Герберт никак не мог простить себе своего же вероломства: как, ну как он мог оставить солнечные очки в пиджаке?! А пиджак – в комнате. Освещение на кухне показалось Стауту слишком ярким, а когда открытая девушкой дверца холодильника выпустила наружу еще одну частичку света, тут мужчине совсем поплохело.
Видимо, щедрые духи виски, отвечавшие своими маленькими сущностями за каждого, кто накануне потреблял этот благородный и суровый напиток, итак отвели ему слишком много времени относительно раннего беспохмельного бытия: смог же он как-то и с Кассандрой нормально объясниться, и одеться самостоятельно... Но теперь пришло время платить по счетам.
Едва Герберт уселся на предоставленный ему стул, как глаза, казалось, резанули охотничьим ножом, а голова загудела похлеще колокола Биг Бена в полдень: bong, bong, bong...
Страдалец облокотился о поверхность стола и обхватил голову руками, вслушиваясь в пульсацию собственной боли. Весь мир сейчас раскалывался калейдоскопом, и открыть глаза Герберт смог только тогда, когда Кассандра опустила перед ним стакан. Сказать, что даже этот глухой стук мог сейчас просто-напросто убить Стаута децибелами, значит ничего не сказать. Но это было лишь самой маленькой из проблем, посколько Герберт не только уверился в том, что девушка не попала под его обаяние, и его компания доставляля ей мало удовольствия (если вообще хоть сколько-нибудь), но она к тому же еще и решила открыто воспользоваться всей ситуацией. Да, Кассандра откровенно веселилась...впрочем, винить ее за это было нельзя.
Первый зрительный контакт случился даже не с самой рассольной жидкостью, а с кокетливо торчащей из высокого стакана соломинкой. Она смотрела на Герберта, а он – на нее, и продолжалось это секунд двадцать. А потом соломинка заговорила...правда, только в сознании Стаута, и говорила она почему-то голосом одного из элвиновских бурундуков: "Ну что, Стаут, доигрался?"
Доигрался...
Герберт, слегка нахмурившись, недоверчиво посмотрел на улыбающуюся Кассандру:
– Вы серьезно?.. Я не хочу это пить.

Стаут никогда бы не подумал, что вот так неприлично сильно обрадуется уменьшению количества изливаемого в помещении света. На месте собственного божественного светлого покровителя он бы такую радость не одобрил, но когда глаза у тебя выжигают каленой кочергой, уже о таких вещах мало задумываешься. Успеет еще Герберт порадоваться взошедшему солнцу…но до этого момента нужно решить проблему с чудодейственным рассолом.
– Ну, раз уж «Эмму» прощаете…тогда стоит рискнуть, наверное. – брезгливо поморщившись, Герберт с видом великомученика взял в руки высокий стакан. Вот только отпивать из него мужчина как-то не спешил.
Он посмотрел на стакан, на Кассандру, а потом снова на стакан. И после опять опустил посудинку на стол – необходимо было еще собраться с силами для совершения такого гигантского шага, как распитие рассола. А сделать это за пару секунд Герберт был просто не в силах.
– Ну так, Вы говорите, что обещаете отвести меня обратно на свою кровать? И компресс сделать? – Стаут как бы отстраненно повертел соломинку в стакане, и совершенно невинно (по крайней мере, внешне) поинтересовался, – компресс на какую часть тела именно, Кассандра?
Ох, и рисковал же Герберт потерей тепленького места на остаток суровой ночи. Даже поспешная милая улыбка могла не спасти ситуацию...могла и, скорее всего, не спасет. И Стаут, как послушный Хранитель, осторожно взял стакан обратно в руки, чтобы хоть на пару пунктов поднять свой резко опустившийся после произнесенной фразы статус.

Герберту страшно, дико, до невозможности не хотелось пить никаких рассолов. Он и рассол – вещи такие же несовместимые, как шерстяная федора с летним белым костюмом. Ну не сочетаются они вместе, никак, это неудобно и совсем не красиво.
– Как неоригинально это всё… но на голову, так на голову. И Вы и представить себе не можете, сколько всего болит во время похмелья, – Герберт с обиженным видом поднял стакан, поднес его к лицу и взболтал мутную жидкость. Жидкость доверия не вызывала.
А вот подстрекательства Кассандры, так ловко проведенные в виде обратного отсчета, возымели немедленный эффект. То ли девушка действительно смогла так точно разглядеть в этом взрослом мужчине скрытую детскую натуру, то ли просто так совпало, но своего она добилась в ту же минуту. 
Уже на слове «два» Стаут испуганно и почти жалостливо посмотрел на Кассандру, будто его, школьника младших классов, лишали права на поход на экскурсию.
– Эй, нет, хорошо-хорошо. Я выпью это…месиво. – соломинка нехотя отправилась на стол, рассол – по прямому похмельному назначению; к тому моменту, как Герберт с огромным трудом опустошил свой стакан, настроение мужчины успело упасть до рекордно низких отметок, и снова подняться на несколько пунктов - обратно до приемлемой нормы. Стауту стало настолько легче жить, что он даже решил потерпеть шум воды и вымыть за собой стакан.
– Всё, свою часть сделки я выполнил на «отлично», Кассандра. Теперь ваша очередь, – повеселевший мужчина вытер руки о бумажное полотенце, и прицельным движением отправил его измученный трупик в корзину.
– Надеюсь, что Вы и ваш щенок остались мной довольны, – с этими словами Герберт обнял девушку за талию и прижал ее к себе, во второй раз за ночь-тире-раннее утро подарив девушке уникальную возможность ощутить на себе силу пусть и нечастых, но спортивных тренировок.
Так он и продержал Кассандру возле себя до самой двери, будто совсем позабыв о собственном дорассольном выводе – девушка им заинтересована примерно так же, как средней августовской температурой Уганды.
Отпустил мужчина новую хозяйку комнаты только в самой вышеозначенной комнате:
– Моя же голова меня и убивает, – Герберт скользящим движением убрал руку с талии Кассандры, и улегся на кровать в ожидании спасительного компресса.

Всегда приятно, когда о тебе заботятся. А уж если заботится о тебе девушка, то жизнь вообще можно назвать удавшейся. Еще бы голова при этом так не болела…
Благо, спасительный компресс быстро оказал целительное воздействие, и Герберт был уверен, что как только он через нужное количество времени уберет мокрую ткань с глаз, мир вновь обретет все свои краски. Может так случиться, что Стаут даже признает превосходство страдания из-за распития рассола над страданием из-за похмелья.
А вот тут у добросердечной девушки, так щедро приютившей незнакомого мужчину в своей комнате, появился шанс узнать про своего гостя кое-что новое: оказалось, что при всей своей любви лишний раз поболтать, о себе самом, и особенно о прошлом, Герберт предпочитал особо не распространяться. С ним можно обсудить особенности выпаса скота на альпийских склонах, причины необъяснимой смерти того же Эдгара Аллана По, с ним можно было поговорить о мышах, и людях, и лошадях, и о составе Палаты лордов, но никак ни о подробностях его прошлого.
– Как я стал Хранителем? Боюсь, в этой истории нет ничего особенно занимательного – талисман мне просто перешел по наследству. А из группировки я в тот раз ушел потому, что отношения с предыдущим главой как-то не сложились. Характерами не сошлись. – Стаут убрал с глаз мокрое полотенце, – Сейчас Честер пригласил меня обратно. Вот, в принципе, и вся история. 
Герберт окончательно избавился от мокрого полотенца, тяжко вздохнул, и вытер глаза тыльной стороной ладони.
– А знаете, Кассандра, ведь с меня за сегодняшнее причитается. Выбирайте ресторан – на выходных я свожу Вас на ужин.

Утро приближалось всё стремительнее. Если десять минут назад Герберт еще и подумывал о том, что, возможно, стоит еще немного вздремнуть до наступления рассвета, то теперь нужда в этом отпала сама собой: не смотря на то, что волшебный рассол и его друг компресс помогли не до конца, бодрость всё же начала возвращаться к Хранителю уже с первым лучиком света, опустившимся на пол комнаты. Однако покидать уютную кровать мужчина не спешил: комфорт он любил, а так как ночь прошла до крайности быстро и сумбурно, получить частичку расслабленного уюта можно было и сейчас, на рассвете.
Полотенце отправилось в полет до миски, в то время как сам Герберт повернул голову в сторону кресла, в котором устроилась Кассандра, и окинул хозяйку комнаты слегка недоверчивым взглядом. Сколько девушек на его памяти отказывались от ужина в ресторане? Сколько раз он слышал фразу: «Ох (или «Ах» - по вкусу), только не в ресторан!». Хм…приличное количество раз, и за этим заявлением тут же следовало: «…не ресторан, лучше приходите вместе с вином прямо ко мне домой», или «…не ресторан,  давайте лучше поужинаем у Вас». Кассандра не выбрала ни один из этих вариантов, а выдала свой, чем на пару секунд даже отвлекла Герберта от отголосков головной боли.
– Хорошо, я постараюсь организовать что-нибудь в этом роде. Найдем для Вас толкового инструктора и самую спокойную лошадь, идет? – в конце концов, должен же кто-то в Афинах давать частные уроки верховой езды? Нужно всего лишь сделать пару звонков знающим людям.
Такие занятия – отличная возможность для любителя этих животных познакомиться с лошадьми как можно ближе. Потому что либо это, либо скачки – а там подчас нужно одеваться гораздо более официально, чем для похода в самый лучший ресторан, о чем Стаут счел нужным Кассандру предупредить:
– Но, если не получится с занятиями, я могу взять Вас на скачки. Как только сезон откроется, разумеется. Вот только...только там шляпка нужна, знаете? – Герберт крутанул пальцами в воздухе, очерчивая контуры широкой женской шляпки, – без неё не пустят.
Просьба Кассандры, вопреки своему содержанию, вызвала у Герберта широкую, и совершенно обезоруживающую улыбку:
– Проще – значит, проще. Договорились.
Вот только взгляд Герберта, и эта его улыбка слишком ясно давали понять – через себя он переступить не сможет, и вряд ли организует чистейшую простоту общения в ближайшее время.