Кажется, она легла всего секунду назад, а кто-то уже пытался ее растормошить. Что-то нечленораздельно пробурчав, она зарылась еще глубже под одеяло, пытаясь спрятаться от назойливого голоса, который наверняка требовал от нее поскорее встать. Но какое на фиг «встать», когда она уснула пару часов назад? Голова казалась настолько тяжелой, что ее трудно было даже на миллиметр оторвать от подушки, а веки напрочь отказывались разлепляться и видеть это воскресное утро.
Под одеялом звучавший извне голос казался приглушенным. Он сетовал на какую-то железяку и грозился ее забрать. Когда пришло осознание, что под железякой понимают ее навороченный компьютер, который был ей дороже жизни, тело самостоятельно приняло сидячее положение.
- Все, я встала, - так и не открыв глаза, проговорила девушка, на самом деле даже не чувствуя сил спустить ноги с кровати.
Последовавший далее монолог мамы (а это была именно она) был знаком девочке наизусть. Общий смысл всегда один и тот же, менялись только слова. Все те же нотации по поводу раннего укладывания спать и необходимости прогулок на свежем воздухе. Бла-бла-бла, в общем.
Девушка, как обычно, не слушала, используя дополнительные секунды, чтобы поспать. И даже то, что она сидела на кровати, ей совершенно не мешало. С учетом, по большей части, ночной интернетной жизни, она уже и на уроках научилась спать, причем с открытыми глазами. Так что сидячее положение никак не могло повлиять на уже выработанную способность организма к отдыху в нестандартных ситуациях и позах.
Дверь за мамой захлопнулась, и девушка поняла, что у нее около пяти минут. До тех пор, пока не настанет пришествие номер два. Вот только так же мирно оно вряд ли закончится. Слишком часто (по мнению родительницы, естественно) она в последнее сидела за компьютером, не видя и не слыша ничего вокруг. Потому что на ушах были огромные наушники, в которых непрерывно играла музыка, заглушая любое проявление внешнего мира, а глаза неотрывно вглядывались в интернет-страницы или список контактов аськи. Особенно в последние пару ночей.
Именно воспоминание о том, как, а точнее с кем она провела эти две ночи, заставило-таки тело прийти в движение. Девушка совершила настоящий подвиг – скинула одеяло. Глаза продолжали оставаться закрытыми. Путь до ванной проходил на автопилоте, собственно, как и все процедуры, совершаемые в ней.
Наспех накинув на себя халат и автоматически сунув в карман мобильник, она с всклокоченными волосами и глазками, как у китайца, босиком прошлепала на кухню, следуя за запахом пекущихся сладких пирожков. С чего вдруг мама с самого утра озадачилась столь трудоемким делом, она и представления не имела. Да и вообще, чем бы родитель ни тешился, главное, чтобы ребенка не доставал.
Завтрак был нехитрым: огромная чашка кофе с молоком, с пылу с жару пирожки и телефон. Последнее, конечно, в поедательское меню не входило, но это средство связи давно стало ее продолжением, с которым она расставалась разве что в ванной.
Проверяя, нет ли у нее входящих сообщений в аське, она чуть не подавилась.
- Доедай все поскорее и собирайся. Тебе надо сходить к бабушке, - не поворачиваясь, проговорила мама.
- Что? Нет, ну мааааам! Я не хочу к бабушке, - захныкала девушка, откладывая надкушенный пирожок.
Ответа она не получила, что означало ужасную перспективу – идти придется. Мама споры не любила, поэтому, высказавшись один раз, игнорировала протесты, отгородившись стеной молчания. Сначала пришла злость, потом обида. Чтобы как-то выплеснуть ее, она решила поделиться этой ужасной проблемой с тем, кто ее точно сможет понять. Выбрав нужный контакт, девушка набрала сообщение:

Ответ не заставил себя долго ждать, что вызвало у нее слабую улыбку. И это несмотря на то, что улыбаться сейчас хотелось меньше всего. Мало того, что ее подняли ни свет, ни заря, так еще и засылают куда подальше.

- Мам, а обязательно сегодня? – начала она издалека. – Может, лучше я завтра после школы зайду?
Надежда, как говорится, умирает последней. Еще была небольшая вероятность того, что эта повинность пройдет мимо нее хотя бы до следующей недели. А там, может, ей не придется идти к бабушке одной. Старушка, конечно, была божьим одуваном и все такое, но девочке у нее было скучно.

- Бабушка приболела. Сходишь, проведаешь и заодно отнесешь ее любимые пирожки, - ответила мама, разбивая все надежды в прах.

От неожиданности девушка даже замерла на секунду. Чего-чего, а такого поворота событий она не предполагала. Хотела – да, но не ожидала. От того, что он согласился составить ей компанию, обязанность, которую она с удовольствием спихнула бы на кого-то другого, вдруг превратилась в возможность замечательно провести день.

Так и оставив недоеденным пирожок, девушка бросилась в свою комнату. Надо было срочно выбрать прикид, да такой, чтобы ее новый знакомый упал в обморок при ее появлении.
***
Я одиночка. Вот только не надо меня жалеть! Пока мои куцехвостые и облезлые собратья по традиции собираются в стаи и жрут оленей, зайцев и прочую нездоровую снедь, мне давно хватило ума перейти на новый уровень. Теперь я новая ступень в эволюции волка. Люпус сапиенс. Умею читать, считать и даже писать. Но не стоит сравнивать меня с гофмановским котом Мурром. Во-первых, этот позорный кусок мяса учился держать в лапе перо, а мне это ни к чему: я давно освоил интернет. Во-вторых, я на звено, а то и на все десять выше в пищевой цепи.
Кто-то сравнит меня с серийным маньяком, но это не так. Я был и продолжаю оставаться животным, которому нужно что-то есть. Я гурман. Я гений. Я животное нового поколения. Я ем только человечину и убиваю, загоняя добычу в угол там, где она меньше всего этого ожидает.
И хоть я живу в лесу, дом мой похож на дом, а не на волчье логово. Есть крыша, спальный соломенный настил, на удлинителе с надежно закопанными под землей проводами из хижины лесника работает ноутбук и маленькая лампа – мне много света не нужно, я и так отлично вижу в темноте. Есть и «кухня» у дальней стены. Там как раз валяется последняя порция, которой хватит еще на день. Пора пополнить запасы. Тем более что все уже подготовлено.
Обеими лапами навалившись на крышку, я закрыл ноутбук, закопал его листьями и выпрыгнул на улицу. Завыл, глядя на густые кроны деревьев. Встряхнулся от кончика носа до кончика хвоста. Я уже предвкушаю охоту. Сегодня она пойдет к своей больной бабуле, а я уже знаю, что она будет одна и какой выберет путь. Там-то и буду ее поджидать.
В моем гениальном эволюционировавшем мозгу уже сложился план. Добыча будет не одна – прекрасно. Осталось только вылизаться до блеска – я должен ей понравиться! Ведь мне придется ее «утешать» после не состоявшего свидания.

Тик-так, тик-так – так время проходит мимо, унося с собой даже самые страшные воспоминания, которые не дают спать по ночам.
Тик-так, тик-так – так стучат стрелки часов, вынуждая проснуться и вырваться из лап страшного сна, окутанного паутиной шерсти.
А вы когда-нибудь просыпались от ощущения, что в вас вонзаются чьи-то когти, а взмах массивной лапы сносит не только падающую от ужаса на землю шапочку, но и голову, которая удивленно моргает, смотря на беспомощное тело?     
Тик-так, тик-так – так время извещает о своих намереньях, приближая часы сна.
Тик-так, тик-так – так веки смыкаются, отрезая путь к единственной спасительной ниточке света, продирающейся сквозь густые ресницы, еще недавно измазанные в крови.
А вы, вы когда-нибудь лезли на стену из-за воспоминаний и… маскарадного костюма Волка, свисающего с дряхлого усатого тела, собирающегося вот-вот бескостной лужей рухнуть на пол, расплескав свое содержимое? 
А она помнит и до сих пор вздрагивает при виде небольшой красной шапочки, которая когда-то украшала ее голову, вместе с хозяйкой прогуливаясь по знакомым гаражам.
- Расскажи им, - шепчет длинная стрелка, одолевая короткую.
- Поделись своим горьким опытом, - поддакивает дырка в стене, из которой веет сыростью. Говорили, что стены этого дома, шикарного дворца психического заболевания, пропитаны кровью Красной Шапочки…

- Мама, я пошла к бабушке! – ручка корзинки прижалась к ладони девочки, а красная тряпочка подмигнула ей, своими концами-щупальцами подминая под себя пирожки.
Бабушке не здоровилось – ее одолевал недуг. Красной Шапочке было весело – слова корзинки ласкали ее слух.
- Пойдем через гаражи, - зазывно вторила ручка корзинки, а деревья вокруг склонялись и подталкивали улыбающуюся девочку к единственному верному пути, постепенно скрывающемуся во владениях мрака. – Зачем тратить время? – противно захихикала она, а тряпочка вторила ей, сжимая тела пирожков крепче, постепенно выпуская из них сок, что липкой лентой мягко ложился на асфальт, просачиваясь сквозь прутья.

Тик-так, тик-так – так пальцы сжимаются в кулак, принося ощущение реальности.
Тик-так, тик-так – так разум мерцает внутри, принося облегчение и забирая последнее чувство реальности перед сном.
- Чего ты боишься? – шепчет кто-то из-под кровати, доставая свою мохнатую лапу.
Говорили, это здание построено на костях Волка…

Когда тьма сомкнулась со всех сторон, вселив ужас в корзину, а красная тряпочка, взвизгнув, лопнула все пирожки, испачкавшись в их потрохах, Красная Шапочка отступила к единственному светлому пятну среди кромешных башен гаражей, что пиками возвышались над ней, постепенно обретая очертания елей. Зеленых раскидистых елей, через которые был виден мохнатый серый хвост.     
- Кто там? – дрожащим голосом, внезапно потерявшим все сказочное веселье, заговорила девочка, прижимая к груди сочащуюся соком корзину. – Я тебя не боюсь.
Хвост кокетливо махнул, а сзади раздался хруст:
- А меня? – сверкнули клыки, задрожали лапы, а хвост все так же кокетливо махнул, склизкой змеей, испачканной в крови пирожков, обвивая хрупкое тело Красной Шапочки. 
- Нет!
- А сейчас?
- Нет! – вскрикнула девочка, зажмурившись от смрада, пыльными и тяжелыми облаками взметнувшегося ввысь, осязая хлопьями на верхушках елей.
- А куда ты идешь, храбрая девочка?
- К бабушке!
- А что ты несешь, глупая девочка? – кончик хвоста ржавой пикой воткнулся в подбородок, разнося боль от эпицентра к дальним уголкам.
- Пирожки!

Тик-так, тик-так – так раздаются шаги добрых дядь и теть, вынуждая хвост прятаться под кроватью.
Тик-так, тик-так – так часы напоминают, что бабушка в тот день пропала.
- Ты не виновата, - понимающе шепчет одеяло, неаккуратной мягкой лапой гладя девочку по голове.
- Нет, это твоя вина, - повизгивает ваза, вспенивая содержимое и медленно переваривая стебли цветов, принесенных родственниками.
Говорили, что Красная Шапочка была под действием дурманящих средств, когда ее нашли…

- А далеко живет твоя бабушка? – в небе блеснула луна, заползая в раскидистые лапы ели, чтобы лучше рассмотреть Красную Шапочку.
- На другой улице!
- Наведаемся к бабушке?
- Я… я… я не знаю.
- Тогда я ее съем.

Тик-так, тик-так – так свет пробивается сквозь владения мрака, разрывая покров на маленькие куски.
Тик-так, тик-так – так первый же прохожий вызывает скорую и отбрасывает в сторону корзинку, стараясь помочь девочке.
Говорили, в тот день на ней не было красной шапочки, а волк никогда не существовал.
Говорили, что этой девочке было всего семь лет, когда она пошла относить пирожки бабушке и была найдена за гаражами. Здоровая и невредимая, но уже не прежняя.   

«Как сообщает очевидец, видевший нападение на маленькую девочку, вооруженный грабитель был вооружен и воткнул иглу шприца жертве в подбородок, до этого связав девочку веревками. Мать пострадавшей уверяет, что у девочки пропали ключи от квартиры бабушки и все предметы, составляющие хоть какую-то ценность. Сама девочка молчит, но врачи надеются, что в скором времени она заговорит и прольет свет на ситуацию».

Тик-так, тик-так. А девочка не заговорила.
Тик-так, тик-так.
- Тише, хорошая моя, - ласково прошептал Волк, вкалывая успокоительное ей в вену.
Тик-так, тик-так. Не зря говорят, что этот оплот психического заболевания возведен на костях…

Warning! От лица бабушки читать очень медленно, проговаривая каждый звук. Написано специально с выделением буквы "о", дабы получилось более реалистично. А вообще, авторы сами нажрались грибов, нечестно отобранных у бабушки =_=

Бабушка:
Ходила я вчера на рынок,
Купила внучке мандоринок.
Гляжу  – дешевые грибы!
Дай, думаю, куплю с десяток –
Сварю ей супчик из опяток:
Она обрадовалась бы!

Сегодня утром я сворила,
Попробовала – очень мило,
Гляжу – на кухне-то дрокон!
Его метлой я, сомоваром,
Хук слева, после хуком справа,
Он, бедный, слабый, на болкон!

После войны меня сморило –
Я выглядела очень хило,
И улеглася на постель.
Заснула, лишь глаза закрыла,
И снилось, что меня побила
Противная  электродрель.

Проснулось от звонка в квартиру,
Ещё бы! Ведь довно четыре.
То внучка прибегла.
Открыла дверь я без зотеи,
Смотрю - там морда волчья млеет,
Ему я каааааак дала!

Но волк, несчастная скотина,
Меня уделал в три-четыре…
Но прежде! Суп сожрал…
И зоорал на всю квортиру,
Мол, на него глядит полмира
А он трусы порвал.

Он вдруг накинулся на ванну,
Ее нозвал он Морианной,
И быстро зоглотил.
Затем он бросился к комоду,
Напялил чепчик сторомодный,
И выпил весь «Персил».

Затем он лег в кровать, мерзавец,
И стал орать, душепродАвец,
Что бабка – это он.
Я долго на него смотрела,
И пальцем у виска вертела,
Но вскоре – вышла вон.

Забыла я совсем, рёбята,
Что внучка где-то рядом-рядом,
И скоро уж придЕть.
А я ушла к своей соседке,
Полурозваленной кокетке –
Молахова смотреть.

А волк, козел, уж под одьялом
Чевойта смотрить таа-а-ак устало,
И напевает блюз.
Ай, ладно, пусть поспит, негодный
Мой супчик, право, очень «модный»..

Ильишна! Там Молахов Плюс!

А теперь глазами волка:
Как же я хотел жрать, вы не поверите! А там, на площадке, как раз так грибочками опахнуло… Ну, я не будь дураком, и позвонился в дверь. А там бабка с бешеными глазами кааааааак накинулась на меня, каааааааак начала скалкой дубасить! Да по башке-то, по башке, безбожная! Я так и впал в ступор. А она потом кааааааак сковородку-то схватила, так я еле и успел в комнату вбежать, чтобы скрыться от этой ненормальной! А там и супчик стоял… Ну, я и не удержался, попробовал! Не зря ж, все-таки, побои терпел. Вкуснятинка какая… Да только ж как попробовал – так и унесло меня. Сперва-то я «мильон алых роз» перед публикой пел, да у меня трусы порвались. Стыд-то какой, позор! И Марианна, бывшая моя, перед глазами встала! А она меня на Шарика променяла, дура! Ну, я и сорвался, сожрал её… А потом, смотрю, мечта всей моей жизни – шапка лисья. Я и нацепил. А минут через пять мне плохо стало, спать захотелось, так я и полез в кровать. И уснул. И только время от времени сквозь сон до меня доносился визгливый голос какого-то Малахова…

Ира поправила свою маленькую красную шапочку на боку пышной прически из кудрей, и осторожно открыла подъездную дверь старой панельной хрущевки, придерживая её платочком, чтобы не испачкаться. Стиль Бэби Долл диктовал свои правила, поэтому не хотелось посадить пятно на пышную короткую юбку, из-под которой торчали белые панталоны. Вообще-то, девушку звали Эльвирой, но мысли родителей в паспортном столе навевали идеи о каких-либо запрещенных препаратах: имя вышло совсем не комильфо. Поэтому она предпочитала только последние три буквы. 
Около двери квартиры, она открыла корзинку и разложила пирожки так, чтобы не было заметно отсутствия парочки, хотя юбка сидела тесновато вовсе не по этой причине.
- Бабуль, ты что, на нижний закрылась, - дверь не поддавалась, и Эльв…, простите, Ира забарабанила по пальцем по звонку.
Волк, только что отобедав бабушкой - ну ладно, не отобедав, но лучше про подробности не говорить - быстро намалёвывал на своей лохматой физиономии макияж. Видимо придётся изображать из себя совсем инвалидную бабулю, поскольку эта продепилированная старушенция, которая сто очков вперёд любой молодухе даст, ну совершенно не тянула на волчицу. И куда мы все катимся...
Куда катится мир, Волк раздумывать не стал, поскольку следовало затянуть себя в одежду бабули, которая по молодости в кабаре танцевала, да так и не вышла из этого возраста, поскольку весь её гардероб составляли короткие одёжки да перья с многоярусными бусами.
Тоже мне, Мистенгетт, - проворчал про себя Волк, нахлобучивая на голову перья.
Тут в дверь раздался звонок, сопровождаемый недовольным девичьим голосом. Волк моментом прыгнул под одеяло, поскольку затянуться в корсет он так и не успел и прокричал елейным голоском:
- Ты пни дверь посильнее она и откроется.
Не совсем изящно для девушки пнув дверь с ноги, Красная Шапочка (к чему на имена распыляться, сказка все-таки) зашла в квартиру, и, не разуваясь, прошла в комнату. Почти все бабушки являлись существами странными, так что внукам позволяли все, кроме страшного табу: выйти в мороз без шапки. Сегодня бабуля выглядела особенно эффектно, забыв, что предполагаемый пушок над верхней губой на самом деле может оказаться гусарскими усами. Незаметно положив в корзинку пару восковых полосок, Шапочка уселась на кровать.
- Бабушка, что-то ты с макияжем переборщила, по-моему. А маникюр? Почему такие большие руки? Опять соленое на ночь ела?
Услышав про большие руки, Волк немедленно спрятал свои лапы под одеяло, впрочем, тут же сообразив, что раз внучка незабвенной бабушки - ничего, пусть отдохнёт как следует, устала ведь после таких трудов - и так уже их увидела, то стоит придумать что-нибудь более-менее правдоподобное.
- А это, внученька, не от солёного вовсе. Я тут, понимаешь, танцами да акробатикой занимаюсь, вот и переборщила чуток.
Перья на голове всё время норовили съехать и потому Волк, разозлившись на дурацкий шпильки, схватил с туалетного столика возле кровати бандану и повязал поверх ушей.
Шапочка поцокала языком на такое безобразие, ведь накрашенными и при полном параде только в известных случаях в кровать ложатся. Воздержавшись от заглядывания под кровать в поисках местных шустрых старичков, она мысленно обозвала бабулю жалкой симулянткой, на которую Станиславского нет со своим «не верю». Акробатикой она занимается, ага. Девушка хихикнула и кивнула, типа поверила полностью и безоговорочно. А ведь могла пойти своими делами заниматься, а маман рассказать, что у бабули была, а потом все на старческий склероз последней свалить. Но пришла все же за делом, однако с бухты-барахты спрашивать про пенсию сочла глупым, поэтому продолжила обхаживать старушку.
- Ба, у меня тут знакомый отоларинголог есть. Ну, сама понимаешь, уши у тебя, конечно, не айс. Здоровые стали.   
Услышав про отоларинголога - надо ж слово-то какое, язык сломаешь, пока выговоришь - Волк отрицательно замотал головой, продолжая придумывать новый вариант объяснений. Что про акробатику внучка не поверила, это он сразу смекнул. Вот оно, последствие современных информационных технологий.
- Всегда уши такие были. Попробовала бы ты каждый день возле усилителей на сцене стоять - и у тебя бы опухли моментом, - в качестве доказательства Волк указал на стоявший в углу стереоцентр, под который бабуля ежедневно устраивала дискотеки и покою соседям не давала, попутно обнимая Шапочку за плечи и прижимая её к себе.
Всё идет по плану… Играла уже в голове у Шапочки песня «Гражданской обороны», когда бабуля проявила выбиваемую из нее ласковость и притянула девушку к себе. Теперь надо забить последний гвоздь в гроб…ой, то есть последний клин… В общем, не важно, я уже на финишной прямой. А вот новые колонки у бабушки как-то совсем не радовали, потому что спущенная пенсия на руках никак не оседала. Усилив натиск, Шапочка прижалась к бабушке ближе, преданно заглядывая в глаза.
- Тени новые, да? Смотрятся шикарно, глаза прямо огромные, - девушка лучезарно улыбнулась, готовясь ослепить своей доброжелательностью наивную старушку, ведь новые платья сами по себе не купятся.
Шапочка оказалась более чем податливой. Отлично - Волк уже готов был записать себе в актив ещё одно очко. А всего-то надо было распростать свои объятья. Не то, что с этой бабулей. Извращенка она, а не бабуля. И как только таких свет ещё носит? Хорошо, что теперь она минимум до завтрашнего вечера не прочухается - а то придумала, недовольных её дискотеками соседей плёткой встречать со всеми соответствующими прелестями.
- Конечно новые. «Ив Роше», - вспомнив первую пришедшую на ум французскую косметическую фирму, выпалил Волк, хотя у бабули в её косметических запасах чего только не было - от «Тянь-Ши» до «Амвей».
Похоже, что старушка занималась распространительством в сетевом маркетинге. Глупая баба, не понимает всех связанных с этим проблем, а ведь до сих пор хранит у себя в ящике акции «МММ».
Блииин! Вот пипец, еще и на тени раскошелилась. Шапочка сникла, но вида старалась не подавать, не все еще свое оружие она использовала в арсенале. Хотя, когда бабуля подтянула её еще ближе к себе, фронт работ увеличился. Из старушкиного рта пахло совсем не фиалками. Далеко не фиалками.
- Бабуль, белые зубы – это признак здоровья. Слышала когда-нибудь? Или еще и протезы новые? Какие-то крупноватые, - одним отоларингологом тут не отделаешься явно.
Теперь дело дошло до зубов. Волка так и подмывало сказать - зубки жемчуг, а губки коралл, хороши так же грудь и улыбка. Но это уже было придумано до него, поэтому он обошёлся простым:
- Нет, зубы мои, самые натуральные, - подумав параллельно - на свои бы посмотрела, торчат как у кролика.
Ему уже начинало это надоедать. Сплошное бла-бла-бла, к делу-то когда переходить? Решив, что время подошло, он обхватил Шапочку лапами.
Далее следует затемнение кадра, после которого появляется очень довольно облизывающийся Волк, разом избавившийся и от задолбавшей его и прочих жильцов дома старушки, и от её не менее противной внучки.

Персонажи: Сероволкова Людмила Прокофьевна – начальник управления лесной статистики, псевдоним – «Мымра»;  Красношапкин Анатолий Ефремович – старший статистик в указанном учреждении, псевдоним – «Мямля»; Дровосекин Юрий Григорьевич – заместитель Сероволковой;  Верочка Бабушкина – секретарша Сероволковой; сотрудники учреждения.
Сюжет: Дровосекин убивает Сероволкову компроматом на Красношапкина, но тот умудряется остаться «в призах», а Бабушкина оставлена в покое.
…На следующее утро чудесно преобразившаяся Людмила Прокофьевна с удовольствием констатировала, что она впервые в жизни опоздала на работу. И при этом не испытывала ни капли раскаяния. Более того, с наслаждением впитывала восхищенные отзывы и перешептывания  подчиненных, искренние или не очень – ей было наплевать. Например, на восторженный возглас молоденькой  сотрудницы Верочки Зайцевой: «Людмила Прокофьевна, Вы так великолепно выглядите!», она только кокетливо поправила прическу и гордо произнесла: «Я теперь так буду выглядеть всегда…».
Людмила Прокофьевна просто парила над бурлящим мирком вверенного ей учреждения, одаряя ошалевший народ улыбками, или немного корявыми комплиментами типа «Какая занятная репродукция «Джоконды»!», раскланиваясь, щебеча и расточая волны благожелательности всем вокруг.
И как можно было пройти мимо его рабочего места?
Людмила Прокофьевна наклонилась к зардевшемуся (милый, милый!) Красношапкину,  и интимным полушепотом произнесла:
— Ну, как поживает кошка?
Тот еще больше раскраснелся и пролепетал:
— Сказала, что лучше.
— Так и сказала?
— Да, так и сказала.
  — Замечательная кошка! Самая лучшая кошка на свете, правда?
И, нежно ему улыбаясь, она все же отлепилась от его стола, чтобы добраться до своего, минуя приемную, в которой её неугомонная секретарша Бабушкина в очередной раз висела на телефоне:
— Верочка, и как вам моя причёска?
— Умереть — не встать!
— Я тоже так думаю…
Впервые за долгие годы своей безупречной службы Людмила Прокофьевна, войдя в кабинет, не схватилась за очередные отчеты, не стала названивать по отделам и распекать их с утра пораньше, а, кинув сумочку и прихваченный на всякий случай зонтик на стол, плюхнулась во вращающееся кресло и покрутилась на нем. Просто так. Потому что жизнь прекрасна! 
Её не испортил даже просочившийся следом с бумагами заместитель Дровосекин, хотя после того инцидента в приемной, когда её «Шапочка» (ах, она даже слегка покраснела, представьте!) показал себя таким отважным, таким мужчиной…
Дровосекин, между тем, прервал её воспоминания фразой:
- Людмила Прокофьевна, я хотел бы Вам кое-что сказать.… Это личное… Я даже не знаю, как сформулировать…
Подмахивая отчеты, Сероволкова только небрежно помахала ручкой:
- Ну-ну-ну-ну, Юрий Григорьевич… Вы уж сформулируйте как-нибудь!
- Людмила Прокофьевна, Вы такая красивая женщина.… Такой безупречный руководитель…
- Хватит лести Юрий Григорьевич, переходите к делу!
- Вы не боитесь себя скомпрометировать?
Рука на секунду замерла над документом, потом Сероволкова рассмеялась:
-  У меня такая безупречная репутация, что меня уже давно пора скомпрометировать! А в чем, собственно, дело?
Дровосекин деланно помялся:
- Ваш роман.… С … эээ…
— Я соображаю, о ком вы говорите.
- Я знаю, почему он за Вами ухаживает.
- И?
- На той вечеринке.… У меня дома, помните, по случаю моего назначения… Мы разговаривали… Я, каюсь, посоветовал ему обратить на себя Ваше внимание, как-то проявить себя, чтобы Вы могли оценить его, как следует, и назначить на должность начальника отдела.… Ну, вот он и «проявил»… Я только недавно про это сообразил.
— А кроме вас ещё кто-нибудь соображает?
— Весь коллектив.
— Информация поставлена у нас хорошо… Можете идти, Юрий Григорьевич, благодарю за Ваши бесценные сведения.
Дровосекин ушел, а Сероволкова почувствовала себя такой … старой, что ли. Одинокой и ненужной.… Но – раскисать нельзя. Палец надавил кнопку селектора:
- Верочка, подготовьте мне приказ о назначении Красношапочкина начальником отдела легкой промышленности…
Она помолчала.
- …А потом вызовите его ко мне!
…Красношапкин буквально прибежал на вызов через несколько минут, и его карман грели два билета в цирк. Ну а куда еще можно было так быстро достать билеты посреди леса? Радостный, едва прикрыв дверь, и стоя к ней еще спиной, он воскликнул:
- Людмила Прокопьевна! А я нам два билета в цирк…
Обернувшись, он увидел, как Сероволкова властно указала ему на стул, и процедила сквозь зубы:
- Садись…эээ…тесь!
- …Купил…
Красношапкин вмиг съежился, внутренне и внешне, и робко присел на стул. Сероволкова постучала ручкой по столу и высказалась:
- У нашего руководства, то есть у меня, родилась, как ни странно, мысль: назначить вас, одного из ведущих работников отечественной статистики — чего там скрывать, ха-ха-ха! — начальником отдела лёгкой промышленности. Ле-е-егенькой такой промышленности, да…
- Но я не…
- Короче говоря, я уже подписала приказ о вашем назначении начальником отдела!
- Тогда я... я отказываюсь от этой должности!
- Помилуйте, Анатолий Ефремович, будьте последовательны, Вы же так её добивались!.. Вы… Вы столько артистизма проявили на пути к победе, что не побрезговали даже постелью собственной начальницы, которую на самом деле терпеть не можете!
Красношапкину все стало ясно, Дровосекин, гнида, подсуетился, за ту оплеуху, которую он ему давеча отвесил.
- Ах, да... Но.. Понимае…те, дело совсем не в этом... Я не думал, что я влюблюсь в Вас... Вот... И как Вам вообще в голову пришла такая мысль?!
Сероволкова хмыкнула.
- Не перебивайте, пожалуйста! Я и сам собьюсь… Я же... Ах, как все сложно... Я люблю Вас!
- Не любите.
- Это вам Дровосекин такое сказал? Почему вы мне не верите?!
— Вы утверждали, что я чёрствая!
— Почему? Мягкая!
— Бесчеловечная!
— Человечная!
— Бессердечная!
— Сердечная!
— Сухая!
— Мокрая!.. Ох, простите, Прокопья Людмиловна…
Сероволкова вскочила с кресла и забегала по кабинету. Следом за ней забегал и Красношапкин.
— Почему вы всё время виляете, Красношапкин? Что вы за человек? Я не могу вас раскусить!
— Не надо меня кусать! Зачем раскусывать?
Сероволкова остановилась.
- Не будем спорить, товарищ Красношапкин. Как я сказала, я уже подписала приказ. Идите и приступайте к своим обязанностям.
Тут взъерепенился и Красношапкин.
- А я сказал, что отказываюсь от должности!
Сероволкова вспылила:
- Хорошо! Пишите заявление!
- А вот и напишу! Вот сейчас и напишу! – Красношапкин размашисто, постоянно оглядываясь на Сероволкову, кое-как накалякал заявление. - Вот, держите ваше заявление!
Мельком глянув на бумагу, Сероволкова поморщилась:
- Вы неправильно написали!
- Что же я там такого неправильного написал? Я могу и переписать...
- Вы не указали причины отказа. Перепишите! Обязательно перепишите! Это для кадров, знаете ли… Необходимо.… Да… Вы пишите, пишите!
Страсти в кабинете ощутимо накалились: разозлившийся Красношапкин только что не рвал ручкой бумагу, а Сероволкова нависала над ним, пытаясь разобрать, что же он там выводит, и, как автомат, повторяя:
— Пишите, пишите!
— Не торопите меня, я не пишущая машинка!
Рассвирепела и Сероволкова.
— Кстати, я надеюсь, материально Вы не очень пострадали? Билеты в цирк не пропадут?
— Ну, безусловно! Я загоню их по спекулятивной цене!
— Ага.…  Ну, в вашей практичности я нисколько не сомневалась, товарищ Красношапкин...
— Вы проницательны, товарищ Сероволкова!
— Только, пожалуйста, пишите побыстрее: у меня куча дел!
— Ничего, подождёт ваша куча. Ничего с ней не сделается!
— Плохо учились в школе? Я так и знала, что вы — бывший двоечник!
— Оставим в покое моё тёмное прошлое…. Вот, получите!
Красношапкин гордо протянул Сероволковой свое произведение и выжидательно на неё уставился. Сероволкова вчиталась:
— Вы уходите, потому что директор вашего учреждения Сероволкова…
— Ну-ну, смелее, смелее!
— Самодур?!
— Угу. САМОДУРА!
Сероволкова сначала опешила, а потом буквально взбеленилась:
— Ничего не скажешь, вы настоящий современный мужчина!
Но взорвался и Красношапкин:
— Какое вы право имеете меня так оскорблять?!
Сероволкова уже не помнила себя от ярости:
— Ещё одно слово, и я запущу в вас графином!
В последний момент Красношапкин уловил серьезность намерений и попытался «дать задний ход»:
— Если Вы сделаете это графином, значит, Вы действительно меня… Того-этого…
Сероволкова ахнула, в гневе схватила первое, что подвернулось под руку – лежавший на столе зонтик – и атаковала Красношапкина по всем правилам ведения боевых действий, яростно и целеустремленно.
Перепугавшийся до полусмерти Красношапкин несколько секунд под градом ударов пытался открыть дверь кабинета в другую сторону, приговаривая:
— Где у вас тут двери…?
— Где надо, там и двери!
— ... открываются!
И наконец, ему удалось выскочить в приемную, пред ясны очи онемевшей от изумления Верочки Бабушкиной, собравшейся поливать цветы, да так и застывшей с маленькой леечкой в руках.
— Не бейте меня по голове, это моё больное место! – закрывался Красношапкин.
— Это ваше пустое место! – истерически вопила Сероволкова, продолжая экзекуцию.
- И сзади меня не бейте - это тоже мое больное место! – Красношапкин буквально кружился по всей приемной. - Черт, вы уронили мои очки и наставили синяков.…  Я иду на риск!
Красношапкин развернулся и громко проорал в лицо Сероволковой: «Мымра!», заставив женщину застыть от удивления,  а сам выхватил из рук Верочки лейку и, хлебнув из носика, выбрызнул воду в лицо своего руководителя. И вот это было зря: едва проморгавшись, Сероволкова, держа погнутый зонт в одной руке, другой потянулась за стулом…
Верочка ахнула: «Ну, всё, Красношапкин, Ваше дело труба…», а смертельно испугавшийся собственной смелости и её последствий Красношапкин тут же за неё спрятался, приговаривая:
- Не надо в меня стулом!.. Что ж Вы делаете-то?.. Положите стул на место!.. Не надо стулом!.. ВЕРА!.. СПАСАЙТЕ ОТЦА ДВУХ ДЕТЕЙ!..
Стул Сероволкова не взяла. Но рявкнула:
- Поставьте Веру на место и не трогайте больше руками! – и возобновила атаку зонтом.
Красношапкин снова заверещал:
- Ой! Ой-ей-ей!.. Вера!.. Помогите!.. Вызовите милицию!.. Ай!.. «Скорую помощь»!.. Ой, это тоже больное место... И службу газа!.. – а потом зигзагообразной трусцой припустил из приемной в коридор в надежде, что Сероволкова в людном месте оставит его в покое.
Как бы не так! Разъяряясь в конец, Людмила Прокофьевна устремилась вслед за беглецом, успевая не только увесисто поколачивать «негодяя» по всем доступным зонту местам, но и раскланиваться с подчиненными и посетителями управления.
Бедный Красношапкин виляющей торпедой пронесся по всем коридорам и лестницам управления, и, упреждая тайфун по имени «Людмила Прокофьевна» на какие-то считанные секунды, вылетел на улицу, отчаянно махая обеими руками удачно проезжавшему мимо такси.
В такси-то он залез, да не до конца, а набежавшая мегера продолжила избиение и наполовину забравшись в машину. В салоне зонтом было не размахнуться, потому амазонка сменила тактику - бросив зонт, она вцепилась в уши Красношапкина и начала крутить его голову туда-сюда, пытаясь оторвать и выбросить вон этот ненужный хлам.… Вот это стало последней каплей уже для Красношапкина.
Махнув рукой на последнюю видимость приличий, он рывком втянул женщину в салон, прямо к себе на колени, захлопнул дверцу, и, не обращая внимания на сыпавшиеся на него удары кулачков, яростно впился ей поцелуем в рот, оборвав на полуслове её бесконечные:
- Отпусти…
Невозмутимый водитель даже не повернул головы.
- Куда едем?
- ПРЯМО! – Красношапкин оторвался от её губ только на секунду, а после снова начал целовать её жадно и страстно – милую, затихшую, не сопротивляющуюся…
Машина тронулась…
Конец эпизода: …через девять месяцев в семье Красношапкиных было уже три сына..."

Я надеюсь свято, эта сказка
Детям добрый преподаст урок.
Половину текста я проплакал,
Потому что ржать уже не мог.
(Маленьким читателям от авторов).
Знали бы вы, какие волки на самом деле ранимые существа! Память о причиненной им боли они хранят годами, вынашивая гнусные планы мести, которые спешат претворить в жизнь, едва появляется возможность. А еще, если вы не знали, волки являются самыми настоящими экстрасенсами и видят все, что с ними происходит в альтернативной реальности. А почему иначе они так дергают лапами, когда спят? Это вы со стороны умиляетесь зрелищу, а им на самом деле очень страшно!
Вот и сегодня, увидев этот кошмарный сон, товарищ Волк жутко перепугался, проснувшись в холодном поту и в мокрой шерсти. И в влажной бабушкиной постели, в которой он невольно задремал, ожидая товарища Красную Шапочку.
«Я отомщу!» - подумал он, клацнув зубами. – «Сначала товарищ Шапочка не дала мне пирожок, когда я был волчонком, да еще и пнула, а теперь из-за нее я погиб в параллельной вселенной! О, Боги волков! Почему же Вы так жестоки?!»
А у товарища Шапочки всё шло по плану. Она очень внимательно ознакомилась с содержанием сказки и теперь хмуро вышагивала по самой длинной дороге, спотыкаясь на бесчисленных колдобинах и собирая цветочки. Громаднейший букет уже можно было использовать вместо дубины, но девочка продолжала останавливаться у каждой чахлой ромашки, стараясь отсрочить неизбежное. Её совсем не радовала перспектива провести в желудке у товарища Волка какое-то время, пусть даже это продлится всего несколько секунд. Но там же будут всякие пищеварительные ферменты, химус и вечно недовольная бабушка, к которой её прижмёт вплотную. Бррр-р, какая мерзость.
Однако долго ли, коротко ли, а путь Шапочки из пункта А в пункт Б всё-таки завершился. Красная, движимая неумолимыми сказочными законами, тихонько поскреблась в дверь, искренне надеясь, что её не услышат. Или, как вариант, что никого не дома. Наивно, конечно, но мало ли?..
Товарищ Волк, предававшийся своим пафосным и вовсе не сказочным мыслям, тут же навострил уши, но мгновенно прижал их обратно к голове, чтобы они не топырились из-под милой розовой шапочки с белыми кружевами, стянутой с мертвой бабушки, что сейчас толкалась в животе.
- Сиди смирно, дурная бабка! – прорычал он, с размаху ударив себя в живот, и, закашлявшись, старческим голосом прохрипел: - Кто-о-о-о там?
Перепуганная Шапочка шумно сглотнула за дверью, пытаясь списать реплику про бабушку на слуховые галлюцинации. Она ведь тоже ела эти пирожки... Ну, с грибами. Хотя бабушкин голос сам по себе оптимизма не внушал - да, она болела, но у неё было старческое слабоумие, а вовсе не туберкулёз. А звуки она издавала такие, что и туберкулёзник на последней стадии позавидовал бы.
- Это я, внучка ваша. Принесла вам пирожок и горшочек масла! - еле слышно пролепетала девочка. То, что внучка находящемуся в доме не она, а тамбовский волк, было ясно, как день Божий.
- Дерни за веревочку, дитя мое, дверь и откроется! – призывно пропел Волк, слыша звон колокольчика и последовавший за этим скрип.
То, что в какой-то реальности некому Тому Крузу очень не повезло с его невыполнимой миссией, очень смешило товарища Волка, который сейчас потирал руки, точнее, лапы, в ожидании скорейшей мести, ведь его миссия была вполне себе выполнима.
Пролетарские каблуки товарища Шапочки застучал по деревянному полу, явно отставая от забившегося скорее сердца товарища Волка, что заерзал в постели, натягивая одеяло повыше, и звучно закашлялся.
- Положи-ка, внучка, пирожок на стол, горшочек на полку поставь, а сама приляг рядом со мной! – продолжал он запевать бабушкиным голосом. – Да согрей меня, внученька, да согрей меня, родненькая!
Красная разложила продукты по указанным местам и не без опаски прилегла рядом с Волком. А теперь ей требуется сказать ему... Что? От страха слова совершенно вылетели из головы.
«Я слишком молода, чтобы умирать? Деньги забери, пирожки забери, девственность забери, только жизнь оставь? М-м-м... А, вот, точно».
- Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие... - девочка замялась - у волка большим было практически всё. Но, судорожно поскрипев мозгами, Шапочка всё же припомнила самую выдающуюся, на её взгляд, часть лохматой анатомии: - ... зубы?
«Чёрт, это же была конечная фраза. А даже из-за одного неверного слова сюжет может повернуть в абсолютно другую сторону».
- Эм-м-м... Может, ты забудешь, что я только что сказала?
«ЧЁРТ!»
- Бабушка-бабушка, почему у тебя такие большие ла... –
«О, чёрт, чёрт, чёрт!»
- ...руки?.. - голос товарища Красной заметно ослабел и затих окончательно.
Товарищ Волк сразу понял, что что-то не так. Нет, то, что действие происходило в СССР и изначально пошло не своим чередом, его ни капли не удивляло, а вот очевиднейшая спутанность сознания товарища Шапочки заставила клыкастого напрячься. Она ведь все говорит и делает совершенно неправильно! Из-за этого их сказочный социалистический мир пошатнется! Точнее, уже пошатнулся, пробиваемый разрушительной силой капитализма. Эффект бабочки, фиг ли.
«Это срочно нужно прекращать!» - в панике подумал товарищ Волк, выскакивая из-под одеяла и клацая зубами.
- Чтобы поскорее съесть тебя! – прорычал он, совершенно позабыв о том, что должен был другое отвечать про руки, ведь все его мысли были сосредоточенны на вопросе о зубах.
Которыми в совершенной профессиональной злобе вцепился в плечо товарища Шапочки, резко разгрызая ткани, чувствуя, как теплая кровь наполняет рот. Правда, она отчего-то была со вкусом грибов.
Шапочка и моргнуть не успела, как всё, чего она боялась, всё, чем с самого детства пугала её мама, произошло. Было больно и почти не страшно. Наоборот, товарищ Красная испытала что-то вроде глубочайшего облегчения и заодно подметила, что кровь на её новеньком брусничном плащике не особо бросается в глаза.
- Послушай, нельзя же так сразу... Без суда и следствия, - серьёзно произнесла девочка, деликатно отодвинув от себя морду товарища Волка. - За что ты так со мной, брат?..
- Не брат я тебе, гнида красношапочная! – оскорблено взвыл товарищ Волк, защищая свою светлую советскосозную честь, которую попытались нагло опорочить. – Не выйдет у нас дружбы народов!
С этими словами клыкастый, не желая больше вести диалоги с гадкой изменницей, в один присест (приклык?) откусил товарищу Шапочке голову, со звучным хрустом ее разжевав, после чего уже проглотил остальные части тела, потихоньку отгрызая их одну за другой.
Вот так глупо на самом деле и умерла Красная Шапочка. А вы говорите «дровосеки, дровосеки», «спасут, спасут». К слову, о них. Какая же сказка о Красной Шапочке без этих самых дровосеков? И тут они были. В дом русский заходили, что-то на чужом языке говорили, пока не наткнулись на товарища Волка, жадно пожирающего пирожки за столом.
Красная флегматично повернула голову - как она её повернула, если та лежала отдельно от тела, остаётся загадкой, но это же сказка, как-никак. Снаружи доносился какой-то шум, приглушённый толстой волчьей шкурой. Девочка вынула свою ногу из бабушки и пододвинулась поближе к стенке желудка, чтобы лучше слышать. Звук выбиваемой двери, та-ааак... И грубые мужские голоса с американским акцентом:
- Oh, my god!.. Here is wolf-transvestite!.. You are arrested by police of customs!.. Remove it immediately!.." (О, мой бог! Здесь волк-трансвестит! Вы арестованы полицией нравов! Снимите это немедленно!).
Дровосеки, наверное. Товарищ Шапочка пожала плечами и подхватила проглоченный Волком пирожок. Ей было уже всё равно. Во-первых, она умерла, во-вторых, находилась под грибами - в прямом смысле этого слова. Чёртова грибная начинка лезла во все щели. Девочка недовольно пнула ногой по чему-то мягкому - ибо нефиг, жрать меньше надо!
Товарищ Волк изумленно уставился на товарищей дровосеков, явившихся в чистую высококультурную социалистическую хрущевку в кожаных тесно облегающих штанах и косухах на голое тело. Челюсть товарища Волка от такой наглости мгновенно оказалась на полу не столько от того, что они сказали (так как он в юности учил немецкий язык и вовсе их не понял), а от того, как они выглядели. С громким криком «В СССР секса нет!» ударник волчьего труда кинулся на небратских гнид, вновь в один присест (приклык?) откусывая сразу две головы (так как челюсть все еще была растянута до пола от удивления). Проглотив гадкие головы, товарищ Волк брезгливо отпнул от себя тела, ведь столь ужасающую бескультурную мерзость проглотить никак не мог, как тут же ощутил всеразрушающий удар капитализма уже изнутри. Напевая «Hail the sexual revolution» группы «Army of Lovers», Волк стянул с себя бабушкино платье и надел один из костюмов дровосексов, отправившись на свой первый гей-парад. Так и рухнул советский союз.