Герберт, задрав голову и чуть прищурившись – солнце, хоть и вечернее, всё еще норовило ослепить парочку-другую туристов – смотрел на величественные колонны. Пусть эти пятнадцать, стремящихся ввысь, колонн и были лишь далеким эхом того огромного, знаменитейшего храма, они все еще внушали трепет.
Зрелище было бы абсолютно захватывающим, если бы этот храм не был храмом Зевса – у Стаута с этим богом (вернее, с его Хранителем), были связаны не самые хорошие воспоминания. Недовольно поморщившись – надо же было опять вспомнить про этого Кестлера! – Герберт перестал разглядывать колонны и огляделся.
Где же Беннингтон?
Уже, наверное, в десятый раз за день хранитель Титона спросил у себя: правильно ли он поступает? Нужно ли ему опять вмешиваться во все эти группировки и бередить раны прошлого, или всё же стоило бросить все, уехать куда-нибудь подальше, и ни о каких войнах и Играх не вспоминать? Временами Герберту казалось, что этот Честер Беннигтон был единственным человеком в округе, который мог изменить мнение Герберта относительно данного вопроса. В конце концов, уговорил же он как-то Стаута на эту встречу, и на Афины в целом, и вообще…
И таким вот образом, в одиннадцатый раз решив, что дело того стоит, Герберт посмотрел на часы.

- Стало быть, меня ждешь?
Герберт тут же обернулся на голос; и если до этого момента Хранитель еще чувствовал некоторую нервозность по поводу всего происходящего, то теперь вечерняя встреча с эгейнстовским лидером как-то резко и неожиданно превратилась во что-то естественное. Хулиганская физиономия Беннингтона, по идее, не должна была внушать доверия: такому бы еще развлекаться и развлекаться, благо, внешность и живость с лихвой позволяли удариться в перманентное веселье, а не группировкой руководить. Но Герберту при виде этого парня почему-то стало спокойнее на душе. Впервые за всё время после возвращения в Афины. 
– Судя по всему, именно тебя. – мужчина улыбнулся, отвечая крепким рукопожатием на приветствие. И хоть Беннигтон прекрасно знал его имя, Стаут всё же решил последовать примеру, и тоже «официально» познакомиться. – Герберт Стаут, Хранитель Титона.
А вот вопрос заставил мужчину немного помолчать. Вообще говоря, Герберт был одним из тех людей, которые и на грани нервного помешательства будут делать вид, что жизнь их – словно сад весной. Скрытным этого улыбчивого и довольно общительного риелтора язык с трудом поворачивался назвать, н-но… факт оставался фактом – Стаут никогда открытой книгой не был. Вот по этой причине Герберту понадобилось время, чтобы честно ответить на вопрос: «почему не отшил?».
– Не знаю. – мужчина пожал плечами. И говорил он это совершенно искренне, – У меня есть на это несколько ответов, и я не знаю, какой из них будет самым честным.
Герберт оглядел почти совершенно опустевшее пространство вокруг храма, и, только после пары мгновений тишины снова обратился к Беннигтону:
– Наверное, мне надоело бежать от прошлого. Хочется разобраться со всем, что было, и с тем, кто я есть. Райс мне в этом не помог – характерами не сошлись. – Стаут горько усмехнулся, – А вот ты…что-то в том, как ты говорил, заставило меня оказаться здесь.
Герберт кинул быстрый взгляд на колонны, которые сейчас представляли собой метафору и Афин, и всего загадочного хаоса, разворачивающегося в этом городе.
Дальше в своем ответе Стаут распространяться не стал, а только изучающе взглянул на Беннингтона; Герберт понимал, что его ответ никак нельзя назвать исчерпывающим. Да и что говорить: будь он сам на месте лидера целой группировки, ни за что бы не принял эту короткую фразу за годное объяснение...

Недовольство эгейнстовского лидера Герберт уловил сразу, еще до того, как Беннингтон без всяких расшаркиваний выразил его словами. Поверхностный ответ Герберта этого темноволосого, хулигански-харизматичного молодого лидера не устроил совершенно, и Стаут был к этому готов. Но, как это часто бывает, готовность готовностью, а осадок остался…
Стаут выглядел как школьник, которого поймали на списывании. Поймали, и не в первый раз: сначала он опустил взгляд, как-то прерывисто выдохнул, и только потом исподлобья посмотрел на устраивающегося на ступенях Беннингтона. И если раньше Стаут всегда был «школьником», уверенным в том, что ему опять все сойдет с рук из-за обманчиво-скромной улыбки и влажного от набегающих слез взгляда голубых глаз, то теперь таких пряников ждать не приходилось. Улыбки на губах Хранителя Титона больше не было.
Садиться рядом Герберт тоже не спешил; он занял место на каменных ступенях только на середине монолога Беннингтона о Райсе. Монолога, потому что на разговор об этом человеке Герберт отозвался молчанием. Стаут смотрел на Честера и слушал, слушал внимательно, вдыхая аромат сигаретного дыма и, кажется, машинного масла.
– …а потом узнал, что твою семью убили люди Кестлера…
Герберт резко отвернулся и невидящим взглядом уставился на залитую тусклым вечерним светом землю; челюсти напряглись, резко обозначая четко очерченные скулы, и если бы Стаут не успел повернуть голову в сторону, то Честер бы смог увидеть в глазах Хранителя отражение боли от снова открывшейся раны.
Беннингтон рассказывал о том, с чем и для чего собираются в его особняке люди, и Герберт, буравя взглядом ступеньки и землю под ногами, лишь изредка кивал, показывая, что все понимает.
– Ну что ж… – Стаут наконец взглянул на Честера. И это был уже не тот улыбчивый, довольный собой и жизнью мужчина; нет, он выглядел по-другому, с иным взглядом, и то теперь был взгляд человека с историей. С историей незавершенной, не дававшей спать ночами – с причиной, по которой иногда Стаут вот с таким же невидящим взглядом иногда сидел в офисе, смущая коллег внезапной молчаливостью.
– Кестлер – подонок, каких Земля не видывала со времен Ирода, и я хочу увидеть, как он пойдет ко дну. И сделаю для этого всё. – Стаут повел плечом, будто пытаясь сбросить с себя груз, но никак не мог этого сделать.
– Вот только убивать я для этого не готов, Честер. – это было признанием. Герберт смотрел прямо в карие глаза Беннигтона, не зная, чего ему ожидать от лидера Эгейнста после такого сообщения.

Отредактировано Herbert Stout (09.04.2013 19:32:14)

Герберт очень невесело усмехнулся. В самом деле, ну какого он еще мог ожидать разговора? Мужчина прекрасно понимал, через что приходилось проходить Беннингтону: на его плечах лежал огромный груз группировки. Группировка – это, прежде всего, люди, и за каждого из них он несет личную ответственность. Стаут отчего-то был полностью уверен в том, что при всей своей лихой наружности, этот кареглазый чувствовал то, каким важным, и насколько тяжелым грузом является эта ответственность.
Именно поэтому Честеру нужны были новые соратники: взрослые, сознательные, те, на которых он мог положиться. Герберт так же понимал, что Беннингтон, возможно, хочет видеть его именно таким. Что ж, Стаут был таким взрослым мужчиной…а, значит, человеком со вполне устоявшимися ценностями. Нет, все мы в течение жизни меняемся так или иначе, учимся от других, меняем некоторое поведение, и продолжается этот процесс до того времени, как высшие силы решают показать нам новый мир… Но были в стаутской жизни определенные моменты, которые он исправить уже не мог. Герберт бы, может, и хотел сказать: «Да, Честер, теперь я готов убивать!», но не мог. Но и отступать Хранитель теперь тоже не желал. Он уже здесь, в Афинах; и пусть шанс бросить эту затею и уехать еще есть, Герберт им пользоваться не собирался, нет уж. Кестлеровская зараза должна быть побеждена.
– Я знаю, что ты позвал меня не только для массовости и в качестве полезного украшения для кухни. И понимаю, что… Честер, – Хранитель обернулся к лидеру, и взглянул на него со всей серьёзностью, – я не могу прямо здесь и сейчас сказать тебе, что готов убить ради друзей и близких. Если ты услышишь сейчас от меня эти слова, то прозвучат они красиво. Вот только смогу ли я потом этим словам следовать, когда наступит время?
Герберт помолчал, напряженно всматриваясь в красную полоску горизонта. Ох как, должно быть, нехорошо сейчас приходилось Честеру рядом с ним. Он-то ждал полезное вложение…
– Но послушай, – Хранитель Титона снова обратил взгляд на Беннингтона, – я тебе обещаю: ради друзей и близких я готов делать всё, что в моих силах. Ради их защиты я буду действовать на пределе своих возможностей. Верь мне, Честер. Ты можешь мне доверять, и подводить тебя я не собираюсь.

– Да, я понимаю, что придется потрудиться. – Герберт наконец-то улыбнулся – до этого разговор ни к каким улыбкам не располагал. Еще бы, речь-то шла о Кестлере…
Что-то Стауту подсказывало, что ему скоро представится шанс доказать свою преданность и работоспособность. А пока перед Хранителем зазывно маячило дело гораздо более интересное – посещение особняка. На ноги Герберт поднялся через мгновение после Честера, и, четким движением отряхнув светлый костюм, весело взглянул на эгейнстовского лидера.
– Я приехал на такси, так что с радостью прокачусь на твоей машине. На счет особняка… – Стаут неторопливо направился в сторону, где Хранителей ожидал джип Честера, одновременно постаравшись придать голосу беззаботности, – …с радостью его посмотрю. И очень буду рад, если ты выделишь мне какую-нибудь комнату.
Беннингтон был совершенно прав – отрываться от коллектива нельзя ни при каких обстоятельствах, а одними только получасовыми посиделками на выходных «своим» точно не станешь.
– Но, Честер, надеюсь, ты поймешь, если я не буду жить в особняке все семь дней на неделе? Мне всё же уже не двадцать, и частенько возникает необходимость в личном пространстве. Очень личном…ты ведь понимаешь. – Герберт многозначительно улыбнулся. 
О «техниках» – это Честер загнул. Интересно, что он сделает с Гербертом, если узнает, что она у него всего одна? Этот разговор Стаут тут же решил оставить на то время, когда они уже будут сидеть в машине.

- Никто и никому ничего не должен, - ох, мистер Стаут, зря вы это сказали. Грифон считал, что все ему должны. Особенно - Хранители. Особенно - мисс Беннет, исполняющая его указания. Это современная версия естественного отбора: если убиваешь не ты, то убивают тебя. Животное, к слову, чересчур радовал тот факт, что в современности преимущество на стороне чудовищ, а не Богов. Ведь сами Боги сейчас прохлаждались где-то далеко-далеко, отдавая часть силы обычным людям. Сосудам. Да, именно так они назывались. Никчемные сосуды, вмещающие в себя недостаточное количество сил, чтобы убить немейского льва, эриманфского вепря, цербера или того же грифона. Они не Боги, они лишь пародии оных. А Носители... о, их чудовища всегда находятся где-то внутри. Они не отдают свои силы под контроль глупому человеку, они предпочитают сами контролировать ситуацию.
- В таком случае... ты очень плохо знаешшшь мифологию, - прошипела мисс Беннет. В таком состоянии ее раздражали разговоры, но Герберт выбрал отличную тактику: старался не злить девушку еще сильнее. - Я не люблю вести диалоги с сосудами Богов, вы мне омеррзительны, - несмотря на рекомендательный тон мужчины, грифон отнюдь не собирался совсем успокаиваться. Мисс Беннет, которая не хотела никого убивать, на секунду снова появилась у себя в теле. Лишь на секунду. А потом чудовище вновь взяло полный контроль. Увы, оно слишком раззадорилось. Саня не могла после такого утомительного дня бороться с чем-либо. Особенно с тем, что имеет свое видение на мир и свое сознание.
Как бы то ни было, уже через секунду Носительница слезла с брюнета. Не обманывайтесь, она не решила пресечь войну. Неа. Лет эдак семь назад грифон, разделяющий одно и то же тело вместе с Александрой, нападал на всех Хранитель и сразу их убивал. На счету грифонши имелось несколько невинных душ и она, признаться, до сих пор себе их не простила. Только речь мы ведем не об этом. Итак, семь лет назад грифон предпочитал рвать на куски противника без особых прелюдий. Года два назад он стал играть с жертвой. Ему не нравились беззащитные, потому что сам он таким не был.
- Вставай, - приказным тоном выпалила рыжая, совсем не обращая внимания на Беннингтона. То есть... она его видела. Она понимала, что он здесь находится. Но раз тот не мешает - хрен ли его калечить? Хотя на кой фиг тот стоит и наблюдает за происходящим - тоже непонятно. - Вставай! - более твердо повторила рыжая и, когда Герберт встал, она взяла его за ворот (!!!) и подняла в воздух. Улыбнулась. Зафигачила в обломки. Красота! - Так неинтересно. Покажи мне, что ты можешь, - грифон, ясное дело, сомневался, что этот мужчина может причинить ему вред, - если ты что-либо можешь, конечно, - Саша ухмыльнулась. Если этот незнакомец не сделает ничего путного, то она не будет его щадить. Разорвет пополам. Да и все.

Герберт был смелым человеком. Трус бы попытался свалить (хотя как свалить от грифона?) или затаиться. Или вообще бы заткнулся, чтобы не раздражать животное еще больше. Во время монолога мистера Стаута рыжая смотрела ему прямо в глаза. И не просто в глаза! Она смотрела на него сверху вниз, якобы пытаясь таким образом подчеркнуть его ничтожность. В этом ей помогла левитация. Девушка поднялась над землей, желая находиться выше Герберта (Санин 151 см едва ли мог внушить ужас). Как там говорится? Ах, да! «Когда глаза на одном уровне - люди равны. По этой причине судейская скамья всегда находится на возвышении. (с) Рекс Стаут. Гамбит».
- Ты забываешшь с кем ты говоришшшь, - прорычала Беннет, паря в воздухе. Этот мужчина начинал ее бесить. - Нежной? - всю агрессию будто рукой сняло! Саня превратилась в милую девочку - пусть и двадцатисемилетнюю! - с обворожительной улыбкой. Только за этой улыбкой скрывалось отнюдь не дружелюбие. За ней скрывалась угроза. Грифон никогда не бывает нежным. Ни с кем. Без особой на то причины. - О, я буду ооочень нежной, - почти нараспев произнесла Алекс, и через секунду ее выражение лица снова поменялось. Появился, простигосподи, оскал. Да, девушка решила прибить этого несчастного Хранителя, потому что ждать от него фокусов, увы, устала. Только вот...
- Беннингтон, мать твою! - ярко-золотые глаза на секунду исчезли и к рыжей вернулся обычный цвет - зеленый. Да, она смогла вырваться! Только длиться это будет очень недолго. - Ааа, черт! - женщина, которая до помутнения рассудка, стояла на земле, не успела взять под контроль левитацию. Упала на землю. Поняла, что грифону не понравилась ее маленькая выходка с подчинением разума. О нет, с таким мириться животное точно не будет! - Беннингтон, придурок, вмешайся, или я его разорву на тысячи мелких кусочков! - Чес мог бы ее успокоить. Или вырубить. Первое предпочтительнее.
Еще немного покорчившись от головной боли на земле, Саня снова прекратила сопротивляться. Животное радовалось. Очень сильно. И было намерено проучить дурацкого Хранителя, который не играет по его правилам! Не сложно догадаться, что спустя секунду произошло неизбежное.
- Я тебя уничтожжу, - прошипела нечеловеческим голосом Беннет, в то время как ее обе руки стали маленькими (пока что) лапами с длинными и острыми когтями. Оп! - и уже даже хвост появился. Нет, это еще можно остановить, если грифоншу чем-нибудь отвлечь. И желательно это сделать прямо сейчас.

Какая-то хрень). Извините, ребята х)

«Золото», - глаза грифонши метнулись к ладони Герберта, изучая взявшийся из неоткуда блестящий кусочек аурума. Ох, как она любила все блестящее! Точнее, любил-то грифон. Ему даже в голову не приходило, что ничего охранять в двадцать первом веке не надо. И прятать - тоже. Он жил по той схеме, по которой имел честь жить, охраняя сокровища Рипейских гор. Никто не смеет трогать золото! Оно должно всегда находиться в безопасности! А безопасность обеспечивает грифон. Это его инстинкт - охранять. И это, можно сказать, его работа.
- Хорошшшо, - прошипела девушка, одарив брюнета взглядом исподлобья. Стоит ли верить этому человеку?.. Чудовище было готово дать ему фору в пять минут, если тот отдаст золото. За это время Герберт должен свалить, а не то будет растерзан. Таков закон. - Ничего не могу обещщщать. Сссначала золото, - существо не имело право пощадить мужчину. Никакое золото не могло дать гарантии, дескать, Хранитель останется в живых. Отвлечь грифона золотом можно, но, как правило, отвлекается он ненадолго. Инстинкт берет верх. Люди, которые хоть как-то связаны с Богами, должны умереть. Точка. - Даю две минуты, но потом ты отдаешшшшь золото, - «... а потом я тебя уничтожу». Женщина моргнула. Цвет ее глаз, вместо предупреждающего зеленого, превратился в некую помесь зелено-золотого. Это говорило о том, что животное ни в коем случае не собирается сдаваться или отдавать своей хозяйке полный контроль над сознанием. - Что за... - Саня вернулась, однако назойливый голос в голове, с которым она, увы, не могла беседовать, сводил ее с ума. Что этот незнакомец, черт возьми, делает?.. Почему Честер стоит и, образно говоря, в носу ковыряется, а не помогает своему другу? Дурдом! - Мистер... простите, не знаю вашего имени, - тихо начала Алекс, жмурясь от головной боли, - что вы делаете? Что вам нужно? С грифоном не ведут диалоги, он все равно вас убьет, несмотря на все обещания, - рыжая вздохнула, осматривая свои руки, которые уже практически превратились в лапу. О Боже! Такого уж точно с ней еще никогда не было! Она никогда не находилась в здравом уме при трансформации, но и золото против грифона использовать тоже никто не додумывался. Кошмар! Настоящие лапы! - Я бы на вашем месте поинтересовалась какого хрена вот этот чувак, - обычно Беннет не использовала слово «чувак», однако сейчас ситуация требовала именно такого яркого существительного для выражения полного негодования Саши, - стоит и не помогает. А между прочим, Беннингтон, - повысила голос грифонша, чувствуя, как чудовище начинает терять терпение, - я сейчас превращусь в огромное животное и меня ничто не остановит, - закончила мелка фигня недовольным голосом и взглянула на руку незнакомца. Кусок золота уже распался и представлял собой совершенно не интересное сверкающее пятно. Грифон разозлился. Глаза Сани снова стали золотыми.
- Ты меня обманул! - прорычала Носительница, снова запустив мужчину в противоположную от себя сторону. Плевать, что она тоже его обманула. Хотела обмануть. Грифон имеет на это право, а Герберт - нет.