Эмили и в университете Эмили.
Все совпадения случайны. Все происшествия выдуманы. Ни одна книга не была подвергнута насилию и не была изнасилована – их девственно-чистые листы до сих пор покоятся на неприметных полках в одной неприметной и опустевшей комнате.
Предисловие:
А вы когда-нибудь знали… нет, вы вообще когда-нибудь представляли, что замухрышка, угодившая в официантки, могла бы стать квалифицированным юристом, которому связи мамули ой как помогли бы? Нет? Вот и я не представляю, но ведь в жизни бывают всякие чудеса, и даже Ксавьера Эмили Джонс умеет угробить собственную жизнь. Но что было бы, если бы она все же училась в престижном университете и до сих пор оставалась такой, какая есть? Эта история явно поможет нам понять, что горбатого исправит только могила.
Каждая сказка начинается с радостного «Жили-были»…:
Прекраснейшее утро с прекраснейшим солнцем, столько прекрасно потревожившим… отнюдь не прекраснейший, а сладкий сон Ксавьеры Эмили Джонс, ознаменовало последнюю попытку собраться с силами и все же хоть что-то выучить. Только как это сделать, если макушка покоится на мужской груди могучей, от которой отлипать не хочется, а в таком положении сложно достать до тетради рукой и хоть одним глазком подглянуть, что за день завтра такой? Вдруг померещилось и вовсе не экзамен? И вообще, какой завтра экзамен?
- Встать или не встать? – сонно замурлыкала дева наша, посмотрев этим самым одним глазком на будильник и от нечего делать – а скорее от удивления неписанного – приоткрыла второй, моргнула хорошенько и еще разочек подняла горе очи на будильник, чтобы потом с силой отлепиться от привлекательной груди могучей и сесть. – Упс.
Да, говорила же мамочка, что в восемь утра хорошие девочки не ложатся спать. А почему? Да просто потом рано встать они никак не смогут, да и болит тело их бренное от невиданных испытаний, коими наградила их ночь прошедшая.
А что деву нашу так потревожило? Неужто не встала она часов в двенадцать? Неужто уже ночь глубокая и поздно хвататься за тетрадку и хоть краешком глаза найти название экзамена и шпаргалки подготовить? Но что за напасть?! Пять часов вечера, есть еще у девы нашей возможность с силами своими богатырскими собраться и встать с кровати с одеялами скомканными, чтобы грызть гранит науки.
- Говорила же мама вчера, кажется… - припомнила Ксавьера слова маменьки и вздохнула горько, ладонями от кровати отталкиваясь да к столу медленно подбираясь, чтобы среди кучи тетрадок странных и исписанных, презервативов открытых и бутылок початых найти одну единственную, с девочкой красивой, что цветок несказанной красоты держит. – Да где же ты, твою мать? – рыкнула тихо Эмили и бутылки со стола поставляла, чтобы под рукой не мешались и не бренчали от злости, стол содрогающей. Не могла дева наша найти сей клад знаний, что даже пригорюнилась и вздохнула теперь уже жалостно, взглянула на богатыря могучего, что постель ее полностью оккупировал, и подумала, не воспользоваться ли силушкой его, чтобы нашел беглянку и торжественно вручил деве беспомощной?
- Боян, - промолвила Джонс, оставляя все попытки свои тщетные, - мне помощь нужна.
Но мужичок был вовсе не промах – сон у него был таким же богатырским, что и руки могучие, способные хоть весь мир держать на весу. Так что пришлось деве нашей вновь направляться к кровати оккупированной и хитростью женской действовать: залезла Ксавьера на простыни, осторожно – сон тревожить ей так не хотелось – подобралась на четвереньках к любовнику богатырскому и со всей силы поцеловала его в щеку. Не возымел трюк смертельный никакого действия, что пришлось помощью щекотки пользоваться. Но и это не помогло – всхрапнул богатырь наш огромный и дальше спать вздумал. Вот и пришлось Эмили всю волю свою в кулак собрать и иначе детинушку будить. Да и больно хорош орган его богатырский, что устоять невозможно…
И разбудила она детинушку, на голову свою-то, что ночью заснуть не могла, да тетрадку открыть так и не потрудилась.
… но не всегда заканчивается не менее радостным «долго и счастливо»:
Вот и наступил день долгожданный, тучками хмурыми ознаменовав настроение Ксавьеры Эмили Джонс, что оплошность свою понимала, но до конца не принимала, пока юбочку учебную искала, по полу ползая да в углы темные заглядывая. Больно уж пылким любовник ее был, долго с одеждой не церемонился.
Опоздала дева наша, потому что аудиторию долго искала: бегала все по корпусам, каблуки в пыль стирала и наконец-то примчалась, пригорюнилась. Шел уже экзамен, а студенты готовились, недовольно воззрившись на опоздавшую. Но что это за странная эмоция, что сверкнула в очках чьих-то прозрачных? Неужто это недоумение? Да, чем-то странным запахло в аудитории, пока принимающий экзамен профессор разрешал Ксавьере нашей опоздавшей билетик тянуть. И выпал билетик под номером пятым, распрекрасный билетик по греческому, о чем Джонс пока не догадывалась.
Поблагодарила она профессора, что очки приспустил, когда юбочка колыхнулась, еле ноги девичьи прикрывая, и отправилась Эмили на место свободное, где воззрилась на вопросы и стала вспоминать, проходили ли они это вообще или же просто чудится, вечеринка тогда была, что ничего подобного дева наша припомнить не может?
- Говорила же мама, - тихо припомнила слова своей маменьки Ксавьера и стала думу думать, размышлять, как сдавать и что делать, чтобы отвлечь от вопроса мужчину седовласого. И выход был один, и ждать долго не было смысла великого, так что после студента бравого, вызвавшегося первым идти, пошла и Эмили, что в силах своих не была уверена, но хотела судьбу испытать, да счастье свои попытать.
Села она рядышком, стул тихонько придвинула и локоток на стол водрузила, и ногу на ногу запрокинула, чтобы коленочки были видны, да, может, и трусики из-под юбки подмигивали.
- Начинайте, - не повелся седовласый преподаватель, лишь скептически взглянул и посмотрел на бумажки свои разложенные, жаждя ответа услышать на вопрос экзаменационный, но вместо этого:
- Может, я вам отсосу? – так искренне поинтересовалась Ксавьера, что профессор даже покраснел и галстук поправил. От стеснительности – подумала бы Джонс; от гнева – поняли бы все сразу.
- Вы готовы отвечать? – храбро продолжил профессор, чья рука и ручка уже хотели поставить Эмили двойку.
- Ну, ладно… могу дать, но это уже за четверку, - пожала плечами дева наша, пальцами своими юркими и наглыми коленку преподавателю гладя. Словно возбудить его это должно было, словно эффект возыметь какой грозилось, но…
- Двойка, - звучал его ответ возмутительный. Такой возмутительный, что Ксавьера наша зачетку даже швырнула, резко со стула несчастного вставая и профессора, что перед ней, всеми словами проклиная.
- Я бы и так не дала старому отвратительному старикашке, - гордо нос свой к небу воздев, вещала наша Эмили, удивленно позже взглянув на удивленного и недоумевающего профессора:
- А Вы из какой группы, девушка?
- Джи, семьдесят пять, - столь удивленно ответила Джонс, что даже моргнула, на стул несчастный снова присев.
- Так Вы не на тот экзамен пришли, девушка. С Вами мы встретимся в следующем году. Надеюсь, Ваш ответ не будет таким блестящим, как сегодня. Всего доброго.
И только тут до девы нашей дошло, что попутала она не только экзамены и аудитории, но впопыхах даже и лиц студентов не разглядела. А ведь действительно, не было среди них тех, которых она знала бы.
Однако сказка все равно продолжается:
Ксавьеру Эмили Джонс из университета не выгнали, но теперь наша Эмили знает, что время от времени стоит в тетрадки смотреть.
Эмили даже в Африке Эмили, что уж говорить об университете, откуда дева наша, как известно, позже сбежала и жизнь новую в кафе начала, где стала простою служанкой, но жила долго и была счастлива.
*
