«Господи, Харрис, почему ты такая дура? Как можно было до последнего оттягивать визит к матери? Оттянула, умница. Гореть теперь тебе в аду за это, Элейн. Мать умерла, а ты так ей и не успела ничего сказать. И она даже не услышала, что ты ее прощаешь. Отвратительно, Элейн. Бог накажет тебя за это», - и с этими мыслями верующая в Бога женщина грустно опустила глаза, протяжно выдохнула и залпом осушила остатки виски. Она завернула в этот бар совершенно случайно, так как совсем отчаялась. Да, она в самый последний момент рванула из любимой Ирландии в дотошную Грецию, чтобы проститься с умирающей матерью. Но так и не успела. И что теперь? А теперь она решила, что самый лучший способ избавиться от гложущего чувства вины… напиться. Как настоящая ирландка, чего уж там. И она действительно уже была наполовину пьяна. И это после целой бутылки виски, осушенной в одиночестве. Да, Харрис это качество досталось от отца – невысокого, усатого и пышущего здоровьем мужчины, который мог осушить целый бочонок с виски и опьянеть лишь слегка. Элейн же нужно было выпить, конечно, значительно меньше этого крепкого напитка… Но тем не менее.
- Дерьмовый у вас тут виски, - проворчала на чистом ирландском Эль, исподлобья глядя на бармена. Она положила локоть своей белой руки на столешницу и кулаком подперла левую щеку, всем своим видом показывая, как ей скучно. В правой руке она неизменно держала стакан с напитком. – Только одно название от него. Ни вкуса, ни цвета. Вы, греки, совсем от рук отбились, если выдаете это пойло за виски. А вот у на-а-а-ас в Ирландии… -  Потрепанная, недовольная и только слегка пьяная женщина наблюдала за тем, как бармен дружелюбно ей улыбается, но ни черта не понимает. – Ай, баран греческий, да что с тобой говорить, - фыркнула женщина, вновь опрокидывая стакан с терпким напитком и прикрывая свои светлые глаза. И именно в этот злополучный момент какой-то алкаш-завсегдатай умудрился пройти мимо женщины так, что задел ее со спины локтем. Брюнетка, зажмурившись, поторопилась откашляться. Ясен пень, она подавилась. Хорошо, что виски остался во рту, а не на новом платье. – ИДИОТ! – Рявкнула Эль на чистом ирландском, что, кажется, очень заинтересовало самого идиота. Мужчина-блондин, слащаво улыбаясь, попытался присесть к Эль. Но его попытка закончилась неудачей – Элейн хватило только одного взгляда, чтобы показать: блондину тут не рады. Нет уж, Элейн будет пить сегодня в одиночестве. Как и нести свою тяжелую ношу. Должна же она хоть как-то поплатиться перед Богом за свершенную глупость!
Брюнетка вновь поднесла стакан к припухшим губам, однако отхлебнуть она не успела. «Опять», - подумала женщина в ответ на чьи-то слова приветствия. Кто-то снова пытался к ней подкатить. Да что ж такое!
- Слуша-а-ай, - полупьяным голосом протянула Эль, делая разворот на сто восемьдесят градусов на крутящемся табурете и планируя оказаться лицом к лицу с мужчиной. Только вот в результате оказалась лицом к чьей-то груди. Она и забыла, что сидение на стуле знатно уменьшало ее в размерах. – И ты слушай, - гениально, теперь она говорила с чьей-то грудью. – У меня пробле-е-мы. И-и-к. И я должна справиться с ними одна. Иначе меня накажет за это Бог. – Вот  так.

Отредактировано Elaine Harris (04.05.2013 19:48:02)

- Да знаю я! – Нервно огрызнулась женщина в ответ на «алкоголизм – грех», при этом решительно и достаточно громко ударяя пустой стакан об поверхность столешницы. Так, чтобы все слышали. И все обратили на нее внимание. К слову, Харрис действительно любила внимание. Особенно мужское. Но сегодня оно почему-то доставляло ей только раздражение и проблемы. – Не-е-е-е-е-т, уйди, треклятый. Я буду пить одна! Да! И-и-к, - она хотела ткнуть пальцем в грудь мужчины, чтобы хотя бы слегка оттолкнуть его от себя. Не получилось. Промахнулась. Отлично. Вообще прекрасно. Браво, Эль. – Ладно, уговорил, небритый. Но только потому, что мне надоело разговаривать с бутылкой! – Ирландка, упершись ладонью в поверхность барной стойки, слегка оттолкнулась от нее и развернулась на крутящемся табурете. В идеале она хотела оказаться лицом к бармену, но, видимо, оттолкнулась слишком сильно и сделала целый оборот на все триста шестьдесят градусов. – Отлично, - она уныло выдохнула, - разверни меня! – Грусти и след простыл. Наконец, Элейн оказалась лицом к лицу с бутылкой виски. Немного помедлив, Харрис сама открыла бутыль и плеснула в стакан терпкого напитка. Вообще Харрис предпочитала оставлять мужскую работу мужчинам, будто то починка телевизора или открытие бутылки вина. Но не сегодня. Сегодня у нее все было по-другому. Сегодня она, черт возьми, была настоящей. Потому что была пьяной. Безумно пьяной. Она не хотела кокетничать, не хотела строить глазки, не хотела флиртовать. Она не желала постоянно смотреться в зеркало, чтобы убедиться в идеальности укладки или макияжа. Она не хотела постоянно оправлять юбку, потому что та вечно задиралась и открывала не слишком длинные ноги в самых неприличных местах. Она хотела тупо напиться, забыться и вырубиться. Желательно не в ближайшей канаве.
- Да-да, бармен, еще виски! Хотя тут еще есть. Но еще виски надо! – Эль подняла указательный палец вверх, а затем совершенно внезапным порывом развернулась и, устроив локоть левой руки на столешнице, уперлась кулаком в щеку. – Моя мать изменила моему отцу. Эту измену я видела собственными глазами. Я с кулаками набросилась на ее любовника. Моя мать посчитала, что я не права и отвесила мне пощечину. После этого я сбежала из дома. Мне было семнадцать, -   Эль вновь поднесла к пухлым губам полный стакан с виски и залпом осушила ровно половину. Она даже не поморщилась. Ирландка, черт возьми! – Вчера утром она умерла. А я прилетела в Грецию только сегодня днем. Я хотела сказать, что прощаю ее, хотя, конечно, это не так. Но ей было бы легче там, куда отошла ее душа, - Эль устало прикрыла серые глаза и замерла. На какой-то момент могло показаться, что она просто уснула. Однако ровно через минуту Эль снова приподняла руку и залпом осушила стакан теперь уже до дна. – Ну и дерьмовый у вас все-таки тут виски.

- Я не страдаю! Я пью. Пью и думаю, - пьяным голосом выпалила Эль первое, что пришло ей на ум. Эта женщина вообще редко думала, что говорит. Она говорила, что думает. – Понимаешь, у меня… как его там… И-и-к. Когнитивный диссонанс! Я вроде бы и хочу ее простить, потому что она умерла… Но не считаю, что она достойна моего прощения. Я слишком многого натерпелась из-за нее. И слишком рано повзрослела. И я не считаю, что это хорошо, - она искоса  посмотрела на пустой стакан, потом на почти полную бутылку. Вновь захотелось выпить, и официант, словно прочитав мысли ирландки, быстро наполнил ее стакан. – А ты? Почему у тебя матери не было? Что с ней случилось?  - Харрис и не думала выражать свои соболезнования. Это любят делать американцы, отвечая «Мне так жаль» или «Оу, щет, прости!». Да за что прощать-то!? И чего желать? Люди умирают каждый день, и если жалеть каждого – жалелка треснет. После заданного вопроса женщина, рассеяно кивнув официанту в знак благодарности, взяла в руки полный стакан и сделала пять небольших глотков. Она всегда делала пять глотков. Привычка. Она ни капли не удивлялась тому, что после такого количества выпитого все еще держит себя в относительно трезвом уме. Это качество ей перешло по наследству от отца – этот крепкий ирландец мог высосать целый бочонок виски и даже глазом не повести. Эль, конечно, бочонок бы не выпила… Но три бутылки в одну харю – без проблем! – ДА НЕ ЖАЛЕЮ Я СЕБЯ! – На весь бар выкрикнула ирландка, сердито ударяя небольшим кулаком по гладкой поверхности барной стойки. – Вы, американцы, такие ту-у-у-у-у-у-пые, - недовольно хмурясь, прохрипела она. – Весь мир вас не любит! И правильно! И-и-ик. – Могла ли она обидеть кого-то этими словами? Конечно. Задеть? Еще бы? Но ей было плевать с высокой колокольни на все это. – И я вас не люблю! И тебя тоже! – Она резко дернула головой, горделиво отводя острый подбородок в сторону, мол, ты, жалкий смертный америкашка, не достоин моего королевского внимания. Но стоило только Максу развернуть женщину обратно к нему лицом, стоило ему приблизить свои глаза к ее… Едва ли она почувствовала его теплое, отдававшее виски и сигаретами дыхание на ее раскрасневшихся щеках, как Эль поняла – свое лекарство от страданий она нашла. Ни секунды не думая, женщина быстро подалась ближе к американцу и, опершись ладонями на его колени, каким-то внезапным, но достаточно долгим порывом поцеловала его. Показалось, что прошла вечность. И спустя эту вечности Эль неохотно отдалилась от него, выпрямилась на своем стуле и, вновь взяв стакан с напитком в руки, сделала пять небольших глотков. Как будто ничего и не было. И в реальности, и в ее голове.

Элейн уже и забыла, что минутой назад поцеловала своего нового собеседника. Сейчас она просто сидела на своем крутящемся табурете, пьяным взглядом серых глаз смотрела то на бармена, то на посетителей и, конечно, беспрерывно пила этот противный виски. Над барменом, кстати, висел небольшой телевизор, по которому крутили футбол. Элейн, как истинная ирландка, футболом не болела, но интересовалась. Опершись локтем на поверхность стола, женщина подперла кулаком свою щеку и вообще – всем своим видом она показывала то, как ей офигенно весело. О Максе она уже даже как-то забыть умудрилась.
- Это было круто, - вернул ее в пьяную реальность слегка хрипловатый мужской голос. Знаете, Эль никогда и ни о чем не грезила. Но вот именно в этот момент она почему-то решила, что если бы у нее был персональный принц на белом коне, то у него обязательно был бы такой же голос, как у Макса. Ирландка ничего не ответила на своеобразный комплимент, а только убрала руку от щеки и, надменно приподняв одну бровь, посмотрела на Хранителя. Он уже допивал свой виски, а когда закончил – громко ударил стаканом о поверхность барной стойки. Что-то он разбушевался. Гормоны, видать, играют. «Домой тебе надо, Харрис, домой. Ты слишком много выпила. Еще два глотка, и твою крышу точно снесет. И ты натворишь таких дел, что поток вовек не разгребешь», - кто же знал, что эти пьяные мысли окажутся пророческими? Настолько пророческими, черт их возьми, что сломают(?) Харрис всю жизнь. В целом, женщина уже была готова взять с соседнего стула свою сумку, расплатиться с барменом и уйти. И она действительно встала со своего пригретого табурета, взяла в одну руку сумку и, чуть покачнувшись на месте, развернулась, как… Черт! Ей не хватило совсем немного, чтобы уйти от судьбы. Она должна была оказаться лицом к двери, к дверце такси, к асфальту, наконец. Но не-е-е-е-т! Ирландка оказалась лицом к мужчине. Он был близко. Он был слишком близко. Дыхание непроизвольно участилось. Харрис застыла в мучительном ожидании. Она хотела, чтобы он ее поцеловал. До потери пульса хотела. Она смотрела в его глаза снизу вверх, так пронзительно и остро, словно искала ответы на какие-то свои вопросы. А он смотрела в нее.  Минутная прелюдия оборвалась, когда мужчина резко подался вперед, наклонился и припал своими губами к её. Элейн протяжно выдохнула, закрыла глаза и с наслаждением ответила на поцелуй, опираясь рукой на табурет, который стоял сзади. Ей нужна была опора, иначе она бы точно потеряла крышу вместе с равновесием. Вскоре  мужчина отдалился, на что Харрис ответила глубоким вдохом. Воздух, нужен воздух, больше воздуха. Чтобы голова не кружилась, чтобы равновесие не оставляло, чтобы еще хоть пару минут пробыть в трезвом уме.
- В отеле, сто метров отсюда, - на одном дыхании выпалила женщина, приоткрывая глаза и гладя Максу в лицо. Она заметила, что трезвость ее уже давно оставила. Еще тогда, когда она сама поцеловала Макса. А сейчас… Сейчас ее оставило вообще всё. Не спрашивая мнения Хранителя, не задавая лишних вопросов, Элейн просто подтолкнула Макса к выходу, а сама пошла за ним. И да, уже через две минуты они действительно были в маленьком, но чистом номере. И тут Харрис в голову ударил трезвый ум. Она просто встала у стены и, скрестив руки на груди, о чем-то задумалась.