Внешний вид.
- Солнце умирает с закатом, - тихо молвит Клеопатра, отправляя свой завет наливающемуся краснотой солнцу.
Шорох шагов то становится тише, то пробуждается гремящей громадой, а после вновь затихает, уже на несколько минут. Клеопатра встала посреди одной из многочисленных тропок-ниточек Афинского парка, потому что так было угодно ее душе. В то же мгновение в ее ясных голубых глазах отразилось багрово-золотое пламя заходящего солнца, подарив выражению лица необъяснимое счастье и восторг, неописуемую детскую радость и влюбленность в окружающий мир, которая тут же сникла, стоило девушке отвернуться от слепящих лучей в другую сторону. А что, если это ее настоящие чувства? Что, если все это действительно принадлежит ей? Увы, на эти вопросы даже сама Клеопатра не могла дать ответа. Ей всегда казалось, что она знает себя, но ее никто не знает, а теперь внезапное понимание ситуации словно бы спустилось к ней, послав весть о том, что она вовсе никого не знает - никого, кроме окружающих.
Клеопатра была влюблена в солнце, но еще больше она любила ночь, предаваясь страсти именно с ней. Ее восхищала темнота, ее восхищал окружающий мрак, нарушаемый исключительно мерцанием звезд и торжественным светом госпожи-луны, одним своим существом заставлявшей девушку восхищаться бытием. Но она не могла стать доступной, потому что она - посланница древнего чудовища, и ей нравилось быть этим чудовищем, нравилось проявлять свою чудовищную натуру, раз за разом губившую множество жизней. А те жизни продолжают губить меня... Взгляд скользнул по левой руке, покрытой весьма глубокими шрамами - неприятными последствиями наказания себя за очередную ошибку, допущенную в игре под названием жизнь: новый провал - новая неприятная полоса шрама на руке, в каком-то смысле позорящая Носителя Сфинкса. Но никто, разумеется, не знал о предназначении этого кровавого ритуала, кроме тех, кто был особо близок Клеопатре. То есть, никто не имел понятия, откуда взялись шрамы на руке Клео.
Девушка и не заметила, как простояла в одной позе в течение пары минут, словно бы выжидая чего-то, что снизойдет свыше. Но чуда так и не случилось, и девушка, уподобившись ожившей статуе, вновь начала двигаться вместе со временем. В кармане завалялась пачка сигарет - она точно знала, что не могла позабыть эту маленькую, но важную деталь. Спустя пару секунд, дым уже наполняет девичьи легкие, а она медленным шагом направляется к ближайшей скамейке. В этой удивительной походке хищницы читается одновременно и опасность, и тайна, и спокойствие, и крайнее напряжение. Должно ли это как-то пугать прохожих? Лишь одного человека, который сегодня столкнется с одной загадкой... Всего одна загадка, всего один ответ: кровавая полоса на руке или смерть человеческого отпрыска? Ничто не должно помешать нам.

Одна неделя в месяц - отличный срок для любого Носителя, который не любит утруждать себя постоянным знакомством с неизвестными людьми. Одну неделю в месяц наслаждаться свободой от ненависти и агрессии, едва лишь рядом промелькнет Двуликий или Хранитель, одну неделю спокойно дышать, пока не надоест. А после все снова начнется, доставляя еще большее удовольствие от ненависти и неописуемой злобы, которая мощной волной захлестывает тебя и не дает вырваться долгое время из крепкой хватки. Повезло ли кому-то сегодня? Удастся ли избежать неприятного разговора с Хранителем или Двуликим? Подействует ли временный перерыв на "обед"? Должно быть, единственное, что волнует меня на данный момент. Но весьма и весьма удивительным показался тот факт, что именно в тот же момент рядом очутилась юная Хранительница, внушившая себе, что она находится в полной безопасности, находясь сейчас в этом парке, наблюдая за бродящими туда-сюда людьми, а после решаясь обратиться к одной из тех, кто, по ее мнению, совершенно ничем не отличается. Клеопатра видела сквозь дым сигареты лицо девушки, ее заинтересованный взор, сначала показавшийся темноволосой полным пренебрежения и неодобрения, однако, внимательнее вглядевшись в лицо собеседницы, она поняла, что девчонка вовсе не желает ей зла. Мимолетный вопрос, который ненароком сорвался с ее уст мелкой и прыткой пташкой, заставил Клео затянуть с ответом и задуматься, но это лишь помогло ей увидеть еще один мимолетный взор юной Хранительницы, истинную сущность которой Самарас чувствовала всем своим нутром. Этот взор был полной противоположностью ее аккуратному вопросу, ибо тот был полон некоего страха, испуга, когда девушка заметила многочисленные шрамы на руке Клеопатры.
- Люди - комнаты, которые наполняют себя сами. Каждая из них в полном порядке по мнению людей, живущих в этих комнатах. Вещи во мне сложены так, что не доставляют каких-либо неудобств, - бархатистым шепотом проговорила Клеопатра, сверля голубыми глазами собеседницу, стараясь прочитать все ее мысли, но это всегда было слишком трудно. - Эти полосы - клеймо судьбы. Я не знаю, какое клеймо у тебя, потому как не вижу его, но я знаю то, кем ты являешься. И ты, поняв то, кто есть я, узнаешь о моем клейме больше.
А дальше она одними лишь губами изрекла слово "Хранитель". Что-то внутри говорило именно об этом, но не было привычных вспышек агрессии, не было страха потерять самоконтроль. Все было так, словно бы Клеопатра является самым простым человеком, в миг лишившегося всех своих сил, заключавшихся именно в неумении сдерживать себя, когда рядом оказывается сильный враг. Она выпускает облако дыма, на секунду отводя глаза в сторону.

Где-то в подсознании для начала всплывает вопрос: а стоит ли раскрывать свою сущность незнакомке, которая так не желает слышать правду? Ведь правда калечит, как копье, пронзающее в самое сердце. Только правда гораздо опаснее какого-то там копья, раня не само сердце, а задевая тонкие струны лиры души. Эти струны настолько хрупки, что некоторые предпочитают хранить лиру в прочном ящичке, обороняясь тем самым от слов окружающих, а некоторые настолько привыкли демонстрировать свой талант, что инструмент никогда не пылится, и сломать его, соответственно, гораздо проще.
- В иное время я бы, ни на секунду не задумываясь, стала величать тебя врагом. Но тебе повезло дважды: ты девушка, а наша встреча произошла в нужное время. Неужели боги смилостивились? - это была вовсе не загадка, ведь ответ был и без того ясен и слишком прост, предсказуем.
Она наблюдала за заходящим солнцем, а после вновь обращалась к юной Хранительнице. Потом взгляд приковывал закат и последнее золотое тепло, исходящее от него, а затем она снова переводила глаза на незнакомую Хранительницу. Клеопатра никогда не понимала, что таит в себе истинная сила Хранителей и Двуликих, ибо просто представить себе не могла, как им живется. Должно быть, непонимание ее было сравнимо с непониманием самого обычного англичанина, наблюдающего за тем, как живется тем же американцам. Но все это было настолько обыденным и рутинным для нее, что Клео никогда даже не обращала особого внимания на подобные мелочи, и теперь, наверное, впервые в ее жизни девушку заинтересовал этот вопрос настолько, насколько раньше ее не интересовал вовсе.
- Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что значит твое клеймо? Когда клеймят раба, он начинает понимать, кто его хозяин. Когда клеймят нас, мы должны понимать, кто наш хозяин. А хозяин, несмотря на разницы во внешности, возрасте, характере и расе, у нас единый, - недокуренная сигарета отправляется в урну, стоящую совсем неподалеку, и теперь свободные руки возжелали прикоснуться к белым отметинам на руках этой девушки, изучить их внимательнее. Что-то все еще мешало сделать это Клеопатре, и она решила, что боги сегодня благосклонны к ней, как и она благосклонна к беседе. - Имя дано было мне в честь одной из египетских цариц. Самая знаменитая, самая сильная и мудрая женщина тех времен... - но решив, что такое представление своей персоны оказалось слишком уж абстрактным, темноволосая не менее таинственным шепотом поправляется в тот же момент: - Клеопатра. Носительница Сфинкса.
Простое представление стало каким-то новым глотком для Клео, ведь она никогда раньше так просто не представляла свою персону, предпочитая обыденной речи куда более красноречивые фразы. В этот раз что-то заставило ее обратить свою веру к несколько иным принципам, на минуту дав себе послабление. Неужели весь этот карнавал лишь, чтобы успокоить Хранителя? - ликовало что-то внутри нее. Ей чем-то приглянулась эта кареглазая девчонка. Было ли это веселье от наблюдения за тем, как ту грызут муки совести, или же истинное понимание ее существа? Самокопание и ряд мыслей еще помогут Клеопатре познать истину.

Разрешение прикоснуться к шрамам словно бы сломало ту невидимую грань между Носителем и Хранителем. Сломало, но не до конца... Хрупкие и холодные пальцы Клеопатры едва ощутимо прикоснулись к белым следам на теле Диксай, и она почувствовала, как какое-то доселе незнакомое чувство наполняет ее изнутри. Некая смесь понимания, печали и дружелюбия... Только спустя какое-то время Клео вспомнила, что зовется это сочувствием, и ей было необычайно легко испытать его.
- Очень редкое имя, - спокойно отреагировала темноволосая, продолжая осматривать ожоги, но уже не изучая те своими касаниями. - Никогда ранее не встречала его, как не встречала и многого в этом мире, - она выдерживает недолгую паузу, прежде чем ответить девушке на вопрос про Сфинкса. - Носители становятся таковыми не по своему желанию. Едва лишь мы рождаемся, к нам словно бы спускается покровитель, чудовище. И всю свою жизнь мы посвящаем изучению своего чудовища, своей сущности. Сфинкс - крайне тайное существо. В детстве я очень любила мифы своей родины, зачитывалась ими, прислушивалась к ним... Это помогало мне жить проще. Одна из таких легенд гласит о том, что Сфинкс загадывал загадку путникам, мужчинам. Те из них, кто не мог дать ответа, были жестоко убиты. И лишь один из всех сумел победить его. Эта история говорит обо всем, но никто никогда не углубляется настолько, чтобы узнать все. Так что мой монстр так и останется для меня неизученным полностью. Навсегда... Сегодня он впал в сон ровно на неделю...
И она остановилась, не решившись продолжить свою речь. У нее было, что сказать. У нее всегда было, что сказать... А в этот раз у нее были вопросы, потому что в одних лишь глазах она не могла увидеть ответа на них - не могла точно определить, что чувствует ее собеседница в данный момент. Предложение выпить всегда должно встречаться положительно, не правда ли? - должно быть, одного того алчного блеска в глазах Клеопатры было достаточно, чтобы понять, что она всячески поддерживает инициативу пропустить пару стаканчиков чего-либо.
- Выпить? Боюсь, я не похожа на человека, который не любит выпить, а посему всецело выражу свое согласие с данным предложением, - она ответила прямо, без каких-то отклонений на другие темы, чем повергла в непонимание самого Сфинкса, который обитал у нее в груди.
- Никогда не поймешь чего-либо окончательно, не почувствовав этого на своей шкуре. Но я понимаю тебя, хотя сама никогда не считала эти шрамы уродством. Скорее, напротив, это давало мне ощущение силы, открывало новые возможности... Но вряд ли мое клеймо играет ту же роль, что и твое, - и она замолчала, не желая развивать тему, прекрасно чувствуя, что Диксай еще не сумела смириться с этим. Некоторые раны заживают... Если верить, что они затянутся.
Клеопатра встала со скамьи, стараясь сориентироваться, куда же им пойти, но так и не смогла сдержать вопроса, который так давно ее интересовал:
- Скажи, ты не боишься? - взор голубых глаз с неким трепетом встречается с карими, тем самым выражая смысл сказанных слов. Не боишься ли ты встречаться со своим врагом? Не боишься ли ты, что что-то может пойти не так, Диксай? Скажи мне все, иначе я узнаю это лично... Но я не трону тебя сегодня, ибо так велит немая клятва, данная мною.

Клеопатра будто чувствовала настроение Диксай. Должно быть, профессия психолога творила с ней нечто особенное, никому не подвластное, кроме все тех же психологов. Порой подобная цепочка кажется даже мне несколько сложной...
- Предпочитаю что-нибудь покрепче. Да и смотреть на таких людей порой просто доставляет удовольствие и вызывает смех... - было непреодолимое желание рассказать об этом подробнее, но язык развяжется сам по себе, едва лишь почувствует вкус текилы или виски.
Клеопатра чувствовала, что Диксай действительно не совсем уютно было беседовать на тему ожогов. Все же, девушки схожи в своем стремлении быть более приятными на вид, более опрятными и прекрасными. Когда-то и Клео была такой, опасаясь малейших царапин... Что же предстает взору теперь? Девушка с сигаретами, пристрастием к алкоголю и следами шрамов на теле, которые уж  точно останутся с ней до конца жизни. Самарас испытывала какое-то особое чувство по отношению к ним, заботилась, лелеяла и знала, что в них кроется ее гордость, ее оружие и некая изюминка, коей никто иной более не владеет, - ну просто истинное сокровище. Но куда больше она хотела овладеть иными сокровищами, заполучить их все до единого, не оставить ни единой монетки на растерзание иным существам. Она мечтала стать властелином душ, знать наперед поступки каждой из них, чувствовать эмоции каждого человека, знать историю каждой души. Быть может, именно за этим она и гонялась, отвергая множество иных благ на своем пути? Лишь какие-то закутки сознания Самарас и были сведущи, самые глубокие мысли, добраться до которых она просто не могла.
- Сигарету хочешь? - с особым дружелюбием и расположением духа предложила носительница Сфинкса, уже протягивая руку за пачкой сигарет в кармане. Все же, если откажется Диксай, то отказаться от возможности подымить самостоятельно откажется только безумец. - С ней веселее, - в уме хитрой лисицы так и стояла мысль о том, чтобы навязать Ломли хоть одну сигаретку, однако лишь Бог знал, зачем это потребовалось Клеопатре. А разве так не веселее будет? - Отвечаю! - это слово прозвучало с нотками особой тайны, так и неся в себе отзвуки грома. - Заклинаю, возьми сигарету!
Клеопатре было совершенно все равно, куда они отправятся, ведь девушка прекрасно знала, что с хорошей компанией не пропадешь нигде. Ей оставалось лишь проверить свою компанию на эту "хорошесть", и дело было в шляпе. Важнее всего для нее было сейчас как можно глубже прочувствовать душу Сай, понять ее переживания - ею манипулировал все тот же юный психолог, жаждущий большего.
- Диксай... - протянула Клеопатра тихим бархатом, вновь пробуя это имя на вкус. - Поведай, откуда ты пришла? Насколько длинный путь ты прошла, добираясь в Афины?