Ах, люди когда-то говаривали, что совсем недавно… да вот в этом, 2011 году, случилась преинтереснейшая оказия. Бывал такой Федор Иванович – земля ему пухом, - который в технике хорошо разбирался: все мастерил чегой-то и мастерил, да смастерил на свою голову седовласую. Эту… машину времени, во! Испытал он ее, да помер. И, кажись, результата никакого, но в одном небольшом городке, что ныне на карте помечен, появился мужик неопознанный, узкоглазый и с длинными такими волосами, да с бородкой козлиною. А одеяния-то у него были чудные: у нас-то в халатах нынче но ходют-то. Но не об этом люди сказывали, а об инциденте пресмеснейшем…
Сидя в кухне за столом, на котором лежала замусоленная скатерть я курил бычок, подобранный на лестнице. Курил и смотрел на деда своего, в прошлом Кастета, в нынешнем - алкаша.
- Вот и прикинь, вышагиваю я такой, все нипочем, а чо почем не по мне, курю сигаретку, мотаю барсеткой, а навстречу мне этот халат узкоглазый выплывает. И как давай на меня щели свои пялить! Я, естессно, подрулил к нему, - сопли пузырями, пальцы топорами, - и говорю такой: куда путь держим, гастарбайтерщина?
«- День выдался прекрасным: сакура клонила свои ветви с нежными шелковыми цветками к земле, прислуга принесла замечательный сакэ, который мы распили с Икиру-саном во имя нашей будущей победы в войне, но когда мы играли в шоги, вдруг начало происходить что-то неведомое, словно Царь Эмма разгневался на меня. Все стало меняться и приобретать затейливые очертания: неведомые доселе дома из странного материала, странные чаши, из которых несло помоями, люди, разодетые в нелепые одеяния, а на ногах у них вместо гэта что-то невоображаемое. Я так решил, что если я попал в загробный мир по велению самого Царя Эмма, то должен умереть с честью: я вытащил свой вакизаси и уже хотел вспороть себе живот, как один из этих странных достопочтенных обитателей мира Эмма подошел ко мне, но обратился очень странно. Возможно, он был когда-нибудь малоимущим, что даже тут изъяснялся иначе. Но я его понимал, не учитывая лишь странную манеру произносить слова и вести себя так, словно только что подстригшийся в монахи ребенок. И тогда я ответил ему: «Мой путь заканчивается здесь, достопочтенный господин, - я даже поклонился, посчитав, что следует выразить ему свое уважение, - я готов принять кару, уготованную мне великим Царем Эмма. Не хочешь ли ты оказать мне честь и провести священный ритуал, чтобы мой дух освободился от бренного тела?» И тогда я протянул ему свой вакизаси, понадеявшись на его добродетель, но этот обитатель загробного мира поступил очень странно…»
- И знаешь, чо эти патли бабские сделали? – я решил сначала пропустить еще по одной, дабы дед мой не особо шокировался от произошедшего. – Тычет он в меня ножичком своим, называя его как-то не по-русски, и тугарит такой «давай, ритуаль». Я ему, есстесно, говорю «чо?!». А он мне «ну давай, ритуаль же, дай шкуру сбросить в честь Эммануэля», короче. И тут я присмотрелся и понял, что не проста эта тыкалка. Чо продать пацанам на районе или в переулке где за какие-никакие, но зеленые, а, может, и розовые. И пока этот забаененный ждал от меня чего-то, я ножичек-то – чик! – и взял, в спортивку сунул и пошел. Пусть стоит дальше глюки ловит!
«- Мне сначала показалось, что мы не поняли друг друга: больно озадаченным выглядел этот достопочтенный обитатель загробного мира, восклицал подобно девице, которую не одобрила сваха. Но оказался он далеко не столь честным, каким должен быть истинный самурай: он принял мой вакизаси и спрятал его в непонятный и ранее невиданный мною мешок. Возможно, мы друг друга не так поняли, отчего я решил вновь изъясниться – ведь не проделки же это хитрого Царя Эмма, что решил заточить меня в своем царстве! «Достопочтенный господин, - я заторопился за ним, - я хотел, чтобы вы провели священный ритуал! Но сейчас же вы без спросу крадете мой вакизаси и поступаете так, как претит поступать уважающему себя феодалу».»
- И говорю я ему: «Слышь, ты, халат раскосый, я тебе не фея и не дам, еще раз такое тявкнешь, получишь в жбан с ноги, ты понял, на? Ваще благодарностей не слышу, а то ж я могу и халат твой забрать, и сланцы, и телефон. Так что катись колбаской, пока жив, забудь про свой васипетизаси. А он, вместо того, чтобы по нормальному срулить и завалить хавальник, как давай меня грузить!
«-И тут мне вспомнилась одна старая присказка про Краба и Обезьяну, и я решил поделиться с незнакомцем этим бесценным опытом, чтобы он осознал свои ошибки и поступил так, как полагается самураю. «Есть у нас в стране Восходящего Солнца народная мудрость, - тотчас же начал я, поспевая за его размашистым шагом, но не уследил за странным продолговатым возвышением, что попалось мне под ногами, и едва ли не рухнул наземь, упуская возможность договориться и обойтись без насилия, хоть честь моя была запятнана, - в которой говорится про воровство. Согласись, достопочтенный человек, сейчас поступаешь ты неправильно, беря без дозволения мое оружие. Так и в этой мудрости народной поступила завистливая и бесчестная Обезьяна, что одурачила честного Краба! Нашли они себе пропитание: Краб комок риса вкусного, а Обезьяна семечко каки. Позавидовала она находчивому Крабу и хитростью выменяла его комок риса, сказав, что вырастет через восемь лет огромное дерево, полное какие. А Краб поверил и посадил это семечко, поливал и заботился о нем годами, надеясь узреть свои плоды. И на восьмой год выросло прекрасное ветвистое дерево, полное плодов спелых и зеленых», - заторопился я, стараясь увлечь незнакомца рассказом, но что-то пошло не так…»
- И начал он мне гнать про макак, сраки, крабовые палочки и какие-то деревья с галлюциногенными яблоками. Я думал, врежу ща, а то чо он прилип, как говно к ботинку, но тут, короче, приятель мой вдалеке показался, Шурик. Так вот мерси трубам, чо зрение у Шурика минус триста, а то б потерял я уважение райнское, что узкоглазого слушаю. Схватил я его и потащил в сторону оттуда, прижал к стене и говорю: «Слышь ты, хватит за мной сандалить, отпендоривайся куда хочешь, а то твоей же тыкалкой из тебя салат нарублю или сыр сделаю!»
«- Но так и не осознал он своей ошибки, а только прижал меня к стене, словно собирался зарезать, но почему-то медлил. И тогда я воспользовался ситуацией, все же веря, что где-то в глубине души живет чудесная сакура, которая наставит на путь истинный: «Также поступила и Обезьяна, когда узнала, что у Краба выросло шикарное дерево! Он обратился к ней за помощью, ведь ноги его были коротки, а она, вкусив плод, решила не делиться и попросту убить достопочтенного Краба, который готов был дать ей взамен плоды этого дерева. Но нет же, забросала она его неспелыми плодами, что не выдержал даже панцирь. И умер Краб недостойно, но Обезьяна поступила хуже. Так не будь ты этой Обезьяной, прояви сострадание и познай истину этого мира. Если ты будешь следовать путем самурая, ты сможешь стать ближе к богам. Но если ты окажешься трусливой Обезьяной, ты превратишься в жалкого человека, которого еле как носит земля! – я все пытался достучаться до него, надеясь, что мои слова не потонут в бульканье крови. Но нет же, не спешил этот обитатель загробного мира разделаться со мной, а продолжал внимать, смотря недовольно, словно так и не ставший Дзе-мастером ученик».
- И… всё. Этот чувак меня конкретно напряг своими глюками! Как давай пороть: обезьяна убила крабовую палочку каками, что-то еще завернул и вперился щелями своими. А я стою, висну, пытаюсь вообще впариться, что за хрень он снес, да не могу. Каки, макаки! Наркоман упоротый! В общем, пораскинул я мозгами и решил, чо на фиг с ним связываться. Махнул руку, отдал ему этот васипетизаси, да как давай ноги уносить, пока он не решил, что я палочка, а он – макака. Так вот, чо я хотел спросить-то, дед. Ты в водку с утра ничего не подмешивал, а?
«- Заговорил я тогда дальше: «Пришел сын Краба домой и увидел это горе. Только догадался он, что это Обезьяна во всем виновата и устроил ей ловушку, попросив помощи у достопочтенных господ. Вот и позвали они… - я замер в недоумении, смотря на убегающего обитателя загробного мира, которого, видимо, призвал долг, но закричал вслед, желая досказать историю: - Пришла обезьяна на похороны, не признав своей вины и возгордившись умом своим, так и полегла от меча самурайского Краба! И мой сын отомстит за меня, за честь мою поруганную!»
Так мужичок этот, что самураем себе гордо величает – ишь какой! – долго грозился на нашего родного мужичка всех собак спустить. Только вот опять эта оказия произошла – домой он попал. А там долго-долго про наш мир сказывал, сына стращал да вместе с ним обидчика искал. Не нашел: поделом гастарбайтерам, что паспартов и прописок не имеют.
