Каково это – уснуть в одном месте, а проснуться в другом? С Дафной такое, конечно, бывало, но не так глобально. Иногда она умудрялась заснуть в гостиной особняка, а проснуться уже в своей комнате – спасибо Ирвингу. Иногда врачевательница засыпала в больнице, а просыпалась дома. Но никогда, поверьте, никогда еще целительница не засыпала в Древней Греции, чтобы проснуться в двадцать первом веке. А сейчас…
Целительница, неохотно перекачиваясь с одного бока на другой, сонно приоткрывает светло-зеленые глаза и всматривается в ближайший камень. Он такой большой, что загораживает собой весь окружающий пейзаж. На камне, кстати, что-то высечено. Какая-то надпись. Блондинка щурится, пытаясь различить аккуратно выведенные буквы. «Veni, vidi, vici», - мысленно читает она, вновь прикрывая глаза и думая о том, что в саду Огня есть подобный камень. Он тоже огромных размеров. И на нем высечены такие же вдохновляющие слова. Ах, как было бы здорово оказаться, наконец, дома! В большом просторном особняке, где есть и ее комната, и кухня, и самая настоящая ванна с горячей водой и душистыми шампунями. Где есть Артур, Ирвинг и… и где отныне есть ее дочь. Боже, что она скажет своей дочери, когда вернется домой? А что, если девочка отвергнет мать? Вдруг, она пошла характером в отца?.. Впрочем, ведь даже Кестлер не смог отвернуться от Дафны. Тогда надежда есть. И все-таки, что целительница скажет своей дочке при первой встрече? «Здравствуй, Вивьен, теперь я буду твоей мамой»? Боже, что за глупость! Нужно обязательно об этом подумать. Но потом. Ведь до возвращения домой еще, наверное, уйма времени. А что, если они и вовсе не вернутся в двадцать первый век? Что, если останутся в древней Греции навсегда? Каково будет ее дочке? И как ей объяснят, что родители больше не вернутся?.. Целительница устало выдыхает и вновь открывает глаза. Камень все еще перед ней, как и надпись. И тут Дафну как громом поражает. Женщина, сделав быстрый вдох, резко поднимается и садится на теплой земле. Господи… Да это же сад! Прекрасный сад, который окружает ее особняк! Значит… Боже! Ее мечты сбылись! Боги ее услышали! Даже не верится... Господи!Она дома!
- Наконец-то, - облегченно выдыхает целительница, удовлетворенно улыбаясь и оглядывая родной сад глазами. Он совершенно не изменился – такой же красивый, величавый. Такой же любимый. Дафна всегда любила гулять по этому саду. Он навевал прекрасные воспоминания и мысли. – Артур? – Удивленно протягивает блондинка, увидев рядом с собой неподвижное тело. – Господи, Артур! – Целительница уже думает о самом плохом – он погиб. Она быстро подползает к мужчине, переворачивает его и нервно всматривается в лицо. Затем неуверенно прижимает два пальца к пульсирующей жилке на его шее. Она уже готова к самому худшему, но надеется все-таки на лучшее. – Фу-у-у-х, - облегченно выдыхает она, убирая пальцы с шеи и удобнее кладя его голову на свои колени. – Просто устал, - делает заключение целительница, готовясь ждать момента, когда Хранитель Зевса придет в себя.
А вокруг так спокойно. Теплый легкий ветер неторопливо треплет густые кроны деревьев, играя с шершавыми листьями. Такой приятный звук… Птицы поют, резво перепрыгивая с ветви на ветвь. Слышен даже звук ласково урчащей воды где-то неподалеку. И даже темные кучевые облака не нарушают общей атмосферы спокойствия и умиротворения.
Боже, они дома. Наконец-то!

Отредактировано Daphne du Maurier (07.05.2013 14:41:18)

Дафна испуганно вздрагивает, когда Кестлер резко хватает ее за руку и начинает сжимать. Но когда его хватка начинает постепенно ослабевать – молодая женщина расслабляется. Просто инстинкт. Это нормально.
- Мы дома, - тихо шепчет Дафна и, наклоняясь к Хранителю Зевса, осторожно обхватывает его белыми руками за шею и обнимает. Она рада. Она безумно рада! Все полгода целительница лелеяла мечту о том, чтобы вернуться домой. И ужасно боялась того, что этого больше никогда не произойдет. А теперь… Теперь они дома. – Спустя полгода, - продолжает она, все еще обнимая Артура. Когда он захотел подняться на ноги – Дафна осторожно ему помогла, а затем поднялась и сама. Артур оглядывается, словно не веря своим глазам. А Дафна уже все поняла. И она счастлива. Ужасно счастлива! – Привет, Алан! – Она дружелюбно машет рукой, не совсем понимая, почему он осторожничает. Он ведь всегда ее так любил… С восьми лет Алан был вместе с Дафной: учил ее, кормил, ходил с ней гулять. И, наверное, громче всех оплакивал ее на похоронах. Точно! Похороны… Дафна же умерла. А теперь? А теперь воскресла. И, конечно, Алан не может связать все ниточки воедино. – Алан, это я, просто… - она хмурится, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы все объяснить. Не получается. И тут вмешивается Артур, говоря, что объяснит все позже. Это хорошо. У него лучше получится. – Алан не знает, что ты меня воскресил, да? – Тихо спрашивает она, глядя на сверкающие пятки дворецкого. – Никто не знает? – Целительница, стоя позади Кестлера, теперь смотрит в одну недвижимую точку на его спине. Сейчас она думает только о том, как ее встретят фаерцы, что скажут и не вонзят ли ей в грудь кол, посчитав нечистью. Видимо, прочитав беспокойные мысли молодой женщины, Кестлер развернулся к блондинке и мягко, почти неслышно начал говорить о том, что им лучше разойтись по разным комнатам и отдохнуть. – Я все это сделаю, если ты пообещаешь уделить мне немного своего времени чуть позже, - она знает, что как только Артур дорвется до своего кабинета – его невозможно будет оттуда выцепить. Он всегда был слишком занят. Всегда. И Дафна прекрасно понимала его загруженность, она старалась ему не мешать, не путаться под ногами. Но не сегодня. Сегодня было слишком много вопросов без ответов, слишком много запятых вместо точек. Сегодня Артур был обязан уделить ей время. – Если что – я буду в своей комнате, - и Дафна, решив не ждать обещаний Кестлера, выходит из-за его спины и медленно идет по дорожке в свою комнату. Наверное, зря она все-таки пошла одна. Нужно было дождаться Хранителя Зевса.
В гостиной особняка Дафна обнаружила Тироса – Хранителя Антея. Небритый, взъерошенный, грязный, он только-только открыл свои глаза и поднялся на ноги. Дафна неуверенно сделала шаг вперед, желая сказать, что он вернулся домой, как она, как Артур. Но Тирос услышал шаги, резко обернулся и, подумав секунды две, бросился на Дафну. Схватив огромной рукой женщину за шею, он вжал ее в ближайшую стену. Силы у него было немало – Дафне было очень больно. Дыхания не хватало даже прохрипеть что-то вразумительное. Просто Тирос еще не сообразил, что вернулся в двадцать первый век. И, конечно, откуда ему было знать, что Дафна на самом деле Дафна, а не Чудовище из античности.

Почему Дафна всегда попадает в неприятности? Она что, магнит для всякого рода проблем? Вот знаете, у кого-то день плохой, потому что он не с той ноги встали.  Дафна же, судя по всему, не с той ноги родилась. Ей не везло всегда и везде, будь то обычная лотерея за один евро или мутное возвращение из Древней Греции. И нет бы ей просто остаться с Артуром, подождать, пока он оклемается и войти в особняк с ним вместе. Нет! Надо бежать впереди паровоза, вломиться в гостиную и схлопотать по ушам от одного из фаерцев. И все правильно сделал фаеровец, когда решил подстраховаться. Так поступил бы любой нормальный человек после возвращения из «сказочной» Древней Греции. Только Дафну это утешало слабо. Расстроившись в очередной раз из-за своей бестолковости, женщина обиженно выпячила нижнюю губу, прикрыла глаза и томно выдохнула. – Он же не виноват, - коротко прошептала Дафна, слушая угрозы Кестлера в сторону того, кто «только что избежал смерти». Она виновато посмотрела на Тироса, словно прося у него прощения. Конечно, он не виноват! Во всем виновата Дафна. Как всегда. И вот, целительница впервые пожалела о том, что её воскресили. Нет, она понимала, что не могла об этом жалеть. Просто не имела на это права. Ведь какой-то бедняга отдал жизнь за то, чтобы она сейчас дышала, грелась под солнцем, ходила босиком по полу особняка и чувствовала себя виноватой перед Тиросом. Кто-то сверху подарил ей жизнь. Новую жизнь. Второй шанс. А как часто сами Боги даруют смертным второй шанс?.. Нет, она не должна винить себя. Она не должна жалеть себя. Она должна прожить дарованную небесами жизнь так, чтобы помнить каждую минуту. «Хватит хлюпать носом, Дафна! Соберись! Ты вернулась домой. И ты вернулась домой живая и невредимая! А это главное», - она прикрыла глаза, выдохнула и попыталась придать своему красному от палящего солнца лицу самый невозмутимый вид. Со стороны это выглядело, конечно, смешно… Но Дафне оно помогло. Она успокоилась, расслабилась и пришла в себя. Собралась с силами. И с мыслями. И попыталась загладить свою вину перед Тиросом. – Извини меня, пожалуйста, - тихо, но уверенно начала блондинка, вкрадчиво вглядываясь в лицо Хранителя Антея. – После приключений в Древней Греции нужно быть настороже, особенно с призраками, - она весело улыбнулась, цепляясь за руку Артура. – Я думаю, это даже достойно похвалы. Он охранял себя, твой особняк и тебя, Артур, - целительница все еще улыбалась и держалась за руку Артура. Потому что то, что она сейчас сказала… Ну, это было ново для нее. Она всегда боялась  говорить что-то Кестлеру. А тут она фактически вступила с ним в некого рода перепалку. Но, несмотря на смешанные эмоции, одно Дафна чувствовала четко – гордость. Она гордилась собой. И она как будто осторожно, но уверенно поднялась на новую ступень в отношениях с Кестлером. Да и ведь поры бы уже, неправда? Спустя двадцать три года-то. И вот, они уже стоят в другой части особняка. Ничего страшного не произошло: Кестлер не накричал на нее, не убил и испепелил злобным взглядом. Конечно, для Дафны навсегда останется загадкой то, что сейчас творилось в голове у Кестлера.
- Я бы хотела увидеть дочь, - и кто бы сомневался?

Отредактировано Daphne du Maurier (04.12.2013 12:20:46)

- Для меня не имеет никакого значения, чем вымощена дорога в Ад, - целительница осторожно приподняла пыльную растрепанную голову и  вгляделась в лицо Артура. Такое красивое, благородное и холодное. Такое нужное. Необходимое. И любимое. Сейчас и всегда врачевательница для себя решила, что если Артур попадет в Ад – она пойдет за ним. И если он собственными руками будет строить дорогу в персональный котел, то именно Дафна будет той, кто подаст ему кирпичи и инструменты. Если, конечно, не сможет его отговорить. А она попытается. Сделает всё, чтобы наставить на путь истинный. Всю жизнь  будет пытаться. И никогда не устанет. – Я знаю, что ты достаточно сильный, чтобы защитить себя и близких, - она опустила голову и начала изучать пол под босыми ногами. – Очень сильный, - она слабо кивнула в подтверждении своих слов. Кестлер действительно был одним из самых могучих, старейших и умных Хранителей. И всего этого он добился сам. Да, у него под боком всегда были люди, готовые головы на плахи сложить ради спасения пальца его правой ноги. В его защиту. Но и этих людей Артур добился сам. Разговорами ли, обещаниями ли, страхом ли, но добился. И по логике, сейчас здесь должно быть одно жирное ключевое «но». Его не было. Как и слабых мест у Артура. Знаете, говорят, что коллектив делают люди. Это правда. И эта правда волшебным образом умудрилась обойти стороной группировку «Огонь». Потому что Огонь делали не люди, а Кестлер. Потому что брось или умри они сейчас… Артур просто бы взял на их место новых, других. Или слепил по собственному желанию, вручив обычным смертным по талисману. Вот почему у Кестлера не было слабых мест. Он не цеплялся за людей, не привязывался к ним. Ибо люди, какими бы они не были, умели залезать в душу. Но как забраться в место, которого нет?.. Правда, Дафне удалось. Она этим не гордилась, не хвасталась и не кичилась. В целом, целительница была уверена, что забраться удалось не ей, а Вивьен. А Хранительница просто шла как приятное дополнение к общему подарку. И, знаете, гордиться тут нечем. Целительница же просто ловила момент и радовалась, когда Артур был рядом. Она любила его, любила безумно и до потери сознания. Иногда она чувствовала отдачу и ощущала себя самой счастливой. А когда не чувствовала… Просто пыталась не мешаться у Кестлера под ногами. Только вот сейчас врачевательница твердо решила, что до последнего будет путаться в его ногах, пока не добьется своего. Встреча с Вивьен. Она хотела увидеть свою дочь. Дочь, которой уже три года.
- Не нужно ей говорить о воскрешении. Ей вообще не нужно знать о таких вещах, - спокойно и тихо, но уверенно начала целительница, вновь поднимая голову. Она смотрела в Артура испытующе, но без вызова. – Но ты прав, я не могу явиться к ней в таком виде. Мне нужно привести себя в порядок. И тебе, - блондинка пожала плечами. На самом деле она боялась. Хотела и боялась. Знаете, это как поход к стоматологу. Пытаешься отсрочить визит, потому что страшно, а сам хочешь как можно быстрее унять ноющую боль. – Я зайду к тебе в кабинет в семь часов вечера, хорошо? – Она быстро повернула голову и взглянула на большие настенные часы. Десять часов утра. Времени предостаточно. Боясь, что Артур откажет или передумает, целительница отошла от Хранителя и побежала в свою комнату. Чтобы у него просто не было времени отказаться.

А Дафна направилась в собственную комнату, в которой не была… сколько? Она и сама не знает. Целительница помнит отрывки жизни перед смертью, но они связаны с роддомом. Да, Дюморье умерла при родах, и последние часы провела в чужих холодных стенах. А потом крышка гроба и пустота. Черная дыра, бездушная и страшная, затянувшаяся на несколько лет. Дафне было двадцать, когда она умерла. А воскреснув, целительница обнаружила себя двадцатитрехлетней. И ничего не изменилось в ней внешне: такая же светловолосая, белокожая и румяная, с большими зелеными глазами и неправдоподобно темными бровями. Такая же маленькая и неуклюжая, пухлая и пугливая, она продолжала напоминать не то декоративную белую мышь, не то домашнюю птицу. Прирученных животных, запертых в клетке и не стремящихся оттуда выбраться.
И сейчас, осторожно отпирая дверь собственной комнаты, целительница аккуратно, словно боясь спугнуть сам воздух, входит в светлое помещение. Она внимательно оглядывает ничуть не изменившиеся белые стены, касается пальцами мягких узорчатых обоев, вдыхает аромат лилий. Лилии. В её комнате всегда стояли свежие лилии, которые приносил Алан. И сейчас они стоят. Вон там, на столе, в перламутровой вазе, красиво переливающейся в ярких лучах афинского солнца. Неужели Алан менял цветы каждую неделю, несмотря на то, что Дафны здесь больше не было?..
Сглатывая вставший в горле комок, Дафна осторожно подходит к столу и касается кончиками пальцев белых бутонов. Лилии. Настоящие. Живые. Живые…
Эти цветы – они как будто ждали её возвращения. А кто еще ждал?
Дочь. Вивьен. Ох, только при одной мысли о скором знакомстве с дочерью у Дафны перехватывает дыхание! Сердце начинает колотиться быстрее. Так быстро, что, думается, сейчас оно выпрыгнет из груди. Кажется, что ноги подкашиваются, и картинка перед глазами расплывается. Но нет, всё нормально. Просто легкий приступ паники. Ведь это всегда страшно – сделать шаг в неизвестность. Как встретит Вивьен мать? Что скажет? О чем подумает? Не испугается ли? А вдруг скажет, что ей и так хорошо, и не нужно ничего менять?
Выдохнув, целительница подходит к кровати, ложится на перину спиной, несколько минут смотрит в белый потолок, а потом усыпает. Вот так просто, без долгих тяжелых раздумий и лирических отступлений. Она слишком устала, чтобы думать. Потом.
А просыпается целительница от очередного кошмара. После воскрешения они стали сниться ей каждый день. И сразу забываться.
Приняв душ, Дафна одевает старые вещи, брызгает духами на светлую кожу и на коротком выдохе покидает комнату. Она идет в кабинет к Артуру. И к дочери.
Интересно, это вообще нормально – бояться встречи с дочерью? А нормально ли знакомиться с ней на третьем году жизни? Господи, понятие «нормально» вообще нужно исключить из жизни Дафны и Артура.
- Артур, - она осторожно стучит маленьким кулаком в дверь, а затем, отпирая, заходит в кабинет.  И тут ничего не изменилось. – Привет, - она поднимает глаза и смотрит на Кестлера с признательностью и страхом. Нет, она не боится его. Она боится потерять его. Вместе с дочерью.

С разрешения Артура она тихо проходит в кабинет, неуверенно оглядывается, пытаясь найти удачное место. Удачное место? Да ну, Дафна, серьезно? Разве для таких событий бывают удачные места? Или часы? Не бывает, и ты прекрасно об этом знаешь, но почему-то упорно пытаешься свалить ответственность за возможную неудачу на всех, кроме себя. Бери себя в руки, тряпка! Ты была при смерти, ты умерла, ты три года скиталась по холодному, леденящему душу мрачному царству Аида. Ты стала сильнее! И ты должна доказать это Артуру. Ведь ты всегда хотела быть ему не только верным помощником, но и другом, соратником и товарищем. Тем, кому ты будешь подавать патроны, когда весь мир будет против него. За кого ты наконец осмелишься вступиться, потому что всю жизнь он вступался за тебя. Не из чувства долга, а потому что хочешь.
Она садится туда, куда он указывает кивком головы – на диван возле стены.
Почему-то невыносимо сложно смотреть Артуру в глаза, и Дафна внимательно изучает светлый пол под ногами, нервно перебирая пальцами ткань собственных брюк. Артур молчит, и с каждой секундой атмосфера в кабинете становится тяжелее. Как же трудно! И Дафна молчит, проклиная себя за молчание. Но она не в силах найти правильных слов, чтобы начать разговор с Артуром.
Она не понимает, что для таких ситуаций правильных слов не бывает.
И благодарит Богов за то, что Артур наконец нарушает тяжелое молчание.
А через несколько секунд она их уже проклинает. Потому что Артур сказал совсем не то, что Дафна так сильно хотела услышать. Совсем не то. И почему-то от этого становиться невыносимо грустно.
Как это, ты не будешь мне помогать? Почему? Разве я не заслужила хотя бы немного поддержки с твоей стороны? Я всегда была тебе покорна, послушна и верна. Так почему ты не хочешь мне помочь, Артур? Что я сделала не так? Чем заслужила такое отношение? Ведь это наш ребенок, Артур. Не твой, а наш. И я хочу быть рядом с ней. Я нужна Вивьен. Ты нужен. МЫ ей нужны, ты знаешь это.
Ей грустно и обидно, безумно хочется зарыдать, но ведь она была в царстве Аида. И она оттуда вернулась. Так имеет ли право человек, воскресший из мертвых, вести себя как маленькая слабая девчонка? Имеет ли право Дафна разрыдаться в кабинете Артура, да еще и на его глазах?
- Всё будет хорошо, - целительница поднимает голову, смотрит Артура в глаза и ласково улыбается. Тепло, по-домашнему так, но решительно. И совсем не скажешь по Дафне, что она хотела разрыдаться.  – Я узнавала, - прикрывая глаза, она склоняет голову вбок. Только не думай, пожалуйста, что я безалаберно отношусь к встрече с дочерью. Нет, ты видишь, по моей коже бегут мурашки, коленки трясутся, а стук моих зубов ты, наверное, слышишь и сейчас. Я волнуюсь, волнуешься и ты, я знаю. И я понятия не имею, что буду делать, если дочь испугается, если она не захочется со мной знакомиться и убежит прочь. Но я не хочу думать о плохом – я хочу верить в лучшее и, надеюсь, имею на это полное право.
Кто-то из нас должен верить в то, что будет хорошо. Мы же семья.
- А в выходные мы все вместе пойдем в аквапарк, - целительница вновь поднимает голову, улыбается и смотрит на Артура. – Будем купаться, есть сладкую вату и учить Вивьен плавать! – Дафна наконец перестает теребить светлую ткань брюк и складывает руки в замок на коленях. – И меня. Я тоже не умею, но как-то не подумала об этом…

Отредактировано Daphne du Maurier (26.10.2014 12:54:51)