту Райли относилась отстраненно. Она прекрасно могла представить, что ее будущее в Афинах, быть может, сложится куда более удачно хотя бы потому, что там она не будет расти под лупой прессы, отмечающей каждый прыщ на ее подростковой рожице. Собравшись с этими благодатными мыслями, она начала подготавливать почву для отправления ее в Грецию на учебу уже в возрасте двенадцати лет, вовсю демонстрируя отцу свою ярую любовь к преподаваемому ей языку и интересуясь на счет культуры его родины. Нельзя сказать, что это так уж волновало ее, но, находясь уже в подростковом возрасте, она восполняла все возможные пробелы хотя бы тем, что вместо сказок, кои должны были преподноситься ей родителями в детстве, ловила она пространные разъяснения отца об Олимпе, Аиде и об их обитателях. В это время он почему-то загадочно улыбался, и настроение это – ощущение Тайны, неизвестной никому, кроме них – мигом передавалось и Райли, а потому заранее не полюбить Афины с их странными богами она не могла, как не могла не принять с гордостью и радостью тот факт, что отец принимает ее в качестве наследника, приемника, которому можно передать «важную миссию». О том, что выглядело это больше как подготовка свинки на забой, Райли почему-то не задумывалась. Так, годам к шестнадцати посеянные в сердца родителей ростки стали, наконец, прорастать, и ей дали разрешение на отъезд и дальнейшую учебу в Афинах, чему Райли была рада несказанно.
В Афинах она поступила на факультет продюсирования, планируя в дальнейшем связать свою жизнь со стезей музыкального продюсера. Но, если это вполне устраивало ее саму, родители шибко довольными не казались. Но куда больше недовольства Райли снискала, бросив учебу уже в девятнадцать лет, то есть, через три года после ее начала. Не получив ни диплома, ни грамоты, она, сжигаемая желанием действовать, решает, что ученье – решительно не для нее. Определяющую роль в отношениях Райли и учебы сыграли ее однокашники, все, как на подбор, поступившие «по блату», как, впрочем, и она сама, но ничуть вместе с тем не желающие продолжать далее продюсерскую деятельность и желающие лишь одного – благодатного и ленивого покоя на ложе славы своих родителей. Она, конечно, предполагала, что некоторые из оных так или иначе будут вынуждены подыскать себе подходящие проекты, и помогать им в этом будет свидетельство об окончании обучения, как, впрочем, и родители… не могут же они, право, отказаться от своих чад! Ее вот не отказались, хотя общение стало достаточно натянутым. Весть о том, что дочь именитой пары совершила грандиозную выходку, бросив учебу, не попала в желтую прессу лишь потому, что в Афинах она не была столь заметна, чему и радовалась невероятно, так как прекрасно понимала: если бы об этом узнали, то предположили бы худшее, как то, например, что от учебы отказалась она не добровольно, но вылетела, скажем, за наркоманию и что-нибудь еще, не менее щекотливое. Но открывшимся перед нею простором для работы, Райли была увлечена куда больше, нежели пустопорожними размышлениями на тему «как-ей-повезло». Но ей действительно повезло, чего уж там говорить! Повезло увидать – и не пропустить. Уж на выгоду у нее чуйка была отменная. Так, она с энтузиазмом накинулась, в добровольно-принудительном порядке завербовав себе в качестве подопечных, на группу Audioslave. Это было в 2001 году, кажется. Сразу стало ясно, что своих сил Райли не оценила. Однако, те, кто думал сочувствовать ей, как и ее «питомцы», недооценили масштабы ее упорства, которого хватило бы на добрый десяток не самых плохих продюсеров. «Те, кто спит – тунеядцы!» и «Кто работает – тот не спит!» - были ее любимыми лозунгами в первые пару лет продюсерской работы, тогда как в лучшие друзья она избрала энергетики и кофе, позволявшие оставаться на ногах днями и ночами. Куда уж там беспокоиться о вспышках фотоаппаратов; их хищные объективы перестали преследовать ее почти сразу после того, как она заявила о том, что берется за малоизвестную группу. О том же, закончила ли молоденькая продюсерша учебу, тактично умалчивалось. Но – успех – хотя, пожалуй, его не ждала даже сама Райли. Натянутость в отношениях с родителями отступила, и «сотрудничество» с отцом продолжилось в полной мере. Собственно, на том ее отношения с приподнявшими голову ребятами и закончились, хотя сама она и не возражала, ибо испытала вновь появившееся нетерпение. Еще бы – столько новичков, и она – такая удачливая! Впрочем, до того еще следовало дожить. Счастье же ее омрачилось в некоторой степени заявлением отца, поставившим ей ультиматум и буквально пропихнувшим ей в руки свой чертов талисман с приказанием вступления в Огонь, чья деятельность ей была вполне известна, хотя и не вызывала никакого теплого чувства. О, Райли была предана, воистину, исключительно работе, но никак не делам Огня, хотя и, памятуя о сладостных часах Тайн, в которые отец вертел обсидиановый камушек и рассказывал ей о тонкостях ее будущего существования, она, скрепя сердце, согласилась, опрометчиво полагая, что она – сама себе босс, и никакие Артуры ей в становлении на пути продюсирования не помешают. По наставлению отца она вставила обсидиан в перстень и приняла его вместе с принадлежностью к Огню – как должное. В дальнейшем же Райли моталась из Города Ангелов в Афины. Ни туда, ни сюда, как говорится. Другое дело – сердце ее, кажется, наконец, нашло себе место и успокоилось, так как под крылышко свое, вроде как способный и талантливый продюсер, Райли взяла перспективную группу, в которую вцепилась руками и ногами, в голос крича солисту об их «потрясающем будущем». Жаль, она не знала, каким именно это будущее окажется. Но отказать наступательной бой-бабе, твердо решившей «раскрутить их к чертовой матери» никто не посмел. Да и мыслей таких, кажется, не поступало: успешный подъем Audioslave сулил всякому, кто свяжется с этой бульдожиной, не отпускающей дело до последнего, большой куш. Ну, Райли и потрясает кулаком за «своих ребят», к которым искренне успела прикипеть и о судьбе которых заботилась с ярым беспокойством курицы-наседки, почему-то подгоняющей свои возлюбленные яйца к вылупливанию смачными пинками под область задницы. Отказать «очаровательной мадам» - уже по вопросам, связанным с «ее ребятами», не всякий осмеливался, так как фурия эта, лишь только почуяв запашок выгодной для НЕЕ (а, соответственно, и для группы) сделки, кидалась на несчастных и сжимала на их худосочных глотках зубы, популярно объясняя и даже наглядно показывая, насколько выгодно сотрудничать с молодыми и талантливыми исполнителями. Идеей проникались быстро, и мамаша-продюсерша (и плевать, что солист на три года ее старше!) успешно вела за собой своих детишек прямиком на вершину музыкального олимпа, явно вознамерившись сделать из них новый «бум», который потряс бы (и он потряс бы обязательно!) весь мир. Для мирового переворота Райли даже специально устроила для них мировое турне – и было это всего спустя год сотрудничества, принесшего такие жирные плоды, что даже она, вечно недовольная собой и выжимающая из себя последние соки, довольно, как муха, потирала лапки, готовясь собирать лавры и продолжать подпинывать ребятишек вперед к славе. В них вложила она всю свою душу, весь свой энтузиазм; о них она заботилась, подбадривала и изменяла гнев на милость тогда, когда то было им необходимо. Идеальный продюсер, влюбленный в свою группу, живущий с нею и каждым ее членом в симбиозе. Вероятно, только Райли и смогла бы настолько настроиться на их волну и заразить искренней верой в них, как и их самих – своей неуемной работоспособностью – всех, с кем она работала за время сотрудничества с Максом и его группой. Но, с другой стороны, не было никого для них менее удачного…
Итак, Райли было двадцать два года, когда отец ее умер и жизнь потихоньку заскользила по накатанной дорожке в Тартар. Нет, жизнь личная ни коим образом не сочеталась с работой, подготовка к мировому туру для ее группы шла полным ходом, и они уже даже определились с местом проведения первого концерта, коим стали Афины. Со свойственной ей «цезаревской» чертой, Райли успешно совмещала несколько дел сразу, хотя тени под глазами чернели, как грозовые тучи: помнится, кто-то из ребят даже пошутил, что она только что выкопалась из могилы, хотя притом никто из них не имел даже отдаленного понятия о том, насколько ей приходится тяжело. Лишь только похоронив отца, она чуть не умерла сама, продолжая работать на Артура и не смея обмануть ожиданий погибшего родителя. Он же отпускать ее был не намерен. Спас от смерти, связав из-за того долгом, которого преступить Райли не могла, даже плюнув на собственную честь. Жизнь ее распластали у стены, и всякий, у кого было оружие, целился и стрелял в нее, пляшущую и дрожащую, пытающуюся – но тщетно – увернуться от пуль. Столь нетвердым было ее положение, что она, отказываясь вдруг от оптимизма, сама заявляла: «Я устала» - признавала, что падение близко, и она чувствует его приближение. Но верилось всем с трудом. В то, что пробивная Райли, готовая покусать и разорвать на лоскуты ради собственного благосостояния и успеха опекаемой ею группы, может вдруг опустить руки, поверить было невозможно. Барабанный бой достиг своего апогея, все, что было в ее жизни, смешалось в сплошную какофонию и безумный вой. Это было тогда, когда она собственными руками, отдавая долг Артуру, убила «своих ребят», о которых так долго пеклась…
Уцелел – должно быть, для того, чтобы маялась Райли и дальше – один лишь Макс, солист. Тур так и не состоялся. Райли ушла даже из-за кулис, бросила работу и забилась в раковину, подальше от общества, открыв магазинчик нижнего белья в Афинах и сменив место жительства на убогую квартирку у самых окраин города. На долгое время она погрязла в сильнейшей депрессии, о которой до сих пор не догадывается даже Макс, общение с коим она тогда прекратила. Столь сильна была ее ненависть к самой себе, что очень долгое время ее преследовали мысли о суициде. Вместе с тем же, Райли оказалась настолько трусливой, что даже свести счеты с жизнью не смогла: часами могла она просиживать над таблетками или с лезвием в руке, давясь истерикой или и вовсе – в одних лишь рассеянных раздумьях; но никогда не решалась, и оттого лишь отвращалась от себя еще больше. Пиком всего этого действа стал нервный срыв, благодаря которому она на время оказалась поставлена на учет психиатра – тайно, опять же, от общественности, так как после этого Райли и вовсе покинула Афины, приобретя дачу в закрытом районе Кипра, где ее не потревожило бы нежелательное внимание. Спустя год она, правда, вернулась и даже дала о себе знать, вновь уравновешенная и энергичная, успешно скрывающая зверя, терзающего ее сердце ни на единое мгновение не уходящим чувством вины. Впрочем, на вопросы о том, собирается ли она продолжать продюсерскую деятельность, Райли отвечала очень и очень смутно, не давая определенного ответа. Всем, однако, было ясно, что она на определенное время уходит в подполье. Еще через некоторое время, за которое энергию свою она вкладывала в новооткрытый магазин, который, к сожалению, не мог отнять у нее все время и все силы, она начала потихоньку подбивать клинья к Максу, методично капая ему на мозги на счет новой группы и не собираясь с этим отваливать. Но тот, конечно же, все отнекивался, хотя – исключительно из-за характера самой Райли – полностью прекратить общение не мог. Но не полностью их неловкая и болезненная дружба была обусловлена желанием ее заставить солиста возродить группу. На деле же, не умея справиться самостоятельно, вопреки убеждениям – с собственной болью и тяжелым грузом вины, отпустить она его не может и сейчас, хотя и признаться себе в том, что Макса оберегает она лишь из-за того, что видит в нем единственную соломинку, связывающую ее с прошлой болезненной привязанностью к «ее ребятам», павшим от дружеской руки – не может. Она терзает себя методично и размеренно, медленно, но верно ступая на путь самоуничтожения. Всякий раз напоминая Максу о его «тупоумии», «инфантилизме» и «придурковатости», с добродушным ворчанием, за которым скрывается неловкая и боящаяся отвержения симпатия, Райли вспоминает и его, и своих друзей, а потому боится в высшей мере того, что ее предательство, наконец, вернется обратно подобно бумерангу. Она боится остаться одна. Боится потерять последнюю возможность на искупление, хотя вину свою осознает и не бежит от нее. Но Райли лжет. Лжет постоянно. Не себе, но тому, перед кем виновата.Возможно, когда-нибудь он убьет ее.
И это будет закономерно.
9. Характер:
В высшей мере уникальная бабенка. И уникально долбанутая – тоже. Но все-таки – уникальная. Ага, прямо так, потому как больше такого уникума вы не найдете нигде. Или они просто скрываются, а Райли открыто заявляет о себе по причине все той же долбанутости? Ну да неизвестно. Известно же то, что все, имевшие сомнительную честь с нею сотрудничать или находиться по другую сторону баррикад, наперебой, если спросить их, будут утверждать (пока она не видит, конечно же) насколько Райли сука, стерва и вообще – ведьма, каких поискать еще нужно. Злые языки, чего с них взять-то… Впрочем, характер у нее действительно тяжелый.
В первую очередь – трудоголик. Причем, до мозга костей. Работает Райли с садистским – в отношении самой себя – упоением и удовольствием, лишь обостряющимся до невозможности тогда, когда она уже еле волочит ноги. Она часто пренебрегает едой и сном, обходясь крепким кофе и энергетиками, не дающими ей свалиться замертво уже через день бесконечного забега. И ей это нравится. Нравилось, вернее, так как работа, как и страшная загруженность, не дающая думать о чем-либо, кроме работы и иже с нею, полностью выбивают из головы тяжким клином все, о чем можно сожалеть или беспокоиться. Долбаный трудоголик, в ней стойкости хватит на десяток женщин, однако, того она требует и от других, искренне не понимая, почему это все так недовольны сим фактом. Она нечасто увлекается, но если и увлекается, то втягивается по-полной, да так, что и других втягивает, сама того не замечая, после чего, освоившись и накинув на несчастных «избранных» ошейники, щелкает плетью, подгоняя и заставляя следовать за собой. Примерно так было с продюсерской карьерой, после которой Райли перегорела почти до основания. Умер отец – она снесла это на ногах, как почти все, что решалось терзать и мучить ее. Пусть женщина эта не привыкла терпеть наглость или грубость в отношении себя, она, однако, долго терпит перед лицом собственных неприятностей. Нет, Райли не закрывает на все глаза, хотя обычно пытается избежать конфликтов, угрожающих ее благосостоянию, но находит свои тревоги перед лицом Работы – незначительными, и они таковыми слывут в глазах ее ровно до тех пор, пока чаша, куда они, как тяжелые камни, ею сгружаются – не опрокидывается с ужасающим грохотом, учиняя, воистину, страшный беспорядок и сумятицу в душе. А смятения Райли ненавидит. Она не привыкла размениваться по мелочам, как не привыкла и к тому, что что-то выходит из-под ее контроля. Нельзя сказать, что над оным она трясется с остервенением старого параноика, нет… и все же, гораздо увереннее она себя ощущает, когда шоу и его ход находятся в ее руках. Любит, когда все соответствуют ее стараниям, терпеть не может быть разочарованной. Именно поэтому «Райли-продюсера» «ее ребята» люто-бешено ненавидели. И уважали. Может, даже в какой-то степени побаивались. Короче, отношение их было идентично реакции на нее окружающих. Нет, просто представьте: приходит к вам очаровательная женщина, нацепившая на лицо милую улыбочку, от которой в дрожь бросает, бухает перед вами папку (или просто бухается напротив вас сама) и начинает промывание мозгов. С полным набором извилин от Райли не уходил еще никто. И соль вся не в том, что она такая плохая-нехорошая, нет. Это бизнес. И его Райли частенько путает с реальной жизнью просто потому, что на его алтарь положила и оную жизнь, и даже саму себя.
Но все-таки, это просто гениальное существо, достойное в равной мере и ненависти, и восхищения. И восхищаться можно даже не милой рожицей, а потрясающей деловой хваткой, за которой стоит разум светской стервы и дух потерявшейся, но все еще живой женщины. Однако таковы уж дела, что для того, чтобы поддерживать во всяком «смерде» четкое осознание ее акульей сущности, не отягощенной житейским умом и смекалкой, коим-то образом не относящейся к мутным водам шоу-бизнеса, на виду приходится оставлять исключительно второе, подчиняющееся прежде всего разуму и логике. А вообще-то она и не акула вовсе. Ну, не совсем, вернее. Здесь рассуждать можно довольно долго. Но вот первое, а иногда и последующее впечатление о Райли почти у всех складывается одинаковое: холеная стерва, могущая при надобности переключиться в режим суки. Подобным типам дамочек палец в рот не клади – откусят по самую… кхм. Ну, вы поняли. И Райли действительно привыкла держать себя подобным образом. Это дополняется еще и тем, что с незнакомцами она разговаривает подчеркнуто-вежливо, прохладно, с легкой долей агрессивности: не набрасывается сходу, но заявляет о характере сразу.
Спросить друзей… ну, их, на самом деле, не так уж много. Наверное, это потому, что она самый отвратительный друг из всех. Не мог же хороший просто взять и убить тех, кем он так дорожил? Наверное, нет. В любом случае, они могли бы с уверенностью подтвердить: да, Райли большая скотина. Да, она вставит вам в ухо трубочку и выпьет весь мозг. Да, она тоже самое сделает и с кровью. Да, она смастерит себе из ваших кишок скакалку. Но – нет, она не плохая. Если, конечно, отпускает себя. В отношении к близким ей людям Райли проявляет чудеса неловкости, закрываемой часто излишней резкостью и даже агрессивностью. Впрочем, она удивительно точно умеет передавать свое настроение, как и чувствовать его в собеседнике. Если хочет, конечно. Если «отпускает себя». Но не взглядом и не словом. Ее доброе начало скорее чувствуешь, нежели понимаешь умом. Она относительно добра, хотя зачастую доброта эта принимает самые необычные формы. Пиная почем зря – теперь – Макса, единственного уцелевшего из всей ее «стаи» - Райли таким образом пытается наставить его на нужный путь, помочь, причем, по возможности незаметно, вывернув все так, что непременно будет казаться: все идет своим чередом. Она, например, любит поговаривать, что, мол «Если бы существовал такой предмет, как продюсирование непосредственно людей и их жизней, я бы за тебя не взялась ни за что. Ты безнадежен». А уж сколько напоминаний о его тупоумии и инфантилизме… резковато, согласитесь. Ни за что не углядишь заботу. А уж если бы ее углядели и попытались предъявить, Райли почти наверняка оскорбилась бы до глубины души. Или за сердце схватилась. А может, отвесила наглецу подзатыльник. Или пощечину. Кто ж ее разберет…
При всей ее любви к сокрытию собственной доброты, Райли, бывает, незаметно дает точные и верные советы. Этак, невзначай обмолвившись о том за чашечкой кофе. Несмотря на то, что реакция на нее частенько бывает отрицательной (диагноз «блондинки с вакуумом вместо мозгов»), Райли умна, причем, ум ее может приобретать и житейский характер. Но, как мы и сказали, она предпочитает не вмешиваться в жизни людей и не помогать открыто. А все потому, что она ни за что не покажет, насколько она успела привязаться, то ли считая это слабостью, а быть может, скорее, просто боясь отвержения. Ибо Райли с характером своим свыклась вполне. Она им и удовлетворена, причем, даже теми его гранями, что частенько ранят ее саму. Вместе с тем, однако, она почему-то уверена, что с таким нравом ее просто невозможно терпеть. Обычно так оно и есть, хотя с Максом, например, дружба таки вышла(по крайней мере, ей хочется думать, что это – дружба, а не просто кривенький результат ее попыток удержать его при себе, дабы успокоить чувство вины). Притом нужно понимать, что терпеть ее долго без надобности, а просто в угоду самому себе и с приязнью сможет не всякий. Все-таки, уникальность этой девицы запрятана так глубоко, что… ну, короче, не сразу ее увидишь. Сама себя Райли «приятной» или хотя бы «сносной» не считает. Райли не видит в себе положительных сторон. Видит, конечно – возможно, но не гиперболизирует их и совершенно спокойно соглашается с обидными для многих заявлениями типа: «да она стерва!» - ибо принимает их за правду и оскорбляться, а значит, и размениваться по мелочам, смысла не видит.
Она прямолинейный и честный человек, который ненавидит, когда душа его отягощена грузом лжи или недомолвок. От них мучается Райли, как если бы ее посадили на раскаленную сковородку. Она чувствительна, хотя упорно отрицает эту свою сторону. Вероятно, где-то в глубине души остро нуждается в помощи и защите. Очень глубоко. Остро переносит предательство, и, так как строга она и к себе, и к окружающим в равной степени, Райли тяжело переживает и собственное преступление, кое совершила в отношении своих же друзей. После них, если быть честным, она перестала быть объективной в полной мере, не может трезво оценивать остальных исполнителей, как не может и простить себе свершенного. В некотором роде побаивается привязанностей, сильных чувств и долгих отношений. Единственным, кого Райли подпустила близко, не утруждая себя намеренным поддержанием маски стервы, до сих пор был один лишь Макс, да и то, как видно, потому, что она чувствует себя перед ним виноватой. Стремясь же облегчить груз этой вины – прежде угодив тем самой себе – она и лжет ему, и скрывает правду о смерти его друзей, и даже пытается подтолкнуть к созданию новой группы. Неизвестно, как проявление чего он воспринимает это, но именно так Райли легче.
Она также искренне полагает, что всякая романтическая привязанность к ней, не связанная коим-то образом с ее привлекательностью и имеющая «более глубокий» характер, может быть расценена как недолговечная и сумасбродная. Но оных и не было, если быть честным. Ранее Райли попросту загружала себя, как мула, непомерным грузом работы и устранения тысячи и одной проблемы – своих и чужих – до такой степени, что усталость уже не воспринималась как что-то отдельное, хотя и была в первую очередь приятным для нее дополнением брака с Нею - Работой. Теперь же она мается от безделья, улаживая мелкие проблемы магазина и молясь о том, чтобы вместо успешности его хоть раз потрясли дрязги, неважно даже, какие, с коими, однако, ей пришлось бы побегать. Но их все нет, и оттого, что ночью она не сваливается замертво, Райли почти страдает. В последнее время вместо лишенных сна ночей ее терзает банальная бессонница, которую она сваливает на шум машин за окнами. Согласитесь, это легче, чем признать, что она все-таки понимает причину того, почему каждую ночь в ее квартиру захаживает зверь, единственной целью которого оказывается терзание ее души. И самое отвратительное – это то, что она понимает, хотя, опять же, упорно отказывается себе в этом сознаваться: она сама навлекла это на себя, так как даже разум не может остановить главную ее кару – любопытство и невозможность терпеть недозволенность. Тайны Райли любит лишь тогда, когда они ей известны. К несчастью, любит она совать нос в чужие дела. Не открыто, но все-таки. Всякую же ошибку она будет нести, хотя и не одна. До тех лишь пор, пока не останется тех, кто мог бы разделить ее участь.
10. Ваш покровитель:
Пандора.
- Краткое описание Бога.
Красивая женщина, созданная Гефестом по приказанию Зевса и получившая дары от прочих богов. Она должна была явиться бедствием для людей за то, что Прометей украл огонь с неба и облагодетельствовал род человеческий против воли Зевса. Гермес привел ее к Эпиметею, который женился на ней, забыв предостережение Прометея ничего не принимать от богов. Пандора же принесла с собой на землю ларчик, наполненный всевозможными бедствиями, приподняла крышку и выпустила все беды на людей. Только одна обманчивая надежда осталась в ларчике, когда Пандора захлопнула крышку.
- Техники, за которые нужно приносить жертвы (не более четырех).
1) Своему Хранителю Пандора дает возможность из любого закрытого «ларца», будь то простой ящик или резная шкатулка – извлечь одно из великих бедствий, или же - Надежду, могущую спасти хранителя даже в самой безвыходной ситуации. Надежда, если посчастливится хранителю ее призвать – полностью исцелит душу и тело, как и любой недуг, его терзающий, успокоит в самый тяжкий час. Но жертва, необходимая для того, чтобы после открытия ящика из него вылетела именно она – неизвестна. Несколько легче с остальным. Наиболее известные и простые в призыве бедствия, выходящие из ящиков Пандоры, зовутся Голодом, Холерой, Войной и Смертью. Каждый из них представляет собой – материально – рой безжалостно жалящих врагов хранителя насекомых, которые исчезают из виду в первые же мгновения своего пребывания на Земле. Но полностью – не исчезают, а лишь истончаются и становятся невидными для глаза человеческого, ибо беды подходят к человеку неслышно и невидно. Тот же, кто выпустил их на волю, становится виновником их. Так, от прикосновения хранителя, призвавшего Холеру, на месте, которого длань его коснулась, плодятся кровоточащие и гноящиеся черные язвы, нещадно болящие, будто от прикосновения к ним раскаленного металла, порождающие лихорадку и горячечные видения. Одна рука – одно касание. Холера идет на всякого здорового, но более всего любит она уже прокаженных, а потому, чтобы призвать ее, хранитель должен сжечь то, что есть у него от больного человека (волосы, например). Но Голод страшен еще в большей мере, ибо всякий, кого он коснулся, иссохнет, и сколько бы ни пожирал он, ему будет мало. Голод выйдет по воле Пандоры, из ящика выпущенный рукою хранителя, если бросить ему голую кость, закопав ее в землю. Война обращает брата против брата. На двух – две руки, и на время не будит у них ни долга, ни чести, ни семьи, а лишь ненависть к тем, за кого раньше они были готовы отдать жизнь. Войну призывает огонь и кровь, дарованная хранителем и брошенная в него. Обычно ранит себя хранитель сталью, и со стали же стряхивает кровь в огонь. Смерть – величайшее бедствие, и ритуал, призывающий ее, неизвестен, как и тот, что вызовет когда-нибудь Надежду. Впрочем, кроме Голода, Холеры, Войны и Смерти есть и другие беды человеческие. Например, Грех, Порок, Преступление, Страх, Ложь и др. Жертвы для их призыва также неизвестны.
Прим. срок действия ограничен. Если за десять минут пустой сосуд не будет открыт, вся благость богини утечет в никуда. После открытия и призыва соответственно, у хранителя остается еще десять минут на прикосновение.
2) Ящик с земными бедами Пандора открыла из любопытства. Своему же хранителю богиня дает возможность – за медный ключ, не важно, от чего он – проникнуть туда, куда всякому другому дорога закрыта: за запертые двери и в запретные места.
3) Сотворенной в наказание людям Пандоре Афина-Паллада соткала прекрасную одежду – накидку, в которой Гермес отнес ее на землю. За клок льна Пандора готова одолжить хранителю свою накидку, прикрывшись которой, он сможет на двадцать минут уйти от чужих глаз. Нет, невидимости накидка Пандоры не дает, но взгляд с нее как будто соскальзывает, и вместо человека упорно видится пустое место, тогда как интерес к нему не возникает почти никогда.
4) Наученная горьким опытом Пандора за бутыль прозрачной, как слеза, пресной воды, разбитой оземь, позволит своему хранителю зреть через преграду плоти и вещи, на многие десятки метров, сосредоточивая свое желание и взор на верной цели, которая не укроется от него, ибо любопытство, движимое им, велико. На поиск отводит ему Пандора десять минут. Но и сам хранитель неминуемо поплатится за это. Найдя искомое, пусть даже в срок, он будет расплачиваться временной слепотой и невозможностью глянуть на свет без невыносимой боли. Так продолжаться будет до тех пор, пока не ввести его в темное помещение и не позволить переждать там пять или семь минут.
- Повседневные способности и недостатки (одна способность, один недостаток).
Хранителя своего Пандора наделяет очарованием, которое не позволяет даже на мгновение предположить, что способна она на злое дело. Сколь бы ни был опасен и лжив хранитель, беспокойства о том не возникнет. Она, хранящая одаренную всеми Пандору, и сама одарена щедро, и всякие дела, пусть даже делаются они единовременно, у нее выходят ладно. Расплачивается же за это хранительница своим страшным любопытством, всякое последствие которого – обязательно следующее - несет не одна она, но все ее близкие. Любопытство это перебороть она неспособна, как и чувство вины, за нею следующее.
11. Связь с вами:
12. "Жди меня".
Увидела в рекламе на одном из форумов.
Отредактировано Riley Kasbpark (24.12.2013 14:41:48)