Он держал ее так крепко! В тот момент, когда Честер отпустил руку ДжейДи, к ней пришло странное понимание сути происходящего. О нет, этот мужчина не хочет, чтобы она уходила. По крайней мере, где-то на подсознательном уровне. Оакхарт его понимала. Ей так хотелось остаться, чтобы разобраться с теми неведомыми эмоциями, возникшими у нее всего несколько минут назад. Она никогда в своей жизни не боялась так, как сейчас. Просто потому, что всё новое доставляло ей неописуемое удовольствие. Но в данный момент хотелось убежать, исчезнуть, сделать перемотку назад и не лезть не рожон. Не открывать двери, которые подначило открыть собственное любопытство. Просто свалить туда, куда глаза глядят, и навсегда забыть, что между Беннингтоном и Оакхарт возникла странная связь. Дебильная. Как в кино, знаете. Этому не было объяснения. Просто Дилан не хотела уходить и – самое важное! – не могла. То ей нужно было отвлечь врачей от Хранителя, то ей нужно было ногу зашить, а теперь… впервые с того момента, когда девчонка очнулась после потери сознания, Ди почувствовала всю палитру боли. Ногу жгло, голова кружилась и желудок был готов вот-вот самоотчиститься. Так паршиво, будто по ней пробежало стадо буйволов. Нет, мироздание просто не хочет, чтобы Двуликая пересекала порог этой палаты…
– Зашивайте, – слабый голосок бунтарки вряд ли произвел такое же впечатление, которое произвел голос адепта Ареса. Точнее, его вообще не заметили. Врачи во все глаза смотрели на пациента и не решались даже рта раскрыть, что уж там говорить о завязке диалога! Один из них шагнул чуть ближе к кровати Чеса. Как раз в тот момент, когда Дилан заметила, что пакетики с кровью исчезли. Ее снова отпустило, голова закружилась пуще прежнего. Девушка вцепилась в руку доктора, рывком разворачивая того к себе лицом. – Зашивайте, – повторила шатенка, а врачи, переглянувшись, решили не спорить со странными пациентами. Один из них попросил снять порванные штаны. Дилан сняла, оголив свои худощавые ноги, на которых в самых разных местах запеклась кровь. Потом они уложили ее, принесли воды и приступили к самой важной части – зашиванию. Мужчины старались действовать быстро и бесшумно, не желая сталкиваться с агрессией странной пациентки. Один из них, видимо, вспомнив клятву Гиппократа, попытался подойти к Беннингтону – уговорить на операцию. Плохая идея. Он снова был пойман девчонкой за штанину.
– Не трогайте его, – слабым, но решительным голосом заявила юная смутьянка, сверля собеседника сердитым взглядом.
– Милая, – с некой опаской продолжил усатый, – если он не согласится на операцию, то умрет к завтрашнему утру, если не раньше! – и Дилан не могла с этим смириться. Хотя знала, что он найдет способ встать на ноги без помощи медицины. Но даст ли медицина ему такой шанс? С таким-то надзором?..
– Когда закончите зашивать мне ногу – свалите. И не приходите, пока я не позову. Он упрямый, он не согласится, – она не знала, что это за человек. Зато было уверена в том, что коэффициент упрямства у них абсолютно одинаковый. И это пиздец. С таким действительно можно подохнуть. – Потом закройте дверь. И отойдите от палаты, – врач, конечно, с неким недоверием посмотрел на потерпевшую, однако спорить не стал. Занялся своим делом. Дилан даже не нажаловалась ему на головную боль. Нахер. Еще возиться будут дольше обычного…
И вот, доктора закончили. Накрыв зашитую ногу простыней (ДжейДи даже почти не было больно!), они удалились из палаты. Закрыли дверь. Отошли. Оакхарт, отвернувшись от Беннингтона, положила голову на ладони и уставилась на противоположную стену. Она не собиралась ничего говорить. Она не собиралась уговаривать взрослого мужчину на операцию. И уж точно она не собиралась превращаться из бунтарки в смиренную овечку, которую слишком легко выгнать. В палате повисла тишина, прерываемая редкими вздохами и громкими звонками телефонов с регистратуры. Как же шатенке было хуево! Не так, как Чесу, и все же. Она лежала на кушетке, чувствуя боль в каждой клеточке своего тела, хотя думала совершенно не об этом. Она думала, как ей, блять, хорошо. Впервые за несколько лет Оакхарт чувствовала, что никуда не хочет идти. Она хочет вот так лежать, молчать и чувствовать рядом присутствие человека, который по силе воли очень ей напоминает саму себя. Честер был таким сильным! Не только физически. И она это чувствовала, потому что дала себе возможность расслабиться. Двадцать два сраных года полного напряжения и осознания того, что никто тебя не защитит. Теперь все не так.
– Я никуда отсюда не уйду, – первой тишину нарушила ДжейДи. Ее голос звучал отважно и жестко. Слишком жестко для маленькой девочки. Беннингтон дарил своим присутствием спокойствие. Оакхарт это пугало. Однажды она может расслабиться и прекратить себя защищать. Поэтому она сейчас ненавидела Чеса. И себя. И все равно не собиралась его слушаться, потому что он не имеет права приказывать. Брюнет пытался ее обидеть, чтобы она ушла. У него почти получилось. – Я никуда отсюда не уйду, – на всякий случай повторила юная смутьянка, лежа спиной к Хранителю. Ее не интересовало, что он сейчас делает и что думает, – пока ты не встанешь и не выкинешь меня из этой палаты, – почти с надеждой в голосе произнесла Ди, прижимая замерзшие руки к груди.

Отредактировано J. D. Oakheart (01.08.2013 01:30:34)