Парни, простите. Я посыпаю голову пеплом.
И да, меня зовут Чарли. Я борщу в постах, а мой персонаж - полнейшая дура. Приятного прочтения!
Чарли молчала.
В сущности, только это она и умела. Вы ведь знаете тот дурацкий афоризм, который приписывают Хэмингуэю? Мол, человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и пятьдесят лет, чтобы научиться молчать. Старик Эрнест намекал на то, что ничего плохого в таком умении (особенно, если оно пришло очень рано) совершенно нет. У каждого свои таланты, и глупо расстраиваться из-за того, что твой талант – это соблюдать тишину. «Поймёт ли он, чем ты живёшь? Мысль изречённая есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, – питайся ими – и молчи», – женщина процитировала про себя на русском одно из любимейших стихотворений Тютчева, мысленно соглашаясь с концепцией силентиума. Быть может, она никогда в жизни не сочтет себя полезной, но сейчас ей хватает ума не возражать и лишь смиренно улыбаться, легким движением убирая смольную прядь волос за ухо. А то разозлит еще лидера и получит... Чего? Ах, да, точно. Ебка в область затылка, что бы это ни значило. Зеленые глаза аккуратно и как-то спокойно скользнули по лицу собеседника, по его лохматым волосам и еле заметной морщинке на лбу. Это был очень странный вечер, проведенный в обществе не менее странного мужчины. Хотя ладно, зачем обижать мистера Беннингтона просто так? Аура у него, конечно, слегка грубовата и тверда, местами тяжела для восприятия, но в то же время есть в ней что-то умиротворенное и волевое, к чему не боишься привыкнуть, и что внушает тебе доверие. Он не деспот и не тиран, возможно, он просто немного требовательный. Причем требовательный к себе. Таким и должен быть лидер. Он должен казаться чуть более твердым и суровым, чем есть на самом деле, чтобы убедить и себя, и остальных в том, что он единственный, кто способен справиться с ответственностью в виде целой группировки. Эндрюс, которую совсем недавно терзали сомнения и толика антипатии, довольно улыбнулась, будто вспомнив какой-то приятный момент любимого фильма, и сделала очередной глоток чая. И от этого тоже стало очень хорошо.
Так уж повелось, что любую позитивную эмоцию в жизни Чарли перебивала какая-нибудь негативная. Сразу же. В ту самую секунду, когда она позволила себе насладиться приливом вдохновения, или нежности, или еще чего-нибудь доброго-хорошего-светлого. «Как дела?» – послышалось из-за спины, а после сей повседневной реплики на плечо Хранительницы легла чужая ладонь. Брюнетка повернула голову на внезапного гостя и недоуменно уставилась на его ковбойскую шляпу. Раз реплика, два реплика, три реплика… Темные брови съехались к переносице, а плечо медленно было отдернуто от незнакомца. И дело было даже не в том, что Чарли его видела первый раз в жизни. Дело было в том, что он говорил дикие, ужасные вещи, которые не хотели укладываться у нее в голове. Стоп, подождите! Сколько можно шутить? Или все серьезно?.. Ответ не заставил себя долго ждать.
Иногда плохие вещи случаются так быстро и внезапно, что ты и предпринять ничего не успеваешь. Сначала целительница, не сумевшая среагировать на действия слегка нездорового на голову дядечки, лишь с силой сжала край стойки хрупкой белой рукой. Брызнула кровь. И крови было немало. Чарли вздрогнула и холодными пальцами провела по бледной щеке, после чего перевела взгляд на оные, мысленно смирившись с тем, что ей предстояло увидеть. Алая жидкость, пачкающая нежную кожу и узоры линий жизни… Она и одежду успела слегка запачкать.
Вы думаете, Чарли испугалась?
Да, она испугалась.
Но разозлилась она намного больше.
Эндрюс обладала свойством, присущим всем людям-идиотам с синдромом матери Терезы. Такие кроткие, молчаливые и относительно безобидные, никогда никому не причиняют вреда… О, они очень добрые и милые. Они настолько добрые, что могут совершить плохой поступок во имя их личной добродетели, а потом… А потом им даже стыдно не станет. Женщина довольно медленно осознавала происходящее и рисковала опоздать с помощью, однако ко второму удару подоспела исключительно вовремя. Она повернулась корпусом стойке, вспомнила, что собственный чай давно остыл, и потому бесцеремонно забрала чашку с кипятком у сидящей почти что рядом женщины, увлекшейся разворачивающимся действом. Горячая вода мигом оказалась на руке, держащей биту, и слегка задела бок.
– Я за охраной! – за каким-то чертом бросил через плечо парнишка, обслуживший Честера и Чарли, и скрылся в неизвестном направлении. Сердце не стучало, оно точно пульсировало и заставляло легкие поставлять себе еще больше кислорода, чем требовалось изначально. Если честно, Хранительница уже не видела, чем занят незнакомец с битой. Она просто бессознательно бросилась к Честеру. И это было глупо. Во-первых, потому что он находился в состоянии шока и вряд ли мог отреагировать на ее прикосновение нормально. Во-вторых, потому что Чарли ничего не связывало с Беннингтоном. Ей бы спасаться или, скажем, охрану искать, чтоб его не грохнули до конца… а вот нет! Какая разница, что они знакомы пять минут? Он не заслужил подобной смерти, как и не заслужил кто-либо другой. В-третьих… хорошо, третьей причины нет. Это просто было глупо, и все тут.
– Честер, стой, – был мистер Беннингтон, а стал просто Честер. Чарли совершенно не было стыдно, потому что она подумала так: в подобном состоянии лично ей бы не хотелось слышать собственную фамилию, приправленную ненужным в данной ситуации официозом. Реплика, кстати, слетела с губ в решительном, жестком и слегка повелительном тоне. В таком, будто во всем виноват не тот мужчина в ковбойской шляпе, а сам Честер непосредственно. Грустная правда: Чарли прекрасно знала, как разгрести дерьмо в чужих жизнях, но не могла разгрести его в своей собственной.
Грудь подымалась и опускалась с незавидной скоростью. Несмотря на то, что решительность и смелость поддерживали брюнетку, она все равно боялась до чертиков, причем не знала в точности, чего именно. Что скоро врежут ей? Что фактически на ее руках умрет невиновный человек? Что-то еще? Хранительница неумело попыталась зафиксировать лицо адепта Ареса, чтобы понять степень серьезности повреждения. Белые руки испачкались в крови, что выглядело довольно странно. Все говорят «кровь с молоком, здорово!», а на деле эта самая «кровь с молоком» выглядит довольно жутко. Светлая кожа и алая кровь. Да, поэтично. И эта поэтичность омерзительна.
Чарли подняла глаза и поморщилась, почувствовав, как теплая струйка стекает по запястью. Боже мой, какой ужас, какой… Но она поможет.
Она ведь полезная, помнишь?