Маргарите было уже восемнадцать, и каждый в городке признавал, что в девках она засиделась. Даже дочь свинопаса – Марта, и та выскочила замуж прошлым летом, а уже эта-то совсем не была красавицей, хозяйство вести не умела, да и умом не блистала вовсе. То ли дело светлокудрая Гретхен с поступью лани и станом гибким, как ивовая ветвь. Гретхен, чья пряжа и кружево славились далеко за пределами их округи. Но сколько юношей не обивали пороги их дома, мечтая взять в жены - никому не отвечала красавица взаимностью. Сначала оговаривалась тем, что еще молода, и есть время. Потом – что хочет скопить приданного побольше. А под конец просто вздыхала, слушая упреки матери. Женихи, устав осаждать неприступную крепость, нашли утешение у девушек попроще, родители махнули рукой, а сама Маргарита продолжала тоскливо смотреть из окна своей комнаты на поля и, изредка выходить за городскую ограду, когда пастухи гнали мимо свои стада. Она уже давно смотрела только на одного из них – красавца Олафа, с волосами цвета спелой пшеницы. За все это время, взгляды их так и не пересеклись, и сердце девушки продолжало биться в одиночестве. Она боялась быть отвергнутой и только вздыхала вечерами, мотая локон на палец и представляя, что гладит возлюбленного по голове, ероша золотые пряди.
Минула восемнадцатая весна Гретхен, наступило жаркое лето, потянулись на поля стада, а по городу прокатился шепоток, что Олаф посватался к дочери гончара, и что та ответила взаимностью. Людская молва журчала ручейком по горным камням, все звонче и звонче. И сам гончар уже дал согласие на брак, и дату назначили на солнцестояние, и свадебные наряды молодой паре почти слажены. Городок замер в радостном предчувствии праздника. Только Гретхен, слушая пересуды, чувствовала, как ручеек разговоров становится для нее грозным потоком, выбивая из под ног землю. Она сделалась бледной, тихой, почти перестала рукодельничать и постоянно говорила, что нездорова, ведь и в самом деле очень больно давил упавший ей на сердце камень. Как ни пыталась объяснить глупой своей любви, что надо отпустить не принадлежавшее ей – ничего не получалось. Маргарита ревновала и так желала, чтобы пастух все-таки был ее, что за неделю до его свадьбы решилась. Она купила на рынке свежих яблок, взяла самую искусную из сплетенных ей шалей, накинула темный дорожный плащ на плечи, прикрыв голову капюшоном, и в лунную ночь, тихо притворив за собой дверь, вышла из дома.
Путь ей предстоял недалекий, но сама ее затея казалась ей гнусной, поэтому каждый шаг в густой траве, устилавшей поля за пределами города, был для Гретхен таким трудным, будто в ногах у нее путалась густая пряжа. Опушка леса, к которой она держала путь, в неясном свете луны казалась зарослями терна, а сами деревья торчали из земли точно зубы огромного хищного зверя, который сомкнул челюсти, стоило девушке скользнуть на тропу между ними. Она шла, чуть дыша от ужаса, и только повторяла тихо известную считалочку: «По лесной тропе, по сырой траве, вдоль холодных камней, средь густых ветвей, в разуме ль – в бреду, ведьму я найду». Твердила и твердила девушка заветные слова, веками передаваемые женщинами в их семье друг другу, пока не вывели они ее к старому дому. У дома не было ни окон, ни дверей, только темный плющ вился по грубо вытесанным камням стены, и сидел на крыше недвижимый силуэт вороны, жутко выделяясь на фоне белого пятна луны. Грэтхен сглотнула вставший в горле ком, и как смогла, громко, позвала:
- Госпожа колдунья! Пожалуйста, помогите мне. Больше жизни люблю я одного человека, все ради него отдать готова. А он собрался жениться на другой... 
Варберга. Так звали ведьму, к которой отправилась юная Гретхен. Варберга…обычная ведьма. Хотя такая ли уж и обычная?
Варберга с виду была молодой женщиной, с еще довольно симпатичным лицом, и вполне могла сойти за привлекательную даму, кабы не уродливый шрам, разрубающий правую щеку и правый глаз на 2 части.
100 лет назад, Варберга была молодой девушкой, которая жила в родной деревеньке Гретхен. Люди не знали о ее способностях,. Да и сама ведьма не особо выставляла их напоказ. До одного дня.
У Варберги была подруга-Элеонора. Девушки были дружны, и доверяли друг другу. Однажды ведьма рассказала подруге о своих способностях. И та клятвенно пообещала, что никогда ничего не расскажет.
Но однажды они обе влюбились в одного и того же парня. Элеанора обидевшись на Вабергу, решила, во что бы то ни стало убрать подругу с пути. Девушка обвинила ее в колдовстве. А за подобное в деревне карали без суда и разбора. Варберге уже готовили костер, когда Элеонора пришла «попрощаться». Разъяренная ведьма прокляла подругу, предрекая ей самой гореть на костре вместо нее.
Когда настал момент, и Варбергу вели к костру, девушка прочла заклинание, и тут случилось нечто. Палач словно обезумев, оттолкнул ее, и схватил за руку ничего не понимающую Элеанору. Девушка кричала, молила о помощи, но палач уже привязал ее к столбу и поджег хворост. Когда крики горящей Элеаноры разнеслись по площади, народ вдруг опомнился и кинулся на Варбергу. Девушка спаслась бегством, но один из кузнецов успел ударить девушку хлыстом по лицу.
Годы шли, Варберга затаила в сердце злобу, которая с каждым днем крепчала и крепчала. Ведьма знала, что наступит день, и ей выпадет шанс отомстить проклятущей деревеньке.
И вот назначенный день настал, принося сладкое предвкушение.
-Гретхен, милая Гретхен….Как же мне это все знакомо,- сладко запела Варберга, внезапно появляясь из-за огромного дуба. Огромный черный ворон, сорвался с крыши дома и перелетел на плечо хозяйки. Знала ли милая Маргарита, что именно ее пра-пра бабка когда-то была той самой подругой Варьерги? Ведьма ждала мести и цель Варберги стала близка как никогда.
Ведьма подошла к Маргарите, ласково приобняв ее за плечи повела к дому.
-Не бойся милая, я зла тебе не причиню. Я ведь тоже когда-то была молодой, я тоже любила,- ведьма оскалилась в улыбке,- В этом деле ведь все способы хороши. Не беспокойся. Посмотрит на тебя твой возлюбленный, да еще как!-глаза колдуньи сверкнули.
Скрипнула старая дверь и в комнате загорелись свечи. Ворон каркнув, вырвался прочь.
-Присаживайся, сейчас мы решим твою проблему,-ведьма ласково улыбнулась, и отвернувшись к полке с зельями сразу же задумалась.
«Ах, милашка Гретхен.. Видно в вашей семейке это наследственное. Глотку готова перегрызть из-за любви. Только вот любви ли?»
Женщина посмотрела на полку с пузырьками и склянками. Схватив маленькую склянку, Варберга резко обернулась к гостье и нависла над ней, вдруг страстно зашептала:
-Готова ли ты на все? Готова ли идти до конца, лишь бы заполучить любовь, которая досталась другой?-глаза Варберги загорелись зеленым светом, а где-то за стеной дома послышался волчий вой.
Сидевшая до этого словно мышка, Маргарита, испуганно вздрогнула.
- Готова?-строго спросила ведьма.
Девушка кивнула. И Варберга удовлетворенно улыбнулась.
-Вот и молодец… Вот и хорошо. Ах, как хорошо,-еле слышно произнесла ведьма.
-А теперь дайка мне свою прелестную ручку. Больно не будет, -колдунья натянуто улыбнулась и взяв протянутую руку Маргариты с силой уколола палец девушки. Из ранки засочилась алая, как лепесток розы, кровь. Пару капелек оной Варберга добавила в пузырек с зельем. Снадобье тут же забурлило, словно кто-то вскипятил его на невидимом огне, изменило цвет, зашипело и вдруг успокоилось.
-Вот. Влей это в питье твоего возлюбленного, и он станет твой, только твой,- Варберга покровительственно протянула склянку девушке.
Маргарита нерешительно взяла скляночку, и вопросительно посмотрела на ведьму.
-О нет. Не волнуйся. Для себя ничего я не потребую. Я ведь тоже когда-то любила. Счтай это моим подарком, -Варберга улыбнулась, и ее глаза сверкнули зеленым огнем в полумраке комнаты.
-Спасибо, добрая Госпожа. Я вовек этого не забуду!- не переставала благодарить девушка, покидая домик Варберги, и несясь сквозь лес обратно домой.
-Конечно, не забудешь,- усмехнувшись, произнесла женщина, такое вовек не забывается,- на ее лице заиграла коварная улыбка, а секунду спустя дом наполнил взрыв злобного хохота.
А Гретхен меж тем бежала к дому. Ах, милое дитя! Если б знала, какую беду ты накликала на себя, и деревню, своего возлюбленного! Но Маргарита даже  и думать не хотела о чем-то плохом. Ведь она была окрылена надеждой.
Подмешать зелье в питье Олафа оказалось делом простым. Девушка, набравшись смелости, вышла во двор, когда Олаф гнал свое стадо мимо ее дома. Добрая хозяйка предложила парню колодезной воды, и тот с удовольствием согласился.
Как только парень сделал  глоток, его лицо стало внезапно преображаться до неузнаваемости. Золотистые волосы поседели, а потом и во все исчезли. Лицо начало какую-то неимоверную пляску и в миг сделалось серым, морщинистым. В ужасе вскрикнув, Маргарита подбежала к Олафу, пытаясь хоть как-то помочь. Молодой человек, издавая нечленораздельные звуки, схватил ее за руку, и вот его рука и не рука во все, а сухая ветка дерева. Маргарита от страха завизжала, пытаясь звать на помощь. Гретхен не успела и слова вымолвить, как тугие ветви дерева, которое когда-то было Олафом, стали опоясывать ее, сдавливая все сильнее и сильнее. Попытки выбраться были безуспешны.
На крики собрались соседи, и ветви дерева стали тянуться к ним. Крики боли и отчаянья заполнили деревню. Никто не пришел на помощь. И только Варьерга, стоявшая у края леса радостно улыбалась. «Вот и все Элеанора. Проклятье сбылось!» Мерзко улыбнувшись, ведьма повернулась и заковыляла обратно в свой лес.

Какого хрена он согласился на эту подработку? Да кому блин захочется красть эту кучу никому не нужного хлама, который все вокруг почему-то считают важной частью мировой истории. Эти треснувшие тарелки и черепки от кувшинов… Тьфу! Как они могут помочь хоть кому-то в современности? Вот именно – никак. Так что сжечь бы здесь все к чертовой бабушке. Одна беда –  платят ему за обратное, а то бы он поучаствовал в таком веселье.
Фу! Они еще и трупы тут хранят. Дебилы! Подойдя ближе к «стеклянному гробу», в котором лежала подготовленная к экспозиции мумия, мужчина скривился еще сильнее, достал из заднего кармана униформы небольшую металлическую фляжку и сделал пару глотков. В порыве неуместного веселья он наклонился вперед и постучал по прозрачной поверхности.
- Эй ты, древность! Выпить не хочешь? – ухмыляясь во все тридцать два зуба, мужчина для наглядности даже поводил над головой мумии фляжкой.
Впервые за много тысяч лет ныне безымянную, а когда-то гордо носившую имя Сети мумию позволили увидеть свет. Если это так можно назвать. Какие-то вандалы вскрыли гробницу, после посовещались на незнакомом языке - и вот уже упаковали в ящик. И сейчас он лежит здесь, вынужденный выслушивать полные непристойностей слова - и было неважно, о чём он говорит - месть и ярость внезапно пробудились в высохших жилах.
Да, так и должно было быть.
Мумия медленно повернула голову, различив пустыми глазницами небритое человеческое лицо. Удар - стекло не выдержало такого напора и вот уже казавшееся мёртвым тело поднимается из витрины, чтобы схватить мужчину за горло. Сдавить шею, увидеть, как вылетят его глаза и повиснут на тонких веточках жил, как из ушей и носа польётся кровь - и как мозг прорвёт черепную коробку его пустой мозг.
В первое мгновение мужчина даже решил, что ему приглючился этот поворот головы давно умершего тела и тот инстинктивный холодок, пробежавший по позвоночнику вниз. В конце концов, ну мало ли что может человеку привидеться под высокоградусной жидкостью.
Однако уже в следующее мгновение сердце совершило в грудной клетке кульбит, затем застыло и ухнуло куда-то вниз, едва не разбившись вдребезги. Недоверие, сомнение и конечно же страх, смешавшись на лице охранника, превратили еще совсем недавно кривившееся в улыбке лицо в нечто подобное гипсовой маске, такое же белое и неестественное.
Еще немного и мужчина наверняка лишился бы чувств, но звук разбиваемого стекла вывел его из ступора. Новая порция страха не заставила себя ждать, а тянущиеся к нему забинтованные руки стали словно взмах флага на старте для спринтера. Было лишь одно исключение – в данном забеге призом была собственная жизнь. И понимая это, каким-то глубоко запрятанным за ужасом сознанием, мужчина побежал вперед, не разбирая дороги, переворачивая на ходу все, что ему попадалось под руки. Он падал, кряхтя, спешно поднимался, выкрикивая мольбы о помощи, и бежал, бежал, бежал, страшась оглянуться назад. Душа уходила в пятки, но разум продолжал твердить, что такого просто не бывает.
Поддавшись этому секундному сомнению, мужчина оглянулся, но даже не успев ничего толком разглядеть в тускло освещенном помещении, споткнулся о вдруг начавшуюся лестницу и неудачно упав, вывихнул себе лодыжку.
Беги, беги, всё равно никуда не убежишь.
Мумия выбралась из витрины. Целый новый мир открывался её мёртвым глазам. Пусть пока что она видела лишь его часть - это не имело никакого значения. А смертный... Круша всё на своём пути он нёсся вперёд и вскоре послышался грохот падения, следом ещё и ещё один. Продолжалось это недолго - ещё одно падение - и тишина.
Мумия не спеша последовала в том направлении, время от времени останавливаясь перед экспонатами египетского зала. И вскоре она была уже не одна. Те, кто прежде были живыми - они с радостью согласились подчиниться приказам, как подчинялись им всегда, когда-то, когда мир был иным.
Смертный обнаружился лежащим у подножия лестницы, поскуливающий и безумный. Повинуясь одному жесту оживлённые рабы покорно подхватили его и поставили перед господином. Пришло время...
Это все сон, это все сон… Разум никак не мог принять все происходящее за правду. Мумии не могут ходить – они мертвы! Однако сжимающие его руки нововосставших, совершенно не казались дряхлыми и трухлявыми. Они были настолько сильными, что мужчина в какой-то момент почувствовал себя легче пуха. Его дрожащие тело пыталось вырваться из цепких рук, но все было без толку.
Тошнота стала подкатывать к горлу. Но причиной тому было не расстройство желудка, а обуявший охранника страх. Он не вмещался в его тело и в буквальном смысле лез наружу. Все чувства обострились донельзя: бешеный стук собственного сердца, словно барабанная дробь гремел в ушах, шумное дыхание вырывалось из горла рывками, из-за спазмов, сжимающих горло. Страх был настолько сильным, что весь принятый алкоголь выветрился за секунду.
Разум, меж тем, лихорадочно искал пути выхода. Слова срывались с губ безудержным потоком. Несвязанные, прерывающиеся.
- От… отпустите меня… Я же пошутил… Неудачно, да. Я… я признаю.
Смертный что-то там лепетал, но мумии было безразлично. Она хотела крови, много крови. Одно тело - его недостаточно, чтобы вернуть свою высохшую плоть, наполнить вены и обтянуть тело кожей.
Человека бросили на пол посреди помещения, один из рабов принёс на деревянном подносе аккуратно выложенные инструменты для бальзамирования - остро отточенные и блестящие. Время пришло, никто и ничто уже не остановит процесс. Всё закончится и начнётся здесь. Как и должно быть.
Взяв один из инструментов, мумия задрала смертному голову и острое лезвие прочертило полосу на его лице. Потекла кровь. Кажется, он закричал. Пусть кричит, пусть надрывает голосовые связки, пусть пытается вырваться - рабы крепко его держат, а все его трепыхания лишь причиняют ещё большую боль. А боль - это хорошо.
Разодрав рывком одежду на груди человека, мумия провела спираль лезвием по его животу, втыкая всё глубже в плоть с каждым витком. Пока он ещё жив, от таких ран сразу не умирают, но чем дольше продлиться его агония, тем лучше для всех. Для всех, кто был оболган и умерщвлён. Для тех, кто проклял и был проклят сам. Для всего этого мира, который давно уже пора вернуть к истинным богам.
Просьб не слышали, мольбам не внимали. Мужчина с ужасом осознал, что это конец. Конец его существования. Каждый новый вдох в любую секунду мог стать последним, каждый удар сердца был словно таймер, отсчитывающий последние мгновения его жизни. Охранник разрыдался. Он не хотел умирать, не хотел уходить в небытие в принципе, не говоря уже о том способе, что уготовила судьба-злодейка.
Сквозь застилающую пелену из слез и не уменьшающейся истерики мужчина с ужасом разглядел острый предмет, который через секунду уже испытывал его плоть на прочность. Плоть проигрывала «сражение».
Боль разлилась по телу сначала от раны на лице, а затем распространилась вниз по телу, вслед за острым лезвием. Охранник громко и надрывно закричал. Он пытался вырваться, из последних сил пытался спастись, больше инстинктивно, чем осознанно. Наверное, именно поэтому у него ничего и не получалось.
Изощренная пытка, тем временем, продолжилась.
Запустив пальцы в рану, мумия достала длинную ленту кишок и резким рывком вырвала их из тела. А он ещё жив - эта мысль промелькнула там, где когда-то находился мозг, и ушла, растворилась в пустоте черепной коробки.
Рабы всё поняли без приказа. Двое из них схватили смертного за ноги и стали разрывать пополам. Брызнула кровь прямо на их повелителя - горячая, живая кровь и где она касалась мёртвой плоти - вырастала живая.
Бросив разорванный пополам труп на пол, рабы вернулись на свои места, поскольку уже наступал рассвет. А их хозяин толкнул дверь музея и вышел. Целый мир ждал его. Мир, полный живых и безмозглых людишек, которые просто жаждут стать для него пищей.