– Кертис, ты козел! – утро началось именно с этой реплики. Пандора металась по кухне, пытаясь отыскать чайник и левый носок, который мог оказаться абсолютно где угодно. – Как ты вообще додумался до такого? Я думала, что ты не только мой мозгоправ, но и хороший друг! Вот и кому после этого можно верить, скажи мне? – разумеется, после переезда в Афины Пандора нашла себе прекрасного врача. Он не задавал вопросы и не старался помочь, потому что судьба еще одной пациентки едва ли его волновала. Брюнетку устраивали их сеансы, строившиеся по принципу «я сказала фигню – ты мне поверил – ты выписал антидепрессанты – разговор окончен». Рекордное время – двадцать минут. Остальные приемы завершались даже не начавшись, потому что брюнетка с порога заявляла, мол, ничего не изменилось. Доктор Райт сочувствующе качал головой, улыбался и выдавал рецепт. Почти целый год. А потом об этом узнал Кертис – мозгоправ из Америки. Он позвонил мистеру Райту, чуть не убил его, а после сделал выговор Панде. Господи, он же живет в Чикаго! И он вовсе не крутой психолог! Откуда у него столько связей?! И почему ему нужно посылать свою бывшую пациентку к нормальному доктору? Зачем? Что он ей скажет? «Нам нужно об этом поговорить»? Она не хочет об этом разговаривать! – Мне было намного комфортнее с тем старичком-шарлатаном! И я не становлюсь наркоманкой! – протест вышел неубедительный и вялый. Витман сама прекрасно понимала, что суточная доза давно стала куда больше. Кому какая разница? Зато ей не больно. – Все, я выхожу. У меня скоро сеанс. И да, я ненавижу тебя, Кертис. Пусть твой бифштекс всегда будет пересоленным, – пришлось отключиться и попутно натянуть на себя майку. На секунду бестия остановилась и, оперевшись ладонями о край столешницы, склонила голову вперед. Вдох-выдох. «Все будет хорошо», – такая, казалось бы, позитивная мысль сделала только хуже: к тяжести в груди присоединилась тошнота. Девочка закрыла глаза, делая глубокий вдох и медленно выпремляясь. Что ж, пора к врачу. «Да, все будет хорошо», – «Обязательно! Но почему ты не можешь убедить в этом даже саму себя?».
Лакиша Лиана. Так ее звали. Витман пришла чуть раньше, чем планировала, и надеялась провести хоть какое-то время в приемной. Ан нет. Добрая секретарша услужливо провела посетительницу прямиком в кабинет. Робко постучавшись (для приличия), Нора открыла дверь и прошла внутрь. Общая обстановка кабинета очень сильно порадовала. Минимализм, как он есть. Ничего лишнего и ничего пугающего. Девушка прошла вперед, стараясь подавить желание из-за всех сил ударить себя в солнечное сплетение – чтобы паника и боль отступили. Кабинеты психиатров всегда причиняли боль, потому что заставляли вспоминать юную бестию произошедшее в подробностях. Знаете, она не хотела об этом думать. К сожалению, на кабинеты мозгоправов у нее уже выработался своеобразный рефлекс. Попала в место, где «типа можно высказаться»? Вспоминай! В мельчайших подробностях! Тебе ведь этого так не хватает, правда?
– Здравствуйте, мисс Лакиша, – брюнетка попыталась дружелюбно улыбнуться. Не вышло. В глазах не читалась даже единая доля счастья от встречи. «Надеюсь, она не догадывается насколько я презираю людей ее профессии», – ладно-ладно, никаким презрением тут и не пахнет. Пандора боялась психологов. Они, черт возьми, видят людей насквозь! Истинные слуги дьявола. И еще очень талантливо нажимают на больные точки, дабы разговорить больного. Их стоило бояться. И Панда боялась. А еще – не понимала. Как, наверное, тяжело каждый день становиться чьей-то отдушиной и чьей-то психологической помощью. – Меня зовут Пандора Витман. Та самая, про которую говорил Кертис Фокс, – «Помощник несчастный. Надеюсь, бифштекс ему и правда сегодня пересолят!». Кстати, девочка говорила на греческом языке. К сожалению. С доктором Райтом можно было излагать мысли на английском и не париться. Панда боялась, что в какой-то момент она не сможет описать свое состояние из-за малого словарного запаса. И слава Богу. Разговор точно не состоится. – Что вам Кертис рассказывал обо мне? – она всмотрелась в лицо своего нового психолога (даже не психиатра, хотя Витман все равно не видела особой разницы). Забавно. Перед ней сидела красивая молодая женщина с очень теплым взглядом, но Дора все равно не чувствовала желания делиться с ней своими проблемами. «Да, такая красивая…» – непроизвольно рука дернулась к шраму на щеке. Этих шрамов так много. Они расскажут за себя сами. Вместо Панды.
Ведь правда, зачем Лакише нужна история об этом? Это не то, что будет приятно услышать.

Вот что значит писать драму любимым персом. Соплислезы, жалко Пандочку, но зато от души Оо

Панда ничего не имела против молодых специалистов, потому что уже давно поняла, что профессионализм не связан с возрастом. Взять, к примеру, того шарлатана с сединой в волосах – он разбирался в психологии чуть лучше, чем в ней разбиралась обезьяна! Такое положение дел устраивало девочку полностью. Видит Бог, ей не хотелось разговаривать о своих проблемах. Жизненные драмы, конечно, всегда преподают какой-то урок и делают человека сильнее, меняют его сознание, дают повод задуматься о смысле своего существования. Всё так. Но мисс Витман все равно не могла понять: за что? Почему она это заслужила? Потому что всю свою сознательную жизнь являлась избалованной девчонкой с завышенным мнением о себе?.. Таких много! Оглянитесь вокруг! Дети политиков и владельцев крупных корпораций, сыновья и дочери известных актеров и музыкантов… они тратят деньги, показывают средние пальцы журналистам и ведут себя так, будто весь мир принадлежит им. Мало того, они совершают такие поступки, которые Нора не совершила бы даже под страхом смерти! Но они счастливы! У них, вашу мать, все прекрасно: и деньги есть, и вторые половинки имеются, и… и… да Господи, они просто счастливые люди! Тупые и надменные – это да, но счастливые! Могла ли Пандора назвать себя счастливой? Едва ли. На протяжении двух с лишним лет она пыталась убедить себя, что жизнь продолжается. Мир прекрасен, зла не существует. Знаете, поначалу самовнушение давало небольшие результаты, а потом… а потом случался очередной приступ. Посттравматический синдром лечился долго и муторно, он практически не давал Норе получать удовольствие от жизни. Каждый день она ложилась на кровать, задирала майку и пересчитывала шрамы на животе, задаваясь вопросом: а она заслужила? Неужели она настолько безнадежный человек, что ее не только бросили ради какой-то девицы с кедами, но и решили превратить в переносчика вечной депрессии? Ей было больно. Господи, как ей было больно. Вряд ли она могла описать свои ощущения так красочно, чтобы окружающие ее люди почувствовали то же самое. Они не почувствуют. Никогда. У них просто не получится. Жаль, у Панды всегда получалось.
– Ой, пожалуйста, называйте меня кем угодно, но только не Пандорой, – брюнетка подняла свои карие глаза на Лакишу, отмечая ее интересное произношение. Протяжная буква «ш»… звучит необычно. Очень даже. – Я готова безвозмездно подарить вам право называть меня Норой или Дорой, – брюнетка осеклась. Черт, ей показалось, или это правда прозвучало несколько надменно?.. Ай, ладно. Слово не воробей. – Я бы разрешила себя и Пандой называть, но это семейное прозвище и, если честно, я его не очень люблю. Точнее, я не люблю, когда меня так называют малознакомые люди, а мы с вами знакомы всего пять минут, и я… – заткнись, заткнись, заткнись! Прославленная честность будущей Хранительницы иногда выходила ей боком. Прибавьте к этому природную болтливость и умножьте на нервы. Нет, юная бестия и в повседневной жизни очень много разговаривала. Представляете, что творилось, когда она нервничала? Если не можете представить, то смотрите. Вот вам наглядный пример. – Ой, – девочка приложила руки к области сердца, будто в испуге, и виновато улыбнулась, – извините. Я болтливая. И говорю все, что мне на ум приходит. Не всем это нравится, – зачем, скажите, она старается оправдаться?.. Какие глупости! Прежняя Пандора Витман никогда бы не стала оправдываться. Но ее нет. Ее больше не существует, и с этим стоит смириться. – Мисс Лиана, спасибо вам за теплый прием. И за чудную идею с прогулкой спасибо. Но… знаете, я не верю в психологию. Я не считаю психологов шарлатанами, о нет. Я просто не умею разговаривать, понимаете? Это не мое, – лицо Панды озарила грустная улыбка. – Я, конечно, пройдусь с вами. Но… я… знаете… я не представляю себе, чем вы можете мне помочь, – избавиться от боли сложно. Дора это знала. Сейчас, рассказывая Лакише правду о своем отношении к разговорам, девочка чувствовала себя уязвимой. Ей не нравилось быть такой. Она ведь была дочерью своих родителей – гордых, опасных, самостоятельных… чета Витман никогда не обращался за помощью, даже если находилась в полной и беспросветной заднице. Дора не хотела нарушать традиций. Она хотела рецепт на таблетки. Вряд ли мисс Лиана, каким бы хорошим психологом она ни была, избавит Пандору от приступов паники и острой боли в районе груди. Она не могла дышать и не могла ходить. Она вообще ничего не могла без таблеток. И поверить не могла, что физическая боль тоже каким-то образом связана с ее головой.

До шестнадцати лет Нора считала себя идеальной во всех отношениях. Темные густые волосы, брови вразлет, задорная улыбка (практически Голливудская!), хитрый взгляд, грудь второго размера и выдающиеся актерские способности слепили из маленькой-маленькой избалованной девочки настоящую женщину. Она выглядела старше своих лет и бессовестно этим пользовалась, потому что знала: если хочешь добиться успеха, то в ход стоит пускать либо красоту, либо деньги. И того, и другого у юной бестии имелось достаточно для беспечной жизни зажравшейся малолетки. Не доставало лишь одного компонента – ума. Так все говорили. Родители, парни, одноклассники… каждый третий случайный прохожий желал рассказать брюнетке о недостатке эрудированности. Приходилось кивать. Обижаться, недовольно сжав губы. Обзывать собеседника «долбанным моралистом» и судорожно вспоминать на каком уроке получилось подхватить такое заумное словечко. Панде и не хотелось быть умной! Эти умные люди – они такие… занудные, серьезные, они не живут лишь единым порывом души, ибо способность мыслить все время держит их в узде. Скучно! Неправильно! Так не должно быть! И если ум нужен лишь для того, чтобы сидеть на стуле и размышлять о собственной экзистенции, то грош ему цена. Ты можешь быть хоть самым умным человеком на всей земле: постоянно размышлять, докапываться до сути, ломать барьер между земным и сознательным… а можешь быть ранней версией Норы – глупой самовлюбленной девочкой, не желающей становиться взрослее. Толку – ноль, но жизнь становится в разы прекраснее, когда ты не размышляешь над ее смыслом.
И вот, спустя несколько лет мисс Витман превратилась в относительно умного человека: она больше не хватала за руку незнакомцев, чтобы покружиться с ними в вальсе, не бродила по улицам до утра в поиске приключений, не покупала билеты во Францию себе и своим друзьям для недельного отдыха. Превратилась в мрачное нечто, шутки которого являлись весьма уморительными, но явно неискренними. Дора шутила потому, что она раньше так делала, а не потому, что ей действительно хотелось. Появилась еще одна дурацкая привычка: каждый вечер рассматривать свои фотографии, сравнивать с новыми и вспоминать давно прошедшие времена. Она стала умнее?.. Возможно. Осознала несколько непростых истин. Одна из них даже тянула на цитату года: «если ум – это понимание того, насколько жизнь несправедлива и болезненна, то преобладающему большинству людей на этой земле просто чертовски повезло». Свой ум Панда видела именно так. И вряд ли этим гордилась.
– Даже так? – американка удивленно вскинула свои темные брови. Она не могла поверить! Где же отрепетированные, отскакивающие от зубов банальные фразы? «Я тебе помогу», «все исправим», «на первом сеансе все пациенты говорят подобное»? Где? Заинтересованно склонив голову набок, девочка последовала за своей новой удивительной знакомой. Всегда бы так! Всегда бы врачи говорили правду! И отношение к ним обязательно становилось бы лучше. Как стало сейчас. – Не выпишете? – налет внезапной радости смылся отчаянием. Грустный взгляд уставился куда-то в пол, пытаясь отыскать в пыли и резиновых отпечатках подошв спасение. Черта с два. – Ну и ладно, – обиженно буркнула мисс Витман. Она понимала, что ее обида кажется детской и глупой. Лакиша не обязана выписывать пациентке рецепт, если она не видит в этом необходимости. Необходимость есть! Так какого фига?.. – Я чувствую… – никакого энтузиазма. Тихий голос звучал отрешенно и тоскливо, сливаясь с посторонними звуками. Вдруг не услышит? Вдруг не нужно будет залезать глубоко себе в душу, копаться там и вытаскивать самые сокровенные эмоции наружу? Руки-то будут по локоть в крови. Там ее много. Люди резали по сердцу ножом, задевая ту самую область, где хранились некогда любимые вещи. По приданиям, этот орган умел не только качать кровь. Он умел любить и чувствовать. Глупо, конечно, но как еще объяснить тот факт, что после остановки сердца человек не чувствует больше ничего? – Я чувствую себя поразительно… живой, – игривым тоном изрекает будущая Хранительница. Бодрым таким, слегка шутливым, будто Панда довольна своей жизнью на все сто процентов. – Не жру себе мозг днями и ночами, не мечтаю отрубить руки случайно прикоснувшимся ко мне прохожим и замечательно провожу время на искусственном позитиве, – хотели правду – получайте. Доставка бесплатна. 
Стоянка. Недолгая прогулка между машинами. Красный «Мерседес», зазывно поблескивающий в свете тусклых ламп… как же Дора обожала красивые вещи! После той самой ужасной трагедии вкусы девочки слегка изменились, изменилось отношение к миру и к себе самой. А вот любовь к дорогой качественной одежде, красивым аксессуарам и мощным машинам осталась все такой же, какой была несколько лет назад. Ух, зверь! Цвет классный! Интересно, на крыше имеется люк?.. Его наличие бы обрадовало. В случае экстренной необходимости девочка вылезет наружу и убежит в неизвестном направлении. Шутка! Но доля правды… сами знаете.
– Ого… классная машина! – сдержаться не получилось. Девушка провела рукой по капоту. Вау. Ее велосипед с таким транспортом едва ли сравнится. – Я… нет, знаете, я лучше поеду на переднем сидении, – обреченный вздох прилагается. Нет, нельзя ей садиться за руль. Это чревато… последствиями. – У меня руки не из того места растут, – решила внести ясность юная бестия, залезая внутрь и пристегиваясь. Давно она не ездила на таких крутых тачках. Красный Пежо Чарли не в счет. – У меня есть права, которые я получила потом и кровью. Учила теорию, сдавала всякие экзамены, но в результате… как бы сказать… – брюнетка беспомощно разводит руками, – я типичная женщина в самых худших ее проявлениях. Таких, как я, в народе называют обезьянами с гранатми. Не могу водить. Постоянно во что-то врезаюсь, – «День можно считать удачным, если я сбила мусорку, а не человека», – или что-то врезается в меня. И готовить не умею! Поэтому я буду надоедать вам здесь – на пассажирском сидении, чтобы наша прогулка не привела нас на кладбище, – дружелюбная улыбка озарила лицо американки. Несколько лет назад ее бы не волновали собственные корявые руки. Сейчас все не так. Сейчас все иначе. – Мисс Лиана… а куда мы едем?..
А не плевать ли?..

Я жутко извиняюсь за мои феерические задержки...

Врала ли Панда? О нет, она не врала.
Врать девочка никогда не умела. Не потому, что Бог решил отложить актерские способности для более достойного человека, просто… ей не нравилось. Она не любила вешать лапшу на уши, а еще считала, что искренние и честные ответы обезоруживают противника в словесном споре. Вот тебе говорят: «ты слишком много красуешься!», а ты такой: «ну да, а что, мне нельзя этого делать?». И все! Представляете, как удивляется собеседник? Он-то ожидает услышать что угодно, кроме правды. Взрыв мозга! Неожиданность! На протяжении девятнадцати лет мисс Витман уверенно выдавала людям правду, смущая их своей откровенностью и изредка выводя из душевного равновесия. Однажды она даже призналась одному парню в симпатии, когда они проводили инвентаризацию. Это было неожиданно и очень странно. Впрочем, не стоит вспоминать о том дурацком случае. Именно с признания и начались все проблемы. Кстати, о признаниях. Юная американка не кривила душой: антидепрессанты выгоняли из хрупкого тельца плохое настроение вкупе с паранойей, дарили мнимое спокойствие и внушали веру в то, что мир – не такое дерьмо, каким кажется с первого взгляда. А веры не хватало. Ни в собственные силы, ни в наличие смысла жизни, ни в любовь, ни в дружбу… ни в продуктивность бесед с психологами. Взять того же Кертиса: симпатичный молодой мужчина с серыми глазами и темными вьющимися волосами. Его работа – брать чужую боль на себя. Согласитесь, психологи именно этим и занимаются – проецируют душевные раны пациента на собственную душу. Так вот, мистер Фокс изо всех сил старался понять свою юную пациентку. Нет, он не просто повторял заученные фразы и пичкал бедную девочку препаратами, признавая свое полное и бесповоротное поражение. Реально старался помочь. Выводил ее на прогулки, придумывал забавные игры, давал какие-то тесты... ну, знаете, с несколькими вариантами ответов. И Нора очень ценила его энтузиазм и добросердечие! А толку? Сомнений в том, что он классный мужик, у нее не было. Он и психолог классный, но разговоры с ним помогли мисс Витман лишь частично. А хотелось, чтобы помогали лучше, чем таблетки Прозака.
– С какой стати я должна вам врать? – ей ли, маленькой неопытной девочке, рассказывать дипломированному психологу о том, как действуют препараты? Возможно, кому-то они и приносят вред, однако Дора не слышала ни об одном подобном случае. Антидепрессанты – это антидепрессанты. Они ПРОТИВ депрессии, а не ДЛЯ нее. Разве из-за них может ухудшиться настроение? – Апатию я чувствую тогда, когда не принимаю их. Я понимаю, что жизнь на таблетках – это не жизнь, но пока я не могу от них отказаться. Мне так легче и проще, – бывали дни, когда абсолютно не хотелось вставать с кровати. Потому что лекарства кончились. Потому что вернулась подавленность. Пусть Панда превратилась практически в наркоманку, пусть! Зато она встает по утрам. И не просто встает! Идет на работу, разговаривает с людьми, сидит с Пейдж и пишет длинные смски родителям, где рассказывает о своем веселом времяпрепровождении. – Да нет, это не отвратительно, когда тебя понимают, – пожала плечами юная американка, всматриваясь в лицо Лакиши и отмечая, что у нее очень красивые голубые глаза. Или серые?.. В общем, цвет светлый и очень приятный. Такой, знаете ли, почти небесный… а небо всегда ассоциировалось у будущей Хранительницы с надеждой. – Это даже хорошо. Но дело в том… – она на секунду замолчала, закусывая нижнюю губу, – что я не хочу, чтобы меня понимали, – Панде намного больше хотелось, чтобы ее прижали к себе, обняли, погладили по голове. Поговорили с ней о каких-нибудь отвлекающих мелочах вроде ее самой любимой песни или планов на новый год. Он ведь скоро, да?.. Всякие огоньки, гирляндочки, елочки… еще один праздник, который не изменит общим счетом ничего. И если раньше Пандора относилась к нему с трепетом, то сейчас считала его лишь поводом нажраться. Люди растатут, мнения меняются… не всегда в лучшую сторону. Жалко, конечно, но реальный мир – он такой. «Чарли наверняка устроит целое торжество! Красиво украсит дом, приготовит много вкусной еды и попытается поднять мне настроение. И будем мы праздновать дома, только вдвоем. Ну, втроем, если считать маленькую Пейдж. Блин, а раньше все было по-другому… народу набирался целый особняк! Я не знала и половины. И в этом был кайф. Новые знакомства, танцы, веселье… но теперь это не про меня. Теперь очень многое ко мне не относится».
– Легче зайца научить курить, чем меня – не сбивать мусорки, – и это правда. Некоторые люди предпочитают отрицать свои недостатки, мол, «это не я криворукий, это день плохим выдался». Панда так не умела. Точнее, в годы безбедной юности, девочка обижалась на всех, кто не считал ее совершенством. А сейчас… ей было легче признать свои недостатки. Да, у нее ветер в голове, да, она не умеет водить и готовить, да, она болтает без умолку. Ну и что?– Нет-нет, ты очень молодо выглядишь, просто родители меня приучили обращаться на «вы» ко всем, кто хоть немного старше меня, – воспитывалась в интеллигентной и богатой семье, как-никак. – А мы едем в парк аттракционов? Ого, здорово, – по крайней мере, банальный сеанс с психологом превращался в нечто очень любопытное. И это не могло не радовать. – Я там работаю, поэтому можем прокатиться со скидкой, – горделиво подметила девушка, улыбнувшись одним уголком губ. Принесла пользу, ура! Давно она этого не делала. – А вообще… – мягкая улыбка сошла с лица, – что тебе нужно узнать, как психологу? Лично Кертиса долго интересовал вопрос, почему я пошла гулять поздно ночью в тот день, когда меня похитили. Просто я не люблю гулять одна. Это все знают, – да, просто в одиночестве Пандора начинала дуреть. – Ему я не рассказала. Но тебе могу рассказать, если ты, – она понизила голос до шепота. Интересно, зачем? В машине, кроме Лакиши и Панды, больше никого не было, – сохранишь все в секрете.

Почему Лакиша думала, будто никто не копался в голове Норы и не учил ее жить? Этим занимались все: и родители, и Кертис, и даже Чарли Эндрюс, талантом которой были точно не разговоры.  «Прекрати принимать антидепрессанты и займись усиленной терапией! Сходи к врачу, расскажи о собственных переживаниях! Тебе станет легче!» — родная мать считала, что это очень просто – пережить случившееся и превратиться обратно в самовлюбленную девицу из богатой семьи. Нет, это не было просто. И, наверное, никогда в жизни мисс Витман не чувствовала той безысходности, в которой находилась сейчас. Она не знала, куда себя деть, чтобы от нее спрятаться. Забаррикадироваться в шкафу? Уйти на поиски Нарнии? Поступить в Хогвардс? Одна идея охренительнее другой просто. Психологически проблемы, в отличие от материальных, имели одну неприятную особенность: от них нельзя было просто так убежать. Неважно, сменишь ли ты район или континент – душевные болячки останутся вместе с тобой. Потому что это их прямая обязанность.
– У тебя есть психолог? – удивление Норы можно списать на неопытность и тотальную неосведомленность. Откуда же она знала, что хирурги не оперируют сами себя, корректоры не редактируют собственные тексты, а психиатры держатся подальше от личных переживаний, чтобы не сойти с ума окончательно. И забавно, и странно. Такие вещи являются прямым доказательством того, что нельзя постигнуть этот мир полностью. – Ничего себе. Твоя профессия – она довольна пугающая… – тихо вымолвила Дора, но тут же в испуге распахнула свои карие глаза и усиленно замахала руками, – в смысле, она чудесная, да! Но… почему ты стала психологом, если сама чувствуешь дискомфорт, когда общаешься со своими коллегами? – это как бояться огня и с удовольствием посещать файер-шоу. Это как остерегаться инфекции и плавать в сомнительном пруду, где стоит табличка «купаться запрещено». Это как… черт, так много сравнений, и каждое является удачным! Вот Панда никогда в жизни не станет заниматься психологической помощью. Слишком эгоистична, слишком труслива, слишком плохо разбирается в подбадривающих речах. На себе успела испытать, что банальное «всё образуется», брошенное хорошим человеком из благих побуждений, меняет очень немногое. Ну, приободряет… ну, дарит ощущение спокойствие на несколько нестабильных мгновений. А в целом… все остается так, как оно было раньше. Говорят, слова обладают мощной силой – менять сознание тех, кому предназначено сказанное. Ложь ли это? А если не ложь, то почему сила слов никак не действует на Панду? Удивительное невезение, хоть книгу про него пиши… «Пандора Витман и сто сорок три несчастья», «Пандора Витман и смерть от собственного любопытства», «Пандора Витан и еще парочка несчастий, нашедших ее даже на том свете»… Отличная трилогия, по ней бы и фильм отменный сняли. А режиссером нужно сделать Тима Бертона, чтобы атмосфера безысходности и грусти чувствовалась каждой клеточкой тела. 
– Я не знаю, насколько это важная информация, но… – на секунду брюнетка замолчала, цепляясь пальцами за ленточки на топе и пытаясь сотворить из них полноценный узелок. Когда-нибудь нужно рассказать об этом профессионалу. Черт знает, изменится ли что-то, но попытка – не пытка… – Мне тогда нужно было погулять одной, поразмышлять. Я жутко, просто дико влюбилась! Знаю, бред полный, – подростковые симпатии никогда не бывали серьезными. Их поднимали на смех, осуждали, считали «идиотизмом чистой воды» и переводили в ранг временных проблем. Пандора не спорила, потому что сама понимала, что когда-нибудь чувства к брату Чарли сойдут на нет. И все же… самое обидное и больное во всем произошедшем было то, что человек, который когда-то называл себя твоим другом, не поддержал тебя в самый трудный момент. Забил, бросил, оставил на произвол судьбы ради какой-то девицы с кедами, коих миллион по всему свету. Таких, как Панда, тоже имелось целое множество, но рядом с ним была только она. И ей нужна была его помощь. А он просто наплевал на все это. Как всегда. – Да, бред. Только после того кошмара, что я пережила, больнее всего было осознавать, насколько равнодушно ко мне относится человек, которого я считала близким. Не парнем, не любовником, просто близким. Способным вытащить меня из ямы глубокой депрессии одним лишь словом. К сожалению, мой предмет симпатии… он не только исчез из моей жизни. Он дал мне надежду на то, что между нами происходит что-то важное. А потом бросил меня, даже не сказав мне об этом. Я потом сама узнала: приехала к нему в гости и застала его целующимся с какой-то незнакомкой. Моя ошибка, наверное, – тыльная сторона ладони легким движением вытерла красные глаза, чтобы не дать хозяйке разрыдаться. Казалось бы, столько времени прошло, а больно так же, как и тогда.
– Когда мы уже приедем? – сбить накал от грустных воспоминаний можно даже бессмысленным вопросом. Это самый легкий способом, когда рядом нет ни таблеток, ни алкоголя, ни хорошей комедии с Джимом Керри.

Теперь у Панды появилась возможность глумиться над Кертисом.
Нет, вы подумайте только, этот вежливый, статный и симпатичный мужчина просиживает штаны в кабинетах своих коллег! Но не делится с ними методиками, а старается вправить себе мозги. Еще одно доказательство того, что человеческий разум – штука непостижимая, и его нельзя изучить до конца. Интересно, психологи понимают, насколько их работа… абстрактна? Насколько она несовершенна? Насколько она нестабильна? Психика меняется под воздействием тысячи факторов; иногда – в ту сторону, которую возможно предсказать, а иногда – в ту, о которой никто ничего не знает. Несомненно, ученые могут изучать океан, мир, космос, сознание, только вот всех секретов вселенной они никогда не раскроют. Они очень хотят, чтобы было наоборот. Но есть вещи, которые ни в коем случае не должны стать понятными.
– Какой ужас, – без единого намека на иронию произнесла Панда, скрещивая руки на груди. Интересно, почему представители данной профессии не сходят постепенно с ума? Каждый день иметь дело с больными на голову людьми – удовольствие сомнительное. Особенно, если ты работаешь с шизофрениками или с теми, кто мнит себя Джастином Бибером или Наполеоном Бонапартом. Знаете, что в этом самое страшное? А самое страшное вот что: если есть люди, у которых однажды поехала крыша, и которые смогли выйти за границы сознательное, значит, мы – несовершенный механизм. И мы можем сломаться в абсолютно любой момент. – А у тебя есть дети? – Пандора постаралась сменить одну щекотливую тему на другую – более нейтральную. Иначе она начнет задавать вопросы, узнает больше о профессии Лакиши и станет бояться этого мира сильнее, чем прежде. К черту. Разговоры о семье всегда настраивают на дружелюбный лад и немного расслабляют. Даже в том случае, если твоя семья состоит из личностей придирчивых и неспособных на глубокие переживания. И сидишь ты такой, страдаешь, сопли на кулак наматываешь, а единственный совет, который дает тебе отец, остается примерно таким: «да ладно тебе, чаю выпей и постарайся не думать об этом». Господи, спасибо за помощь! Но чай не решает проблемы.
Снова повисла тишина. Воспоминания нахлынули на будущую Хранительницу огромной волной, погружая в рождественские праздники, дни рождения, хэллоуины и прочие веселые события, которые она привыкла встречать вместе с теми, кого любила. Как было с Ромой? С ним никак не было. Он всегда будто находился где-то сбоку, стараясь не привлекать внимания своей маленькой поклонницы, пока он медленно попивает пунш и думает о том, какая она удивительно милая. Ты очень милая и забавная, жаль, у нас с тобой ничего не выйдет. А ты пытался? Ты пытался сделать так, чтобы вышло? Не помним такого. В любом случае, каким бы привидением он ни являлся, его присутствие всегда чувствовалось. На каждой вечеринке и на каждом теплом семейном вечере. Рэна хотела видеть мать, и Панда понимала, что отнюдь не из-за делового интереса. Огорчаться не получалось, поэтому девочка прикладывала все усилия для того, чтобы провести побольше времени со своим предметом безудержно глупой и детской любви. А он ее променял на такую же безудержно глупую и необоснованную любовь. Так бывает. Люди бросают нас и делают нам больно. И от этого нельзя застраховаться никому. Нигде. Никогда.
– Ты так добра, – лицо озаряет дружелюбная улыбка. Признаться честно, после работы оператором начинаешь побаиваться аттрационов, потому что предельно четко осознаешь, какие рукожопые люди ими заведуют. Никакого колеса обозрения и никаких прочих увеселительных мест. А вата – это тема! Вату можно! – Я побаиваюсь кататься на этих смертоносных машинах. Поэтому… можно мне газировку и попкорн? Отлично подходит для лечения душевных ран, – сладости никогда не оставляют тебя в плохом настроении. Хотя говорят, что в таких случаях стоит кушать шоколад тоннами, а не насиловать печень при помощи воды с пузырьками. – А… да, старше, – произносит на выдохе и якобы безразлично пожимает плечами. – Такие у него глаза. И голос тоже… такой, – Дора пока что не смогла найти красивее. Да и вряд ли найдет, конечно, пока вся эта ванильная любовь не выветрится у нее из головы. – Лакиша, – внезапно выдает девушка, – ты знаешь… мне очень не хочется с тобой расставаться, но я обещала помочь своей опекунше. Может, договоримся насчет другого сеанса, и я пойду? Не знаю, сможешь ли ты мне помочь, и все-таки… – она загадочно промолчала. Имея в виду что-то вроде:
Не знаю, сможешь ли ты мне помочь, и все-таки... я дам тебе шанс попробовать.