Священник беззвучно приоткрыл рот, замирая, несколько раз выдал какой-то тихий бессмысленный звук, словно порывался что-то сказать. Поняв, что пауза нервирует их обоих, он выдохнул со словами:
- Сын мой…
- Я вам противен?
- Для меня все равны. И я скажу тебе то же, что сказал бы любому другому: ты должен усмирить свою похоть и дождаться, пока она созреет для любви.
- Мне не нужна её любовь, - грубо пробасил прихожанин, - мне нужно только её тело. Я хочу взять её силой и накрыть ладонью её вишнёвые губы, - он схватился пальцами за деревянную решётку, шипел и скалился, - чтобы она безмолвно билась подо мной, ненавидела меня и плакала от ужаса и боли. Я хочу разорвать её на части. Растерзать, удушить и сбросить в ближайший водоём… - но затем стих и нездорово усмехнулся, - Так это было, святой отец? Так вы с ней поразвлекались?
- Я вызываю полицию, - спокойно произнёс священник и поднялся со своего места. За стеной исповедальни раздался зычный щелчок затвора крупнокалиберной Беретты. Этот звук усадил его на место.
- Вызывай. Я и с ними разберусь, – спектакль был окончен. Не было больше ни благоговейного трепета в голосе, ни особой таинственности и стыдливой неуверенности.
- Давай поговорим, - дрожащим голосом попросил священник, - я расскажу тебе правду.
- Я не сумасшедший фанатик с оружием и не одуревший от горя родственник, - улыбнулся прихожанин.
- Сколько они заплатили тебе? Я заплачу больше! Я подарю тебе такую власть в этом городе, о какой ты даже не мечтаешь!
- Моя власть неоспорима, куда бы я ни пришёл. И ты это знаешь. Разве тебя не предупредили о моём приезде?
- Они говорили, что ты наш соратник, - священник тяжело сглотнул, сжимая в кулаки бесконтрольно дрожащие руки в морщинах.
Прихожанин сдержанно рассмеялся:
- Насколько же самоуверенными и тупыми нужно быть, чтобы посчитать саму Смерть своим соратником? – он поднялся и вышел из исповедальни. Священник, содрогаясь всем телом, вышел следом и взглянул в голодные глаза Гадюки.
- Прошу, давай поговорим, - пролепетал старик, - разве стоит отказываться от выгодной сделки из-за какой-то девчонки?

***
- Если ты убьёшь его сам – тебе станет легче.
- Я не хочу, чтобы мне становилось легче.
Хён Джун уже давно различал запах крови среди всех других, как бешенная охотничья собака. Этот запах был его верным спутником, его извечным преследователем. Но он не обращал на него внимания, пока на джемпере Элиаса Павлидиса багряным цветком не распустилось кровавое пятно . Теперь они оба сидели на полу большой и светлой кухни съёмной квартиры, Вайпер зашивал глубокий импульсивный порез на руке заказчика.
- Селфхарм, - объяснил Элиас, - это попытка заглушить душевную боль физической. Это когда ты настолько сильно ненавидишь себя, что успокаиваешься, лишь нанося себе увечья… - заказчик посмотрел на зашитый до половины порез, - Я спрашивал Бога… Сможет ли он когда-нибудь простить меня за то, что я наделал. Но я настолько омерзителен, что он молчит.
- Молчание Бога не может быть ответом, - без эмоций произнёс Вайпер, - Говорил ли он с тобой, когда ты плакал на похоронах своей дочери? Говорил ли он  с ней, когда в тот самый день она шла в церковь? Он нем, глух и туп, - кореец поднял на Элиаса пустые чёрные глаза, - Внимай к тому, кто исполнит твоё желание.
- Я хочу, чтобы ты знал, - Павлидис зажмурился, сжимая зубы и сдерживая слёзы, - После того, как ты всё сделаешь… я покончу с собой.
- Это твой выбор.
Хён Джун не спрашивал, откуда у школьного психолога деньги на наёмного убийцу. Очевидно, Павлидис копил на обучении дочери. Нике любила математику, занималась плаваньем и пела в церковном хоре. Прошло всего два года со дня смерти её матери, и Элиасу приходилось воспитывать её самостоятельно. Он не мог знать, что тело Нике найдут в коллекторе реки Эридан. И что у священника, который изнасиловал и убил его дочь, хорошие связи. В тюрьму посадили какого-то мелкого уголовника, а отец Агапит продолжил читать проповеди в церкви преподобного Авксентия Вифинского.
Четвёртый Всадник не знает ни жалости, ни справедливости. Но знает ненависть. И ненависть к тому, кто осквернил своими деяниями имя Господа, переполняла его чашу, лилась через край. И сегодня в этой ненависти захлебнутся все.

***
- Избавь меня от своих дешёвых унизительных предложений, - Вайпер вытащил из кобуры пистолет и приставил холодное дуло к чужой шее, - Я пришёл убить тебя, ну так прими это с честью.
- Я не верю, что для тебя это дело принципа, - старик криво усмехнулся, - У тебя не может быть моральных устоев, ты наёмник, перебежчик, охотник за наживой. Они зовут тебя самой жадной тварью в Азии. Какое право ты имеешь меня судить?
- Судить? – Вайпер вскинул брови, - О, нет. Я лишь орудие: «…и дана ему власть над четвертою  частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными». Я морской змей, удушивший Лаокоона и его сыновей, я Левиафан – «царь над всеми сынами гордости», я Пифон, девятью кольцами обвивший выси Парнаса. У меня нет власти судить - я создан устрашать грешников.
- Послушай, - священник вытянул шею, всхлипывая, - я не виноват. Это она… она совратила меня, она не оставила мне выбора! Я боролся. Клянусь тебе, я боролся… - и он едва ли не плакал, - Но разве я мог устоять? Она сама пришла ко мне, она просила меня. Я лишь сделал то, чего она просила. А потом… ты должен меня понять. Нике, эта маленькая дрянь шантажировала меня, обещала разрушить мою жизнь. Она была умна. Очень умна! Разве ты не поступил бы так же?
И в этот момент Хён Джуну показалось, что застрелить его будет мало. Да-да, ему нужна мученическая, очищающая смерть. Он убрал пистолет и спрятал его в кожаную кобуру под длинным чёрным пальто, пропахшим смесью табака и одеколона. Агапит опустил руки, несколько раз резко выдыхая, поднимая на убийцу благодарный взгляд. Ещё мгновение ему было подарено, чтобы насладиться иллюзией безопасности.
Вайпер схватил его за грудки и потащил к алтарю, зажав кричащий рот рукой в кожаной перчатке. Старик бился, словно рыба, запутавшаяся в сетях, даже успел вскрикнуть перед тем, как его голову опустили в купель, полную святой воды. Он конвульсивно бился и пускал пузыри, захлёбываясь, а Хён Джун топил его с ненавистью, какой прежде никогда в себе не замечал. Он ничего не ощущал, выполняя заказы, убийство для него ничего не значило. Но тогда казалось, что всё тело охватило какое-то удивительное, яркое чувство. Оно разливалось по венам и будоражило кровь, заставляло сердце колотиться на пределе, до боли в груди, до беспамятства. И лишь когда чужое тело в руках обмякло, вместе с чужой жизнью ушли и эмоции. Внутри всё мгновенно остыло и окаменело. Труп безвольно сполз на пол, Хён Джун с удовлетворением смотрел на посиневшее перекошенное лицо утопленника:
- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
За мозаичными окнами храма проснулось солнце, цветастые огоньки затрепетали на древних фресках. Крики монахинь и верующих, пришедших крестить ребёнка, поднялись к сводчатым потолкам, задымились погасшие восковые свечи под образами.

***
Охапка матовых багровых роз, перевязанная траурной чёрной лентой, легла на плиту из мраморной крошки. Ким Хён Джун смотрел на высеченные по камню надписи, когда кто-то озвучил их вслух:
- Элиас Павлидис. Нике Павлидис, - Раннельс поставил у памятника бутылку молока и усадил рядом плюшевого медведя.
- Зачем ты направил его ко мне? – не глядя, спросил Вайпер.
- Они много говорят о тебе.
- И что же они говорят?
- Что ты не человек, - Томми сунул руки в карманы, - Я надеялся, что ты сделаешь всё как всегда. Бесстрастно, бесшумно, чисто.  Мне казалось, что если кто и сможет  совладать с эмоциями, то это будет ублюдок вроде тебя. Но даже ты не справился. Выходит, Вайпер, они неправы? – вор усмехнулся, глядя на неподвижно стоящего киллера.
- Вот ты и выдал себя, крысёныш, - Хён Джун наконец повернулся к собеседнику, улыбаясь - Чем же ты так насолил им? Кому перебежал дорогу? Неужели они настолько пугают тебя, что ты решил спрятаться за мной? Видимо, ты понадеялся, что если они узнают мой подчерк, то затихнут ненадолго. Как низко искать спасенья в чьём-то горе…
- Можешь говорить что угодно, - рявкнул Раннельс, - я набрал так много информации, что могу  схватить их за яйца с любой стороны. Но я хотел ему помочь.
- Ничего, мой мальчик, - Вайпер пожал плечами и развернулся спиной к могилам, - криминал и тебя скоро исправит. Будешь таким же, как я.
- Не пытайся казаться хуже, чем ты есть, - швырнул Том в спину уже уходящему киллеру, - Я знаю, что это ты оплатил его похороны.
- Я всего лишь вернул Павлидису деньги за заказ, с которым не справился, - вернул их потому, что убивал в ту ночь не Вайпер. Убивал Ким Хён Джун.