Что за ирония судьбы? Что за сраная ирония судьбы? Таис, в который уже раз за последние пару суток влекомая каким-то древним греком под локоток, с ужасом озиралась по сторонам и невольно узнавала в петляющих подземных коридорах знакомые ей очертания. Крови и сажи на стенах уже не было, обгорелыми трупами больше не несло, но в том, что ее притащили в храм Геры, девушка была уверена почти на полную сотню процентов. Другое дело, что им тут от нее понадобилось и было ли это как то связано теми самыми, ныне отмытыми, кровью и сажей на стенах. Обнадеживало одно – кроме нее из городской темницы, в которую она загремела, крайне непредусмотрительно выбежав за ворота постоялого двора прямо в объятья ей же призванной стражи, забрали еще несколько девушек, а значит не факт, что ее собирались судить за ее небольшие шалости. Вряд ли же они выстраивают подозреваемых у стенки и устраивают очную ставку со свидетелем… Или нет? Таис посмотрела на своих спутниц. Под описание мелкой худой блондинки не подходила ни одна, и хоть сомнения и тревога никак не хотели искореняться полностью, но проклюнувшийся тусклый и хилый лучик надежды делал девушку немного любопытной, а потому и весьма покорной. Пока несшихся галопом фантазий хватало в основном на что-то сходное кастингом на должность прислуги в храме, что Таис, разумеется, не очень устраивало, но на первое время могло проканать, поскольку хотя бы обеспечивало ее ужином на этот вечер, который ее организм, не видавший еды с самого утра, отчаянно требовал. Буркающий и булькающий совсем не мелодичные голодные трели живот мешал работе мозга и вынудил плюнуть на время на какие-либо попытки анализа ситуации и просто плыть по течению. Если что, соврать я всегда успею. Взгляд Таис скользнул по той самой двери, возле которой она вчера встретила ящерку. По спине пробежался неприятный холодок. Все-таки никакой голод и никакие доводы не могли унять интуитивную неприязнь к этому месту – она слишком хорошо знала, что нельзя возвращаться туда, где ты напакостил, и ей очень не нравилось то, что обстоятельства вынудили ее это сделать.
Может эта не отпускающая ее настороженность позволила ей увидеть появившуюся в конце коридора фигуру раньше остальных. И, вполне возможно, что именно она дала ей опознать отдельные черты еще до того, как один из мужчин в ее эскорте что-то крикнул вставшему на их пути незнакомцу. Крикнул, по меркам Таис, слишком поздно и реагировал слишком медленно… Одного отсвета факела на знакомой роже идущего им навстречу Тедди ей хватило, чтобы просто тревога переросла в какое-то совершенно новое для нее чувство. Она почти физически ощущала, как становятся шире ее зрачки, а все мышцы и суставы в теле немеют. За несколько секунд ее бросило в жар, потом в холод, заложило уши и размазало картинку перед глазами. Это состояние прошло быстро, но когда оно прошло, хватка на локте показалась ей невыносимо крепкой, скорость приближения Тедди невероятно быстрой, а сердце колотилось так громко, что она была уверена, что слышит, как эхо его стука отражается от стен.
- Ебаный в рот, - Таис прошептала и сама не расслышала, что она шепчет, но зато, наконец, поняла, что нужно делать. До этого сковывавший ее стальными оковами ужас перетек в новое качество, подстегнув неизвестно где хранившиеся до сих пор скрытые резервы. Их ей хватило, чтобы с силой отпихнуть от себя охранника, хватило, чтобы продраться через толпу, и хватило, чтобы опрометью ринуться к ближайшему повороту. Звуки за ее спиной в децибелах выросли до каких-то невыносимых значений, Таис то ли придумывала себе, то ли реально чувствовала за спиной жар, подобный тому, который вчера облизывал местные стены. Она бежала движимая одной лишь мыслью – оказаться подальше отсюда - и смогла обернуться лишь спустя несколько метров после того, как оказалась в боковом коридоре, даже не сразу обратив внимание, что под ногами вместо утоптанного пола у нее оказались деревянные полоски шпал, температура упала на добрый десяток градусов, да и в целом декорации вокруг поменялись.

Набитые об вытоптанные сухие дороги Древней Греции мозоли на ногах делали боль от впивающихся в стопы камней насыпанного под рельсами щебня терпимее, но не могли снять ее совсем. В тусклом свете редких желтых ламп, висящих высоко на стенах, при быстром беге, Таис с трудом разбирала дорогу, не видела шпал под ногами и уже несколько раз успела споткнуться о них, не падая, но каждый раз замедляясь, и каждый раз только наращивая от этого скорость. Боли она не чувствовала. Не чувствовала ни холода, ни пыльного влажного запаха подземки. Осознание того, что ее перекинуло обратно в двадцать первый век пришло, но выглядело слишком ничтожным по сравнению с тем, что за ней гонится какой-то долбанный зомби. Таис плохо знала анатомию этих созданий, и понятия не имела, дышат ли они, но дыхание восставшего из мертвых Тедди за спиной чудилось ей постоянно. Это ощущение не давало ей обернуться, отчаянно гнало вперед и сжимало сердце страхом так, что почти не чувствовалось как оно от этой гонки начало заходиться бешеным стуком в груди.
Метры исчезали за спиной, тоннель, тянувшийся долгой прямой линией, не заканчивался, спокойнее Таис не становилось. Постепенно одного страха ей перестало хватать для бега. Врывавшийся в легкие на вдохе холодный воздух на выдохе возвращался обратно с тяжелыми хрипами, боль в ногах дошла, наконец, до мозга, а в коленях вместо суставов появились свинцовые пластины. Впервые в жизни Таис захотелось упасть и зарыдать от собственного бессилия. Ее в прошлом подводила прорва народу, подводила не так давно пернатая тварь внутри, но только сейчас ее подводило собственное тело. Но, как раньше было со всеми теми людьми, как было с Сиреной, ощущение, что ее кинули и подставили не делало Таис несчастной. Оно делало ее злой. И этому гребанному, тщедушному, неприспособленному тело приходилось тащиться вперед и пришлось бы упасть совсем без сил, на одной только злости своей хозяйки, если бы долгая прямая наконец не свернула в сторону, хоть на несколько секунд, но зрительно отделяя Таис от ее преследователя. 
Внешний вид тоннеля за поворотом почти ничем не отличался от предыдущего, разве что свет в конце его, казался ярче и манил к себе своим сакральным оптимистичным смыслом, хотя Таис прекрасно понимала, что на столь долгий рывок без передышки ее уже не хватит. Не добежит, как ни старайся. Замедляться выходило уже непроизвольно, но именно это снижение скорости позволило ей заметить под мигающей лампочкой нишу в стене и прячущуюся в глубине ее дверь. Дверь, которая как в отстойном фильме ужасов оказалась заперта. Пытаясь открыть ее, Таис сорвала себе два ногтя, даже не заметив, но сумев понять, что только зря потеряла здесь время. Бежать дальше смысла уже не было. Она тяжело прислонилась к одной из параллельных двери стен, лицом к тому свету впереди, до которого ей было не суждено добраться. Лампочка рядом моргнула и погасла, потом зажглась снова, подсветив прислоненный к проржавевшему металлу большой разводной ключ. Таис судорожно вцепилась в находку, схватив ее двумя руками и вжавшись в стену за собой. Ключ был слишком большим, чтобы быть для нее удобным оружием, больше одного удара им ей все равно было не нанести, но надеяться ей больше было не на что. Постаравшись дышать как можно тише, она вслушивалась в каждый шорох из оставленного ей коридора. Лампочка рядом погасла снова.

Все что было, было таким чрезмерным, что прорывало границы реальности с какого-то края, и Таис в отдельные секунды была уверена, что происходящее происходит не здесь и не с ней. С того момента, как мертвый встал, опровергнув своим появлением основу ее безнаказанности, весь мир был неправильным – не могли так ярко светить блеклые фонарики, не могло так быстро биться сердце и так тонко свистеть лязгающая о шпалы сталь не могла. Таис готова была проклясть свой абсолютный слух, разбиравший для нее это лязгание на все оттенки и полутона, и презирала поддающееся на провокации тело, которое резонировало страхом в каждой вздувшейся вене, в каждой сжавшейся мышце и в каждой натянутой жиле. Она расслышала бормотание, низкое, гортанное, мужское. Ей показалось, что такие звуки вполне могла издавать рана в перерезанном ей горле. Ей всего этого было много, и она чувствовала, как постепенно все это сводит ее с ума.  Этот чертов мигающий фонарь рядом точно вынуждал ее дернуться вперед. Навстречу, только бы заставить эту бормочущую суку заткнуться уже наконец. Мстительно и зло, Таис думала, что если размозжить его голову так, что от черепа останутся только мелкие кусочки белых костей, то эта херова нереальная мразь однозначно должна сдохнуть окончательно. Ее собственное сознание шло против нее, провоцируя почти так же, как и сраный зомби в коридоре.
Если бы не мелкие кусочки реальности в виде деревеневших от тяжести рук или озябших, гудящих от множества мелких ран и царапинок стоп, Таис бы непременно рванулась навстречу Тедди, но эти обыденные, простые фрагменты существования говорили, что все это происходит на самом деле, происходит с ней, и если она хочет и дальше оставаться живой, то нужно ждать и не двигаться. Было холодно, но по виску из под спутанных волос бежала капелька пота. Терпи. Он играет с тобой, как ты играла с ними раньше. Терпи. Терпи. Терпи. Она повторила это слово про себя не меньше сотни раз и пыталась угадывать в приближающемся звуке не раскалывающий сознание ужас, а оставшиеся метры расстояния. Она следила за тенями, то появляющимися, то исчезающими из-за мигавшего рядом фонаря, который то и дело разбрасывал их в разные стороны. Таис ждала, когда он погаснет и зажжется снова, приравняв эти пульсации к пульсациям своего сердца.
Но, несмотря на долгие секунды ожидания, фигура все равно возникла в поле зрения неожиданно, и сковавший при виде ее, в который раз уже, страх не дал шевельнуться и среагировать достаточно быстро. Когда Таис смогла отодраться от стены за спиной и понеслась вперед, с силой разбивая воздух разводным ключом, Тедди уже смотрел на нее и уже успел занести меч. Очень странно, но ей тогда подумалось только одно слово: Рост. И в нем сплелись между собой и горькое разочарование от того, что до головы ей своим ударом не дотянуться, и надежда, что ей удастся проскочить под рукой у этого гребанного корма для червей. Тяжелая железяка в руке уже по инерции неслась вперед, без какого-либо намека на меткое попадание. Мечты о том, чтобы расправиться проблемой одним ударом раскололись так же, как должен был расколоться череп, но куда-то Таис попала, хоть и выпустила при этом железяку из рук. Пролетев еще с пару метров за спину к Тедди, она развернулась резко,  то ли чтобы встретить свой страх, то ли чтобы понять, что его больше нет. От одного удара в ней сорвало все предохранители и теперь она истошно и истерично орала: КАКОГО ХУЯ ТЫ ЖИВ?!

Теперь она еще и лицо его видела. Страшное лицо, безумное совершенно. Таис была уверена, что у нее такого лица не бывало даже тогда, когда Сирена доминировала в сознании, а некоторым… Некоторым, видимо, никакие внутренние звери и божественные вмешательства были не нужны. Правда, от всего этого легче не становилось, только хуже, потому как вместо того, чтобы понять, что сейчас, когда он хоть немного стал уязвим после ее удара, ей надо добивать его; она понимала, что боли он мог даже не почувствовать, а значит и остановить его нельзя. Ее истерика и крики мигом стали застревать в горле, а сжавшиеся было кулаки, разжались обратно. Если бы Таис сама могла соображать ясно, она бы, несомненно, одолела это животное, но тут, в своих зашкаливающих до предела эмоциях, они были наравне. У него была ярость, у нее был страх, и им обоим эти довески и мешали, и помогали одновременно, гася об себя все прочие чувства, в том числе и боль.
Таис видела, как в замедленной съемке, все его движения и все его черты. Подкрашенные красным светом фонарей белки глаз, то, как широко они были распахнуты, ходящие под кожей желваки, темные пятна, очевидно от крови, на одежде, неестественно повисшую руку и, естественно, черный росчерк на шее. Его движение вперед тоже не прошло для нее незамеченным, но и среагировать на него достаточно быстро она не успела. Ей надо было бежать, а она успела только развернуться и дернуться в сторону, хотя это было уже что-то, потому как вместо головы холодный рельс встретили ее ребра. От удара они заныли, дышать стало тяжело, но, как оказалось, дышать для того, чтобы что-то сделать, было не обязательно. Таис наудачу дрыгнула ногой, лишь бы попасть пяткой куда-нибудь и как-нибудь отпихнуть взбесившийся труп от себя. Потом у нее получилось глотнуть немного воздуха и все-таки развернуться на спину. Сумасшедшие глаза смотрели прямо на нее, а телом он чувствовала навалившуюся на нее тяжесть и тепло, которое свидетельствовало о том, что этот хер все-таки действительно воскрес. И непонятно пугало ли это Таис или больше злило, но явственнее всего она испытывала жгучее желание сделать так, чтобы он все-таки сдох окончательно. Потому она делала все, чтобы он не сцапал ее руки, и пальцами одной пыталась забраться в корявую рану на шею, а другой – цеплялась за лицо, стремясь то ли разодрать кожу, то ли вырвать ноздри или выдавить глаза. И, конечно, она вилась всем телом. Чтобы выбраться, просто необходимо было двигаться.

Если бы Таис была сантиметров на двадцать выше и на столько же килограмм тяжелее. Если бы до этого сраная древность не отколошматила ее так, что на теле с кожей нормального цвета были проблемы. Если бы она была сильнее сама по себе, обособленно от обитавшего внутри нее пернатого постояльца… Даже несмотря на все эти «если» в какой-то момент ей стало казаться, что ничего бы уже не помогло. В какой-то момент, когда в ее зажатом между их телами локте что-то хрустнуло, давая понять, что освободить руку уже не удастся, ее движения утратили цель выбраться, превратившись в красочную иллюстрацию полного отчаяния. Она дергалась, потому что только так могла сказать нет тому, что казалось теперь неизбежным.
Ее попытки сдвинуться хоть куда-то стали еще более рваными и нервными тогда, когда она почувствовала, как на ее горле, ее божественном, уникальном горле, сжимаются пальцы, а каждый раз, когда она пробовала протолкнуть в себя хоть немного воздуха, грудь точно облизывало огнем изнутри. Пламя это разгоралось все сильнее, кровь приливала к голове и застилала глаза пленкой, сквозь которую она видела мерзкую рожу, теперь вызывавшую у нее не страх, а острое желание плюнуть в нее, ну, и еще разочарование от того, что сделать это уже не получится. Страх, как и любая эмоция, когда-либо зарождавшаяся в Таис, достигнув своего предела, мутировал в нервную, раздраженную злость, которая распалялась только сильнее от того, что теперь уж точно грозилась быть последней. Сука! Сука! Сука! Ей не хотелось умирать, но еще сильнее ей не хотелось, чтобы этот корм для червей жил дальше. В какой-то момент из долгого, бесконечно долгого провала в пустоту, в который она окунулась, у нее даже получилось освободить свою руку, но все, на что ее хватило, - это на робкие, совсем слабые удары по чужой спине. На них, да еще на непрекращающиеся попытки вздохнуть…
Она уже не видела ничего перед глазами, ничего не слышала и не чувствовала, как воздух все-таки прорвался в легкие. Голова резко закружилась, со следующим глотком воздуха Таис закашлялась, но смогла понять, что хватка на шее ослабла, как и лежащее на ней тело. Силы к ней самой, в свою очередь, тоже не вернулись вмиг. Зато встрепенулась оживающая вместе с хозяйкой злость, и именно она помогла Таис выбраться, кое-как отпихнув от себя навалившийся мешок из кожи, костей и мяса. Подняться сразу у нее не получилось даже на четвереньки, как и отползти далеко. Так она и замерла сантиметрах в пятнадцати от своего неудавшегося убийцы, который, судя по тому, как едва заметно поднималась его спина, к сожалению, не сдох.
- Сука! – первым, что смогло заработать в ее теле, оказался голос. Тихий и хриплый, он все равно звучал красиво. Она это слышала, а потому хотела продолжать говорить. – Мудак! Гондон ебаный!
Каждый звук давался ей все легче, и с каждым звуком она чувствовала, как силы возвращаются к ней. Наконец, получилось подняться на четвереньки, потом, пошатываясь, встать в полный рост. Это свое достижение Таис отпраздновала моментально, ногой пихнув валяющееся рядом тело, и чуть не завалившись от толчка назад. Вряд ли такой хилый пинок мог быть болезненным, даже если этот возвращающийся в свое нормальное состояние недавно двигающийся труп вообще мог чувствовать боль, и, соответственно, никакого удовольствия не принес. Трясущейся ладонью Таис стерла со щеки черную жижу, компенсируя невозможность причинить серьезный вред физически словами: Что за дерьмо в тебе теперь течет?
Разумеется, ответа она не ждала. Чего бы она хотела подождать – так это того, когда Тедди откинется во второй раз, или когда к ней вернутся остатки сил, чтобы посодействовать ему в этом, но свет на гипотетической станции впереди, к которому она рвалась, вдруг вспыхнул ярче, а здравый смысл восстанавливался раньше, чем ее физические возможности. Таис подумала, что будет крайне прискорбно, ожидая чужую смерть умереть самой, бесславно превратившись в обмотанные вокруг стальных колес первого поезда кишки, а потому пихнула тело рядом ногой еще раз: Если ты не сдохнешь сейчас, я все равно убью тебя потом, – и зашагала, пошатываясь, к своему концу тоннеля.