Стаут выглядел удивленным. Ровно одну секунду. Потом удивление сменилось некой обреченностью и едва заметным вздохом. Герберт прикрыл глаза, покачал головой, затем демонстративно взглянул на свои Bulova Accutron, отмерявшие время, которое неумолимо приближалось к часу сытного ленча, и только потом вернул взгляд девушке.
– Чай. И яблоки, – Герберт повторил эти слова тоном «Ты что, серьезно?..», и взглянул на Кассандру тем взглядом, который представляет собой смесь скепсиса, недоверия, и жалости к человеку, которого лишили красивого завтрака. В данном случае человек лишил себя завтрака самостоятельно, и поэтому для продолжения разговора Стаут выбрал вкрадчивый, убеждающий, но чуть наставительный тон. – Кассандра... если это была шутка, то она вышла жестокой. А если ты говоришь серьезно, то тебе просто необходимо срочно прикоснуться к миру нормальной еды. Идём.
Герберт уверенным шагом довольного практически каждым аспектом своей жизни человека отправился показывать Кассандре место, в котором можно окончательно и бесповоротно убедиться в правильности мнения относительно того, что принятие пищи может быть не только способом продления существования, но и сверкающим шансом как отдохнуть душой, так и получить эстетическое удовольствие. Пара поворотов, и двое уже прокладывали себе путь среди спешащего по делам, ежедневным или туристическим,  народа, пока не оказались почти в самом центре Колонаки. Со знанием дела Стаут нырнул в переулок, перешел на другую, довольно широкую для Греции, улицу и направился прямиком к итальянскому ресторанчику, комфортно расположившемуся среди магазинов и ароматных кафе. 
Заметив, что двое приближаются именно к этому уютному месту, дежуривший у уличных столиков официант – настоящий итальянец по происхождению – выпрямил спину (хотя, казалось, куда уж дальше), а узнав в лицо Герберта, который уже не раз бывал в этом заведении, попытался вспомнить заказанные им прежде блюда, чтобы, если представится такой шанс, поразить клиентов индивидуальностью подхода.
Герберт поприветствовал официанта счастливой улыбкой, радостным «Buon giorno!» и молчаливым обещанием заказать что-то помимо пиццы и пасты. Или вообще не пиццу и пасту, тем самым хоть немного разнообразив будни работников итальянского ресторана.
Официант предложил расположиться на улице, чему Стаут возражать не стал, а после быстрого изучения меню Герберт уже озвучивал желаемые блюда:
– Ризотто бьянко с помидорами и базиликом, говяжий стейк по-венециански…а на закуску тушеные баклажаны по-сицилийски.
Заказ приняли с готовностью и рвением; и если в магазинах упор в сервисе был сделан на платежеспособного мужчину, то сейчас черноволосый итальянец явно старался для Кассандры: он был вежлив и учтив, хвалил свежие продукты и отличную погоду, обращаясь исключительно к девушке, при этом ничуть не заботясь о том, что она пришла не одна. То ли опыт ему говорил, что этот ланч не был свиданием в прямом смысле этого слова, то ли ему в принципе было все равно, есть ли у симпатичной клиентки кавалер – не ясно. Но своего мягкого и ненавязчивого, но все же рвения, он не убавил. Через пару минут уже были поданы столовые приборы в специальном кармашке, и поднесен тонкий хлеб. Самое время было начинать знакомство с итальянским образом обеденной жизни. Перед тем, как приступить к основным блюдам, стоило угоститься традиционной итальянской кулинарной…забавой, эдакой закуской-перед-закуской. На столе, помимо приборов, корзинки и хлебом и традиционных соли и перца, находилось еще три сосуда: один с бальзамическим уксусом, второй с оливковым маслом, а третий мог похвастаться не только наличием в себе масла, опять же, оливкового,  но и добавленными туда специями. Масло следовало налить на кусочек хлеба и наслаждаться легким вкусом вплоть до того момента, когда тебе принесут заказ.
Герберт нацелился на масло со специями, но приступать к закуске не спешил. Пока что он расслабленно наблюдал за тем, как по улице курсировали счастливые люди с огромными пакетами, как растерянно оглядывались по сторонам и шуршали огромными картами только прибывшие туристы, как с радостным предвкушением голодные исследователи занимали столики в окружающих ресторанчиках. Насладившись приятной суетой вокруг, Стаут взял в руки меню с напитками и начал изучать предложенное. Дождавшись, пока официант в очередной раз медленно пройдется мимо столика, Хранитель, наконец, не выдержал.
– Ты ему понравилась. Феруччо, нашему официанту, – Герберт сделал вид, что как бы случайно отвлекся от изучения винной карты, и хитро улыбнулся, наблюдая за реакцией Кассандры. Итальянцы всегда ценили светловолосых женщин. И, поверьте, лучше не знать, чем раньше знатные венецианские дамы осветляли себе волосы для того, чтобы приблизиться к идеалу в глазах своих супругов. – Если будешь чаще ему улыбаться, получим в подарок еще один бокальчик кьянти.

Отредактировано Herbert Stout (19.08.2013 19:27:22)

Герберт взглянул на Кассандру поверх винного меню со смесью восторженного удивления и удивленного восторга. Признаться, он ожидал, что девушка или смущенно улыбнется, или начнет с интересом рассматривать снующего туда-сюда заинтригованного посетительницей официанта, или же всем видом покажет, что такое с ней происходит постоянно, и этот лишний интерес просто тонет в море других взглядов… Но нет, Кассандра вновь смогла удивить Герберта. Она ответила на его выпад своим, причем так умело, что Стаут даже опустил винную карту пониже, обратив все внимание на сидящую перед ним Кассандру.
– Туше. Но спорим, что ты этого не сделаешь? – рассмотрев девушку, представшую в новом свете, Стаут снова вернулся к карте и со спокойным видом перевернул страницу, надеясь хоть в этой части найти кьянти нужного ему года и места розлива. Очередной этап поисков продлился недолго и был нежно прерван хорошим, и очень приятным вопросом. Значит, не зря он привел девушку именно в этот ресторанчик.
– Я рад, что тебе здесь нравится, – Герберт опустил карту на столик и снова посмотрел на проходящий мимо народ. – Не знаю, наверное, чутье.
Мужчина тепло улыбнулся Кассандре и кивнул в сторону входа в заведение, как бы обозначая тем самым все кафе, арткафе, рестораны и более расслабленные ресторанчики в целом:
– Сначала ты учишься искать лучшую игровую площадку, потом самый уютный паб, желательно с фортепиано и камином с креслами и диванами…потом бар, а потом начинаешь безошибочно чувствовать такие вот ресторанчики. На расстоянии, – добавил с веселой улыбкой Герберт и легонько похлопал по кожаной обложке винной карты – рядом возник официант, расставив огромные блестящие тарелки с баклажанами по-сицилийски, и спросив по поводу «чего-нибудь попить».
– Нам что-нибудь из Кьянти Классико, желательно постарше, на ваш отличный вкус. Спасибо, – с вежливой улыбкой Стаут передал винную карту очень услужливому по очевидной причине Феруччо, и тот удалился исполнять очередной заказ.
Принесенные на закуску баклажаны пахли дымом углей и итальянской остротой приправ, сушеным орегано и черным перцем, оливками, солеными каперсами и свежими, спелыми, обжаренными на крохотном количестве масла помидорами. Лепестки миндаля, обжаренные, в свою очередь, без всякого масла, привносили в эту свободную картину изящества и напоминали о том, что даже в такой «простой» закуске можно найти прекрасное.

Стаут посмотрел на свою порцию и усмехнулся, явно что-то вспомнив:
– Когда мне было лет восемь, отец – по наставлению матери, как я сейчас понимаю – решил познакомить меня с «высокой кухней». Мы тогда только недавно переехали в Лондон, он выбрал лучшее место, которое мы могли себе позволить после тяжелого в определённом смысле переезда, и заказал что-то…
Герберт задумчиво посмотрел куда-то наверх, стараясь отыскать в памяти то самое блюдо.
– Что-то из спаржи, крохотное зеленое месиво на огромной тарелке. Меня это так расстроило…мне ведь, как взрослому, хотелось рыбы с жареной картошкой в огромном пабе, а тут – спаржа в соусе. В общем, я сбежал, и вернулся только когда стемнело. – Герберт невесело улыбнулся и принялся доставать столовые приборы из кармашка. – Знай я тогда то, что знаю сейчас, ни за что бы не стал терять эти часы, которые мог бы провести с отцом. Мне бы хотелось, чтобы сейчас со мной было что-то большее, чем просто его имя в качестве моего второго…
Как-то незаметно на столе оказалась бутылка с бокалами, в которые опытный официант уже успел разлить темное вино. Оставив бутылку на дальнейшие заботы со стороны Стаута, Феруччо опять отошел, не забыв одарить Кассандру осторожным взглядом; Герберт же улыбнулся и кивнул на тарелку Кассандры.
– Попробуй, это очень вкусно. И тебе нужно успеть справиться с ними до того, как принесут ризотто.

Отредактировано Herbert Stout (10.10.2013 01:28:39)

– Да, приятного аппетита, Кассандра, – Герберт расправил сложенную конусом белую салфетку и положил ее рядом с тарелкой.
Еда девушке явно нравилась, и хотя бы на счет этого можно было быть спокойным. Не то, чтобы Герберт переживал из-за  того, что практически в буквальном смысле выдернул Кассандру из особняка и заставил ее поехать в Центр… нет, Стаут не переживал, но одновременно, не будучи самым глупым представителем рода человеческого (ну, почти просто человеческого), прекрасно видел ее настроение относительно подобных походов. А когда человеку возня среди вешалок и вещей удовольствия не доставляет, сложно гордиться своим поступком.
Но вот ресторан, кажется, оказался неплохой идеей. Стаут вообще не помнил, чтобы хоть раз видел Кассандру за обеденным столом. Он, конечно, редко появлялся в особняке в обеденное время, и она вполне могла питаться нормально либо тогда, либо, что вероятнее, кто-то мог водить ее на обед в город. Но и в этом случае во время, когда другие обычно ужинают, в общей кухне едой не пахло. Признаться, Герберт уже начал подумывать о том, чтобы не только время от времени приносить продукты, но и готовить хоть что-то и хоть сколько-то, чтобы внутренности холодильника эгейнствоцев перестали напоминать самые страшные постапокалиптические картины из коллекции «Два часа после Катастрофы». Но здравый смысл и опыт по наблюдению за скоростью исчезновения принесенных упаковок со съестным на этой неделе подсказывал, что никакой приготовленной еды не хватит и на день, так что мысли о массовой кормежке испарились подобно утреннему туману. То есть тумана-тире-мыслей как таковых не осталось, но настойчивая прохлада-тире-пугающая пустота холодильника периодически о них, мыслях, напоминали.
– За меня можешь не переживать, я справлюсь со своей порцией, и поваров обижать не собираюсь, – телефон в кармане коротко пиликнул, отвлекая хозяина от баклажанов. Герберт со слегка озадаченным видом отложил вилку в сторону, достал телефон и, едва начав читать сообщение, нахмурился.
– Мы неприличное количество недель подбирали клиенту дом, месяц готовили документы, а теперь он говорит, что не сможет жить в этом месте, – Стаут закинул телефон во внутренний карман и проникновенно взглянул на Кассандру. – Знаешь, почему? Потому что он вдруг обнаружил репродукцию «Лилий» Ван Гога в коридоре второго этажа. И он не хочет иметь ничего общего с домом, в котором «витает дух постимпрессионизма». Не знаю даже, что меня расстраивает в этой ситуации больше: то, что теперь придется начинать всё заново, или такое странное отношение к Ван Гогу?
Хоть Герберт и предоставил самому себе выбор: работа или обида за искусство, со стороны было гораздо понятнее – честь Винсента Ван Гога безоговорочно оказалась дороже всяких пропавших трудов, и это явно читалось на лице Хранителя.
Тем временем количество баклажанов и томатов в тарелке Кассандры поубавилось, а так как ризотто с говядиной все еще доводили до совершенства где-то на кухне ресторанчика, Герберт решил немного скрасить ожидание.
– Дай-ка мне руку, – с легкой улыбкой на губах Стаут облокотился о стол и протянул девушке раскрытую ладонь: маленький фокус в качестве развлечения никогда не повредит, верно?

Прежде чем подать руку, Кассандра ненадолго, но все же замешкалась, чем изрядно повеселила Стаута:
– Посмотри-ка… ты что, мне не доверяешь? После всего того, что мы пережили той ночью? Как это нехорошо.  И мы еще говорим о чьих-то причудах…
Герберт несильно сжал левую ладошку, которой девушка все-таки решила рискнуть, и накрыл ее своей свободной раскрытой ладонью.
– Красивые руки… – негромко проговорил мужчина, прежде чем закрыть тонкие линии своей рукой, после чего с хитрым блеском в голубых глазах посмотрел на девушку.
– Не беспокойся, я не занимаюсь подобными вещами. Зато, – он снова опустил взгляд на руки, – я могу тебя немного развлечь.
Хорошо, что на днях Герберт потратил пару-другую часов на прогулку за окраинами города, и сжег там столько фруктов, что их хватило бы на…впрочем, нет, эгейнстовцы все равно одними фруктами не стали бы питаться. Зато теперь можно было потратиться на крохотную демонстрацию для того, чтобы просто скрасить общее ожидание. Никто не заметит, а польза, хоть какая-то, да будет.
– Everything I touched was golden… * – тихо пробормотал Герберт; его ладонь потеплела, отдавая мягким жаром летнего утреннего солнца, а когда Хранитель убрал руку, ладонь Кассандры засветилась золотом. Тонкая невесомая пленка настоящего желтого драгоценного металла играла крупными искрами на немного ленивом осеннем солнце, совершенно точно повторяя каждую линию ладони, а стоило встряхнуть ладонь, как тонкое золото бесшумно осыпалось вниз драгоценным конфетти, мягко растворяясь, едва касаясь поверхности стола.
– Теперь можешь с гордостью говорить себе, что у тебя золотые руки. Правда, продлится это только несколько минут, но ведь это было, верно? – Герберт с беспокойством посмотрел на открытые двери ресторанчика: еды все еще не было.
Не появилась она и через две минуты, но зато, как в хороших сказках, появилась на третью. Уже отлично знакомый всем участникам маленького застолья Феруччо, с гордым за блюда своей страны видом, поставил перед Кассандрой и Гербертом тарелки с ризотто и ароматной говядиной.

И как только тарелки заняли положенные им места, официант вежливо наклонился и с широкой улыбкой настоящего итальянца обратился к Кассандре:
– А что señorita пожелает заказать на десерт?

– Надеюсь, что не права… – негромкая реплика Стаута потерялась в приятной суете, которая всегда сопровождает новые принесенные официантом блюда, а потом совсем перестала иметь значение, ибо произошло что-то очень близкое к невероятному.
Как вдруг выяснилось, Кассандра не просто проявляла вежливую заботу и учтивость по отношению к поварам, когда деликатно намекала на неприемлемость тарелки, оставшейся практически полной. О, нет, не просто. Оказалось, что так девушка пыталась донести до Стаута сообщение и дать ему понять раз и навсегда: если уж она что-то сказала, то впустую это не пропадет, и своего она добьется любым путем. По крайней мере, в том, что касалось нынешней ситуации.
В последний раз Герберта лишали десерта еще в глубоком детстве, и сейчас это забытое чувство возвращалось вновь, с новой силой и новым вкусом, и звучало оно теперь голосом Кассандры. Пока что Стаут не стал вступать в полемику и разыгрывать из себя умудренного опытом оратора (как он это точно сделал бы в детстве, «не отходя от кассы»), легко приводящего убедительные аргументы «за» освобождение от наказания (впрочем, с родителями, в отличие от других людей, такое поведение никогда не срабатывало), но просто в изумлении приподнял брови и покачал головой. И в конце концов, неужели при желании он не сможет выйти из-за стола под предлогом…да любым благовидным предлогом и договориться о десерте непосредственно в помещении ресторана? Хотя, если задуматься, то Феруччо может устроить и так, что Герберту действительно это не удастся. Все-таки итальянцы – народ горячий, как ни крути и какие чаевые ни обещай.
– Как ты уже начала догадываться, я работаю риелтором, – для очистки совести мужчина повторно причинил душевную боль баклажану, насадив его на вилку, но пока опять и снова не попробовав. – Специализируюсь на рынке элитной недвижимости. Я начинал работать в лондонском офисе, а как только Честер позвал в Афины, попросил о переводе сюда.
У кусочка баклажана наступил, наконец, звездный час, и на вкус он оказался по-настоящему превосходным. Впрочем, Стаут свое восхищение никак не показал: были бы рядом повар или официант, так заинтересовавшийся Кассандрой, он бы обязательно сказал что-то приятное. Но кругом никого из них не было, только посетители и туристы, и сейчас Кассандра могла получить полное представление о том, как Герберт вел себя вне ситуаций, требующих постоянных улыбок и учтивого внимания, вне деловых ужинов и вечерних коктейлей на свиданиях. Это был Стаут, каким его обычно видят только те, от кого ему – на данный момент – скрывать нечего: по странности менее болтливый, изучающий свою тарелку и выбирающий в жертвы прежде всего те кусочки баклажанов и томатов, которые по внешнему виду нравились ему больше.
– А что насчет тебя? – Герберт отпил вина (Феруччо действительно выбрал хороший год) и взглянул на Кассандру. – Я даже представления не имею, чем ты занимаешься – мы ведь с тобой в особняке практически не пересекаемся.

Отредактировано Herbert Stout (24.09.2013 18:37:07)

Действительно, "так сложилось". И Герберт неожиданно понял, что, даже будучи человеком достаточно общительным в определенном смысле, не особенно от этого страдал – в конце концов, не обязательно ведь заводить очень близкие знакомства с каждым из коллег. Достаточно знать их имена и, может быть, иногда вместе выходить в кофейню на обеденный перерыв. От товарищей по группировке Стаут, конечно, ожидал чуть большего, если вдруг он не сможет справиться с задуманным своими силами... но об этом он подумает тогда, когда настанет время.
А вот настойчивые требования девушки относительно еды уже начинали настораживать. Он не был ей ни родственником, ни другом, из полноценных встреч эта было только второй, и Герберт никак не мог понять подобное поведение. Хотя, может, все дело в пресловутом менталитете, и у "них в стране" такое вполне приемлемо?
– Я уже большой мальчик, Кассандра, – Стаут старался звучать как можно более вежливо, чтобы, как иностранец, не задеть национальное чувство достоинства другого иностранца, – и сам могу прекрасно разобраться, что и в каких количествах мне есть, правда? Касательно твоей просьбы... Помочь тебе с недвижимостью? – да, Стаут прекрасно знал, чем обычно заканчиваются предложения, начищающиеся со слов "у меня к тебе просьба" после того, как озвучиваешь свою профессию. Это было почти то же самое, как после признания вроде "Я работаю дантистом" – "О, а у меня к тебе просьба. Не посмотришь мои зубы? А то к вам, зубным, нужно за месяц записываться", или "Я лингвист и преподаю иностранные языки" – "Правда? Тогда у меня к тебе просьба: я хочу выучить сонет Шекспира/стихотворение Гёте/парочку фраз на санскрите. Ты научишь?". — Конечно же, я не против выслушать любую просьбу, это моя работа. Мы сможем подобрать тебе что-нибудь особенное.
Герберт ободряюще улыбнулся, поощряя девушку говорить дальше – все-таки очередной клиент для фирмы, "заработанный" за едой в ресторане, обычно приносит много дохода. Он говорит о факте покупки своим знакомым, те, при наличии возможностей, загораются идеей и тоже обращаются в то же агентство – нельзя же отставать от знакомых!.. Если Кассандра работает с издательством, то его работники вполне должны быть в состоянии приобрести себе какую-нибудь комнатку в качестве вложения на будущее. Стаута не особо интересовал именно факт получения дополнительных денег, но вот повышение авторитета как работника, приводящего большее количество клиентов, в глазах боссов никогда не бывает лишним.
– Ты подыскиваешь себе тихое место для работы, или уже подумываешь о создании ячейки общества?

Не нужно было быть квалифицированным знатоком человеческих душ, чтобы понять: что-то случилось. Очевидно, ни вежливая улыбка, ни мягкий тон, с которыми Стаут позволил себе в словесной форме выразить свою британскую сущность, не стали спасительными инструментами в общении с представительницей нации с совершенно другим складом ума. А если добавить к этому то, что Кассандра еще и женщина… В общем, обида состоялась.
Останавливать девушку Герберт не стал, кричать ей вслед слёзное «Останься!» – тоже. Вместо этого он сделал неглубокий вдох, выпрямил спину, поправил пиджак и откинулся на спинку стула. Коллеге нужно было дать немного времени на то, чтобы прийти в себя и привести мысли в порядок. Появляться на горизонте поля её видимости сразу же после, было шагом не очень умным, который, к тому же, мог привести к еще более плачевным последствиям. Здесь всё почти как в любви: нужно дать обиженной партии хотя бы немного соскучиться, чтобы потом примирение наступило быстрее. И хоть тут речи о привязанности не шло, время всё равно играло одну из ключевых ролей.   
Выждав нужное, по расчетам Герберта, время, – за которое мужчина почти успел допить свой бокал – хранитель поднялся с места, огляделся, привычным движением пальцев застегнул верхнюю пуговицу пиджака и направился к входу во внутреннее помещение ресторана, туда, где некоторое время назад испарилась, словно утренний туман, Кассандра. Беглянка нашлась не слишком быстро, но во вполне ожидаемом месте – в углу, в кресле. Наверное, это место стало для девушки своеобразной метафорой ее комнаты, местом, где можно было на какое-то время запереться от внешнего мира и побыть наедине со своими мыслями. А Стаут, как когда-то давно (или это все же было недавно?..), вновь собрался нарушить ее «комнатное» уединение.
– Кассандра, – мужчина подошел к креслу и, тепло улыбнувшись, засунул руки в карманы и склонил голову на бок. Ну, в самом деле, чем сейчас девушка отличалась от тех, для кого она обычно пишет свои волшебные сказки? Та же маленькая обиженная девочка. Только с большей историей за плечами.
– Надо было сразу сказать, что ты любишь играть в прятки. И не пугать дядю Герберта зря. Иди сюда, ну, – мужчина ловко перехватил руку девушки, заставил подняться с кресла и, притянув расстроенную Кассандру к себе, обнял ее. – Ты от всех проблем так сбегаешь?

Отредактировано Herbert Stout (10.10.2013 01:29:32)

– Хорошо, что я никогда не стану твоей проблемой, – Стаут легко улыбнулся и пожал плечами. – Не за что, Кассандра.
Все пошло не так. Не так, как было задумано и не так, как бывало обычно. Герберт не знал, что коллега окажется такой чувствительной натурой, и уж точно не планировал ее обижать. Но все вышло так, как оно вышло. И хоть Кассандра и пыталась убедить Стаута, что его вины в случившемся не было, отчего-то мужчине казалось, что виноват был именно он.
– Идем туда.
Стаут кивнул, указывая на приоткрытую дверь на противоположном конце зала. Попросив официанта позаботиться о вещах, оставшихся за столиком, Герберт коротко улыбнулся Кассандре и проследовал по направлению к двери. Трогать девушку Стаут не стал – и так в этот день произошло слишком много такого, чего произойти было не должно, а после обиды лишний тактильный контакт с чужим человеком был для Кассандры явно нежелательным.
За дверью же оказался небольшой внутренний дворик: небольшой фонтан, который все еще работал – благо, погода позволяла, – пара небольших клумб с цветами и лавочка.

– Кассандра, – Герберт присел на разноцветное сидение, снял пиджак и немного устало откинулся на спинку лавочки. Стаут перешел на английский, надеясь, что девушка его поймет. Помнится, он видел в ее комнате книгу на английском…или это ему показалось. В любом случае, если что-то будет не так, она сама его остановит.
Говорят, что на неродном языке гораздо легче извиняться и объясняться, но сейчас Герберт не хотел облегчать себе задачу:
– Послушай, я не знаю, что произошло с тобой и что тебя так беспокоит. И не знаю, кто виноват в том, что произошло сейчас.
Мужчина внимательно взглянул на девушку и пожал плечами.
– И объяснения тут будут явно лишними. Но давай разберемся вот с чем: мы можем либо вернуться обратно и закончить с обедом, либо я посажу тебя в такси и оно отвезет тебя в любое место и к любым людям, к которым ты захочешь попасть, – Герберт понимающе улыбнулся. – Я сделаю все, как ты захочешь.

– Не знаю, как для тебя это прозвучит, но если бы даже я вдруг устал от просьб, поиск недвижимости всё равно остался бы моей работой, Кассандра. Работой, которая обеспечивает мое существование, – Герберт спокойно улыбнулся, тщательно скрывая то, что помимо работы за вино, рестораны, галстуки и запонки с костюмами платят выигрыши в казино и…в общем, не только работой кормимы. – Ты ни в коем случае не портишь и не испортишь мне выходной своей просьбой, и уж точно не станешь тем клиентом: у тебя руки нежнее. Да и в щеку он меня не целовал.
  Стаут крайне довольно улыбнулся и уже более расслабленно откинулся на спинку лавочки. Он прекрасно понимал желание Кассандры не вмешивать близких во все эти загадочные с точки зрения нормального человека дела. На стадии объяснения ненормальным посчитать могли рассказывающего, на стадии демонстрации способностей беспокоиться стоило уже за тех, кому открылись. В итоге, при любом раскладе Кассандра заняла правильную позицию.
– Так что подберем тебе жильё без особых проблем. Можешь даже написать мне список пожеланий – так справимся еще быстрее, – Герберт, будучи мужчиной взрослым, но временами типичнейшим Питером Пеном по поведению,  оттолкнулся ногой от земли и заставил качели заработать по прямому их назначению.
– И мне бы всё-таки хотелось закончить наш обед, Кассандра,– Герберт оторвался от созерцания осенней зелени и, засияв улыбкой, протянул девушке руку. – Ну, что, я прощен?