Сатир умел отдыхать и веселиться, но еще больше он умел делать так, чтобы те, кто находится рядом, чувствовали душевный подъем и желание ритмично и в удовольствие подергать копытцами. И девочки дергали, танцевали с ним самозабвенно и ярко. Каждый его жест, каждое движение, прикосновение и объятие - все было таким для него привычным, но он вкладывал в него ровно столько чувства и страсти, чтобы все это смотрелось как минимум здорово. Женщина в его руках ощущала себя обожаемой и желанной. Только сатир мог так ценить прелестных представительниц самой красивой половины человечества. Каждую, как единственную женщину на земле. И делал он это так легко и непринужденно, немного даже лениво. Похотливый козел, одним словом, искушенный, но не присытившийся за свои двести лет. И кривлялся он очень очаровательно, уверенный в том, что было не позволено простому смертному или даже хранителю, то обязательно полагалось ему. Большой ребенок, теплый и ласковый, задиристый и капризный, в двадцать первом веке он был само очарование и обаяние. Харизма его сочилась изо всех щелей, складочек одежды, морщинок у глаз, когда он смеялся и выразительных игривых глаз. Рядом с ним ни одна женщина не чувствовала себя ненужной. Даже чья-то жена, подруга - все они, когда оказывались в поле его зрения, все они как-то невольно и вполне естественно становились его женщинами. Для него и с ним. И вряд ли эта ленивая скотина прилагала к этому хоть какие-то усилия: природа у него такая. И нет, никто не падал к его ногам в прямом смысле этого слова, но если сатир не торопился забраться под вашу юбку, то поверьте, что он уже сделал это одними глазами, совершенно не скрывая своего отношения, настолько оно было естественным и по-настоящему утонченным. В общем, он танцевал, а воздух вокруг него постепенно наэлектризовывался. Одно его касание и наиболее сдержанная танцовщица начинала вкладывать в свои движения столько нерастраченной страсти, что невольно вызывала восторженные взгляды. Женщины, полные страсти - это же прекрасно. Отчего бы не полюбоваться? И сатир любовался. Любовался и ластился, ритмично и весело подергивая щегольскими ботинками, время от времени мягко приобнимая своих партнерш по танцу и передавая током на кончиках своих пальцев возбуждение и зажигательные пары вакха, действующие на его партнерш самым чудесным образом. Он был весь в этом и таким, каким был, без прикрас и масок, без тени смущения или ложной скромности. Никакой скромности! Ведь речь идет о танцах.
Дафна Дюморье! Лик намного проще относился к подобным заявлениям, чем люди. Увлекаться женщиной своего босса? Замужем за опасным человеком? Пффф... Какая банальность. Сатир не понимал любовных мук и страданий, легко переживая расставания. Но даже будучи сатиром, Лик прекрасно понимал, что Терон ходит по краю. И... он был совершенно не против такой ситуации. Пусть друг развлекается. Что тут у нас?
Совершенно не думая прекращать свой танец, не беспокоясь о том насколько модерново или глупо выглядят его немного старомодные движения, а вернее даже уверенный в том, что чтобы он не делал - он очарователен, Лик повернулся к прибывшим гостям, узнавая хранителей. Мужчины его сейчас интересовали мало, но он первым делом отметил для себя элегантный, но через чур мрачный и строгий костюм доктора. Впрочем, он был под стать Томасу. Хранители всегда вызывали у сатира интерес. Они были ближе к его истокам, к богам и к той Греции, в которой он родился и знал. А тут не кто-то, а хранитель самого Тартара. Лику особенно никогда не приходилось выбирать между кем-то и кем-то. Он так восторженно и открыто улыбнулся гостям: доктору и его очаровательно спутнице, а еще дамочке, стоящей за ними и проходящей мимо официантке, что нельзя было сказать, что кто-то хотя бы на мгновение мог быть обделенным его вниманием. Он успевал везде и всюду. Даже дамочки за его спиной не переживали тот факт, что он покинул их на танцполе. Им было хорошо. А когда его гостям хорошо - то и сатиру прекрасно. Ему не составило труда отметить как много пузырьков в шампанском у хранителя, но как мало их в его глазах. Впрочем, сатир всегда был готов поделиться. Он уже во всю облизал глазами костюм Томаса Брендона, уже по привычке отмечая для себя качество ткани, стиль, пошив. Прощупал его глаза, волосистые части на лице, прическу, попытался забраться в душу, но потерпел фиаско, когда милая барышня протянула ему пучок петрушки. Брови его взлетели вверх, а глаза и губы сладострастно и чувственно пытались, хотя и безрезультатно, скрыть радость и восхищение появившейся перед ним прелестницей. И не важно, что дамочка была с телохранителем в лице дока. Это не имело никакого значения. Девушка была так мила, что у сатира невольно заблестели глазки, а в глубине их забурлила такое нескрываемое и дерзкое желание, будто бы она стояла перед ним без одежды, а он с трудом справлялся со своей ролью ценителя женской красоты, желая эту красоту не только осматривать и оценивать, но и делать безгранично счастливой. Без единого слова он принял петрушку и тут же на глазах у всех засунул ее в рот и с нескрываемым удовольствием съел, не отрывая взгляда от девицы, будто бы не петрушку ел, а очаровательную барышню.
Сатиру были чужды ревность и инстинкт собственничества. Он просто был таким каким он был, поэтому жест доктора отметил, но тут же позабыл, перехватывая уже из рук барышни, чье имя он никак не мог припомнить, бокал с шампанским и делая из него глоток. И делая это так непосредственно, что обижаться на такой его поступок было бы как обижаться на солнце за то, что оно утром взошло на небе. Кажется... Эл, Элли, Эби... Эбигейл! петрушку то нужно было запить!
- Объедение - не то слово, - промурлыкал сатир и вернул бокал девушке, а сам принялся улыбаться глав.врачу псих больницы как пациент, который уже готов завязать и покаяться во всех своих проступках, измениться, прекратить балагурить, но только чуть-чуть попозже. Так как в одной руке у Томаса был бокал с шампанским, а в другой он держал веселую птичку, то Лик, ни капли не смущаясь, протянул ему руку для приветствия, лишая его не бокала, а именно девушки, но не грубо, а терпеливо и заботливо, прежде всего заботливо о самом Томасе и окружая того своим козлиным вниманием и любовью. И ничего, что это его хорошее дружеское рукопожатие оставит у дока легкое, но со временем набирающее обороты желание выпить. Сатир не мог не оказать своим гостям подобной услуги. Желание выпить сегодня в этом доме было просто святым. А он даже не опьянил его, хотя мог сделать это почти незаметно для самого доктора, но Терон бы не погладил его по рожкам за такое поведение в группировке. Пришлось ограничится просто тем, что Томас вдохновенно захочет выпить.
- Горячо приветствую в моем скромном доме! - улыбался он доктору и его спутнице, пританцовывая своими козлиными ягодицами, облаченными в модные бриджи, - На этот раз нас всех ждут фанты. Не пропустите! Это намного опаснее, чем факела и пожары! - он рассмеялся, пощелкал в воздухе пальцами и заговорщически подмигнул Эбигейл. Впрочем, тут же все его внимание было сосредоточено на невысокой светловолосой фигурке у бара, узнать которую было невозможно. Дафна Дюморье собственной персоной! И одна, без своего Зевса. Впрочем, сейчас она вилась вокруг Тэрона, поэтому сатир решил поприветствовать ее немного попозже. Пары секунд им хватит? К спине сатира прильнула официантка с хвостиком, протянула ему бокал и скользнула дальше. Лик дзынькнулся бокалом о бокал Томаса, а затем и Эбигейл.*
- С новым годом, друзья! За опасность! А вы... - он тут как бы между прочим сказал, продолжая пританцовывать и соблазнять - Не танцуете? - можно было подумать, что вопрос относился только к девушке, если бы это был не сатир. Нет, он спрашивал и доктора и девушку в равной степени. Предлагать вот так с порога Томасу снежок или еще какое-то увеселительное средство он не стал. Он ведь воспитанный козел! Лик даже если и ждал ответ, то уже едва сдерживался, чтобы не пуститься в пляс под новую мелодию, ухнувшую в сопровождении радостных вскриков с танцпола.
- А пока вы думаете! - он тут же пристроился между Томасом и Эбигейл, взяв обоих тесно и по-дружески под ручки, - Позвольте мы поздороваемся с особой гостьей на сегодняшнем вечере, которая впервые почтила своим присутствием наше скромное празднество, - это он уже говорил, слегка двигаясь в ритме музыки и провожая гостей к барной стойке, прямиком к стоящим там Терону и Дафне.
- Это очаровательная воскресшая пассия Кестлера, если никто не знает, - промурлыкал он тихонько и весело Томасу, как лучшей подружке по секрету на маленьком девичнике. А подойдя к Дафне громогласно продолжил, - Дафна Дюморье! Лик Кацыка. Какая честь видеть вас в моем доме! - он выпустил Томаса и Эбигейл, при чем так изящно, что складывалось впечатление, что это они его сюда привели, - Тэрона вы, конечно же, уже знаете, но на всякий случай хочу сказать всем, что если бы не он, то сегодняшняя вечеринка бы не состоялась. Вы не поверите сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы отыскать тот фейерверк, который сегодня будет. А елка? А пунш? Афины сегодня посходили с ума. Я нигде не мог отыскать все необходимое, но меня спас Кондуриоти. Тэрон, ты просто Санта Клаус!
И вот сатир уже изящно и вполне прилично коснулся губами тыльной стороны руки ангелоподобной девушки, не задержавшись губами ни на одно лишнее неприличествующее мгновение, но быстро пройдясь по фигуре Дафны взглядом со свойственной ему непосредственностью и жадностью.
- Как вам здесь? - едва сдерживался козлина, повернувшись к Эбигейл и Томасу, и, пританцовывая, сделал несколько шагов к танцполу, как будто бы все его тело свела какая-то ритмичная судорога и он просто совсем не мог стоять спокойно на месте. В этот самый миг перед гостями на барную стойку бармен водрузил пылающую чашу с пуншем. Душистый запах имбиря, гвоздики, цитрусовых и горячего вина окутал их мягким облаком.
- Пары Вакха - мой фирменный пунш. Рецепт, которым восторгался еще сам фригийский царь Мидас.
Сверху большой прозрачной чаши лежала решетка, на которой горел сахар, карамельными каплями падая в пунш, образуя на его поверхности замысловатые цветные пятна. Тут лицо Кацыка приобрело какое-то растерянно-детское выражение. Он остановил свои движения и посмотрел чистым, вполне серьезным и незамутненным взором на Томаса.
- В прошлый раз из-за него и случился пожар. Но в этот раз все будет иначе, - и обреченно улыбнулся. Пожары его не пугают, но не хотелось бы. А бармен тем временем манерно разливал в бокалы древнегреческий напиток. Конечно же, алкогольный. Конечно же, не только. Мидас плохого не посоветует.
- Прекрасное платье. Я тебе уже говорил? - сказал он уже Эбигейл.
многоуважаемая публика!
Прошу прощения, что так много, но как массовик-затейник чувствую на себе ответственность и не хочу, чтобы вы скучали. Если проблемы с этим - напишите, все решим.
* - я написал, что Лик взял новый бокал у официантки. Но если Эбигейл или Томас решите, то можно поменять новый бокал для Эби из рук сатира, а уже начатый Ликом отдать ему. На ваше усмотрение.
И да простит меня Тартар 
и его хранитель, но я слегка пошалил и он теперь будет хотеть выпить.
Пунш увеселительный, мягко, но верно.
Отредактировано Lyc (20.01.2014 12:15:36)
